Текст книги "Опасный роман"

Автор книги: Сандра Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Ты проверял его перед тем, как…

– Я знаю, что там не хватало патронов. Сколько точно – понятия не имею. Да это и не важно. Из него стреляли, и стреляли недавно. Магды нет в живых уже восемь лет. Не мог же запах сохраняться столько времени.

– Разумеется, нет. Черт, значит, она?

– Не знаю. Не верю. Не хочу верить. Хотя, ты говоришь, у нее была истерика…

– Джерри, она может быть либо истеричкой, либо хорошей актрисой. В первом случае она вряд ли смогла бы убежать после того, что сделала, во втором… во втором я получаюсь полный идиот. Надо было сразу проверить ее сумочку…

– Нет времени сокрушаться. Она мне дорога, Дон, а от смерти сыновей Дункана мир ничего не потерял. Уведи ее на болота и жди от меня вестей.

– Хорошо, босс. Только ты все-таки поосторожнее со стариком. Он ведь бешеный.

– Я тоже. Когда-то был.

Дон и Раш быстро взглянули друг на друга. Тысячу лет назад, когда оба они были молоды и беззаботны, лейтенанта Джереми Раша называли Бешеным. Сержант Фергюсон, его закадычный дружок, заслужил кличку Змий. За мудрость и выдержку, которых не было у его друга Бешеного…

Это было тысячу лет назад.

Дон коротко кивнул и вышел не оглядываясь. На пороге гостиной показалась Лили Норвуд. Она была бледна, и глаза у нее покраснели, но в целом она выглядела вполне спокойной. Раш с удовольствием окинул ее взглядом. Какая женщина! Другая бы скулила и ныла, а эта собралась и держится, держится, несмотря на чудовищные подозрения, на перспективу провести несколько дней в лесной чаще, наедине с вечно пьяным и чертовски невежливым мистером Фергюсоном…

Она вдруг кинулась к Рашу и изо всех сил обняла за шею. Он растерянно целовал ее щеки, глаза, губы, гладил пышные рыжеватые волосы, а потом отстранил от себя и твердо сказал:

– Ничего не бойся. Все будет нормально. Дон тебя защитит, а я скоро приду за тобой.

Она кивнула и пошла к двери. Возле двери остановилась и обернулась.

– Я хочу, чтобы ты знал. Я люблю тебя.

Прошло уже несколько минут с тех пор, как Дон и Лили ушли из усадьбы, а Джереми Раш все сидел в задумчивости у холодного камина. В себя его привел едва слышный смешок.

У любого другого человека этот смешок вызвал бы дрожь в коленях и желание перекреститься, но Джереми Раш только досадливо поморщился.

– Опять подслушиваешь? Королевы так не поступают.

Тишина.

– И не злорадствуй. Тебе все равно придется к ней привыкать. Когда все уляжется, она будет хозяйкой.

Презрительное фырканье. Тишина.

– Иди. Ты хорошая девочка.

Тишина стала еще тише.

Джереми Раш закинул руки за голову и с хрустом потянулся. Если бы его кто-нибудь в этот момент видел, то сильно удивился бы…

За все дни, что она гостила в доме Раша, Лили так и не удосужилась погулять по настоящему дикому лесу, и теперь пребывала в состоянии подавленности, восторга и ужаса одновременно.

Она покорно пробиралась вслед за Доном Фергюсоном, а тот шагал себе и шагал, словно под ногами у него была твердая тропа. Огромный тесак в его руках равномерно взлетал и опускался, и сочный хряск разрубаемых стеблей и веток неприятно напоминал Лили фильмы ужасов, в которых действуют маньяки с топорами.

Лили была слишком занята тем, чтобы не споткнуться и не упасть, и потому не успевала подумать о чудовищном обвинении, которое ей грозило. Впрочем, Лили вовсе не горела желанием гадать, кто убил братьев Малкехи. С нее было достаточно и того, что она точно знала, кто их неубивал.

Она покорно шла за Доном Фергюсоном и понятия не имела о том что в эту самую секунду он ею искренне восхищается.

Ну и девка, думал Дон. Ломится сквозь чащу в своих карамельных кроссовках, даже не пикнет, а ведь мы идем уже больше часа. Надо бы дать ей отдохнуть…

– Эй! Привал!

– Вы устали, мистер Фергюсон?

– Чего-о?

