Текст книги "Любовь по заданию редакции"
Автор книги: Саша Майская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Значит, продолжительных стрессов вы больше не испытываете?
– Нет. Я вполне доволен. Кстати, именно поэтому я и не женат…
Общее хихиканье. Потом Бобсон выгнал Анжелу и начал изгаляться над Андреем по полной. Откуда-то явились пожарный шлем и комбинезон, серыми тенями замелькали костюмеры и гримеры – в подчинении у Бобсона находился целый штат затюканных и запуганных им до полусмерти сотрудников.
Анжела плюхнулась рядом со мной и простонала:
– Ой, не могу, я ему дала бы хоть сейчас.
– А он взял бы?
– Это мелко, Семиножкина. Только вот этот порок сердца… Не хотелось бы, чтобы он скончался в моей постели.
– До твоей постели вы не доберетесь. У него поезд вечером.
– А до меня ехать десять минут. Ты че, ревнуешь, что ль?
Я вспыхнула и громко чихнула. Аллергия моя вернулась, и потому больше всего я сейчас нуждалась в хорошем запасе носовых платков и упаковке кларитина.
Вскоре съемка закончилась. Я вскочила с места первая. Да, вероятно, именно сейчас Анжела Мессер уведет у меня из-под носа мужчину моей мечты, но с такими соплями у меня все равно нет ни единого шанса.
Андрей легко спрыгнул с подиума и подошел к нам.
– Дамы? По чашечке кофе?
Анжела просияла.
– С удовольствием. У нас тут на углу отличная кофейня. Можно прямо сейчас пойти и…
– Отлично! Анжела, вы идите, а мы с Евгенией Васильевной на пару минут поднимемся к вашему боссу. Нужно же сказать ему последнее «прости»?
Я стояла ни жива ни мертва. Зачем это ему понадобилось подниматься со мной наверх?
Анжела разозлилась, но виду практически не показывала. Выйдя из студии Бобсона, уже потерявшего к нам всякий интерес, мы с Андреем повернули к лифтам, везущим наверх, а Анжела, даже собственной тугой попкой выражая негодование, направилась к выходу. Уже у дверей она обернулась и крикнула:
– Андрей, не заставляйте девушку ждать!
Андрей молча помахал ей рукой, дождался, когда она скроется за дверями, после этого развернулся ко мне, схватил за локоть и довольно бесцеремонно втолкнул меня в лифт.
Мы оказались наедине, да еще и в таком замкнутом пространстве – представляете, что творилось с моими носом и глазами? Я сопела и хрюкала, при этом стараясь не смотреть на темноволосого и крайне рассерженного красавца-ветеринара. Андрей же совершенно не обратил внимания на мои мучения. Он прижал меня к стенке и прорычал:
– Отвечай, только быстро: это была подстава?
– Чего?
– Вчерашняя встреча была подстроена?
– Сбрендил? Да я чуть не умерла, когда тебя увидела сегодня в кабинете у Вадика!
– Еще раз задаю вопрос: вчера, в «Авокадо Клубе» ты не знала, что я – герой вашего следующего номера?
– Во-первых, не знала и знать не могла. Во-вторых, дай носовой платок, я больше не могу втягивать в себя сопли. В-третьих, ты что, засекреченный? В чем подстава?
Андрей отступил на шаг, сунул мне в руку носовой платок и нахмурился. К счастью, в этот момент лифт остановился на промежуточном этаже, и в него ввалилась целая толпа, поэтому у меня появилось время все обдумать.
В мой кабинет мы вошли, сурово печатая шаг и сердито сопя; я, по понятным причинам, сопела значительно громче.
Андрей немного помолчал, а затем сказал уже гораздо спокойнее:
– Я не засекреченный. Просто я очень не люблю гламурные журналы и совершенно не рассчитывал на повышенное внимание к моей персоне. Я приехал, потому что мне позвонил мой старый приятель и сказал, что у меня хотят взять интервью насчет пожара. Я прикинул, что это шанс привлечь внимание к положению нашей райбольницы, а заодно решил прикупить для моей зверофермы лекарств. Приехал в Москву, зашел оттянуться в бар, с девушкой красивой познакомился, провел с ней шикарную ночь – а наутро выясняется, что на карауловскую больничку всем начхать, из меня собираются сделать гламурного мачо с обложки, а среди собирающихся это сделать стоит та самая девушка, с которой я совершил за ночь массу предосудительных поступков…
– Ну у тебя и самомнение!
