Текст книги "Архипелаг Блуждающих Огней"

Автор книги: Саша Кругосветов

Залив Заката

 
Глядя на закат
Печальным взглядом попрошайки,
Смиряюсь со смертью путешественника,
Страждущего от боли своего поражения.
На меня, сидящего на тропе,
Падает тень, пришедшая со стороны заката.
Я не могу ехать дальше, мне нечего больше ждать.
Зачем мне идти вперёд?
Пусть сгниет мой крест в отбросах,
В которых канула моя вера в судьбу
И покрылась тиной моя память.
Я не достоин другого конца, я – мучающийся странник,
Переживающий ночь своей истории,
Странник, оставляющий на своем пути
След человеческой крови.
 

Неизвестный заключенный

Предельных вершин достигает только то блаженство, которое взметнулось вверх из предельных глубин отчаянья.

Стефан Цвейг

Залив Оошооуа, о котором говорил индеец Пуговка. Залив, обращенный на Запад; залив, проникающий к Западу; залив, который просачивается к Закату; длинный залив на Запад; в глубине залива к Закату. Разные переводы индейского названия залива. Залив Заката.

Когда солнце стоит в самой своей верхней точке, его свет почти не греет эту суровую землю, населенную мужественными потомками английских колонистов, ссыльных анархистов и авантюристов всех мастей.

При входе в бухту расположилась береговая охрана. Рядом с охраной – флаг Серебряной страны, установленный Южно-Атлантической Экспедиционной Дивизией под руководством полковника Аугусто Лассере. Да, здесь есть пристань, есть и небольшой поселок. Жалкий осколок цивилизованного мира, столица заброшенного архипелага Блуждающих Огней, столица архипелага Дыма. Символичное название. То ли есть этот архипелаг, то ли его нет и никогда не было. Поселок, который почему-то называется городом. Город-символ для всего человечества. Самый южный на планете. Город, который известен как «Конец мира».

Строительство города, расположенного на месте старого причала китобойных и зверобойных судов, начиналось с того момента, когда президент Серебряной страны Хулио Рока подписал указ «О создании исправительно-трудовой колонии на Юге Республики». Основными целями создания колонии, написано в указе, являются: наказание преступников, заселение и освоение пустынных островов архипелага, обеспечение суверенитета Серебряной страны над этой землей.

Сюда, в новую каторжную колонию, отправляли самых опасных преступников и насильников со всего мира. Слухи о жестокости некоторых из них, например, Каэтано Сантос Годино, по прозвищу Длинноухий коротышка, обвиненного в убийстве более десятка детей, разнеслись далеко за пределы Южной Америки. Суровый климат, удаленность от центра цивилизации, расположение на острове, с которого невозможно бежать, – вот отличительные особенности этой тюрьмы, которую называли «Ужас заключенных». Суда из города Добрых Ветров, столицы Серебряной страны, приходили в колонию не чаще одного раза в месяц. В остальное время всё необходимое для жизни заключенные должны были обеспечивать себе сами.

Жили они в грубо сколоченных деревянных сараях, обитых цинком. В поселке все было сделано руками каторжников: пирс, дороги, общественные здания. Зимой и летом, в дождь и мороз, заключенных вывозили на работу по вырубке густого предантарктического леса. Вырубленные деревья использовались для строительства и отопления домов, тюремных бараков, а также как топливо для электростанции, обеспечивающей освещение поселка и работу телеграфа. Город создавали буквально на пустом месте. Были построены и организованы различные мастерские. Рабочих рук и специалистов не хватало, поэтому в мастерских от зари до зари в основном трудились заключенные. Их же направляли на лесопилку, в столярную мастерскую, в кузницу, они пекли хлеб, шили одежду, чинили обувь. Прокладывали улицы, дороги, разбивали площади, строили мосты. В поселке осуществлялось медицинское обслуживание, имелись аптека, телеграф, дом печати. Везде работали каторжники.

