Текст книги "Моя судьба"

Автор книги: Саша Канес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Так что, нас не пустят?!

– Нет, почему? Мы можем находиться здесь когда угодно и сколько угодно. Баня разогрета. Просто нас мыть никто не будет, так как банщики придут только в два часа. – Она продолжала переводить стрекочущего дедка. – Он сам раньше тоже был банщиком, но сейчас уже старый и слабый, у него астма, и он боится, что если станет нас мыть в натопленной бане, то может упасть и умереть, как умер его друг-банщик в «Хилтоне». И его клиенты были очень расстроены, так как он упал на одну пожилую итальянку. Упал на нее и на ней же умер. И в «Хилтоне» весь персонал лишили премии. Даже тех, кто в другую смену. А он так не хочет. К тому же ему два дня назад удалили зуб, – старик широко открыл рот и потыкал пальцем в десну, – и ранка до сих пор кровоточит. А врач запретил ему даже руки мыть горячей водой целую неделю, потому что может усилиться кровотечение… Мне продолжать переводить? – Это Ира уже сама обращалась ко мне. Она внешне оставалась абсолютно спокойной, я же позорно умирала от смеха.

– Заткни его, пожалуйста! Пусть успокоится и закроет рот – я не стоматолог! А мы посидим тут, насладимся восточной роскошью!

Я скинула с себя халат и легла на теплый камень.

– И что теперь надо делать? – спросила я опытную Иру. – Просто лежать, и все?

– Вообще-то, – крикнула Ира из раздевалки, – теперь наступает время для появления банщика, который покрывает вас мыльной пеной и волтузит во все стороны. Массаж и мытье в одном флаконе!

Теперь я поняла, почему дед так страстно объяснял нам ситуацию с банщиками и почему так удивлялся нашему намерению остаться тут, несмотря на их отсутствие. В зал вошла Ира, и я, признаться, обалдела. Абсолютно голая, она выглядела просто великолепно. Обычно все бывает наоборот. Одежда нужна нам, женщинам, для того чтобы скрывать не достоинства, а недостатки фигуры. И порицаемое обществом неприличие наготы – это чушь! Просто нагота не демократична! Она сразу расставляет всех по местам, причем отнюдь не в привычном для социума порядке. Я была рада, что мы только вдвоем и некому сравнить мои внушительные, но уже слегка отвисшие после Даши сиськи с крепкими Ириниными грудями. Они были не такими большими, как мои, но имели идеальную форму. Талия, я думаю, в обхвате не превышала пятидесяти восьми сантиметров, а ноги были абсолютно пропорциональными и гладкими. Безукоризненная посадка головы и пропорции рук. Ирина не заметила или притворилась, что не заметила моего внимания к ее телу.

– Я нашла тут правильное мыло и, если хотите, могу вас…

– Поволтузить! – вспомнила я недавно произнесенное ею классное слово.

Она кивнула.

– Мне, честно говоря, не вполне удобно. Это не входит в круг твоих обязанностей.

– Не знаю. Но мне, по крайней мере, это представляется более приятным занятием, чем переводить того деда, заглядывать ему в рот и изучать его воспаленные десны.

– Спасибо за сравнение!

