Текст книги "Моя судьба"

Автор книги: Саша Канес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Ночной кошмар
и не только

Нет людей, которые ничего не боятся. И у каждого страхи свои. Иногда они иррациональные, странные и даже смешные. Но от этого они не менее мучительны. Лично я боюсь ночных кошмаров. А точнее, одного конкретного кошмара, который периодически посещает меня во время, казалось бы, безмятежного сна. Ночной кошмар – понятие сугубо индивидуальное. У человека есть в глубинах подсознания нечто такое, что по неведомым причинам более прочих ужасов мира реального пугает его. И страх перед явлениями совершенно нереальными или же в настоящей жизни вовсе безобидными зачастую заполняет человеческий сон, превращая его из благостного отдыха в утомительное страдание, безмерно усугубляющее томление мятущегося духа.

Ужаснейшим видением, посещавшим мои сны с самой ранней юности, была гигантская стрекоза, а точнее, даже не сама стрекоза, но огромные сетчатые глаза ее. Стрекоза появляется внезапно и неотвратимо. Я сама не понимаю каждый раз, сон это или явь. Чудовищное насекомое надвигается на меня медленно, но неуклонно. И я, словно парализованная, наблюдаю свои собственные множественные отражения в сверкающих ячейках. Человеческое существо интуитивно воспринимает зрачки, направленные на него, как некое отражение – если и не души, то, по крайней мере, примитивного сознания живого организма. И мы находим или преданность в наивных глазах пса, или печаль во взгляде усталой лошади, или хотя бы злость и жажду крови в безжалостном остром взгляде изготовившейся для последнего прыжка пантеры. И мы знаем, что там, в глубине черепной коробки, не только у человека, но и у зверя есть мозг, пристанище сознания, на которое можно воздействовать добротой, твердостью или, по крайней мере, устрашением. За взглядом же стрекозы не стоит ничего. Мозг отсутствует. И нет прибежища даже малому осколку вселенского духа. Есть только голод, который и управляет живым автоматом. Сожрать и оставить потомство – это самый примитивный алгоритм жизни. В алгоритме этом почти нет условных блоков. Программа существования насекомого столь проста, что в ней даже не нашлось места для реальной заботы о сохранении собственной жизни, ибо слишком коротка и ничтожна сама эта… жизнь.

Стрекоза неумолимо надвигается. Остановить ее невозможно. В выпуклых глазах читается лишь безразличие абсолютно ко всему, в том числе и к собственной смерти. Помощь может прийти только извне – из реального мира. Кто-нибудь или что-нибудь должно вырвать меня из парализующего кошмара.

В этот раз спасение принес телефонный звонок. Семь тридцать утра. В другой раз я вместо «здрасьте» спросонья послала бы любого абонента туда, куда Макар телят не гонял. Но сейчас я схватилась за телефонную трубку, словно за спасательный круг. Мерзкая трель звонка прозвучала божественной фугой – ведь теперь я спасена от холодной безликой смерти!

– Слушаю вас! – прокричала я каким-то чужим срывающимся голосом. – Говорите же!

Звонила Оля Ильина, сестра моего Лени. Наконец-то! С момента своего освобождения я долгое время не могла связаться с семьей Ильиных. Только два дня назад я дозвонилась до Лениной сестры и сообщила ей свои новые телефоны. Говорить она тогда не смогла, так как была на занятиях, и обещала перезвонить. Она успела лишь сказать, что Леня сейчас в очередной раз обследуется в больнице – врачи решают, может ли ему помочь операция на шейном отделе позвоночника и каков риск при ее проведении. Ленин мобильник был практически всегда выключен, наверное, в связи с условиями, в которых он находился в своей палате, в кабинетах врачей и на процедурах.

Разговаривали мы недолго. Я с благодарностью приняла поздравления по случаю окончания своих мытарств, после чего она поделилась со мной не самыми приятными новостями. Леня не был парализован, но, вылезая из кресла-каталки, мог только несколько шагов пройти, опираясь на костыли или держась за стены. Врачи, не будучи уверены в пользе возможной операции, оценивали риск как очень высокий. Параллельно исследования выявили еще несколько скверных моментов. По мнению медиков, у Лени маловероятно восстановление нормальной рефлекторной деятельности в половой сфере. То есть, если перевести на русский язык, врачи считают, что он, скорее всего, останется на всю жизнь импотентом. А кроме того, занимаясь этой малоприятной проблемой, в ходе лабораторного обследования они установили, что, вне связи с произошедшим, мой любимый бесплоден – концентрация нормальных сперматозоидов в его семенной жидкости в десятки раз меньше нормы.