– Раз привал, значит, устали. Впрочем, оно и понятно, вы уже не так молоды, да еще алкоголь… Я читала, что он затрудняет работу легких и сердца, поэтому вы так быстро запыхались…

Дон Фергюсон задумчиво посмотрел на сучковатую палку, которую он несколько минут назад подобрал, намереваясь предложить мисс Норвуд в качестве опоры при ходьбе. Теперь у него появилось страстное желание стукнуть ею мисс Норвуд по голове. Останавливало его только усвоенное с детства правило: девочек бить нельзя, потому что они ябеды.

– Вообще-то я решил, что это вы устали.

– С чего бы? Прогулка по лесу – моя мечта. Даже в вашем обществе.

– Ага, а вы предпочли бы общество Раша? Стихи, разговоры о ботанике…

– Он ваш друг. Или у меня неправильная информация?

– А что такого я говорю?

– Вы над ним смеетесь, а это нечестно. Он калека, и не по своей вине.

– Мисс Норвуд, но ведь и не по моей. Джерри нормальный взрослый мужик. Мы с ним дружим достаточно давно и знаем друг про друга достаточно много, чтобы не сюсюкать и не замирать в восхищении при появлении друг друга. В этом нет неуважения. Итак, отдыхать вы не хотите?

– А далеко еще?

– Почти столько же по времени, но дорога будет попроще. Пошли?

– Пошли. Только… мне надо… Я немножечко отстану…

Дон подавил смешок, рвавшийся наружу, и невозмутимо сказал:

– В кустах прячутся разные… звери, а в высокой траве – змеи. Они безобидны, если на них не наступать… и не садиться.

Лили вспыхнула, но невыносимый Дон Фергюсон уже двигался вперед.

Через пару минут она догнала его и снова пошла след в след. Странно, но сообщение о змеях, которых она обычно боялась панически, почти не взволновало Лили. Никакая змея, на полном серьезе думала Лили Норвуд, не пожелает оказаться рядом с Доном Фергюсоном.

Раш услышал звук подъезжающей машины задолго до того, как сама машина показалась за деревьями. Огромный бронированный джип рычал, как разъяренный лев. Раш усмехнулся и поднял с пола книжку. Стихи Киплинга.

Дункан Малкехи терпеть не мог книг. Уверял, что все писатели – придурки. Раша это утверждение всегда веселило.

Еще несколько минут ожидания, затем громко хлопнула дверца, и на дорожке возник смерч. Смерч ворвался в гостиную, опрокинул стул, разбил вдребезги напольную вазу и прогремел:

– Где эта ваша девка?!!

Раш невозмутимо заложил страницу кожаной закладкой и поднял голову.

– Строго говоря, это вашадевка. Добрый день, Дункан.

Дункан Малкехи потрясал воображение. Рыжий, огромный, он почти упирался головой в потолок. Громадные кулаки судорожно сжимались и разжимались, маленькие серо-голубые глазки были налиты кровью. На безутешного отца, только что потерявшего двоих сыновей, Малкехи похож не был. Скорее, на дикого вепря, у которого из-под носа увели добычу – чем там питаются дикие вепри?

– Какой, к дьяволу, добрый! Ты что, смеешься? Мои парни лежат в моем собственном доме, у Гарри дырка в груди, а у Базза снесено полбашки. Ты называешь это добрым днем? За мной охотятся полиция, три шерифа и уйма налоговых инспекторов, черномазые взбунтовались на прииске святой Маддалены, конкуренты почуяли, что у меня неприятности, и обстреляли бар в Макомбе – это ты называешь добрым днем?!

– Полагаю, большая часть этих неприятностей началась не сегодня.

– Пис-сатель! Убийство моих сыновей он называет неприятностью.

– Дункан, я вам соболезную, но с общечеловеческой точки зрения совершенно не испытываю скорби. Мы оба с вами знаем, что они у вас были не очень…

– Ладно, Раш. Не зарывайся. Раз мы оба знаем, то и говорить не о чем. Они были моими детьми. Я баюкал их в детстве и носил на закорках, учил их кататься верхом и возил с собой на прииски…

– Лучше бы вы отправили их в колледж. Бросьте, Дункан. Давайте к делу. Какого черта вы сюда приехали, разбили вазу и орете на меня?

