Текст книги "Что надеть для обольщения"
Автор книги: Сари Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Сэр Ли глубоко вздохнул и взял листок. Развернув его, он увидел, что предусмотрительный Уитон написал имя информатора большими печатными буквами, чтобы старик мог прочесть его без очков. Когда он увидел это имя, его брови удивленно поползли вверх.
– Он оказывает нам большую помощь, – невозмутимо пожал плечами Уитон и через несколько секунд спросил, показывая глазами на листок: – Вы позволите?
Сэр Ли согласно кивнул и протянул бумагу обратно.
Уитон поднес листок к пламени свечи и сжег его, внимательно следя за тем, как бумажка горит, постепенно превращаясь в пепел. Затем он протянул старику другой листок бумаги.
– Это список людей, кого, по моему мнению, могут шантажировать. Я полагаю, что некоторых из них можно привлечь на свою сторону. Я не гарантирую, что они не действуют заодно с шантажистом. – Уитон усмехнулся. – Внимательно изучите их и людей, с которыми они связаны. Они могут вывести вас на Куинса. Делайте все, чтобы мой сотрудник смог вернуться в Лондон. Он может быть мне полезен.
Сэр Ли внимательно изучал список.
– Этот листок можете оставить себе, – предложил Уитон.
– А что я должен делать, когда найду Куинса?
– Используйте воображение. Главное – сделайте так, чтобы он больше не докучал мне. – Уитон поднял бокал с портвейном: – За отечество.
Сэр Ли подхватил тост, поднимая свой бокал:
– За отечество.
Мужчины молча осушили бокалы, после чего Уитон поднял со стула свое грузное тело.
– Займитесь этим, сэр Ли. Нужно разгрести эту кучу и вернуть в дело моего человека. – Уитон усмехнулся и серьезно добавил: – Выполните это задание любой ценой.
Так же серьезно сэр Ли кивнул:
– Выполню. Чего бы это мне ни стоило.
Глава 6
– Он согласился мне помочь! – торжественно объявила Эдвина, ворвавшись в библиотеку Общества образования и развития женщин, трем своим подругам.
Леди Дженел Бланкетт подняла глаза от толстенной книги, которая лежала перед ней на письменном столе, и строго взглянула на Эдвину в монокль:
– Кто согласился тебе помочь и в чем?
Ни на секунду не забывая о том, что дверь у нее за спиной открыта, Эдвина прошептала:
– Он! Сама знаешь кто. Тот, кто идеально подходит для этого дела… – Плотно прикрыв за собой тяжелую деревянную дверь, Эдвина оглянулась и увидела свое отражение в зеркале. Она с ужасом обнаружила, что из ее тугого шиньона выбились пряди волос и она выглядит как настоящее пугало. Представив, что мистер Дивейн – Прескотт, как она старалась привыкнуть его называть, – видел ее в таком неприглядном виде, леди Росс почувствовала неловкость.
Но этот прискорбный факт не мог омрачить радость Эдвины. Ведь мистер Дивейн великодушно согласился помочь в осуществлении ее грандиозного замысла. Поэтому, несмотря на то, что в ушах у нее звучал недовольный голос матери, которая требовала немедленно привести себя в порядок, Эдвина решила, что, находясь среди друзей, можно пренебречь условностями и не обращать внимания на такие мелочи, как аккуратная прическа.
– Ты похожа на мокрого цыпленка, – насмешливо заметила пятидесятилетняя Дженел, поправляя седеющие белокурые пряди, – и к тому же изрядно проголодавшегося.
Ну, может быть, Эдвина слегка погорячилась, назвав их всех своими друзьями.
– Я и вправду заморила бы червячка перед ужином, – согласилась Эдвина. Даже Дженел не могла испортить ей сегодня настроение. Она чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
– Не стоило так беспокоиться из-за меня, Эдвина. – Леди Женевьева Энсли, в узком кругу известная как Джинни, положила вышивку на колени и поднялась с места. Хотя она по-прежнему оставалась красивой женщиной с блестящими голубыми глазами и превосходным цветом лица, из-за седых волос и вызванной артритом шаркающей старушечьей походки она выглядела намного старше своих сорока пяти лет. – Это моя личная проблема, и я не хотела бы впутывать тебя в это дело.
