Текст книги "Главный свидетель"
Автор книги: Сандра Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
Глава тридцать третья
– Как ты думаешь, Мэт, что с нами произойдет? Чем все это кончится?
Он провел рукой по соблазнительному изгибу бедра Лотти:
– Не волнуйся ты так. Папа обо всем позаботится.
Она отпрянула от него и уселась рядом:
– Ну как мне не волноваться, Мэт? Я нарушила закон. Я в бегах.
– Отец так или иначе все устроит.
Она взъерошила его густые волосы и презрительно рассмеялась без всякого снисхождения:
– Твой отец – маньяк, Мэт. Разве ты не видишь?
– Ш-ш-ш! Он услышит!..
Мэт нервно взглянул на стену, которая разделяла их номера. Местечко было еще то: сплошь, состоящее из похожих на клетки затрепанных комнатушек с тонюсенькими стенными проемами и вытертыми до дыр коврами. Короче, заведеньице вроде тех, где встречаются любовники, у которых туго со средствами.
Мэт, впрочем, не считал, что они с Лотти какие-то там любовники. Это всего-навсего продолжение давнишней связи, которая началась, когда у мальчика зачесалось в одном месте. Он и представить себе не мог, что девочка, к которой поначалу его просто влекло, со временем превратится в любимую женщину.
Два дня назад к длинному списку преступлений, в, которых его обвинили и которые он совершил, прибавился побег из тюрьмы, но Мэт в жизни не чувствовал большего счастья. Он был с Лотти. И совершенно открыто. Даже с разрешения и ведома отца.
Он неожиданно понял, что со своей верой в отца казался наивным, и ей и всем окружающим. Но он и в самом деле верил, что отец в состоянии разрешить все проблемы. Ведь отец сказал, что все берет на себя, а слово отца ценилось на вес золота. Тот никогда не ошибался. Насколько Мэт помнил, отец всегда и во всем оказывался прав: Он был истинным воплощением американского супермена.
Как и дедушка Бернвуд. Мэт его не знал, зато весьма и весьма был наслышан о нем как, о несравненном солдате. Гиб знал все до последней детали о подвигах своего отца на Южном Тихоокеанском фронте, особенно о том, как он выжил в условиях подавляющего превосходства противника.
Итак же, как его отец, верил, что дед – рыцарь без страха и упрека, равно и Мэт безоговорочно доверял Гибу. Тот ни разу не направил его к дурной цели.
Но, с другой стороны, он, возможно, неверно оценил Кендал.
Гиб буквально заставил его жениться. Он заявил, что Кендал будет превосходной ширмой для деятельности „Братства“. С ее помощью они выйдут на тех, кто разлагает основные американские ценности, и со временем их уничтожат.
На самом же деле его женитьба на общественном защитнике, которую они – ошибочно – считали продажной, оказалась настоящим бедствием. К сожалению, не учли вольнолюбивый характер Кендал. Из нее не получилось марионетки, как рассчитывали Бернвуды, но даже Гиб был не в состоянии этого предусмотреть.
Мэт, тем не менее уразумел, что, по всей видимости, остальные не понимают Гиба. Тот вечно всегда и везде хотел быть первым. Когда же дело касалось личных обид, он обладал поистине бездонной памятью – никогда ничего не забывал и никогда не прощал. Единожды поссорившись с кем-либо, Гиб становился заклятым врагом на всю жизнь.
Стоило же ему что-нибудь задумать, как он неукоснительно начинал претворять это в жизнь, причем с упорством, скорее напоминавшим упрямство.
В глазах Мэта все эти качества перерастали в достоинства. Все дело во взгляде. Если некоторые Господа считали Гиба радикалом; Мэт, наоборот, Воспринимал отца как человека преданного идее, отважного и с богатым внутренним миром. Гиб никогда не менял привязанностей и не отступал от собственных убеждений. Мэту хотелось бы хоть на йоту походить на своих отца и деда.
Хотя, если бы Мэт оказался столь же сильным, как его отец он вряд ли полюбил бы Лотти. Этой слабости он не мог и не хотел противостоять.
– Пожалуйста, не грусти, – прошептал он и потянулся к ней снова. Поначалу она сопротивлялась, но потом уступила требовательным поцелуям.