– Потому что это ты во всем виноват. Ты привез сюда эту сучку

– Фи, мой друг, она все-таки дама. И привез я ее по вашему указанию. Если бы не ваш неуместный приступ сентиментальности, мисс Норвуд сидела бы в своей Англии и знать про вас ничего не знала.

– Я хотел ее найти, чтобы дать ей то, что ей причиталось. Какого черта она убила моих парней?

– Честно говоря, зная ваших парней, думаю, что это была самооборона, но если вы хотите более обоснованного ответа… Может, она оказалась умнее, чем вы думали?

– Я вообще не думал, это твоя задача. Я изложил тебе факты, а ты загорелся.

– Я люблю романтические истории, виноват. Грешен, можно сказать. Да и вы, Дункан, тоже не так уж меркантильны. Завещание, небось, уже переписали? Учли дочку?

– Не твое дело. Завещание завещанием, а только теперь я ее убью. Давай ее сюда.

– Не могу. Ее здесь нет.

– Врешь!

– Не вру. Хотите – обыскивайте дом.

Дункан некоторое время сопел, потом вытащил что-то из кармана и швырнул на колени Рашу.

– Ты это у нее видел? Лежало рядом с Баззом.

Раш смотрел на газовый шарф, расшитый золотыми бабочками и листьями папоротника. Впрочем, сейчас это была всего лишь бурая от крови тряпка.

Она сказала, что видела их живыми, а потом уехала…

И тем не менее шарф ясно указывает, что она была там в момент убийства.

Скверно, очень скверно для Лили Норвуд.

– Это ее вещь. Она вчера в ней была. Дункан, мне жаль, но я действительно мало знаю. Поговорили бы с ней сами, но только когда успокоитесь.

– Успокоюсь? А как я могу успокоиться? Эта тварь, которую я собирался озолотить, убила моих мальчиков, хладнокровно застрелила их и уехала.

– Эта тварь – ваша дочь.

– Что? Да при чем тут… Ладно, не время! Раш, если ты не хочешь, чтобы я разнес всю эту халупу по бревнышку, скажи, куда она делась. Я не буду ее убивать сразу, это я обещаю. Я просто посмотрю ей в глаза и спрошу, зачем она это сделала.

– Поскольку вы уверены, что она сучка, могли бы догадаться сами. Сучка должна быть жадной и алчной. Если она ваша дочь, значит, может рассчитывать на одну треть вашего состояния. Если ваши сыновья мертвы, ей достанется все. Конечно, при условии что она действительно сучка…

Дункан неожиданно хищно ухмыльнулся и покрутил перед носом Раша громадным грязным пальцем.

– Сразу видно, что ты писака, и в башке у тебя одни бредня пополам с охами и вздохами. Раз уж она так здорово все придумала, на кой черт ей оставлять в живых свидетеля? Сондерса? И потом, неужели она рассчитывает, что теперь я ей хоть что-то…

– Если вы еще не изменили завещание – а вы не могли успеть сделать это, – то запросто.

– Каким образом?!

– Очень простым. Убив вас. После гибели всех Малкехи она останется единственной наследницей, разве не так?

– Ты ее вроде защищал?

– Дункан, я предоставляю вам полную свободу мысли и действия. Я писатель, инвалид, одинокий человек. Мой удел – сочинение историй, похожих на жизнь. Я эту жизнь изучаю, учусь у нее неожиданным поворотам сюжета, использую различные ситуации. Человек Джерри Раш очень неплохо относится к девушке Лили Норвуд, но то, что я вам рассказал, вполне имеет право на существование. Это не вымысел, а одно из возможных объяснений ситуации. Это может оказаться правдой – или ложью. Для того чтобы это выяснить, вам и надо успокоиться, найти Лили и поговорить с ней. С вашим знанием жизни и людей…

– Заткнись. Где мне ее искать? Куда она делась? Подпола у тебя нет, чердака тоже. Значит, ушла из дома. Машины твои на месте, значит, ушла пешком. В лес. Одна? Нет, конечно. С кем? Твоя пышка Герти боится даже в сад лишний раз выйти, а Дьяволица скорее придушит любую женщину, оказавшуюся рядом с тобой. Остается всего одна кандидатура. Бывший легионер, знаток джунглей, сильный и отчаянный парень, у которого за плечами целая жизнь…

– Я бедный больной инвалид, вы что, забыли? По лесу трудно ездить на кресле.