Эдвина презрительно фыркнула.
– Позволить этому мерзавцу одержать верх? Ни за что на свете! – Она подошла к горящему камину, протянула озябшие руки к огню и погрузилась в сладостные воспоминания о несравненном Прескотте Дивейне и его обольстительных губах.
О Господи! Что это был за поцелуй! Мистер Дивейн – настоящий маэстро в таких делах. Эдвина вспомнила, с каким пылом отвечала на его поцелуй и с какой страстью прильнула к Прескотту.
Интересно, понял ли Прескотт Дивейн ее состояние? Разумеется, являясь знатоком в вопросах страсти, он не мог не заметить ее порыва. Ее страшный секрет наверняка раскрыт.
Эдвина постаралась сосредоточиться на том, что случилось после злосчастного поцелуя. Они с Прескоттом пошли обратно в домик для гостей. По дороге они оживленно спорили, обсуждая ее план. Эдвина вспоминала, с какой серьезностью Прескотт Дивейн взялся за дело, согласившись участвовать в ее затее. Судя по всему, этот мужчина умен, проницателен, способен проникнуть в самую суть вещей. Он отважен, в конце концов. Да, мистер Дивейн идеально подходит для этой роли. О, как это приятно – убедиться, что она не ошиблась, делая на него ставку!
– Эдвина, я очень признательна тебе за то, что ты хочешь мне помочь. – Джинни подошла к подруге и встала рядом. – Но ты и так уже много сделала для меня. Я не желаю, чтобы этот ужасный человек причинил тебе вред.
Эдвина пожала руку Джинни.
– Я не могу оставаться в стороне, когда на карту поставлено все, чем ты дорожишь. – Она улыбнулась. – Кроме того, ты же знаешь, что я делаю это ради себя. Я не люблю проигрывать.
В этом Эдвина была похожа на своего отца, чем и объяснялись их частые ссоры.
– Ну, в таком случае не делай ничего, что тебе не по душе.
Несмотря на то, что Джинни старалась образумить подругу, было видно, что у нее отлегло от сердца. И Эдвина могла это понять: Джинни была не из тех, кто смог бы противостоять негодяю в одиночку. Для этого она слишком добрая и милая.
– Я считаю, что наш долг – остановить этого мерзавца, – заявила Эдвина.
Еще три года назад, когда Эдвина основала свое женское общество, она решила, что взаимовыручка будет главным принципом его членов.
Еще совсем недавно она осознавала, что плывет по течению. Ее жизнь проходила скучно и бесцельно. Словно Эдвина ждала чего-то, сама толком не зная, чего именно. У нее появилось предчувствие, что должны произойти какие-то перемены. Однако Эдвина была уверена, что не станет выполнять волю отца и не выйдет замуж за кого-нибудь из родственников покойного супруга. Но когда подруга Эдвины попала в беду, разочарование, вызванное планами отца, и смятение чувств отошли для нее на задний план. И если все пойдет так, как она запланировала, проблемы с отцом отпадут сами собой. По крайней мере повторное замужество ей не будет грозить.
Дженел нахмурилась:
– Я по-прежнему не в восторге от твоей затеи, Эдвина. Скорее всего, твой план чреват опасностями. Прежде всего для тебя и для твоей репутации.
Дженел никогда не упускала случая поспорить по любому поводу и постоянно вставляла ей палки в колеса, не желая смириться с тем фактом, что Эдвина занимает пост президента общества, в то время как такая заслуженная особа, как она, исполняет обязанности вице-президента. Главным аргументом в пользу того, что Эдвина не подходит на должность президента, был ее возраст – всего двадцать три года. По мнению Дженел, руководитель должен быть старше. Но к несчастью для Дженел, остальные члены общества не поддерживали ее мнение.