– В каком смысле?
– Ты решил, что если ты сейчас заартачишься, то я выйду вперед и начну тебя шантажировать?
Андрей неожиданно рассмеялся – искренне, до слез. Потом сквозь смех произнес:
– Ну, у тебя даже есть, ЧЕМ именно меня шантажировать..
На мгновение я замерла, а потом со мной случился приступ неуправляемого смеха. Так мы стояли и хохотали, как два школьника, а потом он, спросил:
– Хорошо хоть получился, мой-то?
Я вспыхнула и снова засмеялась.
– Отлично! Тебе есть чем гордиться.
– Ой, не могу… Называется, съездил в столицу повеселиться… Ладно, пошли. А то несравненная Анжела от досады выпадет из лифчика.
По дороге мы зашли к Вадику, и Андрей очень серьезно сообщил, что подумает, давать ли разрешение на размещение своей фотографии на обложке.
– Знаете, я ведь довольно мистически отношусь к подобным вещам. Энергетические потоки, то-се.
Вадик (обожавший всякую муру, связанную с эзотерикой) всплеснул ручками.
– Я вас умоляю, Андрей! От наших читателей всегда исходит только позитивная энергия! Соглашайтесь!
– Я подумаю. И позвоню. Вы позволите похитить у вас Евгению Васильевну на полчасика?
– Она вся в вашем распоряжении.
Вадик даже представить не мог, насколько близок он был в тот момент к истине.
Совместное распитие кофе я помню плохо, поскольку антигистамины в лошадиных дозах стали действовать как снотворное. В результате с мужчиной своей мечты я попрощалась вяло и едва ворочая языком.
Вернувшись домой, я помахала Лесику рукой и завалилась спать. Проспала я до середины воскресенья, а могла бы спать и дальше, но ко мне примчались Катька и Маринка и стали требовать с меня подробностей моей бурной ночи. Я, неожиданно для себя самой, уперлась и наотрез отказалась предъявлять им силиконовый шедевр, а когда подружки, разочарованные, удалились, спрятала неприличное напоминание о самом своем безрассудном поступке на антресоли и постаралась выбросить мысли об Андрее из головы.
ЧЕРНАЯ МАГИЯ КАК ОНА ЕСТЬ
Понедельник и вторник никакими событиями не блистали. Женя Семицветова сидела на рабочем месте и читала бесконечные статьи, бегала к дизайнерам, проверяла почту Вадика – словом, вела свой привычный образ жизни. Приключение с красавцем-ветеринаром несколько поблекло и казалось ей теперь чем-то вроде сна – приятного, захватывающего и несомненно эротического, но нереального. Вечером во вторник Бобсон принес готовую обложку следующего номера, на которой Андрей Долгачев красовался в небрежно расстегнутом пожарном комбинезоне, и тут сердце Жени слегка екнуло, но и с этим она справилась вполне удовлетворительно.
Гром грянул в среду с утра…
Вадим Альбертыч позвонил Жене по местному телефону и абсолютно загробным голосом приказал ей явиться на производственное совещание через десять минут. Женя сдавленно чертыхнулась и отправилась в кабинет босса.
В предбаннике курила Анжела Мессер. Сегодня, несмотря на жаркий день, гламурная дива была утянута в черную кожу и накрашена в стиле «лучшая ведьма нашего городка». При виде Жени она приветственно взмахнула холеной ручкой с наманикюренными когтями кроваво-алого цвета и сообщила:
– Тебе привет, Семипопкина!
– Семицветовы мы… От кого?
– От Андрея. Мы с ним болтали вчера вечером. Согласился на все. Гонорар попросил перечислить на счет больницы Караула. Ну не псих?
