Текст книги "Опороченная (Карнавал соблазнов)"
Автор книги: Сандра Хилл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
Но нужно как-то отвлечь его внимание.
– Ну, если ты отказываешься сбривать усы, тогда закрой, по крайней мере, снова глаза, чтобы я могла копаться среди волосков.
Эйрик что-то пробурчал, однако слова прозвучали неразборчиво, поскольку ее левая рука зажимала ему рот. Жесткие волоски щекотали ей пальцы, и Идит невольно вспомнила, как они щекотали во время того страстного, умопомрачительного поцелуя в этой самой комнате.
Казалось, Эйрик вспомнил про это тоже. Голос его прозвучал хрипло, когда она отступила назад и он спросил:
– Ты закончила?
– Да, повернись еще раз. Мне нужно приложить к ранам что-нибудь успокаивающее, чтобы укусы не распухли.
Пока она оказывала помощь, слуги принесли в комнату лохань, полную горячей, судя по пару, воды, а также соль и луковицы, как она и велела. Она высыпала всю соль из горшка в воду, затем повернулась к столу, где все еще лежал нож. Разрезала пополам большую луковицу и начала натирать ею спину Эйрика быстрыми движениями.
– Ааах! Как приятно.
– Я знаю, так и должно быть. Теперь встань, чтобы я могла натереть ноги.
Она опустилась на колени и вдруг почувствовала, как ноги Эйрика напряглись.
– Что это за безбожный запах?
– Лук.
С руганью он протянул руки и поставил ее на ноги. Сначала недоверчиво уставился на белое полушарие в ее руке, затем на слезы от лукового сока, струившиеся по ее лицу.
– Святые мощи! Как ты смеешь покрывать мое тело этой вонючей дрянью! Ты издеваешься над моим телом, пользуясь моим бедственным положением?
– Нет, всем известно, что луковый сок – первейшее средство от пчелиных укусов.
– Ну так пусть эти все и отправляются ко всем чертям. – Он схватил ее за руку, потащил к лохани и, сунув ей тряпку и кусок мыла, приказал: – Сейчас ты смоешь с моей кожи каждую каплю этой дряни, иначе я забью тебе все луковицы в глотку, так что у тебя из ушей потечет сок.
Он залез в горячую воду, но тут же вскочил на ноги:
– Ох! Жжет как адское пламя. Что в воде?
– Соль.
Выбравшись из лохани, он схватил ее за локти и оторвал от пола, так что они оказались нос к носу, глаза к глазам.
– Так ты еще собираешься втирать соль в мои раны? Ну, женщина, ты перешла все пределы бесстыдства.
Он потряс ее так неистово, что у нее все смешалось в голове, затем резко опустил на пол. Она молча смотрела на красивое его лицо, до безобразия искаженное гримасой ярости.
– А тебе понравится, если я натру до крови твое тело песком, а потом посажу в лохань с соленой водой?
– Ты не можешь говорить это всерьез.
– Ах, не могу?
Она отступала назад, роняя слова:
– Ты просто не понимаешь… не прикасайся ко мне… ох, ты намочил мое платье… перестань… соль остановит нагноение укусов, они не распухнут… правда, послушай меня… ох, ты, противный чур…
Больше она ничего не успела сказать, потому что. Эйрик схватил ее и окунул, прямо в платье, в лохань, а затем еще и сунул под воду голову. Она разогнулась, отплевываясь, лишь для, того, чтобы услышать его слова:
– Раз уж ты в воде, смой этот противный жир с волос. Он воняет. – Не успела она пикнуть, как он снова сунул ее голову под воду и держал до тех пор, пока у нее не защипало в носу.
Когда она наконец вылезла из лохани, злая как черт, с мокрыми волосами, повисшими под промокшим платом, то от шерстяного платья тотчас же натекла на усыпанный тростником пол огромная лужа.
– Ты… ты… ты… – бормотала она, не в силах найти подходящие для его безобразий слова.
А Эйрик стоял голый во всем своем великолепии, подбоченясь, надменно расставив ноги, и хохотал до колик. Когда приступ веселья немного утих, он произнес с удивлением:
– Ну, я чувствую себя несравненно лучше.
– Ты гадина.