– Я ценю твою заботу, Дженел, – ответила Эдвина, заставляя себя не забывать о том, что Дженел приходится нелегко. Ее муж, лорд Бланкетт, больше интересовался своими лошадьми, чем женой, и большую часть времени проводил, подыскивая будущих победителей кубка Дерби. Дочь Дженел жила далеко и редко отвечала на письма матери. Сын был печально известен в Лондоне как заядлый картежник, кутила и любитель горячительных напитков. – Но моя репутация – это только мое дело, и я сама могу о ней позаботиться.
Дженел погрозила ей пальчиком:
– А репутация твоей семьи? И в частности, твоего батюшки?
Эдвина отвернулась к огню, стараясь не обращать внимания на чувство вины, охватившее ее. Она заставила себя вспомнить, с каким презрением отец с ней обращался. Он постоянно бранил ее за то, что она имела наглость открыть женский клуб, и с подчеркнутой издевкой высмеивал благотворительную деятельность, которой она занималась.
Когда же она начала возражать против повторного брака, отец назвал ее ловкой плутовкой, которая охотится за мужем. Охотится за мужем! Что за чушь!
Эдвина гордо расправила плечи и снова повернулась к Дженел:
– Мой отец уехал и в ближайшие несколько месяцев не вернется. К тому времени, когда до него дойдут какие-либо слухи, все уже давно закончится.
И обручение с виконтом Белвудом не состоится, подумала она.
Темноволосая красавица миссис Люси Томас с круглыми печальными глазами нацарапала записку на листочке бумаги. Менее года назад после тяжелой изнурительной болезни у нее умер муж. Когда ее лежащий на смертном одре супруг потерял дар речи, она необъяснимым образом тоже утратила способность говорить. Люси обычно тихо сидела в сторонке и слушала и время от времени общалась с дамами при помощи записок. На первый взгляд можно было решить, что она писала что-то действительно заслуживающее внимания. Однако чаще всего в записках был всякий вздор, вроде вопроса, понравился ли ее новый модный гребешок для волос.
Эдвина подошла и прочла вслух записку Люси:
– «Кто он?» – Она улыбнулась: – Вопрос по существу, Люси. Это мистер Прескотт Дивейн.
– Мистер Дивейн?! – с негодованием воскликнула Дженел. – Ради всего святого, он же все равно что мальчик по вызову!
– Некоторые могут поспорить с тем, что быть милым и очаровательным компаньоном на балах, вечеринках, пикниках и других светских мероприятиях для кого-то является родом занятий, – возразила ей Джинни. Ее бледно-голубые глаза загорелись. Розовощекая матрона очень любила оспаривать чьи-нибудь доводы, независимо от того, что она сама думала на этот счет. – По крайней мере дама сохраняет полный контроль за своими средствами и за условиями взаимоотношений. У нее появляется неотразимый сопровождающий – вот и все.
Дженел укоризненно покачала головой:
– Любая договоренность, при которой один человек использует другого, является оппортунистической и аморальной. А этот мужчина не кто иной, как паразит.
– Он просто сопровождающий, – поправила ее Эдвина. – Можно подумать, что он – любовник! Он же не спит с женщинами ради материальной выгоды. – Хотя Эдвина не могла не признать, что список любовниц Прескотта весьма внушителен, и от этого у нее почему-то засосало под ложечкой.
– Он прослыл настоящим распутником…
Эдвина скрестила руки на груди, стараясь не обращать внимания на то, как у нее вспыхнули щеки.
– Насколько я слышала, барышни сами вешаются ему на шею, а не наоборот. А разве можно осуждать мужчину за то, что он не отказывается от плотских утех, которые дамы сами ему предлагают?
Джинни поджала губы и посмотрела томно и мечтательно.
– Однажды я знавала одного профессионала сопровождающего. Он был такой миленький, и у него были очень большие руки…
– Да-да, насколько я знаю, насчет рук у тебя – пунктик, – прыснула со смеху Дженел. – Может быть, именно поэтому ты и попала в затруднительную ситуацию.
– Дженел! – воскликнула Эдвина, заметив с тревогой, что в глазах Джинни промелькнула обида.
Люси замахала своей запиской, и Эдвина обрадовалась возможности перевести разговор на другую тему.
