Текст книги "Помнить(СИ)"

Автор книги: Саша Акимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

("В поисках памяти" Эрик Кандель)

Еду на велосипеде по Дунайскому проспекту, сворачиваю на Московское шоссе и двигаюсь в сторону центра. Несколько дней я отдыхал от нее. Мы парочка несчастных страдальцев, нашедшие временное утешение в объятиях друг друга. Самозабвенно отдались похоти.

Я слишком занят попыткой выжить, поэтому не остается времени для тягостных размышлений. Когда едешь на велосипеде без тормозов, все усилия разума направлены на контроль и предсказание того, как поведут себя другие участники движения.

В обыденности я, пожалуй, не слишком ловкий увалень. Но преображаюсь, когда сажусь на велосипед. На велосипеде я дерзкий и стремительный. Автомобили достаточно безличны, ты обращаешь внимание на поток, смотришь на указатели поворота, угадываешь маневры, следишь за светофорами, не забываешь о разметке на дороге. Редко встречаешься глазами с водителями. Ты не принадлежишь ни к одному стаду. Ни к вялой, несуразной, медлительной толпе пешеходов. Ни к нервной толпе автомобилей, изнывающих в пробках.

Проезжаю на красный, перестраиваюсь среди автомобилей, еду по встречной полосе. Дурачки думают, что это из-за адреналина. Но гормон надпочечников имеет весьма неприятные свойства – он заставляет тебя бояться. Смелость – это качество самых жалких существ. Гормон толкает тебя на действия, бежать или сражаться. Это происходит из-за страха. Страх заставляет делать безумные вещи. Мне страшно, но я еду дальше, сопровождаемый гудками автомобилей, избегая столкновений. Мой мозг достаточно хитро устроен, он пытается предсказывать, что со мной будет дальше. В любой опасной ситуации, при которой тело может пострадать – особенно, если ты знаешь каково это, когда ломаются кости или сдирается кожа об асфальт – мозг вырабатывает эндогенные морфины. На всякий случай, чтобы при возможной травме ты не умер от боли. Поэтому, при агрессивной езде в потоке автомобилей, если не разбиваешься насмерть, ты постоянно под кайфом.

В конце недели полил дождь. А я спонтанно приезжаю к Лизе домой. Купил цветок и шоколадку, отчего чувствую себя галантным кавалером. Я разбудил ее, хотя сейчас 15 часов. Открывает дверь, теперь ее волосы розового цвета. На ней милая пижама с какими-то мультяшками, кажется из «Улицы Сезам». Мы проходим на кухню. На столе стоит блюдечко с окурками и пластиковая бутылка с прожженной сбоку дыркой. Лиза нагревает гашиш, отщипывает маленький кусочек и плющит его. Кладет на уголек сигареты, заполняет дымом бутылку, открывает крышку, втягивает в себя дым. Повторяет алгоритм и предлагает мне затянуться. Я в последний раз курил гашиш лет 10 назад. Все же делаю затяжку, обжигает горло, кашляю.

Она рассказывает, что я третий. Говорит, что до меня будто и не ебалась по-настоящему. Потому что это были мальчики, а не мужчины. Мы идем в другую комнату и садимся на диван. Там бродит кот, а я не люблю котов. Неподалеку его лоток, там кусок говна. Весь диван покрыт шерстью, чувствую, как она прилипает ко мне. Лиза говорит, что у нее "горит под хвостом". Она маленький ненасытный суккуб. Снимает свою пижаму, раздвигает ноги, а там уже все мокрое, настоящее болото. Набрасываюсь на нее. И диван чуть не складывается. Лиза когтями впивается мне в спину. А я хватаю ее за шею. Даю ей пощечины. Переворачиваю, кладу ей под живот подушку-ежика. Ее задница призывно торчит вверх. Вставляю в пизду предельно глубоко, быстро, сильно, резко. Будь у меня чуть побольше, наверное, ее матка и яичники просто оторвались бы от связок. Она стонет, кричит: "Блять, он такой большой и твердый! Мне больно, но охуенно". Мы падаем на пол. И я продолжаю ее жестоко драть уже на ковре. Кот смотрит на нас в полном недоумении. Лиза повизгивает, как зверушка, которую мучают живодеры. Я продолжаю ее трахать до полного изнеможения, хочу, чтобы она молила меня остановиться. Еще раз отвешиваю ей пощечину, прижимаю ее голову к полу и говорю: "Кто ты?" Она не знает, что сказать, я подсказываю, и она громко повторяет: "Я твоя маленькая шлюшка". Спрашиваю: "Кто твой царь?" У Лизы закатываются глаза, ее слюни на ворсе ковра, она стонет и говорит: "Ты мой царь. Ты. Царь". К сожалению, нужно быстрее кончать, потому что скоро придет с работы ее мама.