Продолжая смеяться, он бросил ей кусок льняной ткани, чтобы она вытерлась, и показал на табурет. Натягивая штаны и рубаху с длинными рукавами, зловеще протянул:
– А теперь мы поговорим о твоем коварстве и о том, что нам делать с нашим неудачным браком.
Эйрик подошел к маленькому столику возле кровати и вытащил из ящика кусок смятого пергамента. Разгладив его на крышке стола, повернулся и протянул жене, не сказав ни слова. Затем отошел к противоположной стороне комнаты и прислонился к стене, дожидаясь, пока она закончит читать обвиняющее ее послание. Его кожа горела адским пламенем, но он не станет ни чесаться, ни лечиться луковым соком и соленой водой. Немного погодя он пошлет Вилфрида к местной травнице за мазью.
– Ну, – спросил он наконец, когда ему показалось, что она слишком долго раздумывает над письмом. – Тебе нечего сказать?
– Где ты это взял?
– Бритта нашла у тебя под матрасом.
Она подняла на него глаза, ужас исказил ее лицо. Он недоверчиво покачал головой. Она выглядела как утонувшая крыса, со своими сальными седыми волосами, висящими мокрыми сосульками из-под намокшего плата, слезы от лука текли по лицу.
– Ты понимаешь, что это значит, Эйрик? – с тревогой сказала она. – Стивен или кто-то из его людей был здесь.
– Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю, – заметил он с сарказмом, – например, о том, где ты была эти четыре дня. И с кем.
Идит отмахнулась от его вопроса, словно он не представлял никакого интереса.
– В Соколином Гнезде. Тебе это уже известно. Но послушай, раз Стивен может так просто входить в этот замок, нам надо принять более строгие меры предосторожности. Ведь он мог забрать… о, Боже мой, он мог забрать Джона!.. – Брови Идит пораженно нахмурились.
– Да, мог. Как раз то, что ты и планировала. – Милостивый Господь, эта коварная сучка неплохо играет. Он уже почти готов поверить в ее невиновность. – Я никогда не ожидал от тебя непорочности, жена, но не думал, что ты обманешь меня так скоро после произнесения обета.
– Что ты хочешь этим сказать? – напыщенно спросила она. – Что веришь той лжи, которая содержится в письме? Намекаешь, что у меня… связь с человеком, который пытается забрать у меня сына?
– Все факты говорят об этом. А у меня только твои заверения, что он хочет причинить тебе вред. – Он пожал плечами, затем подошел к ней и взял из ее рук письмо. – «Держись, любовь моя, еще немного – и мы сможем соединиться в нашей вечной любви…» – прочел он с издевкой. – Подписано ясно: «Супруг твоего сердца, Стивен».
Идит резко вскочила, опрокинув табурет. Щеки у нее пылали гневными красными пятнами, она рявкнула:
– Ты считаешь, что я Стивенова шлюха? – Не дождавшись ответа, она что-то тихо пробормотала, а затем воскликнула пронзительным, негодующим голосом; – Ублюдок! Единственная правда в этом послании – это то, что Стивен называет тебя Зверем из Равеншира. Да, ты и есть зверь, раз так обо мне думаешь!
Слезы наполнили ее глаза, однако Эйрик остался непреклонным. Она обманула его в союзе с его злейшим врагом, И этого ей простить невозможно.
– Зная, насколько коварен Стивен, неужели ты не можешь понять, что это письмо он подбросил? Чтобы поссорить нас и помешать нашим намерениям не отдавать ему сына. И ему это удалось, благодаря твоей доверчивости, проклятый дурень.
Она повернулась и как слепая побрела к двери неуверенным шагом, скованным к тому же намокшим платьем. На миг Эйрик подумал, не ошибся ли он со своей суровостью, но потом вспомнил про другую, самую важную часть письма.
– А ты тяжела? Ребенком Стивена… опять?
Она ахнула, ее спина окаменела. Потом медленно повернулась, и ее фиалковые глаза сверкнули льдом, замечательно прекрасные глаза для такой старой карги, почему-то подумалось ему.
– Нет, я не ношу ребенка. Разве что ты поверишь в мою способность на непорочное зачатие.
Сарказм Идит вызвал у него раздражение. Она не имела права на такой вызывающий тон. Обвиняющей стороной был он.
