Текст книги "Спасай и женись"

Автор книги: Саша Майская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

8

В среду в Москве засобиралась гроза. Ну, это вероятнее всего, потому что в воздухе разлилось какое-то неясное напряжение и томление. Жара и неопределенно-радостное предвкушение конца света.

В квартире Лизы Волынской установился относительный порядок, мебель стояла по местам, на бронзовой бабе-канделябре больше ничего лишнего не висело. В холодильнике поселились кефир, мороженое и пельмени, а в ванной – пена для бритья и мужской одеколон. Последнее больше всего умиляло и восхищало Лизу. Она валялась поперек кровати и расслабленно представляла, что они с Волковым уже давно женаты и живут не в Москве, а в Париже. Или в Рио-де-Жанейро – судя по погоде.

Хотя Волкову в Париж нельзя, он там захиреет. И не потому, что языков не знает, а потому, что Волков – насквозь отечественное издание. Ему в Европе будет просто тесно…

Лиза перевернулась на живот и заорала в сторону кухни:

– Волков, ты по-французски умеешь?

Через мгновение в дверях возникла могучая фигура в одном лишь полотенце на бедрах, и Лиза залюбовалась этим зрелищем. Волков с явным подозрением смотрел на валяющуюся поперек постели подопечную, однако криминала не усмотрел и ответил:

– Смотря что ты имеешь в виду.

– Волков, это самый дурацкий ответ на самый простой вопрос. Я спросила, умеешь ли ты…

В этот момент до нее дошло, и Лиза захихикала, а Волков глумливо ухмыльнулся.

– Вот именно. Мало ли чего можно уметь делать по-французски?

– Ну хоть что-нибудь ты умеешь?

– Иди, покажу.

На некоторое время стало не до вопросов, а потом, когда Лиза ушла в душ, голый Волков слез с кровати – и как-то разительно переменился.

Он стремительно, но не торопливо отправился на кухню, достал из кармана висевших там джинсов мобильник и набрал некий номер. Дальше состоялся следующий разговор:

– Завтра к десяти тридцати все должно быть заряжено.

– Я понял, не волнуйся. Все записи у меня.

– Косой, пусть его водят повсюду, даже в сортир. И прослушку не снимать!

– Кабан, ты уж не наводи панику, лады? Еще бабу Шуру поучи блины печь.

– Все, все, извини. Еще раз: вести до конца, ни при каких обстоятельствах не вмешиваться, пакуемся по моему сигналу. Никого не валить. С завтрашнего утра – тишина в эфире.

– Принял, пошел воплощать. Удачи, Кабан.

– До связи, Косой.

После этого загадочного и явно зловещего разговора Жора Волков несколько мгновений посидел просто так, пялясь в пустоту, а потом набрал еще один номер. Здесь он почти ничего не говорил, только слушал, потом коротко и сухо поблагодарил собеседника и дал отбой.

Лиза выпорхнула из душа веселая, словно птичка, и слава богу, в футболке. Волков уже практически точно знал, что умрет он от полового истощения, причем довольно скоро, потому что на Лизу мог реагировать исключительно одним способом – хватать и тащить в койку.

Сейчас юная соблазнительница уселась за стол, потрясла влажными волосами и поинтересовалась:

– Ты сейчас занят чем-то важным или просто сидишь с дурацким видом?

– Чего? А, нет. Лизавета, в тебе нет ни капли уважения к мужчине, с которым ты спишь.

– Есть, но его все время заглушают здоровые инстинкты и нездоровые желания. Волков, а ты часто будил в женщинах нездоровые желания?

– А что ты считаешь нездоровыми желаниями? Желание заняться любовью?

– Ну… нет, это нормально, пожалуй. Не знаю, просто так говорят. Ладно, ладно, я дура, признаю. Давай опять в вопросы и ответы поиграем?

– Давай, я тебя лучше просто так поцелую?

– Не-ет, так неинтересно. Нужен азарт. Кураж нужен.

