Текст книги "Спасай и женись"

Автор книги: Саша Майская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

12

Игорь Васильевич Волынский сидел в своем кресле за своим письменным столом в своем кабинете – и не верил своим ушам.

Баба Шура оказалась прирожденным скальдом. А также акыном, аэдом, сказителем, бардом и менестрелем в одном флаконе. То и дело переходя из одного литературного стиля в другой, она в течение сорока пяти минут разворачивала перед Волынским эпическое полотно такой насыщенности, что аж воздух потрескивал. Тут были и злодеи, и герои, и беззащитные красавицы, единственной опорой которых все эти годы была старая нянька… Коварные обольстители, жадные уроды и просто нехорошие люди. И простой, симпатичный паренек с пудовыми кулаками и золотым сердцем. Короче, весь набор.

Игорь Васильевич дослушал бабу Шуру и с шумом выдохнул воздух. Потом кротко спросил:

– Значит, сейчас все мои… сотрудники спасают мою дочь? Во главе с Волковым? А почему же тогда я сижу здесь и слушаю тебя, баба Шура? Почему я опять в стороне? Ведь это мою дочь похитили! И я, старый болван, согласился на этот самый план, абсолютно идиотский…

Баба Шура простерла длань – иначе и не скажешь – в сторону Игоря Васильевича и изрекла:

– Деньги людей портють!

Подумала и добавила:

– Не, не так. БОЛЬШИЕ деньги людей портють. И не всех.

– Баба Шура, что мне делать? В милицию звонить?

– Сиди, Васильич, жди звонка от Волкова. Жорик умный, из него хороший зять выйдет…

– Что?

– Ниче. Это я так. В том смысле, что должен же быть у тебя в доме хоть один умный человек. Кроме меня.

– Баба Шура, ты все-таки не очень…

– А ты хвост-то не поднимай! Продал родную дочь за три рубля?

– Ничего себе три рубля! И никто ее не продавал, что ты несешь…

– Несет курица яйца! Разрешил ты этому глисту нашу Лизу бандюкам сдать, чтобы их потом поймали?

– Но он говорил, что ей ничего не грозит…

– Ну так пошел бы и сам сдался! Или вон, Наташку, жену свою, из Европы прислал бы – пусть в заложницах посидит. Ей опосля никакой диетолог не потребуется, от нервов все жиры скинет.

– Баба Шура, Наташенька даже ничего не знает…

– И знать не хочет! Родила дите – теперь дело не ее. Зла у меня на вас не хватает, Васильич! Кабы не Лизка – я бы уж давно от вас ушла, да ведь она совсем пропадет. Ниче, вот свадьбу сыграем, тогда уж я спокойна буду…

– Да какую свадьбу-то?

Баба Шура гордо выпятила челюсть и удалилась из кабинета. Впрочем, уже через три минуты она ворвалась обратно, неся трезвонящий мобильник.

– Это Жорик! Скажи «але», Васильич!

– Алло? Георгий? Что проис… Да. Да. Я понял. Сделаю. Жду.

В шесть часов вечера приехал Полянский. На этот раз он совершенно не напоминал гея, напротив, был небрит, возбужден и грубоват. Только забытая в правом ухе бриллиантовая сережка напоминала о его недавнем облике.

Войдя в кабинет к Волынскому, Полянский немного нервно хохотнул и потер руки.

– Ну, вот все и в порядке, Игорь Васильевич. Как говорилось в нашем культовом кино, бандиты назначили встречу. Давайте камушки.

Игорь Васильевич не пошевелился, только поднял на Полянского покрасневшие, измученные глаза.

– Андрей, а вы уверены, что Лиза… в порядке? Я совершенно потерял голову, я не знаю, что и думать…

Полянский надменно вскинул бровь.

– Думать? А что тут думать? Тем более, что волноваться совершенно не о чем.

– Да как же не о чем? Ведь все пошло совершенно не так, как вы предполагали…

– Ну, возможно, некоторые детали…

– Вы же говорили, что требования будут касаться только номеров счетов. А в результате все вылилось в обыкновенное требование выкупа…

– Знаете, Игорь Васильевич, если для вас миллион долларов – обычный выкуп, то я вас поздравляю.