– Мне на все это плевать! – прокричала я Оле.

– А ему нет, – тихо ответила она. – Я никогда не представляла себе, что он может находиться в такой депрессии. От всего, что происходит со дня аварии, наши родители уже стали стариками.

Я слышала, как она плачет в трубку.

– Ты знаешь, мне к вам нельзя! Так привезите его мне! Я люблю его! Я сделаю его счастливым! – Я кричала в трубку так, что разбудила все свое семейство.

Через толстые стены до меня донесся плач Ромы. Мама в ночной рубашке ворвалась ко мне с испуганной Дашей на руках. Убедившись, что ее дочь жива и никто на нее не напал, она выскочила в коридор и побежала к Роме, уже во весь голос рыдающему за стеной.

– Мы скоро приедем в Москву, – сказала Оля.

– Ко мне! Он готов ехать ко мне?

– В Москве есть специалист по травмам позвоночника. Нам очень порекомендовали обратиться к нему до окончательного решения по операции. Хуже он не сделает. Он предлагает уникальную методу, по которой много лет назад исцелил самого себя. Он тоже в свое время получил ужасную травму, был парализован, а теперь и сам здоров как бык, и центр свой создал.

– Я жду, жду вас! – опять прокричала я. – Вам выслать билеты? Визы нужны? Скажи ему, что я люблю его! Я вылечу его! Я… мы его спасем! Я сделаю его счастливым!

Не самые лучшие новости услышала я от Оли, но почему-то мой оптимизм не только не угас, но, наоборот, укрепился. Я была совершенно уверена, что моего Леню спасут и он всегда будет со мной. Я не представляла себе его унылым депрессивным инвалидом в кресле-каталке. Что только не может случиться с человеком в этой жизни! Но все это – временно! Временно! Чего только не происходило со мной! Я взрослая женщина! У меня есть дочь, в конце концов! Но самым интимным воспоминанием в моей жизни до сих пор оставался тот первый поцелуй в коридоре уфимской военной комендатуры! Рефлексы! Половая сфера! Какая чушь! Противно слушать! Да на меня у него просто не может не встать! И если у него образуется хотя бы один нормальный сперматозоид, уж я-то смогу его пристроить как надо!

Так я размышляла, направляя на себя упругий сверкающий поток воды и беспрестанно переключая кран: горячая вода – холодная – горячая – холодная! Контрастный душ! Что может быть лучше для утренней промывки мозгов?!

На х… все эти диагнозы! К черту врачей! К черту анализы и кресло-каталку! Мы победим!

Я вылетела из ванной комнаты и буквально скатилась с лестницы в столовую.

– Быстро завтракать! – крикнула я маме, до сих пор не пришедшей в себя от моих воплей. – Жрать хочу! Жрать!

В состоянии лихорадочного возбуждения я плюхнулась на стул. На столе уже стоял Дашин корнфлекс и ряженка. Подхватив дочку, я усадила ее на колени и начала кормить. Даша, несомненно, любила меня изо всех сил, но она настолько привыкла к тому, что завтраком, обедом и ужином ее кормит бабушка, что моя инициатива вызвала у нее полнейшее недоумение и даже недовольство. Во-первых, я не надела на нее перед едой специальную «завтрачную» футболку, на которую можно капать и ряженкой, и шоколадом, и вообще чем угодно. Во-вторых, я вначале насыпала в тарелку корнфлекс, а уже только потом залила хлопья ряженкой. Оказывается, это было вопиющим нарушением сложившихся правил и традиций. Корнфлекс, оказывается, нужно насыпать поверх ряженки и только небольшими порциями, чтобы он не размокал и не терял свою хрусткость! Кроме того, вокруг горки корнфлекса надлежит насыпать немного изюма, но ни в коем случае все это не должно перемешиваться до попадания в рот. Даша осознала, что я абсолютно профнепригодна, и, заелозив попой, сползла с моих колен. Она не притронулась к испорченному блюду, решив, что лучше все же дождаться, когда освободится бабушка, и уж тогда можно будет получать удовольствие по полной программе. Я печально вздохнула и пошла помогать маме резать салат и заваривать чай. К столу приковылял на своих кривых ногах только что успокоившийся Рома и, не говоря ни слова, съел все то, что я неумело намешала для Даши. Вылизав тарелку, он подошел ко мне и, вместо слов, благодарно погладил меня по руке. Я чуть не заплакала. Впервые я осознала, что это создание, претендующее на то, чтобы считаться моим сводным братом, тоже по-своему дорого мне и тоже член моей семьи.

