Текст книги "Самая длинная ночь"

Автор книги: Сандра Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

5

Всхлипы душили ее, и Джессика не расслышала, как вслед за ней спустился Арман. В его черных глазах тоже стояли слезы.

– Она так выросла… Она красавица… Господи, какое счастье!

Джессика молча кивнула и шмыгнула носом.

– Выпьете чего-нибудь?

– Виски. Спасибо…

Она молча налила янтарную жидкость в бокалы и, не глядя Арману в глаза, протянула ему один. Честно говоря, сейчас она одна могла бы осилить всю бутылку.

Когда она закурила, рука заметно дрожала, но и у Армана, протянувшего ей зажигалку, тоже. Это ее удивило.

Джессика медленно подняла глаза и… остолбенела.

На нее смотрел совершенно другой человек. Мягкая, нежная улыбка освещала его красивое, породистое лицо, черные глаза горели теплым светом, на высоких скулах играл легкий румянец. Любовь светилась в каждой черточке этого лица, невообразимо привлекательного и мужественного, и Джессика тонула в лучах этой любви.

– Садитесь, Арман!

Очарование момента исчезло. Только что барон Рено пребывал в раю, и вот Джессика Лидделл собственными руками вернула его с небес на землю. Теперь на нее смотрел Большой Босс. Гран Буржуа. Жесткий и безжалостный бизнесмен, добившийся высот своей железной волей. Он привык получать то, что хочет, и возвращать то, что ему принадлежит.

Вряд ли он при этом примет в расчет чувства Джессики Лидделл.

Бокал едва не выскользнул из ослабевших пальцев, и девушка поспешила поставить его на столик.

Надо с чего-то начинать. С чего?

Ненавистный красавец-француз небрежно раскинулся на диване, закинув ногу на ногу.

– Я так понимаю, я должен быть вам благодарен. – Он послал Джессике холодную вежливую улыбку, а она только молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова. – …Можете быть уверены, что ваши труды будут соответствующим образом вознаграждены.

– Мне не нужны деньги. И благодарность ваша мне тоже не нужна. Засуньте ее себе… куда солнце не светит.

Она едва сдерживала слезы ярости, глядя прямо ему в глаза. Арман невольно поежился под этим огненным ведьмачьим взглядом.

Джессика знала, что хочет сказать. Прокричать, простонать, прошептать.

Оставь мне Элисон!

Она знала, что это невозможно, знала, что этому не суждено сбыться, но сердце рвалось на части, и в горле клокотал стон.

Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено процедил сквозь зубы:

– Я благодарен вам, независимо от того, нужна ли вам моя благодарность.

Смешно, какие неожиданные вещи замечаешь в самый, казалось бы, неподходящий момент. Когда он говорил об Элисон, когда смотрел на нее, спящую, его красивые большие руки двигались плавно и нежно, но теперь они сжались на колене, жилы набухли, под загорелой кожей четко прорисовались все сухожилия и мышцы… Руки бойца, руки воина.

Как они ласкают, эти руки?

Внезапный жар окатил Джессику с ног до головы. Это было чистой воды сексуальное желание, и девушка пришла в ужас, понимая это. Если так пойдет и дальше, этот потрясающий красавец в момент обведет ее вокруг пальца… нет, вокруг мизинца, а она с радостью позволит это сделать, после чего он просто помашет ей рукой и улетит вместе с девочкой. Нет, даже и махать не будет. Будете вы махать на прощание мебели? Газовой плите? Стиральной машине? Нет, просто заплатите за свет и за газ, запрете дом и уедете. Джессика Лидделл для Армана Рено – всего лишь мебель.

– Вы просто не хотите меня слушать.

– Почему же. Я вижу, что вы злитесь.

– Я не злюсь. Я очень тревожусь.

– Из-за меня?

– Из-за того, что вы собираетесь сделать.

– Мы уже говорили об этом. И закончили с этим вопросом.

Да, говорили, и именно поэтому он не собирался к этому возвращаться. Арман откинулся на спинку, по его лицу блуждала мягкая, немного рассеянная улыбка. Несомненно, что мыслями он был уже в своем доме вместе с Элли. В своем родном доме. В сером, угрюмом, холодном замке, на другой стороне земного шара.