Приезжает ко мне в выходные. Я кормлю ее котлетами, а она говорит, что срежет мое лицо ночью, положит на пиццу и съест. Лиза пытается бросить курить, поэтому много кушает. У насекомых никотин вызывает паралич, но у людей он лишь воздействует на ацетилхолиновые рецепторы в мозгу и обманывает нашу мезолимбическую систему награды, заставляя ее думать, что мы делаем что-то полезное и хорошее. Попутно никотин создает ощущение сытости. Поэтому, когда человек бросает курить, ему хочется кушать и грустить; мозг привык к фальшивой подпитке.

Мы смотрим фильмы с Кейси Аффлеком. В этот момент на экране "Как трусливый Роберт Форд убил Джесси Джеймса". Лиза передразнивает Аффлека своим писклявым голоском: "I don't care!" Говорит, что любит меня, прижимается. Милое агрессивное животное, которое хочется ласкать, но оно огрызается. Говорит: "Гладь меня. Люби меня". И я глажу. И люблю. Провожу по ее ножкам и отмечаю, что лодыжки у нее, и правда, толстоваты.

Мы опять трахаемся. После этого девочка царапает мою спину и плечи просто так. Мы достигли поразительной близости, и едва не выходим за рамки телесных покровов. Кажется, будто, я могу видеть электрическую активность ее организма, чувствовать ионные каналы, ощущать каждый оставленный мною синяк. Радостное изумление, от того, что она еще рядом. И мы делимся собой в нашем маленьком хрупком укрытии среди смятых простыней. Я знаю, что она скоро уйдет, я стану лишь небольшим эпизодом перед стартом настоящей взрослой жизни. У нее еще все впереди.

Лежу почти без сил, Лиза отсасывает мне. Затем она садится на меня и резко насаживается. Мне хорошо и в то же время я будто парализован. Изо всех сил сжимаю ее маленькие груди, ей должно быть больно, но она слишком увлечена тем, что трахает меня. Наконец, она выдохлась и слезла, весьма довольная результатом. Пытаюсь встать с кровати. Но не чувствую ног, они отнялись. Я просто падаю, как марионетка, которой обрезали нити. С грохотом валюсь на пол. И мы смеемся.

Читает мои антиклерикальные статьи. Говорит: "Так классно что-то вместе ненавидеть". Но я не испытываю ненависти. Мне просто неприятны предрассудки и мракобесие. Мне нравится докапываться до сути вещей и явлений. И чем лучше я понимаю устройство мироздания – тем большее удовольствие получаю. Любознательность, восторг понимания, благоговейное изумление. Понимание для меня важнее самих событий. Кто-то участвует, я же предпочитаю наблюдать со стороны, документировать и анализировать. Ведь если тебя вынуждают принимать участие, тебе необходимо выбирать сторону, за кого ты. Я предпочитаю быть сам по себе, а еще лучше против всех. Постоянно учусь и приобретаю новые знания. Даже если они смертельно опасны, даже если приносят одни несчастья. От знаний становишься грустнее, но еще чаще делаешься нелюбимым.

Но сейчас я ем арбуз, сладкий сок течет по моим рукам и размазывается по лицу. Я смотрю на Лизу, она молодая самка в самом цвету. После длительных страданий и затворничества мне, наконец, повезло.

В три часа ночи, в среду, звонит мне. Безапелляционно заявляет, что приедет через пятнадцать минут. Смирившись со своей участью, иду встречать ее.