– Люси права. Я должна сообщить вам, почему мистер Дивейн – именно тот человек, который нам нужен.
– Нам… – В глазах у Джинни заблестели слезы. – Когда я прочла первое письмо шантажиста, я подумала, что моя жизнь кончена. Я не могла допустить, чтобы Джудит узнала правду. И если бы кто-нибудь узнал обо мне и Жераре… В этом случае жених Джудит, вне всяких сомнений, разорвал бы помолвку и мы с Джуди… стали бы изгоями. Моя дочь никогда бы мне этого не простила. И я сама ни за что не смогла бы себя простить!
Джинни грустно улыбнулась.
– Но ты дала мне надежду, Эдвина. Надежду на то, что мы сможем со всем этим справиться. Может быть, я слишком наивна? – Прикрыв рот рукой, она пробормотала: – Надо же, как меня угораздило попасть в такую переделку?!
Эдвина схватила ее за руку:
– Мы все очень хорошо рассчитали, Джинни. Мистер Дивейн поможет нам выяснить, кто этот человек, найдет его, выведет на чистую воду, а затем вернет твои письма Жерару Вальмону…
– Так, значит, теперь ты превратилась в жалкую квартирную воровку? – съязвила Дженел.
Эдвина бросила на Дженел ледяной взгляд:
– Эту акцию нельзя назвать воровством. Это акт справедливого возмездия.
– Воровством называется сам процесс. И не важно, чью собственность украли.
Люси махала запиской и нетерпеливо стучала кулаком по столу. Пусть безутешная вдова утратила дар речи, но она знала, как заставить других прислушаться к ней, когда она этого хотела.
Эдвина должна была признать, что в высшем обществе обсуждение любого вопроса сводилось к тривиальным упражнениям в ораторском искусстве. Более того, прения только замедляли решение вопросов. Она прочла вслух записку Люси:
– «Расскажи, какие у Дивейна руки». Сейчас не время для шуток, Люси. – Эдвина отложила листок в сторону.
Сморкнувшись в носовой платок, Джинни взяла себя в руки и выпрямилась.
– Независимо от того, какие у него руки, я хочу знать, что побудило Эдвину нанять именно мистера Дивейна, а не кого-то другого. – Она подошла к окну. – Особенно учитывая то, что сначала Эдвина была категорически против его кандидатуры.
– Насколько я помню, ты считала, что его личность не внушает доверия. – Дженел, расправив плечи, поднялась со своего места. Она стала мерить шагами комнату, и при каждом ее шаге длинные белые перья ее лавандового тюрбана подпрыгивали. – Как ты сама тогда справедливо заметила, мы не можем быть уверены, что он не использует тайну Джинни против нее самой.
Джинни скомкала платок и убрала его в потайной кармашек юбки.
– А еще ты опасалась, что стесненность в средствах и отсутствие выгодных связей подтолкнут его на то, чтобы использовать в корыстных целях связь с тобой, Эдвина. К тому же могу добавить от себя лично, что ему следовало бы гордиться вниманием такой красивой, утонченной…
Эдвина подняла руку, прерывая речь Джинни, зная, что подруга смотрит на нее сквозь розовые очки.
– Прескотт Дивейн имеет богатый опыт общения со светскими дамами. И многие из них были гораздо привлекательнее меня. – И почему только от этой мысли на душе у нее кошки скребут?
– Как мы можем быть уверены, что он не будет пытаться использовать фиктивную помолвку ради личной выгоды? – спросила Дженел. – На его честь рассчитывать нельзя: ведь он не благородного происхождения.
Эдвина покачала головой:
– Высокое происхождение не гарантирует наличие благородного характера. Так же как и низкое происхождение не является свидетельством…
– Однако согласись, если мужчина по рождению является джентльменом, это и в самом деле в некотором роде указывает на то, что он обладает галантными манерами, что он блестяще образован и имеет прекрасные виды на будущее. А что касается Дивейна… Помилуйте, он же воспитывался в детском приюте!
– Он вырос в Андерсен-Холле, – напомнила Джинни, которая всячески поддерживала это заведение. – И если директор Данн имел на него хоть какое-то влияние, мистер Дивейн и впрямь заслуживает доверия.