– Я же совсем не то имею в виду. Получается, никому из преступников не нужны никакие счета и возможность проводить свои деньги через наш банк. Они просто хотят денег.

– Это нормально. Все в этом мире хотят денег.

– Полянский, вы что, хотите из меня идиота сделать? Выходит, я своими руками и по доброй воле отдал бандитам дочь в заложники, чтобы потом заплатить свои же деньги за ее же освобождение?

Взгляд Полянского сделался колючим и злым, на смуглых скулах заходили желваки.

– Вот что, Волынский. Вы как-то подзабыли, с кем разговариваете. Я вам не партнер по бизнесу, которого вы подозреваете в желании вас кинуть. Правоохранительные органы предложили вам сотрудничество. Вы согласились помочь правоохранительным органам. Собственно, вы поступили как гражданин своей страны, не больше, не меньше. А теперь вы канючите и жалуетесь, что все пошло не так, как вы рассчитывали. Можно подумать, я бог свят, чтобы наверняка знать, какие требования они выдвинут!

– Но вы обещали, что с Лизой ничего не случится!

– А с ней и не случится! Сейчас я отвезу камушки, потом айн, цвай, драй – и ваша дочь уже дома.

В этот момент прозвучал звонкий и чистый голосок Лизы:

– Оп-па! Вот я и дома.

Полянский обернулся как ужаленный. Кабинет Волынского наполнился народом, словно по мановению волшебной палочки. Во всех окнах замаячили крепкие ребята, в дверях встал Валера с автоматом, за его спиной маячил в коридоре бледной тенью Виктор Николаевич Зайцев. А в проеме широких стеклянных дверей, ведущих в сад, стояла Лиза Волынская, босая и в алом шелковом платье. Золотые локоны буйно раскинулись по обнаженным плечам, а на нежном личике расцветал всеми цветами радуги роскошный синячище… Рядом с Лизой высился громадный, невозмутимый и слегка окровавленный Жора Волков. Полянский нервно облизнул тонкие губы и несколько напряженным голосом произнес:

– Вы, Елизавета Игоревна, какими судьбами?

Лиза невинно затрепыхала ресницами.

– Так вы же сами сказали волшебные слова «айн, цвай, драй»? Могучая волшебная сила немедленно подхватила нас с Волковым и понесла сюда. До этого-то мы были на ипподроме, но по дороге сюда попали в воздушную яму и несколько пообтрепались, правда, Волков?

– Ага.

– И вот мы здесь. Ой, а что это за чемоданчик?

Игорь Васильевич откашлялся и интеллигентным голосом произнес:

– В этом чемоданчике, Лизонька, находятся ограненные бриллианты и нешлифованные алмазы на сумму в миллион долларов США. Это выкуп за тебя.

Лиза покивала с важным видом.

– Понятно. Спасибо, папочка. Я знала, что по-своему ты меня любишь. Полянский? Вы уже не собираетесь на встречу с бандитами? А то Волков собирался рассказать всем присутствующим какую-то историю.

Волков улыбнулся. Маленькая задира Лиза вела себя совершенно спокойно. И даже тонкие пальчики, которые он осторожно сжимал своей здоровенной лапой, не дрожали. Волков набрал воздуха в грудь и заговорил:

– Собственно, по частям все эту историю уже знают. Я ее только соединю – от начала и до конца. Полянский, вы садитесь. И руки держите на виду, ладно? Валер, приглядывай… Так вот, история эта на самом деле началась двенадцать лет назад. Тогда на границе с Афганистаном задержали целую группу наркокурьеров, громадную партию наркоты – практически там началась маленькая необъявленная война. Я туда прибыл в составе группы усиления, а уже на месте, в Теджене, познакомился с одним отчаянным парнем… Фарт его звали, кажется. Не помните, Полянский? Он был ничей, не наш, не местный, только потом стало ясно, что он из КОНТОРЫ. Это стало ясно, когда именно ему на допрос отдали тех наркокурьеров. Они очень быстро начали говорить – а до этого молчали три дня! Но Фарт все равно никого из них в живых не оставил…

Полянский презрительно прищурился:

– Гуманист… в краповом берете. Убийца с добрыми глазами. Волков, только не надо строить из себя целку-невидимку. Ты в своей жизни людей убил не меньше. А те… это и не люди были вовсе. Так, зверьки…

Волков на секунду замер – но потом заговорил снова, и голос его не дрожал.