Настроение стремительно понизилось до нулевой отметки. Значит, с этой крашеной кошкой он болтал по телефону, а у Жени, у женщины, с которой провел ночь, даже номерочек не взял…
Все, надо забыть и наплевать. Теперь ее карьера пойдет вверх, можно будет задуматься о хорошей партии, приложить некоторое количество усилий, найти себе жениха…
Внутренний голос насмешливо поинтересовался, о каких именно усилиях идет речь? И где она собирается искать жениха? И какова вероятность того, что партия окажется хорошей?
Женька приказала внутреннему голосу заткнуться и твердым шагом вошла в кабинет. Анжела лениво вплыла следом.
Вадик, весь в черном, стоял у окна, молитвенно сложив руки на груди и вперив взор в небесные дали. За столом с абсолютно загадочным видом сидела вся правящая верхушка редакции. Женька осторожно опустилась на крайний стул и с интересом покосилась на импозантного мужчину лет сорока, сидящего рядом. Тот поймал ее взгляд и галантно поклонился, впрочем, с места не встав.
– Эдуард Кононыхин. Отдел продаж. Я новенький, но всех присутствующих знаю давно, а вот о вас только слышал. Вы ведь Евгения?
– Ага. Евгения. Очень приятно. А что случилось, почему совещание?
– Понятия не имею. Рассчитывал сбежать пораньше и завалиться в хороший ресторан. Не желаете составить компанию?
Мысленно Женька показала внутреннему голосу язык: накося выкуси! Вот и первый кандидат. Вслух же осторожно сказала:
– Я бы с удовольствием, но Вадим Альбертыч вряд ли меня отпустит…
Вадик отвернулся от окна и вперил трагический взор в шепчущуюся галерку. Слух у Вадика был отменный.
– Вадим Альбертыч никого не отпустит. Более того, я объявляю военное положение. Настройтесь на серьезный лад, ибо сейчас я сообщу вам нечто ужасное.
В голове у Женьки немедленно пронеслось: спонсоры разорились, счета арестованы, тираж опечатан, нас всех увольняют… Эдуард Кононыхин насмешливо прошептал:
– Если нас всех сейчас уволят, мы с вами точно пойдем в ресторан. Во всем нужно искать позитив.
Вадик неодобрительно покосился на Кононыхина и вновь застыл в позе трагического отчаяния.
– Прежде чем начать, официально предупреждаю: все, что вы услышите, не должно покинуть эти стены. Малейший намек на утечку информации – уволю любого. Без выходного пособия. Это ясно?
Собравшиеся согласно покивали и с интересом воззрились на шефа в ожидании продолжения. Вадик обвел всех взором умирающего лебедя и понизил голос до хрипа.
– Скажите мне, соратники: как вы относитесь к черной магии?
Пауза, повисшая над столом, не была особенно напряженной. Об увлечении главного редактора эзотерическими учениями знали все, относились к этому лояльно и с пониманием. Вадик сокрушенно уронил голову на грудь.
– Ограниченные люди меня окружают. Ладно. Буду краток. Над нашим детищем нависло проклятие. Злой рок. Сглаз. Поле отрицательной энергии. Называйте как хотите – факт остается фактом.
Женька Семицветова уставилась на лист бумаги прямо перед собой. Только не хватало, чтобы Вадик окончательно сбрендил. Тогда о ресторанах и поиске женихов придется забыть до его выписки из дурдома.
Анжела Мессер решила внести свежую струю здравого смысла.
– Вадим Альбертыч, как вы знаете, я вовсе не склонна легкомысленно отрицать существование энергетических полей, но… нельзя ли поконкретнее? Что именно случилось?
Вадик смерил Анжелу долгим и серьезным взглядом, вздохнул – и заговорил почти нормальным голосом.
– Дело в следующем. Вы все помните героев наших последних трех выпусков?
Ираклий кашлянул и недовольно заметил:
– Естественно, Вадим! Певец Челобитьев, стриптизер Маугли и модельер Рубашкин. На этой неделе в продаже номер с экстрасенсом Шамановичем, а следующим пойдет герой из провинции, тот ветеринар из города Атас…
Анжела кротко поправила шеф-редактора:
– Он из Караула.
– Что?
– Не Атас, а Караул. Хотя Атас мне тоже нравится, но в этом есть что-то киргизское…
– Хорошо, пусть Караул. Вадим, я не понимаю, у нас какие-то проблемы с авторскими правами, или… что?
