Текст книги "Легкий флирт с тяжкими последствиями"
Автор книги: Сандра Даллас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Хотя характер у Тони испортился, что Виппи Берд объясняла потерей известности, она была счастлива с ним не меньше, чем с Чиком, ведь Тони оказался прекрасным отцом для Муна и добытчиком для семьи, кем Чик, увы, никогда не был. Он заставил Виппи Берд обратиться к начальству с просьбой о повышении, потому что для этого у нее, учитывая ее стаж, были все основания, и посоветовал, как при этом себя держать и как разговаривать. В результате Виппи Берд получила более высокооплачиваемую должность в бухгалтерии. Он помогал ей по дому, сам готовил и даже работал в саду, так что Виппи Берд однажды от души пожелала мне, чтобы я нашла кого-нибудь не хуже.
– У меня был Пинк, – сказала я, – и мне больше никого не надо.
– О да, Эффа Коммандер, – ответила она. – С такими успехами по службе, как у тебя, тебе и правда никого не надо. Но, знаешь, я верю, что все-таки однажды ты встретишь хорошего человека.
Они с Тони даже принялись меня знакомить с разными людьми, и время от времени мы выходили в город поразвлечься вчетвером, но у меня тогда не было настроения заводить серьезную связь, и потому ни с кем из этих людей я не встречалась больше чем дважды. У меня был свой угол и моя работа, и летом я дотемна возилась на своем огороде, а зимой читала или слушала радио. Старый приемник «Эмерсон», который еще до войны купил Бастер, чтобы слушать передачи с участием Мэй-Анны, а потом подарил Пинку, теперь перешел ко мне. Большой приемник, купленный Пинком, я оставила Виппи Берд, потому что он сжился с тем домом.
Кроме того, меня очень занимала жизнь нашего города. Сразу после войны он оживился, стал бурно расти, и в четыре утра после окончания ночной смены на шахтах улицы района Вест-Парк были так же полны народа, как и в самый светлый и теплый полдень. Это движение никогда не прекращалось, и всегда находились люди, за которыми интересно было наблюдать, и места, где можно было приятно провести время. Наше кафе закрывалось в двенадцать вечера, но в квартале было много других ресторанов, которые работали всю ночь. И не думайте, что если я весь день работала в ресторане, то после работы мне хотелось только домой и больше никуда. Как ни странно, после я с удовольствием шла ужинать в другой ресторан. Иногда перед самым закрытием в кафе приходил Джо Боннет, и мы вместе шли на Медервилль в итальянский ресторан, а после еды валяли дурака – развлекались на игральных автоматах до самого утра, причем Виппи Берд утверждала, что я могу найти и компанию, и развлечение получше, а Тони говорил, что это подходящий вариант, и советовал ловить момент.
Сначала я работала в утреннюю смену. Приходила еще до открытия и после обеда уходила, но вечерняя смена мне тоже нравилась, и я стала работать неделю утром и неделю вечером. Порой после двенадцати я совсем не чувствовала себя уставшей и пешком шла домой – то, чего не стоит делать сейчас, но тогда это было так же безопасно, как и в разгар дня.
И вот однажды после работы я пошла домой мимо вокзала Милуоки. Почему именно так, я сама не знаю, ноги сами понесли меня этой дорогой. Этот путь не был самым близким, и раньше я никогда так сильно не отклонялась от прямого пути, но ночь была такая прекрасная, а ветер такой свежий, и я просто шла и шла.
Я подошла к вокзалу около часу, только что пришел поезд, пассажиры повалили из вокзала на площадь, жестами и криками подзывая такси. Мне нравилось смотреть на поезда, их вид бередил во мне желание куда-нибудь поехать, но только куда? За исключением двух поездок к Мэй-Анне в Голливуд, я всю жизнь просидела на одном месте.
Я стояла на другой стороне вокзальной площади, наблюдая, как люди мелькают в освещенных окнах здания, как они выходят наружу под свет уличных фонарей, как открываются и закрываются двери вокзала. Некоторые из прибывших ненадолго останавливались, чтобы поудобнее перехватить чемоданы, минуту разглядывали огоньки шахтных копров на Холмах и исчезали в темноте, другие брали очередную машину и уезжали. Вскоре вокзальная площадь опустела, но я все не уходила, любуясь красиво подсвеченной часовой башней вокзала. Теперь нет уже ни ее, ни этого вокзала, теперь там городское телевидение, а тогда это было одно из лучших зданий города.
