Текст книги "Рай на краю океана"
Автор книги: Сара Ларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Глава 2
– Что это вы здесь делаете?
И без того раздраженное настроение Джеймса МакКензи вылилось на его сына Джека и его друзей, Хона и Мааку. Троица закрепила корзину на одной из кордилин[2]2
Кордилина южная – новозеландский вид древесных растений. Дерево до 15 м высотой с сильно утолщенным в основании стволом и плотной кроной из листьев.
[Закрыть], придававших подъезду к усадьбе Киворд-Стейшн экзотический вид, и упражнялась прицельно забрасывать в нее мяч. По крайней мере до тех пор, пока не появился отец Джека, чье недовольное лицо заставило мальчишек остановиться.
Они совершенно не понимали, почему он так разозлился. Ладно, садовник был бы не в восторге от того, что подъездную аллею превратили в игровую площадку. Он ведь так старается аккуратно разравнивать светлую гальку и ухаживать за цветочными клумбами! Мать Джека тоже любила, чтобы фасад Киворд-Стейшн выглядел представительно, поэтому тоже могла бы отреагировать резко, если бы увидела корзину для баскетбола и затоптанную траву. Но отец Джека обычно совершенно спокойно относился к подобным вещам. Мальчики скорее предполагали, что он поймает мяч, который только что упал к его ногам, и тоже попытается забросить его в корзину.
– Разве в это время вы не должны быть в школе?
А, вот откуда ветер дует! Вздохнув с облегчением, Джек радостно улыбнулся отцу.
– В принципе, да, но мисс Уитерспун отпустила нас. Ей нужно собирать вещи и все такое… для путешествия. А я даже не знал, что она едет с Курой.
На лицах мальчишек – как на веснушчатом Джека, так и широких коричневых маори – читалась радость по поводу того, что, судя по всему, их ждет еще несколько свободных деньков. А Джеймс готов был вот-вот взорваться. Хизер Уитерспун, молодая воспитательница, была гораздо более удачной мишенью для гнева, чем трое баскетболистов.
– Для меня это тоже новости! – проревел МакКензи. – Так что не спешите радоваться. Я быстро спутаю планы этой госпожи!
Теперь он действительно поднял мяч, бросил его в корзину и, к собственному удивлению, попал.
Монди, красивая трехцветная колли, следовавшая за ним по пятам, радостно подпрыгнула за мячом. Джек с трудом опередил ее. Даже страшно подумать, что будет, если она прокусит настоящий баскетбольный мяч, о котором он мечтал неделями, пока его наконец не прислали из Америки. Крайстчерч, ближайшее к Киворд-Стейшн крупное поселение, медленно превращался в настоящий город, но баскетбольной команды здесь еще не было.
Джеймс улыбнулся сыну, а Монди смотрела вслед мячу обиженно и в то же время с жадностью.
Джек подозвал собаку, погладил ее и с облегчением улыбнулся отцу. Очевидно, все снова в порядке. Отец и сын редко ссорились, они не только были очень похожи внешне – лишь рыжину в волосах и склонность к веснушкам передала Гвинейра по наследству своему сыну, – но и характером. Еще в раннем детстве, словно щенок пастушьей собаки, Джек ходил за отцом по пятам, по конюшням и загонам для овец, сидел в седле впереди него (причем не мог нарадоваться скорости), валялся на соломе с его собаками. К настоящему моменту тринадцатилетний паренек уже ощутимо помогал на ферме. Во время последнего перегона овец с летних пастбищ ему впервые разрешили ехать со взрослыми, и он был невероятно горд тем, что не сплоховал. Джеймс и Гвинейра МакКензи чувствовали то же самое. Оба каждый день радовались этому поздно родившемуся ребенку. Никто из них даже не думал о детях, когда после бесконечных лет несчастной любви, разлук, непонимания и превратностей судьбы они наконец-то сказали друг другу «да». Гвинейра тогда уже перешагнула сорокалетний рубеж, и никто не был готов к еще одной беременности. Маленького Джека, похоже, это ничуть не заботило, он даже слегка поторопился, увидев свет спустя семь месяцев со дня свадьбы, после совершенно безоблачной беременности и относительно легких родов.
Несмотря на раздражение, заставившее его подниматься по подъездной дороге торопливым шагом, Джеймс с нежностью улыбался про себя, думая о Джеке. Все, что было связано с этим ребенком, радовало его: Джек отличался понятливостью, удивительно легко справлялся с работой на ферме и наверняка стал бы отличным учеником, если бы эта мисс Уитерспун хоть немного утруждала себя при выполнении своих обязанностей!