Я завалилась на спину и предоставила себя Ирининым рукам. Практически после первых же ее движений я вспомнила слова Игоря Борисовича о том, что Ира «предпочитает женщин». А я-то думала, что это была шутка! В течение минуты я была покрыта теплой пеной, пропитанной какими-то восточными ароматами. Ирины руки скользили по мне, создавая непередаваемое ощущение силы и нежности. Надо сказать, я никогда не отличалась особой стыдливостью. Единственная мысль, которая меня взволновала в тот миг, когда ее соски заскользили по моему животу, а пальцы по внутренней части бедер, была о том, не свинство ли с моей стороны изменять нашедшемуся уже моему Лене. Нет, я совершенно не желала ему изменять, и даже подумать о таком мне было бы мерзко, но… ведь я сейчас была с женщиной! Разве это измена? Разве можно изменить любимому мужчине с собственной секретаршей? Разумеется, нет! – твердо решила я и подчинилась движениям Иры. По-моему, я кончила раза три и так орала, что примчался старикашка и пытался сунуть мне в нос какую-то ароматическую соль. Ире он всучил банку с вонючей коричневой мазью непонятного назначения. Он непрерывно стрекотал что-то, глядя на двух голых, только что кончивших женщин, и явно удивлялся, что мы не очень активно поддерживаем с ним беседу. Наконец я не выдержала, собрала скопившуюся вокруг меня пену, встала и нахлобучила старику на плешь. Причитая, уже даже не на английском, а на своем родном наречии, он убежал. Облившись напоследок водой из маленьких тазиков, мы смыли с себя остатки мыла, оделись и покинули это, как оказалось, развратное место. Перед тем как выйти в коридор, Ира заглянула в закуток к дедку и оставила ему пять долларов. Благодарное верещание мы слышали даже на своем этаже, пока шли от лифта.

– Ну, что нам теперь делать? – спросила я Ирину уже возле дверей ее номера.

Она пожала плечами.

– А что, собственно, случилось?

– Я бы хотела понять, какие у нас теперь отношения?

Прокатив в щели замка карточку, она отворила дверь и, перед тем как скрыться, еще раз пожала плечами.

– Вам же объяснили – вы можете уволить меня в любой момент!

Фуршет
и не только

Переговоры с господином Радживом Гуптой прошли на редкость бездарно. Начались они в его огромном, но на удивление сером и каком-то задрипанном офисе. Все общение между Гуптой и Егеревым было напыщенным и безыдейным. Говорили только они. При этом Егерев все время косился в мою сторону, опасаясь с моей стороны какого-нибудь подвоха или хотя бы просто неприятной неожиданности. Но мне сказать было нечего. Я знала, что итогом подобных переговоров должно стать подписание, а затем и исполнение контракта на поставку чего-нибудь одной из сторон, за что та, в свою очередь, должна расплатиться. Но к этому не подошло даже близко. И Раджив Гупта, и Арсений Натанович обменивались декларациями о мощи своих компаний и об их роли в мировом бизнесе. Но Гупта так и не сказал, что он хочет купить и за какие деньги, а Егерев так и не сформулировал, что он может продать и почем это обойдется если и не самому Гупте, то индийским налогоплательщикам.

Это не переговоры, понимала я. Это нескончаемый треп «о х… и пряниках», как говаривал мой друг Семен, он же Шимон. А настоящие переговоры о поставках военной техники и комплектующих к ней будут проходить не сейчас и не здесь, если вообще будут! Это мне стало абсолютно ясно уже через час сидения в пропахшей благовониями переговорной комнате. Слава богу, бизнес-занудство продолжалось всего два часа, после чего мы направились на ланч в ресторан «Чаннай», расположенный неподалеку от офиса «Индиан консьюмекс лимитед». Роскошный интерьер ресторана категорически не соответствовал примитивному меню. В основном обед состоял из курятины в разных соусах и индийского хлеба – наана, на который я и приналегла. Единственным по-настоящему вкусным блюдом оказался отведанный мной много лет назад в московском ресторане «Дели» панир – прижаренный пресный сыр в остром соусе. Вариантов соуса, видимо, есть немало, но одну из разновидностей я перенесла в свою домашнюю кухню. С поваром в ресторане мне поговорить не довелось, поэтому эту рецептуру я придумала сама, исходя из вкусовых ощущений. В российских условиях вполне можно использовать либо адыгейский сыр, либо несоленый сулугуни. Нарезанный брусочками сыр прижаривается на гриле или припекается в духовке, а затем заливается горячим соусом, приготовленным из консервированного кокосового молока, пассерованного с луком и помидорами, жгучего перца и любимых вами приправ по вкусу. Если соуса получилось много и он жидковат, то можно добавить немного разведенной в воде муки. С соусом можно экспериментировать сколько угодно, только при полной безмозглости и при руках, растущих не из того места, панир может получиться невкусным!

