Текст книги "Рыжее наказание в подарок (СИ)"
Автор книги: Саша Кей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Рыжее наказание в подарок
Глава первая
– А… Демь… Ян… – выдыхаю я с каждым толчком.
Тяжелая грудь мягко раскачивается в такт.
Сильные руки крепко держат меня за бедра, пока каменный член работает на глубине. Погружаясь в меня до конца, он давит на что-то настолько сладкое внутри, что мне кажется, я не выдержу больше ни секунды.
Плавно скользя во влажной норке, толстый ствол лишает меня всякой воли.
Он снова меня подчиняет. Суток не прошло, а я уже в который раз натянута…
За два дня до этого
– Жень, выручай!
– Теть Тонь, не могу. Сил никаких нет, – продолжаю отказываться я, вынимая иглу из мягкого места соседки. – Учеба, подработка, я валюсь с ног. И так до тридцать первого снегурю.
Для убедительности киваю головой в сторону белой шубки с серебристыми звездочками на отторочке.
– Да один денек всего, – уговаривает меня тетя Тоня. – Больше до нового года не надо, а там я отлежусь и сама выйду.
– У меня каждая свободная минутка на счету. Я мечтаю хоть немного поспать. Объясните вы своему нанимателю все, как есть. Не зверь же он. Все поймет.
– Да понять-то поймет, но подводить не хочется. Где найти замену так срочно? Чтоб и покормить смогла, и укол при необходимости сделать, и массаж…
Видя, что я все равно колеблюсь, Антонина Ивановна добивает бедную студентку:
– Хорошие деньги за работу на дому. Твои будут, ну?
Тетя Тоня работает в агентстве «Уютные услуги». Ее нанимают, когда за кем-то из стариков, нуждающихся в медицинском присмотре, а по большей части в общении, некому приглядеть неделю-две. Дети там в отпуск укатывают, или еще чего. Ну, считай приходящей сиделкой работает.
Я точно знаю, что в агентстве хорошо получают, и обращаются туда люди небедные. А мне хочется на новый год подарить себе новенький смартфон. На остальное я вроде и так заработаю, а телефон – это уже роскошь. Я себе третий месяц отказываю. Вроде как и с треснутым экраном нормально работает. Но ведь хочется же.
– Не знаю, теть Тонь. Я ж все-таки пока без высшего медицинского…
– Да зачем там высшее медицинское? Ты ж сестринское дело закончила.
Да. Закончить-то закончила. А теперь вот захотела дерматологом стать, а кто будет мои хотелки оплачивать? Вот кручусь-выкручиваюсь.
– Ладно, – с тяжелым вздохом соглашаюсь я. Жаба, как обычно, побеждает. – Когда нужно-то?
– Вот спасибо, вот от души. Выручила. Я тебе адресочек напишу и ключи дам.
– А ключи мне зачем? – настораживаюсь я. – Там, что, лежачий?
– Нет, вполне ходячий, только нога в гипсе. Скоро снять должны, прям на днях, но пока ему тяжко на костылях по огроменной домине.
Ну, дедкам на костылях и в пятнадцати квадратных метрах тяжко. Это понятно.
– Ладно, теть Тонь, – укладываю я медицинский инвентарь в аптечку. – Я побегу, а ты лежи и не пляши, а то опять спину прихватит. Вечером или я загляну, или ты заходи с адресом и ключами.
И, подхватив снегурочью шубейку на рыбьем меху, я несусь в ближайший торговый центр, где в таком виде надо раздавать что-то там.
Весь день наперекосяк.
Я с утречка решила свои русые волосы оттенить хной. Кто ж знал, что воду отключат на целый час. И как я не смывала потом в семи водах, теперь я цвета бешеного апельсина. И ведь знаю, что смоется, но хна… Это я месяца два вылинивать буду до адекватной расцветки.
Видали ли вы раньше Снегурочку с костром на голове?
Я как высушилась да на себя посмотрела в зеркало, чуть не расплакалась. Вроде и идет мне, только я на себя не похожа. Девица какая-то шальная.
И как в воду глядела.
Не только я себя не узнаю, но и парень мой университетский, Леша Колчин меня не признает.
