Текст книги "Развод с горьким привкусом кофе (СИ)"

Автор книги: Санна Сью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 5

Ничего не говорю свекрови, хоть и очень хочется. Губы сами собой сжимаются в тугую ниточку, ногти впиваются в ладони. Но я прекрасно понимаю – возражать бесполезно. Я в любом случае окажусь у нее виноватой. Что бы Даня ни сделал – к этому обязательно подтолкнула его я. Так что просто выслушиваю ядовитые упрёки и прощаюсь. Но набираю мужа – он сбрасывает вызов. Пытаюсь еще раз – телефон уже выключен. Это последняя капля. Слезы катятся по щекам горячими градинами, оставляя на пудре неопрятные бороздки.

Вспоминаю…

Как же нам было хорошо с Данилой в первые годы! Мы дышали в унисон, смеялись над одними шутками, заканчивали мысли друг друга. Как он носился со мной во время беременности —пылинки сдувал, массировал отекшие ноги по ночам, выполнял любой каприз. Как с сияющими глазами возился с новорожденной Алькой, пеленал как опытная нянька. Какие жаркие ночи мы проводили – когда от соприкосновения кожи, казалось, вспыхнет простынь. Да и не только ночи… Бывало среди бела дня накатывало невыносимое желание – и мы запирались в кабинете, придумывая нелепые оправдания для сотрудников.

Я думала, мы состаримся вместе. Будем как те два божьих одуванчика с открытки – седые, морщинистые, но все так же неразлучные – гулять по парку, держась за руки.

Ан нет. Ошибочка вышла.

Но когда все изменилось?

Что я сделала не так?

Невыносима мысль, что вся моя жизнь несется куда-то в черную дыру.

Еле удается взять себя в руки.

Еще и накрасилась сдуру! В зеркале отражается перекошенное лицо клоунессы – размазанная тушь, припухшие красные глаза. Вытираю черные подтеки ватным диском, капаю «Визин», дожидаюсь, когда следов истерики не останется, и уезжаю с работы. Не могу там находиться. Меня не отпускает чувство, что стены здесь пропитаны ложью, что каждый угол шепчет за моей спиной.

Еду к родителям. Дождусь встречи с Князевым у них. Тем более уже четвертый час – недолго осталось.

Даня выходит на связь, когда я выхожу из лифта на этаже родителей.

– А ты где? – Его голос режет ухо металлическими нотками. – Вернулся из банка, а кабинет пустой. Ушла, никому ничего не сказала.

– К родителям поехала, – бурчу, прижимая телефон к уху плечом, пока копаюсь в сумке в поисках ключей.

Похоже, не взяла.

– Когда домой явишься? – спрашивает таким тоном, будто я непослушный подросток, обязанный отчитываться за каждый шаг.

– Сегодня поздно, – отрезаю, чувствуя, как в груди закипает лава.

Даже если разговор с Тимуром займет пять минут, я найду где убить время! Хоть в кино пойду на два сеанса подряд.

– Рита, мне не нравится твой тон и заявления. – В голосе Данилы появляется опасная хрипотца. – Что ты там допоздна делать собралась?

– Ну я же не спрашиваю, что ты у своей мамули позавчера до полночи делал, – говорю полным сарказма сладким голосом. – Вот и ты не спрашивай.

Мои слова выводят его из себя окончательно.

– Марго, ты хочешь поссориться, что ли⁈ – орет так, что динамик трещит. – Что с тобой не так⁈ Что тебя не устраивает⁈ Тебе не кажется, что ты зажралась⁈

Я отстраняю телефон от уха, но его истеричный голос все равно бьет по барабанным перепонкам.

И вдруг мне становится кристально ясно…

Он просто провел невольную параллель. Раз сам он позавчера у матери не был (а занимался черт знает чем с черт знает кем), значит и я так же сделаю. Горько усмехаюсь.

– Это кто еще из нас зажрался, дорогой, – произношу ледяным тоном. – Дома поговорим. Вернусь, и обсудим это.

Отключаюсь. Звоню в дверь родителей: три коротких, один длинный – наш старый код из детства.