– Ладно, давай. Только я тоже буду спрашивать!

– Конечно, Волков! Не знаю, зачем тебе это, ты и так все знаешь, но я играю честно. Начинай.

– Зачем мы идем завтра на ипподром?

– Затем, что я обещала Эдику, люблю лошадей и хочу выйти с тобой в свет. Устраивает?

– Ну, в принципе…

– Теперь моя очередь. Как ты потерял невинность?

– Ух. Так и не вспомнишь…

– Не ври. Ты сказал, что это было за пять лет до моего рождения. И явно наврал, потому что тогда тебе было десять лет.

– Немножко приврал, каюсь. Но не очень много.

– Волков! Ты дитя трущоб и воспитанник улицы? Генерал песчаных карьеров?

Волков усмехнулся.

– Можно и так сказать. Я просто нормальный гарнизонный ребенок. С первого класса предоставленный исключительно себе самому.

– А родители?

– Отец служил в разведроте. Мама умерла, когда мне было три года. Он меня никому не отдал, таскал с собой по всем гарнизонам.

– Жор, прости…

– Ничего страшного. Я маму почти не помню, а отец погиб двадцать лет назад. Я до армии жил у дяди Коли Зайцева, а с его сыном Витькой мы вместе пошли потом и в разведшколу, и в военное училище, и в милицию. И уволились тоже вместе, он чуть позже.

– Погоди… Зайцев Витька – это же Виктор Николаевич?! Твой колдун по технике?

– Точно. Заяц.

– Ничего себе… Так ты себе ребят набирал из сослуживцев?

– Не всех. Остальные помоложе, но почти все из спецназа или разведки.

Лиза задумчиво кивнула, а потом медленно произнесла:

– Надо же, а я как-то никогда не задумывалась… Просто здоровенные мужики, ходят за тобой хвостом, иногда мешаются под ногами. А ты их специально набирал.

– Я их еще и учил, потому что это целая наука. И потом, это такая профессия, в которой от полного доверия к напарнику зависит твоя и, что важнее, чужая жизнь.

– Важнее собственной?

– А как же? Ведь именно в этом профессия и заключается. Заслонить, принять удар на себя. Возможно, погибнуть – но не дать причинить вред тому, кого защищаешь.

– Жор, а давай, ты потом больше не будешь этой профессией заниматься?

– Когда это потом?

– Ну… когда мы с тобой поженимся.

Жора потемнел лицом, встал, отвернулся и молча натянул джинсы. Правда, прямо на голое тело и пуговицу не застегнул, так что вышло еще сексуальнее. Лиза едва не облизнулась, как Барсик при виде сметаны. Волков мрачно произнес:

– Лиз, я не хочу пока к этому разговору возвращаться.

– То есть ты жениться на мне не хочешь? Соблазнил, значит, девушку…

– Лизавета, всыплю!

– Это каждый может. Ты сначала женись!

– Лиз…

– Волков, я знаю, что приличные девушки так себя не ведут. И знаю, что не должна навязываться. Но что же мне делать, если ты вбил себе в голову какие-то дурацкие мысли и никак не хочешь переступить через свои дремучие принципы?

– Нормальные они, никакие не дремучие. Лизка, ну ты сама подумай, ты что, поедешь ко мне в Марьино? В однокомнатную?

– А что я, умру сразу в однокомнатной? Да мне все равно куда, лишь бы с тобой!

– А меня не будет! Я на работу буду ходить. Сутки через трое, а то и вообще каждый день.

– Тогда я ребенка рожу и буду с ним гулять, ждать тебя. А потом мы будем тебя встречать на углу и вместе возвращаться. И мы тебе расскажем, что у нас случилось за день, а ты… ну, ты, как обычно, не расскажешь ничего, зато нас послушаешь. А в отпуск мы поедем в Крым и на Селигер. И на байдарках! И на велосипедах! И собаку заведем!..