В дверь тихо постучали. Я направилась к дверям, но Евпатий уже сам без моей помощи прошел внутрь дома и, чинно поклонившись нам обеим, протянул маме плетеную корзинку, прикрытую расшитым льняным полотенцем.

– Нет границ благодатности нашей земли-матушки! – воскликнул наш язычник. – Отгадайте, голубушки, хозяюшки мои, что я тут принес вам!

Я хорошо помнила содержание нашего с ним недавнего разговора. И, увидев под полотенцем характерные продолговатые очертания, воскликнула:

– Хер!

– Дети же здесь! – осудила меня мама.

– А как ты хочешь, чтобы я разговаривала, выйдя из тюрьмы? Говорю, что думаю!

Я, разумеется, сама поняла, что шутка моя не удалась, но признаваться не хотелось.

Евпатий, судя по всему, на время лишился дара речи и, густо покраснев, сдернул с корзинки полотенце – там лежал крупный, но еще зеленоватый банан.

– Вот, – пробормотал он. – Вопреки всему ходу вещей, награжден за труды мои урожаем заморских фруктов! – Лицо Евпатия вновь озарилось счастливым сиянием. – В секрете держал для доставления вам внезапной радости! Те, которые прочие в связке, дозревают! А этот принес, чтобы с вами вместе торжествовать!

– Куда его нам подвесить для созревания, дорогой Евпатий Микулович? – спросила я.

– Неважно… Главное, когда и он, и прочие уродившиеся дозреют, их надобно съесть и поблагодарить мать сыру землю за чудо сие.

– Землю-то возблагодарим! – подмигнула я ему. – А вы, Евпатий Микулович, подробно расскажете нам, как работали над банановым проектом. Небось попотели! Не ободрали там себе ничего? А?!

Язычник вновь зарделся и обратился к нам с просьбой о коротком отпуске. Разумеется, отказать ему в этом, особенно после великой «мичуринской» победы, мы не могли. Мама только поинтересовалась, почему он обратился с этой просьбой столь внезапно. Не произошло ли чего? Оказалось – произошло! У Данилы Степановича, родного дяди Евпатия, некоторое время назад случился инсульт. Врачи ничего определенного не обещали, и несчастный уже почти смирился со скорбной судьбой паралитика. Но Евпатий нашел по своим старым тюремно-диссидентским каналам какого-то колдуна-целителя, живущего в деревне в Вологодской области, и решил попробовать излечить любимого брата покойницы матушки нетрадиционным народным методом. Вообще-то я не особо верила во всякие там зелья и привороты неопрятных деревенских старух и вонючих дедов, но, не прекращая все время думать о Лене, решила не упускать никаких возможностей.

– Вы как туда добираться планируете? – спросила я его.

Тащить дядьку-паралитика он собирался на поезде до областного центра, а далее вообще непонятно как, на перекладных.

– В общем, так, – сказала я Евпатию. – Ни на каких автобусах, попутках и поездах вы не поедете. Вы получите мой «Мерседес» с водителем. И если этот старик вам хоть как-то поможет, то расскажете мне все и поможете отправить туда моего… в общем, близкого моего человека. Поняли?

– А как же вы сами, хозяюшка, на работу ездить будете? – спросил растерянный Евпатий.

– Мои проблемы! У меня своя собственная «Тойота» есть. Неделю поезжу на ней. Я люблю сама баранку крутить!

Счастливый и благодарный Евпатий убыл восвояси. Мама спросила меня, что бы я хотела получить на завтрак. Но я сказала, что сама хочу сделать себе яичницу с бананом. Честно говоря, впервые мне пришло в голову пожарить этот экзотический фрукт в качестве основного блюда, а не десерта, еще в советское время. Кто-то из наших друзей притащил на наши субботние посиделки купленную им случайно связку бананов. Как это говорилось в годы развитого социализма, бананы «выбросили» – конечно, имелось в виду в продажу, в ларек возле нашего метро. Большая очередь еще не успела образоваться, и, простояв на морозе всего двадцать минут, приятель смог купить целых два килограмма. Однако бананы были, увы, недозревшими. О том, чтобы съесть их немедленно, не могло быть и речи. Не желали они дозревать и в течение всей следующей недели. А я как раз читала тогда какую-то книжку про путешественников, где было написано, что в Индонезии есть специальные «картофельные» бананы, которые жарят с луком и делают из них пюре. Бананы были самыми обыкновенными, только незрелыми, но я решилась на эксперимент, и он, надо сказать, удался. Во всяком случае, папа с мамой сначала не поняли, что едят на ужин, а потом меня хвалили.