– Впрочем, довольно быстро выяснилось, что КОНТОРА тоже не испытывает особого счастья от того факта, что в их рядах есть такой деятель. Полянского уволили из органов. И он обиделся. Разумеется, связи у него остались, а еще остались десятки досье, которые он собирал специально, с дальним прицелом. Игорь Васильевич, вы не помните, с чего вы начинали свой бизнес?

– Ну, как же… Разумеется, помню, но, Георгий, какое это…

– Вы начинали там же, в Средней Азии. А Полянский после увольнения из органов там осел на некоторое время. Заяц… Виктор Николаевич тут пошерстил кой-какие архивы… Полянский работал у вас в охране девять лет назад. Вместе с вами переехал в Москву, отвечал за системы безопасности в жилом доме. Ведь о маньяке заговорили, когда маленькая Лиза пропала практически из запертой детской комнаты, средь бела дня, когда по периметру стояли охранники?

– Жора…

– Чушь собачья!

– Ладно, это дело прошлое, да и доказать здесь ничего нельзя. Вот только денег Полянскому хотелось все больше и больше. Он избрал оригинальную и беспроигрышную тактику – выбирал себе баклана пожирнее – простите, Игорь Васильевич – представлялся оперуполномоченным из ФСБ, разводил на приличную, но не смертельную сумму денег и исчезал. Расчет был точен – даже уже понимая, что их обманули, бизнесмены на всякий случай молчали, потому что с ФСБ у нас в стране судиться как-то исторически не принято. Заяц потом вам продемонстрирует материалы, если желаете. Кое-кто все же заговорил. Однако Полянский был мальчиком самолюбивым. Его буквально унижали все эти смешные суммы – двадцать тысяч, десять, пятнадцать… Ему хотелось сорвать джекпот. И смыться, одновременно доказав родному ведомству, что он все равно лучший, он – Фарт! И тут ему подвернулся прекрасный человек…

Лиза охнула:

– Эдик! Ракитин!

– Точно. Помнишь, я тебе сказал тогда на фуршете – мало ли, какие демоны гнездятся в его душе? С демонами ведь как – они есть всегда. В любом человеке. И отнюдь не каждый может с ними справиться.

– Эдик…

– Валер, приведи… принеси эту жертву собственных страстей. Так вот, Эдик Ракитин попался Полянскому совершенно случайно, в ночном клубе, где Полянский с некоторых пор и искал потенциальных клиентов. Он присмотрелся к Эдику – и очень заинтересовался.

– Нет, ну что за бред! Господин Волынский, позвольте поздравить вашу дочь с освобождением и откланяться…

– Сидеть, Полянский, сидеть. Отпускать тебя все равно никто не собирается, а потом – разве тебе неинтересно послушать самое окончание сказочки?

Полянский долго и проникновенно смотрел в глаза Волкову, потом усмехнулся и раскинулся на диване с изяществом прирожденного гея.

– Хорошо. Сказки я люблю. Давай, ври дальше, капитан.

– Итак, Эдик. Его биографию в целом вы все знаете. Одинокое детство сына бизнесмена, все в доме есть, кроме мамы с папой, комплексы разрастаются до размеров маний и фобий – одним словом, к моменту встречи с Полянским Эдик уже очень основательно ненавидел человечество. В особенности же – красивых девушек вроде Лизы, потому что ни одна из них не принимала Эдика всерьез. Но и это было еще полбеды. Мама Эдика всем успела раззвонить, какой у нее болезненный и хрупкий мальчик. Эдик ненавидел ее за это, ненавидел и свою слабость, а ненависть иногда срабатывает в плюс. Для всего бомонда Эдик боится быстро ездить на машине, задыхается в лифте и падает в обморок при виде самолета. На самом деле он уже пять лет участвует в кольцевых гонках без правил, имеет разряд по альпинизму и занимается тэквондо. Все это он тщательно скрывает от окружающих…

– Но почему, господи…

– Потому что Эдик нездоров на голову. Ему гораздо больше радости приносит мысль о том, что он у нас некто вроде Человека-паука: для всех хлюпик, а на самом деле – ого-го. В принципе, возможно, это и не сыграло бы роковой роли в жизни Эдика, но у него есть и настоящая слабость.