Он поцеловал ее в затылок и подумал, насколько хорошо он знает и любит этот запах. В Лотти ему нравилось все. Сколько раз он любящими глазами изучал ее тело, но так и не нашел ни единого изъяна. Она была безупречна.
Вот только бесплодие… Будь у Лотти все нормально по этой части, он, возможно, топнул бы ногой, заявил бы отцу, что она – та самая женщина, которая ему нужна, и женился бы на ней еще пять лет назад.
Она печально улыбнулась:
– Ты просто этого не замечаешь, Мэт, верно?
– Не замечаю чего? Твоей красоты? Очень даже замечаю. Всякий скажет, что ты красавица.
– Да не об этом речь. Я хочу сказать, Мэт, что тебе постоянно пудрят мозги, а ты этого даже не замечаешь. – Она поколебалась, а затем добавила: – Слушай, Мэт, это правда, что о вас говорят? Вы вроде бы убиваете людей в сопровождении всяких там ритуалов? Вы что, на самом деле распяли этого Ли?
Он успокоил ее поцелуе:
– С этими делами мы никоим образом не связаны.
– Я говорю о тебе лично.
– Что бы мы ни совершали, все делается с Божьего благословения.
– Значит, это правда, – сказала она, застонав. – Господи, Мэт, разве ты не понимаешь, что мы в двух шагах от бездны?
Он нежно поцеловал ее в кончик носа:
– Ты пессимистка.
– А ты – дурак.
– Если ты и в самом деле в этом уверена, то почему помогла нам бежать? Отчего присоединилась?
Она вновь взъерошила ему волосы и вдруг до боли вцепилась в его шевелюру.
– Ты идиот. Обыкновенный несчастный тупой и красивый идиот. Мэт удивился, увидев в глазах Лотти слезы. – Единственной радостью, которую я знала в этой поганой жизни, стала любовь к тебе. Поэтому, сколько бы ни продлилось наше существование, я буду продолжать любить тебя. Она улеглась на матрас; и потянула его за собой.
Лотти выключила воду в душе и потянулась за тоненьким вытертым гостиничным полотенцем. Неожиданно она почувствовала, что сзади кто-то есть. Она повернулась и сдавленно вскрикнула.
– Доброе утро, Лотти – произнес Гиб, – как спалось?
– Что, вы здесь делаете?
– Ну конечно же, спала прекрасно. Утомилась, так сказать, после приятно проведенной ночи с моим сыном.
Лотти, как могла прикрылась полотенцем, от страха у нее зуб на зуб не попадал.
– Убирайтесь отсюда. Если Мэт вас здесь обнаружит.
– Не обнаружит. Насколько тебе известно, он отправился за кофе и бутербродами. Прежде чем уйти, он зашел ко мне, чтобы справиться, что я хочу. Он был всегда таким покладистым, любящим сыном. Во всем меня слушался, только вот с тобой пошел наперекор.
Гиб поблагодарил Лотти за ее отчаянные усилия в их с сыном освобождении и похвалил за проявленные хладнокровие и мужество.
Впрочем, в его похвалах не чувствовалось тепла, не было тепла и в глазах, когда он говорил. Лотти била мелкая дрожь, и не только оттого что она, не успев вытереться продрогла. На самом деле она испугалась.
В присутствии Гиба Бернвуда по коже Лотти всегда пробегали мурашки. Еще маленькой девочкой, однажды отправившись с отцом в супермаркет, она ощутила что-то сродни неприязни при встрече с Гибом. Неприятие носило характер инстинктивный, скорее даже животный. Подобно щенкам, которые вдруг с непонятной антипатией воспринимают одного из своих собратьев, так и она с необъяснимым отвращением, относилась к Бернвуду-старшему, правда, знала, что все остальные думают иначе.
Теперь, после разговора с Мэтом нынешней ночью, она поняла, отчего невзлюбила Гиба. Этот злой супермен подчинил себе собственного сына и неустанно навязывал ему свое человеконенавистническое кредо в основе которого лежало насилие в чистом виде.
– Я бы хотела одеться, с вашего разрешения, – попросила – стараясь говорить спокойно и ровно. Гиб, обладавший инстинктом охотника, с легкостью распознал бы ее страх.
