Текст книги "Ножом по сердцу"

Автор книги: Сара Дюнан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава шестнадцатая

Я лежу, свернувшись, в канаве знакомого по снам глухого деревенского проулка, чувствуя совсем близко его отдающее кислым дыхание. В данном случае я понимаю, что это сон, но не знаю, как из сна выйти. И когда он, как всегда, склоняется, чтобы меня ударить, я обнаруживаю, что у меня в руке большой кухонный нож. Он тянет меня к себе, и я каким-то замедленным движением поднимаю нож острием вверх и одним махом, оставляя жирный красный след, рассекаю ему плоть от виска к скуле и дальше до самого подбородка. Его рука поднимается ощупать рану, и тут, скорее в удивлении, чем в судороге боли, он пальцами хватается за край взрезанной кожи и начинает медленно отрывать ее от лица. Кожа, потрескивая и вспарываясь у рта, у носа, у глаз, сходит с черепа, как резиновая маска. Перед глазами ярко обнажается внутренняя мягкая ткань. Я зажмуриваюсь, начинаю кричать, конечно же беззвучно, и мой ужас эхом разносится по длинным коридорам этого сна, в то время как я отчаянно стараюсь проснуться. Очнулась я вся в поту, в тисках прилипшей к телу сорочки, пухового одеяла и духоты знойного уже спозаранку утра.

Некоторое время я лежала, щурясь от яркого света, ощущая в теле невыразимую свинцовую тяжесть, словно только что восстала из мертвых. Трусиха. Надо было не закрывать глаза, смотреть. Разглядеть, чье лицо там прячется внутри. Ведь, возможно, сам Всевышний подсказывал мне тайну преступления.

Я взглянула на часы у кровати. 6:10 утра. Салон в западной части города, где раньше работала Лола Марш, открывается только в половине десятого. Бедняга Колин.

На улице меня встретил подернутый дымкой рассвет. Если бы мир не был помойкой, наполненной вредителями, убийцами и неверными мужьями, я бы сказала, что день выдался прекрасный. Я не стала мелочиться и поджидать у его дома, отправилась прямо к ней. Конечно, можно было и просчитаться. Возможно, четверг не его день. Или же, искренне скучая в отсутствие жены, Колин решил бросить ту, другую, и спасти тем самым свой брак. С другой стороны, кот из дома – мыши в пляс… Впрочем, поглядим.

В 7:27 «ровер» Колина, вывернув из-за угла, двинулся по улице, выискивая парковку. Я нырнула под приборную доску, когда он проезжал мимо. Колин вышел, запер машину. Теперь он выглядел совсем иначе. Уже не в тренировочном костюме. Впрочем, зачем тот ему сегодня. Дома никого нет, дурачить некого. Я смотрела, как он сходит вниз по ступенькам и скрывается в доме. И засекла время, чтоб точно знать, когда вошел, когда вышел. Отработанные привычки устойчивы. Когда над лестницей бойко взлетела его плешивая макушка, оказалось, что он пробыл там ровно пятьдесят три с половиной минуты. Стоило за это деньги платить! Хотя у нее, надо думать, свой график, она их эшелонирует, как самолеты б аэропорту Хитроу. Чтобы не столкнулись на взлетно-посадочной полосе. Между тем мне в голову пришла идея. Нет, я не сошла с ума. Я решила твердо и бесповоротно. Объявлюсь и использую внезапную встречу как предлог для разговора. Но прежде пусть он у меня испугается.

Быстрыми шагами Колин направился к машине. Я стояла на тротуаре напротив и смотрела. Он меня не заметил. Слишком был занят своими мыслями, оживлял в памяти сладкие моменты. Сел в машину и только собрался повернуть ключ зажигания, как я легким пируэтом подскочила к правой передней дверце и игриво постучала в стекло.

Он вздрогнул, поднял глаза и в первый момент даже меня не узнал. А когда узнал, сделался серого цвета. Я смотрела, как краски исчезают с его лица – представьте, как человек краснеет, но только все в обратном порядке. Колин нажал кнопку, боковое стекло опустилось. Вот мы и вместе.

– Колин? – постаралась я произнести поласковей.

– Ханна? Э… э… э… что… что ты тут делаешь?

– Я при исполнении. Ну а ты?

