Текст книги "Невеста желает знать"
Автор книги: Сара Маклейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 3
Научный дневник леди Филиппы Марбери
Мне пришло в голову, что стоило учесть подобное развитие событий до того, как… В конце концов, если кто-то хочет понять, как устроен гусь, он должен за ним понаблюдать.
Обычного серого гуся легко отличить от всех остальных видов. Гусаки больше гусынь, с более широкими головами и более длинными шеями, а когда достигают зрелости, имеют склонность к агрессивному поведению, особенно в присутствии гусынь. Интересно, что гусаки имеют тенденцию защищать гусынь, хотя часто трудно различить два этих типа поведения.
22 марта 1831 года.
За четырнадцать дней до свадьбы
В интересах самосохранения Пиппа сказала первое, что пришло в голову:
– Он стучался.
– И вам не пришло в голову, что тот, кто стучится в дверь игорного заведения, может не являться тем человеком, с которым вы захотите свести знакомство?
Для имеющего репутацию обаятельного и дружелюбного человека он вел себя несколько агрессивно.
– Я не слабоумна, мистер Кросс.
Он скрестил руки на груди:
– Это всего лишь слова, леди Филиппа.
Она подумывала поднять юбку и назвать все кости стопы. Но вместо этого промолчала.
– Ваше молчание – первый умный поступок, который вы совершили сегодня.
– Открыть дверь было некому. Я ждала. И очень удивилась, что джентльмену позволено так дерзко колотить в двери.
– Заверяю, такого больше не случится, – процедил он. – И, к вашему сведению, Диггер Найт не джентльмен.
– Да, теперь я это понимаю.
Пиппа слегка прищурила глаза за толстыми стеклами:
– Конечно, к тому времени, когда я это поняла, он уже вошел.
– Не потрудитесь объяснить, почему его руки оказались на вашей талии?
Она не посчитала нужным ответить. Все равно не так все поймет.
Но мистер Кросс и не думал униматься:
– Вы сами напросились? Ваш следующий партнер по исследованиям?
Пиппа попыталась украдкой взглянуть на дверь. Не лучше ли сбежать?
– Не… совсем.
«У меня есть несколько вопросов».
Но ему не понравится, если она это скажет.
Он шагнул к ней, отрезая путь к спасению:
– Что это значит, «не совсем»?
Пиппа чувствовала себя виноватой перед ним. Неизвестно почему. В конце концов, не то чтобы она бросилась в объятия Диггера.
– Вы что-то предложили ему?
– Нет, – ответила она не колеблясь.
«Не предложила. В общем – нет».
Он услышал ее мысли, словно она их выкрикнула.
– Почему-то я вам не верю. Разве не вы предложили мне кое-что всего полчаса назад?
– Это не одно и то же. О чем вам прекрасно известно.
«Если бы ты сказал «да», я не попала бы в такую ситуацию».
– Нет?
Он чуть покачивался на каблуках.
– Нет! – негодующе фыркнула она. – Вы были частью плана.
«Плана, который ты полностью разрушил».
Мистер Кросс неотрывно смотрел на нее, словно читая мысли.
– Полагаю, что каким-то странным образом это имеет смысл.
Он отвернулся и направился в темные глубины клуба.
– Предлагаю вам вернуться домой и ожидать своего зятя, леди Филиппа, – бросил он на ходу. – Он, вне всякого сомнения, будет искать с вами встречи, когда я расскажу о вашем безумии.
Он не скажет Борну. Борн немедленно пойдет к отцу, а отец запрет ее в Суррее до утра свадьбы. Вне всякого сомнения. И Пиппа останется без необходимой информации. Без той безопасности, которая приходит со знаниями. Без уверенности. Этого допустить нельзя.
– Нет! – крикнула она.
Он снова обернулся и мрачно заметил:
– Вы ошибочно полагаете, будто я заинтересован в выполнении вашей просьбы, миледи.
Пиппа поколебалась:
– Я ни о чем его не просила. И ничего такого не случилось. Пожалуйста… не говорите Борну.
Он обращается с ней так, словно не слышит того, что она говорит. И лениво оглядывает стол. Кости, оставленные ею на столешнице из красного дерева.
Она шагнула к нему, и он словно впервые обратил на нее внимание. У нее перехватило дыхание. Пиппа замерла.