Джеймс нахмурил лоб. При мысли о молодой учительнице, которую Гвинейра привела в дом, в первую очередь ради своей внучки Куры, его ярость вспыхнула с новой силой. Впрочем, жену он не упрекал: Куре-маро-тини, дочери ее сына от первого брака и его жены из народа маори, Марамы, срочно нужна была воспитательница откуда-нибудь извне. Девушка давно переросла Гвинейру, не говоря уже о ее матери Мараме. При всем этом Гвин была не самым лучшим педагогом. Весьма терпеливая с лошадьми и собаками, Гвин быстро выходила из себя, когда кто-то смотрел, как она неловко выводит буквы. Марама была спокойнее, но два года тому назад она снова вышла замуж и у нее появились другие интересы. Кроме того, она ходила лишь в импровизированную школу Хелен, а Гвинейра хотела для наследницы Киворд-Стейшн более основательного образования.
Казалось, Хизер Уитерспун представляет собой идеальный выбор – несмотря на то, что Джека сердила, в первую очередь, похожесть имени гувернантки на имя «Хелен». Джеймс в любой момент был готов к тому, что Гвинейра соберет целую команду для бригады стригалей. Но в том, что касалось оценки квалификации воспитателей и учителей, ей не хватало знаний и интереса. Решение тогда было принято тоже быстро и без раздумий: и теперь у них на шее сидит эта Хизер, которая сама по себе девушка хоть и образованная, но сама еще наполовину ребенок, почти такая же, как ее воспитанница Кура. Джеймс давно бы рассчитал ее; времена изменились, сейчас путешествие в Новую Зеландию необязательно представляет собой дело всей жизни. С тех пор как появились пароходы, поездки стали короче и безопаснее. Восемь недель – и мисс Уитерспун могла бы снова найти применение своим талантам, но уже в Англии. Впрочем, это пришлось бы не по нраву Куре-маро-тини, которая сразу подружилась со своей новой гувернанткой. А пережить приступ ярости этого ребенка не хотелось ни Гвинейре, ни Мараме!
Снимая пальто в прихожей дома, раздраженный донельзя Джеймс скрипел зубами. Изначально это была передняя благородной гостиной, с серебряным блюдом на маленьком столике, предназначенном для того, чтобы оставлять там визитные карточки. Гвинейра давным-давно уже убрала блюдо. Она и горничные-маори считали излишним постоянно чистить серебро. Вместо этого там стояла только цветочная ваза с ветками куста рата, что делало комнату уютнее.
Впрочем, сегодня вид комнаты успокоить Джеймса не мог; он по-прежнему злился на молодую учительницу. Вот уже два года семья МакКензи наблюдала за тем, как мисс Уитерспун пренебрегает своими прямыми обязанностями по отношению к Джеку и другим детям! А ведь в ее договоре черным по белому было написано, что, кроме проведения частных уроков с Курой, она должна заботиться о начальном образовании для детей из деревни маори. Она обязана была ежедневно вести там уроки. Джек ничего не имел против, да и Куре не помешало бы ходить на эти занятия. Но Хизер Уитерспун избегала этого по мере сил. Она говорила, что взрослые туземцы внушают ей страх, а их детей она терпеть не может. Когда же она изредка снисходила до того, чтобы провести занятия, ее внимание было направлено исключительно на девочку Куру, как и содержание уроков, ориентированных на нее же. Подобранный ею учебный материал был слишком труден для деревенских детей, а потому сам процесс казался скучным. К примеру, Хизер Уитерспун читала им исключительно девчачьи книги, преимущественно такие, в которых маленькие принцессы терпеливо сносили судьбу Золушки, пока однажды не получали вознаграждение за свои добрые поступки. Для девочек-маори это ничего не значило, поскольку было совершенно чуждо их жизни, но Хизер ничего не делала для того, чтобы рассказать им об этом. Мальчики-маори просто сходили с ума от скуки: терпеливые принцессы их не интересовали. Они хотели слушать истории про пиратов, рыцарей и приключения.