Вот и сейчас я содрала зеленую шкурку, нарезала банан кружочками и, смешав с репчатым луком, бросила на сковороду в кипящее растительное масло. Когда лук и банан стали полупрозрачными и золотистыми, добавила пару ложек тертого сыра и разбила туда же два яйца. Глазунья вышла замечательная. Проглотив ее вместе с чашкой растворимого кофе со сгущенкой, я пришла в работоспособное состояние. Поцеловав маму и Дашу, пожала протянутую ручонку будущего «пьезидента» и выбежала из дома.

Леша меня уже ждал, и мы помчались на работу.

Когда я приехала, Чертков был уже на месте, и не один. Вместе с ним меня дожидался благообразный маленький индус в красной чалме.

– Наш коллега и партнер, господин Манго Сингх! – представил мне гостя Игорь Борисович. – Можешь не напрягаться с английским. Господин Сингх говорит по-русски.

Прижав к груди маленькую загорелую ручку, Манго Сингх поклонился. На вид ему казалось лет пятьдесят, и он был не выше среднего шестиклассника.

– Наш гость представляет здесь компанию «Индиан консьюмекс лимитед». Правильно, господин Сингх?

– Правильно, правильно. Директор нашей фирмы господин Раджив Гупта очень известный и уважаемый в Индии человек. И в России он тоже уважаемый всеми!

Я предпочитала слушать, вежливо кивать и не задавать лишних вопросов.

– Мы поставляем в Россию и СНГ мирный полезный товар, – тихо и с достоинством продолжал Манго Сингх. Акцент у него был сильный, но какой-то милый. – Продаем рис, чай индийский, текстиль индийский, лекарства и покупаем русскую бумагу для газет. Поэтому мы хотим договориться с вами тоже. Господин Гупта скоро будет приезжать, и у него есть много заявок всего покупать для ХАЛа. ХАЛ – это «Хиндустан аэронавтик лимитед», и ему нужна помощь от нашей фирмы и господина Гупта, чтобы купить все для «МиГ-21» и «МиГ-23», чтобы их чинить на заводах «Хиндустан аэронавтик лимитед» и делать модернизацию, и делать «МиГ» самим, и тоже Сухой.

Наступила пауза, и я поняла, что мне все-таки придется что-нибудь сказать или о чем-нибудь спросить. Я выбрала последнее:

– То есть вы хотите купить что-то из военной техники в обмен на рис и чай?

Манго Сингх в ужасе взмахнул своими детскими ручками:

– Нет, нет! Я же сказал, мы продаем мирный продукт: чай мы продаем, тряпочки, лекарства продаем, кто знает, например, от желудка ЛИВ-52 продаем, чтобы не болеть и чтобы весь понос ушел! Мы – мирные люди…

– Но наш бронепоезд стоит на запасном пути! – заржал Чертков. Затем он обратился ко мне: – В общем, так, поясняю! Их этот «Консьюмекс лимитед» никакого отношения к нам не имеет. Разве что, если мы для прикрытия купим у них что-нибудь от поноса и сбагрим кому-нибудь по вашим с Шимоном старым каналам. А те продадут эту дрянь куда-нибудь подальше. Но это все херня на постном масле.

Господин Сингх, наверное, покраснел, но на его темной коже это не было заметно.

– Их Гупта, – продолжал Игорь Борисович.

– Да, да, господин Гупта! – Манго Сингх как бы подправил своего собеседника, упирая на высочайшее почтение к собственному шефу.

– Так вот, их господин Гупта… Кстати, Гупта – это одна из очень распространенных фамилий в торговой касте. Гупта – это всегда торговец или предприниматель…

– Господин Раждив Гупта – очень серьезный бизнесмен! – подчеркнул гость.