Открывает мама и сразу хмурится. Ее проницательные глаза, как два рентгеновских аппарата, мгновенно сканируют мое лицо. Словно читает меня по невидимым чернилам души.

В прихожей пахнет корицей и самыми тёплыми воспоминаниями.

А в груди – пустота размером с жизнь.

– Привет, – говорю, растягивая губы в неестественно-широкой улыбке, целую ее в морщинистую щеку. – Все дома?

Мамин поцелуй в ответ теплый, но взгляд остается настороженным. Ее руки ненадолго задерживаются на моих плечах.

– Отец в гараже. – Она не отводит взгляда. – Что случилось?

– Да просто соскучилась, – лгу, отворачиваясь к зеркалу в прихожей, будто поправляю растрепавшиеся волосы.

– Не ври мне, – мамин голос внезапно становится мягким, как в детстве, когда я болела. – У тебя в глазах стоит такая боль, что у меня сердце щемит. Что учудил Данила?

И вот – лопнула последняя струна. Непослушные слезы снова предательски катятся по щекам, оставляя соленый привкус на губах. Прохожу в кухню, где пахнет вчерашними пирогами и лавандовым средством для мытья полов. Второй раз за день выкладываю все свои подозрения о муже теперь уже маме.

Она мрачнеет на глазах. Ее тонкие брови ползут вверх, образуя на лбу гармошку из морщин, качает головой, вздыхает.

– … Поэтому я к Князеву и обратилась. Чтобы все выяснил, – завершаю рассказ, размазывая салфеткой тушь по щеке.

– Ясно. Тогда дело, можно сказать, решенное, – произносит мама загадочно и поднимается со стула, чтобы поставить на газ чайник.

Электрические она принципиально не любит – говорит, кипяток в них не такой.

– Каким образом оно решённое? – уточняю, потому что в голове один сплошной вопросительный знак.

Чайник закипает с театральным свистом, но мама делает вид, что не слышит. Раздумывает.

– Рит, ну смотри, тут все просто, – начинает она, наконец выключая газ. – То, что Данила пошел налево – сомнению не подлежит. На ровном месте женское сердце ныть не начинает. А вот по поводу бизнеса ты ошибаешься, скорее всего. Подумай сама – разве твой муж идиот?

– Нет, – выдавливаю из себя, чувствуя, как в горле встает ком.

– Он прекрасно понимает, что Артем его просто прихлопнет и фамилии не спросит. Он не стал бы так рисковать, даже если бы потерял голову от любви.

– Ну а в чем дело решенное? В том, что он точно собирается со мной развестись? – Голос становится чужим, слишком высоким.

Мама замирает с чайником в руке. Ее глаза внезапно становятся круглыми, как у совы.

– Это ты собралась с ним развестись, раз пошла к Тимуру, а не он с тобой. – Ставит чайник с таким стуком, что вздрагивает полка с посудой. – Муж тебе ничего про развод пока даже не говорил, а ты обратилась к тому, кто точно на него такой компромат накопает, что ты за один стол с ним побрезгуешь сесть.

Тишина. Только тикают старые кухонные часы и потрескивает остывающий чайник.

– То есть ты хочешь сказать, – медленно произношу, ощущая, как мысль пробивается сквозь туман, – что для сохранения семьи надо было сидеть тихо, не копать и ждать, пока Даня либо одумается, либо на развод первый подаст?

– Вот именно. Большинство мужей хоть раз изменяли своим жёнам. Просто те женщины, кто не хочет рушить семью, делают вид, будто ничего не знают. И уж точно сами не ищут неопровержимых доказательств измены.

Я погружаюсь в раздумья, вертя в пальцах сахарницу в виде пчелки – подарок бабушке и дедушке от Алины. Взгляд цепляется за часы. Без двадцати семь.

Мысль стучится в голову: а что, если позвонить Князеву? Сказать, что передумала? Ведь еще можно отступить, сделать вид, что ничего не знаю… Сохранить хоть что-то из того, во что верила все эти годы.