Джеймс окинул быстрым взглядом бывшую гостиную, которая теперь служила Гвин в качестве бюро. Его жены не было, поэтому он пересек обставленный дорогой мебелью салон, все еще ворча себе под нос. Неужели эта мисс Уитерспун не в состоянии прочесть им хотя бы «Остров сокровищ», или истории о Робине Гуде, или о рыцаре Ланселоте, которые так восхищали в детстве Флёретту и Рубена?
Из бывшей господской комнаты, теперь превратившейся в нечто вроде школьного и музыкального класса, в салон доносилась музыка. Джеймс заглянул и туда, ибо теоретически его жертва вполне могла в это время давать урок Куре. Но девушка сидела в одиночестве перед боготворимым ею фортепьяно и самозабвенно играла Бетховена. В принципе, Джеймс ничего другого и не ожидал. Вполне в духе Куры – оставить тяготы сборов бабушке и гувернантке, а самой заняться своим любимым делом. А потом еще жаловаться, что ей не те платья упаковали.
Джеймс снова захлопнул дверь, не сказав стройной черноволосой девушке ни слова. Его не интересовала броская красота Куры, которую обычно восхвалял всякий, впервые увидевший экзотическую красавицу. С тех пор как Кура стала созревать и превращаться в женщину, у окружающих часто захватывало дух. А Джеймс МакКензи по-прежнему видел в ней ребенка – избалованного ребенка, капризы которого доводили семью и прислугу Киворд-Стейшн до отчаяния.
Джеймс стал подниматься по широкой лестнице, соединявшей верхний этаж с общественными и хозяйственными помещениями в нижней части дома, когда вдруг услышал доносившиеся из комнаты Куры рассерженные голоса. Гвинейра и мисс Уитерспун. Джеймс усмехнулся. Судя по всему, жена опередила его.
– Нет, мисс Хизер, вы Куре не нужны. Она вполне обойдется несколько недель без уроков пения, причем я не припоминаю, чтобы нанимала вас в качестве учительницы пения. Вы постоянно жалуетесь на то, что ничему не можете научить Куру! А что касается фортепьяно и остального образования… если Кура действительно зачахнет без всего этого, как песок в пустыне, об этом позаботится моя подруга Хелен. Хелен за свою жизнь обучила азбуке больше детей, чем вы можете себе представить. Кроме того, она играет на органе в церкви.
Джеймс улыбнулся про себя. Гвинейра потрясающе умела отчитывать людей. Это ему довелось узнать на собственном опыте, и он постоянно колебался между гневом и восхищением. Чего стоит одно только умение Гвин возвышаться над ним, произнося свои гневные тирады! Она была скорее низкого роста, стройной, но невероятно энергичной женщиной. Когда она приходила в ярость, то казалось, что даже волосы заряжаются электричеством, а прекрасные лазурно-голубые глаза извергают снопы искр. Как и прежде, она не выглядела на свой возраст. Несмотря на то что в последнее время Гвин пыталась уложить свои локоны в узел на затылке, несколько прядей всегда умудрялись высвободиться. Конечно же, годы оставили на ее лице несколько морщин. Гвин не очень-то любила зонты – как от солнца, так и от дождя – и подставляла незащищенную кожу силам природы Кентерберийской равнины. Но Джеймс не согласился бы расстаться ни с одной бороздкой, появившейся из-за смеха, или глубокой морщины, возникавшей между бровями, когда она начинала сердиться, вот как сейчас.
– Ничего подобного!
Должно быть, Хизер Уитерспун что-то ответила, но Джеймс не расслышал.
– Где вы действительно нужны, мисс Хизер, так это здесь! Некоторые дети маори все еще не умеют читать и писать. Да и моему сыну не помешает подучиться. Так что распаковывайте все это и займитесь своим делом. У детей сейчас должны быть уроки. А они вместо этого гоняют мяч на улице!
Значит, Гвин заметила. Джеймс мысленно поаплодировал ей, когда она вылетела из комнаты.
Гвинейра испугалась неожиданной встрече, но тут же улыбнулась ему.
– Что ты здесь делаешь? Тоже вышел на тропу войны? Своеволию нашей мисс Хизер нужно действительно положить конец!
Джеймс кивнул. Как и всякий раз, когда рядом с ним была Гвинейра, у него улучшилось настроение. Вот уже на протяжении шестнадцати лет они редко расставались дольше чем на день, однако при виде жены его сердце всегда наполнялось радостью. Тем хуже, что теперь ее не будет рядом с ним, возможно, не одну неделю.
Гвинейра тут же заметила, что он огорчен.