– Я… я… был… э… я товарища навещал. Я… у нас была встреча, деловая… завтрак.

– Угу. Я понимаю, уйма работы, но это уже чересчур, – тараторила я, открывая дверь и проскальзывая на переднее сиденье. – Что, очередное слияние?

Физиономия Колина снова поменяла цвет, став из серой мертвенно-белой.

– Не возражаешь, я посижу с тобой пару минут?

– Э… Нет. А ты что тут так рано делаешь? – снова спросил он, видно взволновавшись настолько, что даже забыл, что уже задавал этот вопрос.

– Да вот наблюдение веду. Слежу за одним домом.

– За домом?

– Да. Для клиента, – сказала я, указав в противоположную сторону от той, откуда появился Колин.

– Для клиента? – И было видно, что ему до боли хочется задать мне вопрос. Я предоставила ему немножко попотеть. Но ожидаемого удовольствия мне это не принесло, и я не стала тянуть.

– Вообще-то я рада тебя видеть, Колин, – сказала я. – Все хотела поговорить с тобой о Кейт. Она, по-моему, была сама не своя, когда я заходила к вам на прошлой неделе. Я беспокоюсь, все ли у вас в порядке?

– Гм, ну да… Послушай, Ханна, я не могу сейчас разговаривать. Боюсь опоздать на работу. Мне надо ехать.

Не желает откровенничать—достойное решение.

– Что, очередная встреча?

– Да.

– Очередной приятель?

– Да… то есть нет. Нет. Обычная работа.

– Номер тридцать четыре?

– Что-что?

– Номер тридцать четыре. Ведь в этом доме у тебя была встреча?

– У меня? Да…

– Там у нее внизу гимнастический зал, наверное?

– Зал?

– Ну да, гимнастический зал. Ты ведь Кейт уверяешь, что там тренируешься. А сам трижды в неделю в десять минут восьмого подкатываешь прямо сюда.

– Черт побери! – Наконец-то до него дошло. И шибануло с такой силой, что я даже почти услыхала удар. – Черт побери, так ты следила за мной?

– Нет, – сказала я. – Не за тобой. Просто за номером тридцать четыре. За всеми мужчинами, которые туда входят и оттуда выходят. Тебе известно, что сегодня утром ты уже не первый?

Он смотрел на меня и, казалось, от страха уже утратил дар речи. Какое-то упоительное мгновение было очевидно, что он и в самом деле поверил, будто я здесь по службе, не по личному делу. Но вот заработал мыслительный аппарат. Как бы я к Колину ни относилась, все-таки идиотом я его не считаю.

– Господи, Ханна, это просто непостижимо! Ей-богу, просто непостижимо! Какого дьявола ты себе позволяешь? Какое ты имеешь право шпионить за мной?

– Какое право? Это, Колин, ты точно подметил! Давай, давай поговорим о правах. Ты хоть раз взглянул на нее? Ты что, не видишь, что с ней творится? Она совершенно очумела от забот. Орет на детей, исхудала, половина от нее, наверное, осталась. Она так жутко психует из-за тебя, из-за ваших раздоров, что чуть ли не свихнулась. А ты – за дверь, у тебя, видишь ли, «спортзал»!

– Господи, какая ты дура… Она знает, чем ты занимаешься? – Ага, ярость переходит в панику, я уже чувствую, как она бурлит, как переполняет его. – Кейт знает про… – Он осекся.

– Про что? Про номер тридцать четыре трижды в неделю? Нет, Колин, не переживай! Это я у вас такая подозрительная. Кейт не до того, она все старается подыскать тебе оправдание. То работы у тебя выше крыши. То дети отдалили вас друг от друга. И вообще, может быть, это все ее вина. Должна тебе сказать…

– Заткнись! Заткнись, тебе говорят!

Для мужчины с нулевой харизмой он умудрился сделать невозможное с голосом. Его резкий окрик вмазал меня в сиденье почище любого удара. Колина трясло от ярости.