– Я не приму еще одного ублюдка Стивена, – сообщил он ей. – С меня хватит и одного.
Ее щеки стали еще краснее, и он заметил, как кулаки у нее сжались. Затем она протянула руку к ножнам на поясе, забыв, что маленький нож все еще лежал на дальнем столе. Он был не настолько слепым, чтобы не видеть, как она смерила взглядом расстояние, прикидывая, успеет ли схватить нож и заколоть его.
– Даже и не думай об этом, иначе не успеешь моргнуть глазом, как окажешься с перерезанной глоткой.
Отказавшись от своего замысла, она молча отвела глаза и вздернула подбородок. Если бы она только знала, подумалось ему, как смехотворно выглядит со своим нахмуренным лицом и мокрым платьем, от которого на полу растекаются лужи.
– Наш брак не будет завершен, пока к тебе не придут месячные и я не увижу точно, что ты не несешь в себе дурного семени.
– А когда ты увидишь, что ошибся? – фыркнула она, и недовольство придало резкость ее голосу.
– Буду решать, хочу ли жить с еще одной лживой женой.
– Еще одной?
Эйрик немедленно осознал свой промах, однако почел за лучшее промолчать.
Она высокомерно поглядела на него, затем повторила свое прежнее утверждение:
– Я не беременна.
Он просто скептически поднял бровь. Ее лицо покраснело, но она твердо встретила его взгляд.
– У меня сейчас месячные.
Это признание застало Эйрика врасплох. Может, он все-таки ошибался? Но многолетнее знакомство с коварством Стивена научило его сохранять подозрительность. Он не мог пойти на попятную и сдаться так просто.
– Откуда я знаю, что ты меня не обманываешь?
Ее губы презрительно скривились.
– Что мне сделать, милорд? Задрать юбку и показать тебе окровавленную тряпку?
Ее презрение обезоружило его. Оно и этот вид оскорбленной гордости.
– Да, неплохо было бы для начала.
Она попятилась к двери, и. ее глаза расширились от страха.
– Ты… ты не попросишь этого от меня, – забормотала она, отказываясь верить услышанному.
– Не медли, иди сюда, Идит, и докажи свою невиновность.
Она ахнула и быстро повернулась, ухватившись рукой за дверь, но он оказался проворнее и загородил ей дорогу. Она в страхе отпрыгнула от него, словно запачканная кошка, и кинулась в глубину комнаты, шаря глазами по сторонам в поисках оружия.
– Ох, нет, ох, прошу, не делай этого. Ты неправильно меня понял. Я могу…
Эйрик прервал начавшуюся у нее истерику тем, что поднял ее за талию и с громким сопением бросил спиной на постель. Затем нагнулся к ней и, когда ее руки стали царапать ему и без того раздраженную кожу, прижал ее тело коленями, не обращая внимания на расширенные оленьи глаза, а руки завел за голову, удерживая их одной рукой. Несмотря на страх, которому она пыталась не давать волю, ее подбородок вздернулся с вызовом, как у великомученицы.
Эйрик заколебался. Что, если она невинна?
– Скажи мне правду, жена: обманывала ли ты меня с тех пор, как мы подписали наш брачный кон тракт?
В напряженной тишине Идит на миг замерла и с чувством вины отвела глаза. Потом нерешительно заговорила:
– Тут есть одна небольшая вещь…
Поздно заговорила, на его взгляд. Ее смущенный вид говорил сам за себя.
Эйрик гневно фыркнул и прижал ее еще крепче.
– Ты, зверь, я никогда тебе этого не прощу. Хуже того, ты никогда не простишь себе сам, когда обнаружишь правду.
– Нет, я никогда не прощу себе, если не выясню наверняка, обманывала ли ты меня. – Ослепнув от ярости, Эйрик задрал до талии ее платье, обнажив длинные ноги.
И кровавую тряпку между ног.
Подняв глаза, он увидел безмолвные слезы оскорбления, льющиеся из ее закрытых глаз. Настойчивый голос внутри уговаривал его отпустить ее, удовлетвориться увиденным, однако бешенство уже овладело им. Кровь шумела в его ушах, он не помнил себя. Слишком долго он имел дело с коварством Стивена, чтобы удовлетвориться частичным доказательством. Даже кровавая тряпка могла оказаться тщательно продуманной хитростью.