Каждое утро из тюрьмы на вырубку леса отправлялись поезда. Дорога была проложена в сторону горы Монте Сусана через центр зигзагообразной долины реки Пипо, названной именем заключенного, одного из немногих отчаянных, пытавшихся бежать с этой каторги. Попытки побега смельчаков, как и побег Пипо, заканчивались неудачно: после двух-трех дней скитаний голодные и замерзшие беглецы сами возвращались в тюрьму. В лес были проложены деревянные рельсы. По ним волы тянули деревянные двухколесные повозки с трехметровыми колесами. Вдоль бортов каждой повозки на длинных скамейках ногами наружу сидели заключенные, одетые в желто-синие полосатые куртки, брюки и матерчатые шапочки. Перед выездом из тюрьмы на их ноги надевались кандалы.

Вначале выезжал поезд, который назывался «Конец Пути». Этим поездом на нескольких повозках отправляли двадцать заключенных, которые укладывали рельсы на ими же заготовленные шпалы. Непрочные пути ломались, и их приходилось часто разбирать и собирать.

В семь утра на втором поезде, «Поезде Заключенных», выезжала следующая партия – до девяноста арестантов в сопровождении вооруженных до зубов охранников. С ними была группа невооруженных надзирателей, которые обеспечивали руководство работами.

По прибытии на место работы каторжников выстраивали, выкрикивали по номерам, а потом распределяли между ними обязанности.

В полдень объявлялся перерыв на обед. Заключенных опять выстраивали, пересчитывали и в сопровождении надзирателей направляли на обед в ранчо. Слово «ранчо» не всегда обозначало какую-нибудь лачугу. Просто так называли место, где обедали арестанты.

После окончания рабочего дня каторжников доставляли в тюрьму на повозках, нагруженных заготовленными дровами. Обратная дорога занимала гораздо больше времени. На поезде перевозилось до семисот срубленных деревьев: четыреста – для обогрева тюрьмы, триста – на электростанцию. Во время дождей и снегопадов повозки часто сходили с путей, и заключенным самим приходилось их толкать, устанавливая на рельсы. Изнурительная работа по заготовке дров не прерывалась ни на день. На лесозаготовках работали в условиях сурового климата – и при зимнем морозе, и во время дождя и ледяных ветров, и при палящем солнце.

Если заключенные не выполняли как подобает свои обязанности, их наказывали. Заставляли стоять в течение нескольких часов, зачастую не в тюрьме, а под открытым небом. Наказывали также запретом покидать свою камеру, изолируя тем самым от других каторжников. Питались они при этом только хлебом и водой.

Заключенных не только наказывали, но и премировали. Премией могла быть поездка на поезде «Конец пути» на рубку леса или работа в мастерских за пределами тюрьмы. Эта работа считалась легкой и почетной.

Временами поезд проходил через густой зеленый тоннель, напоминающий тот могучий предполярный лес, который увидели первые прибывшие сюда каторжники, тот лес, которого еще не касалась рука человека. Буковые и лавровые заросли, а также заросли других деревьев, малознакомых первым поселенцам и заключенным, приехавшим и высланным в основном из Европы, были почти непроходимы. Теперь справа и слева от дороги открывались виды на обширные пространства, где от густого леса остались только выбеленные водой и ветром пеньки срубленных деревьев – молчаливые свидетели работы каторжников на краю света.

По пенькам, открывающимся нашему взору, можно судить о густоте вырубленного леса. Разная высота пеньков была связана с тем, что заключенные на лесозаготовках пользовались разными орудиями труда: топором или двуручной пилой. О том, в какое время года были срублены деревья, также можно было судить по пенькам: зимой получались высокие пеньки, «рост» которых определялся толщиной снежного покрова, летом – низкие.

Такова была картина рукотворных разрушений этих когда-то девственных лесов на фоне тысячелетиями возвышающихся величественных гор и прозрачных водопадов, ведущих долгую нескончаемую беседу друг с другом, не обращая внимания на суету грешных, суетливых и тщеславных двуногих созданий. Картина эта дополнялась безотрадным видом несрубленных, засохших на корню деревьев, изогнутых, искорёженных, выбеленных и несгнивших, образующих настоящее кладбище великанов растительного мира. Кладбища эти – наваленные деревья, мох на стволах и на почве вместо травы и цветов – также результат деятельности очередных пришельцев в предполярные леса, на этот раз – бобров, наводящих здесь свои порядки, устраивающих запруды, а потом, после гибели деревьев и кустарников, бросающих их ради своих «бесчинств» в новых местах.

