Текст книги "Мед его поцелуев"
Автор книги: Сара Рэмзи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава третья
Джентльмены так и не присоединились к женщинам в гостиной после обеда. Алекс заглянул не входя и сказал, что мужчины отправились в кабинет Малкольма, а сам он собирается спать.
– Я должна извиниться за сыновей, – в третий раз за последний час повторила леди Карнэч, глядя на других матерей поверх карт, в которые они играли. – Мы слишком редко принимаем гостей, и они позабыли манеры.
Да, нужно было быть полной деревенщиной, чтобы не присоединиться к леди после обеда, но Эмили не вмешивалась в беседу старших женщин из угла, где они с Пруденс устроились с вышивкой. В конце концов, обед прошел не слишком хорошо. И стоит ли винить мужчин в том, что они не пожелали продолжения?
– Это пустяки, Луиза, – ответила леди Харкасл, натянуто улыбаясь. – Пруденс будет здесь и завтра утром.
Пруденс нахмурилась и ткнула иглу в середину вышивки.
– Надеюсь, – ответила мать Малкольма, хотя Эмили уловила сомнения в мягкости ее тихого голоса.
– Вы же знаете молодежь, – продолжала леди Харкасл. – Иногда им требуется пара дней, чтобы вспомнить свои обязанности, но рано или поздно они это сделают. Во время наших дебютов бывало так же, насколько я помню.
Эмили насторожила уши, но ничего не сказала. Она больше двадцати лет прислушивалась к разговорам матери и леди Харкасл и знала, что стоит проявить интерес к старым сплетням, как разговор тут же закончится.
– Возможно, ты сомневалась, но я – никогда, – ответила ее мать, бросая карту на стол. Она, леди Харкасл и леди Карнэч играли в вист, с болваном вместо несуществующего четвертого игрока, и открыто наслаждались наливкой, не опасаясь, что мужчины к ним присоединятся. Эмили и Пруденс сидели у камина, Эмили было жарко, хотя дополнительный свет оказался к месту.
Она убеждала себя, что щеки пылают румянцем от жара камина. Что это никак не связано со странным трепетом, который она ощущала с обеда, с тех пор как время от времени замечала взгляд лорда Карнэча, направленный на нее поверх бокала. Нет, это усталость от путешествия, или расстройство желудка, или даже тиф.
Да, тиф. Лучше верить в то, что она умирает от болезни, чем в то, что в ней проснулся настойчивый интерес к мужчине, с которым вынуждена венчаться лучшая подруга.
Леди Харкасл нахмурилась, глядя в карты.
– То, что ты вышла замуж по любви, не дает тебе права нами командовать, Августа. Еще и с графом в придачу – это нечестно.
В ее голос проник обычный ее яд. В былые времена, давно прошедшие, леди Харкасл была очаровательна. Но с течением лет ее характер портился все сильнее, и Эмили не понимала, почему мать поддерживает с ней связь.
Августа посмаковала наливку и вздохнула:
– Все удовольствие от этого исчезло после смерти Эдварда.
Отец Эмили почил десять лет назад, но в голосе матери до сих пор звучала боль. Эмили посмотрела на вышивку. Стежки получились неровными, но она не могла распороть их и начать заново: в канве было больше дыр, чем ткани. Она ткнула в нее иглой и пожалела, что не может стащить немного наливки, не привлекая внимания матери. Неудивительно, что Пруденс так хочет сбежать от леди Харкасл – эта женщина невыносима.
– Прости, дорогая, – леди Харкасл тут же сменила яд на выражение вины, словно предыдущий разговор вела во сне, а теперь искренне поражается реальности своих слов.
Мать Эмили покачала бокалом.
– Прошли годы. И при всей моей любви к нему я предпочла бы потерять его, а не сыновей. Не знаю, как ты пережила это, Мэри.
Тишина нарастала, пока не поглотила всю комнату. Эмили подняла взгляд и заметила, как покраснела мать. Августа часто бывала прямолинейна, но наливка добавила ее словам резкости. Она протянула руку к леди Харкасл, но та отстранилась от прикосновения.