– С чего бы это? Кажется, ты всегда гордилась своим телом. По крайней мере, выставляла его напоказ моему сыну в течение многих лет, заставляя сгорать от желания; – и тебе это нравилось. С какой стати ты вдруг решила сейчас изображать скромницу?
– Послушайте, я не понимаю, к чему Bы клоните, но мне это не по душе. Думаю, не понравится и Мэту.
– Я сам знаю, что для Мэта лучше.
– Особенно то, что Вы превращаете его в сектанта-убийцу? И это называется „делать для сына все, что только в ваших силах“? И это называется любовью?
Он с силой хлестнул ее тыльной стороной ладони по лицу. Женщина отшатнулась и оперлась на холодный кафель, чтобы не упасть. Мир перед ее глазами взлетел золотистыми искрами, отдаваясь в мозгу острой болью.
– Ты, шлюха. Кто ты такая, чтобы разыгрывать святошу в моем присутствии? – Он схватил ее за плечи и силой толкнул, заставляя встать на колени.
– Пожалуйста, – прошептала Лотти, – не надо. Умоляю…
Она знала, что просить Гиба о снисхождении бесполезно, Поэтому, закрыв глаза, стала молиться. Впервые в жизни. Она уповала на Господа, чтобы тот лишил ее сознания и способности чувствовать.
Но Гиб схватил Лотти за волосы и рывком задрал ей голову вверх. Боль и унижение оказались столь сильными, что стало ясно – обморока не будет:
Следуя советам Гиба, Мэт вошел в переполненный продовольственный магазин, где и продавцы и покупатели были слишком заняты своими делами, чтобы обращать внимание на окружающих.
Он наполнил горячим кофе три термоса в баре самообслуживания и купил полдюжины бутербродов. Никто не обратил на него ни малейшего внимания.
Отец, как всегда, прав.
Дверь в комнату мотеля он открыл своим ключом.
– Привет, отец, – сказал он, увидев, что Гиб сидит посреди комнаты на единственном в номере стуле. – Я не ожидал застать тебя здесь. Как ты и сказал…
Он дико закричал и выпустил из рук пакет с продуктами. Крышки с термосов соскочили, и горячим кофе Мэту обожгло ноги, но он даже не почувствовал боли.
– Закрой дверь, Мэт.
Тот в страхе смотрел на кровать, где, нагая, раскинув руки, лежала Лотти. Она была мертва. В широко раскрытых остекленевших глазах застыл ужас, а горло зияло широкой резаной раной. Рана оказалась свежая – оттуда по-прежнему текла кровь, и простыни уже насквозь пропитались. По-видимому, сначала кровь била фонтаном, поскольку даже стена за кроватью, была испачкана, а картина с яблоней в цвету над изголовьем выглядела безнадежно испорченной.
Гиб встал, обошел сын, застывшегона месте, словно в столбняке, и спокойно прикрыл дверь. В одном из термосов кофе еще оставался. Он поднял его с пола, налил себе чашечку и невозмутимо отхлебнул.
Мэт рванулся вперед и рухнул бы прямо на мертвое тело Лотти, если бы Гиб не схватил и не оттащил его назад.
– Другого выхода не было, сын, – произнес он бесстрастно и рассудительно, – и ты преотлично это знаешь. Она хладнокровно убила собственного мужа. Обвинила его в попытке изнасиловать и пристрелила во сне. Что же влечет за собой подобное деяние? Какой пример для молодых? Если каждая женщина, над которой муж возжелает осуществить свое законное и Богом данное супружеское право, начнет стрелять почем зря?
„Братство“ уже вынесло ей смертный приговор, и только твое ходатайство – которое, кстати, не делает тебе чести, – помогло отсрочить казнь. Но все равно смерть ее была предопределена. В сущности, я оказал ей услугу, она не мучалась и умерла, занимаясь тем, что, любила больше всего на свете.
Мэт посмотрел на отца такими же ничего не видящими, как у Лотти, глазами.
– Именно так, сын. Она умерла, когда я лежал на ней. Я испытал ее, как когда-то сатана испытал нашего Господа в пустыне. Но, в отличие от Христа, она не выдержала искушения. – Он перевел взгляд на мертвое тело.