Капитан Александр осмотрел поселок и окрестности. В центре поселка – тюрьма. Над зданием тюрьмы длинная матерчатая перетяжка. Выцветшими зеленоватыми буквами написано: «Здесь все делается ради заключенных». У солдат охраны – лица, типичные для военнослужащих определенного рода войск, задача которых – управлять и подавлять. С них, с этих лиц, не сходит выражение свирепого достоинства, необходимое для постоянного устрашения заключенных.

Недалеко от здания тюрьмы высились кучи мусора, отбросов, опилок, отходов кухни, поросших неказистыми сорными растениями. Как и везде, рядом с помойками можно увидеть животных и птиц, ищущих чем поживиться. Все в этих краях кажется удивительным и непривычным даже такому опытному человеку, каким был капитан Александр. Вместо ворон на кучах пищевых отходов сидели большие черные каранчо, лесные соколы с голыми красноватыми или оранжевыми лицами, питающиеся змеями, ящерицами и падалью. Вместо собак сновали красные лисицы. Падальщики дрались из-за отбросов. Тявканье лисиц прерывалось разнообразными криками каранчо: карканьем («трах-рро!»), напоминающим стук друг о друга двух твердых кусков дерева, диким хохотом, пугающим проходящих мимо людей, и жуткими стонами. Вместо крыс – кролики, разбегающиеся при появлении лисиц и каранчо. Вокруг – ни одного знакомого растения, ни одной знакомой травинки. Увидев вдруг люпин, цветок русских лугов и садов, капитан Александр бросился к нему как к родному.

– Люпин, малыш! Как тебя занесло сюда, на край света?

Капитан Александр думал о судьбе заключенных, сосланных сюда, к заливу Заката. «Местная» Сибирь. Только климат значительно мягче. Да уж. Куда-то не туда ты прибыл, капитан Александр. Не лучшее это место для поисков следов древних цивилизаций.

После того как Александр предъявил рекомендательные письма от Его Преподобия Льюиса Доджсона и от мэра Добрых Ветров, столицы Серебряной страны (таким письмом капитан также предусмотрительно запасся), охрана колонии изъявила готовность оказать Александру всяческое содействие. Как мы знаем, Александр хотел получить какую-нибудь информацию о Томасе Бриджесе, но никто из охраны ничего о нем и его миссии не слышал.

– Мы только что прибыли из Хорватии. И никого здесь не знаем. Не поговорить ли Вам с заключенными? – сказал пожилой солдат. – Среди них есть образованные люди из Америки, Европы и даже из России.

Капитана Александра впустили на территорию тюрьмы. Как раз в этот момент готовилась отправка заключенных на лесоповал.

Капитан Александр проходил вдоль повозок и вдруг услышал русскую речь. Вот это была неожиданность. Как на эту, самую дальнюю каторгу попали русские?

До отправки «поезда» оставалось время, и капитан разговорился с одним из русских заключенных. Огромный, страшный, заросший, волосатый. Звали его Симон Радовицкий.

– Рад познакомиться, капитан Александр. Кто мы такие, русские каторжники? Анархисты! Формула анархистов всего мира: «Ни бога, ни властелина!» Мы бежали из России, думали найти свободу здесь, на краю земли. Там задыхались в дебрях бесчеловечных законов. Здесь, в Серебряной стране, свободы тоже не нашли.

Симон долго и увлеченно рассказывал об идеях анархистов:

– Анархия не означает «беспорядок». Анархия означает «без власти». Мы, анархисты, хотим ликвидировать эксплуатацию и власть одного человека над другим. Мы боремся за свободу личности, за жизнь без государственного принуждения, без правительств и государств. Анархизм – идея, как лучше всего жить, анархия – образ жизни. Миллион лет существовали наши предки, охотники, собиратели, пастухи, малыми группами равных, без власти и иерархии. Их общества были успешны, иначе не было бы нас. Государство существует всего несколько тысяч лет. А анархические общества живы до сих пор: бушмены, пигмеи, австралийские аборигены и, наконец, Фуэгины.