Дался ей этот замок!

– Мистер Рено!

– Я вас внимательно…

– Вы не должны забирать у меня Элисон!

Черный взгляд скрестился с зеленым. Вороненый клинок врезался в бушующее море.

Его голос был тих и задумчив.

– Понятно. Скажите, а почему вы думаете, что я не смогу позаботиться о ней?

Он не спорил, не оправдывался, это было неожиданно. Джессика настроилась на яростный отпор, а вместо этого…

Глядя в эти бездонные черные глаза, Джессика с горечью подумала, что ему, наверное, наплевать на ее ответ. Он ведь уже все решил для себя.

– Потому что вы даже не знаете, что с ней случилось.

– Вот я и хочу знать, что!

– Что ж… Я выписалась из клиники… да, из клиники! Я почти не помню ничего, что было после опознания трупов. Знаете, как они выглядели?!

– Не отвлекайтесь.

– Я выписалась и стала искать Элли. Нашла ее в приюте. Она ведь росла рядом со мной, знала меня с трех лет, но при встрече забилась под стол и начала страшно кричать.

– О боже…

– Врач мне объяснил, что шок был слишком силен. Взрослый человек сошел бы с ума, Элли просто отгородилась от ужаса, который ей пришлось пережить. Она… ей сейчас пять лет, но по состоянию психики она – двухлетний младенец. Со всеми вытекающими последствиями. Памперсы, капризы, плохой аппетит.

– Бедная моя девочка…

– И самое главное. Она перестала разговаривать. Врач сказал, это обратимо, но только при условии отсутствия стрессовых ситуаций. Любых! Теперь понятно, почему я так бегаю здесь перед вами?!

Он удивил ее, гордый и надменный французский аристократ. Красивое лицо залила бледность, он глухо простонал: «Франсуа, что ты наделал!».

Джессика в смятении смотрела на Армана. Он казался искренне потрясенным, но все равно, все равно она скажет ему все в лицо. Скажет, что нельзя играть чувствами других людей. Что нельзя подавлять их своей волей и надменностью. Что Франсуа сбежал из дома именно от него, Армана Рено!

– Знаете, кто вы?! Вы холодный, бесчувственный человек. Без совести, без жалости! Без человеческих чувств.

– Нет!

– Да!!! Теперь мне все ясно. Вы твердо стоите на ногах, барон! Вы не собираетесь уступать ни на дюйм!

– Я и не обязан это делать!

– Конечно! Так же вы поступите и в отношении Элисон! Возьмете за шкирку и увезете силой. А то, что к ней после этого никогда не вернется речь, – на это вам плевать!

– Рассказывайте дальше.

– Нечего рассказывать! Я привезла девочку сюда и не отхожу от нее ни на шаг. Она нуждается в постоянном присмотре. Работа моя накрылась, деньги заканчиваются. Вообще-то все верно. Мне с вами не тягаться, силенок не хватит. Но если в вас осталась хоть капля человеческих чувств…

Арман нахмурился.

– Она уедет со мной немедленно. Я больше ни на миг не оставлю ее одну. Элиза начнет новую жизнь со мной… с нами у себя дома! Во Франции. Где небо синее, нет смога и машин, где весь мир будет принадлежать ей.

– Не-е-ет! Вы этого не сделаете! Я вам не позволю!

Шесть с лишним футов холодной ярости поднялись на ноги и нависли над ней. Она физически ощущала его ненависть.

– Ах, не позволите?

В следующий момент он уже шел к лестнице. На секунду Джессика окаменела, но уже через мгновение обрела неведомые ранее силы и метнулась ему наперерез. Выставила вперед руки и уперлась в стальную грудь врага.

– Вы должны понять… почему девочке лучше остаться со мной…

– Не заставляйте меня применять силу, Джессика. С дороги, иначе я за себя не ручаюсь! Я слишком долго и страшно шел к этому моменту и теперь могу забыть, что женщин бить нельзя. Вы просто не представляете, ЧТО я пережил, КАК я страдал! Если бы не родные, я бы пропал, я бы просто не выжил! Джессика, вы бы уж должны это понять! Можно любить чужого ребенка так же неистово, как и своего собственного. А Элиза – дочка моего младшего брата. Я отдал этому ребенку свое сердце с первого мига его жизни – и навсегда. Теперь ничто не остановит меня!