Мэт промолчал. С тех пор как он увидел Лотти бездыханной, он не издал ни звука.
– Причитая и взвизгивая, как потаскуха, – продолжал Гиб, – она отворила для меня свои ноги. Она ослабила меня и заставила согрешить, как расслабляла тебя все эти годы. Ты даже можешь увидеть, как в ее вместилище мое семя перемешалось с твоим. Только самое низкое существо способно на подобную мерзость.
Мэт не мигая смотрел на непристойно раскинувшееся на кровати тело. Гиб положил руку на плечо сына:
– Она была порождением дьявола, Мэтью. Исчадием ада. Если бы я не остановил ее, она продолжала бы вводить в грех мужчин и развращать тебя. Нельзя было больше это терпеть.
Мэт сглотнул:
– Но отец…
– Подумай о сыне. Скоро он окажется с нами. Мы не могли позволить, чтобы она испортила и его тоже.
– Она… она бы не стала. Лотти была хорошая.
– Ах, Мэт, как ты ошибаешься. Знаю, тебе трудно сейчас согласиться, но со временем ты поймешь, что я прав. Вспомни, как нелегко нам было привести в исполнение приговор в отношении твоей матери!
МЭТ молча кивнул.
– А ведь я любил эту женщину, сынок. Я страстно любил Лорелейн, но она перешла границы дозволенного. Узнав правду о „Братстве“, она хотела разоблачить нас перед теми, кто не понимал выпавшей на нашу долю миссии. Пришлось заставить ее замолчать, Мэт. Я плакал. И ты плакал тоже, помнишь?
– Да, сэр.
– Болезненная, но необходимая операция. Уже тогда, будучи еще мальчиком, ты осознал необходимость содеянного. Разве не так, сын?
– Да, сэр.
– Со временем боль ослабла, а ведь я предупреждал тебя, что так оно и будет. Твой дух восстановился. Ты научился не слишком скучать по матери. Поверь, сынок, тебе станет намного лучше без разлагающего влияния этой женщины. Вполне вероятно, если бы не вмешательство этой шлюхи JIинэм, твой брак с Кендал сохранился бы, и мы не оказались бы в столь затруднительном положении.
– Я верил, что в свое время, усвоив и осознав цели и задачи нашего движения, Кендал примет „Братство“ всей душой. Но гордость не позволила бы ей принять Лотти. Никогда. И вполне справедливо. Ведь ты изменял ей, сынок, но не по своей воле, уж я-то знаю. – Он ткнул пальцем в сторону лежащего на кровати трупа. – Ее тело было создано дьяволом, дабы разжигать твою похоть, и вся вина за адюльтер лежит на ней. Она искушала тебя и лишала возможности к сопротивлению. Так что не стоит по ней убиваться.
Он похлопал Мэта по спине:
– А теперь давай-ка перенесем вещи в машину. Нельзя допустить, чтобы эта тварь помешала тому, что должно быть сделано – возвращению твоего сына.
Глава тридцать четвертая
Дом находился на почтительном расстоянии от дороги, и добраться до него можно было только по узкой аллейке, крытой гравием и обсаженной по сторонам деревьями. Их кроны широко раскинулись над дорожкой, образуя почти непроницаемый для света шатер.
Как убежище, дом, располагаясь в удачном месте, подходил почти идеально.
Стояла глубокая ночь. В течение часа или дольше на дороге не появился ни один автомобиль, выключив фары, они несколько раз проехали мимо входа в аллею, потом вернулись и за глушили двигатель. Некоторое время посидели молча, пытаясь определить, знают ли в доме, что кто-то подъехал. Прошел час. В доме не наблюдалось ни малейшего признака жизни.
– Думаешь, она здесь?
– Пока не войдем – не узнаем. Вряд ли она станет выставлять свое присутствие на показ.
Под покровом ночи они быбрались из автомобиля и начали осторожно пробираться вдоль аллеи, отводя ветки руками. Две высокие тени среди мириад дрожащих ночных теней. Ярдов за тридцать до двери присели и еще раз визуально обследовали дом, ранее принадлежавший Элви Хэнкок, бабушке Кендал.