– Ваши кости?
– Да, – кивнула она.
– Делали ставку? Держали пари?
– Только собиралась.
– С Найтом?
– С собой.
– Условия?
– Я не решила. Думаю… возможно… – Пиппа осеклась, чувствуя, как горят от смущения щеки. – Возможно, мне следовало…
Он обжег ее взглядом.
– Вы могли бы…
Пиппа посмотрела на кости:
– Я могла бы удвоить усилия, чтобы получить вашу помощь.
– Помочь погубить вас?
Хм… когда он ставит вопрос подобным образом, это звучит еще более скандально, чем раньше.
– Да.
– А если я откажусь, поедете домой и будете ждать свадьбы, как послушная девочка?
Кросс говорит с ней, как с ребенком, словно считая ее план идиотским. Неужели не видит, как это важно? Что это исследование?
– Я не решила, – отчеканила она. – Но, вероятно, придется придумать другой план. Сейчас в самом разгаре лондонский сезон. И я без труда найду сколько угодно повес и распутников, которые мне помогут.
– От вас столько же неприятностей, сколько от вашей сестры, – бесстрастно заметил он.
– Пенелопы? – растерялась она.
– Именно.
Невозможно. Пенелопа безупречна во всех отношениях. Она никогда не пришла бы сюда без сопровождения.
Пиппа покачала головой:
– От Пенелопы не может быть неприятностей.
Имбирного цвета бровь недоверчиво изогнулась:
– Сомневаюсь, что Борн с этим согласится. Так или иначе, Диггер Найт для ваших целей не годится. Если увидите его снова, вам лучше бежать как можно быстрее и дальше.
– Кто он?
– Вам лучше этого не знать и больше с ним не встречаться.
Кросс хмурился. Прекрасно. Почему она одна должна раздражаться и злиться?
– Вы не бросили кости.
– Не бросила. И считайте, что вам повезло. Что, если бы я выиграла?
Его глаза потемнели.
– И предметом выигрыша стал бы я?
– Разумеется, – кивнула она. – Я вас выбрала в партнеры. Но так и не сделала ставки, так что можете считать себя счастливчиком.
Пиппа приподняла юбки, готовясь уйти со всем возможным достоинством.
– Никем я себя не считаю. Поскольку не верю в удачу.
Она опустила юбки:
– Управляете казино и не верите в удачу?
Кросс едва заметно улыбнулся.
– Именно потому, что управляю казино, я и не верю в удачу. И уж конечно, не полагаюсь на бросок костей. Это крайне неверная игра. По правде сказать, леди Филиппа, даже удача не помогла бы вам, поскольку невозможно играть против себя.
– Вздор.
Он оперся о стол:
– По крайней мере, в этом нет смысла. Если вы желаете получить результат, не сможете проиграть. А если результат вас не интересует… лучше сразу отступить. Если у вас нет противника, исход игры неинтересен.
Она расправила плечи:
– Разумеется, я себе не соперник. Я уже сказала вам, что терпеть не могу нечестности.
– И никогда не лжете себе?
– Ни себе, ни другим.
– Одно это доказывает, что вы не готовы делать такую ставку.
– Вы находите честность недостатком?
– Одним из самых ужасных. Мир полон лжецов, леди Филиппа. Лжецов, мошенников и негодяев всех сортов.
– Вроде вас? – съязвила она, прежде чем успела сдержаться.
Но Кросс не казался оскорбленным.
– Совершенно верно. Вроде меня.
– В таком случае я лучше останусь честной, чтобы оттенить вашу нечестность.
Он вскинул брови:
– Но не считаете нечестным собственными руками устраивать свою погибель?
– Вовсе нет.
– Лорд Каслтон не ожидает, чтобы вы пришли в его постель девственницей?
Жар опалил ее щеки. Она должна была ожидать от него откровенных слов, но раньше в их разговоре этой темы не возникало.
– Я по-прежнему намерена… – Пиппа отвела глаза. – Твердо намерена узнать больше о самом акте.
– Позвольте мне перефразировать. Лорд Каслтон не ожидает, чтобы вы пришли в его постель невинной?
– Мы никогда это не обсуждали.
– Опять нашли лазейку.
Она посмотрела ему в глаза:
– Не нашла.
– Нечестность по умолчанию все равно означает нечестность.