– Наверное, спасение лондонских сироток и превращение их в полноценных членов общества стало целью всей жизни директора Данна, – заметила Дженел подбоченясь. – Однако люди, добивающиеся успеха, паразитируя за счет других, едва ли могут когда-нибудь стать полноценными членами общества. А тем более не могут быть подходящими кандидатами в женихи Эдвине. Но давайте вернемся к действительному положению дел. – Лицо Дженел приняло высокомерное выражение. – Эдвина желает добиться внимания со стороны отца. И для нее это единственный способ получить желаемое.
Джинни раскрыла рот от удивления.
Эдвина стиснула кулаки и прищурилась.
– Ты ведешь себя как капризный маленький ребенок. – Дженел притворно вздохнула, словно жалела бедняжку. – Эдвина, подоплека твоих поступков для меня не секрет. Ни для кого не секрет. Ты просто желаешь возбудить интерес к своей персоне, тебе всегда надо быть в центре всеобщего внимания.
– Верно, – язвительно проговорила Эдвина. – И мне надоела твоя…
– Прошу тебя, не надо, Эдвина! – Джинни выступила вперед, глядя на подругу умоляющими глазами. Если бы не Джинни, Эдвина давно бы выгнала Дженел из своего женского общества. Однако Джинни по какой-то неизвестной причине любила Дженел, как сестру, и умоляла Эдвину проявлять терпимость.
В то же время Джинни почему-то никогда не просила Дженел сдерживаться и вести себя в рамках приличий. Но леди Росс снова справилась со своим гневом. Она расправила плечи и решила делать то, что больше всего выводило Дженел из себя: отвернулась к Джинни и Люси и вела себя так, словно не замечала присутствия Дженел. Джинни смотрела на Эдвину с нескрываемой благодарностью.
– Причиной, по которой я изменила свое мнение о мистере Дивейне, было то, что он, рискуя жизнью, спас из огня маленькую девочку.
– Господи! Это и в самом деле многое говорит о его характере, – разволновалась Джинни.
– У малютки загорелось платье, и она непременно погибла бы, если бы мистер Дивейн не потушил пламя голыми руками.
– Какой ужас!
Дженел прищурилась:
– Девочка была из влиятельной семьи? Он получил вознаграждение за свой героический поступок?
– Ради Бога, о чем ты?! Она бедная сиротка! Разве можно быть настолько циничной и расчетливой?
– Откуда такие точные сведения? – поинтересовалась Дженел.
– Я беседовала с доктором Уиннером.
– Он великодушный человек и прекрасный доктор, – подтвердила Джинни.
– Но можно ли доверять его мнению? – с сомнением в голосе спросила Дженел и скрестила руки на груди. – Может быть, работая врачом в Андерсен-Холле, он пристрастен?
Эдвина призвала на помощь всю свою выдержку.
– Я сама беседовала с мистером Дивейном. Я сама расспрашивала его, и должна признаться, его личность произвела на меня неизгладимое впечатление.
Дженел повела плечом.
– Так, значит, на тебя произвела впечатление именно его личность, а не что-то другое?
– Дженел, перестань! – одернула ее Джинни.
– Этот план просто идиотский, а тот, кто его придумал, – настоящий…
– Если ты не можешь предложить ничего дельного, то лучше помолчи! – Джинни захлопала ресницами, как будто то, что она сказала, было неожиданностью для нее самой.
Все дамы, находящиеся в комнате, замерли, ошеломленные.
Джинни опустила голову, огорченная своей несдержанностью.
– Извини. Просто я так расстроена тем, что происходит…
Эдвина и Дженел посмотрели друг на друга. Они были близки к перемирию. Джинни была единственной, кто мог объединить этих двух женщин.
Эдвина обняла Джинни за плечи.
– Мистер Дивейн великодушно согласился помочь нам, Джинни. И у меня сложилось впечатление, что он как раз тот человек, который прекрасно со всем справится.
Дженел округлила глаза и благоразумно воздержалась от комментариев.