Глава 6

Но слабость быстро проходит. Кем я буду, если пущу все на самотек? Размякшей тряпкой, жалкой жертвой, которая даже не попыталась бороться? Я же уважать себя перестану. А без самоуважения что я за человек? Пустая оболочка, призрак, доживающий свои дни в тени чужих решений. Вечные подозрения будут разрушать меня изнутри, ведь, как известно, все болезни от нервов. И тогда вместо жизни – только бесконечные походы по врачам, таблетки, одиночество.

Мысли выстраиваются в цепочку, которая приводит к печальному финалу, где я остаюсь ни с чем, старой и больной. Сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Отбрасываю сомнения и иду на встречу с Князевым ровно в семь.

Этот мужчина всегда имел слабость к пафосным тачкам. Его машину можно узнать сразу – черный монстр с тонированными стеклами, блестящий, как зеркало. Ни у кого в родительском дворе такой дорогой машины по определению быть не может. Она тихо мощно порыкивает, будто хищник, затаившийся перед прыжком. Сразу вспоминается «Харлей» Тимура. Тот байк был таким же – хромированным, громким, притягивающим взгляды.

Водительская дверь открывается, и из машины выходит Князев. Он делает пару шагов мне навстречу, и закатный луч апрельского вечера скользит по его скулам, подчеркивая резкие черты лица.

– Ты за рулем? – Голос у него низкий, чуть хрипловатый, будто он только что затушил сигарету. – Предлагаю отъехать на пустырь за парком. Каюсь, не подумал, что моя детка вызовет в вашем дворе такой ажиотаж. – Губы его растягиваются в кривой усмешке, но в глазах – ни капли веселья.

На улице еще светло. Дети гоняют на велосипедах, их смех как колокольчики – такой беззаботный, что становится почти обидно. Соседи возвращаются с работы усталые, гружёные пакетами из супермаркета, и поглядывают на нас с любопытством. И да, Тимур прав – мы тут как инородное тело.

– Моя машина на техобслуживании, – отвечаю, невольно сжимаясь, будто пытаясь стать меньше, незаметнее.

– А, ну тогда прыгай в мою. Я потом тебя домой отвезу.

Князев открывает пассажирскую дверь и помогает мне забраться на высокую подножку. Сажусь, и меня сразу накрывает волной тепла и запаха кожи. Князев занимает свое место, и мы выруливаем из двора. Мысленно выдыхаю.

До пустыря недалеко. Едем молча, и тишина в салоне кажется густой, как сироп. Я боюсь начинать разговор, боюсь, что голос дрогнет, выдаст мой страх. Втягиваю носом умопомрачительный дорогой парфюм Тимура – что-то древесное, с нотками кожи и перца. Пытаюсь унять сердцебиение, но оно стучит где-то в горле: громко, навязчиво.

Останавливаемся. Пустырь – грязный, заброшенный, с разбитыми бутылками и не до конца растаявшими сугробами. К лету на пустыре уберутся и обустроят поляну для пикников, а пока тут уныло так же, как и у меня на душе. Князев достает прозрачный файл и кидает его мне на колени.

С первой же фотографии на меня смотрит очень «модная» зеленоглазая молодая блондинка. Модная – в смысле, лицо сделано по последнему слову косметологии. Тут тебе и губы «Джоли», и «лисьи глазки», и скулы тоже чьи-то – «Нефертити», наверное, но явно не ее собственные. Грудь – тоже надувная. Окрашивание самое дорогое, а зубы… Боюсь даже прикидывать, сколько стоит сделать такую улыбку. Наверняка не один миллион.

– Это Екатерина Котехина, – говорит Князев ровно, но в его голосе слышится презрение. – В узких кругах – Кот. Профессиональная содержанка, мечтающая сменить фамилию, став законной супругой какого-нибудь олигарха. Нынешний статус Катерину угнетает. Она считает, что достойна большего. Однако особым умом девушка не одарена и добиться чего-либо самостоятельно она не способна. При бывших любовниках пыталась петь, вести блог и даже открыть курсы. Но, увы, даже с большими финансовыми вложениями у нее ничего не вышло. Теперь Кот взялась за твоего мужа, Марго, и хочет стать хозяйкой кофеен. Ей хватило ума понять, что для ведения этого раскрученного бизнеса ей не потребуется ничего, кроме как не мешать.