Волков вдруг очень отчетливо представил, что так все и есть – Марьино, Лиза с коляской, большая лохматая собака, смеющаяся от радости, что он вернулся домой. Вышло так здорово, что он даже засмеялся и зажмурился. Лиза немедленно прыгнула к нему на колени.

– Волков, ты мне не веришь?

– Верю. Только до этого все еще очень и очень далеко.

– Волков, а ты мне можешь честно сказать, зачем мы сбежали из дома сюда? Что все-таки случилось?

Жора открыл глаза и посмотрел на девушку. Случилось то, маленькая, подумал он, что тебя отдали в качестве приманки родной брат и родной отец. И если ты об этом узнаешь, то уж точно никогда не сможешь их простить, а я этого не хочу. Потому что не хочу, чтобы ты страдала. Именно поэтому я и затеял всю эту игру…

– Волков!!!

– Не ори, я и так тебя слышу. Просто обдумываю ответ.

– Ой, я умру с тобой!

– А ты хочешь вернуться?

– Да не особенно… Здесь мы одни, никто над душой не стоит, но там, с другой стороны, воздух, баба Шура, все остальные… Ты разве не скучаешь по ребятам?

Жора усмехнулся.

– Честно говоря, пока еще не успел соскучиться. Возможно, позже, когда ты мне надоешь.

– Волков! Уволю!

Он стряхнул ее с коленей и пошел в комнату, а с порога бросил:

– Ты учти, прежде чем делать мне предложение, тебе действительно придется меня уволить.

Лесик Оршанский нервно метался по квартире, иногда замирая перед зеркалом и корча в него страшные рожи. Вчера он, как савраска, обегал пол-Москвы, достал подходящий костюм и даже разжился киллерской шапочкой с прорезями. За машиной предстояло ехать сегодня вечером, примерный текст он уже придумал, а окончательно мизансцену разведет, заехав на место завтрашнего, ха-ха, преступления века.

Значит, не перепутать. Невысокая, светлые волосы, зеленые глаза, очень молодая, симпатичная. А спутник ее совсем наоборот, вылитый терминатор, здоровенный, загорелый, нос сломан в двух местах, шрам на щеке, волосы короткие, глаза серые. Блондинку надо хватать и тащить, от терминатора убегать и падать на землю… нет, лучше все-таки убегать!

Соня на кухне со вздохом открыла последнюю банку шпротного паштета и стала представлять, что они с Лесиком будут завтра кушать в ресторане.

Панк оплатил свой заказ и договорился, что перезвонит завтра с ипподрома, чтобы уточнить, в чем будет одета клиентка, то бишь Лиза. Собственно, это просто подстраховка, потому что вряд ли в одиннадцать часов утра из ворот ипподрома толпами повалят парочки, похожие на Лизу с ее Волковым…

Андрей Полянский с остервенением набрал телефон и нетерпеливо выпалил в трубку:

– Здесь Дервиш. Самолет сел?

– Здесь Странник. Рейс перенесли на завтрашнее утро. Но все стороны уже предупреждены.

– Он везет стекляшки?

– Он едет с маленьким металлическим саквояжем. Вероятно, камни там.

– Отлично, Странник. До связи.

– До связи, Дервиш…

Еще из телефонных разговоров.

– Это я. Ты готов?

– Я давно готов.

– Темно-синий фургон. Они будут разгружать товар, так что не спеши и не психуй.

– Я уже давно не психую, друг мой. С тех самых пор, как принял решение. Просто нет смысла психовать. Если проиграю – меня не будет. Если выиграю…

– Что ж, пожалуй ты прав. Просто я предпочитаю исключительно второй вариант. Всегда.

– На то ты и везунчик. Или как там тебя…

– Неважно. Повторим расклад еще раз. Значит, к девятнадцати ноль-ноль я буду в условленном месте уже с саквояжем…

– Баб Шур?