– Теперь слушай меня. Мы с тобой никогда особо не жаловали друг друга. Но у нас обоих хватало здравого смысла не наступать друг другу на ноги. Ты в наших отношениях с Кейт ни черта не смыслишь. Слышишь ты? Ни черта! Думаешь, что да, на самом деле нет. Ты глупая, упертая баба, у тебя в жизни ни с кем не было настоящей близости, и потому ты никогда не сможешь понять, как это бывает у других. То, что я делаю здесь, касается меня, и только меня. И если ты хоть словом обмолвишься своей сестре, то я уж не сдержусь, я… я…

– Ну что «я», Колин? Что? Врежешь мне небольно? По праву добропорядочного супруга? Не смей мне угрожать! Я буду говорить своей сестре все, что мне заблагорассудится. Ты ее не стоишь. Никогда не стоил. Мне даже удивительно, что у тебя обнаружилось то, чем такие вещи делаются.

Он схватил меня за руку и с силой притянул к себе. На миг мне показалось, что сейчас он меня ударит. Что было бы замечательно, потому что тогда я дала бы ему сдачи. Но Колин отпихнул меня. Потянувшись к ручке за моей спиной, нажал ее, распахнул дверцу.

– Выметайся! – произнес он голосом, который явно дрожал. – Выметайся, или я сам тебя вышвырну.

Я взглянула на него. От гнева у него буквально скулы свело.

– Ладно, – сказала я спокойно. – Ухожу.

Мое выгружение из машины не было исполнено особого достоинства. Но я компенсировала это, удалившись гордой поступью. На тротуаре меня чуть не сбил с ног пролетевший мимо тип в костюме. Явно опаздывал. Время подпирало, или его распирало. Он скатился по ступенькам вниз к той самой квартирке в полуподвальном этаже. Тип, разумеется, уже был мне знаком, но Колин, вероятно, пересекся с ним впервые. Я обернулась посмотреть, заметил ли он. Но даже если и заметил, в эту сторону Колин уже не смотрел. За стеклом своей машины он сидел, опустив руки и голову на руль. Тело его вздрагивало. Надо же, мой зять рыдает!

Разговор неожиданно сильно на меня повлиял. Вернувшись к своей машине, я обнаружила, что и у меня дрожат руки. Вытащила из бардачка мобильник. Уже набрала мамин номер, но, не дождавшись гудка, нажала кнопку. Черт! Гадко звонить, и гадко не звонить.

По дороге в Западный Лондон меня изводил зной и пробки. Разговор не давал покоя; ярость Колина, точно пила, вгрызалась мне в мысли. Тронуться можно! Ну а чего я ждала? За все восемь лет их супружества, кажется, ни один наш разговор с Колииом не обходился без споров. Если не о делах, то о политике. Если не о политике, то о жизни. Что за хреновину он плел насчет того, что у меня ни с кем не было настоящей близости… Если имел в виду себя, то слава богу. Но, негодуя, а я все-таки чувствовала себя оплеванной. Глупо было бы этого не признать. Ладно, теперь уже слишком поздно. Со злостью всегда так. Она помогает нарушать правила. А иногда это делать необходимо. Интересно, как он поступит? Ему придется все ей рассказать. Скорее всего, не захочет рисковать, ждать, пока я расскажу. Пусть по крайней мере все раскроется. Хуже, чем есть, уже быть не может.

Центр красоты на Чизуик-Хай-роуд был одним из миллиона ему подобных. На голубом дымчатом стекле витрины аэрозольной краской была намалевана девица с непомерно длинными ногами, подвешенная в пространстве. Я так обрадовалась возможности переключиться на другую тему, что почти обрадовалась при виде длинноногой.

Внутри меня встретила уже привычная обстановка: множество молоденьких существ в белых халатиках, ловко манипулирующих своими колдовскими кремами и зверскими скрабами. В таком заведении визитка частного детектива наверняка вызывет порядочный переполох. Одновременно она убережет меня от поползновений персонала заняться моей внешностью. Я выложила визитку перед регистраторшей. Она, как ожидалось, пришла в смятение. Директриса обозревала кабинеты парафиновых процедур, но регистраторша в минуту ее для меня отыскала.

Директрисой оказалась высокая блондинка с избыточным макияжем. Ничего нового. Глаза бы мои на нее не глядели. Я прошла вслед за ней в ее кабинет, одну из десятка кабинок в глубине смахивавшего на кроличий загон коридорчика, куда не проникал естественный свет. Восхитительная мысль! При правильном искусственном освещении лица кажутся моложе. Мне вдруг пришло в голову, что я еще никогда не видела Оливию при дневном свете – в тот дождливый день лицо у нее было полускрыто капюшоном и поднятым воротником плаща. Может, на солнце она вся сморщится. И опять передо мной возник образ мартышки. Я тряхнула головой, чтоб избавиться от наваждения.