Когда толпа на площади совсем рассосалась, из дверей вокзала вышел последний пассажир, и, когда я увидела его, у меня сразу стало тепло на сердце. Он вышел так медленно и спокойно, словно никуда и ни к кому не торопился или просто не знал, куда ему идти дальше, остановился под фонарем и втянул в себя ночной воздух. Он стоял, не опуская чемодана на землю, и разглядывал огоньки на Холмах, словно стараясь убедить самого себя, что наконец оказался дома. Впоследствии я никогда не спрашивала его, откуда он тогда приехал и почему приехал именно на этот вокзал. Меня в темноте он не видел, но я сама подошла и встала с ним рядом.
– Здравствуй, Бастер, – сказала я.
Сначала он не узнал меня и долго щурился, пытаясь рассмотреть мое лицо, а узнав, поставил чемодан на мостовую и заулыбался.
– Привет, крошка! – воскликнул он и обнял меня так, что я едва не задохнулась в его объятиях, а когда он меня выпустил, я разглядела на его глазах слезы. – Эффа Коммандер! – добавил он и потряс меня за плечи. – Да ты прекрасно выглядишь!
– Слава богу, что ты вернулся домой, Бастер, – сказала я. – Сейчас самое время вернуться.
Он согласно кивнул, взял меня за руку, и мы пошли по улице Монтана-стрит куда-то по направлению к окраине.
– Не хочешь взять такси? – спросила я.
– Разве ты забыла, как я раньше, словно ломовая лошадь, таскал тележки вверх и вниз по этой улице? – спросил он, и на нас дохнуло ароматом нашей молодости.
По дороге мы болтали о том о сем, но не заговаривали ни о тюрьме, ни о Мэй-Анне. Как люди, не видевшиеся со вчерашнего дня, мы говорили о том, какая сейчас прекрасная ночь и что цены на медь опять пошли вверх, и о том, что неплохо бы где-нибудь посидеть и выпить чашечку кофе.
– Знаешь, – сказала я, – я теперь управляющая в кафе «Вест-Парк». Оно уже закрыто, но ключ у меня с собой, мы можем зайти, и я сделаю тебе кофе.
Я чувствовала, что сейчас он не хочет встречаться ни с кем из своих бывших знакомых.
Он никогда в жизни не отличался разговорчивостью, но в ту ночь его просто невозможно было остановить, и за разговором мы опустошили не меньше пяти кофейников и умяли не меньше дюжины «Сникерсов» из партии, предназначавшейся для завтрашнего утра. Он рассказывал, как последние два года скитался по всей стране, брался за любую работу, которая подворачивалась, собирал апельсины, разгружал вагоны, служил официантом, потом его занесло в Нью-Йорк, и, сидя на скамейке в парке, он раздумывал о том, не обратиться ли ему в какой-нибудь гимнастический зал и не предложить ли себя в качестве спарринг-партнера, ведь они наверняка не откажутся взять бывшего чемпиона в качестве тренировочной груши для молодых, как вдруг к нему подошел какой-то человек, осведомился, не Бастер ли он Миднайт, и попросил автограф. После этого Бастер задумался и спросил самого себя, что он здесь делает и почему ему, собственно, надо становиться грушей для битья. «Я ведь был когда-то чемпионом, – сказал он сам себе, – и надо сохранить хотя бы остатки достоинства, даже если вся Америка ненавидит меня за то, что я убил мразь, которую они все называют героем войны».
– И тогда я решил вернуться домой, – заключил он.
– Не знаю, как где, но здесь, в Бьютте, штат Монтана, ты для всех по-прежнему Бастер Миднайт, чемпион, – сказала я. – У нас не любят вспоминать эту историю, и все хотят помнить только, что ты чемпион и их земляк.