– Я не пережила, – ответила леди Харкасл хрипло, от подавляемых эмоций. – Разве что Пруденс…
Она осеклась, глядя на дочь. Пруденс резко поднялась, швырнув вышивку в корзину с рукоделием и демонстрируя тот самый огонь, которого не дождалась семья Карнэч за обедом.
– Простите, матушка, у меня разболелась голова.
Леди Карнэч кивнула, пряча глаза за картами. Эмили вышла из гостиной вслед за подругой, не дожидаясь разрешения. Она догнала Пруденс только через пару шагов, догадавшись, что та плачет, еще до того, как коснулась ее плеча.
Она ничего не сказала, просто вытащила носовой платок и обняла Пруденс. Эмили была выше ее на полголовы, слезы Пруденс капали ей на плечо, пока она оглядывала коридор. Там не было никого, кто мог бы их видеть, но если Пруденс не остановится, матери наверняка ее услышат.
Она похлопала Пруденс по спине, ожидая, когда та успокоится. Когда всхлипывания сменились тихим шмыганьем носа, Эмили нежно сжала ее плечи.
– Ты из-за братьев или есть еще что-то?
Пруденс шагнула назад, вытирая щеки платком Эмили.
– И братьев, и… Или нет. Я не знаю, Милли. Прошло почти три года с тех пор, как они…
Она до сих пор не могла сказать этого вслух. Отец Пруденс не должен был отпускать сыновей в армию, только не тогда, когда имение оказалось на грани нищеты, но ему не хватило силы характера, чтобы приказать им вернуться. Они воевали под предводительством Веллингтона, и оба погибли в битве при Талавере. От известия об их смерти лорда Харкасла хватил удар, от которого он так и не оправился.
Три года спустя Пруденс сняла траур, но только по настоянию матери. Она осталась единственным ребенком в семье. Имение перешло дальнему кузену, и свадьба из приоритетного шага превратилась в вынужденную необходимость.
Эмили взяла ее за руку и попыталась подбодрить.
– Если не хочешь выходить за лорда Карнэча, я поддержу тебя.
Ей это не нравилось, но она была готова. Пруденс покачала головой.
– Я не хочу выходить замуж за лорда Карнэча… только не сердцем. Ты можешь представить меня политической распорядительницей?
– Нет, – сказала Эмили. – Но ты уверена? Ты так ждала сегодняшнего вечера.
Пруденс снова всхлипнула.
– Я ждала возможности сбежать из Лондона и покончить со всем этим брачным делом. Но мне нечего ему сказать. И я понимаю, что он выглядит куда лучше, чем я имела право мечтать. Но я не чувствую ни малейшего желания его целовать. За обедом я могла думать лишь о том, что однажды мне придется… и что я лучше сбегу в Египет, чем на это решусь.
– Ты бы сбежала в Египет вместо чего угодно, – уточнила Эмили.
– Да. Но чем больше я думала о жизни здесь, о том, что нужно бросить все дела в Лондоне… тем больше я паниковала. Это было ужасно.
– Ужасно, – согласилась Эмили.
Пруденс слабо улыбнулась.
– Не очень-то утешительно.
– Ты сама это сказала. Хотя, возможно, если бы твоя мать не сидела там с постоянными напоминаниями о том, что ты ее последняя надежда, ты смогла бы немного расслабиться и поговорить с ним.
– Что же мне было делать? Попросить ее уйти? Будь все так просто, я бы не раздумывала над предложением Карнэча.
– Нет. Но тебе нужно провести с ним немного времени наедине. Или, по крайней мере, без матери.
– Безнадежно, – сказала Пруденс. Она попыталась вернуть Эмили платок, но та взглянула на влажную ткань и отказалась. – Мы с Карнэчем не подойдем друг другу. Я думала, что со временем буду готова и откажусь от своих глупых фантазий. Возможно, это не так.
Пруденс резко вздохнула, подавив очередной всхлип. Эмили гладила ее по плечу и ждала. Когда подруга заговорила вновь, ее голос дрожал от негодования.
– Это же несправедливо, правда? То, что моя мать готова продать меня Карнэчу вместо того, чтобы позволить мне выбрать свой путь?