– На самом деле, – добавила Эдвина, – он уже пролил свет на привлекший наше внимание таинственный знак на обуви шантажиста, Как я и предполагала, его туфли могут послужить прекрасной уликой. Они изготовлены во Франции знаменитым мастером Франсуа Миллисаном. Маловероятно, что в Лондоне у кого-то могут быть такие же туфли. Поэтому у нас уже есть кое-что, с чего можно начать расследование. – Она кусала губы. – Правда, есть один нюанс: мистер Дивейн думает, что шантажируют не тебя, а меня, Джинни.
Джинни ахнула и прикрыла рот рукой.
Брови Люси удивленно поползли вверх.
Запрокинув голову, Дженел громко и визгливо расхохоталась.
Глава 7
На следующее утро доктор Уиннер снял желтоватые бинты с рук Прескотта. В комнате запахло цветками календулы и оливковым маслом, из которых была приготовлена целебная мазь.
– Ну что ж, – довольно заметил доктор, – вы уже можете обходиться без бинтов, Прескотт. Ожоги на руках зажили очень быстро.
– Неудивительно: ведь вы так заботливо за мной ухаживали. – Прескотт стал сгибать и разгибать пальцы, проверяя подвижность суставов.
– Слава Богу, что вы подоспели вовремя, когда с Иви произошло это несчастье. Иначе бы… – Сердобольный доктор сокрушенно покачал головой.
– Похоже, с Иви все будет хорошо. – Прескотт поднялся и подошел к комоду. Открыв один из ящиков, он стал рассматривать перчатки, выбирая, какие из них надеть. В результате он остановил свой выбор на прочных коричневых перчатках из английской кожи. – Я понял, что девочка пошла на поправку, когда она попросила меня стащить для нее немного конфет.
– Дети и правда очень быстро выздоравливают… – Вздохнув, доктор Уиннер собрал с кровати бинты и положил их в медицинский саквояж. – А вчера она спросила меня, сколько лет ей нужно ждать, чтобы выйти замуж. – Он улыбнулся. – По-моему, маленькая Иви влюблена в вас без памяти.
– Да, согласен, она настроена романтически. Но это из-за того, что мы читаем «Красавицу и чудовище». – Прескотт натянул на руки перчатки.
Последнее время Прескотт скрывался от высшего света в приюте. Светское общество пугало его и раздражало. Но в Андерсен-Холле он не мог избежать одной вещи, которая приносила ему гораздо более сильные страдания, чем ожога. Прескотту везде чудился приятный запах мыла с ароматом лимона, который напоминал ему о Кэтрин. И его сердце съедала тоска.
А это еще одна причина, по которой Прескотт должен был согласиться помочь леди Росс… Эдвине, как он приучал себя ее называть. В его распоряжении четыре недели до того, когда в Лондон прибудет его товар. Четыре мучительные недели, в течение которых надо заставить себя не думать о Кэт. И общение с Эдвиной поможет ему развеяться.
Тот поцелуй был таким неожиданным! И таким приятным…
О, разумеется, он постарался скрыть от Эдвины то, как подействовал на него этот поцелуй. Но когда остался наедине с собой, не мог не вспоминать каждое мгновение, стараясь понять, что его так пленило.
Он не собирался целовать леди Росс. Но в этой женщине было что-то такое соблазнительное, что он не мог ничего с собой поделать. Искушение было слишком велико. Это было, как в жаркий летний день искупаться в прохладной воде лесного озера. То, что он сделал, казалось в тот момент самой естественной вещью на свете.
В тот миг он словно почувствовал обновление. Эдвина была такой теплой и нежной в его объятиях. Такой, какой и должна быть настоящая женщина. Но в ней еще было что-то особенное, что заставляло Прескотта удивляться и восхищаться ею. Никто так пылко не отвечал ему, как ответила на поцелуй Эдвина.
Разумеется, она и до него знала мужские ласки, ее отклик не был похож на реакцию невинной девушки.