После ланча нас с Ириной провезли по городу и показали несколько красивых сооружений из красного камня. Один из них назывался дворцом, а другой – фортом. Я не очень внимательно слушала объяснения только к вечеру проспавшегося и приставленного к нам Манго Сингха. Я знала, что основную массу сказанного я все равно забуду, но мне доставляло огромное удовольствие гулять среди природы и архитектуры, принадлежащих совсем другому, непостижимому миру. Я ощущала себя внутри восточной сказки и наслаждалась этим. Что же касается нищеты и вони, которые мне были обещаны всеми, кто посещал столицу Индии раньше, то они остались не то что незамеченными, но не прочувствованными мной. Жалкие хибары и калеки оставались за окнами «Амбассадора», а кондиционеры в отеле и в автомобиле съедали малоаппетитные запахи.

На следующий день мы опять приезжали в офис, и я перезнакомилась со всеми руководителями отделов принимающей компании. В основном это были очень пожилые люди, занимавшие в свое время важные посты на государственной службе, в первую очередь в авиационной промышленности. Я договорилась, что по всем конкретным, техническим вопросам, буде такие возникнут, специалисты нашей компании будут обращаться не к высшему руководству «Индиан консьюмекс лимитед», а к начальникам соответствующих отделов. Моя позиция была понята и всячески одобрена «старичками». Перед перерывом на ланч Манго Сингх притащил папку с контрактом на поставку нескольких сорокафутовых контейнеров черного чая и каких-то пряностей. И сам контракт, и спецификации к нему были написаны на английском и русском языках – двумя колонками. Их уже подписала индийская сторона, но я взяла себе время, чтобы изучить документ в Москве и согласовать сделку с Чертковым. Мы договорились, что в течение десяти-двенадцати дней все согласуем и пришлем подписанный нами экземпляр в Дели. Егерева с нами не было. Накануне он сообщил мне с важностью в голосе, что положение обязывает его посетить в Дели российского посла и нанести визиты в посольства еще нескольких суверенных государств.

– Игорь Борисович в курсе, – особо подчеркнул он. – И считает это правильным!

Вечером Гупта, как и было запланировано, устроил у себя дома шикарный фуршет. Его вилла располагалась в очень дорогом районе индийской столицы, но тем не менее вид самого района был таков, что невозможно было предположить, что здесь вообще находятся жилые дома, а не склады вторсырья. Разбитая неасфальтированная дорога проходила между огромными, поставленными вертикально бетонными плитами. Мы ехали после захода солнца в кромешной темноте, и только фары «Амбассадора» освещали жутковатую проезжую часть. Мы остановились напротив одной из бетонных стен, в которой имелась прямоугольная дыра, закрытая глухими железными воротами. Без какого бы то ни было нашего сигнала ворота открылись. Мы въехали внутрь и оказались в райском саду. Повсюду сверкали огни, с блестящей гранитной скалы в бассейн обрушивался водопад. Из густых зарослей доносилось щебетание птиц. В некотором отдалении от водопада располагался восточный дворец – скромная вилла Гупты. Со всех сторон здание огибал сверкающий разноцветными огнями ручей. Через ручей к крыльцу был переброшен мостик из розового дерева, по нему мы и проследовали в дом. Народу собралось немного, так как прием был организован исключительно по случаю нашего визита. Кроме нас, Гупта пригласил несколько важных для его бизнеса людей. Я так понимаю, что наше знакомство с ними и было основной целью хозяина дома. Среди гостей-индусов присутствовали два бывших генерала, работающих в настоящее время в тендерном комитете Министерства обороны, три члена парламента и… разумеется, Лалит Чатурвэди. Я, кстати, сразу отметила, что все присутствующие были почти столь же «доброжелательны» по отношению к брахману, как и повалившийся пред ним ниц человек в самолете. Важные генералы и парламентарии относились к не имеющему ни чинов, ни регалий соотечественнику брахманского рода с величайшим почтением.