Эмили использовала бы слово покрепче, чем просто «несправедливо».
– Не твоя вина в том, что у нее осталась только ты. И наверняка есть кто-то, кто подходит тебе куда лучше Карнэча.
– Я тоже об этом думала, – ответила Пруденс. – Но если и существует мужчина, который мне предназначен, я не могу все ждать и ждать, когда же он это поймет.
– Но ты все равно не обязана становиться домохозяйкой у лорда лишь потому, что тебе нужны средства. Похоже, он ищет себе племенную кобылу, а не компаньонку.
Пруденс слабо захихикала сквозь слезы.
– Он тебя не впечатлил, так ведь?
Карнэч впечатлил ее – и даже слишком.
– Граф больше подходит на роль злодея, а не героя.
– Несмотря на лимонные пироги?
Эмили улыбнулась. К подруге возвращалось ее чувство юмора.
Затем Пруденс вздохнула.
– Герой или злодей, отказаться от его предложения я не могу. Пусть он не попросил моей руки формально, пусть я ненавижу свои обстоятельства, но матушка права. У меня нет лучшего шанса.
– Ты не должна выходить за Карнэча из-за нее, – настаивала Эмили. – Обещаю, мы найдем другой способ.
– Скорее всего, нет. Но спасибо тебе.
В глазах Пруденс Эмили видела поражение, и ей это не нравилось. Да, если подруга не станет сдаваться на волю амбиций Карнэча, это будет прекрасно, но не решит ее проблем.
– Хочешь, я останусь на ночь в твоей комнате?
Пруденс покачала головой.
– Мне нужно подумать. А ты знаешь, что я не могу думать, когда ты вертишься и стаскиваешь с меня одеяло.
– Я не стаскиваю одеял! – возразила Эмили.
Пруденс поцеловала ее в щеку.
– Верь, во что пожелаешь. Ты же у нас придумываешь сказки, не я.
И она отошла в сторону, прежде чем Эмили успела ткнуть ее под ребра. И зашагала прочь, а Эмили вздохнула. Шаги Пруденс стали легче, чем по выходе из гостиной, но дилемма так и не разрешилась.
Эмили осталась одна в коридоре. Она не собиралась возвращаться в гостиную. Матери над чем-то истерически смеялись, звук далеко разносился через открытую дверь – наливка делала свое дело. Возвращаться туда было равносильно возвращению в логово пьяных гиен. Они обглодают ее до костей, если она зайдет туда, чтобы перекусить на ночь.
Для сна было еще слишком рано. И Эмили была готова скорее отрезать себе руку с иглой, чем снова приниматься за вышивку. Она могла бы вернуться к себе, но столик с писчими принадлежностями пока не распакован.
Эмили двинулась по коридору прочь от лестницы, проскользнула мимо двери в гостиную к комнатам за ней. Где-то там была библиотека, и хотя леди Карнэч пока не провела с ними экскурсию по дому, она упомянула, что здешняя библиотека чудесна.
Эмили нашла ее с третьей попытки, вначале обнаружив отлично оборудованный, но неиспользуемый музыкальный салон, а затем другой, чуть поменьше. Свечи не горели, но луна за окнами была почти полной. Света сквозь окна без занавесей хватало, чтобы осветить комнаты. Леди Карнэч обещала, что здесь будет мило, но слово не отображало реальности. Это была волшебная комната, библиотека, о которой она мечтала.
Размер ее поразил. Зал оказался длинным, узким, высотой в два этажа, со множеством дверей в коридор и французских дверей напротив, ведущих на каменную террасу с видом на густые сады. Толстые обюссонские ковры оттенков синего и серого цвета МакКейбов – согревали холодный пол и дополняли удобные кресла, расставленные у окон. Небольшая галерея обрамляла комнату на уровне второго этажа, к ней вели спиральные лестницы по краям.
Эмили прошла вдоль одной стены, проводя рукой по плотно составленным корешкам книг. Ей нравилось ощущать их под пальцами – некоторые книги потрескались от времени и истерлись, другие оказались гладкими, каждая книга была произведением искусства. Света не хватало, чтобы прочитать названия, но в комнате были сотни, а то и тысячи книг. Чтобы прочитать их все, потребуется целая жизнь.