Лиза покраснела, вспомнив потные руки Эдика на своей обнаженной груди. Волков мимоходом погладил ее по руке и продолжал:

– Эдик играет на бегах. Да-да, давно и азартно. И около года назад он проигрался в пух, занял и снова проигрался, поэтому деньги ему понадобились срочно и большие. Именно в этот момент его и нашел Полянский.

Игорь Васильевич с ужасом воззрился на сине-багровое нечто в костюме Эдика, внесенное в кабинет Валерой. Нечто разлепило два вареника, бывшие, очевидно, его ртом, и просипело:

– Мне очень жаль, Игорь Васильевич. Я не хотел обижать Лизу. Я убил бы ее нежно…

Лиза спряталась за Волкова. Тот продолжал:

– Собственно, дальше остались детали. Эдик уехал с фуршета, разговаривая за рулем по мобильному, это встревожило Валерку. Я случайно увидел его лицо, когда он ушел от нас и заходил в лифт – очень злое, надо сказать, и безумное лицо. Пошлые «лошадки» в разговоре про ипподром – и «паддок» в объяснении для Ляли… Он прокололся на мелочах, потому что на мелочах обычно и прокалываются. По ним Эдика заподозрили, стали прослушивать его телефонные переговоры. Когда возник некий Дервиш, на ум пришел Полянский с его работой в Азии. После этого вся афера стала совершенно очевидной. Валера с пацанами занялись планом перехвата, Заяц качал информацию, я сводил воедино…

Игорь Васильевич ошеломленно посмотрел на Волкова:

– Но ведь это же огромный объем работы! У тебя было всего три дня…

– У меня было целых три дня. И профессионалы рядом. В одиночку я бы не справился.

Лиза прижала ладонь к губам, не сводя глаз с Волкова.

– Значит, я, идиотка, думала, что это мои подставные похитители, а на самом деле… на самом деле ты сам с самого начала решил подставиться? Чтобы Валерка смог их всех повязать? И для этого подставил меня?

Волынский неожиданно резко прервал ее.

– Нет, Лиза. Подставил тебя я. Как идиот, пошел на поводу у афериста и дал добровольное согласие на то, чтобы похитили мою родную дочь. А Жора… Жора оставался с тобой до конца. Как я и просил его, он стал твоей Тенью.

Лиза перевела изумрудный взгляд на Волкова.

– Волков… А если бы Валерка опоздал? Или перепутал бы что-нибудь?

Валерка при этих словах смущенно заерзал, а невозмутимый Заяц отвесил ему незаметного, но чувствительного леща. Волков не обратил на них никакого внимания. Он смотрел только на Лизу. Голос его был тих и совершенно спокоен.

– Тогда я убил бы их всех и не позволил бы прикоснуться к тебе даже пальцем. Прости, что Эдик…

– Не надо, Волков, не напоминай. Папа!

Что она хотела сказать, так и осталось невыясненным. Важно то, что Лиза шагнула к столу отца, оказавшись на линии огня, между Волковым, Полянским, Валеркой и остальными ребятами. И Полянский не преминул этим воспользоваться.

Гибкий и стремительный, словно змея, он метнулся вперед с дивана, обхватил Лизу одной рукой за шею, другой молниеносно выхватил у растерявшегося Валерки пистолет. Волков даже не пошевелился, но в голосе его прозвучал металл.

– Полянский, выпусти ее. Все равно ничего не выйдет. Ты проиграл. Возможно, твой фарт сегодня именно в том, чтобы ее выпустить.

Полянский рассмеялся совершенно безумным смехом.

– А если мне сегодня наплевать на мой фарт и вообще на все на свете? А, Волков? Если мною сейчас движет только оскорбленное самолюбие, желание отомстить всему миру?

– Отпусти девушку.

– Нет, Волков, не отпущу. Потому что прекрасно знаю то, о чем ты подзабыл: у всего на свете есть цена. В том числе и у твоей честности, силы воли, выдержки и профессионализма. Цена им – вот эта девчонка с фингалом. Достаточно мне чуть посильнее сдавить эту шейку – и твоя сила воли вкупе с профессионализмом полетит в тартарары.

– Полянский, отпусти ее.