Могучие руки впились в хрупкие плечи девушки, но Джессике было уже все равно.

– Остановитесь! Если вы действительно любите эту девочку, то выслушаете меня! Она… Она нездорова!

– Интересно! Несколько минут назад вы утверждали, что она абсолютно здорова.

– Физически – да. Но не психически. Вы что, не слушали меня? Она получила слишком страшную травму. Теперь она не может находиться одна… без меня… Не просто не может… это серьезно.

Хватка ослабла. Теперь в черных глазах плескалась тревога. Арман Рено недоверчиво смотрел ей в глаза.

– Объясните!

Слава тебе, Господи! Это уже кое-что.

– Мы можем сесть? Я еле стою на ногах. Вы все поймете, когда я объясню.

– Хорошо.

О, небеса! Барон Рено заботливо придержал ее за локоть и помог усесться на диван. Не на стул, заметьте, на диван, только что подушку не подложил. Потом сам разлил по бокалам виски и уставился на нее своими дьявольскими глазищами.

Джессика набрала воздуха в грудь и начала.

– Она не может находиться без меня. Она должна все время меня видеть. Она чувствует себя в безопасности только рядом со мной. Незнакомцев она боится, не просто боится, а до смерти боится. До истерики, до судорог. Если меня нет рядом, она начинает плакать.

– И только-то? Но все дети плачут, капризничают… Наоборот, не надо их баловать.

– Это не капризы! Когда вы это услышите, то поймете. Это настоящий панический ужас. Это крик маленького зверька, попавшего в смертельную западню. Это невозможно вынести. О, я знаю, знаю, и простите меня, вам неприятно будет услышать то, что я скажу, но… Если она проснется и не увидит меня, если я исчезну из ее жизни так же, как и ее мама и папа, она окончательно сойдет с ума. Подумайте и представьте, прошу вас, Арман! Что испытали вы тогда, когда узнали, что брат и племянница уехали из страны? Вот! А вы ведь взрослый мужчина! Ну а Элисон – она проснулась однажды и узнала, что у нее больше нет мамы и папы. Ее взяли, увезли в чужое место, к чужим людям. После первого случая она перестала разговаривать, второго раза ее рассудок не вынесет.

– Я люблю ее, она это поймет…

– Но ей нужно время. Возможно, много времени.

– Бедная малышка. Господи!

Против воли Джессика почувствовала жалость. Большой, сильный человек в растерянности потирал лоб дрожащими пальцами. Каков бы ни был барон Рено, дочь своего покойного брата он действительно любил.

– Арман… Если бы она к вам привыкла, если бы виделась с вами все эти годы, она бы… Но за два года она могла забыть вас. Сейчас я – это ее укрытие. Ее защита. Единственный человек, которому она доверяет. Послушайте меня, Арман. Мы взрослые, мы многое можем пережить и перетерпеть. Главное сейчас – Элисон. Ее интересы, ее здоровье. Я понятия не имею, что нам делать, но надо искать выход. Я умоляю вас, во имя маленькой девочки, которая дорога нам обоим, не наносите ей новый удар. Это слишком жестоко.

Арман устало улыбнулся.

– Джессика, не считайте меня чудовищем. Меня дети любят…

– Это не тот случай!

– …И я их очень люблю. Дети – самые лучшие люди на свете. Добрые, честные, прекрасные. А Элиза для меня – все. Вот увидите, через час она успокоится и забудет все свои страхи. Не волнуйтесь.

– Вы не понимаете! Она травмирована. Она больна. Вы ошибаетесь!

– Хватит! Это вы ошибаетесь! Теперь ваша очередь слушать. Я люблю девочку. Об этом нечего больше говорить. Я приму во внимание то, что вы сказали, и дождусь утра, чтобы мы смогли с ней заново… познакомиться и заново стать друзьями. Разумеется, я останусь ночевать здесь, потому что не могу допустить, чтобы вы с ней удрали у меня из-под носа.

– Я не собираюсь этого делать.