По роскошному залу, украшенному скульптурами и картинами, скользили слуги Гупты. Одетые в униформу, они были очень похожи между собой, поэтому мне даже не удалось их сосчитать. Слуги постоянно обносили нас выпивкой и маленькими блюдечками с холодными и горячими закусками, намного более вкусными, чем блюда в «Чаннае». Я не без помощи Иры успела перезнакомиться практически со всеми гостями и присела в соседнее с Лалитом кресло. Егерев с Гуптой меж тем произносили бесконечные тосты о русско-индийской дружбе. Эмигрировавший в свое время из Советского Союза Егерев, разумеется, с гордостью представлял русскую сторону. Они пили за дружбу и честность, за главенство духовных ценностей и неувядающую славу воинов, сражающихся с российским оружием в руках. При этом как-то не уточнялось, что с русским оружием воюет полмира, и, как правило, именно с этим оружием в руках страны борются друг против друга. Самые жуткие преступления против мирного населения тоже совершаются с использованием российского оружия. Из него же стреляют по редким, занесенным в Красную книгу животным садисты-браконьеры. Впрочем, это касается и оружия, производимого в других странах.

Лалит уже успел изрядно принять на грудь и наблюдал за происходящим с откровенно глумливой улыбкой.

– Прошу прощения за нескромный вопрос, – обратилась я к своему давешнему собутыльнику. – Откуда вы знали, что вас сегодня тоже пригласят?

Он поднял брови.

– Во-первых, я уже был приглашен за несколько дней до вас! А во-вторых… Во-вторых, Гупта пока не склонен принимать никаких решений по России без консультации со мной.

– А это значит, я так понимаю, что и вы без согласования с Гуптой ничего не делаете? Не так ли?

– Не так! – Лалит лучезарно мне улыбнулся и влил в себя еще полстакана виски. – В Индии, разумеется, я без моего друга Раджива Гупты ничего не делаю. Правда, и с его участием я с Индией дела не имею. Я тут только консультант! Но мир велик, знаете ли! Есть еще страны!

– Так, может быть, мы обсудим с вами возможности совместной работы с другими странами, в которых…

– У меня есть коррумпированные связи! Правильно?

– Ну, скажем, что так…

– Давайте я, пока не напился, изложу свои условия, годится?

– Безусловно! Только, Лалит, вам следует учесть, что я, мягко скажем, не единоличный владелец бизнеса.

– О’кей! Очевидно, вы не дадите мне ответа сейчас, но вы можете обсудить все это с прочими акционерами. Впрочем! – Он поднял указательный палец, украшенный старинным золотым кольцом с большим необработанным рубином. – С вашим другом Семеном я на эту тему уже беседовал.

– Вы знакомы?

– Конечно, лет десять! В Прагу я летал на встречу именно с ним. И прекрасно знал, что мне предстоит знакомство с вами.

Лалит испытующе посмотрел на меня, но я выдержала его взгляд. Я изображала из себя сплошное внимание.

– Итак, первое! – Он начал загибать пальцы. – В бизнесе, где есть я, не участвует этот идиот! – Он указал на нескладную фигуру Егерева, произносящего в этот момент путаный тост в честь Махатмы Ганди, имя которого он не мог правильно произнести. – То есть меня не интересует, имеет ли он доход с этих сделок – хоть все ему отдайте! Но ни я, ни остальные участники бизнеса с моей стороны его не видят и не слышат! Он столь глуп, что рано или поздно пойдет в тюрьму, и я заранее хочу стоять от него подальше. С меня хватит савеловского правосудия.

– Разумно!

– Второе: раз уж мы вспомнили Савеловский суд, вы закрываете мое дело, и я свободно могу приезжать в Россию когда захочу. Третье: вы добиваетесь возвращения мне офиса на Хорошевке. И, наконец, четвертое: я вижу своими глазами, что внучка моих друзей, Анита, свободна, здорова и работает на вашей фирме. При выполнении всех этих пунктов я убеждаюсь, что у вас есть реальная сила и… что вы говорите правду!

Мне оставалось только кивнуть.

Самолет уносил нас с Ирой из сказочной страны. Я, естественно, заменила ее «экономический» билет на первый класс, и мы сидели рядом в огромных креслах.