Вынув карманные фонарики, чтобы в случае чего посигналить, молча двинулись вперед. Один метнулся, широко забирая влево, другой побежал направо. Оба старались держаться в тени деревьев и не показываться на открытом месте. Обогнув дом с разных сторон, они сошлись на заднем дворе у небольшого сарайчика.
– Слышал или видел что-нибудь?
– Тихо, как на погосте.
– Это вовсе не значит, что их с ребенком там нет.
– А Макграт?
– Кто его. Знает?
Они в нерешительности посмотрели друг на друга.
Наконец один спросил:
– Ты готов?
– Пошли.
Они собрались было вскрытьь замок черного входа, как вдруг обнаружилось, что дверь отперта. Она только слегка скрипнула и без малейшего усилия распахнулась.
Гости беззвучно вошли в коридор и оттуда проникли на кухню.
Насколько они могли разобрать в темноте, кухонька была, как конфетка – все тарелки тщательно перемыты, ни малейшего беспорядка на стойке. Один из мужчин открыл холодильник, посмотреть, что внутри, но там в тот же миг зажглась лампочка и загудел мотор. Пришлось быстро закрыть дверцу.
Кендал тотчас встрепенулась и села на постели.
– Что это было?
– Что?
Что-то встревожило женщину, и она проснулась от страха, но без видимых причин.
– Слышал? – прошептала она.
Джон приподнял голову и прислушался, но в доме стояла мертвая тишина.
– Ничего не слышал. На что это смахивало?
– Не могу сообразить. Извини, что разбудила. Скорее всего мне приснилось.
– И напугало.
– Наверное.
Он приподнялся на локте и погладил ее обнаженное плечо:
– Малыш в порядке?
– Все хорошо.
Они оставили Кевина с собой, после последнего кормления Кендал. Он так и заснул, свернувшись калачиком на подушке у ее груди. Кендал же лежала, ощущая пресс и чресла Джона. Он обнял ее и покрепче прижал к себе. И тогда Кендал постаралась расслабиться – рядом с Джоном она чувствовала себя в безопасности.
Тем не менее она ничуть не жалела, что как следует спрятала револьвер Джона. Она ненавидела оружие. Посмертная маска Бамы, иногда всплывая в памяти, мрачно напоминала ей, что несет с собой один лишь выстрел. Хотя Мэт неоднократно пытался научить ее обращаться с пистолетом, Кендал так ни разу и не нажала на спусковой крючок.
Но приведись ей спасать Жизнь Кевина или Джона, она, без сомнения, выстрелила бы и даже убила.
Они уже бродили по дому минут пять, из осторожности встав на цыпочки, но до сих пор так и не выяснили – прячется здесь их жертва или нет.
Они, крадучись, переходили из, комнаты в комнату, но для них все еще оставалось тайной, жил ли кто-нибудь здесь в последнее время. Конечно, можно было определить в два счета, воспользовавшись фонарем, но они не собирались раскрывать свое присутствие.
Так прошло еще минуты три. Затем они посмотрели друг на друга, и один из них недоуменно пожал мечами. Другой знакам дал ему понять, что настала пара обследовать спальные помещения, поскольку, если кто и, был дома, то, вероятнее всего, в это время именно в спальне.
По одному неизвестные просочились в холл, куда открывались три разные двери. Они уже было: собрались войти в первую комнату, как вдруг „основной“ едва не споткнулся обо что-то, правда, в самый последний момент удачно избежал прикосновения. Он нагнулся и поднял с пола… плюшевого мишку.
Он показал его напарнику, и оба молча улыбнулись.
Тот, во главе, жестом указал на третью спальню, а второй, согласившись, кивнул. Дверь в спальню была приоткрыта. Они тихонько толкнули. Медленно, беззвучно она распахнулась настежь. Они, про себя сосчитали до трех и с противоположных сторон черного дверного проема молниеносно ворвались в комнату.
Кендал опустила несколько монеток в щель автомата. Сработал междугородный коммутатор, и телефон абонента издал длинный требовательный звонок. Вспотевшей от волнения рукой Кендал еще сильнее сжала трубку. На второй звонок отозвалась Рики Сью.
– „Бристол и Мазерс“.