Вот персонал кофеен обрадуется! Получит ту хозяйку, о которой мечтает! Горькая усмешка вырывается из меня сама собой. Достаю из файла стопку фотографий, листаю. На следующей – Даня и Кот выходят из ресторана. Он держит ее за локоть, на лице – немое обожание. А на следующей девица сидит за столиком с другим мужчиной – в стильном костюме, с холодными глазами.

– Она изменяет моему мужу? – спрашиваю глухо, сглотнув. Горло пересохло, будто я наглоталась песка.

– Это юрист. Алик Сурков. Занимается сомнительными сделками. Ходит по краю, но пока держится из-за отца-прокурора. Вполне возможно, что и изменяет. Кот встретилась с ним сегодня после того, как пообедала с твоим мужем. Есть основания предполагать, что обсуждала, как отобрать твою долю.

– У Данилы флешка с моей электронной подписью… – говорю убитым голосом. В голове уже рисуются страшные картины: пустые счета, переоформленные документы, я – на улице.

– Ты ее до сих пор не отозвала⁈ – Князев повышает голос, и я вздрагиваю.

Его глаза вспыхивают раздражением.

Я вскидываю на него взгляд. Чувствую, что дрожит губа. Сейчас разревусь опять! Обидно до ужаса!

– Я… я…

Хочу объяснить, что весь день была в шоковом состоянии, что мысли путались, что я едва могла дышать, но слова застревают в горле.

И тут Князев резко подается ко мне, сгребает в охапку. Его руки сильные, уверенные, надёжные. В них можно спрятаться от всего. Тимур прижимает меня к своей мощной груди, и я чувствую запах его кожи, слышу, как бьется его сердце – ровно, гулко.

– Ну всё-всё, успокойся. Ничего страшного не произошло. И не произойдет. Обещаю. – Шепчет он, гладя меня по спине. Его пальцы теплые, движения медленные, успокаивающие. – Я по-прежнему считаю, что планы Котехиной идут вразрез с планами твоего мужа.

Я отстраняюсь, лезу в сумочку, достаю платок, вытираю мокрые щеки и вдруг замечаю – в глазах Князева мелькает что-то странное. Не злость или презрение. И не просто участие. Он смотрит на меня… жарко! Но очень быстро спохватывается и становится обычным холодным собой. Однако я этот взгляд уже никогда не забуду.

Глава 7

Тимур

К Маргарите Павловой – или просто Маргаритке – отношение мое всегда было слишком сложным. Я увидел ее девчонкой и неожиданно для себя самого запал. Очень сильно. Так, что испугался не на шутку. Шестнадцатилетняя сестра друга – это нерушимое табу. С ненужными чувствами я боролся со свойственным двадцатидвухлетнему парню энтузиазмом: завел себе еще больше любовниц и спускал пар с ними. А когда сама Маргаритка проявила инициативу, жестко поставил ее на место. И у Артёма с тех пор дома не бывал. К счастью, друг скоро сам съехал из родительской квартиры. А потом я вообще надолго уехал из города. Но когда вернулся и внезапно узнал, что Маргаритка выскочила замуж, а мое имя даже слышать не хочет… внезапно расстроился.

Но сказать, что я каждую минуту о ней думал и мечтал, тоже нельзя. Я жил своей жизнью, заводил отношения и один раз даже чуть не женился. Сестра друга в это время пряталась в самом укромном уголке моей души – как забытая фотография в кошельке, которую не решаешься выбросить, но и доставать страшно.

Иногда я видел девушку, чем-то на нее похожую – такую же хрупкую, с такими же ореховыми глазами, – и вспоминал голос Маргаритки, дрожащий от собственной смелости, когда она, прижав меня к кафельной стене в ванной, прошептала:

– Тимур, я с ума по тебе схожу! Давай будем встречаться⁈

Тогда я оттолкнул ее. Грубо. Слишком грубо.

И вот мы впервые встретились спустя двадцать пять лет.

Что могу сказать… В свои сорок с хвостиком Маргаритка стала еще соблазнительней. Полностью расцвела и научилась подчеркивать достоинства, скрывая недостатки. Хотя, какие у неё недостатки? Их просто нет. Отточила природную грацию и научилась улыбаться так, что внутри все переворачивается. Но сейчас улыбка не украшает ее лицо. Его «украшают» следы туши под глазами и сжатые в тонкую ниточку губы.