– Чавой-то? Хтой-то? Але! Але, трубка, я вас слушаю…

– Кончай свои народные забавы, это я, Жора.

– Жоржик! Не узнала, будешь богатый. Как там моя девочка?

– Девочка твоя хорошо. Пока что.

– Ой! Не пугай меня, я женчина пожилая, болезненная…

– Баба Шура, Игорь Васильевич прилетел?

– Рейс перенесли, но он будет завтра утром.

– Черт, не успею, значит, придется тебе… Слушай внимательно и не смей меня перебивать…

– Валерка?

– Слушаю, Виктор Николаич!

– Значит, как договорились. Две машины ведут их посменно, я на своей слежу по маяку, ты с ребятами страхуешь на окружной. Еще раз повторяю, пакуем только по условному сигналу!

– Так точно, Виктор Николаич. Не волнуйтесь…

– Салага! Он еще меня успокаивать будет. И чтоб мне тишина в эфире с десяти утра!

– Виктор Николаевич, а со Шнурка наблюдение снимаем?

– А снимаем! Куда он денется с подводной лодки? Все равно туда же приедет, а дальше… До связи, Валер.

– До связи.

9

Утром четверга выяснилось, что гроза все-таки была. Ночью. Обычно в таких случаях упоминают об умытых дождем листочках и весело зеленеющей траве, но в данном случае ничего подобного не наблюдалось. Просто было пасмурно и сыро. И машины, нескончаемым потоком плывущие по улицам, гоняли мутную воду вдоль бордюров, периодически окатывая этой малопривлекательной жижей зазевавшихся и неосторожных пешеходов. Как следствие, общее настроение у города в целом было плохим. Ну… не очень хорошим.

Чего не скажешь о Лизе Волынской. Волков лежал на постели и смотрел на нее через приоткрытую дверь ванной. Раньше он всегда считал выражение «светится изнутри» просто фигурой речи, но сейчас…

Лиза, совершенно обнаженная, вертелась перед зеркалом, красила ресницы и что-то пела. Золотистые локоны вертелись вместе с ней. Мелодия у песни… ну, она, безусловно, была, но как-то не прочитывалась, зато создавала определенное – очень неплохое – настроение у слушающего. Собственно, птицы по утрам тоже обычно обходятся без всяких мелодий…

Волков тихо и счастливо вздохнул. Как бы там ни было, три дня счастья у него было. Целых три дня!

Целых три дня эта золотистая птичка принадлежала ему одному. Целых три дня он свято верил в то, что они будут жить долго и счастливо и не умрут вообще никогда. Это очень много – три дня счастья.

А теперь солнышко встало, пора умирать.

Это была просто старая дурацкая поговорка. Он услышал ее двенадцать лет назад, от человека по имени Фарт, и тогда она ему очень не понравилась. Как и сам человек по имени Фарт.

Когда люди занимаются профессией, опасной для жизни, они очень быстро учатся доверять не логике, а ощущениям. Иногда это спасает жизнь.

Капитан спецназа Георгий Волков легко, одним движением вскочил с постели. Лиза, вышедшая в этот момент из ванной, издала восхищенное «Вау!».

Элегантный красавец в черном костюме и белой рубахе с небрежно распахнутым воротом. Коротко стриженные русые волосы чуть вьются на висках. Серые глаза отливают сталью, и чуть изогнуты губы в насмешливой полуулыбке. Вероятно, именно такие мужчины в прошлые века стояли у штурвалов кораблей с черными парусами, скакали на могучих конях впереди отряда разношерстного сброда, завоевывая новые страны, и сами водружали себе на голову залитые кровью предшественника короны. Во всяком случае, Лиза отчетливо чувствовала, что ей очень ХОЧЕТСЯ оказаться перекинутой через плечо Волкова, и чтобы впереди не маячило ничего, определеннее отдельного замка. Или отдельной пещеры. Или сеновала… Какая разница, главное, чтобы плечо, через которое вы перекинуты, принадлежало ПРАВИЛЬНОМУ мужчине.