Уставшая стоять два часа на ногах возле стойки с нарезанным лукумом, я расцветаю, увидев, как он идет ко мне размашистыми шагами. Только Леша смотрит не на меня, а на Лену Сафронову, спешащую к нему из отдела женского белья. Встречаются они ровнехонько перед моей стойкой и на виду у меня лобзаются так, что аж тошнит, а мне только и остается глазами хлопать и провожать их взглядом, когда они топают в сторону кинотеатра с мягкими сиденьями.
Я даже не сразу понимаю, как я к этому отношусь.
Настолько я вымоталась.
В голове возникает дурацкая мысль: «Лучше б я раньше узнала, не стала бы подарок покупать». Тьфу. Хорошо хоть к телу допустить не успела.
К вечеру я едва волоку ноги домой. Настроения новогоднего и так нет, да еще и это прозрение.
И просвета не видно.
После новогодних праздников, которые превратятся в каторгу, наступит сессия, а потом последний семестр. Диплом писать надо.
Когда ж я отдохну?
С завистью поглядываю на вываливающихся из ресторанов смеющихся людей. У кого-то корпоративы, а кому-то эти корпоративы еще работать. Все кажется мрачным, неуютным. Снега нет почти, темно и грязно. Новогодние украшения, развешанные на столбах, выглядят жалко и нелепо.
Двадцать седьмое декабря на календаре, а вокруг какашка.
Пробегая мимо светящихся разноцветными огнями витрин, в которых видны покупатели, выбирающие подарки, заворачивающие их в нарядную упаковку, чувствую себя на обочине жизни.
А теперь еще новый год не с кем отмечать.
Хоть волком вой.
Залетев домой и едва раздевшись, щелкаю чайником и падаю на табуретку, вытянув ноги. Заманалась стоять. В голову опять лезут картины, как Лешка обнимает Сафронову, лезет руками под полушубок и шепчет ей что-то на ухо.
Вот козлина.
Но я даже злюсь вяло. Может, еще накроет, конечно, но пока в душе место поровну делят обида и неясное облегчение.
Звонок в дверь отрывает меня от самокопания.
Тетя Тоня пришла. Наверно, услышала, как моя дверь хлопнула. Слышимость у нас превосходная, а Колчин еще удивлялся, чего это я ему не даю, когда он в гости заглядывает.
– Я на минутку, – морщится соседка. – Даже садиться не буду. Не для меня сейчас эти подвиги – вставать со стула. Вот, держи.
Она протягивает мне крупные ключи и клочок бумаги.
Прочитав адрес, я поднимаю брови. Когда речь шла об огроменном домине, я почему-то подумала о коттедже на Солнечной. Там у нас все богатенькие буратины прикупают недвижку. А что? Удобно. И собственная территория и, считай, от центра недалеко.
А тут надо плюхать в Волжский. Это за городом. Не столько далеко, сколько транспорт капризен.
Но отказываться уже неудобно. Обнадежила человека.
– Демьян Федорович, малясь, с характером, – отрекомендовывает мне нанимателя Антонина Ивановна. – Да любой мужик становится противным, когда болеет. Не мне тебе рассказывать.
Представив себе мужика Демьяна Федоровича большим и косматым, у заснеженного окна сидящим на скамье почему-то возле самовара и, опираясь одной рукой на клюку, пьющим чай из блюдца в другой, я прыскаю со смеху. Что-то прям Бажовскими сказками повеяло.
– Ну вот. Хоть развеселилась, а то кислая, как те лимоны. Смотаешься на денек, воздухом подышишь лесным.
Тетя Тоня уходит, держась за поясницу, а я наливаю себе большую кружку чая и приклеиваюсь к окну, разглядывая в свете фонарей кружащиеся мелкие и робкие снежинки.
И возвращаюсь к словам соседки, сказанным напоследок:
– Бледная ты, молодец, что покрасилась, мальчишки хоть заметят.
– Да уж, дождешься от них, – фыркаю я.
Мой меня не только не признал, но и не заметил.
– А ты загадай желание на зиму. Вон и снежок, наконец, запорошил.
– Это, что, примета какая-то? – заинтересовываюсь я.