Я рассказала ему, как хорошо и дружно живут сейчас Тони и Виппи Берд, и Бастер ответил, что Тони даже с одной ногой больше человек, чем иные двуногие, а когда я сказала, что все еще тоскую по Пинку, он взял меня за плечи и дал выплакаться. Так мы разговаривали, пока не появились официанты и повара и не настало время открывать кафе. К нам подошел Джимми Су, повар из буфета, нерешительно протянул Бастеру руку и спросил: «Вы меня не помните, мистер Миднайт?» Бастер ответил, что да, конечно, помнит. Джимми повернулся к Тоди Мэдден, судомойке, и прошептал: «Гляди сюда – наш чемпион вернулся домой!»
– Вот, я же говорила тебе, Бастер, ты – наш, – сказала я.
Мы вышли на улицу. Было еще темно, но из домов на улицу, отправляясь на утреннюю смену, уже выходили шахтеры. Стайка шлюшек с Аллеи Любви, которая вся еще сияла огнями, отправлялась после работы по домам, и какой-то забулдыга подыскивал подходящее крыльцо, на котором можно было бы прикорнуть на пару часиков. С Холмов доносились звуки работающих механизмов и стук руды, которую засыпали в железные бункеры вагонов, а потом послышался гул сирены, означавший конец ночной и начало утренней смены, по которому можно было проверять часы.
– Нет другого такого места на земле, – сказала я Бастеру, и он согласно кивнул.
– Я не предупредил Тони о том, что приезжаю. Давай я провожу тебя до дома, а потом поселюсь где-нибудь в недорогой гостинице.
– Зачем тебе в гостиницу, ночуй у меня, – сказала я. – На диване. Конечно, это не самое роскошное место, но, извини, хоть мы и старые друзья, в свою кровать я тебя не пущу.
– Эффа Коммандер…
Виппи Берд заявила на это, что тогда у него и в мыслях не было занять мою кровать, и я это прекрасно понимала, но для меня он все еще был другом Мэй-Анны, и я не хотела, чтобы тут возникло какое-то недоразумение.
Бастер спал у меня на диване, а я в своей постели. Завтра я работала в вечернюю смену и могла позволить себе поспать подольше, и когда я встала, приготовленный им завтрак уже ждал меня на столе.
Тони предложил Бастеру поселиться у них в комнате Муна, и Мун был в восторге от этой идеи, но Бастер отшутился, сказав, что боится ненароком раздавить мальчика, и тогда Виппи Берд точно убьет его сковородкой. Бастер снял комнату недалеко от банка на Парк-стрит, а питался в ресторане. Я думаю, что настоящей причиной его нежелания жить с родственниками было то, что он еще окончательно не понял, хочет ли он на самом деле вернуться в Бьютт, и стремился побыть один, чтобы получше разобраться в себе.
Найти работу ему оказалось даже сложнее, чем Тони, хотя предложений было предостаточно, но в основном его звали к себе владельцы магазинов, которые хотели, чтобы он одним своим присутствием завлекал к ним посетителей. Бастер говорил, что он не экспонат кунсткамеры, и без колебаний отвергал подобные предложения, а когда к нему обратились торговцы автомобилями, он сказал, что его много раз приглашали прокатиться, а потом оказывалось, что едут-то на нем. Виппи Берд сказала мне, что Бастер теперь без гроша, потому что все, что они с Тони не успели прокутить, ушло на адвоката, которого наняла для него студия Мэй-Анны, и эти деньги действительно были выброшены на ветер, потому что адвокат ничем ему не помог. Поэтому, чтобы платить за комнату и пищу, Бастер первое время помогал Тони на заправке.
Изредка Тони брал выходной, и они вдвоем отправлялись порыбачить. Виппи Берд сказала, что им нужно какое-то время, чтобы снова привыкнуть друг к другу, и я ответила ей, что для человека в возрасте Тони, которому тогда уже перевалило за сорок, это не так-то просто, не говоря уж о том, чтобы в первый раз жениться и обеспечивать семью, которую он получил в готовом виде. Но мы с Виппи Берд прекрасно понимали, что дело тут не в долгой разлуке братьев и не в возрастных проблемах одного из них, а в том, что они привыкли к славе, к шумной и бесшабашной жизни, и от того, что им приходится сейчас торговать бензином, дабы свести концы с концами, у них на душе скребут кошки. Виппи Берд сказала, что сейчас не надо их трогать, надо дать им возможность переварить ситуацию.