Он грубо протянул руку и, оторвав испачканную тряпку от ее тела, бросил на пол. Затем быстро, не успела она понять, что он собирается делать, ногами развел ей ляжки и засунул в нее свой палец.
И тогда она завизжала, долго и пронзительно. Он не понял, от чего – от обиды или боли, поскольку ее вход был тугим даже для его пальца.
Понимание пришло к нему прежде, чем он вытащил палец и взглянул на кровавое доказательство. Она не носила ребенка Стивена.
Идит лежала оцепенев, изо всех сил стараясь сдержать бешеные рыдания, которые сотрясали ее худое тело. Безжизненные глаза уставились в потолок.
Эйрик в ужасе вскочил и направился к окну. И стал со злостью молотить кулаком о каменную стену, пока не разбил его в кровь.
Никогда, никогда еще в жизни он так не стыдился себя.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Идит, нам надо поговорить.
Эйрик подвинул стул поближе к кровати. Более часа он расхаживал взад и вперед по спальне, глядя на спящую беспокойным сном жену и дожидаясь ее пробуждения.
После грубого посягательства на ее личность Идит смотреть на него не хотела, не то что выслушивать извинения. Мало того, разразилась на удивление грубыми ругательствами, от которых зарделся бы даже бывалый викинг, после чего свернулась в жалкий комочек. Долгое время тихо рыдала, пока не забылась неспокойным сном.
Он смотрел на мятый ворох одежд, который скрывал под собой хрупкое тело Идит, когда она медленно проснулась и неловко села посреди широкой постели; Ему трудно было решить, какая Идит ему не нравится больше – та пронзительная, надменная старая карга, донимавшая его всяческими претензиями с первого часа их встречи, или молчаливая, униженная, которая теперь сидит перед ним немым укором.
Адское пламя! Он страшно устал после бессонной ночи, кожа невыносимо горела от укусов. Но надо решить с ней раз и навсегда. И после этого он, конечно же, уедет в Йорк, где Аза облегчит его страдания – как от укусов, так и другие, от долгого воздержания.
– Ты слышишь меня? Нам надо поговорить! – рявкнул он.
– Нам абсолютно не о чем говорить, – ответила она ледяным тоном, слезла с кровати и встала по другую ее сторону. Поправила свой жуткий головной убор на обычный манер, так что он полуприкрывал ей лицо, однако Эйрик успел заметить красный нос, опухшие веки и пошедшую красными пятнами кожу.
До сих пор ему казалось, что хуже выглядеть уже просто невозможно. Оказывается, вполне возможно.
Он задумчиво провел указательным пальцем по усам, удивляясь, как это он вляпался в историю с женитьбой, затем вдруг замер, нащупав что-то непривычное. Подозрительно нахмурившись, он дотронулся пальцами до скул, а потом медленно провел ими по глазам и лбу.
И громко застонал от того, что обнаружил.
Его лицо распухло, одно веко почти не открывалось. Он чертыхнулся, встал и направился к туалетному столику, над которым висел в рамке кусок полированного металла.
И едва не упал, увидев свое отражение.
– Проклятье! – взорвался он. – Я видел прокаженного, так тот выглядел лучше, чем я теперь.
Идит пронзительно засмеялась за его спиной:
– Тогда в мире еще есть справедливость.
Эйрик уничтожающе покосился на нее:
– Не будь такой самоуверенной. Я видел покойников, которые выглядели краше, чем ты сейчас.
Она презрительно смерила его своими фиалковыми глазами, красота которых, подумалось ему не в первый раз, все равно не делает лучше такую образину. Потом потянулась к стоявшему возле кровати кубку, взвесила его в руке и поглядела на мужа, словно собираясь превратить его в мишень.
Что ж, по крайней мере, вернулась прежняя Идит.
– Только попытайся…
Громкий стук в дверь прервал его слова, и Идит поставила бокал на место. Стук повторился.
– Милорд, это я, Берта.
Эйрик бросил на Идит многозначительный взгляд, который без слов сказал ей, что их разговор только откладывается.