– Вроде нет. Но бабка моя, та, что в деревне ведьмой считалась, говорила, что снег надежнее всяких там падающих звезд.
Из любопытства хочу загадать, а ничего путного в голову не идет. В конце концов плюнув на все эти суеверия, я отправляюсь спать.
Глава вторая
Я вылезаю на конечной остановке в некоторой растерянности. Кругом ни шиша. Только лес.
Перед тем как спуститься по ступенькам старого автобуса, похожего на аквариум, я спросила у водителя, туда ли я вообще приехала, и он сказал, что мне километра три вон по той тропинке.
Три километра по колено в снегу?
Очешуеть!
Зря я все-таки не послушала совета Антонины Ивановны и не взяла такси. Денег пожалела.
Это в городе выпавший за ночь снег уже испачкался и растаял, расползаясь знаменитой новогодней грязюкой. А за городом, как в песне, зима.
Делать нечего. Все равно обратно я смогу уехать только вечером.
Кабы не щипучий морозец, я бы восхитилась ветвями, облепленными снегом, склоняющимися красивой аркой как раз над тропинкой, и белыми шапками на елях. Но даже те пять минут, что я трачу на тоскливое провожание взглядом неуклюже развернувшегося автобуса и кислый осмотр местности, дают понять, что стоять и восхищаться – сейчас не ко времени, пальцы ног уже подмерзают.
Делать нечего, двигаю в указанную сторону, и те самые красивые издалека ветви являют свое коварство. С пушистых лап сыплется снежное крошево и прямо мне за шиворот.
Блин.
Топаю по хрустящему снегу в бело-голубую глубь, ежесекундно проваливаясь в наметенные сугробы и черпая полные сапоги.
Через двадцать минут прогулки с нагрузкой, я набредаю на хорошо укатанную лыжню с собачьими следами вдоль нее, и жить становится немного легче. Точнее, становится легче идти. А так я по-прежнему взопревшая, со снегом в сапогах и покалывающим от мороза носом. Только теперь мне еще и пить хочется.
Воды я взять с собой естественно не додумалась, зато у меня в кармане пуховика есть мандарин. Это даже символично. Хвойный дух, лесная свежесть, незамутненная запахами города… Как в детстве.
Только я бы лучше дома под одеялком отлежалась.
Замерзающими пальцами на ходу чищу оранжевый шарик, и от аромата цедры, рот наполняется слюной. Хочется горячего сладкого чая и почему-то бутерброда с селедкой. И смотреть на развешанные на окнах гирлянды, считая каких огоньков больше – синих или красных.
А не вот это вот все.
И мандарин уже слопан, а я все иду.
У меня закрадывается подозрение, что могу заблудиться, и когда паника уже начинает точить об меня свои коготки, я, наконец вижу впереди забор.
Ну слава тебе, яйца.
Вообще, нехреново дед забрался.
Что ж он так далеко от цивилизации-то? А если сердце прихватит?
Подойдя ближе, радуюсь, что это тот самый дом, что мне нужен, ибо на нем есть даже номер и название улицы, что вызывает у меня нервный смешок. Улицы? Серьезно? Я покрутилась вокруг себя. По-прежнему, глухая лесная опушка, лишь вдалеке над деревьями виднеется столб жидковатого серого дыма. Скорее всего, кто-то баню топит.
Нащупав в кармане холодную связку ключей, я атакую калитку и, открыв ее, в испуге отпрыгиваю назад. Мне требуется несколько минут осознать, что ничего страшного не происходит, просто с той стороны к ней была прислонена лопата, которая, когда я дернула ручку на себя, полетела на меня, целя черенком прямо в глаз.
С колотящимся сердцем подбираю инвентарь. А тяжелая какая!
Хороша была бы Снегурка с бланшем под глазом.
Мысленно матеря несознательного владельца за разбросанные вещи, я пристраиваю лопату у ворот.
Вторым сигналом от вселенной, что не стоило мне приезжать, становится ручка швабры, чуть не тюкнувшая меня по лбу, когда я тяну на себя входную дверь.
Строго говоря, я не ожидала, что она открыта, и швабра падает рядом, а не мне на голову только потому, что, дернув слишком сильно легко поддавшуюся дверь, я по инерции отступаю назад.