– Нет, и даже не потому, что я обиделся. Простой расчет. Я сейчас уйду вместе с ней и подожду за забором, пока Игорь Васильевич отдаст мне камешки. Потом я отъеду вместе с ней подальше и выпущу ее из машины. Я это сделаю – но могу и погорячиться. Например, случайно убить ее.

Волков шагнул вперед, Лиза взвыла. Волков замер. Полянский улыбнулся. В этот момент Игорь Васильевич Волынский выкрикнул:

– Господи, да возьмите же вы их, прямо сейчас и возьмите, только отпустите мою дочь!

Быстрым движением Полянский схватил протянутый чемодан, потом резко толкнул Лизу в сторону охраны, вскинул пистолет, целясь в Волкова…

Лиза с диким воплем «Жора!» метнулась наперерез… Палец Полянского уже дрогнул на курке… Волков успел поймать Лизу на руки и резко повернуться к Полянскому спиной, прикрывая Лизу от пули всем своим телом… И выстрел все-таки грянул…

13

Было сомнительно и щекотливо, было сумбурно и напряженно, болезненно и невыносимо, а еще мигблистельные мюмзики пыряли по наве, а варакрустрые шорьки шныкодрали прямо по его позвоночнику…

И еще было все время темно. И все время плакал в темноте котенок…

Жора с раздражением махал в темноту руками, а может, и ногами, лишь бы прогнать этого плаксивого котенка, потому что и так тошно, и так невозможно ни спать, ни просыпаться – во-первых, все время одна и та же темнота, во-вторых, котенок этот…

Иногда темнота начинала пахнуть свежо и остро – спиртом и хлороформом. Потом из этого бодрящего запаха выныривал Димка Воробьев по кличке Чиж, сгоревший десять лет назад вместе с бандюками в одном маленьком горном селении… Димка опять горел, но был при этом жив и все спрашивал Жору, спрашивал… а о чем – не разберешь.

Иногда тьма гудела набатом, иногда визжала десятком дрелей, иногда тупо и гулко молчала, иногда в ней слышались шорохи и звуки, которые обычно издают те живые существа, которые больше любят ползать и кусаться…

А однажды ему приснилась Лиза, и после этого тьма стала просто темнотой, и ее совершенно нормальным образом стали сменять свет, полусвет и полумрак. Волков очень полюбил спать – потому что Лиза теперь снилась все время.

Он старался вспомнить что-то, но никак не мог, уставал, засыпал, и тогда Лиза приходила во сне и рассказывала ему все, чего он не мог вспомнить, и тогда он засыпал, успокоенный, но проснувшись, опять не мог ничего вспомнить. А потом ему и вовсе начинало сниться какое-то разнузданное безобразие…

Тело женщины светится в темноте, отсвечивает лунными розблесками, манит окунуться в прохладную глубину ночи.

Она такая маленькая и стройная, что действительно напоминает скрипку. И он играет на этой скрипке музыку небесных сфер, что бы это ни было на самом деле.

Его пальцы скользят по нежнейшей коже, и ему страшно поцарапать ее, потому что нельзя водить наждаком по лепесткам роз.

А потом нежные руки обнимают его за шею, золотистая головка доверчиво прижимается к его груди, и мир вдруг становится удивительно полным и насыщенным. Всем сразу – звуками, ароматами, воспоминаниями о будущем, которого еще не было, но обязательно будет…

Он и она на веранде собственного дома. Их дети носятся по изумрудной траве, преследуя бабочек. Лохматый щенок с интересом жует хвост разморенной кошки, она фыркает и лениво машет на него лапой.

Этого еще не произошло, этого еще ждать года три, а то и все пять – судя по возрасту их детей – но это будет, обязательно будет, не может не быть.

А значит, будет и лунный блеск обнаженного тела, и золотые пряди, разметавшиеся по подушке, и цветами расцветающие на нежной груди следы его поцелуев…

Лиза…

В один прекрасный день он все-таки решил открыть глаза и прийти в себя окончательно. Выяснилось, что кругом знакомые, в принципе, стены палаты военного госпиталя, чистота, стерильность, а за окнами белый день. Медсестра тоже была вполне удовлетворительная, рыжая такая красуля, пренебрегавшая лифчиками и уважавшая батистовые белые халаты. Больше всего Жоре нравилось, как она наклоняется над ним, чтобы поставить градусник, – ландшафты при этом открывались абсолютно космические. В смысле, полный улет.