– Значит, Чертков не шутил, когда сказал мне, что ты предпочитаешь женщин?

– У него вообще с шутками не очень, как вы могли заметить.

Никаких попыток перейти на «ты» и с ее стороны мы не предпринимали, и почему-то ни мне, ни ей это не мешало.

– А с мужчинами что – ты совсем нет… никак?!

– Понимаете, я ничего не имею против мужчин. Просто мне не нравятся волосатые ноги, щетина на лице, отвислая мошонка между ног с торчащей над ней неказистой палкой с красным набалдашником. Мне смешно, что сам членовладелец, как правило, относится к этой уродливой штуке чуть ли не как к восьмому чуду света. И мне противно, что с фанатичной настойчивостью он норовит засунуть ее куда ни попадя, называя это убогое занятие любовью! – Ирину буквально передернуло. – И особенно мерзко, когда он пищит, словно придавленный дверью хомяк, выплескивая из себя пару жалких мутных капель субстанции, похожей на сопли и воняющей хлоркой.

– Красиво расписала! Комментариев не имею! – Мне и впрямь трудно было хоть что-то добавить к нарисованному Ирой обобщенному эротическому портрету представителя «сильного пола».

– И плюс ко всему, мужиков в нашей стране семьдесят лет селекционировали по принципу максимального убожества, – продолжила она, с наслаждением вливая в себя принесенное нам ледяное шампанское «Дом Периньон». – Выживали и давали потомство в основном самые трусливые и бездарные. Их система косила меньше, чем хоть как-то вменяемых.

– Не повезло, видать, тебе, – не слишком деликатно заметила я.

– А вам повезло?

«Что ж, – подумала я. – За дело получила! Каков вопрос – таков ответ!» Но вслух лишь заметила:

– Мне один раз повезло. В самом начале, сразу… А потом сдуру удачу упустила…

– Что ж поделаешь! Ведь мы, бабы, тоже не лучше – дуры и б…! – подвела итог интересной дискуссии Ира.

Выслушав все это, я подумала, что, может быть, зря перевела ее сюда из «эконома».

Архипушка
и не только

Прямо из Шереметьева-2 мы приехали на работу, чтобы обсудить результаты поездки с Игорем Борисовичем. Чертков остался очень доволен всем, что я ему рассказала. По его мнению, все происходило ровно так, как и должно было происходить. Мудак Егерев произвел на индусов впечатление… мудака, и это страховало нас от его возможных попыток сделать в Индии что-нибудь самостоятельно. Ему, конечно, объяснили, что для него такие попытки смертельно опасны, но… от клинического идиота можно ожидать любых неожиданностей. По поводу требований, выдвинутых Лалитом Чатурвэди, Чертков не стал высказываться. Я поняла, что он не в состоянии решить все сам и нуждается в каком-то времени для оценки своих реальных возможностей.

Домой я отправилась на собственной «Тойоте». Леша еще не появлялся на работе с тех пор, как по моему указанию уехал с Евпатием к целителю. Дома я застала самую настоящую гулянку. Дети уже спали, а мама пила какую-то мутную жидкость, сидя за столом с Евпатием и каким-то еще пожилым дядькой. Дядька был красномордый, здоровенный и очень веселый. Оказалось, что это и был тот самый паралитик Данила Степанович, которого еще недавно еле живого повезли к колдуну-целителю. Незадолго до моего появления от них уехал водитель Леша, уставший с дороги и все равно лишенный возможности выпить со всеми медовухи, ведь он должен был еще ехать домой. Я не видела Данилу Степановича в его недавнем трагическом состоянии, но сейчас он был хоть куда. Он еще слегка прихрамывал, немного кривил рот и заикался, но под воздействием медовухи уже активно клеился к маме. Ее это очень смешило, а Евпатия, напротив, смущало и огорчало.

С моим появлением веселье вошло в новую стадию. Мне налили целую кружку пахнущего гречишным медом хмельного напитка и принялись пить теперь уже за мое здоровье. Несмотря на усталость, я с удовольствием выпила пару кружек за новоисцеленного. Евпатий подтвердил, что он помнит о просьбе, с которой я обратилась к нему перед их поездкой, и он готов поехать к Архипушке – так звали целителя – когда понадобится. А понадобилось, надо сказать, скоро.