В этом доме мне определенно не рады.
Надо позвать хозяина.
Сейчас только выдохну.
Убрав с дороги еще одно оружие домохозяйки, я проникаю в дом, боязливо оглядываясь по сторонам. А ну как еще что-нибудь свалится?
Вроде обходится, и я с наслаждением снимаю сапоги, разминая окоченевшие пальцы ног, и расстегиваю пуховик, под который тут же проникает тепло хорошо натопленного дома.
За шуршанием капюшона я упускаю появление нового персонажа в прихожей, если так можно назвать длинное помещение, которое, похоже, идет вдоль всего дома.
Догадываюсь я, что что-то не так, по усилившемуся влажному запаху дерева и бергамота.
Вскинув глаза, я застываю ошалев.
На дальнем конце прихожей, судя по всему в дверях домашней сауны, стоит обнаженный Адонис, увлеченно вытирающий волосы полотенцем.
Я тут же пялюсь туда, куда хорошие девочки никогда не смотрят.
Прежде чем я успеваю себя остановить, у меня от смущения вырывается:
– В этом доме хоть что-нибудь стоит, как надо?
– Что? – уставившись на меня, рычит голый перец.
Ой. Кажется, меня поняли превратно…
Глава третья
– Здравствуйте… – нервно сглатывая, говорю я, вспомнив про вежливость.
Глаза никак не хотят оторваться от мужского достоинства в обрамлении темных волос. Увесистый мешочек под ним тоже… э… достоин.
Я не стесняшка. Медсестры еще и не такое видят, но меня смущает, что под моим взглядом член подрагивает и наливается.
И все равно пялюсь.
Вижу, что рука с полотенцем опускается к бедру, но нудист и не думает прикрываться.
– Ты кто такая? – требовательный голос, подсказывает, что передо мной прирожденный диктатор. Ну или часть диктатора.
Во рту сохнет, облизываю губы, и словно в ответ на это, член дергается и еще немного приподнимается.
– А… э… я…
Нет, так невозможно разговаривать!
Если он не хочет занавесить свои заманчивые игрушки, это сделаю я!
Я стаскиваю с вешалки первую попавшуюся куртку и делаю стремительный рывок вперед, чтобы прикрыть это безобразие!
И вселенная снова показывает мне свое злорадное лицо.
Хорошо, что мы не даем клятву Гиппократа про «не навреди» и все такое, потому что сейчас я бы ее нарушила. Не умышленно, конечно, но…
Сделав широкий шаг навстречу Адонису, я поскальзываюсь носками, как на банановой кожуре, на отлепившемся от штанины и упавшем мне под ноги снегу. В попытке удержать равновесие, заваливаюсь и делаю еще несколько шагов вперед, но только приобретаю ускорение.
Бубенцы стремительно приближаются.
Взмахнув курткой, как тореро, я врезаюсь головой Адонису в живот, и мы благополучно падаем. Ну, то есть, я благополучно, а он не совсем.
Вообще, можно сказать, голой заднице везет, что она не приземляется со всего размаха на кафельные полы, а встречает на своем пути кресло мешок.
Я же, успев схватиться за его бедра, обрушиваюсь на мужчину сверху, чудом не боднув его в самое нежное место, зато посыпав его снежком с капюшона.
Сердце бухает под ребрами, от испуга ломит в затылке, но вроде кости целы.
Осознав, что самое страшное позади: падение прекратилось, и ничего страшного вроде не произошло, я облегченно выдыхаю.
Прямо в пах моей жертвы.
Нифига не опавшая эрекция покачивается у меня перед носом.
– Удобно? – ядовито спрашивают меня.
– Мугу, – честно признаюсь я, все еще переводя дыхание.
– Нравится? – уточняют еще злее.
Я, наконец, вскидываю глаза, чтобы извиниться, и натыкаюсь на взбешенный взгляд. Нервно облизываю губы, и чувствую, что нечто упирается мне в подбородок.
– Не очень, – нервничаю я и понимаю, что не угадала с ответом. Мужик прищуривается совсем недобро. – А где дедуля?
– Какой дедуля? – ревет Адонис. – Тебе и меня за глаза хватит!