Посмотри, как живут Селькамы и Яманы. Тебе кажется жалкой их жизнь? Нет, это не так. Они любят друг друга. У них дружные семьи. Они довольствуются тем, что дает скудная природа. Никому не подчиняются. У них нет вождей. Они свободны. Думаешь, они менее счастливы, чем мы? Если бы это было так, они перестали бы рожать детей и давно вымерли бы. Зачем «цивилизованные» люди вторгаются в их чистую жизнь? Везде, где ступает нога белого человека, красному человеку грозят вымирание, болезни и смерть. Эти «цивилизаторы» говорят, что хотят индейцам добра? Но благодаря их вмешательству племя за племенем, народ за народом уходят в историю. И здесь, на краю земли, на островах архипелага «Блуждающих Огней», свободы тоже не найти.

– Можно согласиться. Что предлагаешь? Вернуться к первобытному состоянию?

– Не надо возвращаться, надо заимствовать идеи. Жизнь человека и отдельных групп в таких обществах построена с учетом личных и групповых интересов. Решения принимаются добровольно, на основе взаимопонимания и выгодных всем совместных действий. При конфликтах, вместо обращения в суд, находят компромисс в теплых, доверительных беседах с участием родственников и друзей.

– Насколько я знаю, сейчас в обществе почти нет таких взаимоотношений.

– Ошибаешься, Александр. В повседневной жизни отношения людей полностью анархичны. Даже под гнетом худшего деспотизма большая часть личных взаимоотношений человека с другими людьми строится на основе добровольного согласия, без которого жизнь невозможна. Семья, дружба, любовь, молитва, отдых, стихийная взаимопомощь при выполнении работ – все они анархичны.

– Но анархия не дает результата, не работает на практике.

– Это единственное, что работает. И государство, и экономика строятся на фундаменте анархии. Пьер-Жан Прудон, отец анархии, сказал: «Свобода – не дочь, а мать порядка». Потому что этот порядок основан на договоренностях знающих друг друга людей, на общественном согласии, на общественном здравом смысле.

– Как же вы видите такое общество?

– Точного плана нет. Мир станет разнообразным. Главным законом общественной жизни станет сотрудничество вместо конкуренции. Общество – иллюзия, человек – реальность. Общество существует для благ индивидов, а не наоборот. Оно будет состоять из большого количества локальных замкнутых сообществ, объединяющихся только для координации, если отдельные сообщества не могут решить какую-либо задачу. Нет правительств. Выбираются Советы, у которых нет власти, но есть ответственность. Это иерархия наоборот: чем выше уровень, тем меньше ответственности передается. Основные решения принимаются на нижнем уровне, для себя, без противоречий, с учетом мнений других групп. Такими ячейками станут семьи и объединения людей по интересам и видам деятельности.

– А чем вас не устраивают демократические общества?

– В таких обществах демократия существует только в момент выборов. Выбирают горстку политиков, которые потом контролируют наши жизни с помощью законов, бюрократов и полицейских, нравится это нам или не нравится. [9]9
  Жан-Жак Руссо: При демократии люди свободны только в момент цодачи голосов, все остальное время они – рабы правительства.


[Закрыть]

– Говорят, что анархисты склонны к насилию.

– Анархистам далеко до демократов, республиканцев, либералов и консерваторов, которые только кажутся миролюбивыми. Всю грязную работу за них выполняет государственная машина, которая по определению является аппаратом насилия. Государство использует насилие каждый день.

– Звучит убедительно. Как же вы добьетесь общественного переустройства? Как уничтожите государство?

– Пути разные: военный переворот, борьба на фронтах войны с деспотическими режимами, теракты, саботаж. Анархисты – разношерстная компания. Среди некоторых анархистов популярны идеи ненасильственной смены власти. Это лишь оторванные от жизни теории и бесполезные мечтания, хотя среди их сторонников – наш великий соотечественник граф Толстой. Большинство анархистов – люди дела. Главный вопрос анархии – тактика прямого действия. Люди должны взять судьбу в свои руки, индивидуально или коллективно, легально или нелегально, насильственно или без насилия. Мы используем все возможные методы. Рабочее движение. Народное образование, создание профсоюзов, забастовки, стачки.

Но это не главное. Политиков, бюрократов уничтожат не перевороты, а отказ народных масс работать, поддерживать загнивающие режимы. Всеобщая стачка, массовый отказ от работы приведут к уничтожению государства.

– Так же, как ты, говорят Маркс и марксисты.

– Попомни мои слова, Александр. «Цивилизованные» марксисты, они ведь хотят все обобществить, национализировать, установить диктатуру пролетариата.