– Это я. Ничего не говори, слушай. Ты можешь разговаривать?
– Боже мой! Ты жива! Я просто с ума чуть не сошла от волнения. Даже похудела. Лучше диеты, чем ты, не придумаешь.
– Я, конечно, знала, что ты волнуешься, но рисковать не могла. В сущности, мне и сейчас-то звонить не следовало.
– Ты что, в самом деле похитила офицера службы безопасности? – спросила Рики Сью низким, тревожным голосом.
– Некоторым образом.
– То есть как – „некоторым образом“? Да или нет? Где ты, черт возьми?
– Для твоего же собственного блага тебе лучше об этом не знать. Да я, и не могу долго говорить: не исключено, что телефон прослушивается.
– Ясное дело. Федеральные агенты вокруг так и рыщут. Тебя ищут – просто с ног сбились, детка.
Кендал ничуть не удивилась. Но одно дело – думать, другое – узнать наверняка. Настроение тут же упало, и новость тяжким грузом легла на сердце.
– Агенты несколько раз здесь побывали, – добавила, Рики Сью. – Они разыскивают любой материал, так или иначе относящийся к Кендал Дитон.
– О, Господи…
В доме твоей бабушки даже установили, пост.
– Как, в самом доме? – Кендал почувствовала приступ дурноты. Подобное вторжение в личную жизнь бабушке бы вовсе не понравилось. – Но это же глупо и бессмысленно. Предполагая, что первым делом они заподозрят это убежище, я бы и на пушечный выстрел к нему не приблизилась.
– Кстати, не только агенты думают, что ты скрываешься там. Прошлой ночью туда вломились двое в полной уверенности, что птичка попалась.
– Двое? Кто такие?
– Фэбээровцы установили пост, но гостей прохлопали. Тем удалось убраться, прежде чем их опознали. Агенты, конечно, подняли стрельбу и палили так что вся округа переполошилась, хотя потом власти признались, что вряд ли кого из налетчиков даже ранили.
– Но кто…
– Не паникуй, детка, но вполне вероятно, что твой муж и его папаша.
– Они же в тюрьме, – слабым голосом запротестовала, Кендал.
– А вот, и нет. Три дня назад они сбежали.
Кендал немедленно повесила трубку, но какое-то время все еще не выпускала ее из рук, словно невидимую связующую нить, с подругой. Она боялась даже шевельнуться от страха, что тотчас увидит Мэта и Гиба, наблюдающих за ней и злорадно улыбающихся.
– Вы уже закончили разговаривать, леди?
Кендая от неожиданности чуть не подпрыгнула и поспешно Оглянулась через плечо. Какой-то бейсболист в перчатках с нетерпением ждал, когда она покинет будку, чтобы воспользоваться аппаратом.
– Извините, пожалуйста.
Она пошла прочь, стараясь не поднимать головы. Впрочем, на станции обслуживания ничего страшного вроде бы не произошло. Один клиент заправлял микроавтобус, другой кидал монеты в автомат с сигаретами. Двое механиков, показывая на автомобиль, приподнятый гидравлическим подъемником, что-то оживленно обсуждали с его хозяином. Никто не обращал ни малейшего внимания на девчонку – в футболке и джинсах, которая едва ли хоть чуточку походила на Кендал Бернвуд, общественного защитника, фотографии которой неоднократно публиковались в связи с исчезновением.
Вся полиция южных штатов примется за розыски автомобиля, который она купила в Стивенсвилле. Этот автомобиль – настоящая бомба, и всякий раз, садясь в него, она подвергала себя смертельному риску. Но ей просто необходимо было выяснить, как развиваются события и какова вероятность, что ее снова схватят.
Кендал поспешила назад к машине. Как только представится возможность, она поменяет номерные знаки, хотя и этого недостаточно. В салоне пекло как в аду, но Кендал знобило, когда она вырулила на автобан и двинулась домой.
Домой?
Да. Дом этот ничуть не меньше значит для нее, чем бабушкин дом в Шеридане. Фермерское строение дедушке подарил дядя, но, не успев как следует насладиться своим новым владением, тот умер. Зато Кендал с бабушкой научились извлекать из этой собственности многочисленные радости, причем каждое лето.