Вадик издал очередной тяжелый вздох.
– После выхода номера с Маугли герой предыдущего номера, Челобитьев, попал в больницу после удара током прямо на сцене. Якобы был неисправен микрофон. Неделю спустя, когда вышел номер с Рубашкиным, стриптизер Маугли поскользнулся на банановой кожуре и сломал ногу. Позавчера на модельера Веню Рубашкина набросилась в парикмахерской фанатка Святослава Кроликова и несколько раз ударила его по голове феном…
Эдуард не удержался и фыркнул. Вадик строго посмотрел на него и заметил:
– Ничего смешного, Эдик! Фен был отнюдь не портативный, а стационарный, парикмахерский. Она сорвала с него кожух и нанесла Вене серьезные травмы. Как вы думаете, что все это означает?
Народ безмолвствовал. Вот теперь тишина стала гнетущей. Женька заерзала и осторожно пролепетала:
– Вадим Альбертыч, а может, это просто совпадения?..
Вадик помолчал, а потом вдруг патетически возопил:
– Молитесь! Молитесь, чтобы это были простые совпадения! Лично я в подобные совпадения не верю, потому что слишком много знаю о темной стороне этого мира, но вам верить в это необязательно.
Он пробежался взад-вперед вдоль своего стола и вдруг пояснил абсолютно нормальным голосом:
– Я вовсе не призываю вас кропить будущий тираж святой водой, но о конкуренции, надеюсь, все наслышаны? В Москве каждый день регистрируется несколько журналов одной с нами направленности. Борьба за место под солнцем ведется нешуточная, и в ней все средства бывают хороши. Если про нас пойдут слухи…
Бобсон, будучи материалистом и пессимистом, не выдержал и рявкнул:
– Да какие слухи, Вадим?! Что над теми, кто снимается на нашу обложку, тяготеет проклятие?
– Я же говорю: необязательно в это верить. Достаточно пустить слух, что с теми, кто снимается у нас в журнале, обязательно случается что-то плохое – и мы погибли. Через месяц у нас упадут продажи, потому что, во-первых, мы не сможем затащить на обложку никого из звезд, а во-вторых, идиоты-читатели решат, что и с ними что-то может произойти.
– Хорошо, но Шаманович-то пока цел и невредим?
– Вот именно – ПОКА! С понедельника в продажу поступит номер с ветеринаром. С этого момента я буду следить за Шамановичем.
Ираклий растерянно произнес:
– А нам что делать? Свечку, что ли, ставить каждый день?
Вадик усмехнулся горькой и загадочной улыбкой.
– Не шути с этими вещами, Ираклий! Не смотрите на меня, как на идиота, друзья мои. От вас я требую только одно: никаких комментариев, никаких ответов на вопросы, никаких обсуждений наших дел с посторонними. Если на дружеской вечеринке вы вдруг услышите: «Говорят, в «Самом-Самом» фотомодели мрут, как мухи…» – делайте вид, что оглохли. Мы не можем давать пищу слухам.
Эдуард Кононыхин солидно кашлянул.
– Вообще-то это очень разумно, друзья мои. История издательского дела знает куда более абсурдные примеры того, как солидные издания прекращали свое существование из-за самых нелепых сплетен…
– Благодарю за понимание, все свободны. До понедельника. Евгения! Останьтесь…
Жизнь вернулась в привычную колею.
В четверг они с Кононыхиным все-таки сходили в ресторан. Все было в высшей степени пристойно и красиво. На прощание Эдик пригласил ее в кино. На романтическую комедию. Женька согласилась.
Ее немного тревожило отсутствие аллергической реакции на Эдика. Вроде бы на гея он не похож, хотя в наше время ни за что нельзя ручаться…
В пятницу она подписала номер с Андреем в печать, испытав нечто вроде мстительной радости, когда выводила свою фамилию наискосок через улыбающееся загорелое лицо ветеринара. К семи часам вечера редакция затихла, и Женька начала собираться домой. Звонок Вадика застиг ее на пороге.
– Евгения! Бегом ко мне.
Она вздохнула и пошла к шефу. В конце концов, когда же это кончится?