– Что с тобой? Ты весь день ходишь с таким лицом, будто наелся кислятины! Тебе не нравится, что мы уезжаем?
Гвинейра сначала хотела спуститься по лестнице вслед за мужем, но затем услышала, как Кура играет на фортепьяно. Оба словно по команде повернули в свои комнаты. У стен салона могли быть уши.
– Нравится мне или нет, значения не имеет, – мрачно произнес Джеймс. – Я просто не знаю, правильно ли это…
– Чтобы удержать Куру? – спросила Гвин. – Не отрицай. Я слышала, как ты говорил об этом в стойле с Энди Мак-Эроном. Не очень-то тактично, если хочешь знать мое мнение…
Гвинейра достала кое-какие вещи из шкафа и сложила их в чемодан. Этим она как бы давала понять, что их путешествие – дело решенное. Но тут недовольство Джеймса переросло в настоящий приступ гнева.
– Так выразился Энди. Если уж тебе обязательно хочется знать, то он сказал: «Смотрите, держите ее покрепче, иначе Тонга сведет ее с первым же сорванцом маори, который его послушает». А как я должен был реагировать? Уволить Энди Мак-Эрона за то, что он говорит чистую правду?
Энди Мак-Эрон был из числа старейших работников в Киворд-Стейшн. Так же, как и Джеймс, Энди уже был здесь, когда Гвинейру прислали в Новую Зеландию в качестве невесты наследника поместья, Лукаса Уордена. В принципе, между Энди, Джеймсом и Гвин тайн не было.
Гвинейра вздохнула и постаралась успокоиться. Она устало опустилась на край постели, и Монди тут же прильнула к ее ногам, упрашивая, чтобы ее почесали за ухом.
– И что же нам делать? – спросила она, поглаживая собаку. – Легко говорить «удержать», но ведь Кура не собака и не лошадь. Я не могу ей просто приказать…
– Гвин, твои собаки и лошади всегда охотно слушались тебя, но без принуждения. Потому что ты с самого начала правильно воспитывала их. С любовью, но последовательно. И только Куре ты все спускаешь с рук! И от Марамы никакого толку. – Джеймсу очень хотелось обнять жену, чтобы слегка смягчить свои слова, но в последний момент он передумал. Настало время наконец поговорить об этом.
Гвинейра закусила губу. Она не могла не согласиться с мужем. Он прав: никто и никогда по-настоящему не ограничивал Куру-маро-тини, наследницу Киворд-Стейшн и надежду как местного племени маори, так и белых основателей фермы. Ни маори, и без того растившие своих детей не в строгости, ибо передают их на воспитание земле, на которой им предстоит выживать, ни Гвинейра, которая, вообще-то, должна была бы понимать, чем все может закончиться. Она ведь уже обожглась со своим сыном Полом, отцом Куры, когда слишком ослабила поводья. Но там все сложилось по-другому. Пол был плодом насилия; Гвинейра так никогда и не сумела по-настоящему полюбить его. В результате Пол сначала стал трудным ребенком, а затем – злобным и склочным молодым человеком, чья вражда с Тонгой, вожаком маори, в конце концов привела к смерти. Тонга, умный и образованный маори, смог получить решение суда: приобретение земли под Киворд-Стейшн было незаконным. Если Гвинейра хотела сохранить ферму, она должна была возместить ущерб туземцам. Однако требования Тонги были неприемлемы. И только Марама сумела повлиять на заключение мира. Ее ребенок, от крови маори и пакеха[3]3
Пакеха – жители Новой Зеландии европейского происхождения (или с преобладанием европейских генов).
[Закрыть], должен был унаследовать Киворд-Стейшн, а значит, земля будет принадлежать всем. Никто не оспаривал право маори стоять здесь лагерем; с другой стороны, Тонга не стал предъявлять требования на главные земли фермы.
Гвинейра и большинство членов племени маори были более чем удовлетворены таким решением – и только молодой вождь еще таил злобу на пакеха, ненавистных белых поселенцев. Пол Уорден при жизни был его соперником не только в борьбе за владение землей, но и за Мараму. После смерти Пола Тонга надеялся, что красивая девушка, погоревав положенное время, будет с ним. Но Марама не стала искать себе нового партнера и предпочла воспитывать ребенка в господском доме. И только позже сошлась с мужчиной, однако выбрала не Тонгу или какого-то другого соплеменника, а без памяти влюбилась в стригаля, который весной пришел с колонной в Киворд-Стейшн. Молодой человек испытывал то же самое, и вскоре они уже были вместе. Рихари тоже был маори, но из другого племени. Несмотря на это, он решил остаться. Он оказался общительным и приветливым человеком, сразу же понял, в какой необычной ситуации находится Марама. Она не могла ни забрать свою дочь из Киворд-Стейшн, ни уйти с ним одна в его племя в Отаго. Поэтому он попросил ее соплеменников сделать исключение, и Тонга, сжав зубы, согласился. Теперь пара жила в деревне маори, Кура – по ее собственному желанию – осталась в господском доме.