Повод для встречи, конечно, у нас такой себе – Рита узнала, что муж ей изменяет, и от отчаяния обратилась ко мне, наплевав на все детские обиды. И я, конечно, взялся за дело, однако опять ничем порадовать ее не смог. Даже наоборот – своей информацией довел до слез. Теперь вот сижу и пытаюсь утешить, а у самого кошки на душе скребут. Оторвать бы её благоверному гандону яйца, чтобы поумнел! Да только толку? Сделанного не вернешь.

И вообще… если уж откровенно, то мне нравилась мысль о том, что Маргаритка станет свободной. Уж в этот раз я ушами хлопать не буду.

– И что же мне теперь делать, Тимур? – выпутавшись из моих рук и вытерев слёзы платком, доверчиво спрашивает Рита.

Вот тут я должен сказать «Решать тебе», но язык не поворачивается пустить дело на самотек.

– Я не в праве давать тебе советов и тем более делиться с клиентами личными выводами, – медленно отвечаю, чувствуя, как сжимается желудок. – Но у меня к тебе особое отношение, Рит, поэтому скажу. Если твой муж ступил на эту дорожку, то уже с нее не свернет.

– Может, он оступился, а не ступил? – спрашивает она, но в голосе нет надежды – только горечь, как в пережжённом кофе.

Она все прекрасно понимает. Просто принятие даётся нелегко. Но и я не из тех, кто станет давать ложную надежду.

– Нет. Если бы он закрутил интрижку на работе с какой-нибудь официанткой, то можно было бы сказать – бес попутал. А Кот… – Я резко выдыхаю, представляя, как бы выглядел Данила с оторванными яйцами. – Это совсем другой сорт говна. Он с ней совершенно осознанно. И деньги из семьи на нее тратит без всякого цыганского гипноза, – рублю правду-матку.

Маргаритка медленно кивает.

– Да, ты прав. Но как мне поступить сегодня? Устроить дома скандал? Кинуть в лицо фотографии и потребовать развода?

– Понимаю, что очень хочется, – киваю, представляя, как она швыряет эти снимки в физиономию Даниле. – Но лучше сначала аннулировать электронную подпись, а уж потом сообщать о разводе. Может, тебе у родителей остаться сегодня? Или могу к Артёму отвезти.

Вообще-то я бы с удовольствием отвез ее к себе, но боюсь такое предлагать. Потому что если она скажет «да»… Не уверен, что смогу быть просто другом, протянувшим руку помощи.

– Ты что! Только не к Артёму! И вообще ничего ему не говори! – Глаза Риты расширяются от ужаса, пальцы судорожно сжимают платок в комок. – Он Данилу уничтожит!

Ее голос дрожит, будто она уже видит эту картину: ее брат, огромный, яростный, ломающий через колено хрупкую фигуру ее мужа. Рита даже бледнеет.

– А тебе его жалко? – спрашиваю, подозрительно прищурив глаз.

– У нас дочь, которая вообще-то отца очень любит. – Рита отворачивается к окну, за которым зажигаются вечерние огни. – Я не хочу делать ей больно.

Губы ее подрагивают, и я понимаю – она думает не только о дочери. Она думает о тех годах, что потратила на строительство этой семьи, о фотографиях в альбомах, о совместных праздниках – обо всем, что теперь превратится в пыль.

– А ты? – вырывается у меня, и я тут же ругаю себя за то, что полез к ней в душу.

Но вопрос уже висит в воздухе, тяжелый и неудобный. Рита нервно пожимает плечами, ее пальцы теребят прядь волос, выбившуюся из аккуратного пучка.

– До сегодняшнего утра думала, что люблю, – произносит тихо, словно признаваясь самой себе. – А сейчас с удивлением понимаю, что уже нет. Я люблю свою устроенную жизнь, свой комфорт и то состояние, когда уверена в завтрашнем дне. Мне больно от того, что я все это потеряла. – Она делает паузу, ее взгляд становится остекленевшим, будто она смотрит не на меня, а куда-то внутрь себя. – Но вот когда я смотрела на фото мужа и его любовницы, у меня ничего не екнуло. Я вдруг поняла, что мне плевать, что он ее целовал и шептал ласковые словечки. А вот на то, что обещал мою долю бизнеса – не плевать.