Вадик встретил ее у двери, буквально за руку втащил в кабинет и торопливо закрыл дверь на ключ. Потом повернулся к Женьке и свистящим шепотом распорядился:
– Сядьте!
Она послушно плюхнулась на стул. Вадик сел напротив и сообщил:
– Я только что узнал: Шаманович упал с платформы метрополитена!
– Какой ужас!
– Сломал обе руки. Для него это кошмар – он же лечит наложением рук.
– Действительно, кошмар…
– Для нас это тоже кошмар, так что приготовьтесь услышать то, что я… хочу вам сказать.
– Слушаю.
– Вы в курсе всего происходящего и должны понимать, почему я прошу именно вас сделать то, что… я сейчас попрошу вас сделать!
Женька выжидающе глядела на Вадим Альбертыча. Тот набрал воздуха в грудь.
– Я поручаю вам, Евгения, отправиться в Караул и провести несколько дней в доме ветеринара Долгачева.
– Что? Извините, Вадим Альбертыч, я как-то не совсем поняла…
– В понедельник выходит его номер. Поскольку несчастье с Шамановичем случилось раньше срока, я хочу, чтобы всю неделю, пока номер с ветеринаром будет в продаже, и некоторое время после этого вы приглядывали за Долгачевым.
Женька проблеяла:
– При…гля…дывала?
– Вы будете отчасти нянька, отчасти телохранитель. Вы идеально подходите для этого.
– Иде…ально… под…хожу…
– Вот именно – идеально. Долгачев к вам хорошо относится, вы ему симпатичны. Я взял на себя смелость заранее позвонить ему и предупредить, что вы приедете к нему.
– При…еде…те…
– Якобы вам нужно написать статью о жизни врачей и ветеринаров в маленьком провинциальном поселке.
– Напи…сать…стать…ю…
– Ну, вы ж сами хотели попробовать себя в журналистике?
– Да… себя… в журналистике… попробовать…
Вадик необыкновенно взбодрился.
– Ну вот, вам и карты в руки. Все, что от вас требуется, – сделать так, чтобы наш бравый ветеринар не попал в какую-нибудь беду. Ходите за ним хвостом, требуйте внимания к себе, отвечайте на телефонные звонки, отвлекайте его от пожаров и наводнений.
От злости Женька обрела голос и способность изъясняться внятно.
– Вадим Альбертыч, и как, я по-вашему, буду это делать?!.
– Хорошо, хорошо, хорошо! Даже если с ним что-нибудь случится – дайте мне знать немедленно. И сделайте так, чтобы исключить утечку информации.
– И как я туда попаду?
– Поедете на машине, естественно. Я уже арендовал для вас «тойоту». Вы же умеете водить?
– Очень плохо! И только в городе.
– Ничего, справитесь.
– А где я буду жить?
– У Долгачева достаточно большой деревенский дом.
– А когда ехать?
– Завтра утром.
– Но…
– Всего дней десять. На природе! Вдали от шума городского! Вы же мечтали об отпуске?
– Но я…
– Вот вам примерный набросок статьи – и не благодарите!
Женька в полуобморочном состоянии потащилась к двери. Уже на пороге Вадик снова окликнул ее:
– Да, вот еще что…
Она повернулась, покорно ожидая дополнительных указаний.
Справедливости ради нужно отметить, что здесь Вадик отвел глаза.
– Возьмите с собой Матильду. Доктор Долгачев согласился заодно стерилизовать ее.
Немая сцена. Занавес.
ЖЕНЬКА
Я металась по квартире, собирая вещи и помирая от злости. Разумеется, злость была абсолютно бессильной и оттого еще более противной. Лесик сидел – против обыкновения – на серванте и с тревогой следил за мной своими янтарными глазищами. Примерно в половине второго ночи до меня дошло, что надо куда-то пристроить и его. Он, конечно, способен проспать и больше недели, но кормить-то его кто-то должен?
Я позвонила Маринке. Во-первых, она любила кошек, во-вторых, кошек и непосредственно Лесика любил Маринкин Стасик, в-третьих, я очень надеялась на то, что сейчас они оба спят и мне удастся их разбудить.