Однако в последнее время дорога все чаще приводила ее к поселению у озера, причем «навестить маму» было лишь поводом. Кура открыла для себя любовь. За ней ухаживал молодой Тиаре, причем, к сожалению, не так невинно, как было принято в этом возрасте среди детей пакеха.
Гвинейра, которая когда-то спокойно стерпела влюбленность своей дочери Флёр и Рубена О’Кифа, забила тревогу. Она ведь знала, насколько свободны нормы сексуальной морали у маори. В их племенах мужчины и женщины с легкостью вступали в отношения, и брак считался заключенным только тогда, когда двое делили ложе в общинном доме. То, что происходило до этого момента, племени было безразлично, ибо детям здесь всегда радовались. Похоже, Кура собиралась ориентироваться на обычаи маори, а Марама вмешиваться не хотела.
Гвинейра, Джеймс и все остальные здравомыслящие люди в Киворд-Стейшн опасались вмешательства Тонги. Конечно же, Гвинейра надеялась, что Кура заключит брак с белым мужчиной из их круга, но внучка и слышать не хотела об этом. Пятнадцатилетняя девушка вбила себе в голову, что хочет стать певицей, и ее необычайно красивый голос и ярко выраженная музыкальность наверняка послужили бы для этого хорошей основой. Однако можно ли мечтать о карьере оперной певицы в столь юной стране, к тому же пуританской? В Крайстчерче, например, в первую очередь построили собор, в остальных городках – железную дорогу… Никто и не думал о театре для Куры Уорден! Хизер Уитерспун, конечно же, вбивала в голову своей подопечной мысли о консерваториях в Европе, об оперных театрах Лондона, Парижа и Милана, которые только и ждут певицу такого калибра. Но даже если бы Гвинейра (и Тонга) согласилась бы на это, возникал вопрос: воспримут ли ее, Куру, бывшую наполовину маори и обладавшую экзотической красотой, которая восхищала каждого, всерьез? Будут ли смотреть на нее как на певицу, а не как на диковинку? Где окажется этот избалованный ребенок, если Гвинейра действительно пошлет ее в Европу?
Похоже, Тонга намеревался решить эту проблему по-своему. Не только Энди Мак-Эрон подозревал, что он дергает за ниточки предмет новой любви Куры. Тиаре был кузеном Тонги, союз с ним значительно укрепил бы права маори в Киворд-Стейшн. А мальчику было всего шестнадцать, к тому же, по мнению Гвинейры, он был глуповат. Тиаре в роли хозяина Киворд-Стейшн рядом с не интересующейся делами фермы Курой, которая только и делает, что бренчит на фортепьяно, – для Тонги это наверняка стало бы кульминацией всей его жизни, однако для Гвин казалось немыслимым.
– Отъезд Куры в Квинстаун на несколько недель сейчас не поможет, – произнес Джеймс. – Наоборот, там перед ней на колени встанут дюжины золотоискателей. Она будет купаться в комплиментах, будет всякому казаться интересной и в конце концов станет еще более поверхностной, чем прежде. А когда она вернется, Тиаре все еще будет здесь. И если ты решила его как-то убрать отсюда, Тонга найдет кого-нибудь другого. Это ничего не даст, Гвин.
– Она становится старше и разумнее, – заметила Гвинейра.
Джеймс закатил глаза.
– Неужели тебе удалось заметить в поведении Куры какие-то признаки взросления? До сих пор она становилась только безумнее! И эта Хизер Уитерспун все только усложняет. Я первым делом отправил бы ее обратно в Англию, понравится это маленькой принцессе или нет.
– Но если Кура упрется, мы ничего не добьемся. Тем самым толкнем ее в руки маори…
Джеймс присел рядом на кровать Гвин, и она прижалась к нему, ища поддержки.