В ее голосе появляется сталь. Это уже не та Маргаритка, которую я когда-то знал.

– Вот и прекрасно, что ты так трезво на это реагируешь, – хвалю, чувствуя странную гордость за нее. – Тогда к родителям?

Рита резко мотает головой, и ее серьги – висюльки с гроздью маленьких жемчужин – бьются о щеки.

– Нет, я уже попрощалась с мамой, не хочу возвращаться. Тем более папа наверняка из гаража пришёл, – морщится. – Нет, не хочу. Довези меня до торгового центра. Погуляю, в кино схожу, домой вернусь поздно и лягу спать в гостиной, а утром сразу в налоговую рвану.

– Плохой план, – качаю головой, представляя, как она бродит по торговым галереям, пытаясь заглушить боль ненужными покупками. – Предлагаю лучше, – говорю с хищной улыбкой и завожу машину.

Двигатель рычит, как живое существо, и я ловлю вопросительный взгляд Маргаритки. Конечно же, я не упущу возможность и не оставлю Риту одну в таком состоянии. Не сейчас, когда она наконец-то снова появилась в моей жизни.

Глава 8

– И куда мы? – спрашиваю, когда Князев сворачивает на выезд из города, и за окном мелькают последние огни городских фонарей.

Стремительно темнеет, но я интересуюсь не потому, что боюсь ночью куда-то ехать с посторонним мужчиной – Тимур совершенно точно ничего плохого мне не сделает, в этом я уверена так же твердо, как в том, что солнце взойдет завтра утром. Просто у него такой загадочный вид – губы сжаты в тонкую полоску, а пальцы нервно постукивают по рулю, – что мне нестерпимо любопытно. Ни одной догадки в голове не возникает, только легкое покалывание где-то под ребрами.

– Артем тебе не рассказывал о моем новом проекте? – спрашивает он и замолкает.

Повисает неловкая пауза. Я чувствую, как по спине пробегают мурашки – Князев прекрасно знает, что я запретила брату что-либо рассказывать о своем друге после… того случая в ванной. Конфуз. Губы сами собой складываются в виноватую улыбку.

– Мы с братом последнее время редко видимся, – придумываю ненужную отмазку, уже ненавидя себя за эту слабость.

Князев великодушно не заостряет внимание на моей лжи. Его пальцы расслабляются на руле, и он продолжает спокойным тоном:

– Так вот, я строю… Уже достроил базу за городом. К лету откроется для гостей.

– Здо-орово! – тяну, стараясь вложить в голос хоть каплю энтузиазма.

Еще одна турбаза рядом с городом меня вообще не впечатляет. Их тут как грибов после дождя – на каждом километре. Места у нас и правда отличные: вековые сосны, зеркальные озера, извилистая река. Даже жалко, что отвоевали у природы еще один лакомый кусок.

– Но у меня будет необычная, – улавливает мой скепсис Тимур, и в его голосе появляются нотки азарта. – Не коттеджи под сдачу на выходные для веселого времяпровождения на природе, а территория здоровья. Реабилитационный центр, если хочешь. Ну и удобные корпуса для детских спортивных лагерей.

Действительно что-то новенькое. Поворачиваюсь к Князеву и внимательно изучаю профиль: резкие скулы, упрямый подбородок, морщинки у глаз. Смотрю и понимаю, что я даже не в курсе, есть ли у него дети. Может, у него семеро по лавкам и все будущие олимпийские чемпионы, поэтому он озаботился лагерем специально для них. Любопытно, но язык не поворачивается задать такой личный вопрос.

– А реабилитация для кого? – интересуюсь вместо этого, проводя пальцами по прохладному стеклу окна.

– О, программы будут разные, – оживляется Князев, и я даже в темноте замечаю, как загораются его глаза. – В основном, конечно, для силовиков и спортсменов, но мой главный менеджер настояла и на более… модных направлениях. Так что по плану и нормализация веса, и поиск душевного равновесия.