Между тем люди начали привыкать к тому, что Бастер снова в Бьютте, и то и дело совсем незнакомые люди хлопали его по плечу или кричали ему: «Привет, чемпион!» Когда Бастер осознал, что они делают это вполне доброжелательно и без всяких задних мыслей, ему начало это нравиться. Он почувствовал, что город его принял и что он дома.
– Ты заметила, что он больше не горбится? – спросила Виппи Берд. Она очень точно это подметила – Бастер действительно выпрямился и снова стал смотреть людям прямо в глаза, совсем как в те дни, когда был боксером.
Однажды вечером в доме Виппи Берд после плотного ужина, состоявшего из тушеного мяса и пирога с овощной начинкой, мы вдруг поняли, что в нашей жизни грядут большие перемены. Мы с Виппи Берд и раньше догадывались, что Тони что-то задумал, раз он последнее время так замкнулся, лукаво улыбался сам себе и даже иногда потихоньку насвистывал. В такие моменты не стоило его трогать и уж тем более пытаться клещами вытащить из него его тайну, ведь он сам все скажет нам, когда его замысел созреет.
– Я наконец понял, – глубокомысленно произнес он, когда мы сложили вилки и ножи в пустые тарелки.
– Понял что? – спросила Виппи Берд.
– Что надо делать, чтобы разбогатеть, – заявил Тони и откинулся на спинку стула, довольный собой.
– Что, уже идем грабить банк? – спросила Виппи Берд.
– Я не шучу, – сказал Тони, вдруг наклонившись вперед и пристально глядя на нее. – Мы откроем ресторан, и называться он будет «У чемпиона». Бастер будет принимать посетителей, Эффа Коммандер будет управляющей, ты – бухгалтером, а я – барменом.
Он снова выпрямился и посмотрел на нее с довольным видом, точь-в-точь как в тот день, когда он предрек Бастеру, что тот станет знаменитым боксером.
Виппи Берд обвела глазами присутствующих и уставилась на Тони с открытым ртом, потом закрыла его и попыталась переварить услышанное. Мы все молчали, обдумывая слова Тони.
– Ладно, – сказал Бастер. – А где же мы возьмем начальный капитал?
– Не будь я пройдоха Тони, если я его не найду! В общем, это моя забота. Я знаю множество людей, готовых вложить деньги в такое верное дело.
– А что, если эта затея не выгорит, – мы тогда все окажемся без работы, – сказала я.
– Работа, работа… Работа для нас всегда найдется. Я говорю о возможности прорваться, действительно встать на ноги, может быть, последней такой возможности в нашей жизни. Подумай об этом, Эффа Коммандер! – Он замолчал и зажег сигарету. – Мы откроем в нашем квартале ресторан, специализирующийся на мясных блюдах. Высшего класса. У входа будет большая фотография Бастера в полный рост с неоновой подсветкой, а внутри фотографии самых знаменитых его боев. Люди будут приходить просто посмотреть на него – разве вы не видите, что публика смотрит на него, как на нового медного короля Монтаны? И многие будут готовы заплатить просто за возможность пожать ему руку, но после этого они будут приходить снова и снова, потому что оценят кулинарный талант Эффы Коммандер.
– Я ничего не смыслю в этом бизнесе, – сказал Бастер.
– А тебе и не надо, достаточно того, что Эффа Коммандер в нем разбирается, – ответил Тони. – Твое дело будет приветствовать входящих, пожимать им руки и раздавать автографы.
– Надо полагать, Эффа Коммандер в восторге от твоей затеи, – сказал Бастер язвительным тоном. – Она будет зашиваться на кухне, пока я в зале раздаю автографы.
– Не думай, что у тебя будет такая простая работа, Бастер, – возразила я. – Тебе придется делать много чего, например, развлекать людей разговорами и уговаривать их что-нибудь выпить, пока они скучают в ожидании своего заказа, и заговаривать им зубы, если мы вдруг почему-то промедлим дольше обычного.
– Ну, и кому-то ведь придется быть и вышибалой, – добавила Виппи Берд.