Поразительно, как он заработал репутацию обаятельного человека. Он вовсе не казался обаятельным.
– Если Каслтон спросит, я не стану лгать.
– Должно быть, замечательно жить в черно-белом мире.
Она не станет спрашивать…
– Что это означает?
– Только то, что в настоящей жизни, где девушки не защищены от любого клочка реальности, мы все одеты в серое, так как истина относительна.
– Теперь я вижу, как ошибалась, полагая, будто вы тоже ученый. Истина есть истина.
Уголок его губ дернулся в сухой усмешке.
– Дорогая, ничего подобного.
Пиппе было неприятно слышать слова, скатывавшиеся с его языка. Уж очень он в себе уверен. Она явно совершила ошибку, придя сюда в надежде приобрести опыт и знания. Ибо вместо этого получила урок мужского превосходства.
Пора уходить.
Кросс ничего не сказал, когда она пересекла комнату, направляясь к выходу. Молчал, пока она не откинула гардины, одержимая внезапным желанием убраться отсюда.
– Если собираетесь делать ставку, нужно быть честной.
Пиппа замерла, сжав в руке край тяжелой бархатной гардины. Она наверняка не так поняла.
Поэтому повернула голову, глядя на высокую фигуру:
– Прошу прощения?
Кросс медленно вынул руку из кармана фрака и протянул ей.
На секунду она подумала, что он манит ее.
На секунду она едва не поддалась порыву подойти.
– Вы уже пришли сюда, Пиппа.
Кросс впервые назвал ее уменьшительным именем, и она была потрясена этим звуком на его языке. Быстрым повторением согласных. Тем, как его губы произносили каждую.
– Не считаете, что нужно сделать настоящую ставку? Держать пари? – Он разжал руку, на которой лежали два маленьких кубика слоновой кости.
Пиппа встретила его расчетливый серый взгляд:
– Я думала, вы не верите в удачу.
– Не верю. Но нахожу, что еще меньше верю в игры с собой, стремление подогнать результат под свое приключение.
– Не приключение, – запротестовала она, – эксперимент.
– В чем разница?
«Неужели он не видит?»
– Первое глупо. Второе – ради науки.
– Моя ошибка. Скажите, где присутствует наука в вашем пари?
У нее не нашлось ответа.
– Я скажу вам – нет там никакой науки. Ученые не держат пари. Они знают, что, сколько бы раз ни выигрывали, шансы всегда против них.
Кросс подвинулся ближе, оттеснив Пиппу в темноту. Не коснулся ее, но, как ни странно, это не играло роли. Он был достаточно близок, чтобы почувствовать исходившее от него тепло.
– Но сейчас вы собираетесь держать пари, Пиппа, не так ли?
Он совершенно заморочил ей голову. И теперь ей было очень трудно думать связно. Пиппа глубоко вздохнула, и запах сандалового дерева окутал ее, отвлекая от темы.
Ей не стоило соглашаться.
Но, как ни странно, она не могла сказать «нет».
Пиппа потянулась к костям, маленьким и белым на его широкой ладони. Коснулась их, коснулась его и едва не пошатнулась от наплыва ощущений.
Пиппа застыла, пытаясь определить, что с ней. Понять. Смаковать каждое ощущение.
Но он отнял руку и отступил, оставив ее держать кубики, все еще теплые от его рук.
«Совсем как она».
Конечно, сама мысль абсурдна. Никто не может согреться от мимолетного касания. Все это сантименты из романов. Что-то такое, над чем вздыхают сестры.
Кросс снова отступил и протянул руку к зеленому полю.
– Готовы? – тихо спросил он, снова окутав ее жаром.
– Да.
– Поскольку вы играете в моем заведении, я ставлю условия.
– Это не кажется справедливым.
Его взгляд не дрогнул.
– Когда станем играть за вашими столами, миледи, я буду более чем счастлив следовать вашим правилам.
– Полагаю, это логично.
Он наклонил голову:
– Мне нравятся женщины со склонностью к логическому мышлению.
– Значит, это правила негодяев, – улыбнулась Пиппа.
Теперь они стояли на одном конце длинного стола.
– Семь или одиннадцать выигрывают при первом броске у нас в «Ангеле». Поскольку пари заключаете вы, я позволю вам назвать цену.