Как только детей распускали на каникулы, они отправлялись в загородное „поместье“ и беззаботно, в праздном безделье чудесно проводили время. Правда, временами ловили рыбу, временами, купив неподалеку фрукты, занимались заготовками на зиму. Иногда, впрочем, и вовсе ничего не делали, лишь весело болтали друг с другом. По вечерам вслух читали книги, плели венки из полевых цветов, сидя на крыльце, а изредка устраивали пикники на своем любимом месте, в укромном уголке у водопада.
В домике деда они никогда не принимали гостей. И никогда и никого сюда не приглашали на лето. Друзья, правда, знали, что в начале июня они куда-то уезжали из Шеридана и возвращались только ко Дню труда, но и только. Никто слыхом не слыхивал об их убежище. Потому-то Кендал и решила перебраться в домик дедушки как в наиболее безопасное место для них с Кевином.
Но какая уж тут безопасность, когда Мэт с Гибом на свободе?
Должно быть, Пепердайн вне себя от ярости. Он потерял главного свидетеля, своего друга Джона Макграта, и вот теперь – главных подозреваемых по делу. Он показался Кендал человеком добродушным и сердобольным, который предпочитает не выказывать глубокие чувства и искренние переживания. Она не испытывала к нему ненависти, ведь он выполнял свою работу – жить как-то надо! Но тем не менее она согласна на все, лишь бы избежать нового ареста.
С другой стороны, лучше уж быть арестованной, чем дожидаться, пока ее найдут Бернвуды. А они найдут. Будьте уверены. Единственной возможностью выжить оставалось одно – тянуть и скрываться до тех пор, пока их снова не схватят и не упрячут за решетку. Ясно, что ей следует взять Кевина и скрыться нынче же ночью.
Но как быть с Джоном?
Хотя он и пользовался еще костылями, но по большому счету вполне оправился. Теперь она могла оставить его с чистой совестью. Дело заключалось лишь в том, что уж очень ей этого не хотелось.
Но коль скоро она и в самом деле влюбилась, разве это не причина расстаться именно сейчас? Находясь рядом, Джон все время рисковал своей жизнью. Ведь он не позволил бы Бернвудам наложить лапу на нее или ее сына, к которому он в последнее время все больше и больше привязывался. Он пожертвовал бы собой, защищая их, причем не имея даже понятия, как обстоят делана самом деле.
Нет, этого она позволить не могла. У них нет будущего, но если бы ей и пришлось прожить остаток жизни в одиночестве, она все-таки хотела бы знать, что он жив и здоров.
Но что же ей делать? Может, просто-напросто сдаться властям?
Она тут же отмахнулась от этой мысли, как от назойливой мухи. Рики Сью упомянула, что агенты ФБР уже побывали в юридической фирме и назадавали кучу вопросов. Стоит, им только разузнать о ее прошлом, как доверие к ней будет здорово подорвано.
Ее станут рассматривать как свидетеля крайне, ненадежного, ну и какую же пользу в таком случае она сможет принести делу справедливости? К тому же ей предъявят обвинение в похищении Джона и отправят в тюрьму. Даже освободив ее, они снимут охрану со стороны государства, и тогда ей придется лично противостоять Мэту, его папаше-маньяку и их присным.
Единственным выходом оставалось очередное бегство. Кендал ругала себя на чем свет стоит за то, что оставила Кевина наедине с Джоном. Был бы ребенок сейчас вместе с ней, можно было бы рулить дальше. Конечно, покинуть Джона, так и не сказав ему последнее „прощай“, подло, но еще тяжелее – увидеть его снова, а потом исчезнуть.
Однако выбирать не приходилось. Она должна.
– Так кто из вас обделался?
Под грозным взглядам Пепердайна наступила мертвая тишина. Да что там говорить – агенты и дохнуть-то боялись.
– Ну? – Бас Пепердайна в данный момент сотрясал стекла полицейского участка в Шеридане, штат Теннеси, куда это официальное лицо перенесло свой командный пункт из Проспера.
Один из агентов, повинных в провале засады; наконец собрал все свое мужество, чтобы вымолвить:
– Мы наблюдали за домом практически с первых минут ее исчезновения, сэр, но никто в нем так и не появился.