На секундочку она представила себе, КАК разозлится Волков, когда сегодняшний спектакль раскроется. Ей стало страшно и весело. Лиза потрясла головой и постаралась, чтобы голос ее звучал как можно более легкомысленно.

– Волков, ты устрашающе хорош. На тебя будут оглядываться даже кобылы, бегущие в заезде.

– Волынская, это настолько сомнительный комплимент, что я даже не обращаю на него внимания. Где ты только этого набралась, неужели в Англии?

– О, нет. Просто пришло в голову. Ты будишь во мне нездоровые… хотя нет, мы же выяснили… здоровые, но неприличные инстинкты.

– Может, ну его, этот ипподром?

– Не могу, у Эдика будет психотравма. Кроме того, я юная и легкомысленная нахалка, мне хочется похвастаться перед бомондом.

– А что это у тебя в руках, Красная Шапочка?

– Ты темнота, Волков. На скачки все дамы обязаны приходить в шляпках…

Тут следует оговориться, что на Лизе было одето… вернее, учитывая плотность прилегания ткани к телу, намотано нечто из алого шелка, в точности повторяющее все изгибы, выпуклости и впадины Лизиной стройной фигурки. Открытые плечи и якобы небрежно оборванный край юбки наводили на воспоминания о тех временах, когда в моде были голые плечи и постоянная готовность к любовным интригам. Короче говоря, в таком платье можно было ездить только под охраной и желательно – в карете.

Жестом фокусника Лиза взмахнула в воздухе алым облаком, с которого свешивались бордовые страусовые перья. Волков несколько оторопел. Шляпа сделала Лизу на несколько лет старше и неизмеримо загадочнее.

– Однако… Ты хоть предупреждай, Лизавета…

– Я хотела сделать тебе сюрприз. Еще один.

– Ой, господи… С твоими сюрпризами с ума сойдешь. Я ж тебя под руку взять не смогу, она на метр в стороны выдается…

– Волков! Даже не мечтай! Я все равно поеду в ней, и в машине тоже.

– Ты не поместишься! Давай ее на крышу привяжем?

– Дурак ты, Волков.

– Первый, я семнадцатый. Есть движение.

– Очень хорошо, семнадцатый, веди их. Дистанция пятьдесят. Остальным приготовиться…

Всю ночь Лесик вел себя, как полный псих. Он метался по квартире, а при встрече с зеркалом рычал нечто зловещее и маловразумительное. Соня с нежностью смотрела на его тощие ножки и думала: вот получит Лесик гонорар, она пойдет на рынок, купит деревенского мяса, курочку, наварит Лесику бульона, откормит его… Соня к Лесику испытывала, в сущности, абсолютно материнские чувства.

Под утро возбужденный донельзя Лесик заснул, как и засыпают перевозбудившиеся дети – мгновенно и крепко. Соня с нежностью отвела с вспотевшего Лесикова лба спутанные волосы – и решительно выключила будильник. Потом подумала – и вырубила телефон. О том, что Лесику может потребоваться ранний подъем, она как-то не подумала. В Сонином представлении, все артисты начинали работать часов в семь вечера, когда и положено ходить в театры. О существовании дневных и тем более утренних спектаклей Соня, как уроженка смоленского села Малые Утюжки, понятия не имела.

Над Москвой занимался рассвет четверга. Лесик спал. Рядом дремала Соня. Ей снились свиные отбивные и борщ, которые они с Лесиком сегодня вечером закажут в ресторане «Вертинский»…

Панк раскланялся с очередной смутно знакомой блондинкой и приветственно помахал рукой двум похмельным телеведущим, сосредоточенно уничтожающим содержимое бутылки «Курвуазье» в виповской ложе. Сам Панк был бодр, свеж и приятно взбудоражен. Он тяготел к веселым розыгрышам и милым приколам, а сегодняшний случай относился именно к этому разряду. Во всяком случае, за постановку взялись истинные профессионалы, так что спектакль стоило отсмотреть до конца.