– Во-первых, на лошади не трудно. А во-вторых, я имел в виду не тебя, а твоего косорылого дружка. Дона Фергюсона.

– С чего вы взяли, что он должен сопровождать мисс Норвуд в ее прогулках по лесу?

– Раш, я ведь не идиот. Во-первых, я прекрасно знаю твою манеру изъясняться. Ты ловко болтаешь языком. Ни одного слова неправды, ни одного прямого подтверждения или опровержения. Во-вторых, скажи, пожалуйста, долго бы я продержался, если бы не имел привычки быть в курсе всего, что происходит на моей территории? Твой Фергюсон покупал самогон у мамаши Соммерсби, твой Фергюсон встречал мою… доченьку, будь она неладна, в аэропорту, раздолбанный драндулет твоего Фергюсона видели едущим сюда, но не видели едущим отсюда. Мне сходить поискать в гараже? А уж кто лучше твоего Фергюсона знает эти места, я и не представляю. Сходится?

– Вы стреляный волк, Дункан, но мистер. Фергюсон не тот человек, которого можно напугать диким криком и простыми угрозами.

– То есть ты рекомендуешь взять с собой пушку? Не волнуйся, я с ней не расстаюсь последние тридцать лет. Но мы можем обойтись без стрельбы. В конце концов, это наше с девчонкой дело, зачем вам в него лезть? Ты поедешь со мной и будешь парламентером. Я заберу ее, а вы с Фергюсоном останетесь. Шум нам всем ни к чему.

Раш мрачно смотрел на старого бандита. Дункан Малкехи, несмотря на свое эффектное появление в доме, вовсе не производил впечатления невменяемого. Он был спокоен… как удав. Он все рассчитал абсолютно правильно, и, стало быть, Лили и Дон в большой опасности.

– Мистер Малкехи, а если я откажусь?

– Я пойду в лес сам, прикончу твоего дружка и заберу девку. Потом сожгу твой дом, а тебя заставлю ползти до Макомбе на брюхе. Устраивает?

– Нет. Но и ехать я тоже не хочу. Мне не улыбается продираться сквозь заросли на костылях. Я разучился на них ходить. К тому же по болоту на них вообще не пройти…

В глазах Дункана блеснул зловещий огонек.

– Значит, они пойдут на заимку Фергюсона? Через болото? Это меняет дело. Я обойду их с юга и приду попозже. Скажем, завтра к вечеру. Они подуспокоятся, перестанут вздрагивать от каждого шороха…

– Мистер Малкехи!

– Мистер Раш. Сиди дома, сынок. Видит бог, к Фергюсону у меня нет никаких претензий. Если он будет умен и сообразителен, то все кончится хорошо. Отдыхай.

С этими словами великан повернулся и шагнул на залитую вечерним солнцем террасу. Огромная тень на мгновение перекрыла окна, раздался топот грузных шагов, а потом все стихло. Раш, нахмурившись, посмотрел ему вслед, решительно тряхнул головой.

– М'денга! Собирайся. Мы едем в лес.

В коридоре шевельнулась тень чернее самой тьмы. Раш задумчиво протянул:

– Кстати, у Дункана Малкехи есть пес. Ирландский волкодав, если не ошибаюсь. Как он ухитрился проворонить убийцу, кто бы он ни был…

Тьма не ответила.

Когда заросли кончились, началось болото. К этому времени Лили уже довольно слабо соображала и просто машинально шла вслед за Доном. Болото выглядело довольно мирной зеленой полянкой. Удивляло только то, что на полянке никого не было, даже птиц.

Лили продралась сквозь кусты и остановилась на самом краю зеленой лужайки. Кроссовки печально хлюпнули. Джинсы были мокрыми до колен, футболка приобрела очень камуфляжный вид, хотя с утра была светло-желтой. Лили устало провела рукой по лицу, разом уничтожив целую семью мошек, вознамерившихся пообедать ее кровью.

Дон Фергюсон выглядел абсолютно свежим и ничуть не уставшим. На смуглом хищном лице застыло благостное выражение.

– Смотрите, куколка, какая красота крутом.

– Ага.

– Не «ага», а красота. Это вам не цветник с астрами.

– Астры тоже красивые.

– Не спорю. Кому что нравится. Понимаю, сегодня не лучший день для знакомства с девственной Африкой, но все же обратите внимание – настоящий девственный лес. Здесь проходило от силы человек пять. Не считая местных, конечно.