Однако…
Однако она отозвалась на его поцелуй так пылко, так бесхитростно и страстно, что при одном воспоминании об их поцелуе Прескотта бросило в жар. Он всегда безошибочно чувствовал, когда женщина держала себя под контролем, когда все было рассчитано до мелочей и делалось в нужный момент. В Эдвине же не было ни капли притворства и фальши. Все происходило так естественно.
Прескотт понимал, что Эдвина была охвачена порывом… Что на одно короткое мгновение она потеряла голову от его поцелуя. Он, всеми признанный, пресыщенный женской лаской сопровождающий замужних дам, был совершенно сбит с толку этим поцелуем. Вначале ему показалось, что все вокруг исчезло – остались только он и прелестная женщина в его объятиях. Затем поцелуй преобразился во что-то значительно большее, чем это. Прескотт почувствовал себя так, словно он шел через раскаленную от зноя пустыню и не представлял, насколько сильна его жажда. Пока не сделал один глоток из чистого прохладного источника.
Раскаты грома, от которых, казалось, сотрясалась земля, внезапно начавшийся проливной дождь, пышная зелень леса, взволнованный рассказ Эдвины об угрожающей ей опасности и тот факт, что он так долго был лишен женского общества, – все это, вместе взятое, вызвало неожиданный эффект, заставило его увидеть в Эдвине что-то особенное.
Прескотт это прекрасно понимал, однако все равно был заинтригован.
– Ах, Прескотт… – Доктор Уиннер озадаченно почесал затылок, очевидно, желая начать разговор на тему, которая его очень беспокоила.
Прескотт затаил улыбку в уголках губ: он ждал, что добродушный доктор рано или поздно начнет расспрашивать его, что именно вчера произошло с Эдвиной, и непременно поинтересуется, собирается ли Прескотт ей помогать. Директор Данн всегда говорил, что доктор Уиннер любопытен, как ребенок.
– Мне до сих пор не верится, что наша милая Кэтрин – дочь дворянина, – начал доктор Уиннер. – А Джаред… ну и ну – наш Джаред оказался бароном. Вот это да!
Лучше бы вместо этого доктор Уиннер спросил его об Эдвине! Прескотт упал духом. Чтобы доктор ничего не заметил, он отвернулся и стал смотреть в окно, но ничего не видел перед собой. Его душевные раны до сих пор не зажили. Любое упоминание о Кэт он воспринимал очень остро и болезненно. Прескотт не мог говорить о ней даже с доктором Уиннером.
Однако, не замечая состояния Прескотта, доктор Уиннер продолжал:
– Я всегда понимал, что в нашей Кэтрин есть что-то особенное, то, что нельзя увидеть глазами.
Многие работники Андерсен-Холла в последнее время твердили тоже самое. Говорили, что они предполагали нечто подобное. Однако единственным человеком, который обо всем знал, был директор Данн. Но он никому не доверил эту тайну. Так же как и Кэтрин.
В Прескотте все кипело от возмущения. Он внимательно смотрел на дрожащие на ветру листья деревьев, стараясь взять себя в руки. В последнее время ему очень трудно было справляться с раздражением и гневом, которые выплескивались наружу, неподвластные его воле. С юного возраста он сознавал, что чересчур вспыльчив, и постоянно боролся со своим недостатком. Даже подумал было, что одержал над ним окончательную победу. Но теперь вдруг обнаружилось, что противник и не собирался сдаваться, а, наоборот, стал еще сильнее.
С улицы доносились смех и радостные крики. Это были волшебные звуки безмятежного детства, в котором всегда царят радость и веселье. Прескотт подошел к окну и посмотрел в сторону сада. Дети играли в войну, прячась в густой траве. Когда-то давным-давно, когда он впервые попал в Андерсен-Холл, эта игра была его любимым времяпрепровождением. Она давала хорошую возможность проявить себя маленькому сердитому чудовищу, каким он тогда был. Здесь можно было вволю покричать, побегать и поучаствовать в драке. В этих играх он очень часто одерживал верх, и победы воодушевляли его на новые подвиги.
Он вспоминал, что Кэт не очень много играла. Она была слишком робкой и застенчивой и боялась подвести своих боевых товарищей. Кэт с детства считала, что отвечает за всех и вся. Ее чувство ответственности всегда восхищало Прескотта.