Есть! Лизка Волынская появилась в ложе вместе со своим Волковым, и Панк с удовольствием отметил, что выглядит она просто прекрасно. Любовь облагораживает, кстати, это и к Волкову относится. Видный мужик, жаль, что простой охранник. Впрочем, Лизка упрямая, может, и уговорит своего занудного папеньку на морганатический брак…

Эдик Ракитин поднялся навстречу Лизе, больше чем обычно напоминая мокрую тряпку. Впрочем, довольно оживленную и вполне светскую тряпку – вон, ручку целует. У Волкова морда кирпичом, а сам Эдик старается не обращать на него внимания.

Панк отвернулся от прибывших и достал мобильный телефон. Пора звонить камикадзе Оршанскому. Он с легкостью узнает клиентку, потому что такой красной шляпы больше ни у кого на ипподроме нет, это точно.

Телефон не отвечал, ни мобильный, ни домашний. Панк удивился, но не обеспокоился. В конце концов, это всего лишь подстраховка. Фирма веников не вяжет…

Эдик что-то нудил, Лиза, по обыкновению, отвечала в стиле Винни-Пуха, Волков, вероятно, развлекался делением окружающего пространства на сектора, а с противоположной трибуны уже спешила Лялька Бескозыркина, сопровождаемая своим верным мужем Петечкой Збарским. Лиза мысленно показала Ляльке язык.

Выйдя замуж за Петечку Збарского и родив ему сына Васю, Лялька – к удивлению знавших ее людей – имидж менять не стала, оставшись платиновой блондинкой, и сейчас ее роскошная грива развевалась по ветру, а Петечка, покорно тащившийся в хвосте, уворачивался от своенравных локонов своей обожаемой супруги. Одета Лялька была в эффектно-лиловое нечто плюс гранатовый гарнитур, малиновые туфли на высоченном каблуке дополняли облик женщины-вамп. Приблизившись к Лизе на расстояние вопля, Лялька его и издала:

– Волынская! Это обалдеть – а не шляпа! Я сейчас сдохну от зависти!

Лиза победно покосилась на Волкова, но тот и бровью не повел. Лиза с Лялькой расцеловали воздух у щек друг друга, и Лиза поинтересовалась:

– А ты чего без панамки? Дресс-код, все дела?

– Ты не поверишь – она улетела!

– Кто, панамка?

– Ну да! И меня даже в виде исключения простили, не стали штрафовать, потому что совершенно загадочная история. Отдает мистикой! Слушай: Рубашкин сваял мне нечто из тумана, дождя и обрезков того, что завалялось у него в ателье…

– Веня? Рубашкин? Везет же…

– Слушай дальше. Приезжаем мы с Петечкой сюда, идем как культурные, в ложу, вдруг – вихрь, ураган, шквал, мое нечто взвивается в воздух.

– Аи!

– Хуже. Петечка – мой ангел, дай тебя поцелую! – бросается, словно горный барс, спасать произведение искусства. Видимо, душа искусствоведа взыграла… Так вот, он гонится за шляпой, шляпу несет могучим ураганом и уносит за тот заборчик, где лошадки…

Эдик поднял голову и скромно поправил:

– В паддок. Это место называется паддок.

Лиза мимоходом удивилась – откуда Эдик, еще пару дней назад нетвердо знавший, что такое ипподром, знает такие специфические названия. Впрочем, видимо, готовился, читал справочную литературу… Ляля отмела поправку как несущественную.

– Паддок-шмаддок, какая разница! Важно, что ближайшая же лошадь хватает мое шляпье зубами и во мгновение ока ее жрет! Я думаю, это из-за анютиных глазок.

– Каких глазок?

– Анютиных. Там цветочки были шелковые, все из лиловой гаммы. Колокольчики, анютины глазки, васильки и люпин.