– Если я выиграю, вы скажете мне все, что я хочу знать, – не колеблясь ответила она.
Кросс задумался, и на секунду ей показалось, что он сейчас передумает. Однако вместо этого он кивнул:
– Достаточно справедливо. А если проиграете, вернетесь домой к своей жизни и терпеливо дождетесь свадьбы. И не будете обращаться к другому мужчине с этим безумным предложением.
Пиппа протестующе свела брови:
– Но это очень жесткие условия.
Он наклонил голову:
– Это единственный способ, которым вы можете заслужить мою помощь.
Пиппа прикусила губу, пытаясь вычислить вероятности выигрыша.
– Мне не нравятся шансы. У меня остается только двадцать два и две десятых шанса выиграть.
Кросс уважительно покачал головой, явно впечатлившись такими способностями.
«Ха! Она все-таки не тупица, что ни говори».
– Вот тут в дело и вступает удача, – заметил он.
– Сила, в которую вы не верите?
Кросс лениво пожал плечом:
– Я могу и ошибаться.
– А если я предпочту не держать пари?
– В таком случае вы вынудите меня рассказать Борну все.
– Вы не можете!
– Еще как смогу, миледи. Я собирался промолчать, но реальность такова: вам нельзя доверять вашу же собственную безопасность. Значит, об этом должны позаботиться окружающие.
– Вы можете обезопасить меня, согласившись на мое предложение, – указала она.
Кросс улыбнулся, и блеск его белых зубов породил странное ощущение, будто она оказалась в экипаже, который слишком быстро свернул.
– Борну это будет гораздо легче. Кроме того, мне нравится мысль запереть вас в башне до самого момента бракосочетания. Это должно удержать вас от походов сюда.
«От встреч с ним».
Эта мысль ей почему-то не понравилась.
Пиппа слегка прищурилась:
– Вы не оставляете мне другого выбора.
– Вы не первый игрок, произносящий эту фразу. И не последний.
Она встряхнула кости:
– Прекрасно. Любое число, кроме семи или одиннадцати. И я еду домой.
– И воздержитесь от подобных предложений другим мужчинам?
– Это не так непристойно, как вам кажется, – защищалась она.
– Достаточно непристойно.
И это говорит тот, кто лежал на полу почти обнаженным. А это более чем непристойно.
Щеки Пиппы по-прежнему пылали, но она храбро кивнула:
– Прекрасно. Я воздержусь от того, чтобы просить других мужчин помочь мне в моих исследованиях.
Похоже, он удовлетворился ее обещанием:
– Бросайте.
Пиппа глубоко вздохнула, готовясь к важному моменту. С сильно колотившимся сердцем бросила кости, наблюдая, как одна ударилась о бортик стола на противоположном конце. И отскочила, приземлившись рядом со своей копией на большом белом Ш – начале слова «шанс», протянувшегося поперек стола затейливыми завитками.
Девять.
Тоже шанс…
Она проиграла.
Пиппа прижала руки к холодному дереву стола, подавшись вперед так, словно могла силой воли заставить кость вертеться бесконечно, пока не выпадет выигрышное число.
И подняла глаза на своего оппонента.
– Alea jacta est, – мягко заметил он.
Жребий брошен.
Слова, произнесенные Цезарем, отправлявшимся на войну с Римом. Разумеется, он рискнул и получил империю.
Пиппа потеряла последнюю мимолетную возможность получить знания.
– Я проиграла, – пробормотала она, не зная, что еще сказать.
– Совершенно верно.
– Я хотела выиграть, – добавила она. Разочарование захлестнуло ее. Незнакомое и жестокое.
– Знаю.
Кросс протянул руку к ее щеке, и это движение отвлекло ее от костей. Заставило отчаянно желать чего-то другого. Пиппа задохнулась от нахлынувшего ощущения – потока чего-то неописуемого в ее груди.
Длинные пальцы искушали, но не касались, оставляя горящую дорожку там, где почти находились.
– Я собираю долги, леди Филиппа, – тихо пояснил он.
Собирает.
Слово явно не было простым сочетанием букв. Пиппа вдруг твердо уверилась, что сейчас он назовет цену. А она заплатит.
В тусклом свете комнаты их глаза встретились.
– Я только хотела больше узнать о замужестве.
Он поднял голову. Рыжий локон упал на лоб.