Дойдя до окна, она поняла, что уже влюбилась. Она никогда не испытывала такой страсти к людям – не позволяла себе ее испытывать, с тех пор как поняла, что чувства угрожают ее независимости. Но книги – книги были безопасны. Она могла позволить себе влюбиться в эту комнату.
Эмили зажгла свечу на одном из столов, заслонила пламя ладонью и снова оглянулась. Книги стояли в идеальном порядке, и у нее ушла лишь пара минут, чтобы найти секцию с новейшими романами – между мемуарами и поэзией у дальней стены. Здесь были собраны все последние издания. Либо библиотеку составляли, чтобы произвести впечатление на гостей, либо по крайней мере один обитатель замка был страстным читателем.
Она провела пальцами по названиям. Свет свечи заиграл на тиснении. Здесь были романы Энн Рэдклифф, Хораса Уорпола, великое множество анонимных авторов и авторских псевдонимов. А у самого конца полки стояла тонкая книга в красном переплете: «Непокоренная наследница».
Эмили вынула книгу и повертела в руках. Ради этого стоило проделать весь путь от Лондона до Шотландского нагорья и отыскать здесь библиотеку. Эмили ощутила краткий прилив гордости. А потом, как всегда, раздражение.
Там, где должно было значиться ее имя, была лишь защитная ложь: «Роман А. С. Роузфилд».
Она нахмурилась, глядя на буквы. Если бы свет узнал, что она пишет, ее изгнали бы из общества. Она не хотела лома свою жизнь. Но как же хотелось узнать то чувство, с которым видишь свое имя на обложке книги!
Оправдало бы оно те одинокие часы, которые она занималась сочинительством в своей комнате?
Кто-то постучал по одной из французских дверей, напугав ее. Свеча скрывала того, кто привлек ее внимание. Эмили шагнула ближе, неосознанно перехватывая книгу для удара, и увидела, что сквозь стекло за ней наблюдает лорд Карнэч.
Горло сжалось. Эмили поставила свечу на столик, и рука ее не дрожала, когда она открывала дверь.
– Какой приятный сюрприз, милорд, – сказала она.
Банальное замечание. И последовал вежливый ответ:
– Надеюсь, моя библиотека пришлась вам по вкусу, миледи.
– О, вполне. Однако не нужно, чтобы нас видели наедине…
Она замолчала, ожидая, что он уйдет. И когда он этого не сделал, вздернула носик ровно под тем углом, который пугал неудачливых кандидатов в женихи.
Он некоторое время рассматривал ее своими странно острыми серыми глазами, затем закрыл за собой французскую дверь.
– Мы не настолько формальны в своих горах. Если вы удержитесь от поцелуев, ваша репутация вне опасности.
Эмили уставилась на него.
– Я и не думала вас целовать.
Он улыбнулся.
– Лишь потому, что мы еще плохо знакомы.
Возвращение книги на полку она превратила в показательное выступление. Но когда обернулась, он все еще наблюдал за ней, причем так, словно она самое интересное зрелище за всю его жизнь.
– Если вы не хотите уйти, лорд Карнэч, позвольте мне.
– Доброго вечера, милорд, – она присела в намеке на реверанс.
Карнэч поймал ее за руку.
– Останьтесь, – мягко скомандовал он.
Эмили сбросила его руку.
– Я не та женщина, которую вы заманили сюда ради брака. Это ее вы должны искать, не меня.
– Я должен. – Он помотал головой, словно пытаясь прочистить мысли. – Должен. А вы уже сказали мне больше слов, чем мисс Этчингем за обедом.
– Возможно, ей не по вкусу была компания.
– А есть ли компания ей по вкусу?
Эмили не знала, что ответить. И не знала, почему она все еще в библиотеке, обменивается шутками с лордом Карнэчем, тогда как столько лет провела, избегая любого намека на нарушение приличий.