– Интересно. Дайте воды.

– Вот, возьмите. Должен вам сказать, вы неплохо держитесь. Барышни в этих местах вообще редкость, ну а такие… Мы прошли километров семь.

– Мало.

– Если по асфальту, то мало. По лесу – даже чересчур. На такую экскурсию требуется обычно день, иногда два.

– Мистер Фергюсон, вы не обижайтесь, мне не хочется разговаривать.

– Я знаю. Потому и болтаю. Иначе вы упадете и заснете. Терпите. До моего бунгало осталось немного.

– Вроде не очень сложно добраться…

– Когда будем возвращаться, я пушу вас вперед. Возьмете свои слова обратно на десятом метре дистанции.

– Вы же прорубали просеку. Нас можно найти по ней.

– Вы невнимательны. Я не прорубал, а подрубал. В здешнем климате ветви отрастут за ночь. Конечно, будь вы толстой теткой с необъятной… хм… одним словом, за нами почти не осталось следа. Разумеется, человек с опытом легко пройдет по нашим следам, но я что-то сомневаюсь, что Дункан Малкехи станет искать проводника. Сам он здесь не заблудится, но следы читать не умеет.

Лили с некоторым интересом посмотрела на Фергюсона.

– Можно подумать, вы к нему испытываете симпатию.

– Я не испытываю к нему ненависти. Это разные вещи.

– Почему? Он же преступник.

– Я и сам не святой. Вся моя жизнь, если задуматься, сплошное отклонение от норм, правил и законов. Даже легион… Он ведь вне закона во многих странах.

– Вы преступали закон?

– А вы в этом не сомневаетесь?

– Нет. То есть… почему мы с вами никогда не разговариваем нормально?

– Потому, что вы все время защищаетесь.

– А вы?

– И я тоже. Я не привык разговаривать с женщинами.

– Презираете нас?

– Нет. Не знаю – и опасаюсь.

– Вы не похожи на человека, который опасается хоть чего-то.

Кривая волчья ухмылка была Лили ответом.

– Не боятся дураки и дети. Нормальный человек боится неизвестности.

– Вы никогда не общались с женщинами?

– Мисс Норвуд, вы умеете задавать прямые вопросы, это надо признать. Что ж, в таком случае вы сможете выслушать такой же прямой ответ. Я общался с женщинами. Спал с ними. Иногда одну ночь, иногда десять. Никогда не оставался навсегда. Не брал обязательств и не давал обещаний.

– Почему?

– Считал, что не имею на это права. Я в армии с семнадцати лет. Спецназ, наемные войска, легион, охрана. У меня нет дома, нет места, где меня ждут. Своей женщине я мог бы предложить только одинокие ночи и полную неизвестность. Солдат удачи не хоронят с почестями. Чаще всего их вообще не хоронят.

– Джереми тоже служил.

– Он пошел в легион от пресыщенности. Я – от голода. Да-да, не смейтесь. Там хорошо платили,только и всего. Раш шел за романтикой, я за деньгами. Он из хорошей семьи, окончил колледж, собирался в университет. В его кругу было принято драться по-честному и до первой крови. Я вырос там, где в драке главное – не упасть на землю. Упадешь – забьют ногами. Раш учился драться, я учился не драться. Я больше ничего на свете не умел.

Лили вздохнула.

– Мистер Фергюсон… Давайте пойдем, а? Или я упаду и больше не встану. Я не такая уж и выносливая.

– Вы то, что надо. Потерпите. Отеля «Хилтон» я вам не обещаю, но крыша там есть, и дрова сухие, а жрат… поесть я взял с собой.

И они пошли.

Полянка оказалась зыбкой пленкой из травы и ряски. Под ней лежал бездонный и страшный мир африканского болота, над ней вились только комары. Фергюсон ориентировался на неприметные сучки, загнутые ветви деревьев и кустов, плоские камушки, покачивающиеся на поверхности болота. Один раз он оступился, и его нога тут же ушла в трясину. Страшно выругавшись, он стремительно вытащил ногу, и Лили едва не заорала, увидев громадную пиявку, присосавшуюся к колену ее проводника. Сам Фергюсон реагировал на нее очень буднично, просто достал зажигалку и прижег скользкую тварь. Пиявка сжалась в черный блестящий шарик и отвалилась. Лили шумно выдохнула, а Фергюсон холодновато заметил:

– Не жду от вас подобных подвигов, но на всякий случай запомните: здесь лучше никого от себя не отрывать. Эти твари любят откладывать личинок в ранку. Если отодрать эту пиявку, через пару часов может распухнуть вся нога.