– Эта самая обыденная в мире вещь. Почему она вас так волнует?
«Потому что она ничего в этом не понимает».
Пиппа промолчала.
– Вам пора домой, – выговорил он наконец.
Она открыла рот, пытаясь что-то сказать, убедить его, что ставка была глупостью, убедить позволить ей остаться. Но в этот момент его палец скользнул по ее шее, словно обещая что-то.
Ее мольба потерялась в странном всепоглощающем желании его прикосновений. Она задохнулась, противясь порыву шагнуть к нему.
– Пиппа, – прошептал он, и в голосе слышались нотки… нет, она не могла определить, чего именно.
Она совершенно потеряла способность мыслить здраво. Кросс был так близко. Слишком близко, и все же этого недостаточно.
– Поезжайте домой, дорогая, – сказал он, когда его пальцы чуть дотронулись до того места, где бешено бился пульс. Отдавая ей все и ничего, что бы она хотела сейчас.
Она, не раздумывая, надавила на палец, желая большего. Желая отказаться.
Кросс немедленно отнял руку, прежде чем она смогла насладиться прикосновением, и на какой-то безумный мимолетный момент ей захотелось взять его руку и прижать к щеке.
Как завораживающе.
Как ужасающе.
Судорожно хватая ртом воздух, Пиппа отступила. На шаг. На два. На пять.
Он привычно скрестил руки на груди:
– Здесь вам не место.
Не место?
Она вдруг поняла, что хотела бы остаться в клубе. Что это место – нечто большее, чем она до сих пор подозревала.
Глава 4
Научный дневник леди Филиппы Марбери
Появились розы – два совершенных розовых бутона на отростке куста красных роз, – так что моя гипотеза была верна. Мне следовало бы гордиться такими достижениями. Если бы я не потерпела столь сокрушительной неудачи в области, далекой от ботаники.
Похоже, я лучше разбираюсь в садоводстве, чем в людях.
К сожалению, это открытие меня не удивляет.
23 марта 1831 года.
За тринадцать дней до ее свадьбы
– В самом деле, Пиппа, – вздохнула Оливия Марбери, стоя в дверях оранжереи Долби-Хауса, – всякий мог бы подумать, что у тебя найдутся другие дела, вместо того чтобы возиться с растениями. В конце концов, через двенадцать дней ты выходишь замуж.
– Тринадцать, – поправила Пиппа, не поднимая глаз от страницы, на которую заносила научные наблюдения. Вряд ли стоит объяснять Оливии, что работа над розами куда интереснее и нужнее для науки, чем всякая возня со свадьбой.
Оливия совершенно не разбиралась в науке.
– Сегодня не считается. – Вторая – или первая – невеста, поскольку намечалась двойная свадьба века, по крайней мере так считала их матушка, была явно взволнована. – Времени практически не осталось.
Пиппа устояла перед желанием поправить младшую сестру, предположив, что, если кто-то ждет события с таким нетерпением, сегодняшний день действительно не считается.
Но поскольку сама Пиппа беспокоилась и находилась в состоянии полной растерянности, считались не то что дни, но и часы.
От сегодняшнего дня оставалось четырнадцать часов и…
Она взглянула на ближайшие часы.
Сорок три минуты. Двадцать третье марта. Пиппа вовсе не собиралась терять этот день ее предсвадебной жизни, пока не использует каждую секунду.
Оливия стояла на противоположном конце рабочего стола Пиппы, опираясь на столешницу, с широкой улыбкой на хорошеньком личике.
– Замечаешь во мне что-то необычное?
Пиппа отложила перо и взглянула на сестру:
– Имеешь в виду нечто, помимо того факта, что сейчас зароешься носом в землю?
Оливия брезгливо наморщила прелестный носик и выпрямилась:
– Да.
Пиппа поправила очки, разглядывая смеющиеся глаза, многозначительную улыбку и идеальные черты. Ничто не поменялось.
– Новая прическа?
– Нет, – усмехнулась Оливия.
– Новое платье?
Усмешка расплылась в улыбку:
– Для ученого ты не слишком наблюдательна, не находишь?
Оливия прижала руку к ключице, и Пиппа увидела. Гигантский сверкающий рубин.
Она широко раскрыла глаза, и Оливия рассмеялась:
– А-ха! Теперь ты заметила.