У нас разный ритм жизни. Я активен днем и сплю в темное время суток. У меня все в порядке с выработкой мелатонина в нужное время. Циркадные ритмы Лизы нарушены. Она спит, когда придется.

Подъезжает автомобиль. Расплачиваюсь с водителем, вижу, как он устал слушать ее пьяный бред. Она без остановки тараторит, заплетающимся язычком. Лиза покрасила волосы в естественный цвет – каштановый. Снова курит – всего два дня без сигарет и бухла продержалась. Слабая, зависимая, глупая. На ней платьице в цветочек и огромная шляпа. Накрасила губы, как ребенок, который украл у матери губную помаду – криво. Оставляет на моих щеках следы поцелуями. Мы проходим мимо турников и брусьев. Лиза повисает на брусьях вверх тормашками. Будучи вниз головой, говорит, что встретила в баре бывшего, он ей предложил пойти к нему, а она не согласилась, потому что любит меня. Платье сползает вниз и закрывает ей лицо, но открывает вид на чулки и трусики. Такая нелепая дурочка. Если бы меня позвала богиня полгода назад, я побежал бы как псина. Но теперь у меня появились сомнения, а образ божества потускнел, и стал казаться до смешного надуманным и фальшивым. Как же все-таки наша гормональная система привязанности способна запутать и заставить подсесть на человека, буквально как на наркотик, без иносказаний. Даже матери любят своих детей самозабвенно лишь потому, что за это их награждает мозг, выделяя соединения похожие по воздействию на кокаин. Я сделал выход силой.

Моя мать дома, и она не рада ночным визитам малолетних блядей, поэтому пробираемся ко мне в комнату крадучись. Пьяная девочка раздевается и ложится на бок, предлагает свою заднюю дырку. Потихоньку вставляю. Переворачиваю ее, чтобы мы были лицом к лицу, я сверху. В этот раз ей нравится в задницу. Я чередую отверстия и в итоге, когда приходит пора излиться, случайно кончаю ей в пизденку, два раза подряд. Осознаем, что произошла ошибка. Сперма из влагалища вытекает на простыни. Девочка матерится, плачет, паникует, впадает в истерику. Одеваемся и идем в ближайшую круглосуточную аптеку. Идти минут пять, но Лиза очень много говорит, раздражающе хнычет, винит меня во всех смертных грехах. Я попытался ей объяснить, что это случайность, но быстро понял, что бесполезно. Девочка громко ругается в ночи. У входа в аптеку я не выдерживаю. Беру ее за горло обеими руками и отрываю от земли; говорю, что убью ее, если не замолчит. Удивительно, но она заткнулась после этого. Я купил бутылку воды и таблетку для прерывания беременности. Лиза выпила препарат и продолжает выражать недовольство. Но уже неагрессивно. Мы приходим в маленькое заведение, на вывеске надпись: "Шаверма 24 часа". Употребляем амброзию в лаваше. Громко рыгаем. Девочка рассказывает мне о своих сложных отношениях с матерью, как она мечтает жить отдельно, когда ей исполнится восемнадцать лет. Мать травит ее, обзывает и срывается на ней. Лиза говорит, что считает себя некрасивой. На самом деле она, наверное, самая красивая девочка из всех, что у меня были. Она говорит, что чувствует, как остатки спермы вытекают. В шутку называет меня "папой". Извращенные отцовские чувства одолевают меня, мне небезразлична судьба этого несмышленыша. Наигранный инцест. Вазопрессин, щедро хлынувший в кровоток, вводит меня в блаженное состояние.

Прикуриваю ей спичками, получаю удовольствие от этого жеста. Кромешная тьма, вижу лишь блеск ее глаз и уголек сигареты, огни города вдалеке. Мы на берегу одного из Шуваловских озер. Девочка пьет какое-то паршивое пиво. Лиза говорит, что у ее папы рак мозга. Не знаю, врет ли она, слишком уж часто придумывает трагические истории, драматизирует обыденность. Я рассказываю ей о том, что в каждом из нас постоянно есть раковые клетки. Обычно отслужившие клетки, лишние или бесполезные совершают программируемое самоубийство – апоптоз. Но у этой системы бывают сбои. Тогда в дело вступает наша иммунная система, а конкретно т-киллеры.