– Что еще там? – проворчал он, резко открывая дверь, отчего Берта едва не упала. Он поймал ее массивное тело, схватив за локти.
– Иисус, Мария и Иосиф! – воскликнула Берта, вытягивая шею, чтобы получше его рассмотреть. – Ты выглядишь так, словно подрался с дьяволом.
– Нет, просто со своей женой.
Идит ахнула за его спиной.
Берта безуспешно попыталась заглянуть мимо его мощной фигуры в спальню.
– Что тебе надо?
– Госпожа не сказала мне, что приготовить сегодня на обед, а уже миновал полдень.
Жалоба Берты не обманула Эйрика. В конце концов, она неплохо справлялась в кухне и без наставлений хозяйки, пока Идит отсутствовала. Чистой воды любопытство побудило старую повариху притащиться сюда – оно, да еще широко известная любовь к сплетням.
– Делай что хочешь, черт побери.
– Незачем, милорд, наезжать на меня на лошади. Если у тебя хватило ума сунуть голову в корзину с пчелами, нечего вымещать свое плохое настроение на мне.
– Я вовсе не…
– Ты ведь не видел ни разу, чтобы я надрывала бока от смеха, верно? Нет, милорд. Или, может, ты видел, что я сижу на кухне с судомойками и рассуждаю, покусали ли проклятые пчелы твои причиндалы и распухнут ли они вдвое против обычного, чтобы ты поставил своей новой жене двойное удовольствие? Эйрик подавил в себе смех. – Нет, я поднялась сюда просто для того, чтобы выполнить свой долг, – продолжала повариха. – Хотя могла бы сидеть внизу в большом зале и слушать, как твои люди делают ставки на спор, сколько укусов ты получил на теле. Я свое время трачу на более важные вещи. Да, это точно…
Эйрик недовольно фыркнул. Святые мощи! Теперь жена превратила его во всеобщее посмешище.
… ведь я знаю, что ты никак не мог получить две сотни укусов в свое прекрасное тело, – неосторожно забубнила Берта, не заметив, как он весь напрягся и нахмурился, – хоть мастер Вилфрид и говорит, что подобрал во дворе две сотни мертвых пчел.
– Ох, нет, не может быть, Берта, – воскликнула Идит с паникой в голосе. – Столько моих драгоценных пчел мертвы? Я должна немедленно пойти и проверить ущерб, да поглядеть, хорошо ли себя чувствуют оставшиеся пчелы в новых ульях. Не могу поверить, что я лежу тут и жалею себя, когда столько еще надо сделать.
При этих словах Эйрик удивленно улыбнулся, что дало Берте возможность проскользнуть мимо него в спальню. Ее рот удивленно открылся, обнаружив полдюжины отсутствующих зубов.
Берта взглянула на намокшее платье Идит и заплаканное лицо, затем перевела маленькие глазки на Эйрика, затем снова на Идит. Смех загрохотал в недрах ее брюха, вырвался наружу и продолжался, пока слезы не потекли ручьями по пятнистому лицу.
– Ох, ох, я едва узнаю вас обоих. Ну и парочка! Ваши лица похожи на две миски со вчерашней кашей.
– Поцелуй меня в зад, – сказал сдавленный голос. Эти слова резко оборвали смех Берты.
– Что… что ты сказал, милорд?
– Покажи мне свои ноги.
«Проклятая птица проявила настоящий талант к подражанию голосам», – подумал Эйрик.
– Ну, не думала я, что доживу до такого, милорд. Твоя блаженной памяти бабушка, должно быть, перевернулась в гробу оттого, что ты повышаешь голос на такую старуху, как я. Правда, не могу пожаловаться, что мне трудно залучить мужика к себе в постель даже теперь. – Берта попыталась втянуть свой огромный живот и гордо выставила вперед огромные груди.
Глаза Эйрика недоверчиво расширились. Старая ведьма явно решила, что его привлекают ее непомерные прелести.
– Я вот думаю, не появился ли у тебя вкус к мясу постарше, – робко добавила Берта, бросив многозначительный взгляд на Идит.
– Довольно, – произнесла Идит самой надменной из своих интонаций хозяйки замка, – немедленно убирайся отсюда, если тебе дорога твоя старая шкура. Я зайду на кухню, как только проверю пчел.