– Собираетесь, собираетесь! Вы страстная натура, Джессика, к тому же вы рыжая. Рыжие всего мира всегда совершают необдуманные поступки.

Джессика возмущенно фыркнула и саркастически бросила:

– Что ж, располагайтесь. Будьте моим гостем.

– Гостем? Между прочим, этот дом вам не принадлежит. Так что мы на равных. Утречком упакуйте вещи Элль, приготовьте мне все бумаги Франсуа, а потом мы уедем отсюда навсегда.

Она смотрела на него сквозь завесу слез.

– Вы не можете так… Я никогда не увижу ее?

– Франция – не Марс. Самолеты летают. В конце концов, вы ее тетя и в нашем доме всегда будете желанным гостем. Мама будет вам рада, я уверен. И что бы вы там ни говорили, ваши труды будут вознаграждены. С завтрашнего дня вы вернетесь к своей нормальной жизни, которой у вас наверняка не было последние полгода.

Она молчала, тупо глядя мимо Армана. Слезы текли по щекам, но Джессика их не замечала.

Нос распухнет… Девонька моя маленькая… Проснуться в своей постели и ничего не услышать… Топота ножек… пыхтения… Она воркует, как голубка, только много нежнее… Золото мое, Элли…

Зачем ей ее прежняя жизнь?! Зачем ей свобода, если рядом нет Элли?

– Джессика… Пожалуйста, не плачьте.

– Я не плачу.

– Я понимаю, вам тяжело. Вы привязались к девочке за эти полгода…

– Привязалась… Глупое слово. И не за полгода. Она росла рядом со мной. Она все, что у меня осталось. Моя единственная родня. Я не могу без нее!

– Мы оба знаем, что она уедет со мной. Завтра утром.

– Нет!

– Да. Извините, но разговор окончен. Я хочу взглянуть на нее еще раз, а потом заберу из машины вещи и найду, где тут можно поспать до утра хоть пару часов.

Она проводила его слепыми от слез глазами, не в силах больше спорить, убеждать, уговаривать…

Завтра ее жизнь закончится. Завтра солнце уйдет, останется глухая тьма и тоска. А где-то будет биться и метаться в слепом ужасе маленькая испуганная девочка с золотыми волосами, пронзительно и страшно кричать, не в силах при этом произнести ни единого человеческого слова. Будет плакать и забиваться в темные углы, будет стонать, и судороги станут сотрясать маленькое тельце…

Эта картина так живо предстала перед ней, что Джессика громко и отчаянно всхлипнула.

Она не может сдаться, не может! Элли ей дороже жизни, дороже души, дороже всего, что может быть дорого в принципе. Она просто не выживет без нее, особенно зная, как она страдает.

Одна, испуганная зверушка, одна среди чужих и страшных людей, одна среди холодных стен мрачного замка.

Дался ей этот замок, честное слово!

6

Арман Рено блаженно вытянулся под покрывалом, повернулся на правый бок и с нежностью вспомнил личико спящей Элизы. Он спал в гостиной, потому что зеленоглазая ведьма не разрешила ему лечь в детской. Элиза проснется и перепугается! Да она даже в младенчестве не боялась своего дядю Армана, только он мог ее укачать.

Постелил он себе сам, принял душ и вот теперь лежал на неудобном диване и ждал рассвета.

Малышке нужна любовь, ничего больше, а уж этого у семейства Рено в избытке. Все, что причиталось его маленькому брату Франсуа, упрямому мальчишке, теперь достанется ей, золотоволосой принцессе Элль, и она выздоровеет, непременно выздоровеет, дайте только срок.

И не будет никаких проблем, мадемуазель Лидель… Лидделл! Какие могут быть проблемы рядом с родными!

Эта рыжая красотка Джессика… Она просто не знает, как обращаться с детьми, вот и все. Жила себе спокойно, без семьи, без собственных детей, и вдруг получила на свою голову целый мешок забот. Нет, она молодец, заботилась о малышке, это видно, любит ее, переживает за нее, но опыта у нее маловато.

Завтра она увидит мастер-класс. Элиза признает его за несколько минут.