– Ужас какой!

– Это жизнь. Они здесь живут по своим законам. Мы с вами просто гости, причем непрошеные.

Еще несколько мучительных минут – и впереди забрезжил просвет. Вернее, наоборот. Впереди стояла стена камышей, за ними оказалось небольшое пространство чистой воды, а потом уже твердая земля. Лили с рекордной скоростью достигла берега и рухнула на песок, глотая воздух и ощущая, как тошнота толчками подкатывает к горлу.

Фергюсон сел рядом, разулся, внимательно осмотрел свои ноги, носки и ботинки, затем решительно взял Лили за ногу. Она воспротивилась бы, если бы у нее были силы, но сил не было. Сильные жесткие пальцы быстро пробежали по коже, странно чувствительной после многочасового пребывания в сырости. Осмотрев таким же образом и вторую ногу, удовлетворенный Дон Фергюсон немедленно потерял к девушке всякий интерес и ушел в хижину, которая на первый взгляд казалась грудой беспорядочно наваленных сучьев и сухой травы. Через пару минут над крышей заструился полупрозрачный дымок. Лили лежала на песке и думала, что все-таки зря она поддалась импульсу поехать в Африку.

Бред какой-то. Несколько дней назад она носила твидовую юбку, ездила на велосипеде в магазин и на машине в библиотеку. Кошка мурлыкала вечером у камина, и вся жизнь на много лет вперед была известна и понятна.

Теперь она лежит посреди африканской чащи, мокрая, усталая и грязная. Ее преследует и хочет убить человек, которого она очень недолго считала своим отцом. Ее обвиняют в убийстве двух человек. И даже те, кто взялся помочь ей, не слишком верят в ее невиновность…

– Мисс Норвуд? Не спите? Пошли выпьем и согреемся.

– Опять ваше пойло? Ни за что!

– Зачем? Чай закипает. Самогон здесь на вес золота. Кстати, если будет знобить или с животом почувствуете нелады – скажите. Если с самого начала хватануть полстакана, никакая малярия-дизентерия не страшна.

– Еще бы! Им в самый раз клопов морить. Можно вас попросить…

– Желание леди – закон.

– Зовите меня по имени. По-моему, очень глупо обращаться посреди леса к мокрой и грязной девице «мисс».

– Отлично. Значит, Лили. Тогда уж и вы меня. Когда вы говорите «мистер Фергюсон», я все время вспоминаю свою первую учительницу.

– Она звала вас «мистер Фергюсон»?

– Она звала меня «паршивый мальчик», но интонация – одна в одну.

– Я больше не буду. Простите меня.

– Ничего. Не растаю, не сахарный.

Они сидели босиком на теплом песке и пили чай из жестяных кружек. Снаружи кружки были черными от копоти, а чай напоминал деготь цветом и консистенцией, но Лили почувствовала себя значительно лучше. Теперь ей хотелось говорить. И слушать. Она еще не все для себя выяснила.

– Мистер Фергюсон, то есть… Дон!

– Да?

– Вы так и не договорили. Дункан Малкехи вам симпатичен?

– Нет. Не так. Видите ли, за свою довольно-таки насыщенную и долгую жизнь я встречал невероятное количество ублюдков и негодяев. Большинство из них изо всех сил старались произвести впечатление приличных людей, что было еще гаже. Дункан Малкехи, сколько я его помню, никогда этого не делал. Не лез в политику, не занимался благотворительностью на людях, не изображал из себя сливки общества. От него всегда знаешь чего ждать, хотя, как правило, это просто пуля.

– Вы хорошо с ним знакомы?

– И да, и нет. Я после легиона мотался по всей Африке. Знающие люди хотели меня сосватать Малкехи в охрану, я не согласился.

– Это ведь хорошие деньги…

– Здесь говорят: люди Малкехи всегда живут красиво. Но недолго. И потом, есть деньги, а есть деньги.

– Вы же сами вчера утверждали, что они не пахнут.

– Разве вам требовалось сделать что-то плохое, чтобы получить наследство? Переспать с кем-то, продать… убить?