Я их не разбудила, но оторвала от стола – пришлось утешаться только этим. Маринка была оживлена и весела, и я ее прекрасно понимала. Нормальные люди все так живут! Ходят по пятницам в гости или зовут друзей к себе, в субботу отсыпаются, а воскресенье проводят дома, или идут в театры, библиотеки, в парк, наконец… И только ненормальные неудачницы, чей карьерный рост заключается в выгуливании собачек главного редактора, мечутся среди ночи с перекошенным лицом, пытаясь сообразить, что нынче носят в Карауле.
Кстати, это было действительно важно. Мне не хотелось особенно выделяться из общей массы, но и демократичные спортивные костюмы я на дух не переносила. Кроме того, там же комары, наверное?! И всякая разная мошка, от которой меня с моей аллергией разнесет немедленно и навсегда.
Внутренний голос ехидно напомнил, что я все-таки еду к доктору, но тут трубку наконец-то взяла Маринка.
– Але? О, сосуд скорби! Привет. Не спится?
– Марин, у меня завтра… командировка, можно тебе Лесика закинуть на недельку?
– Ой, Жень, а мы со Стасиком в среду улетаем… Сейчас соображу. Давай так: до среды я его подержу, а потом переброшу Ольге, она уходит в отпуск, потому что у нее ремонт. Идет?
– Идет…
Радости в моем голосе не было никакой совсем, потому что я вдруг представила себе моего несчастного кота, привыкшего к тишине и покою, среди ободранных обоев, побелки и краски. Хотя дареному коню в зубы не смотрят…
Короче, утром я встала совершенно разбитая, не выспавшаяся, с заплывшими щелочками вместо глаз и огромной картофелиной вместо носа. Возможно, на взгляд постороннего все выглядело и не так страшно, но ощущала я себя именно так.
Вадик позвонил снизу, но подниматься отказался наотрез. Я, шаркая ногами, спустилась во двор – и некоторое время пребывала в ступоре, рассматривая ультрамариново-голубую «тойоту», ослепительно сиявшую на солнце. Если карауловцы не сведут эту красоту в первую же ночь, то я – маршал Буденный…
А вот Матильда меня порадовала. Она бросилась мне навстречу с истеричным лаем, встала на задние лапки и страстно задышала открытым ртом. Она явно мне обрадовалась, и мне это было приятно, хотя в носу защекотало мгновенно.
Вадик выглядел суровым и несколько недовольным. Судя по всему, он надеялся, что я спущусь прямо с вещами, сяду в машину, и он сможет помахать нам с Матильдой рукой, а заодно и удостовериться, что я действительно уехала. Однако я была тверда и сообщила, что без кофе я не человек, а до Караула по самым максимальным прикидкам часов пять, не больше… Короче, с шефом мы простились довольно холодно.
Зато встреча Матильды и Лесика напоминала встречу Тристана и Изольды. Матильда перешла на ультразвук еще в лифте, нетерпеливо скуля и подвывая, и, едва я открыла дверь, ринулась в квартиру, словно маленькая лохматая торпеда. И тут мой ленивый, вечно спящий, флегматичный кот с проникновенным мявом свалился с кровати и поскакал навстречу этой швабре с бантиком! Они начали топтаться посреди ковра, причем Лесик в тревоге обнюхивал Матильдину физиономию – не случилось ли с ней чего непоправимого в разлуке? – а Матильда часто-часто лизала Лесика в нос крохотным розовым язычком.
Пока я смотрела на эту идиллию, в голове моей оформлялась все более четкая мысль. Я перезвонила Маринке и все ей рассказала, взяв с нее страшную клятву хранить тайну… Ну, вы понимаете. Через полтора часа я погрузила в багажник сумку со своими вещами, на переднее сиденье положила карту автомобильных дорог России, пачку влажных салфеток, упаковку кларитина, темные очки, мобильник, бутылку воды и пакетик леденцов; на заднее же сиденье были торжественно водружены две переноски, обитые стеганым материалом. Дверцы я открыла и чуть развернула их лицом друг к другу. Из голубой испуганно выглядывал несколько ошарашенный Лесик, из розовой, сердито – Матильда. Подавив в себе неуместное желание перекреститься, я села за руль – и Приключение началось.