– Мне за глаза не надо! – тут же открещиваюсь я и, кряхтя, пытаюсь подняться.
– Ты охамела, рыжая!
Это я, вставая, опираюсь на живот сбитого товарища. Он успевает напрячь пресс, чем вызывает у меня восхищение. Таких кубиков у меня не было никогда. Ни на своем теле, ни на близлежащем.
Хотя, какие мои годы?
У меня просто опыта мало.
Не выдержав моей возни, Адонис садится и за шкирятник снимает меня с себя.
– Вы извините, что так получилось, – тараторю я ему в лицо, стараясь больше не опускать взгляд, а то залипну.
На самом деле, я не озабоченная, просто так работают инстинкты. Основные которые. Все что касается инстинкта самосохранения и размножения неизбежно привлекает внимание человека. Так что я вполне ординарная особь.
– Ты кто и как здесь оказалась?
Он все еще держит меня за капюшон, не позволяя отстраниться.
– Женя Котикова, – сдаюсь я.
Сейчас все мое внимание приковано к губам незнакомца. Красивым губам.
И к запаху. Бергамота, дерева и его чего-то.
– Женя Котикова, какого хрена ты забыла у меня дома? – продолжает допрос он. Его по-прежнему не смущает некоторая раздетость, в отличие от меня.
– Вот хрен не забыла, не могли бы вы прикрыться? – я, не глядя, подтаскиваю, к себе валяющуюся рядом куртку.
И в этот момент я понимаю, что ничего не понимаю.
По крайней мере в мужиках точно.
Потому что я не знаю, ни одной женщины, которая в сложившихся обстоятельствах себя бы так повела.
Адонис притягивает меня к себе капюшон и целует.
Меня берет такая оторопь, что язык проникает мне в рот абсолютно беспрепятственно.
Никаких реверансов.
Глубокий наглый поцелуй.
Прям карательный.
Заканчивается он так же внезапно, как и начинается. Я даже не успеваю понять, понравилось ли мне целовать с этим типом.
– Вы что вытворяете? – начинаю вырываться я, отмерев.
– Да уж на фоне твоих диверсий, можно сказать ничего, – все так же зло отвечают мне.
И кладут мою ладонь на член.
Даже смотреть не буду. И так чувствую. Определенно, член. Определенно, вполне стоящий.
– Дедушки нет, но я и один справлюсь.
Глава четвертая
– Слушайте, – нервно оправдываюсь я, выдергивая ладонь из хватки и стараясь не думать о приятном на ощупь, чуть бархатистом и таком твердом… – Мне очень жаль, мы с вами как-то не так начали… Мне нужен Демьян Федорович…
При упоминании имени наглый тип возвращает мою ладонь на причинное место.
Мерзнет у него, что ли?
– Демьян Федорович готов… выслушать, – многозначительно сообщают мне.
Меня заклинивает.
То есть?
До меня начинает доходить, что я стала жертвой собственного воображения, приписав имени образ пожилого дядьки, а на самом деле все обстоит не так.
– Так это вам массаж и поставить…? – теряюсь я. Непохоже, чтоб этому бугаю требовалось ставить обезболивающий укол.
– Да что ж тебя все не устраивает, как стоит? – звереет мужчина. – Нормально он стоит. Сейчас убедишься!
– Да нет, я верю, – все-таки отбираю свою конечность и прячу ее за спину подальше от греха, в прямом смысле слова. – Просто мне сказали, что снимут скоро, а у вас все снято. Совсем все…
На мужике реально нет гипса, и даже на вид его недавно не было. Уж кому как не мне знать, как выглядит нога после того, как снимают гипс.
– Какой кошмар! – язвит Демьян Федорович, все еще удерживая меня за капюшон. – Опоздала на стриптиз. Соболезную. Ничего, зато я успел.
Это заявление меня тревожит. Никакой стриптиз я показывать не собираюсь. Более того, даже если бы и захотела, то сейчас я в абсолютно не подходящем для этого виде. У меня под джинсами и свитером практичное термобелье, совершенно лишенное даже намека на эротизм. Ну если только кто-то не ностальгирует по советским гамашам.