– Так вот! Их, блин, господин Раджив Гупта и его фирма являются неофициальными агентами индийского государственного концерна, название которого ты от господина Сингха услышала. ХАЛ имеет несколько заводов в городах Лакнау, Хайдерабад, Бангалор, Корва и Насик. На этих заводах осуществляется производство собственной, преимущественно военной, техники, лицензионная сборка российских боевых самолетов, ремонт и модернизация. Эти предприятия потребляют огромное количество комплектующих частей и расходных материалов. На их приобретение по индийскому законодательству объявляется конкурс. Без своих людей в этой системе, без тех, кто обеспечит получение взяток на всех уровнях, выиграть ни один такой конкурс невозможно!

– Невозможно! – с печалью в голосе подтвердил Манго Сингх. – Совсем невозможно.

– Поэтому ты сейчас поедешь с господином Сингхом в Индию. Познакомишься с его шефом…

– С господином Радживом Гупта! – вновь подчеркнул свое почтение к высокому начальству Манго Сингх.

– Вы там будете вместе с господином Егеревым. Но он прилетит сам через день после вас с господином Сингхом. Думаю, что тебе незачем лететь вместе с Арсением Натановичем на его самолете. Первый класс Аэрофлота – это совершенно нормально, ты согласна?

– Разумеется, – кивнула я. – Простенько и со вкусом!

С Манго Сингхом мы на время расстались. Он, оказывается, приехал в наш офис прямо из аэропорта и еще не оформился в гостинице. Мы препоручили малютку-индуса моему водителю Леше – он должен был отвезти гостя в отель, а потом, когда тот отдохнет с дороги, забрать его оттуда и привезти на обед в ресторан «Арбат».

Я осталась беседовать с Игорем Борисовичем тет-а-тет.

– Твоя главная задача – находиться там, рядом с мудаком Егеревым и не дать ему натворить чудес. С ним вместе будет несколько толковых специалистов, которые проверят все документы по новому конкурсу – по тендеру, как это там называется. Тебе тоже имеет смысл вникнуть в проблему. Но не это главное. Главное, чтобы Егерев четко уяснил…

– Что чем пахнет… – Я вспомнила недавнюю встречу.

– Вот-вот! Именно! – хохотнул Чертков. – Пусть себе раздувает щеки. Ему нравится быть главным на людях – отлично! Ему за все и отвечать! Но! Не давай ему забывать, кто есть кто на самом деле! И активно работай! Народ ностальгирует и жаждет индийского чая и средства от поноса.

Надо сказать, что Арсений Натанович после той памятной беседы у нас в офисе стал до крайности скромен и подобострастен. Он звонил мне и Черткову по десять раз на дню то из Парижа, то из Женевы. Без разрешения Игоря Борисовича он, как мне кажется, даже в сортир не ходил. Со мной же он пытался поделиться всем самым сокровенным и вызывал у меня чувство брезгливой жалости.

– И еще одно! – Игорь Борисович кинул мне через стол визитную карточку. – Наверняка ты встретишь на приеме у Гупты этого человека. По некоторым причинам он уже несколько месяцев не приезжает в Россию. Но до этого прожил тут больше двадцати лет. После окончания Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, Лумумбария, короче, он был собственным корреспондентом «Хиндустан таймс» в Москве. Это была лишь его официальная должность, разумеется. Он нам может быть очень полезен. У него колоссальные связи не только и не столько в самой Индии, но и в арабском мире, и в Латинской Америке.

На визитной карточке было написано: «Hindustan Dream Works Dr. Lalit Jhaturvedi, GM». На обратной стороне находилось малюсенькое фото – темное, но с очень тонкими европеоидными чертами лицо в обрамлении пышной, абсолютно седой шевелюры.

– Доктор Лалит Чатурвэди. Чатурвэди – старинный индийский род из касты брахманов.

– Про индийские касты я в детстве что-то читала. А сейчас что это означает?

– Это означает, что перед Лалитом открываются такие двери, к которым мультимиллионера Гупту даже близко не подпустят. А вообще-то спросишь у него сама, когда встретишь. Он любит потрепаться за рюмашкой.

– Я надеюсь, этот престарелый брахман не будет предлагать мне с ним спать?

– Увы… – покачал головой Игорь Борисович. – Это был бы не самый плохой вариант. Но, я сказал, он по другой части: он не ебарь-террорист, он – бухарь-собеседник! В отличие от Егерева, очень умный собеседник. Какой бы пьяный он ни был, знает, когда надо замолчать.