Он закрыл глаза и замер со счастливой улыбкой на губах. Начинается новая жизнь. Удивительно, еще рано утром он чувствовал свинцовую усталость во всем теле, не слышал пения птиц, не видел красоты окружающего мира, а сейчас, после долгого, нервного, выматывающего перелета и бестолковой, суматошной встречи он полон сил и бодрости. Даже спать не хочется.

Как они все будут рады! Мама, тетушка Кло, Жак, Амели, все-все-все. Элиза утонет в их любви. Она будет купаться в ней, и жар их сердец растопит ледяной панцирь горя и тоски, сковавший бедную девочку.

Интересно, а по-французски она все еще говорит? Может быть, прости Господи, даже к лучшему, что она временно потеряла речь, – во Франции сразу заговорит на родном языке, а не на этом лающем американском.

Джессика, впрочем, говорит вполне пристойно. У нее речь образованной женщины…

То ли жара была виновата, то ли нервное возбуждение, но спать Арман не мог. Он ворочался и так, и этак, но сон не шел.

Вдобавок перед ним стояло личико Джессики. Злые зеленые глаза, полные слез. Закушенные розовые губки. Отчаяние во взгляде. Медная буря волос.

Арман заворочался еще сильнее. Таких женщин, как Джессика Лидель… Лидделл, он видел только на картинах старых мастеров. Эти кольца волос, эта прозрачная кожа, это совершенное тело, чьи контуры так соблазнительно подчеркивал тонкий халатик, а потом и эта немыслимая футболка. Лучше бы она ее вообще не одевала – Арман кричал на нее, а смотрел только на соски, откровенно проступившие под тонкой и туго натянутой тканью.

У нее, как и у всех рыжих, должны быть нежно-розовые, очень светлые и маленькие соски. Где-то он об этом читал…

Арман резко откинул простыню и сел, учащенно дыша. Еще не хватало! Какое ему дело до сосков Джессики Лидделл! Завтра они с Элизой летят в благословенную Францию…

Сверху, со стороны детской донесся тихий и полный отчаяния стон. Арман похолодел при этом звуке, а потом сорвался со своего неудобного ложа и в три прыжка одолел лестницу на второй этаж. Стон повторился, и впопыхах Арман даже не обратил внимания, что доносится он из комнаты по соседству с детской… Он-то шел к Элизе!

А попал к Джессике. И замер на пороге, не в силах оторвать глаз от открывшейся картины.

Лунный серебряный свет заливал комнату потоками нереального, фантастического свечения, и в этом мягком сиянии было отчетливо видно, что щеки спящей девушки мокры от слез, а нежные губы некрасиво искривлены в беззвучном плаче. Джессика спала поверх одеяла, в той самой футболке и трусиках, не столько прикрывавших, сколько подчеркивавших красоту ее тела и совершенство форм.

При виде этого зрелища Армана Рено вновь залило волной желания. Он вспомнил ее плечи, стройные ноги, ее коралловые губки, ее невозможные, сияющие изумрудами глаза.

Довольно неосторожно с ее стороны спать в таком виде под одной крышей с незнакомым мужчиной. А если бы Арман оказался насильником?

…Он прижимает к себе хрупкие плечи, и отчаянно бьющееся под ним тело только распаляет его желание. Рыжие волосы – бурей по подушке. Утонуть в них, расплескать их сияющую медь, зарыться лицом, спасаясь от ударов маленьких кулачков…

…Упругая грудь напряжена, девушка выгибается в его руках, стонет от ярости и бессилия, но в этом стоне уже звучат и иные нотки. Желание вспыхивает в изумрудных, потемневших от ярости глазах. Дикая кошка, гибкая пантера, маленький леопард – и вот уже тонкие пальцы впиваются в его могучие плечи, а укусы превращаются в поцелуи, и общий жар тел расплавляет Вселенную вокруг них…

Какого дьявола он приперся к ней в комнату, да еще в одних трусах?

– Джессика?

Она снова застонала, слезы с новой силой заструились по ее бледному личику. Арман расслышал, как искусанные губы прошептали бессвязно и горько:

– Я не могу смотреть… Доктор, им не было больно?.. Элли, голубка, ты меня не узнаешь?.. Ей нельзя одной…

Ничто не могло больше удержать Армана от прикосновения к этой коже… к этим нежным щекам… к губам…

Смущало только одно: Джессика Лидделл крепко спала, а он – стало быть, он действительно превращался в насильника.