Если они придут к власти: у человека отнимут все: и собственность, и свободу. Государство превратится в тюрьму. Людей заставят забыть о личной жизни. Они будут жить только ради государства.

– Анархистов упрекают в использовании террора.

– Мы сторонники насилия, пропаганды с помощью актов прямого действия, террора и захвата фабрик. Показательные акты индивидуального террора, дающие примеры личного героизма и самоотречения, имеют огромное агитационное значение. Террор – самозащита анархистов, месть за репрессии властей против участников рабочего или крестьянского движения, запугивание правительств с целью получения от них уступок. Он призван поднять на борьбу народные массы.

– Вы даете выход личному чувству негодования и возмущения. Но индивидуальный террор приводит лишь к обратному результату. Он не имеет поддержки народа. Террором вы напугали насмерть буржуазию, но массы в него не поверили.

– Под видом анархистов часто действуют бандиты и авантюристы, которые компрометируют анархизм. Верны только те террористические акты, которые понятны массам, одобряются массами, приводят массы к пониманию необходимости участия в революции.

– За что ты выслан?

– Я бросил бомбу в полковника Фальконе, шефа федеральной полиции в столице Серебряной страны, городе Добрых Ветров. Отомстил за репрессии против участников рабочих демонстраций, за расстрелы забастовщиков.

– Жаль, что ты выбрал такой путь.

– Это мой путь. Я – человек практических дел. Все права и полномочия я черпаю в самом себе, права и полномочия на все, что смогу осилить. Как сказал мой кумир Макс Штирнер: «Чистый эгоизм – базовая ценность анархистов». Я не чувствую ничего кроме злобы и ненависти к власть имущим. Все равно я убегу отсюда. И буду отвечать насилием на насилие. Преступлением на преступление. убийством на убийство! – Глаза Симона сверкали непримиримым огнем, он весь был пропитан жаждой борьбы. – Таких, как я, – сотни и тысячи. Всех не переловят. Ни бога, ни властелина! Никакой поблажки властелинам. Возмездие ждет тех, кто дал нам закон вместо свободы! Мы вернемся в Россию. Мы построим там первое в мире царство анархии, где не будет власти законов. Где будет Воля. Где все будут свободны, как Селькамы и Яманы.

– Господь тебе судья, – сказал Александр. – Ты говоришь, что ищешь свободу для всех, а предлагаешь только борьбу и насилие. И хочешь, чтоб все остальные жили так же, как ты. Поверь мне, пройдут годы, ты разочаруешься в анархии и терроре. Если не погибнешь к тому времени, закончишь жизнь обычным человеком, может, здесь же, в Южной Америке. И будешь счастлив, будешь эту свою обыкновенную жизнь считать высшим благом. Так же, как считают твои любимые Селькамы и Яманы.

Потом капитан Александр спросил:

– Симон! Ты провел несколько лет на этой земле и в этих краях. Не знаешь ли ты что-нибудь об английском миссионере Томасе Бриджесе?

Симон ничего не знал о Томасе. Он посоветовал Александру поговорить с каторжником Кампоррой. Кампорра, который много слышал о капитане Александре, оказался на редкость обаятельным собеседником. Он рассказал Александру историю своей жизни, о том, что он был заметной политической фигурой в городе Добрых Ветров, был кандидатом в президенты Серебряной страны. Что ему не повезло на выборах, и он попал в заключение по наветам недоброжелателей.

– Времена меняются. Не сомневайся, Александр, я обязательно вернусь в столицу, – сказал он капитану Александру. – И сделаю все возможное, чтобы дать свободу жителям Серебряной страны. Чтобы были честные выборы. Чтобы в правительство пришли честные люди. Чтобы жизнь в стране стала лучше и справедливей. Чтобы трудящиеся получили достойную плату за труд, а старики – достойную старость. Верю в то, что именно так и будет, и мы с тобой, дорогой капитан, встретимся еще в другом месте и при других обстоятельствах. Ты известный, уважаемый человек, Александр. Слава о твоих добрых делах бежит впереди тебя. Надеюсь, наступит время, когда вместе мы сможем сделать много полезного. Хочешь разыскать миссионера Томаса Бриджеса? Не буду спрашивать о целях твоей экспедиции. Не знаю, зачем тебе нужен Томас, сумеет ли Томас тебе помочь. Могу сказать определенно только одно – ты не будешь разочарован, ты не потеряешь времени зря, если встретишься с этим удивительным человеком.