Возможно, ответ был в атмосфере приказа, которую он излучал – что-то в его впечатляющем росте, в твердой линии подбородка, в том, как небрежно отброшены с лица его темные волосы, словно он только что вошел после долгой скачки на коне. Или в том, как внимательно он на нее смотрел, и его серые глаза в лунном свете казались почти серебряными – словно он намеревался произнести заклятие, чтобы удержать ее. Она привыкла, что мужчины восхищаются ею, несмотря на дискомфорт от их настойчивости.
Но сегодня впервые подумала, что сама готова восхищаться мужчиной.
Трепет в животе усилился. И она знала, что это из-за него – не от болезни, как бы ей этого ни хотелось.
Он смотрел на нее несколько долгих секунд, и в тишине библиотеки ее дыхание звучало быстро и поверхностно, как у любой из ее героинь, столкнувшихся с будущим любовником.
Да она с ума сошла, если думает о таком! Но телу было безразлично, в порядке ли ее разум?
– Желаете бокал вина? – спросил он.
Так буднично, словно каждый день приглашал незамужних девушек выпить, а по вторникам даже дважды. Но его глаза остались внимательными, настойчивыми, он не отводил от Эмили взгляда.
Желание, которое она ощущала, все еще можно было победить силой разума. Эмили закрыла глаза, подумала о Пруденс и попыталась убить в себе соблазн.
– Я действительно не должна.
– Я тоже не должен. И все же…
Она открыла глаза. Карнэч отошел и остановился у древней картины, с которой горец в полном клановом облачении, наверное дальний предок, глядел на череду графинов на полке под рамой. Рука Карнэча парила над бутылками, а взгляд не отрывался от нее. И что-то в его лице подсказывало, что он размышляет над какой-то возможностью, принятием какого-то решения, которого она не понимала.
– И все же, – мягко повторил он, – я нахожу, что стоит. Один бокал, леди Эмили. Вы останетесь?
Глава четвертая
В полуосвещенной библиотеке, где лунный свет сплетался со светом свечи, Эмили ощутила, как оживают ее дремлющие желания. Она переключила все свое бунтарство на написание романов и вела себя идеально, чтобы никто не заподозрил о ее тайной карьере.
Но ей хотелось не только писать. Она мечтала о приключениях, которые прописывала своим героиням, – опасности, возбуждении, тайных сговорах, головокружительной страсти.
– Я не должна, – повторила она вновь.
Он налил в один бокал шерри, в другой виски.
– Останьтесь, – сказал он. – Лучшей компании вам не найти.
– Не слишком ли вы самоуверенны?
Карнэч рассмеялся.
– Я лишь о том, что в данный момент я лучший ваш собеседник, если только вы не предпочитаете общество наших матерей и братьев. Я знаю, что в свете вы могли бы найти куда лучшего компаньона.
Она приняла бокал из его протянутой руки. И когда их пальцы встретились, пожалела, что не носит перчаток.
Эмили попыталась сосредоточиться на разговоре, а не на ленивой улыбке, с которой он потягивал виски.
– Не уверена, милорд. Ведь граф едва ли похож на конюха.
– Но даже у графа нет надежды заполучить вашу руку, так ведь?
Эмили отступила на шаг.
– Вы же не делаете мне предложения?
– Ваш ужас ранит меня.
– Вы не кажетесь раненым, – Эмили не смогла скрыть улыбку.
– Глубоко и тяжело ранен, – сказал он, постучав кулаком по груди над сердцем.
Ее улыбка переросла в смех.
– Только не говорите мне, что у вас способности к драме.
– У всех свои секреты, леди Эмили.
Она попробовала шерри.
– Не у меня, милорд. Я как открытая книга.
Карнэч рассмеялся.
– Я уверен, что это лишь фальшивая обложка. Я не знаю ваших секретов, но Фергюсон говорил, что вы совершенная загадка.
Когда это муж кузины успел обсудить ее с Карнэчем?
– Фергюсону не стоит вмешиваться в чужие дела.
– Вы плохо его знаете, Фергюсон – прирожденный интриган, ответил Карнэч. – Но в этот раз я не могу понять его планов. К чему он предложил мне тихоню мисс Этчингем, зная, что вы способны затмить любую из женщин?
Эмили не ответила на комплимент.
– Мисс Этчингем действительно милая девушка.