Немного присмирев, но все еще посмеиваясь, Берта направилась к двери.
– Да смотри, чтобы в калачах больше не было долгоносиков, как накануне моего отъезда в Соколиное Гнездо. И нечего рожу кривить, ленивая баба. Я проверю сама всю муку и каждую букашку, которую обнаружу, положу собственноручно тебе на язык.
Берта заковыляла прочь, бормоча что-то в адрес неблагодарных хозяек.
– И смотри у меня: чтобы внизу не поползли никакие слухи насчет того, что ты… здесь увидела, – добавила Идит.
Берта неодобрительно пощелкала языком:
– Как будто каждый, у кого есть глаза, не увидит сам, что вы собой представляете.
Идит пошла было вслед за Бертой, однако Эйрик остановил ее, загородив дверь рукой:
– Мы сейчас поговорим.
Идит неприязненно взглянула на него:
– Я не желаю говорить с тобой – ни сейчас, ни потом.
– Тогда у нас получится замечательный брак.
– Никто тебе его и не обещал.
– Ты поклялась в честности.
– И не обманула.
– Я спрашивал тебя, перед тем как… сделал то самое… что сделал, – произнес Эйрик, с трудом подыскивая приемлемое слово для своего грубого поступка. – Ясно спросил, не обманывала ли ты меня, а ты заколебалась…
– И ты счел мою нерешительность за подтверждение своих подлых подозрений?
– Нет, этого не было. Я просто пытаюсь объяснить.
Глаза у Идит сердито сверкнули, она с вызовом встала перед ним, вскинув голову и подбоченясь. Внезапно Эйрик понял, что в юности она могла считаться красавицей. С таким огненным нравом, да еще если прибавить хоть немного природной красоты, она могла быть женщиной, стоящей золота в свой вес. Нет, не золота, серебра, напомнил себе Эйрик, вспомнив слова Вилфрида о Серебряной Жемчужине Нортумбрии.
– Прекрати, – потребовала Идит, нетерпеливо топнув маленьким кожаным башмачком по тростнику.
– Что?
– Глядеть на меня… вот так.
– Как?
– Будто я одна из твоих шлюх.
– Вряд ли.
Его неопределенное замечание не устроило ее.
– Ты так меня оскорбил, что я вот-вот лопну от злости.
– Да? Тогда не держи, гордячка, себя в узде, сделай это.
– Что сделать?
– Лопни.
– Уфф! С тобой бесполезно говорить. Почему бы тебе не отправиться в Йорк и не помучить одну из своих любовниц?
Эйрик почувствовал, как лицо его вспыхнуло, – она словно прочла его мысли. И ему не. понравилось, что она слишком легко приняла существование в его жизни других женщин. Правда, от женщины как раз и требуется быть покорной своему мужу и смотреть сквозь пальцы на его загулы. Ведь это в натуре мужчин – искать себе все новых любовниц, так было во все века. Но его задевало то, что она практически толкала его в руки любовницы.
Идит злобно глядела на него, ожидая ответа. Вне всяких сомнений, вооруженная до зубов еще какими-нибудь едкими замечаниями. И вдруг случилось неожиданное. Ее губы начали подергиваться, и она поспешно прикрыла их обеими руками. Охваченный подозрением, он наклонился к ней, и ему показалось, что он услышал какой-то писк.
Затем понял.
Женщина смеялась над ним. Она посмела смеяться над своим супругом. Надо иметь мозги как у блохи, чтобы искушать таким путем его и без того распалившийся нрав.
– Ох, я ничего не могу с собой поделать, – призналась она. – Ты выглядишь таким смешным, стоишь тут, как разъяренный бык, а сам похож на пухлое тесто в красных крапинках.
– Так ты, стало быть, считаешь меня смешным? – процедил Эйрик, надвигаясь на нее. – А ты хоть имеешь представление, что сделали с твоей внешностью неожиданное купание и слезы?
Не успела она запротестовать, как Эйрик повернул ее к полированному металлу и заставил поглядеть на себя.
– О Боже.
– Вот именно, о Боже.
– Пожалуй, Берта была права. Мы выглядим под стать друг другу.