– Боюсь, в документах наших сотрудниц…

Та-та-та… Она сносно справлялась с ролью управительницы салона красоты, но я все это уже видала и стала терять терпение. Боюсь, встреча с Колином основательно расшатала мне нервы.

– Послушайте, – сказала я, – хватит морочить мне голову. У вас нет выбора. Если не скажете мне, так или иначе придется в ближайшие сутки рассказать полиции. Почему бы не смириться с неизбежностью? Единственное, что меня интересует, это как Лола Марш объяснила причину своего ухода от вас три месяца назад, и еще – есть ли в ее бумагах хоть какие-то сведения, которые помогут мне ее отыскать.

Мгновение директриса смотрела на меня, потом сказала:

– Я не имею представления, о ком вы говорите.

– Так, начнем с начала, – сказала я, уже едва сдерживаясь.—Маленького роста, толстенькая, молчунья. Проработала у вас с июня прошлого года по конец января. И вы дали ей блистательную рекомендацию, благодаря которой она получила место в «Замке Дин» в Беркшире. Припоминаете теперь?

– Как, вы сказали, ее зовут?

– Лола Марш! – повторила я отчетливо, как героиня «Моей прекрасной леди» на уроке дикции.

– Мне очень жаль. Я здесь уже больше года, и за это время в нашем салоне не было сотрудницы с подобным именем.

– Но рекомендация написана на вашем бланке. Там была подпись!

– В таком случае та, кого вы ищете, могла выкрасть бланк и подделать подпись, – сказала директриса не без некоторого злорадства. – А теперь прошу меня извинить, у меня сегодня много работы.

В машине я смаковала полученное известие, Итак, Лола Марш не только вредительница, но еще лгунья и мошенница. Крупные преступления могут произрасти из мелких грехов. Но какова причина? То, что внешне она отнюдь не Оливия Марчант, едва ли может служить поводом для того, чтоб прикончить ее мужа. Я уж было пустилась в дальнейшие рассуждения, как вдруг пикнул мобильник. Слышимость была плохая, но я не поняла, почему: то ли батарейка садилась, то ли голос у нее дрожал. Впрочем, у меня уже в привычку вошло слышать срывающийся голос Кэрол. Она говорила шепотом, как будто боясь, что ее подслушивают. Оказалось, что час назад в «Замок Дин» нагрянули полицейские. Попросили осмотреть автомобиль Оливии и взять кое-что из ее вещей. В тот момент Оливия находилась в замке, они вместе с Кэрол приехали вчера поздно вечером. Она ответила полицейским отказом, и тогда те пригрозили, что в любое время могут вернуться с ордером на обыск.

– Кто «они», Кэрол? – спросила я, разворачиваясь в переулке, чтоб вырулить в нужном направлении на трассу.

– Те же, что допрашивали вчера. Инспектор Ролингс и тот, что помоложе…

– Грант.

– Да-да, Грант.

– Они сказали, что именно ищут?

– Нет. Сказали, так нужно, и все. Когда я с ними вчера разговаривала… – Тут в трубке снова пошел треск.

– Хорошо, через час буду у вас. Тогда и поговорим. Можете позвать к телефону Оливию?

– Не могу. Она с полицейскими. Она не знает, что я вам звоню. Прошу вас, приезжайте поскорей! Мне кажется, они думают…

Для экономии батарейки я вырубила телефон. Ай-яй-яй, Ханна, когда ты поумнеешь! Некоторые аппараты сродни людям. Не будешь кормить – не будут работать. Во всяком случае, я уже и без нее знала, что они думают. Догадалась.

То, что полицейские так скоро возвратились в замок, означало, что сегодня им известно больше, чем было известно вчера. И настроены они вполне серьезно. Может, медицинская экспертиза подкинула что-то пикантное. Или у швейцара вместе с памятью прорезалось и зрение и он указал пальцем на красавицу с высокими скулами.