Он медленно провел пальцем по ее губам, а затем поднес палец ко рту. Ощутил соль. Соль ее слез.

Чувствуя нарастающую тревогу, приподнял руку девушки, отпустил.

Рука мягко и безвольно упала.

Джессика Лидделл была истощена и измучена сверх всякой меры. В любую из ночей ее тяжкий сон со слезами и кошмарами грозил перейти в сон вечный. И тогда малышка Элли опять осталась бы одна, да еще наедине со своей мертвой теткой.

Его прошиб холодный пот при мысли о таком исходе, потом он разозлился, а еще потом расстроился.

Нельзя же ее оставлять одну, в таком-то состоянии? Но и ухаживать тут за ней…

Арман вздрогнул, потому что Джессика вдруг перевернулась набок, вцепилась в его руку и со вздохом облегчения прижалась к ней мокрой от слез щекой. Дыхание ее постепенно стало ровным, на высоких скулах проступил легкий румянец.

Арман стоял на коленях возле кровати и чувствовал себя одновременно полным идиотом – и необыкновенно счастливым человеком. Точно птица заснула на ладони…

Так он провел около часа, боясь потревожить сон Джессики, а потом осторожно высвободил онемевшую ладонь, придержав спящую девушку за плечо…

…и коснувшись при этом ее тела, как же иначе?

Его пронзило молнией. Ударило током. Затрясло в лихорадке. Обожгло лавой, ошпарило кипятком.

Ни одно сравнение не передавало и сотой доли истинных чувств, обуревавших Армана Рено. Он хотел эту женщину так, что разум отказывался работать, стыдливо уступая место инстинктам, здоровым, могучим и не обремененным условностями.

Арман Рено торопливо вернулся на свое осиротевшее ложе, натянул простыню до самого носа, а затем проделал необходимые операции для снятия сексуального напряжения: насчитал полторы тысячи овец с черным ухом, извлек квадратный корень из заведомо сложного интеграла, припомнил по именам всех Рено с семнадцатого века включительно, рассчитал в уме примерную сумму инвестиций, потребных для реставрации одной из старейших давилен в Руайя…

На рассвете Арман Рено заснул.

Он проснулся, словно от толчка, и некоторое время лежал, пытаясь понять, где находится. Наконец, вспомнив, вскинул запястье к глазам. Половина седьмого. Пора вставать.

Арман Рено прислушался – и похолодел. В доме было абсолютно тихо, как будто… как будто…

Как будто здесь не было больше ни одной живой души, кроме Армана Рено!

Желудок свернулся в комок. Он уже видел очами души своей пустую детскую, наспех выдвинутые полки детского шкафчика…

Судорожно подтянув трусы, барон Рено бросился по комнатам в поисках людей. Первая же дверь по коридору вела в спальню Джессики. Несомненно. Ее футболка лежала на постели. Единственная вещь. Все остальное исчезло. В комнате царил хаос, так, словно…

Так, словно в этой комнате спешно собрались куда-то и удрали!

Он метнулся по дому с криком: «Мадемуазель Лидделл!!! Джессика!!! Черт!!!», и это было последнее членораздельно произнесенное слово. Дальше из его груди вырывалось только рычание, смешанное с глухим стоном. Если она сделала это, рыжая тварь, ведьма, американская шлюха…

– Господи, что происходит?!

Он остановился, словно налетел на невидимую стену. Судорожно схватил ртом воздух и стал медленно приваливаться к стенке. Сердце билось почему-то в ушах.

Джессика стояла в дверях, видимо, кухни и изумленно смотрела на полуголого, всклокоченного мужчину с необыкновенно бледным лицом. Она была очень красива, Джессика Лидделл. И очень встревожена.

А потом Арман перевел глаза ниже и увидел две тонкие ручки, крепко обхватившие ногу Джессики. И серьезное, испуганное личико пятилетней девочки, с недетским ужасом смотревшей на него из-за ноги своей тети.