Кампорра объяснил Александру, как найти миссионера, и пожелал успехов его экспедиции.

В это время охранники объявили об отправлении «поезда». Капитан попрощался и с Симоном, и с Кампоррой. Симону он посоветовал подумать об их разговоре, а Кампорре пожелал скорейшего возвращения в столицу и успеха в его благородном деле.

«Поезд» с каторжниками двигался среди прекрасных гор и лесов, Александр долго смотрел ему вслед. Вдоль дороги на несколько километров вправо и влево пейзаж напоминал широкую полосу, образовавшуюся после прохождения урагана. Нельзя было без содрогания смотреть на этот пейзаж. Ни деревьев, ни кустов поблизости от дороги не было. Только пни деревьев, поднимающиеся над землей от полуметра до метра.

– Да, – размышлял Александр. – Прав Симон. Тлен и разруха идут по стопам цивилизации. Наше государство порочно в своей основе. Идеи анархистов о свободе кажутся прекрасной мечтой. Люди должны стать свободными. И не только физически. Должен быть свободен их дух. Нужно уважать свою свободу и свободу других: свободу жизни, перемещения, самовыражения. Все правильно, Симон, равенство и братство.

Государство боится свободных людей, ими нельзя манипулировать. Государство защищает себя законами, с помощью которых наказывают людей, пытающихся сбросить власть. Забыто, что такое взаимопомощь, ответственность, доброта, сострадание, семья, дети, счастье, гармония, природа. Мораль общества подменила естественные ценности. Но ты, Симон, сам-то достоин этой свободы? Думаешь ли о свободе других? Берешь на себя право решать, кому жить, кому умереть. Без суда. Берешь на себя роль Господа. Так же поступают и твои «товарищи по борьбе». Кровь и страдания идут вслед за вами. Чем вы лучше тех, кто уничтожает индейцев Фуэгинов? Мы должны отказаться от пути Симона, где советчики – злоба и ненависть. Мы должны идти путем Кампорры, где советчики – доброта и правда.

Так думал капитан Александр, покидая залив Заката.

Много лет прошло с тех пор. Если приехать в эти места сейчас, трудно будет узнать тот залив Заката, на который мы только что смотрели глазами капитана Александра. В наше время это – центр туризма, благодатный край и уютный город, благоустроенный бывшими каторжниками, их потомками, потомками местных индейцев и авантюристов, заброшенных сюда в поисках новой жизни. Открываем путеводитель:

«История современного Оошооуа – это история заключенных, прибывших на край света в расплату за свою вину и изменивших коренным образом свою судьбу.

История людей, которые, несмотря на все невзгоды, выстояли и построили прекрасный город. Допустивших ошибки и искупивших вину. История о том, как человек может пасть и подняться, что и произошло с людьми «Поезда заключенных». История, запечатленная в каждом тысячелетнем утесе. История, которая произошла… здесь… в… Оошооуа… на Краю Света. История, которую делали простые труженики последней земли».

На этом мы расстаемся с заливом Заката и последуем вслед за капитаном Александром.

Капитан Александр направил свой корабль на восток к эстансии Харбертон, туда, куда указал Кампорра. Сиял брызжущий синевой и золотом только что народившийся юный день. Корабль, подталкиваемый попутным воздушным потоком, весело бежал по водной глади. Время сжалось в точку. Перед мысленным взором Александра пронеслась и исчезла прежняя жизнь. Каждый раз, покидая берег, он ошущал душевный подъем. Ему казалось, он стоит на пороге чего-то нового, совсем не похожего ни на что из ранее пережитого. Будущее возникало в момент соприкосновения носа корабля с набегающей встречной волной. Будущее надвигалось, вспыхивало и пропадало за бортом, бросало брызги, вновь появлялось сзади, пенилось и бурлило в кильватерной струе. Через два с небольшим часа вдали показались строения Харбертона и флаг Англии, который развевался над миссией, а еще через час капитана Александра уже встречал на берегу Томас Бриджес.

– А что такое« эстансия»?

– Имение.

– А почему в этом индейском краю такое неиндейское название – Харбертон?

– Томас Бриджес назвал его так же, как назывался в Англии родной город его жены.