Внезапно накатившее лето даже Беркшир приукрасило, одев зеленью. Его британское однообразие было взорвано моим безжалостным воображением. Мысленно вставив в руку Оливии Марчант скальпель, я воображала, как она вонзает его сзади мужу в спину. Потом я представила, как она, усевшись верхом на бездыханное тело, выкалывает ему глаза. Первую картинку представить было легко, страсть и кровь нам прекрасно знакомы по множеству дрянных фильмов. Вторая далась с известным трудом, и было непонятно, оттого ли, что Оливия этого не совершала, или оттого, что я никогда не видела, как это происходит на самом деле.

Я проиграла тот же сценарий с Лолой Марш, орудующей скальпелем. С тем же эффектом. И решила на этом остановиться, пока не выведаю что-либо еще.

«Замок Дин» на солнце смотрелся великолепно. А что, от массажа я бы не отказалась! Я припарковалась на стоянке для сотрудников рядом с машинами Гранта и Ролингса. Слава богу, у них хватило ума не впереться на стоянку для клиенток! Я вошла в здание через черный вход. Кэрол сидела в регистратуре. Выглядела она чудовищно, впрочем, если шефиню подозревают в убийстве, как тут не спасть с лица, если задуматься о безрадужных карьерных перпективах. Она повела меня в знакомый кабинет с табличкой «Не входить». Когда я была здесь в последний раз, Морис Марчант еще делал женщин красивыми, а себя богатым. Как много воды утекло всего за одну неделю!

По дороге мы обменялись несколькими фразами.

– С тех пор как вы звонили, ничего нового не произошло?

– Тут, э… этот, помоложе… Грант приходил, задавал вопросы. Спрашивал, не помню ли, в чем была миссис Марчант, когда она приехала из Лондона.

– И вы вспомнили?

– Да. Сказала, она была в брюках-юбке от «Николь Фархи» и в черном жилете от «Джозефа».

М-да, у Гранта, наверно, пятки загорелись в его носочках из супермакета. Но подтвердил ли этот ответ его подозрения, я понятия не имела.

– А потом спросил, не было ли на ней длинного черного плаща и шляпы. И я сказала, что были. Утром, когда она уезжала в Лондон, моросил дождь, вот она и надела.

Ну, как же, черный плащ. Вещица весьма заметная. Такую, увидев, не позабыть. Ни Кэрол, ни мне. И, судя по всему, еще кому-то.

– Правильно ли я поступила? Надо было говорить?

– Если так оно и было, то несомненно.

– Мне показалось, это для него важно, – сказала Кэрол, но при этом вид у нее был, пожалуй, как никогда пристыженный.

– Что ж. Видно, так и есть.

– Я могу ей чем-то помочь? – с надеждой спросила Кэрол.

– По-моему, это зависит от того, что она совершила.

И тут впервые за все время у Кэрол Уэверли не нашлось что мне сказать.

Они спускались по черной лестнице прямо навстречу мне. Эдакий отряд по задержанию нарушителей порядка: Оливия, женщина в полицейской форме, за ними шериф и его помощник. Она как-то вся постарела, я даже ее не узнала. А может, это дневной свет. Впервые эта женщина не выбирала себе освещения.

– Ханна? – проговорила она в изумлении.

– Здравствуйте, Оливия: – бодро сказала я. – Все пыталась вам дозвониться. Необходимо поговорить. Мы можем уединиться на минутку?

Я адресовала свой вопрос женщине-полицейскому, и та явно не знала, как ей поступить.

– Отойдите, мисс Вульф! Будьте любезны! Ролингс на пике вежливости. Неудивительно, что женщинам в вооруженных силах приходится довольно круто. Мужчины им слова вставить не дают.

Проигнорировав Ролингса, я кивнула Гранту:

– Спасибо за звонок. Я постаралась приехать как можно скорее.

В такие критические минуты надо цепляться за любую возможность повеселиться. Я и повеселилась, глядя на выражение лица Ролингса, повернувшегося к Гранту. Грант тотчас замотал головой в ответ мне и Ролингсу:

– Ханна, тут и без вас проблем хватает, не усугубляйте ситуацию!

– Хватает проблем? Вы ведь не арестантку ведете?

– Нет. Миссис Марчант помогает нам проводить дознание.

– Отлично! В таком случае я должна переброситься с ней парой слов. Она моя клиентка.

– Бывшая, – заметил Ролингс.

– Неправда! – отважно бросила я. – Я по-прежнему работаю на нее. И мне необходимо с ней переговорить.