Лили закусила губу и отвернулась. Потом глухо сказала:

– Вы ведь тоже не верите, что я их не убивала. Даже Джереми…

Она не договорила, плечи ее дрогнули. Пережитый кошмар навалился вновь, мешая дышать и соображать. Именно поэтому Лили и не видела, с какой жалостью смотрит на нее широкоплечий кряжистый мужчина со шрамом на щеке. Потом он вдруг решительно взял ее за плечо и притянул к себе, заставляя посмотреть прямо в глаза.

– Эй, куколка, послушайте-ка меня и бросьте истекать жалостью к себе любимой. Я видел тысячу смертей и тысячу убийц. Я вряд ли отличу Киплинга от Шелли, не извлеку квадратный корень и не узнаю элементарную частицу, даже если она вылезет из кустов и даст мне по башке. Но я могу со стопроцентной уверенностью сказать, убивал человек себе подобных или нет. Вы – не убивали.

– Откуда… вы можете знать?

– Миллион примет. Вы, скажем, умеете стрелять?

– Н-нет.

– Отвечайте, только быстро, где у браунинга глушитель? Сколько раз вы стреляли? Куда выбросили оружие?

– Я…

– Не тряситесь. У браунинга нет глушителя. Он лежал у вас в сумочке, а вы туда даже не лазили.

– Что?

– Мы с Джерри сунули его вам перед отъездом. Джерри был уверен, что вы полезете пудрить нос и найдете его. Он хотел вас обезопасить. Но, когда я вас нашел, пудры на вас и в помине не было. И туши тоже. И, когда я подъехал, вы на сумочку даже не посмотрели.

– И это, по-вашему, доказывает…

– Нет, не так. Это ничего не доказывает с точки зрения полиции. Но я – не полиция. Вы чуть не упали в обморок при виде пиявки, вас до смерти напутала М'денга – и вы хладнокровно застрелили двух здоровенных парней?

– Я могла быть в состоянии аффекта…

– Красивое слово. В состоянии аффекта вы бросились бы бежать прочь, не глядя по сторонам, но двери на второй этаж оказались тщательно закрыты. Я случайно знаю, какие двери в доме Малкехи. Чтобы их закрыть, надо долго и упорно нажимать на ручку, иначе они распахиваются. Сондерс открывал закрытые двери.

– Джереми мне не поверил.

– Он писатель. Он слишком давно занимается придумыванием сюжетов. Жизнь проще. Кроме того, вы ему нравитесь.

– Ну и что… откуда вы знаете?

– Что ж я, слепой, что ли?

– Тогда он тем более не должен меня подозревать!

Тут Дон Фергюсон страшно закряхтел и стал ворошить небольшой костерок, старательно избегая требовательного взгляда Лили. Потом помолчал, посидел и начал издалека:

– Любовь сложная штука. Мужчине кажется, что он всесилен и умен, но приходит маленькая вертихвостка – и мужчина превращается в смешного глупого щенка. Потом, не приведи господи, оказывается, что вертихвостка с ним просто играла, щенок ей рано или поздно надоедает, и она его бросает, чтобы завести котенка. Или попугая. Но наш щенок-то уже ученый. После такого облома он не будет доверять ни другим, ни себе. Каждый намек на чувство он тщательно изучит и оценит, постарается избежать его, если есть хоть малейшая возможность… Никому не хочется быть брошенным во второй раз.

– Я не понимаю, при чем здесь Джереми Раш?

– Он был женат.

– Я знаю. Он говорил. Они развелись, причем инициатором был он, а потом она умерла от малярии…

– Он так вам сказал?

– Это… неправда?

Дон стиснул зубы так, что шрам на щеке побелел от напряжения.

– Магда его любила. Очень сильно любила. И красивая была до ужаса. Он ревновал ее – бешено, постоянно. Тогда ведь только год прошел, как он оказался в кресле. Депрессия, одно слово. Он изводил ее своими подозрениями, следил за ней, пока она была в доме, приставил к ней М'денгу. Магда ее ненавидела. Говорила, что М'денга хочет ее извести. Потом Магда не выдержала и потребовала развода. И тогда они поссорились. Я до сих пор не знаю точно, кто нажал на спусковой крючок, но Магда умерла не от малярии.

Лили смотрела на Дона расширившимися от ужаса глазами, не решаясь произнести ни слова, а он мрачно подбрасывал на ладони раскаленный уголек, не замечая жара.