Но Кэт нравилась ему не только из-за этого. Когда им было почти четырнадцать, он начал замечать, что, если он опаздывает в столовую, она стережет для него за столом местечко рядом с собой. Она обычно не говорила ему ни слова, однако место рядом с ней всегда пустовало. А кроме него, никто больше не опаздывал. Прескотта очень часто наказывали. Господи, да что там говорить: он рос настоящим озорником!
Когда Прескотт задумывал очередную шалость, именно Кэт удерживала его от опрометчивых поступков. А он очень часто испытывал ее терпение. Она снова и снова становилась мишенью для его самых дерзких выходок. Даже когда ей по логике следовало бы рассердиться на него, выражение ее лица было кротким и ангельским. Как будто она заранее прощала Прескотту все его многочисленные проделки. Бывало, она только грустно вздохнет и промолчит. Словно понимает, что его проказы – проявление натуры и Прескотт ничего не может с собой поделать.
Директор Данн, от внимания которого не могло укрыться происходящее, в конце концов однажды отозвал Прескотта в сторонку и, глядя серьезно ему прямо в глаза, спросил:
– Ты хочешь, чтобы Кэтрин тебя возненавидела?
– Н-нет, – удивился мальчик. – С чего вы взяли?
– Значит, ты хочешь, чтобы она была твоим другом?
– Ага…
– Надо говорить «да», а не «ага», – спокойно напомнил директор Данн. – Скажи, что тебе нравится в Кэтрин?
Застигнутый врасплох, Прескотт ляпнул первое, что пришло ему в голову:
– Она красиво говорит.
После этого случая директор Данн попросил Кэтрин давать Прескотту уроки грамотной речи. Вскоре Прескотт оценил все преимущества этих занятий: какой бы дорогой костюм ни был надет на человеке, стоит ему открыть рот, и все поймут, откуда он родом и из какой он семьи. И Прескотт чувствовал, что помощь Кэт в филигранной отделке его речи давала ему счастливый шанс на дальнейший успех и процветание.
Сначала Кэт отнеслась к их занятиям с изрядным скепсисом. Но когда увидела, с каким рвением Прескотт взялся за улучшение своей речи, она поверила в ученика.
В то время как Прескотт был готов прошибить лбом стену, лишь бы в дальнейшем попасть в высшее общество, его драгоценная подруга к этому высшему свету принадлежала по рождению. Она по-настоящему была там своей, а Прескотт – чужаком. Искусным притворщиком, вторгнувшимся в чужие владения дикарем и разбойником.
– Мне следовало бы давно догадаться, что она что-то скрывает, – задумчиво пробормотал Прескотт. Она всегда избегала обсуждать с ним серьезные вещи, как он ни старался завести с ней разговор начистоту. Недосказанность тяготила его.
– Не надо так переживать из-за этого, Прескотт, – ласково проговорил доктор Уиннер, захлопывая свой медицинский саквояж. – Даже директор Данн узнал обо всем совершенно случайно. Она даже ему ни в чем не признавалась.
Надо же! После этих слов доктора Прескотту стало немного легче.
– Бедняжка считает, что это она виновата в том, что его убили, – вздохнув, добавил доктор Уиннер.
– Что за бред! – Прескотт повернулся и удивленно уставился на доктора. – Ее проклятые родственники представления не имели, что она и Джаред живы.
Уиннер задумчиво почесал затылок.
– Кэтрин говорила, что, если бы не она, с ним ничего бы не случилось. И с этим трудно спорить.
Прескотта охватила ярость. Он непроизвольно стиснул кулаки.
– Никто не имеет права обвинять ее в преступлении, которое совершили эти грязные подонки! Кэтрин делала все, чтобы скрываться от них. Черт возьми, она даже отказалась от наследства! Она сделала бы все, чтобы остановить негодяев!
– И Кэтрин не виновата в том, что родилась в такой семье, – согласился доктор Уиннер.
– Разумеется. Ей приходилось прятаться от своих родственников, чтобы спастись самой и спасти своего брата.