– Слушай, девуля…

– Нет, дедуля, это вы послушайте! Мне надо побеседовать со своей клиенткой Оливией Марчант. Она не находится под арестом и может разговаривать, с кем ей заблагорассудится. Вы не имеете права ее изолировать и прекрасно это знаете.

Ролингс открыл было рот, чтоб выдать залп, но Грант предупредил извержение:

– Констебль, проводите миссис Марчант в кабинет. Мисс Вульф, попрошу на пару слов.

Оборачиваясь назад, я понимаю, что, возможно, то был знаменательный шаг в его карьере. Один из тех голливудских моментов, когда мужчина совершает настоящий мужской поступок и все вокруг понимают, что он – таки да! – настоящий мужчина и вовсе не младший сотрудник. Оливия с женщиной-полицейским удалились вниз по лестнице. Грант повернулся к Ролингсу.

– Пять минут, сэр, – сказал он. – Я все улажу. Ролингс пыхнул, фыркнул:

– Ну-ну, Майк! Валяй. Кончать надо, мать твою, эту самодеятельность! – Он потопал прочь, явно облегчив душу ругательством.

Что ж, вы так, и я так!..

– Ханна…

– Ну ты и свинья! Я тебе выдаю подчистую всю информацию, избавляю от ишачьих трудов и получаю пинок под зад.

– Ханна, строго говоря, я не обязан тебе ничего сообщать.

– Тогда какого хрена обещал?

– Послушай…

– Хуже того, зачем ты мне врал?

– Я не врал.

– Ищем, значит, черный плащ со шляпой, так? Что произошло? Устроили швейцару гипноз или в последнюю минуту какой-то другой таинственный свидетель объявился?

Грант вздохнул:

– Когда мы с ним беседовали вчера, он не был уверен. Сегодня он уверен.

– Черт побери! Плащ хоть обнаружили?

– Нет. А ты откуда знаешь?

– Уж не от тебя, конечно, – огрызнулась я. – Что насчет него сказала Оливия?

– Не может найти. Говорит, наверно, оставила в офисе у Марчанта во вторник днем.

– Кэрол Уэверли может подтвердить. Она видела, как Оливия возвратилась без плаща.

– Это всего.лишь значит, что плащ в тот момент не был на ней. Но он был на ком-то примерно в половине первого ночи. Швейцар готов присягнуть, что видел, как некто в этом плаще выходил из здания.

– Да, но свидетелю с таким плохим зрением суд вряд ли поверит, не так ли? – кротко вставила я.

Грант сконфуженно развел руками:

– Зрение у него отличное.

– Неужели? Поразительно! И все же, по-моему, тебе и самому ясно, что это абсолютно ничего не доказывает. Убийца мог подобрать этот плащ где-нибудь в приемной и накинуть на плечи, просто чтобы выскользнуть из здания. И это можно было бы считать элементарным объяснением того, почему в данный момент плаща у Оливии нет.

– Возможно. Но у нее еще проблема с алиби.

– В каком смысле?

– В таком, что она не может доказать, что находилась в «Замке Дин» в ту ночь.

– Что за чушь! Кэрол Уэверли и половина обслуживающего персонала видели, как она возвратилась.

– Не исключено, что она выехала снова.

– Угу, не исключено, что инспектор Ролингс – скрытый буддист. Где доказательства?

– Был телефонный звонок, на который Оливия не ответила.

– Что за звонок?

Грант растерянно молчал. Было ясно: он-то думал, я знаю.

– Что за звонок? – повторила я снова.

– Около одиннадцати был звонок от Мориса Марчанта. Я думал, Кэрол Уэверли тебе сказала. Она засиделась в кабинете за работой, как вдруг зазвонил телефон. Звонил Марчант; сказал, что пытается дозвониться жене, но та не берет трубку прямого телефона, и он спрашивал, исправен ли телефон. Тогда Кэрол сама подключила его через центральную связь. Оливия к телефону не подошла.

Бедняга Кэрол. Куда ни ступит, везде наследит. Со стороны может показаться, что она намеренно подставляет свою патронессу. Я отсортировала это соображение в разряд «обдумать позже».

– Может, Оливия спала.

– А может, и отсутствовала.

– Вы проверили линию?

– В полном порядке.