Я, естественно, поинтересовалась у Евпатия, что именно делал пресловутый целитель с дядькой Данилой. Использовал ли он, спрашивала я, какие-то травы или всякую чушь типа заклинаний и приговоров? Но ничего более осмысленного, чем расплывчатое заявление о том, что у Архипушки есть своя «секретная метода», я не услышала. «Ну, и бог с ним, – подумала я. – Пусть темнит. Главное – помогло!»

Десять раз я напоминала Оле, что заказала для них с Леней VIP-зал на прилете, но, непривычные к «новорусским» веяниям, они проскочили мимо девушки с плакатиком и вышли там же, где проходили все прочие пассажиры. Честно говоря, слово «проскочили» никак не подходило к Лене, который, хоть и не пользовался креслом-каталкой, но тяжело, с трудно скрываемой болью, шел, опираясь на костыль и палку. Голова его также была ограничена в движениях большим пластиковым ошейником. Я, честно говоря, была немало раздражена, так как Леня с Олей напрочь отказались принимать от меня билеты бизнес-класса. И это при том, что я вполне могла позволить себе арендовать для них отдельный самолет. Увидев, что они так и не появились в зале для привилегированных пассажиров, я, чертыхаясь, рванула к выходу из таможни и как раз застала их выходящими сквозь толпу «бомбил», призывно крутящих на волосатых пальцах ключи от своих тарантасов.

– Извини, – бросилась ко мне Оля. – Мы так и не поняли, к кому обращаться по поводу VIPа. Решили, что здесь быстрее…

– Там девица вас ждала, с плакатиком, с красненьким таким!

– Какая разница теперь! – прошептал Леня и улыбнулся мне. – Мы уже тут. Это главное!

Я подбежала к нему, подхватила за локти и, чуть приподнявшись на цыпочках, поцеловала в губы.

– Помнишь Уфу, вокзал, комендатуру?

– Да, спасибо тебе.

Он уже говорил мне это слово по телефону, но сейчас меня это «спасибо» словно резануло по сердцу.

– На здоровье! Дурак!

Леша загрузил в «Мерседес» их багаж и повез нас в отель. По дороге я узнала, что в последние месяцы проблемы и неприятности буквально сыпались на семью Ильиных. Мало этой аварии со всеми жуткими последствиями, так вдобавок ко всему неделю назад у отца случился инфаркт. Раньше родители собирались тоже приехать в Москву, но теперь мать круглые сутки дежурила у кровати мужа, и ни о каких поездках не могло быть и речи.

Огромный люкс, снятый мной за восемьсот долларов в день, состоял из двух спален, гостиной и небольшой кухни. Каждая спальня имела свою ванную комнату.

– Это безобразие! Ты ставишь нас в неудобное положение! – выговорил, я бы даже сказала, вышептал мне Леня.

– Да! А кто меня отправил в свое время в собственном вагоне-люксе? – напомнила я Лене его былой подвиг.

Он вздохнул, тяжело опустился в широкое кресло и перевел взгляд на окно. Из этого положения ему было видно только серое московское небо с плывущими по нему тяжелыми облаками. Я впервые задумалась о том, что мы совсем мало знакомы друг с другом. Тогда, в машине, мы не успели сказать друг другу и десятка фраз. А при первой встрече, в прошлой жизни, мы были совсем другими. Я не знала, о чем говорить с человеком, которого я давным-давно полюбила с первого взгляда, потом потеряла, а теперь опять нашла. Я не могла понять, он ли это или кто-то совсем другой?

Оля была в своей спальне и не выходила оттуда, наверное, чтобы не мешать нам.

– Кем ты сейчас работаешь? – Я сама удивилась, что у меня вырвался этот совершенно неуместный сейчас вопрос.

Но Леню это не удивило.

– Преподаю в школе программирование и компьютеры.

– Почему, ведь ты такой способный и умный?