Она так стремительно выбросила руку в направлении Пиппы, что та поспешно отстранилась, чтобы рубин не ударил ее в лицо.
– Правда, роскошный?
Пиппа подалась вперед, чтобы как следует рассмотреть драгоценность.
– Правда. Он гигантский.
– Будущий муж обожает меня, – весело сообщила Оливия.
– Будущий муж балует тебя.
– Ты говоришь так, словно я не заслужила, чтобы меня баловали! – отмахнулась Оливия.
Пиппа рассмеялась:
– Бедный Тотнем. Он понятия не имеет, во что впутывается.
Оливия осадила ее строгим взглядом:
– Вздор. Он точно знает, во что впутывается. И ему это нравится. А рубин… он такой красивый и красный.
– Все дело в хроме, – пояснила Пиппа.
– В чем?!
– В хроме. Эта добавка и придает кристаллу красный цвет. Будь вместо него что-то еще, это был бы не рубин, а сапфир.
Оливия захлопала глазами, и Пиппа продолжала:
– Это общее заблуждение, считать все сапфиры синими. Они могут быть любого цвета: зеленые, желтые или розовые. Это зависит от химического элемента, который в них присутствует. Но все эти камни называются сапфирами. Просто если они красные – значит, это рубины. Из-за хрома.
Она осеклась, увидев недоумевающий взгляд Оливии. Взгляд, который появлялся на лицах большинства людей, когда Пиппа говорила слишком много.
Но не на всех лицах.
Не на лице мистера Кросса.
Он, казалось, заинтересовался ее словами. Даже когда называл ее безумной.
Прямо до того момента, когда выбросил ее из клуба. И своей жизни. Не рассказав ничего из того, что она хотела знать.
Оливия снова уставилась на кольцо:
– Ну да, мой рубин красный. Прелестный камень.
– Совершенно верно, – согласилась Пиппа. – Когда ты его получила?
Легкая таинственная улыбка мелькнула на ее губах.
– Тотнем подарил мне его вчера, после театра.
– И мать не упомянула об этом за завтраком? Я шокирована.
– Мамы не было здесь, когда он дарил мне рубин, – ухмыльнулась Оливия.
В голосе прозвучало что-то… знание, которого Пиппа почти не заметила. То есть не заметила бы, если бы не понимающий взгляд Оливии.
– Где она была?
– Полагаю, искала меня.
Последовала длинная пауза, которая, по-видимому, была исполнена тайного смысла.
– Ее с нами не было.
Пиппа перегнулась через стол:
– Где ты была?
– Не скажу!.
– Ты была одна? – охнула Пиппа. – С виконтом?
Оливия рассмеялась. Звонко. Беспечно.
– В самом деле, Пиппа, к чему этот тон шокированной дуэньи?
Она понизила голос:
– Была… но недолго. Он как раз успел подарить мне кольцо, а я – поблагодарить его.
– Поблагодарить? Каким образом?
– Можешь себе представить, – улыбнулась Оливия.
– Не могу.
Чистая правда.
– Ну, у тебя наверняка есть пара причин поблагодарить Каслтона.
Не было у нее причин.
То есть Пиппа часто произносила слово «спасибо» в адрес нареченного, но при этом ни под каким предлогом не оставалась с ним наедине. И она была уверена, что ему в голову не приходило осыпать ее такими роскошными подарками, как виконт Тотнем – Оливию.
– Можешь объяснить точнее, как именно ты поблагодарила его, Оливия?
– Мы были в театре, Пиппа. Так что ничего такого не могло быть. Всего несколько поцелуев, – снисходительно обронила Оливия.
«Поцелуев».
Во множественном числе.
Пиппа дернулась, опрокинула чернильницу, отчего темный ручеек пополз по столешнице по направлению к молодому лимонному дереву в кадке, и Оливия с визгом отпрянула:
– Не хватало еще, чтобы это попало мне на платье!
Пиппа подняла чернильницу, промокнула лужицу первой попавшейся тряпкой. Сейчас ей было не до того. Она отчаянно добивалась информации.
– Ты… – Она глянула на дверь оранжереи, чтобы убедиться, что они одни. – Целовала Тотнема?