Девочка спрашивает, сколько у меня было до нее женщин. Я не хочу об этом разговаривать. Стараюсь забыть прошлое. Но все равно помню, как совершал недостойные поступки, непростительные жестокости. Мечтаю искупить свои грехи, стать лучше. Лиза говорит, что хочет попробовать групповой секс, попробовать с женщиной. Я вздыхаю и мотаю головой.

–Если ты все пробовал, почему мне нельзя?

–Но я пробовал, не будучи обременен чувствами другого человека. Если так горишь желанием поразвлечься, я не вправе тебя останавливать. У нас не те отношения, чтобы запрещать что-то. Но если собираешься пуститься во все тяжкие, пожалуйста, без моего участия.

–Что ты как баба?

Грустно видеть, как она пытается свою беззащитность и слабость компенсировать порочностью. Тщетны попытки объяснятся с ребенком, чьи представления о чем-либо не взяты из опыта, а лишь навеяны немногочисленными прочитанными романами и кучкой сериалов. Она начинает меня выводить из себя, причем делает это специально. Я знаю, что бываю порой брюзглив, но она вообще не способна вовремя замолчать. Не хочу участвовать в этой сцене, отыгрывать роль, терять самообладание из-за примитивной страсти. Кидаю бутылку в камень. Звон стекла. Любая речь, не может быть остановлена другой речью. Одни слова порождают другие, происходящее между нами вырождается в спектакль. Такие сцены легко прервать при помощи насилия, а по-настоящему замолчит кто-то, лишь в случае убийства. Уже сложно понять, кто кого больше шантажирует своими проявлениями чувств, но это неприятно обоим. Я беру на себя ответственность и замолкаю, в надежде на покой. Ведь она не виновата ни в чем. Это со мной что-то не так, раз я связался с очередным испорченным ребенком.

Мне не нравится мусорить, поэтому подбираю осколки бутылки и отношу к близстоящей помойке. Чувствую, что обманываюсь насчет Лизы, наделяю ее чем-то, что ей не присуще. Или наоборот гляжу на нее слишком предвзято. Но парадоксальным образом, я рад быть одураченным.

Провожаю Лизу до дома, идем по темной аллее. Спокойно заговариваю. Объясняю, что люди по природе своей не моногамны. "То, что все всем изменяют – это факт. Просто я верю, что любой человек может быть достаточно умным и добрым, чтобы отказать себе в наслаждении, которое считает неправильным. Только по своей воле мы становимся хорошими, но не по природе. Наше сознание устроено так, что вынуждает нас непрерывно удовлетворять свои потребности, и чем слаще и обильнее, тем

лучше. Это было оправдано в каменном веке. Но в современном мире, когда нам доступно все – еда, секс, наркотики и прочие банальные развлечения – по щелчку пальцев, мы не обязаны идти на поводу у своего пещерного прошлого. Эволюция не научила нас эффективно выстраивать приоритеты".

Возле входа на станцию метрополитена "Озерки" мы замерли. От теплотрассы к ларьку с шавермой перебегают сотни крыс. Сплошной поток облезлых животных из канализации. Они сверкают глазками, пищат, несутся по своим делам в ночи.

Меня вдруг осенило. Она хочет от меня избавиться, почувствовав, что стала несвободна, как я и предсказывал. Но самой меня бросить у нее не хватает духа. Лиза думает, что своим идиотским поведением добьется того, что я от нее сбегу. Так она бы не чувствовала себя подлой и могла бы себя жалеть. Но я спокоен и терпелив, а слово "любовь" – давно стало для меня энантиосемой.