Мы обсуждали эту идею почти всю ночь и не нашли в ней других слабых мест, за исключением того, что нам неоткуда было взять денег для первоначального обустройства, но Тони еще раз заверил, что достать деньги – его дело и «тут все будет надежно, как в банке». К моменту, когда мы наконец решили расстаться и разойтись по домам, мы успели обсудить устройство кухни и то, как будет выглядеть бар, а также маленький уютный уголок, где можно будет посидеть и подождать, пока освободится столик, если вдруг все будут заняты. Я прикинула меню, которое должно было состоять из разнообразных мясных блюд, бифштексов, а также мясных и рыбных закусок под горячим соусом. Тони сказал, что еда в нашем заведении будет плотной и сытной, потому что нашими клиентами в основном будут шахтеры, а такой клиент не придет второй раз в наше заведение, если не наестся своей порцией.
Бастер, который в свои лучшие времена едал в самых роскошных ресторанах Америки, тоже высказал кое-какие идеи – например, что наше заведение надо назвать «кафе», а не «ресторан», потому что слово «кафе» пришло из Голливуда и народ считает, что это шик, и Тони с ним согласился, сообразив, что неоновая надпись «кафе» обойдется дешевле, чем «ресторан». Еще Бастер сказал, что обязательно надо устроить отдельные кабинки, потому что, хотя в Голливуде и Нью-Йорке предпочитают маленькие столики со стульями в общем большом зале, в нашем штате народ больше любит отдельные кабинки.
Еще Бастер подсказал нам, что подходящее здание как раз имеется на улице Галена-стрит, недалеко от того места, где сейчас «Джим Хилл», и если наша вывеска будет достаточно большой, ее увидят с самых Холмов, и что он предпочитает быть барменом, а не вышибалой. В этом был определенный смысл – в таком случае для того, чтобы поприветствовать его и переговорить с ним, посетителям пришлось бы покупать у него напитки.
Претензии местной публики ограничивались обычно простым виски или виски с содовой и, уж во всяком случае, не шли дальше коктейля «Шон О», а такие коктейли Бастер умел смешивать с закрытыми глазами, поэтому Тони мог бы заняться поставками и закупкой продуктов, что на самом деле было ему больше по нутру.
Виппи Берд пообещала записаться на вечерние бухгалтерские курсы и заодно освоить технику двойной бухгалтерии – на всякий случай.
И все же, при всей нашей серьезности, нам чего-то не хватало, и вся эта затея с рестораном отдавала какой-то детской игрой, как тогда, когда мы, будучи еще подростками, в кафе «Скалистые горы» провозгласили Бастера чемпионом. Будь у нас чуть больше опыта в подобных делах, мы бы никогда не решились на этот шаг, поэтому слава богу, что мы были такими олухами.
Тони ошибся, когда обещал, что его затея принесет нам богатство. Никто из нас не разбогател, как Мэй-Анна или Бастер с Тони в их лучшие дни, но наше заведение обеспечило нам стабильный достаток, удовлетворение и счастье в течение многих лет жизни.
…За день-два до нашего торжественного открытия Бастер заглянул ко мне рано утром. Прошел примерно год с его возвращения в Бьютт. Стояла поздняя осень, только что прошли первые заморозки, и я собирала на заднем дворе плоды шиповника для конфитюра.
– Ты волнуешься? – спросила я. – Что-то тебя беспокоит?
Он взял одну ягоду шиповника из моей миски, поднес к носу и понюхал.
– Все отлично, – сказала я. – После того как мы затеяли все это, я сама сначала волновалась, но теперь успокоилась и знаю, что все у нас получится. Тони умеет поставить на победителя.
– Дело не в ресторане, – сказал Бастер. – Тут все будет в порядке, я сам вижу, просто я еще окончательно не решил, должен ли я позволить моей жене работать.
– Что? – спросила я, и ягоды шиповника посыпались из миски на плитку дорожки.
– Я делаю тебе официальное предложение, Эффа Коммандер, и хочу, чтобы ты стала моей женой, – сказал он.
Виппи Берд предупреждала, что мне надо быть готовой к чему-то подобному и не удивляться. После его возвращения в Бьютт мы виделись с ним практически каждый день, и нам было хорошо друг с другом, но за все эти годы я привыкла думать, что однажды они с Мэй-Анной все-таки поженятся, и не считала, что у нас с ним возможны какие бы то ни было отношения, кроме дружеских. Тони с Виппи Берд сказали, что знали с самого начала, чем дело кончится, но сама я этого не знала и сейчас пребывала в полной растерянности.