Очами души своей Волков представил Лялю с клумбой на голове и сдержанно хмыкнул. Ляля обрадовалась поддержке.

– Вот именно, прямо кино про соломенную шляпку! И вот я здесь, практически голая по здешним меркам, а в местном салоне предлагают сплошное убожество. А мы собрались потусоваться с Белорыбкиными и Вихлеевскими, но на веранду можно только в шляпах.

Лиза в припадке любви ко всему человечеству лихо сдернула алое чудо с волос и протянула Ляле.

– Держи и помни мою доброту. Мы на веранду не пойдем, а у меня от нее голова чешется.

– Ой, Лизка…

– С туфлями совпадает, так что – носи.

Ляля немедленно нахлобучила шляпу на голову и томно сверкнула очами из-под полей.

– Обалдеть! Алка и Галка умрут от зависти! Лиз, я твоя должница навеки.

– Да брось ты. О, уже начинают!

– Да? Ну, мы пойдем. Петечка, скорей, что ты застрял? И возьми мне шампанского.

– Хорошо, Лялечка.

Чета Збарских-Бескозыркиных торопливо удалилась на свои места, и заезд начался. Волков подумал-подумал – и придвинулся к Лизе поближе, незаметно обнял ее за бедра, притиснул к себе, с удовольствием почувствовав, как по телу девушки пробежала дрожь. Лиза обернулась на него и одарила таким многообещающим взглядом, что Волкову стало жарко. Рядом расстроено закашлялся Эдик.

Не дозвонившись непосредственно исполнителю, Панк перезвонил в фирму «Перст Судьбы» и сообщил диспетчеру особые приметы объекта – широкополую алую шляпу с перьями, – присовокупив, что «ихний Оршанский» на звонки не отвечает. После этого Панк с чистой совестью направился в ресторан, а в офисе фирмы началось некоторое беспокойство.

Лесику звонили с двух телефонов сразу, но ни один из них, естественно, не отвечал. Без двадцати одиннадцать беспокойство переросло в панику. Старший менеджер решительно отобрал у секретарши книжку Сандры Мэй и погнал ее на квартиру к Лесику.

Разозленная произволом секретарша – весьма симпатичная и смело одетая девица – названивала в дверь квартиры Лесика уже без пяти одиннадцать, благо проживал незадачливый исполнитель в соседнем с офисом квартале.

Соня, продолжая беречь сон своего ненаглядного, сорвалась с кровати и понеслась открывать. При виде скудно одетой рыжей шалавы на пороге Соня слегка окаменела, а потом разом превратилась в цепного пса.

– Чего надо?

– Совсем обалдели? Где Леонид?

– А твое какое дело?

– Я ему голову оторву, вот какое! Времени сколько?

– Я те счас волосенки-то повыдергаю, тогда узнаешь, сколько времени. Прошмандовка бесстыжая!

– Что? Да вы, собственно, кто такая…

– Я – жена его законная, и вы бы, ДЕВУШКА, постыдились к замужнему мужчине домогаться!

– Да я…

– Иди отсюда!

С этими словами Соня схватила секретаршу за шкирку и спустила ее с лестницы. Смоленские масло, молоко и мясо помогают вскармливать достойных наследниц некрасовских женщин, а секретарша «Перста Судьбы» не была ни конем, ни горящей избой – фигурально выражаясь. Еще хорошо, что физическая подготовка у нее находилась на приличном уровне, потому что ускорение, приданное ей мощной Сониной рукой, могло бы запросто вынести ее на улицу, минуя стены панельного дома.

Соня, воспользовавшись быстрым отступлением противника, торопливо закрыла дверь и прислушалась, после чего досадливо поморщилась. Разбудила все-таки, лахудра крашеная!