– Мне сложно судить. Она и двух слов не сказала за обедом. Вы же… Пока она молчала, я слышал лишь ваш смех.
А я видела только твои глаза. Она не ответила. Эмили знала эти игры. И какими бы ни были намерения Карнэча, она не хотела в них участвовать, не признавалась, что часть ее души мечтает о традиционной страсти и о нем.
– Благодарю за компанию, милорд, но сейчас мне действительно пора спать.
Он отставил почти нетронутый бокал.
– Но я не дождался ответа, – сказал он, словно она намекнула, что хочет остаться, а не уйти. – Почему мисс Этчингем? Почему не вы?
– Я не стану вам достойной компаньонкой, – со всей возможной холодностью ответила Эмили.
– Вот и показала себя Непокоренная, – мягко сказал он.
Это была ее несчастливая кличка, к которой она привыкла в Лондоне и которую использовала в названии бичующей сатиры, недавно возвращенной ею на полку. Главную героиню Эмили писала с себя и надеялась, что благодаря названию никто не догадается о ее авторстве.
– Фергюсон был добросовестным информатором, не так ли?
– Он ошибся?
Нет, не ошибся. Эмили действительно заслужила репутацию неприступной на ярмарке невест. Но она и без того недолюбливала мужчину, который соблазнил ее кузину Мадлен.
– Фергюсон не знает меня. Не знает по-настоящему.
– Любопытно, – сказал он, прислоняясь к полкам, – каково это, знать вас?
– Зачем вам? – спросила Эмили. – Зачем вы хотите меня узнать?
Он пожал плечами.
– Зовите это безумием. Или интуицией. Но если бы я был первым графом, – Карнэч указал на портрет на стене, я наверняка бы уже нес вас на руках к себе в постель.
Эмили ахнула. Другие мужчины флиртовали, намекали, путались. Этот же говорил прямо и требовал четким голосом истинного аристократа, с легким намеком на грубый горский акцент. Если в библиотеке таилась магия тысяч книг, то Карнэч был колдуном, способным ее оживить.
И, возможно, он мог оживить саму Эмили. Она уже ощущала, как изнутри нарастает то, чему она не знает названия, и поднимается опасно близко к поверхности. Когда он сменил свою расслабленную позу и потянулся к ней забрать бокал с шерри, прикосновение его пальцев, казалось, вот-вот вскроет ее защиту и заставит всю скрытую страсть, все желание, всю дикость выплеснуться между ними.
– Вы не должны так говорить, – сказала она.
Он шагнул ближе, за ту грань, у которой обычно ледяные стены ее высокомерия замораживали всех незваных поклонников. Но с ним холода не было – только жар и странная ревность.
– Один поцелуй, – сказал он, обнимая ее шею теплой надежной ладонью. – Один поцелуй, чтобы проверить, без это или интуиция.
«Так вот почему девушки теряют себя», – завороженно подумала Эмили, с величайшей ясностью вдруг понимая, оказалась уязвима перед соблазном ровно настолько, насколько всегда боялась.
Но даже жар его прикосновения и желание в его голосе не могли сжечь остатки ее сознания. Последний уцелевший островок рассудочности мог забыть, что случится, если она скомпрометирует себя, но не мог позабыть о Пруденс.
Она уверенно положила руки ему на плечи и оттолкнула. Он уронил руку с ее шеи, но не извинился. Он ждал, слов думал, что все еще может ее завоевать.
Эмили заставила себя дышать.
– Мы не должны этого делать, милорд.
– Малкольм, – сказал он.
– Я не могу вас так называть.
– Сможете, если мы поженимся.
Паника подкатила к горлу, резкая и внезапная.
– Я думала, вы делаете предложение не мне.
– Я ведь не хам, Эмили. Я не попытался бы вас поцеловать, не будь я готов к последствиям.
Она отступила еще на шаг, оказавшись за пределами досягаемости.
– Ничего не будет. Ничего никогда не случится. И не будет никаких последствий. Вы должны жениться на мисс Этчингем, если она согласна. А если нет, то в Лондоне вас ждут сотни девушек, которые подойдут вам лучше, чем я.