Внезапно Идит, казалось, поняла, что слишком легко перестала злиться на Эйрика, раз смеется вместе с ним. Приняв хмурый вид, она недовольно фыркнула и направилась к двери. Эйрик подумал, что лучше всего ему извиниться прямо сейчас, пока к ней не вернулось обычное раздражение.
– Иди сюда. – Он подвел ее к стулу и мягко толкнул на него. Затем подвинул другой стул, чтобы они могли сидеть, касаясь друг друга коленями, лицом к лицу.
Идит сделала попытку встать, но он взмахом головы снова усадил ее.
– Нет, ты будешь сидеть и слушать. Мне будет не просто рассказать тебе о всех причинах своего дикого поведения, но ты заслуживаешь объяснения. Все связано с этим проклятым дьяволом, Стивеном из Грейвли.
Идит с интересом вскинула голову и уселась поудобней, прижав пальцы к крепко стиснутым губам. Бросив на него опасливый взгляд, она наконец сказала:
– Я слушаю.
Идит видела, как ее супруг неловко заерзал на стуле.
Мягкая белая рубаха закрывала его крепкое тело и руки до запястий, а выцветшие коричневые штаны обхватывали мощные мышцы на ляжках и икрах до щиколоток, однако по распухшему лицу и покрасневшим ранкам от укусов, видневшихся за вырезом рубахи, можно было понять, что он ужасно страдает от желания расцарапать все тело.
«Господи», – подумала она, вспомнив ту вульгарную вещь, которую он проделал с ней.
Пока Идит не встретила Стивена, она была само воплощение скромности, не позволяя ни одному мужчине прикасаться к себе, даже для скромного поцелуя. И Стивену потребовалось много месяцев ворковать над ней, убеждая в своей любви, и лишь после этого она позволила самый интимный из всех актов.
После предательства Стивена урок этот пошел ей на пользу, и она стала держать всех мужчин как можно дальше от своего тела. Это давалось не просто, поскольку просочилось известие о ее ребенке и ее стали считать опороченной. Из самозащиты она избегала королевского двора и прочих публичных мест, где становилась уязвимой к приставаниям мужчин, а потом дошла до того, что стала бороться со своей привлекательностью.
Не удивительно, что вульгарные действия Эйрика так потрясли ее. Значит, подобно всем другим мужчинам, он не уважает ее достоинства. А его обвинения в неверности почему-то глубоко ее задели. Блаженный Боже, она уж и не помнит, когда позволяла себе так расслабиться и всласть нареветься. Вероятно, ни разу после предательства Стивена.
Эйрик шумно заерзал на стуле, прервав ее мысли:
– Впервые я встретил Стивена, когда отправился ко двору короля Ательстана еще мальчиком и стал его подопечным.
Несмотря на злость, Идит не смогла подавить любопытства:
– Разве не странно, что ребенок из семьи викинга отправился на воспитание к королю саксов?
– Нет, тут не было ничего необычного. Мой кузен Хаакон, чистокровнейший викинг, какой только может быть, еще задолго до того как стал королем всей Норвегии, тоже был обласкан там вместе со мной. Не говоря уж о разных ученых и беженцах королевской крови со всего мира. К тому же, как я тебе говорил, я викинг лишь наполовину.
Эйрик осклабился в смехотворной пародии на улыбку, учитывая распухшее лицо. Его губы сдвигались только на одну сторону. Да, Идит слишком хорошо помнит тот давешний разговор, когда он дразнил ее, спрашивая, не желает ли она посмотреть на его викинговую половину. Она недовольно скривила губы и неодобрительно усмехнулась.
– Тебя отец заставил отправиться ко двору? – спросила она, решив не обращать внимания на его намеки.
– Наоборот, это я уговорил отца позволить мне стать воспитанником саксов.
– Но зачем?
Он пожал плечами и задумчиво поскреб руки, потом затылок. Идит хотелось напомнить ему, что луковый сок облегчит ему муки, но поняла, что он не примет от нее никакой помощи.
– Это нелегко объяснить, но даже тогда времена уже менялись для всех норманнов. По всей Британии можно увидеть свидетельства того, как мы, норманны, здесь приживались, перенимали обычаи саксов, женились на их женщинах. И это происходило не в одностороннем порядке. Саксы тоже переняли многое у норманнов.