В скором времени объявился и врач, хороший дядька, жесткий и ехидный. Выяснилось, что он три года прослужил хирургом на передовой, так что глупости типа «больного нельзя волновать» не признавал. Жоре было со всей пролетарской прямотой поведано, что ранение у него получилось очень серьезное, что пуля была со смещенным центром, и еще хорошо, что малого калибра. Попала она Жоре в позвоночник, и вот тут уже начинались чудеса, к которым фронтовой хирург относился совершенно нормально. Чтобы не вникать в совсем уж медицинскую терминологию – сантиметром выше или ниже пуля сделала бы из Жоры бессловесный овощ в колясочке до конца жизни. А так – обошлось.

– Лежал ты долго, парень. Но лично я всегда приветствую крепкий и здоровый сон. Теперь все пойдет быстрее, а через пару дней начнем лечебную физкультуру.

Жора лежал и страдал. Он не знал, как бы половчее спросить у врача, когда придет Лиза. Врач задумчиво посмотрел на заросшую физиономию пациента и негромко сказал:

– Тут к тебе прорывались, но я не пускал… Сейчас, в принципе, можно, но… В общем, как сам решишь.

– Ох… Я – да. В смысле, конечно. Если можно, то я…

Доктор посмотрел на него с непонятным выражением и ушел. А Жора вызвал медсестру и потребовал бриться и мыть голову. Медсестра никаких возражений не имела, и уже через каких-то три часа Жора напоминал слегка изможденную, но все ж фотомодель.

Посещения разрешались после обеда и тихого часа, и Жора весь извелся, ожидая, когда кончится и то, и другое. Потом он лежал и ждал, когда откроется дверь в палату и войдет Лиза, но дверь не открывалась.

Дверь не открывалась и завтра, и послезавтра, после чего Жора совсем уж было впал в депрессию, но призвал на помощь здравый смысл и убедил себя в том, что раз Лизу столько времени не пускали к нему, то теперь она может просто и не знать, что уже можно. Значит, надо ей сказать. Для этого нужен телефон. Хорошо бы мобильный, но раз мобильного нет, будем прорываться к обычному, больничному автомату.

Надо сказать, что ни одна лечебная гимнастика, ни одна физиотерапия не смогла бы помочь эффективнее. Жора Волков, высунув язык и шипя от боли в спине, плелся, перехватываясь руками, вдоль длинного коридора, чтобы позвонить Лизе Волынской и сказать, что он живой и здоровый.

К телефону подошла баба Шура – и эфир наполнился воплями, проклятьями и бессвязными обещаниями скорого и болезненного конца кому-то, у кого нет ни совести, ни сердца. Ошеломленный Жора выслушал всю эту галиматью, а потом аккуратно поинтересовался:

– Баб Шур… а ты с кем это разговариваешь?

– Жорик! Ангел ты мой! Я ить знала, что брешуть они, ироды! И потом: как в церкву пойду свечку ставить – меня ровно кто отводит. То кошелек забуду, то ишшо чего…

– Баба Шура! Сконцентрируйся. Вернись в цивилизацию и позови мне Лизавету.

– А Лизы нет, Георгий. И не будет пока что. Но я ей обязательно передам, что ты звонил. Выздоравливай. Всего доброго.

Жора обалдело таращился на пищавшую у него в руках трубку и вообще ничего не понимал.

Скорее всего, у бабы Шуры раздвоение личности. Это просто немыслимо, чтобы человек одновременно одинаково комфортно чувствовал себя и в обличье Бабы Яги, и в облике учительницы словесности на пенсии. И что, твою мать, она говорила про свечки, церкви и то, что она так и знала?! И где эта Лизавета?

Уже в палате Жора пришел к выводу, что пора восполнять информационный вакуум. В конце концов, для него история со спасением Лизы Волынской закончилась в момент, когда главный злодей был все еще на свободе и вооружен…

Однажды утром Жора проснулся, потому что ему приснилось, что на него кто-то смотрит. Открыл глаза – и выяснил, что смотрит на него Игорь Васильевич Волынский, его бывший босс и пока еще несостоявшийся тесть. Сидел и печально смотрел на Жору Волкова через стильные очки в золотой оправе. Жора поспешно выполз из-под одеяла и постарался выглядеть как можно более презентабельно и независимо.