Малкольм больше не выглядел колдуном. Он скрестил на груди мускулистые руки и казался теперь воином древности, готовым завладеть ею.
– Я решил. Это была интуиция.
– А я опознала в этом безумие, – возразила она. – Вы не можете захотеть жениться на мне после первого разговора.
– Вы правы. – Он шагнул вперед. – Я все-таки думаю, что нужен и поцелуй.
Она еще была в шоке, но от его улыбки не смогла сдержать смех.
– Я не это имела в виду, милорд.
– Малкольм, – снова напомнил он.
Она глубоко вздохнула, надеясь, что выглядит собранной.
– Что ж, хорошо, Малкольм.
Имя прозвучало с несвойственным ей придыханием, мягкая «л» ощущалась на языке, как их несостоявшийся поцелуй.
Если даже имя способно ее соблазнить, ей необходимо бежать от этого человека как можно дальше.
– Мне нужно идти, – сказала она. Это было внезапно и неловко, совсем непохоже на ее обычную уверенную манеру, но на большее она сейчас не была способна.
– Тогда до завтра, – ответил он. Не пытаясь коснуться ее снова, он при этом выглядел таким же незыблемым, как предок на портрете над ним.
Завтра.
Она развернулась и убежала.
Если ее защита так быстро рухнула, то как пережить следующий раунд?
* * *
Он был согласен с Эмили. Это не могла быть интуиция. Было другое объяснение.
Малкольм видел, как она уходит. Это не было похоже на обычный уход – скорее на побег. Когда она на него смотрела, он думал, что Эмили хочет его точно так же, как он ее. Но попытка ее поцеловать лишь отпугнула девушку.
Он поднял бокал с виски и подошел к французской двери закрыть ее на ночь. За окном луна придавала садам его матери странный серебряный отблеск. Но цветы оказались ничем по сравнению с изумлением в глазах Эмили – до того, как она вспомнила, что не должна его желать.
Он покатал бокал в ладони. Она была женщиной не того типа, который он искал для брака. В ее глазах скрывались секреты, и он не думал, что это обычные мелкие тайны привычной к обществу мисс.
И все же, что лучше? Женщина со своими тайнами и характером, помогающим их скрывать, или женщина без секретов, которая ни капли в нем не заинтересована?
Эмили им заинтересовалась. Взаимно заинтересовала его. Если бы не ее верность подруге, она наверняка осталась бы с ним в библиотеке – и они бы вовсе не беседовали.
Малкольм приглушенно выругался. Он не собирался жениться по страсти. Он не хотел жениться на женщине с секретами, по крайней мере, не с теми, что могут угрожать его клану. Если она действительно не подходит ему, он не женится, что бы ни говорила его интуиция.
Он подошел к письменному столу, рывком вытащил центральный ящик, достал бумагу, чернила и заостренное перо. Его друг Фергюсон втянул его в эту ситуацию, рекомендовав мисс Этчингем, а не Эмили. Фергюсон с семьей вернулся в Шотландию вместе с Эмили, доставив их по пути в родовое поместье. Если Малкольм утром отправит гонца с запиской, ответ прибудет к вечеру.
Он потягивал виски, ожидая, когда просохнут чернила. Возможно, стоит поискать невесту в Лондоне. Там наверняка найдется женщина, покорная, как мисс Этчингем, и милая, как Эмили.
Но когда он попытался представить себе такую женщину, ничего не вышло. Перед глазами стояла одна лишь улыбка Эмили.
Он свернул послание, запечатал воском и спустился в холл, чтобы бросить на поднос, откуда утром его заберет Грейвз. Затем взглянул на древние мечи, висящие над возвышением парадного зала, мечи, защищавшие многие поколения графов Карнэч. Их блеск смягчался гобеленами, которые оживляли серый камень зала цветами вышивок – многих поколений графинь Карнэч.
Каждый его предок выполнял свой долг перед поместьем. И он должен был следовать по их стопам, не отвлекаясь на страсти. Если Эмили сможет помочь ему исполнить долг, он сделает ей предложение. Если нет…
Если нет, он не приблизится к ней, что бы ни говорила ему интуиция.