– Как граф Орм?
– Да, и многие другие. Мне всегда казалось, даже когда я был ребенком, что мое будущее, как и у моих соплеменников норманнов, будет более успешным, если я – научусь саксонским обычаям, чтобы оба наших народа могли жить в мире.
Идит в задумчивости прикусила нижнюю губу, увидев сидящего перед ней человека – супруга, а в сущности незнакомца – в новом свете. Она слышала о его военных успехах, но эта идеалистическая сторона его натуры заинтриговала ее.
– А Тайкир? Тоже воспитывался там вместе с тобой?
– Нет, – нахмурился Эйрик. – Ему больше был по душе другой способ завоевания Британии. Убивать всех саксов, какие только попадутся на глаза.
– А какое отношение все это имеет к Стивену и твоему отвратительному поведению?
Эйрик рассеянно погладил усы. Затем нервно провел пальцами по волосам. Его кадык зашевелился, когда он подыскивал нужные слова.
Идит внимательно смотрела на него. Что могло вызвать такое замешательство в Эйрике, что ему даже трудно выразить свои мысли?
Эйрик прокашлялся и начал:
– Стивен также воспитывался при дворе короля Ательстана. Фактически они троюродные братья, – объяснил он. – Когда я приехал, мне было только десять лет, а Стивену на пять лет больше. Мы могли бы стать друзьями.
Эйрик, казалось, унесся мыслями в прошлое, и ярость промелькнула на его лице. Невыразимая боль затуманила голубые глаза.
– Ну? – прервала она затянувшееся молчание.
Но он как будто и не слышал ее, глубоко уйдя в себя.
– Ну? – повторила он.
– Но мы не стали друзьями. – Эйрик тяжело вздохнул, возвращаясь к настоящему. Потом взглянул на нее, и жесткий блеск появился в его потемневших глазах. – Стивен был дьяволом даже тогда. Он обожал мучить не только животных, но и тех людей, которые, на свою беду, оказывались у него на пути, – более юных и слабых, чем он.
Идит терпеливо ждала продолжения.
– Я пробыл при дворе всего несколько недель, когда он договорился с известным норманнским бандитом Иваром Жестоким о моем похищении. Это задумывалось как ловушка для захвата Сигтригга, который в то время был королем у викингов Нортумбрии, но вместо этого привело к смерти моего отца.
Идит была поражена.
– Вернувшись снова ко двору короля Ательстана, я знал уже, что от этого ублюдка надо держаться подальше. Но в один из вечеров проявил неосторожность. Он и двое его дружков поймали меня в дальнем углу замка и… и… страшно избили.
Сердце у Идит сжалось от сочувствия к Эйрику за все то, что он выстрадал маленьким мальчиком. Ей хотелось как-то облегчить его боль, стереть все неприятные воспоминания. Забыв свою неприязнь к мужскому прикосновению, Идит сочувственно положила руку ему на плечо, мысленно желая, чтобы он поднял склоненную голову.
– Ох, Эйрик, как мне тебя жалко, – сказала она и погладила его по руке.
Он отбросил ее руку:
– Твоя жалость унижает мое мужское достоинство.
– Жалость! Эйрик, тебе ведь было всего лишь десять лет. А король Ательстан наказал Стивена?
– Нет, но через несколько лет я сам уладил это дело, когда сравнялся ростом со Стивеном. Я избил его почти до смерти и, не колеблясь, вышиб бы из него душу, если бы королевские рыцари не оттащили меня. Меня наказали – я должен был выплатить ему компенсацию, и немалую, не говоря уж о том, что оказался на целый год отлученным от двора. Но все это стоило того удовлетворения, что я получил.
– Я, по-моему, сделала бы то же самое.
Эйрик осуждающе поднял бровь.
– Какая же ты кровожадная! Но позволь мне дорассказать про этого человека. Через несколько лет он совершил со своими приспешниками набег на усадьбу викинга. Мерзавцы не только изнасиловали и убили жену Селика, лучшего друга моего отца, но и таскали несколько недель на копье голову его маленького сына, чтобы выманить отца из укрытия.
– Ох, Эйрик. Так вот почему ты так ненавидишь Стивена!
– Да, и еще за многое другое.