Черные глазенки были полны слез. Нежные губки некрасиво кривились. Синие тени под глазами стали глубже, золотые кольца волос разом развились и обвисли. Принцесса Элль, смертельно испуганная, дрожащая, затравленная, с диким ужасом смотрела на своего родного дядю, видя в нем исключительно угрозу для своего маленького сиротского мирка.

– Все в порядке, красотка Элли. Не пугайся и не плачь. Вот какой шум твой дядя поднял! Наверное, ему приснился плохой сон…

Чья бы корова мычала, ошарашенно подумала часть мозга Армана Рено. Плохие сны скорее по вашей части, мадемуазель… А сны Армана Рено, наоборот, вернее было бы отнести к ХОРОШИМ снам. Насыщенным таким снам, содержательным. После таких снов подростки обычно просыпаются с мокрым пятном на простыне, а потом отцы рассказывают им про секс…

Элиза не сводила черных угольев глаз с опасного чужака. Было видно, что звуки голоса Джессики ее успокаивают и придают хоть немного уверенности, но это выражение на лице маленькой девочки было невыносимо.

Арман почувствовал нечто, очень напоминавшее раскаяние.

– Я… я думал… я решил, что вы ее забрали.

Она вспыхнула.

– Я же сказала, что не собираюсь этого делать.

– Но ваша комната… Там такой хаос…

– Там всегда так. У меня не хватает времени на уборку. Что вы творите, Арман! Вы ее до смерти перепугали. Хорошо вы начинаете знакомство, нечего сказать.

С этими словами она подхватила Элисон на руки и понесла в кухню, шепча что-то ласковое ей на ушко. Потом из кухни донеслась тихая песенка, слов Арман не разобрал, а потом детский прерывистый вздох.

Арман с облегчением вздохнул. Вроде обошлось.

Bien, барон! Вы неподражаемы. Прекрасное начало большой дружбы с маленькой племянницей.

Он неловко потоптался в коридоре и рискнул войти в кухню, вернее, осторожно встать на пороге. Элиза сидела за столом и с интересом наблюдала за Джессикой, а та кружилась и напевала что-то очень веселое и нежное.

Девочка очень бледна и худа, это сразу бросается в глаза, однако все равно красавица. Эти золотые локоны в сочетании с черными глазенками прелестны.

Одета аккуратно и со вкусом, надо набавить ее рыжей тете еще один бал. Голубое платьице, белые носочки, удобные туфельки… Арман мог на глаз определить, что детские вещи куплены в хорошем магазине и стоят недешево. Рыжей пришлось нелегко, дети в наше время – удовольствие накладное.

Он уже открыл рот, чтобы спросить, можно ли ему позавтракать с дамами, но яростный взгляд изумрудных глаз заставил его промолчать. Не переставая кружиться, Джессика пропела в ритме песенки:

– Просто стойте на месте. Очень тихо.

Он глупо кивнул, чувствуя себя полным идиотом. Все, в чем она его вчера обвиняла, подтвердилось. Несдержанный, грубый эгоист, не умеющий вести себя с детьми. Уж теперь она наверняка не доверяет ему.

Чувствуя настоятельную потребность сказать хоть что-то, он промямлил:

– Как вы спали?

Она только возмущенно взглянула на него. Вообще-то она этого не помнила, потому что ночь была каким-то странным сплетением кошмаров и беспросветной тьмы – к этому Джессика уже привыкла за полгода. Обычно помогали таблетки, которые ей выписали в лечебнице, но вчера она их не выпила, поэтому дико болит голова. В любом случае, это не касается Армана Рено!

– Стойте там, кому сказано! Элли, посмотри, какие смешные сосиски! Это будут поросята, а мы с тобой будем их пасти на зеленой тарелочке… Стойте на месте, черт бы вас побрал!

Элли недоверчиво разглядывала пузатые розовые сосиски, а потом взяла одну руками и стала есть. Словно зверек, с горечью подумал Арман. Дикий зверек, понятия не имеющий о приличиях. Неужели все это последствия психической травмы?