Оливия отступила еще дальше:
– Разумеется. Не могу же я выйти замуж за человека, не зная, есть ли между нами некоторого рода… э… совместимость…
– Совместимость? – охнула Пиппа, опустив глаза на свой журнал исследований, лежавший на столе и заполненный заметками о розах и георгинах, гусях и человеческой анатомии. Она отдала бы все за несколько заметок из пережитого Оливией.
– Да. Конечно, ты гадала, каково это будет – физически – с Каслтоном, когда вы поженитесь?
«Гадала» – слишком слабое выражение для того, что чувствовала Пиппа относительно физической природы отношений с Каслтоном.
– Конечно.
– Значит, ты понимаешь, – заключила Оливия.
Только Пиппа не понимала. Совсем. И всячески противилась порыву выпалить именно это. Найти способ обсудить приключения Оливии и не дать при этом показать, что она отчаянно пытается узнать правду.
– И тебе… понравились поцелуи?
Оливия энергично закивала:
– О, да. Он очень хорош. Сначала я была поражена его энтузиазмом…
В этот момент Пиппа ненавидела английский язык со всеми его эвфемизмами.
– Энтузиазмом?
Оливия рассмеялась:
– В самом лучшем смысле слова. Я уже несколько раз целовалась с другими мальчиками…
«Оливия целовалась?!»
– Но была удивлена его… – Оливия осеклась и взмахнула рукой в кольцах с таким видом, словно этот жест все объяснял.
Пиппе хотелось удушить сестру.
– Его… – подсказала она.
Оливия понизила голос:
– Его умением.
– Очень точный термин.
– Ну… у него очень ловкий язык.
– Язык? – нахмурилась Пиппа.
Оливия выпрямилась:
– Так вы с Каслтоном даже не целовались?
Пиппа свела брови.
Что, спрашивается, может делать мужчина языком в подобной ситуации?! Язык – орган, предназначенный для еды и разговоров. Какую роль он играет в поцелуях? Хотя логически… при соприкосновении губ сближаются языки… но идея казалась не слишком приятной.
– …Хотя, полагаю, мне не стоит удивляться, – продолжала Оливия.
«Погодите!»
Пиппа уставилась на сестру:
– Что?!
Оливия снова взмахнула рукой, на которой красовался рубин:
– Я про Каслтона.
– Я не вижу ничего дурного в Каслтоне, – немедленно вскинулась Пиппа. – Он добрый, хороший человек.
Но, произнося эти слова, она уже понимала, что имеет в виду Оливия. То, что имел в виду мистер Кросс, намекнув, что из Каслтона получился не слишком идеальный жених.
Каслтон очень славный человек, но не из тех людей, которые способны целоваться украдкой.
И уж, конечно, не из тех, кто пускает в ход язык.
Что бы это ни означало.
– Конечно, добрый, – кивнула Оливия, не подозревая о мятежных мыслях сестры. – И богат, что тоже неплохо.
– Я выхожу за него не из-за богатства, – отрезала Пиппа.
– В таком случае почему? – удивилась Оливия.
Вопрос не показался возмутительным.
– Потому что я согласилась на этот брак.
– Я о другом, и ты это знаешь.
Пиппа знала. Но существовал целый ряд причин, по которым она выходила за него. Все, что она сказала Оливии о лорде Каслтоне, являлось правдой. Граф был хорошим, добрым и любил собак. Ценил ум Пиппы и собирался допустить ее к управлению поместьем.
Пусть он не слишком умен, не слишком сообразителен или остроумен. Зато он гораздо лучше многих.
Да, он не то, что большинство женщин посчитали бы партией. Не виконт, которому предназначалась должность премьер-министра, как жениху Оливии. Не маркиз с купленным титулом, игорным заведением и ужасной репутацией распутника, как Борн Пенелопы. Он не стар, как муж Виктории. Не отсутствует много лет, как муж Валери.
И он сделал ей предложение.
Пиппа поколебалась при этой мысли.
Да. Филиппа Марбери странная, и лорд Каслтон, похоже, против этого не возражает.
Но вслух она этого говорить не хотела. Только не Оливии – самой идеальной на свете невесте, выходившей по любви за одного из наиболее влиятельных людей в Британии. Поэтому она сказала:
– Возможно, он превосходно целуется.
Выражение лица Оливии, как в зеркале, отражало чувства Пиппы по этому поводу.
– Возможно, – обронила она.