Блин, в конце концов, мы так и будем тут на полу в прихожей выяснять отношения? Некоторым определенно не помешает прикрыть срамоту, потому что у меня ощущение, что я скоро окосею, стараясь не пялиться на мужской обвес.
Я совершаю еще один рывок в попытке высвободиться из хватки «пациента», прости господи, и, разумеется, все кончается трагично.
Я снова заваливаюсь на Федоровича и попадаю ему локтем под дых.
– Да за что мне это! – ругается он, стряхивая меня. – Дамочка, вы уйметесь или нет? Вас, что, мои конкуренты прислали? Сходил, блядь, в баню…
– Так! Демьян Федорович, спокойно! – кряхчу я. – Я от Антонины Ивановны, но, как я вижу, вам мои услуги не требуются!
– Это смотря какие, – намекают мне.
– Сиделки, – сурово отвечаю я, когда мне наконец удается принять нормальное положение и накрыть товарища курткой.
Только Демьян Федорович тоже передумывает сидеть на полу. Одному, видимо, не так интересно. Он поднимается, вырастая надо мной как утес над деревцем.
– Рыжая, ты меня бесишь. Но если ты расширишь спектр и предоставишь мне услуги лежалки, то я тебя не придушу. Или придушу, но тебе понравится.
– Вы и Антонине Ивановне такое предлагали? – ахаю я.
Каков наглец! Прям разбежалась и разлеглась! Ага!
– Не предлагал, но она и не сомневалась в моих способностях, – отвечает охамевший Демьян Федорович. Нет, офигеть! Как это, кто-то заподозрил, что он не секс-гигант! И все. Забрало падает. Мужики, блин.
– Жаль, что Антонина Ивановна меня не предупредила, какая у вас хрупкая психика! – огрызаюсь я. Терять мне уже нечего. Это явно не мой клиент.
– Жаль, что она меня не предупредила, что заявится такое наказание, я бы замки сменил!
О господитыбожемой!
– Вы не переживайте, я сейчас уеду, – фыркаю я. – Вам нельзя нервничать, а то точно ничего стоять не будет.
– Ах ты зараза!
Я отпрыгиваю от мужчины, который вознамерился меня, видимо, как-то проучить.
Да уж. Ждать вечернего автобуса явно не стоит. Совсем наоборот, стоит поторопиться и свалить отсюда. А то мне еще и моральную травму припишут. Поэтому договариваемся с внутренней жабой и вызываем такси.
Как дуэлянты мы стоим друг напротив друга и сверлим настороженными взглядом. В конце концов, хозяин берлоги не выдерживает, машет на меня рукой и топает обратно в сторону сауны. Воспринимаю это как временную капитуляцию и разрешение не работать лежалкой.
Я вытаскиваю из кармана мобильник. И… Болт на тридцать восемь.
Нет сети.
– Здесь не ловит, – злорадно информируют меня. – Только на втором этаже.
Поднимаю глаза. Демьян стоит в дверях парилки и следит за моими попытками поймать сеть.
– Вы позволите? – великосветски уточняю я.
– Иди, – внезапно великодушно разрешает Демьян Федорович. – Если встать поближе к окну, должно словить.
Подозрительно как-то.
С другой стороны, я ему явно тут не сперлась, а иного способа от меня избавиться вроде как нет.
Я прохожу в дом и поднимаюсь на второй этаж, но, увы, это не помогает.
Полтора столбика уровня приема не внушают оптимизма.
А еще небо за окном затягивается серой пеленой, и ясная морозная синь становится мутной. Прозрачный намек, что начавшийся легкий снегопад из мелких сухих снежинок, скоро уплотнится. Надо уносить ноги.
Но приложение висит, а дозвон в местное пригородное такси не проходит.
Обещала себе не материться, но… Это пиздец.
Я спускаюсь вниз, где Демьян Федорович встречает меня уже почти одетым. Надо же! Движется в сторону цивилизованного человека.
Он все еще босой и без майки, но в джинсах, и мне уже легче на него смотреть. Или не легче. Давно я не видела такого.