– …Вот какая Элли умница! А теперь молоко с медом, чтобы были румяными щечки. И я с тобой за компанию. Ложечку мне… ложечку тебе… ложечку мне… ложечку тебе… Сядьте на стул, не торчите столбом… Ложечку тебе… Вы же кажетесь ей волосатым чудовищем… Ложечку мне… А великанов мы боимся, особенно великанов без штанов!

Строго говоря, сама Джессика тоже чувствовала себя крайне неуверенно при виде этого могучего торса, широкой груди, покрытой завитками жестких волос, длинных стройных ног атлета, а самое главное, при виде узких плавок, не скрывающих, а, скорее, подчеркивающих все, ну то есть абсолютно все достоинства Армана Рено.

– Еще ложечку… Я передумала, не садитесь, тихо уйдите и оденьтесь… А теперь вытрем губы салфеткой, как я учила тебя!

Арман почти уполз из кухни, а Джессика только сейчас поняла, какое напряжение охватило ее в присутствии незваного гостя. Она посмотрела на Элисон и увидела, что черные глаза опять полны слез. Девочка смотрела на дверь и с трудом сдерживала плач.

В следующие несколько минут Джессика довольно успешно изображала по очереди всех артистов цирка и смогла немного отвлечь Элли от мыслей об опасном незнакомце, а потом вновь появился Арман. Надо признать, он выглядел сногсшибательно. Белая рубашка оттеняла загар, черные брюки были безукоризненно отглажены.

Он усвоил урок и теперь просто сидел и смотрел на Элисон немного искоса, чтобы не встревожить ее прямым взглядом в упор. С немым и безбрежным счастьем во взоре черных огненных глаз.

А Джессика Лидделл исподтишка разглядывала его и дивилась тому, как одно его присутствие превратило ее, взрослую, уравновешенную, много пережившую женщину, в расплавленное желе. Что с ней творится? Откуда этот жар и холод, откуда слабость в ногах, откуда дурацкая улыбка?

В этот момент она поняла, что Арман повернулся к ней и внимательно за ней наблюдает. Его взгляд был еще хуже. Словно к сложенному хворосту поднесли спичку. Огонь вспыхнул где-то внизу живота и стремительно понесся по жилам, заставляя кровь бурлить и кипеть, плавя кости и мышцы.

Арман вздрогнул и отвел от нее взгляд. Потом жесткое лицо смягчилось, он наклонился вперед и тихо прошептал по-французски:

– Привет, красавица. Здравствуй, золотая Элль!

Его улыбка была такой… такой… У Джессики забилось сердце, а глаза немедленно наполнились слезами. Она уже знала, что сейчас произойдет. И когда Элисон с истерическим животным визгом бросилась к ней на руки и забилась в конвульсиях, когда ее начало бурно тошнить только что съеденным завтраком… Джессика старалась не смотреть на искаженное ужасом лицо Армана Рено. Ей было его искренне жаль.

Она нежно гладила золотые кудряшки и шептала орущей девочке на ухо:

– Это твой дядя Арман, маленькая…

– Опустите ее на пол.

Арман нахмурился, но Джессика больше не боялась. Она спокойно и очень тихо произнесла:

– Если я сейчас опущу ее на пол, она описается и начнет биться об пол, хватая меня за руки и за ноги. Вы этого хотите? Вы должны понять, Арман, что это не капризы и не избалованность. Это – болезнь, и на ее излечение требуются тонны, километры, моря любви, а не рациональный подход к воспитанию!

Арман поджал губы, но смолчал. Джессике было его жаль. Нелегко прирожденному лидеру оказаться в такой ситуации.

Он тихо и недовольно заметил:

– Все идет не так гладко, как я думал.

– Я вас предупреждала. Сами видите, ее нельзя просто забрать, когда она в таком состоянии.

– Да. Нельзя. Можно, я кофе выпью?

– Конечно. Только не делайте резких движений. Арман?

– А?

– Не расстраивайтесь. Дайте ей время.

– И сколько? Час? Неделю? Год, вечность?

Джессика опустила голову. Может быть, и так. Однажды Арману наскучит это, он признает свое поражение и уедет, а они с Элли останутся вместе. Ничто не будет им угрожать.

Очень жаль Армана Рено, но правде надо смотреть в глаза.

– Я не знаю, Арман. Правда, не знаю.