В первую аварию я чуть не влетела на первом же перекрестке, потому что именно на этом месте раздался звонок мобильника. Нет, самого звонка я не испугалась, но когда поняла, КТО это мне звонит…
Голос Андрея в трубке был спокоен и чуть насмешлив. Я немедленно вообразила, что теперь он подумает, будто я нарочно подстроила историю с этой статьей, чтобы добраться до него. Однако он ничем себя не выдал, коротко и очень понятно объяснил, как лучше ехать, а напоследок даже проявил своеобразную заботу, сказав:
– Если не взяла, то купи по дороге резиновые сапоги. Лучше литые.
И отключился. Я припарковалась аккурат под знаком «Остановка запрещена» и торопливо распечатала пакетик леденцов, размышляя, что может значить слово «литые» применительно к сапогам, после чего впала в некоторое оцепенение. Куда я еду? Зачем я туда еду? Как можно было поверить в бредятину, которую нес Вадик? В любом случае, каким образом я могу противостоять порче, напущенной на героев наших репортажей?
Из ступора меня вывел милиционер. Он стоял совсем рядом с моей машиной и сокрушенно качал головой. Я торопливо опустила стекло и заискивающе улыбнулась на всякий случай. Милиционер не обратил на меня никакого внимания и продолжал сокрушенно пялиться на капот моей машины. Матильда на заднем сиденье встрепенулась и решила размяться. Встав передними лапами мне на плечи, она оглушительно затявкала прямо мне в ухо. Одновременно у меня зачесалось в носу, и я шумно чихнула, а Лесика от переживаний стошнило на коврик. Милиционер, привлеченный всем этим шумом, выпрямился и посмотрел на меня с явным отвращением.
– Вот есть же такие… ав-то-лю-би-те-ли!
– Я что-то нарушила?
– В том-то и дело, что нет. Вы остановились в сантиметре от границы знака. Вот еще бы этот маленький сантиметрик – и я бы уже составлял протокол. Или договорились бы…
– Так я могу ехать?
– Можете. Всего хорошего.
Скрывшись от милиционера, я припарковалась в более уединенном месте, выпустила Матильду погулять, почистила машину и дала Лесику водички. Потом звери улеглись на заднем сиденье, Матильда занялась вылизыванием задней лапы Лесика, а я съела второй леденец и сверилась с картой. В принципе, в таком темпе мы доберемся до Караула через каких-то пару дней…
Рассказ о пробке на выезде из Москвы я опускаю, потому что за эти два часа не произошло ничего интересного, кроме того, что укачало нас всех троих. Уже на загородном шоссе движение пришло в норму, и теперь я мирно тащилась со скоростью пятьдесят километров в час, провожая настороженным взглядом летящие мимо машины и периодически прикладываясь к бутылке с водой. Звери икали на заднем сиденье. В два часа позвонила Маринка.
– Салют. Как дела?
– Плохо. Зверей укачало, меня тоже.
– В тебе я не сомневаюсь. Впрочем, ты же едешь к доктору – вот он тебя и подлечит.
– Ох, плохо это кончится!
– Жень, ну ведь это же не твоя идея? С тебя и взятки гладки.
– Я могла отказаться.
– Отказаться от чего?
– Ну…
– Гну! Отказываться от возможности провести неделю-другую на лоне природы, в компании офигительно красивого ветеринара, с которым тебя связывают воспоминания о не самой кислой ночи? Это глупо, Семицветова.
– Можно подумать, что я еду на свидание! Да мне даже пальцем нельзя его трогать!
– Это почему?
– Потому что у него сердце больное!
– Ну, не умер же он в прошлое ваше… общение?
– Ему противопоказан затяжной стресс, а тут являюсь я, да еще с Матильдой и Лесиком. От такой компании и без всякого секса инфаркт можно получить.
– Так я и поверила, что ты неделю протянешь с ним под одной крышей без этого дела!
– Тихомирова, есть разница между нынешней ситуацией и случайной встречей в полутемном баре? Теперь мы знакомы.
– Ну и хорошо. Сама говорила, что он симпатичный и тебе хотелось бы завязать с ним нормальное знакомство.
– У меня аллергия!
– Дурь у тебя, Семицветова, а не аллергия. Вот что, мне надо бежать, потому что Стасик купил билеты в кино. Звони мне на мобильный и постарайся настроиться на позитив.