В последнее время парни помешались на раскачивании, будто все эстетика здорового тела меряется в килограммах мяса. Бицухи толще моей шеи, задница, которая больше подойдет латиноамериканской певице…
А тут реально Адонис. Аж глазам больно. Вот кому массаж, наверное, делать одно удовольствие – каждая мышца словно прорисована. Статую эпохи возрождения ваять можно. До пояса. Ниже пояса там все значительно крупнее.
Я отвешиваю себе мысленный подзатыльник и отворачиваюсь от Демьяна Федоровича.
А перед глазами все равно стоит образ полуголого мужчины. Плоский рельефный дивот. Джинсы без ремня, съехавшие неприлично низко и демонстрирующие, что кто-то смуглый от природы. И дорожку темных волос, убегающую вниз, не пересекает белая полоса незагорелой кожи.
Красивый наглый засранец.
Почему засранец, сказать не могу. Так-то это я к нему в дом вломилась, помешала культурно отдыхать. Еще легко отделалась. Сама бы я в такой ситуации сначала дралась бы насмерть, а потом интересовалась у трупа, какого черта ему надо.
И уж точно не прижималась бы греховной обнаженкой и не целовалась.
Что-то мне жарко.
Вспоминаю, что еще по дороге сюда умирала от жажды.
– Я могу попросить воды? – вежливо прошу я.
Оценив мое красное от жары лицо, Демьян Федорович достает из холодильника графин и наливает мне воды в стакан. Водичка холодная, то что надо.
Пока пью воду под внимательным взглядом, подбираю слова, чтобы сообщить радостную новость хозяину коттеджа.
– К сожалению, пока вызвать такси мне не удалось, – признаюсь я. – И если так пойдет и дальше, – киваю на начинающуюся пургу за окном, – то и не выйдет. А вечерний автобус нескоро. Мне придется стеснить вас своим присутствием до пяти вечера.
Демьян Федорович, сложа руки на мощной груди, прислоняется спиной к холодильнику и приподнимает брови:
– Ты, что, в пять вечера в темноте по лесу собралась идти на остановку? – похоже, ему с трудом дается эта мысль.
– А какие у меня варианты? – пылю я.
– Я тебе сделал дельное предложение. Секс, еда, мягкая постель. Утром или такси сможешь вызывать, или автобус дождешься.
– Нет уж, спасибо, – кривлюсь я. – В вашем предложении меня не устраивает секс.
– Охуеть, – разводит руками Демьян Федорович. – Лучше замерзнуть, заблудившись в лесу, чем классно потрахаться.
– А с чего это вы уже решили, что прям классно будет? – изумляюсь я самоуверенности мужчины.
Ответ его подкашивает меня еще больше:
– Тебе уже понравилось со мной целоваться. И все остальное тоже зайдет.
– Вы себе льстите, Демьян Федорович, – отрезвляю я его. – Не понравилось.
– Если б не понравилось, ты бы сразу расцарапала мне рожу.
Охренеть логика!
– Какой у вас богатый опыт, – комментирую и получаю тяжелый взгляд. – Так что? Выставите или дадите дождаться автобуса?
Демьян Федорович смотрит на меня, и я вижу, что он принимает какое-то решение. Дорого бы я отдала, чтобы узнать, о чем он так сосредоточенно думает, пялясь на моих оленей, вывязанных на груди.
– Не выставлю, – в итоге озвучивает он. – Но и аргументы в пользу моего предложения подбрасывать не перестану.
– Это вы так намекаете, что будете домогаться? – всплескиваю я руками. – Что с вами не так?
– Со мной как раз все так, – хмыкает он. – Так что располагайся. И начинай называть меня без отчества. В койке этот официоз мне не нужен.
– Ха! Уверены, что меня туда затащите?
– Да, – серьезно кивает Демьян. – Я всегда прорываюсь в дамки. Устраивает тебя мой вариант, или побежишь в лес из страха, что трусишки не удержатся?
– Устраивает, – смело отзываюсь я. У меня есть причины полагать, что ни хрена у Демьяна не выйдет. – Натоплено тут сильно. Можно чуток убавить отопление?
Я уже стаскиваю куртку, и понимаю, что все равно вот-вот получу тепловой удар.
– Нельзя, – широко улыбается Федорович. – Если жарко, раздевайся.