Лиза нагнулась и держится за дерево. На ней то черное короткое платье, которое я напяливал на себя весной. У нее на ногах тяжелые рабочие ботинки. Мы в Удельном парке, отошли чуть в сторону от оживленных тропинок, смеркается. Я задираю ее платье и спускаю трусики. Что может быть лучше, чем предлагающая себя школьница, опирающаяся на березку. Вытаскиваю ремень из штанов. Говорю, что она плохо себя вела, поэтому ее необходимо наказать. Звонко бью ее ремнем по заднице. Она несколько раз взвизгивает и просит, чтобы я ее выебал, как собаку. Недолго трахаемся в кустах. После чего идем на ближайшую детскую площадку. Я сажусь на белую парковую скамью. Девочка отодвигает свои трусы в сторону, вытаскивает мой член из ширинки, вставляет его в себя. Мы тихонечко движемся. Мимо проходят женщины с колясками, проезжают велосипедисты и роллеры. Когда я больше не могу сдерживаться, мы снова убегаем в кусты. Лиза берет мои яйца в рот и посасывает их, а я мастурбирую. Затем заполняю ее рот, она все проглатывает и облизывается. Мы садимся на качели, и я рассказываю ей о своих планах. О том, какой роман я хотел бы написать, какие темы хотел бы поднять. «Мозг постоянно стряпает для нас реальность. Главная задача этой автоматической системы восприятия – выживание. Мы устроены так, чтобы избегать опасностей, хорошо кушать и как можно чаще заниматься сексом. К сожалению, мы всегда воспринимаем реальность без сомнений. Однако она никогда не бывает универсально точна. Мне бы хотелось, чтобы моя работа заставила людей задуматься о том, как странно, что мы оказались в таких условиях. Ограниченные неполноценным сенсорным восприятием, ложными впечатлениями. Даже наша память неизбежно подводит. Каждый раз, когда мы что-то вспоминаем – память, будто собирает конструктор из разрозненных частей. Она хороша, когда тебя интересует общий ход событий, но бедна на детали. Детали утрачиваются при попытке реконструировать. Иногда мы неосознанно добавляем что-то, чего не происходило. Даже при самой честной попытке вспоминать – пробелы заполняются выдумками. И мы автоматически верим в то, что вспомнили, даже если это неправда».

Пожалуй, я изъясняюсь слишком вычурно. Словно мы оказались в претенциозном артхаусном фильме, где мальчики носят платья, а девочки красят волосы в диковинные цвета. У всех уникальные мысли на любой счет. Все изрекают пространные сентенции. Дитя все равно не слушает, а я слишком увлечен своими размышлениями, чтобы обращать на это внимание.

Лиза спрашивает, что будет, если она встретит другого. Ведь у нас какие-то странные отношение, без великих обязательств. Она опускает меня из горних высей к мирским мелким проблемам. О которых мне думать не нравится. Отвечаю, что самоустранюсь из ее жизни.

Чтобы сменить тему, я показываю на кусты и рассказываю о том, что в них как-то ебал девочку по имени Наташа. Лизу бесит, когда я говорю о бывших. Меня бесит, когда она говорит о бывших. Мы два идиота. Девочка неожиданно бьет меня в солнечное сплетение своим маленьким кулачком. Я аж согнулся от боли. Разгибаюсь и с размаху даю ей по уху. Она убегает. Кое-как ее догоняю, дыхание сбивается после удара. Я схватил ее в охапку и повалил на траву.

Это продолжается два месяца. Уже середина сентября. Она является ко мне пьяная по ночам и блюет в унитаз. Она заставляет меня смотреть видео с котиками, когда менструирует. Иногда она выдумывает поводы для ссор. Частенько не помнит, что говорила или делала. Провалы в памяти о недавних событиях, которые она заполняет выдумками. Во сне она дергается и разговаривает. Все это похоже на корсаковский синдром, но я надеюсь, что она не настолько безнадежная пьяница.

Я встретил ее у школы в солнечный денек. Ей плохо, болит живот, наверное, опять язва желудка. Еще она растянула ахиллово сухожилие, когда перелезала какой-то забор, будучи пьяной. Я не могу ее пожалеть. Смотрю на ее рисунки в школьном дневнике, всюду веселые человечки между расписаниями предметов. Тогда я оставляю ее на неделю, пусть отдыхает и лечится.

В Таврическом парке гуляю с Лидией. Мы были вместе десять лет назад, теперь просто жалуемся на свои любовные неудачи. Лидия под влиянием среды почти утратила обаяние. Но все еще достаточно умная, чтобы понимать, о чем я, если вдруг заговариваю о кварках. Она устремлена к респектабельной мелкобуржуазной посредственности. Нашла себе парня в Париже, рассказывает о его работе в Институте Пастера, он занимается молекулярной биологией. Она считает, что мы с ним бы неплохо поладили. Когда-то я был влюблен в ее зубки.