– В школе должны преподавать способные и умные. Я уже отучился в институте и увидел однажды вечером ватагу детей – трех мальчиков и двух девочек, по девять-десять лет. Я заглянул в будку, откуда они выбежали, и увидел повешенную кошку. И я решил, что буду учить детей… тому, что сам умею… И постараюсь сделать так, чтобы они никогда не вешали кошек!

Я осторожно погладила его по голове и поцеловала в затылок. Он как-то странно сжался.

– Кстати, кошку я спас и назвал Шуркой. Мы ее с собой в Израиль взяли. Шея у нее на всю жизнь окривела, но год назад она нам пятерых котят принесла. Еле пристроили…

Я не могла контролировать свои глаза и отвернулась к окну. Чувствовала, как дрожит мой мокрый от слез подбородок. Это продолжалось несколько минут. Леня первым прервал молчание:

– Извини. Я очень устал, и мне больно говорить. Мы увидимся завтра после похода к врачу. Ладно?

Я еще раз поцеловала его и зашла к Оле.

– Он не знает, что я рассказала тебе обо всех его проблемах, – сказала Ленина сестра, сжав мою ладонь в своих руках. – Не подведи меня, ладно?

Я кивнула.

– Машина, на которой мы приехали, стоит внизу, у парадного входа. Пока вы здесь, она ваша двадцать четыре часа в сутки.

– К чему это? В этом действительно нет никакой необходимости!

– Простите, Оля! Не обижайтесь, но я не спрашивала вас, есть в этом необходимость или нет. Я просто сказала, что машина внизу. В восемь вечера на следующие двенадцать часов Алексея сменит Сергей. Через час вам подадут ужин, его принесут в номер…

– А ты не останешься с нами ужинать?

Я опять не удержалась и заплакала.

– Он устал. И, наверное, не очень хочет меня видеть! Я прибегу в любой момент, Оля! Правда – в любой момент! Но пусть он скажет, что ему нужно, чтобы я пришла!

Уже выбегая в коридор, я крикнула ей:

– Когда подавать завтрак, ужин и полдник, скажете сами. Можно по телефону. Никуда не нужно ходить!

Леня так и не позвонил сам ни разу. Я понимала, что ему самому трудно и больно говорить. Оля звонила, но он ее об этом не просил – она это делала, потому что мы так договорились. Я все это время была сама не своя и даже не понимаю, как, сидя за рулем, не устроила аварии. В это время я занималась созданием на фирме подразделения, которое будет торговать всякими продуктами и барахлом, в соответствии с тем, как мы договорились с Чертковым. Турбины внутри – растворимый кофе снаружи. Видимо, то, что я делала на автопилоте, было нормальным и правильным, но этим ведала какая-то внешняя часть моего сознания. Сама же я все время перемалывала только одну мысль, один вопрос мучил меня – кто мы с Леней друг другу?

Через день я без предварительного предупреждения приехала к ним в гостиницу. Леня спал после процедур. Я попросила Олю не будить его, но помочь мне разобраться в происходящем между нами.

Выслушав меня внимательно, Оля грустно улыбнулась и покачала головой:

– Я понимаю, что вам не просто. Но постарайтесь чуть-чуть отвлечься от своих личных страстей женского рода и встать на его место и понять, как себя при этих обстоятельствах чувствует мужчина.

– Я стараюсь… – пробормотала я.

– По-моему, стараетесь пока безуспешно. Увы! Каждый день нам с Леней звонит мама. Папе не становится лучше. Ни я, ни Леня не знаем, выживет ли он и увидим ли мы его, когда вернемся. Плюс к этому те проблемы, о которых вы якобы не знаете, но о которых сам Леня прекрасно знает от врачей. Плюс к этому то, что сегодня и здесь выразили крайнее сомнение в возможности его излечения от последствий травмы. И плюс к этому боль, которая не дает ему ни свободно говорить, ни нормально спать. Вот сейчас он заснул впервые за двое суток. И наверное, через час опять проснется, чтобы принять обезболивающее. Ночью он спать не будет. Я знаю. И теперь ответьте мне, каких эмоций, каких чувств, каких проявлений радости вы хотите от моего брата? – Олины глаза влажно блестели.