Лесик несколько мгновений таращился в потолок без всякого смысла. Потом в памяти начали всплывать некоторые детали вчерашнего. Потом он перевел глаза на настенные часы…

Услышав истошный вопль, Соня аж присела от страха. Она еще не понимала, что случилось, но сердцем чуяла, что что-то нехорошее. А потом любимый промчался мимо с диким лицом и не менее диким криком:

– Проспал!!! Проспал, идиот несчастный!!! Телефон!!! Будильник, твою мать!!! СОНЯ!!!

Бывают моменты в жизни, когда тело соображает лучше, а главное, быстрее мозга. В жизни Сони настал именно такой момент. Она тихо и стремительно шмыгнула в стенной шкаф и затаилась. Квартира наполнилась беспорядочными звуками погрома. Через две минуты хлопнула входная дверь, и стало тихо, но Соня на всякий случай посидела в шкафу еще немножко. Потом вылезла и на цыпочках прошла на кухню. В окно было видно, как черный «мерседес», который Лесик вчера вечером пригнал с работы, на бешеной скорости вылетает из двора, а мамаши и бабушки на детской площадке дружно грозят ему вслед кулаками и детскими лопатками. Соня привычно подперлась ладошкой и уселась у окна. То, что Лесик куда-то опоздал, она поняла, но размеров катастрофы оценить, естественно, не могла…

Без четверти одиннадцать охрипшая, красная и растрепанная Лиза повернулась к невозмутимому Волкову. Он укоризненно покачал головой.

– Волынская, девушки твоего возраста просто не имеют права знать – не то что произносить – подобные слова. И потом, разве среди коней бывают… э-э… голубые?

– Он отстал, придурок несчастный! Ты видел? Он же шел первым, а потом взял – и пришел последним!

– Ты чего, денег на него поставила?

– Нет!!! Но я за него болела.

– О, да! Так болела, что даже Эдик смылся.

– Ну и хрен с ним! Нет, ну надо так было засбоить…

– Волынская, прекрати.

Лиза тяжело задышала, сдувая с носа растрепавшуюся прядь. Волкову ужасно хотелось ее поцеловать, но он немножко опасался, что она в таком состоянии может ему что-нибудь откусить.

Здравомыслие потихоньку возвращалось, и Лиза обвела мир вокруг еще разъяренным, но уже осмысленным взглядом. Увидев часы, она окончательно пришла в себя.

– Волков! У меня голова болит.

– Это совершенно естественно. Могу тебя успокоить, она болит еще у десятка человек в радиусе пяти метров. Ты орала так, что я гонга не слышал.

– Поехали отсюда.

– А Эдик?

– А что мне Эдик? Он прекрасный человек, он все поймет, шляпу я Ляльке отдала – делать здесь больше нечего. Поехали?

Перед самыми воротами Лиза вспомнила, что должна оторваться от Волкова на десять метров. Она резко остановилась и заявила:

– Я в ложе сумочку забыла!

– У тебя сумочки не было.

– Не говори ерунду! Как это я могла пойти на ипподром без сумочки? Конечно, была.

– Лиз, не было сумочки.

– Волков, почему ты все время строишь из меня дуру? У меня была сумочка, в ней были деньги. Теперь вот я хочу пить – а денег нет. Купи мне… Фанту!

Волков огляделся. У самого выхода стоял ларек, двое меланхоличных грузчиков как раз разгружали «газель» с упаковками бутылок… Окошечко было закрыто, но Волков всегда говорил, что главное – это личное обаяние.

Он подошел к открытой двери ларька, дождался, пока грузчики отойдут за очередной партией бутылок, и сунул голову внутрь.

– Браток, не продашь одну баночку, девушка пить очень хочет…

Сладковатая и холодная струя воздуха ударила в самый мозг Жоре Волкову. «Только не вдыхай!» – подумал он – и тут же вдохнул. Затухающее сознание еще отметило картинку: двое грузчиков сноровисто запихивают в «газель» Лизу. Внутри ее явно кто-то перехватывает, и тогда грузчики поворачиваются к нему…

Потом наступила тьма.