В пруду плавают лебеди, сквозь прозрачную воду видно, как они перебирают перепончатыми лапками. А я рассказываю о своих печалях Лидии. "Как же я устал от малолеток. Который уже год страдаю с ними. Они себя не нашли, незавершенные человечки, ничего не знают, не способны планировать, легкомысленны. Просто пытаются развлечься самыми простыми способами. И я был таким, отчего их сложнее упрекать.

Я совсем не могу ею восхищаться, ее слова ничего не стоят. Она бывает пьяна и не помнит, что наплела. Но хуже, когда она просто врет. Дает обещания, которые не сдержит. И в то же время, я хочу о ней заботиться, кормить ее вкусненьким и ласкать. И я прекрасно понимаю, что это удовольствие невозможно без отвращения".

Лидия слушает меня, и говорит: "Может, ты себе нормальную бабу найдешь, а не будешь нянчить развратных детей". У меня и самого чувство, что я трачу время зря. Задумываюсь, как бы все это вежливо завершить. Сгораю со стыда за то, что морочу голову девочке.

Но все разрешилось само. Я приехал к ней на велосипеде. Она сидит на кухне и курит. Говорит: «Я не счастлива. Не парься – это чисто мои заёбы. Ты не виноват ни в чем. Нам нужно закончить это. Ко мне никто не относился так как ты. Прости». Я улыбнулся. Мне просто стало немного грустно, а на глазах выступили слезинки. С каждым бестолковым расставанием – это происходит все немногословнее и тише. Ей неловко; привыкла, что бросают ее, а не наоборот. Я обнял ее, поцеловал на прощание. Она сказала: «Будь острожен». А я прыгнул на велосипед и помчался домой. Вниз по Поклонногорской улице со скоростью 55 километров в час, без тормозов, завывая словно зверь. От радости и тоски.

6

«Сейчас твои опусы читают святые, уже составилась небольшая очередь. Среди великомучеников прошел слух, что ты принялся за новую большую работу, в которой собираешься поведать граду и миру „что есть что и назвать вещи своими именами“. Если это действительно так, то героиня, я полагаю будет носить имя Морин. В каком виде ты намерен ее изобразить? Фаллос на обложке мог бы поспособствовать увеличению тиража. Впрочем, ты и без того знаешь, как воспользоваться моей светлой памятью для высоких целей искусства».

("Моя мужская правда" Филип Рот)

Деревья роняют листья, оплакивая еще одно потерянное лето. Вопреки здравому смыслу в моем фотоаппарате Leica черно-белая пленка. Меня не интересуют яркие краски осени, они лишь отвлекают от сути. Я сам стал осенью.

Приехал на станцию метрополитена "Московская". Выхожу из подземки, достаю велосипед из чехла и прикручиваю переднее колесо. Иду на место встречи. Под памятником Ленину, между уснувших фонтанов уже собираются участники ежегодной гонки "Сквозь". Болтовня о велосипедах, шлюхах и бухле. Илья по прозвищу Сосиска выуживает из полиэтиленового пакетика банки с пивом и опустошает их одну за другой. Этакий допинг. Не представляю, как он будет ехать через Лиговский проспект с широченным райзером. Если между тачек, то ему, наверное, придется делать банни-хоп, чтобы не снести зеркала.

Подходит время старта. Мы складываем велосипеды у края дороги, а сами встаем под памятником. Когда организаторы дают отмашку, все бегут к своим колесницам, оглушительный цокот контактных шипов по камню.