– С добрым утром, Игорь Васильевич. Спасибо, что навестили.

– Здравствуй, Георгий. Честно говоря, я здесь уже не впервые. Сначала… когда ты был еще совсем плох, мы с Витей приезжали. И ребята тоже. Никто толком никаких гарантий не давал.

– Игорь Васильевич, а как там…

– Да, ведь ты же ничего не знаешь, конечно… Полянского взял Зайцев. Тот смог прорваться почти до ворот, сломал Валерию ключицу, но Витя его догнал и… я не очень понял, что он такое сделал, но Полянский упал и больше не поднимался. Витю даже долго допрашивали, искали какое-то оружие, но потом приехали ваши ребята, из спецназа, и все выяснилось. Представляешь, Георгий, а я даже толком не знал, что вы с Виктором вместе служили…

– Да, было дело… Так как там…

– Эдика послали на освидетельствование психиатрам, его отец прилетел, был у меня. Ужасное горе. Эдик – прекрасный молодой человек… То есть он производил впечатление прекрасного молодого человека.

– Да, верно. Игорь Васильевич, вы не хотите мне чего-то говорить? С Лизой… Она… С ней все в порядке?

– О, да, совершенно! Физически она совершенно не пострадала.

– Тогда почему вы все время смотрите мимо меня? И не даете мне спросить про Лизу?

Жора Волков вдруг почувствовал странный холодок в своей несчастной спине. Пресловутое чутье подсказывало ему, что сейчас он услышит что-то неприятное.

Игорь Васильевич Волынский упорно смотрел в сторону и думал о том, что совершенно не уверен в собственной правоте. Потому что раньше все казалось намного проще…

Когда Жорка Волков начал медленно заваливаться в сторону, Лиза страшно закричала и потеряла сознание. Волынский, забыв обо всем на свете, полез прямо через стол. Лопухнувшийся второй раз за день Валера воспылал праведным гневом и прыгнул на Полянского. А Виктор Николаевич Зайцев, так и не вошедший в кабинет из коридора, просто повернулся и очень быстро исчез из поля видимости.

Полянский отшвырнул пистолет, подтянул к себе чемоданчик с бриллиантами, молниеносно и очень ловко крутанулся вокруг своей оси и саданул Валеру ребром чемоданчика в грудь. Валера взвыл, посерел и сложился пополам, перекрыв своим же подчиненным быстрый доступ к Полянскому, а тот громадными прыжками понесся прочь от дома, в сторону калитки, выходившей в лес. До нее оставалось всего несколько метров, когда из кустов боярышника абсолютно бесшумно выступил Заяц и вскинул руку на уровень шеи Полянского. Тот коротко всхрапнул – и упал как подкошенный. Заяц аккуратно поднял чемоданчик и пошел по дорожке обратно к дому. Только здесь, отдав перепуганному Волынскому свою ношу и кивнув двум парням из наружной охраны в сторону аллеи, Заяц позволил себе некоторое проявление эмоций. Он сел рядом с неподвижным Жорой на пол и громко сказал:

– Вот же ж… твою мать!

Как ни странно, но именно это высказывание вывело Лизу из ступора. Он сорвалась с дивана, куда ее уложили было Валерины подчиненные, рухнула перед Жорой на колени и зарыдала в голос:

– Жорочка! Жора! Открой глаза, пожалуйста, Жор…

Заяц аккуратно придержал ее за руки.

– Только не тряси его, Лизавета Игоревна. У него пуля в спине… ч-черт!

– Где «скорая»?!

– Они скоро приедут. Постарайся не трогать его, лады? И не реви. Он крепкий парень.

Потом приехала «скорая», Жору срочно увезли в Институт Бурденко, а Заяц поехал с ним. Врачи со второй «скорой» вкололи Лизе успокоительное, осмотрели и наложили повязку Валере, накапали валерьянки Игорю Васильевичу и только после этого занялись спеленутым по рукам и ногам Полянским. Одновременно с милицией, разумеется.

В общем, неразберихи и нервов было много, и только поздним вечером Игорь Васильевич впервые заговорил со своей дочерью, да и то по чистой случайности, потому что заглянул к ней в комнату, будучи, почти уверенным, что она спит.