Он усмехается, как будто считает эти направления ерундой. А я не могу сдержать восхищения! И нечего тут усмехаться. Это же шикарный план! В голове уже рисуются картины: уютные домики, тренажерные залы, лужайки для йоги, может быть, даже спа-зона…

Мой телефон вдруг оживает рингтоном Алины – этой навязчивой песенкой, которую она сама на свои звонки установила. Время почти восемь. Дочь меня потеряла. С тяжелым вздохом принимаю звонок.

– Мам, а ты где? – раздается в трубке ее требовательный голос.

Я почти уверена, что позвонить дочь подбил Данила, и с бабушкой она уже поговорила, так что врать бесполезно.

– Была у бабушки, а сейчас еду по своим делам, Алин. Буду сегодня поздно, – отвечаю ровным тоном, глядя в темное окно, где отражается мое бледное лицо.

– Какие у тебя могут быть дела в восемь вечера, мама⁈ – возмущенно взрывается дочь, и ее голос становится таким пронзительным, что я отодвигаю телефон от уха.

Мне прямо обидно становится. Почему она никогда таких вопросов своему отцу не задаёт? То есть у него могут быть дела до ночи – и это святое, а все мое время должно быть отдано только благу семьи?

– Важные, – отрезаю холодно, чувствуя, как закипаю. – Устала и решила развеяться. Я что, не имею права провести вечер в свое удовольствие? Я вам бессловесная обслуга, что ли⁈ – срываюсь и тут же кусаю губу, понимая, что перегнула.

Алина такого отпора не ожидала, поэтому теряется. В трубке повисает неловкая пауза.

– Имеешь, конечно, – сдает назад дочь, и в ее голосе появляются нотки вины. – Просто я волнуюсь.

– Не надо. Я в безопасности. На балконе грибной суп. Ешь и не волнуйся за меня. Пока.

Сбрасываю звонок и только сейчас осознаю, что Князев стал свидетелем моей вспышки раздражения. В салоне воцаряется тягостная тишина, нарушаемая только шуршанием шин по асфальту.

– Дети… С ними бывает нелегко, – бормочу, сжимая телефон в ладонях, а затем неожиданно для себя выпаливаю: – А у тебя есть дети? Ты для них организуешь спортивный лагерь?

Князев на секунду замирает, но голос остается ровным:

– Нет, Маргаритка, детей пока нет. Я что-то крутился эти годы, как белка в колесе, и семьей не обзавелся. – Он делает паузу, и в его голосе появляется неожиданная мягкость. – А когда решил притормозить и оглядеться по сторонам, то понял, что дело это непростое – найти подходящую спутницу жизни. С годами мы умнеем, приобретаем определенные привычки и принципы. Очень сложно кого-то впустить в свою жизнь.

Я смотрю на Тимура большими от удивления глазами. Вообще не ожидала от него услышать такие глубокомысленные откровения. И щемит сердце от того, что в его голосе сквозит одиночество. Этот сильный успешный мужчина не побоялся показать мне свою слабость. Это ценно. Это вызывает уважение и… не могу сказать, но что-то еще. Желание его обнять, обогреть, что ли?

Мои мысли прерывает резкий поворот. Мы подъезжаем к высоким кованым воротам, за которыми угадываются очертания зданий. Из будки выходит охранник в строгой форме и, завидев начальство, быстро снимает с ворот массивный замок.

Мы заезжаем внутрь настоящей лесной сказки. Даже с парковки видно, что турбазу строили, не жалея ни сил, ни средств. Аккуратные дорожки с фонарями, ухоженные газоны, несколько корпусов с панорамными окнами, в которых отражается закат, отдельные коттеджи. Воздух здесь пахнет хвоей и чем-то свежим, весенним.

Князев выходит из машины, обходит капот и открывает мне дверцу. Берет мою руку свей теплой и осторожно, но уверенно ведет по аллее, усыпанной мелким гравием, который приятно поскрипывает под ногами. Где-то вдалеке ухает ночная птица, шелестят пока ещё голые ветви деревьев. Я вдыхаю полной грудью этот чистый воздух и чувствую, как напряжение последних дней понемногу отпускает.