Я стараюсь не мешать сильным гонщикам, на свой аппарат сажусь неторопливо и еду за толпой немощных. Здраво оцениваю свои возможности, но мне интересно участие, а не достижения. Вернее, для меня само участие и есть достижение. Самые могучие уже улетели вперед, а слабаки растянулись как сопля на ветру. По Московскому ехать просто. Он широкий, тут есть простор для маневра. Издалека видно ситуацию на перекрестках, которые мы проезжаем на красный. Никого не волнует цвет светофоров, важно лишь, есть ли там автомобили. Вова Швец с криками увернулся от автобуса и укатился вперед. Мы лавируем между тачек, нам гневно сигналят. Перед Парком Победы меня обгоняет Паша Думанский. Он неплохо разогнался. Я сам обогнал нескольких особенно слабых парней. Но у меня быстро иссякают силы. Около Московских ворот сбавляю с 43 до 35.

Сворачиваем на Лиговский. Ребята на мотороллере снимающие гонку, пронеслись мимо меня. Дальше по улице они перестраивались и случайно подрезали Игната. Из-за этого он влетел в припаркованную машину. На перекрестке Лиговского проспекта и Воздухоплавательной улицы зацепились колесами Гоша Чмигаль и Паша Думанский. Упали посреди дороги, их объезжает "Газель". Дальше начинается сплошная пробка. Лидеры гонки нырнули на середину дороги и едут по трамвайным путям. Остальные завязли в вялотекущем потоке автомобилей. Никита из Петрозаводска уронил смартфон на дорогу, бросил велосипед и побежал назад. В него врезался Егор Рева. Сергей Шулубин, когда-то работавший курьером в Австралии, застрял между машин. Несколько ребят возле Обводного канала легли на капот, не успев среагировать.

Я кое-как прорвался без происшествий, но пришлось сильно сбавить скорость. Ближе к торговому комплексу "Галерея" мудаки паркуются в два-три ряда. Постоянно норовят подрезать горцы на дорогих тачках. Финиш после пешеходного перехода. К своему удивлению я приехал не последним.

Организаторы награждают отличившихся. Победил Сосиска. Аплодируем, свистим, орем, зажигаем фальшфейеры, пререкаемся с полицейскими. Уезжаем на Невский проспект, нарушая все мыслимые правила дорожного движения. Несемся к Дворцовой площади. Худенькая девочка в камуфляжной куртке касается автобусов рукой. Егор Лихой кричит: "Фиксед гир! Тачки сосут!"

Мама привозит бабушку из деревни. Поселяем ее в моей комнате, а я вынужден ютиться на диване в комнате матери. Не слишком приятно жить с двумя старухами в одной квартире. Я задумываюсь о том, чтобы снимать квартиру или комнату. Лишь бы быть подальше от их суеты, болтовни и вечерних ток-шоу. Но самое тоскливое, что нельзя больше привести домой девок.

Бабушка забывает все. Иногда бубнит себе под нос. Не дружит с техникой, с трудом справляется с пультом. Эта забывчивость и ухудшение когнитивных функций прогрессируют уже лет двадцать. Поначалу, они казались просто старческой прихотью или чудаковатым поведением. Теперь эти нарушения достигают апогея. Бабушка повторяет одинаковые действия, ходит на кухню, чтобы посмотреть на большие часы. Она потеряна во времени. Моторные функции тоже пострадали. Ее частенько заносит, будто во время качки на корабле. У меня слишком много своих дел, чтобы наблюдать за ней. Но она часто спорит с мамой, что-то придумывает, верит в свои выдумки, и ее потом сложно переубедить. Еще она плохо спит и бродит по ночам, поэтому ей и выделили отдельную комнату. Но мне от этого не легче, ибо мамаша храпит. Нарушение сна у бабушки усугубляет ее состояние. Нервные клетки плохо регенерируют. Новые синапсы не появляются. А старые разрушаются.

Приехал к Михаилу Птицыну, он проявляет мне пленки. Пока он возится с аппаратурой, дает мне полистать коллекцию любительских порнографических фотографий. Люди с мыльницами до сих пор продолжают их нести проявлять, и коллекция растет. Некрасивые дамы играют с бананами. Громадные волосатые пёзды. Отвисшие сиськи. Среди этого цирка уродцев попадаются и вполне симпатичные женщины.