– Так, может, она была в ванной? Или просто ни с кем не желала разговаривать. Ты такое учел?

– Да будет тебе, Ханна, нам прекрасно известно, что она с ним не на шутку поругалась из-за какой-то женщины.

– Ну и дубина же ты, – сердито сказала я. – Это я та самая женщина. Он засек меня, когда я явилась к нему днем на прием. Догадался, что я что-то вынюхиваю. Когда Оливия позже пришла, он обвинил ее в том, что она ставит под удар их дело, нанимая частного детектива для проверки бывших клиенток.

Некоторое время Грант смотрел на меня в замешательстве, потом довольно-таки гнусно расхохотался:

– Ну и ну! Да, голыми руками тебя не возьмешь. А как орала – я, мол, вам выложила все, а вы меня так бортонули!

– Прости, – сказала я. – Выпало из головы.

Наконец-то и я преподнесла ему сюрприз. Видно было, как он прикидывает в уме, сравнивает с показаниями регистраторши, проверяет – совпадает, не совпадает. Да уж, ему было чем заполнить образовавшуюся паузу.

– Откуда ты знаешь, что они говорили о тебе?

– Оливия сказала. И потом, – поспешила вставить я, не давая Гранту перебить себя, – все сходится. Я еще тогда поняла, что он отнесся ко мне с некоторым подозрением. Даже спросил, знаю ли я Оливию, хотел проверить, как отреагирую. К тому же, ведь вы пока не обнаружили кандидатку в его любовницы, верно? – Он пожал плечами. – Да будет тебе, Майкл! Уже наверняка кто-то перелопатил список пассажиров рейса на Амстердам на предмет подходящих лиц женского пола.

Грант улыбнулся краешком губ:

– И да, и нет. Насколько нам известно, он собирался лететь один.

– Ах, так!

– Но все-таки, почему Оливия не рассказала нам про скандал?

– Не знаю, возможно, твой дубина Ролингс не удосужился вежливо ее попросить. Кстати, ведь Марчанту кто-то угрожал.

– Это Оливия так говорит.

– Неужто ты считаешь, что она сама пыталась скомпрометировать собственный оздоровительный центр и сама посылала анонимные записки собственному мужу?

Грант повел плечами:

– А почему бы и нет? Прецеденты известны.

– Вот, значит, какой ваш рабочий метод? Ищете похожее преступление и действуете под копирку? Как это называется? Новый способ экономии затрат?

– Ханна…

– Надеюсь, почерк вы проанализировали?

– Почерк не один. Но этим продолжают заниматься.

– Как насчет медицинской экспертизы?

– Скажем, отпечатки пальцев Оливии Марчант встречаются повсюду в консультации, но, – и Грант продолжал, не дав мне вставить слово, – это ничего не значит. Мы взяли пробы из ее квартиры и хотим осмотреть автомобиль. Если есть что-нибудь, скоро об этом узнаем.

Под «что-нибудь» подразумевались кровь на мебельной обивке и фрагменты его глаз у нее на одежде. И тогда – пока, Ханна; привет, адвокаты. Он прав. Скоро полицейские всё узнают. И не было никакой гарантии, что они поставят меня в известность. Надо сказать, все оборачивается не лучшим образом для Оливии Марчант. А она ведет себя крайне беспомощно.

– Никак не могу взять в толк, почему она совсем не защищается. Как она держится на этих допросах?

Грант сделал неопределенный жест:

– Никак особенно. Сидит и смотрит в одну точку. Очень спокойно, очень отстраненно. Странно.

– Ей нужен врач.

– Уже был. Определил легкий шок, но не нашел ничего серьезного, что может помешать ей отвечать на вопросы. Послушай, Ханна, никто не собирается все на нее валить. Просто улики против нее возникают сами собой, а она и пальцем не пошевельнет, чтоб хоть что-нибудь отрицать.

– Так дай мне с ней поговорить. Может, я пойму, в чем дело? Может, в конце концов, с моей помощью быстрее закроете дело?

Грант щелкнул языком:

– Ролингс снова выпихнет меня в службу дорожного движения.

– Вот-вот, – сказала я. – Гляжу, запугал он тебя ну прямо до смерти. Дай мне хоть минутку с ней пообщаться. А то, гляди, возьмешь грех на душу, затравишь невинную женщину.