– Он отличный парень, всегда был таким, но кличку ему дали не зря. Бешеный. Вполне могло быть, что это он Магду… в состоянии аффекта. Потом я его ни на минуту не оставлял, потому что он хотел покончить с собой. Долго это длилось, года полтора. А потом он сел и написал роман. Обо всем, что случилось. Роман пошел каким-то бешеным тиражом, а у Джерри полегчало на душе. Он успокоился, перестал думать о смерти. Но вот женщин у него больше не было, это я знаю точно. Он говорил мне, что больше всего боится влюбиться также, как в Магду.

– Господи…

– Не знаю, может, и глупость, но ведь в чужую душу не заглянешь.

– Печальный принц…

– Чего? А, это да. Он красавчик, верно. Не то что я.

– Дело не в красоте. Он мне с самого начала показался очень одиноким. Как будто его кто-то заколдовал и оставил в этом доме…

Дон с некоторым сомнением посмотрел на нее и хмыкнул. Лили немедленно очнулась и страшно смутилась. Опять романтические бредни! Нужны они Дону Фергюсону, профессиональному солдату-наемнику…

Ночь упала на них неожиданно и стремительно. Костерок съежился и погас, потянуло холодом. Фергюсон критически осмотрел хижину и заявил, что спать они будут снаружи. Лили получила старое одеяло, пахнущее дымом и еще чем-то подозрительным, завернулась в него и улеглась по примеру своего спутника ногами к золе, еще хранившей остатки тепла.

Заснуть не удавалось. Лили бил озноб, она буквально сотрясалась от холода. Одеяло не грело ни в малейшей степени, влажные джинсы превратились в холодный компресс. Через некоторое время Лили Норвуд поняла, что странный звук, который она слышит последние несколько минут, – это стук ее собственных зубов.

Она бы заплакала, да уже не осталось слез, поэтому Лили просто заскулила от отчаяния. В ту же минуту громадная жесткая ручища сгребла ее вместе с одеялом и прижала к чему-то теплому и большому. Лили не сразу, но все-таки поняла: большое и теплое – это тело Дона Фергюсона. В ту же секунду она рванулась так, словно ее прижгли каленым железом, но вырваться из стальных объятий было не так-то просто. Сварливый голос Дона Фергюсона раздался у нее над ухом:

– Спите, девственница несчастная! Никто на вас не посягает. Вы мокрая, зареванная и чумазая, от вас несет болотной тиной, и вообще спать надо. Со мной не замерзнете и не простудитесь. На счет три отпускаю, думайте быстрее.

На счет три он просто захрапел, а Лили лежала тихо, словно мышь под метлой. Оскорбленная гордость вопила: «Прочь от мужчины, бесстыдница!», но подлый здравый смысл шипел в ухо: «Он спит, тебя не трогает, и он теплый. Представь – сейчас придется лежать в мокрых джинсах на холодной земле и ждать рассвета. Ужас!»

Лили осторожно подтянула коленки к груди, руки прижала крест-накрест к плечам и, прикрывшись таким образом от возможного насилия, задремала.

Дон Фергюсон был не просто теплым, он вполне мог заменить собой печку. Ровное, мерное дыхание чуть шевелило волосы на макушке Лили, и тут ей пришло в голову, что уж рядом с ним-то к ней никто не подкрадется. Она глубоко вздохнула – и заснула мертвым сном.

Дон Фергюсон лежал на боку в страшно неудобной позе и добросовестно старался дышать ровно. Шрам двадцатилетней давности гудел и ныл, ногу сводило, но Дон не шевелился.

Она спала тихо, как ребенок. От ее волос пахло мокрыми птичьими перьями. Его ладонь полностью накрывала все ее плечо, узкое и хрупкое. Под ладонью было тепло, но дальше кожа почти заледенела. Дон осторожно передвинул ладонь вниз. Только бы не спугнуть этого мокрого воробья, только бы не разбудить неловким движением смешную эту барышню с такими изумленными зелеными глазами…Она не проснулась и не испугалась. В ответ на движение его руки она стремительно повернулась на другой бок, ввинтилась ему под мышку, чуть повозилась и блаженно замерла в тепле. Дон лежал и чувствовал себя полным идиотом. Потом спохватился и бережно прикрыл ей спину сползшим одеялом, подумал и обнял ее обеими руками.