– И почему все всегда так сложно, – вздохнула она. – Жаль, что наследник не Джек, тогда нам не о чем было бы и думать.
Джеймс пожал плечами.
– Не о чем было бы думать, если бы наследницей была бы и Флёретта. Но нет же, этот Джеральд Уорден обязательно должен был сделать еще одного наследника мужского пола, причем силой. И мне доставляет некоторое удовлетворение, что сейчас он переворачивается в гробу! Его Киворд-Стейшн не только в руках полумаори, но еще и девушки!
Гвинейра невольно улыбнулась. Что касается вопросов наследования, маори в любом случае намного разумнее. Здесь не было проблем, когда Марама родила на свет девочку; мужчины и женщины обладали равными правами на наследство. Жаль только, что Кура так непослушна и унаследовала от деятельной и скорее практичной, чем ленивой, Гвинейры только лазурно-голубые глаза.
– Сейчас я свожу ее в Квинстаун, – наконец решительно произнесла Гвинейра. – Может быть, Хелен сумеет вправить ей мозги. Иногда человеку извне удается сделать больше. Как бы там ни было, Хелен играет на рояле. Кура отнесется к ней серьезно.
– А мне придется обходиться без тебя, – надулся Джеймс. – Перегон скота…
Гвинейра рассмеялась и обняла его за шею.
– Перегон скота должен тебя занять более чем достаточно. Джек уже весь в предвкушении. И ты мог бы взять с собой мисс Хизер – в кухонной повозке. Может быть, она пойдет по доброй воле!
Стоял март, и накануне предстоящей зимы нужно было собрать наполовину одичавших в горах овец и вернуть их обратно в загоны. И так повторялось каждый год, что требовало сил всех работников фермы.
– Поосторожнее со своими предложениями! – Джеймс провел рукой по волосам жены и нежно поцеловал ее. Объятия возбудили его. Да и что можно возразить против небольшой порции любви в первой половине дня? – Я уже однажды влюбился в женщину, которая ехала в кухонной повозке!
Гвинейра рассмеялась. Она тоже задышала чаще, при этом терпеливо дожидаясь, пока Джеймс справится с крючками и петельками ее легкого летнего платья.
– Но не в кухарку, – заметила она. – Я еще хорошо помню, как ты послал меня в первый же день искать пропавшую овцу.
Джеймс поцеловал ее плечо, затем все еще упругую грудь.
– Это помогло спасти жизнь отряда, – с улыбкой заметил он. – После того как мы попробовали твой кофе, мне пришлось убрать тебя с дороги…
Пока Гвинейра и Джеймс наслаждались свободным часом, Хизер Уитерспун направилась к своей воспитаннице Куре. Она нашла девушку у фортепьяно и поспешила сообщить ей о решении бабушки: ее учительница в Квинстаун не едет. Кура отнеслась к этому на удивление спокойно.
– Ах, мы все равно не останемся там надолго, – заметила она. – Что нам делать среди этих провинциалов? Отправься мы хотя бы в Данидин… Но ехать в это старательское захолустье? Да и люди там мне почти не родня. Флёретта что-то вроде наполовину тетки, Стивен, Джордж и Илейн мои, так сказать, троюродные братья и сестра, так ведь? И что мне с ними делать?
Кура снова повернула свое красивое личико к нотам. К счастью, в Квинстауне тоже будет фортепьяно, в этом ее клятвенно заверили. И, может быть, эта мисс Хелен действительно что-то понимает в музыке, а может быть, и побольше, чем мисс Хизер. За Тиаре она все равно скучать не будет. Конечно, приятно, когда тобой восхищаются, целуют тебя и ласкают, но она ведь не станет рисковать… Никакой беременности! Возможно, бабушка Гвин и считает ее глупой, а мисс Хизер краснеет как рак, когда речь заходит о чем-то «половом». Но мать Куры была не такой жеманной, и девушка прекрасно знала, откуда берутся дети. И в одном она была уверена: от Тиаре она их иметь не хочет. В принципе, она поддерживала с ним отношения только для того, чтобы слегка позлить бабушку.
Если задуматься, Кура вообще не хотела иметь детей. Наследство в виде Киворд-Стейшн было ей безразлично. Она была готова бросить все и всех, если это позволит приблизиться к ее настоящей цели. Кура хотела заниматься музыкой, она мечтала стать певицей. И сколько бы раз бабушка Гвин ни произносила слово «невозможно», Кура-маро-тини не отступится от своей мечты!