– И что?
– Ну вот так и случилось, что мы… гм, обделались, – закончил он неуверенно.
– Cэp? – другой агент поспешил на помощь собрату – Мы не стреляли, опасаясь, что это возможно, миссис Бернвуд. Или офицер Макграт.
– Именно так, сэр, – вмешался напарник, благодарный до чрезвычайности, что нашлась спасительная зацепка. – Что, если это и на самом деле оказались бы они да еще с ребенком на руках?
– Насколько мы знаем, эта были они – и никто другой. Или, может быть, Красная Шапочка и Серый Волк? Черт возьми, на самом деле мы так и не знаем, кто побывал в доме. Ведь так? И все потому что вы даже не смогли идентифицировать ночных гостей или установить хотя бы марку их автомобиля.
– Мне кажется, миссис Бернвуд там не появлялась, – храбро вставил один из агентав. – В дом совершенно определенно ворвались мужчины. Двое.
– Ага, значит, „совершенно определенно“ мужчины. Что ж, количество подозреваемых резко сокращается. Вполне вероятно, что ночными пришельцами оказались Батмэн и Робин Гуд, – выдохнул Пепердайн и громко выругался. – Вам ребята, придется провести сегодня часок на стрельбище, которое я приказал устроить в самом жарком, самом солнечном местечке округа. И стрелять вы будете до тех пор, пока у вас руки не задымляться. Потому что прошлой ночью вы выпустили пули в белый свет, как в копеечку. И, нечего тут смеяться, – снова, зарокотал Пепрдайн, поскольку один из агентов по глупости позволил себе улыбнуться. – Время пребывания на стрельбище увеличивается до двух часов. А теперь сматывайтесь и чтобы я вас больше не видел. Иначе придумаю для вас что-нибудь посерьезнее.
Они пулей вылетели из дверей. Оставшись в одиночестве, Пепердайн плюхнулся в кресло и устало закрыл лицо руками. Оптимизм слегка поиссяк. Получить описание автомобиля, на котором Кендал удрала из Стивенсвилла, не больно-то удалось.
Вообще, в этом деле не намечалось просвета с самого начала, когда они по ошибке решили, что барахлит компьютер. Не ошибись оператор ЭВМ в определении истинности информации, полученной по сети, Рути Фордхэм осталась бы в живых и федералам не пришлось бы снова разыскивать миссис Бернвуд вместе с офицером Макгратом. К тому времени, когда недоразумение уладилось, Джон уже гнал машину навстречу хромой судьбе. Все усилия связаться с ним по радиотелефону успехом не увенчались. А потом, налетев на упавшее дерево, он и вовсе утратил память.
Господи, какое роковое стечение обстоятельств!
Бегство Бернвудов из городской тюрьмы Проспера стало еще одним чрезвычайно важным упущением. Теперь ему предстояло не просто разыскать миссис Бернвуд и Джона, а сделать это прежде, чем до них доберутся эти маньяки Бернвуды. Так что задача перед ним стояла нелегкая. Миссис Бернвуд, например, удавалось скрываться в Денвере в течении года, прежде чем федералам удалось на нее выйти.
Конечно же, она не такая дура, чтобы возвратиться в свой город, но, очевидно, кое-кто так не думал. Оттого то они и отправились на ее поиски в бабушкин дом прошлой ночью.
Пепердайн отреагировал на ночное вторжение со смешанным чувством страха, злости личного недовольства. Причину страха он как раз знал. Пепердайн опасался, что, ночными пришельцами были Гиб и Мэт Бернвуды.
Он уставился на фотографию миссис Бернвуд, которую уже размножили и разослали по всем полицейским участкам и аналогичным подразделениям страны, затем перевел взгляд на другие фотографии. Запечатлев обстоятельства другого преступления, их принесли не больше часа назад. Вид обнаженного и обезображенного трупа Лотти Линэм едва не вызвал у него приступ тошноты.
Обращаясь к фотографии миссис Бернвуд, Пепердайн досадливо пробурчал:
– Надейтесь, леди, что мы найдем вас раньше, чем ваш муж и его папаша. – И еще – очень хотелось бы знать, чем все это время занимается Джон?