– Нет у меня никакого позитива! А я тоже хочу, как у вас со Стасиком! И в кино меня сегодня Кононыхин приглашал – а я еду черт те куда!
– У тебя все будет, как только ты перестанешь возиться со своим придурочным Вадиком и займешься собой. Чао!
Я с отвращением бросила трубку на сиденье и мрачно вцепилась в руль, решив настраиваться на позитив прямо сейчас. Для начала неплохо бы сообразить, где это мы находимся…
Чем дальше мы удалялись от Москвы, тем интереснее становились дорожные указатели. Мы проехали деревеньки со следующими именами: Кармановка, Хохол, Хреновое, Васильевский Остров, Омутище, Зекинское и Воробушки. После Воробушков, к большой моей радости, началась настоящая природа. На горизонте виднелся темный лес, по обе стороны от дороги расстилались поля, пока еще в основном черные, но кое-где уже покрытые зеленой порослью. Я не могла гарантировать, что это будущая золотая нива, но дышалось здесь определенно свободнее, если не считать пристроившегося впереди трактора, из выхлопной трубы которого валил густой черный дым.
Когда звери стали икать совсем угрожающе, я подыскала небольшую полянку в окантовке из тонких березок и елочек и осторожненько съехала на обочину. Вышла из машины и решительно распахнула заднюю дверь. Отважная Матильда выкатилась из машины и пошла нюхать травку, а мой бедный Леонард замер на самом краю сиденья, подозрительно оглядываясь по сторонам. Я ласково подпихнула его в пушистый зад и уселась на его место, с умилением наблюдая за тем, как проходит знакомство двух до крайности избалованных домашних зверей с дикой природой.
Потом мы перекусили, после чего Лесик удалился в кусты и вернулся оттуда страшно гордый и довольный. Матильда застолбила за собой практически всю полянку по периметру, и я уверена, что дикие звери еще долго будут обходить ее стороной. Территорию Матильда метила со зверским выражением на морде и с глухим рычанием.
Небо стало лиловым у нас над головой и розовым на горизонте. Дорога шуршала под колесами, указатели информировали меня, что до Уржума, к примеру, осталось всего-ничего, а вот до Уфы еще ого-го сколько, я потихоньку клевала носом, но при виде надписи «Караул 15 км» воспрянула духом и проснулась.
Мобильник у меня перестал работать через полчаса после того, как я поговорила с Маринкой, а автоматы меня не интересовали, поскольку я не знала домашнего телефона Андрея (да вряд ли он у него и был). Поэтому, въехав в город Караул, я сбросила скорость и поползла вдоль тротуара, приставая к редким прохожим с вопросом, где у них тут деревня Караул. Ответы поражали разнообразием. Некоторые утверждали, что «речку переехать надотъ, но паром все одно закрыт». Другие настаивали на этом берегу, но километров на десять назад. В конце концов я решила пристать к правоохранительным органам, и вот тут они меня удивили.
Московский гаишник надменен и подозрителен. Он в человеке за рулем видит исключительно потенциального нарушителя и потому отвечает нехотя и сквозь зубы, сверля вопрошающего подозрительным взглядом: мол, если не знаешь, как проехать, зачем вообще туда собрался?
Здешние милиционеры собрались вокруг моей заляпанной, но все еще шибающей в глаза ультрамарином машинки и стали наперебой предлагать мне возможные варианты поиска деревни Караул. Постепенно я уяснила суть происходящего.
Областной центр Караул когда-то, до революции, был большим и богатым селом. Здесь стоял храм Георгия Победоносца, по воскресеньям разворачивалась громадная ярмарка, а от пристани ходили большие пароходы.
С течением времени богатое село превратилось в бедный райцентр, но поскольку уезжать отсюда было особо некуда, жители расползлись по окрестностям. Географически они создали много мелких населенных пунктов, но топографически продолжали оставаться все тем же Караулом. Разумеется, в наличии имелись и Верхний, и Нижний, и Средний, и даже Малый Караулы, обязательное Заречье официально именовалось Караул Зареченский – и вот тут я потихоньку впала в панику.