Лиза не спала. Она сидела на постели и раскачивалась из стороны в сторону, а по щекам у нее текли слезы. При виде отца она замерла, а потом решительно выпалила:

– Папа, я выхожу за Волкова замуж. Мне уже пора.

Игорь Васильевич Волынский растерялся, несмотря на весь свой богатейший опыт бизнесмена.

– Лиза, девочка… Я понимаю, ты сейчас возбуждена, но…

– Папа, не говори ерунды. Во мне килограмм реланиума и море валерьянки имени бабы Шуры. Я спокойна, как удав. И я люблю Волкова.

– Лизочка, понимаешь, он…

Именно в тот момент Игорь Васильевич и совершил самое страшное. Он произнес фразу:

– Жора Волков… умер.

И его дочь немедленно потеряла сознание.

У нее действительно был сильный шок, она пролежала без сознания несколько дней, и за это время вконец растерявшийся Игорь Васильевич решил гнуть свою линию до конца. Поскольку мужиков-охранников обманывать было глупо, им он сразу объявил, что для Лизы Волков как бы умер, и кто не может или не хочет поддержать эту легенду, тот может считать себя свободным, то есть уволенным.

В тот же вечер они уволились. Все. Последним ушел Заяц. Виктор Николаевич Зайцев. Он зашел в кабинет Волынского – маленький, неприметный мужичок с плохо запоминающимся лицом – и сказал негромко:

– Я все понимаю, Васильич. Ты по-своему о ней заботишься. А не боишься в результате потерять ее навсегда?

С Зайцем было легко говорить, потому что Заяц всегда все знал. Не надо было тратить время на объяснения. И Игорь Васильевич тихо ответил:

– Я увезу ее в Швейцарию, она отдохнет и подлечится, будет много спать и гулять, а потом, когда все уляжется, я скажу ей… скажу…

– Что пошутил?

– Витя, я поговорю с ней и все объясню. Она и сама к тому времени поймет. Ну не думаешь же ты, что Лиза серьезно может хотеть выйти за Георгия замуж?

Зайцев поднял голову, и его голубые глаза сверкнули сталью клинка.

– Если бы у меня была дочь, Васильич, и она сказала бы мне, что собирается замуж за Жору Волкова – я сказал бы, что это честь для меня. Но у богатых свои причуды. Именно поэтому я прощаюсь. Вот здесь телефоны приличных охранных агентств, вы легко найдете нам замену. До свидания, господин Волынский.

А после Зайца Волынского ожидало самое страшное – баба Шура. Здесь врать было бесполезно, поэтому он прямо сказал, что собирается увезти Лизу в Швейцарию и требует от бабы Шуры молчать про Волкова. Старая ведьма ехидно прищурилась.

– А иначе – чо?

– Ничего. Просто ты еще сильнее осложнишь Лизе жизнь и заставишь ее страдать.

– А чем это тебе Жорик нехорош?

Волынский вздохнул и терпеливо посмотрел на бабу Шуру – бывшую выпускницу МГУ, бывшую актрису и учительницу литературы, воспитавшую его дочь лучше, чем это сделала бы родная мать.

– Александра Петровна, ведь ты Лизу знаешь с рождения.

– Ну?

– Скажи, разве эта маленькая избалованная девочка пойдет жить в обычную однокомнатную квартиру, станет готовить обеды и ужины, ждать Георгия с работы, жить на одну зарплату – разве она на все это согласится?

– А ты ее спрашивал?

– Сейчас она скажет «да». Завтра она скажет «да». Но уже послезавтра она скажет «наверное», а еще через неделю будет держаться исключительно на одном упрямстве. Они из разных миров, баба Шура. Георгий – отличный мужик, профессионал, герой… но он не сможет стать ей хорошим мужем, а она – она сделает его несчастным.

Баба Шура мрачно посмотрела на Волынского и вдруг негромко произнесла:

– Не бойтесь чумы, не бойтесь сумы, не бойтесь горящего ада, а бойтесь того, да, бойтесь того, кто скажет: Я знаю, КАК НАДО… Решая за нее, ты обижаешь свою дочь, Игорь. Она сильная и умная девочка, она заслуживает счастья…