– Я думаю, сначала надо открыть наше кафе, а об этом поговорим потом, – сказала я.
– Я думаю, надо поговорить об этом прямо сейчас, – возразил он.
Мы сели на крыльцо, и я поставила рядом на землю свою миску – старую тяжелую эмалированную миску, которую купила на распродаже.
Я спрятала руки на груди, раздумывая, как лучше объяснить ему то, что я сейчас чувствовала.
– Правда в том, Бастер, что… – начала я и осеклась, испугавшись, что лезу не в свое дело, но почти сразу сообразила, что это мое дело, если Бастер сделал мне предложение, – правда в том, что ты всегда любил Мэй-Анну Ковакс.
– Правда в том, Эффа Коммандер, – ответил он, – что ты всегда любила Пинка Варско, но их обоих теперь нет. Почему нет Мэй-Анны? Потому, что от нее ничего больше не осталось, теперь есть только Марион Стрит, и я понял это еще в тюрьме. Вот поэтому я и решил, что мы с ней больше никогда не встретимся, а то, во что она превратилась, полюбить невозможно. Той Мэй-Анны, которую вы спасли от падения в шахту и которую банда Свиного Рыла закидывала тухлыми помидорами, больше нет. Когда-то у нас с ней были славные времена, как и у вас с Пинком, но надо продолжать жить, пусть даже так, как это делаю я, – превратившись из чемпиона в бармена.
Но только не надо думать, что ты для меня какой-то запасной вариант после Мэй-Анны! Это не так. Я прошу твоей руки вовсе не потому, что Мэй-Анна отвергла меня. Мэй-Анну любил другой, прежний Бастер, а новый, который перед тобой, любит только тебя. Ты самый лучший, самый стойкий человек, которого я знаю, ты всегда была рядом со мной и ничего не ждала взамен, и если мы будем жить вместе, Эффа Коммандер, то нам обоим будет хорошо.
Это был самый длинный монолог в его жизни, и произнес его он на одном дыхании. Я подумала о том, какой хорошей парой оказались Тони с Виппи Берд, и о том, что Пинк всегда хотел, чтобы я была счастлива, и о Бастере, который был прекрасным и добрым человеком. Наконец я заглянула в свое собственное сердце и еще раз убедилась, что люблю Бастера. И я сказала ему «да», и, по мнению Виппи Берд, это был самый короткий ответ за всю мою жизнь.
Мы поженились сразу после открытия нашего заведения, а через неделю как следует отпраздновали наш брак в собственном кафе – с поздравлениями, шампанским, цветами и бесплатными напитками для всех желающих. Народ валил валом пожелать нам счастья, словно мы были королева Елизавета и принц Филипп.
– Цветов-то – как на похоронах! – воскликнул Тони, и Виппи Берд ткнула его локтем в бок и сказала, что если он будет продолжать в том же духе, то это будут его похороны.
Знакомые и незнакомые люди прислали нам множество букетов, которые мы расставили вдоль стойки бара. У меня, конечно, тоже был в руках свадебный букет из белых орхидей, который прекрасно гармонировал с моим светло-розовым свадебным костюмом. В отделе свадебных принадлежностей магазина «Хеннесси» мне вместо платья порекомендовали именно светло-розовый костюм, ввиду того, что это брак повторный. Самый большой из присланных букетов был в форме полукруга из белых роз, с белой шелковой лентой, по которой золотом шла надпись «ЖЕЛАЮ СЧАСТЬЯ«, а в маленькой белой открытке говорилось: «С любовью, Мэй-Анна».
Наш брак оказался замечательным. Мы прожили вместе почти тридцать лет, и невозможно было найти более счастливых супругов. Несмотря на то, что мы целыми днями работали бок о бок, он ни разу за все эти годы не сказал мне грубого слова, ни разу даже не повысил на меня голос. Нет слов, мне в жизни исключительно повезло: я так долго искала человека, который мог бы заменить мне Пинка, и этим человеком оказался Бастер.