Не то чтобы Пиппа собралась проверить столь невероятную теорию.
Она не может. Потому что согласилась на пари с мистером Кроссом. Она обещала.
Перед глазами встало видение: кости, катящиеся по зеленому сукну, прикосновение теплых сильных пальцев, серьезные серые глаза и глубокий, бархатистый голос, настаивающий: «Вы должны воздержаться от предложений другим мужчинам».
Пиппа Марбери не отступает от данного слова.
Но ведь это дело срочное и неотложное – не так ли? А Оливия к тому же целовалась с Тотнемом. Вне всякого сомнения, поцелуи с женихом находятся за пределами пари.
Так ли это?
Если не считать того, что она не хочет целоваться с женихом.
Взгляд Пиппы упал на розовый куст, к которому было приковано ее внимание до появления сестры… Чудесное научное открытие бледнело в сравнении с информацией, которой только сейчас поделилась с сестрой Оливия.
Потому не важно, что она не хочет просить Каслтона.
И не важно, что существует другой человек, которому она хочет сделать предложение… Особенно если учесть тот факт, что он с безразличным видом выкинул ее из клуба.
Что же до стеснения, которое она ощущает в груди… Пиппа была совершенно уверена, что оно не имеет никакого отношения к высокому, завораживающе интересному человеку. Нет, это обычная нервозность невесты.
Все невесты волнуются перед свадьбой.
– Скорее бы прошли эти двенадцать дней! Жду не дождусь! – воскликнула Оливия, которой наскучил этот разговор и были безразличны мысли Пиппы.
Похоже, все невесты волнуются перед свадьбой. Кроме Оливии.
– Двадцать восемь часов.
Диггер Найт лениво сверился с карманными часами, перед тем как самодовольно усмехнуться:
– Признаюсь, ставил на то, что ты придешь часов через двенадцать, не позднее.
– Хотел, чтобы ты подольше помучился.
Кросс сбросил пальто, уселся на неудобный стул в дальнем конце массивного письменного стола Найта и многозначительно взглянул на одного из головорезов, не отходившего от него по пути к кабинету Диггера.
– Закрой дверь.
Громила с лицом, изрытым оспинами, закрыл дверь.
– Тебе лучше оказаться по обратную сторону.
Мужчина ухмыльнулся.
Кросс откинулся на спинку узкого стула, закинул ногу на ногу. Неудобная мебель, очевидно, способствовала достижению цели хозяина – унижению посетителей, но Кросс этого не потерпит.
– Вижу, твои люди стоят на страже.
– Верность любой ценой, – согласился Найт.
– Прекрасная роль для всякого отребья.
Найт наклонил голову:
– Хочешь сказать, твои люди верны «Ангелу» не за деньги?
– «Ангел» предлагает больше, чем финансовое благополучие.
– Ты, Борн и Чейз никогда не могли устоять перед бедной погубленной душой, – фыркнул Найт, вставая. – Я всегда считал, что эту работу лучше предоставить викарию. Джин?
– Ну уж нет, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы пить что-то в твоем доме.
Найт, наливавший себе стакан, помедлил:
– Думаешь, я тебя отравлю?
– Даже не делаю вид, будто не знаю, что ты сделаешь со мной, получив хоть один шанс.
– О, мальчик, у меня на тебя свои планы. На живого, разумеется.
Кроссу не понравилась уверенность во взгляде Диггера. Самодовольный намек на то, что здесь он во вражеском лагере, на то, что его вот-вот втянут в рискованную игру, правил которой он не знает. Он воспользовался моментом, чтобы оглядеться.
Кросс бывал здесь раньше: в последний раз – шесть лет назад, но комнаты не изменились – по-прежнему чисто убраны и не загромождены. Ничего такого, что выдало бы подробности личной жизни хозяина. У одной стены маленькой комнаты тщательно сложены тяжелые бухгалтерские книги – страховка, как называет их Найт. Кросс лучше других знал, что они содержат финансовую историю каждого человека, который когда-либо играл за столами в заведении Найта.
Кросс знал это не только потому, что в его собственном кабинете стояли такие же книги, но и потому, что шесть лет назад видел их, когда Диггер открыл одну из огромных книг, а его громилы показали Кроссу список совершенных им грехов, перед тем как избить до полусмерти.