Михаил увлечен пинхол-фотографией и другими альтернативными методами съемки и композиции. Делает какие-то диковинные коллажи, пишет короткие загадочные тексты, которые больно читать. Я ему рассказываю, как ненавижу читателей. Читатели вообще охуели в конец, им нужно, чтобы писатель стал их рабом и ублажал их прихоти. Я не обслуживающий персонал, чтобы кого-то развлекать, веселить или утешать. Мне важно, чтобы мои тексты вызывали отклик. Пусть даже это будет возмущение от того, как я нарочито издевательски поступил с читательскими ожиданиями. Дадаисты делали в свое время удивительные пьесы. Допустим, они объявляли, что пьеса будет состоять из четырех актов. Играли три, а потом автор выходил на сцену и объявлял, что последнего акта не будет. Потому что артистам лень, так что уёбывайте. Мне нравится такой подход. Это ставит потребителя на место, меняет его, хотел он этого или нет, выбивает из колеи. Настоящий писатель – это не тот, кого печатают большими тиражами, не тот, кто нравится людям, не лауреат премий или член союзов. Это тот, кто сдохнет без своего ремесла, проклятый, сумасшедший, одинокий. Впрочем, я считаю, что Миша пишет невразумительную хуету, но этого не озвучиваю. Вместо критики, я рассказываю, что хочу сделать татуировку на руке в виде печатной машинки. Как клеймо.

Забираю проявленные пленки и отсканированные кадры на флеш-карте. И двигаюсь на велосипеде к дому. Еду по Коломяжскому и поворачиваю через рельсы влево на Испытателей, на красный свет. На углу стоят две машины ДПС, сотрудники машут полосатыми палочками, свистят, кричат мне. Но я показываю им средний палец и уезжаю в закат. Outlaw.

Начало ноября. Саша Привальнев заразил многих уличных гонщиков велосипедным кроссом и заманил в лесопарк под Пушкином. Я тоже переоборудовал свой велосипед в Single speed CX. Это дело нехитрое. Просто приделал пистолеты на руль-баран и прикрутил клещевые тормоза на раму, кое-как провел тросики, все что болтается, примотал изолентой, поставил тридцать пятую резину – и все, можно покорять грязь и болота.

Мероприятие назвали закрытием сезона, хотя все катаются круглый год, и это лишь повод покушать шашлыков на природе. А для участников гонки замечательная возможность пробороздить болота, чтобы получить новый опыт, весьма радикальный после городских джунглей.

Несколько раз прокатился по трассе перед соревнованием и понимаю, что ехать с туклипсами было плохой идеей. Постоянно нужно спешиваться и перепрыгивать препятствия с велосипедом в руках. Туклипсы цепляются за высохшую траву. Из-за того, что погода переменчива – то подмораживает, то снова теплеет – деревянные мостики и лесенка на одном из участков покрылись слизью. Тропинки непредсказуемы, они чуть затвердели от морозца, а под твердым тонким слоем грязная жижа. Канавы, которые следует перепрыгивать, наполнены гниющими листьями и водой. Да и похуй.

Сосиска принес мне бутылку сангрии. Смакую вкуснейшие шашлыки, приготовленные Левоном, грею ноги у костра. Опустошаю треть бутылки залпом из горла перед стартом и отдаю ее кому-то не глядя. Внутри разливается приятное тепло.

После старта сразу вырвались вперед те, кто до этого уже опробовал циклокроссовый велосипед. Те, у кого передача полегче могут заезжать в гору. Вова Поспелов ловко запрыгивает на велосипед на бегу после препятствий. Несколько участников после первых кругов уже настолько запыхались и промокли, что направились к костру, отказавшись продолжать борьбу. Худенький парнишка в синей куртке не сдается, но к третьему кругу, он уже идет пешком. У меня сбилось дыхание и стало колоть в боку, но я бодро прыгаю по лужам и канавам. В кедах хлюпает. С головы до ног я в грязных брызгах. Но мне весело. Выходит, что мы постоянно соревнуемся с Всеволодом Коваленковым. То он меня обгонит, то я его. Я несколько раз врезаюсь в препятствия, потому что не успеваю затормозить, ведь тормоза забились грязью и травой. На последнем круге у Всеволода отвалилось переднее колесо. А я, дико хохоча, обгоняю его, хватаясь руками за березки, чтобы не упасть.