– Вам что, определенно сказали, что не смогут помочь?

– Да.

– А как же их реклама, что они могут вылечить все?

– У них есть замечательный ответ – мы можем все, кроме чудес!

Эти слова мне напомнили о чудотворце Архипушке, к которому Евпатий обещал привезти Леню в случае необходимости. Я рассказала о нем Оле, но та лишь махнула рукой.

– Ну о чем вы говорите! Мы же с вами все понимаем. Все это чушь, и чудес действительно не бывает. Леня никогда не согласится ехать ни к какому целителю! Слышите – никогда!

Через день Алексей мчал нас – Олю с Леней и меня с Евпатием – по Ярославскому шоссе в направлении Вологодской области. Евпатий сидел впереди справа, а мы с Олей по очереди поддерживали Ленину шею. На центральный подголовник заднего сиденья мы положили большую поролоновую подушку, на которую сидящий между нами Леня облокачивался верхней частью спины и затылком. Так мы надеялись снизить воздействие разбитой на многих участках дороги.

– Евпатий Микулович, скажите мне, пожалуйста, сколько вашему Архипушке надо дать денег? – спросила я Евпатия еще накануне.

Тот покачал головой.

– Он денег не берет. Он к деньгам даже не прикасается! Ненавидит он их.

– То есть мы едем к ненормальному?

– А вы, хозяюшка, нормальных целителей видели?

– Я лично никаких не видела! Впрочем, излечение вашего дяди произвело на меня впечатление.

– А от него все нормальные-то отказались.

– Так что же Архипушке все-таки везти – водку, французский коньяк, шампанское? Говорите же!

– Он спиртного не пьет, табак не курит, мяса и птицы не ест! Везти ему можно только еду. Причем еду самую простую – картошку, селедку, масло подсолнечное. Молочное он пьет только свое – у него коза есть. С огородом у него самого нет уже сил возиться. Может быть, мы ему чего-нибудь из теплицы нашей наберем, хозяюшка? Вы же знаете, у меня там все природное, без химикатов…

– Да уж! – вспомнила я особенности его агрономической деятельности. – Разумеется, все берем! Все, что выросло! Фрукты-овощи он любит, так я ананасов накуплю, бананов, апельсинов, киви…

– Киви, боюсь, он есть не будет, – выразил сомнение Евпатий.

– А это еще почему? Чем ему киви плохо? – удивилась я.

– Уж больно оно, простите, хозяюшка, волосатое это киви, шерстистое оно какое-то очень!

Последние двадцать километров наш «Мерседес» тащился не меньше часа. Я не понимала, как нам удалось не застрять на раскисшей дороге. Но Алексей был здесь уже второй раз, и, по его словам, теперь ехать ему было намного проще, чем тогда, в первый раз с Данилой Степановичем. Наконец мы прибыли. Леня очень устал от дороги, и мы с Олей дали ему вначале несколько минут посидеть спокойно, а потом очень осторожно вывели наружу и усадили на складной стул. Деревня Крюковище произвела на всех самое удручающее впечатление. По сути, и деревни-то уже никакой не было. Пара полуразвалившихся хибар возвышалась над тем, что обрушилось уже вовсе. В одной хибаре жил сам Архипушка, а в другой, чуть получше, обитала старуха Егоровна, у которой, собственно, и останавливались те, кто приехал к целителю. Ей тоже доставалась часть продуктов. Иногда она даже соглашалась взять немного денег, но только в том случае, если на другой день ожидалось прибытие в Крюковище автолавки. Держать деньги в доме она боялась, так как существовала опасность погибнуть от рук лихих людей – обезумевших алкашей из соседних деревень. По той же причине, как объяснял Евпатий, ни сам Архипушка, ни старуха Егоровна не дали «благодарным исцеленным» привести в порядок их убогие жилища. Даже сам намек на наличие хоть каких-нибудь средств, превышающих стоимость мешка картошки, мог стоить старому человеку жизни.