Текст книги "Аптекарь, его сестра и ее любовник (Фактор холода)"
Автор книги: Сандра Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 12
Он больно заломил ей руку за спину и прижал ее ладонь к своему обнаженному пенису. Мэри-Ли ахнула. Он сжал ее пальцы вокруг своей возбужденной плоти, заставил двигать рукой вверх-вниз.
Их отражение было видно в большом французском зеркале-психее, висящем на стене напротив кровати. Это старомодное зеркало досталось ей по наследству от матери, а той от ее матери. Овальное стекло было заключено в резную деревянную раму кремового цвета, расписанную розовыми бутончиками.
Но ничего идиллического не было в сцене, отражавшейся сейчас в его серебристой глубине. Это была мерзкая грубоэротическая сцена. В темноте Мэри-Ли с трудом различала свое отражение в белой рубашке. Фигура мужчины словно расплывалась во мраке. Мэри-Ли отчетливо видела лишь натянутую на лицо трикотажную шапочку с прорезями для глаз. Она скорее чувствовала, чем видела, его взгляд, следящий за ней в зеркале.
Его пенис уперся прямо в ложбинку между ее ягодицами.
– Опусти рубашку, – шепнул он.
Она покачала головой – сперва робко, потом более решительно.
– Нет!
Не давая ей опомниться, он стянул бретельки с ее плеч, и рубашка сползла на бедра, обнажив грудь. Он тотчас же обхватил ее груди обеими руками и принялся грубо тискать их.
Мэри-Ли застонала.
– Тсс! – свирепо прошипел он.
Она до боли закусила нижнюю губу.
Его рука скользнула вниз по ее телу, он попытался просунуть пальцы ей между ног. Мэри-Ли инстинктивно сжала колени.
– Раздвинь их.
– Пожалуйста…
– Раздвинь.
Она развела ноги на пару дюймов.
– Шире! – Мэри-Ли помедлила, но выполнила приказ. Она проник в нее пальцами. Она встретилась с ним глазами в зеркале. Его глаза горели огнем сквозь прорези маски. – На колени. Лицом на матрац.
Опустившись коленями на край кровати, Мэри-Ли подалась всем телом вперед и вниз, пока не прижалась щекой к матрацу. Он грубо ощупывал ее горячими руками, головка его пениса тыкалась в нее, дразнила и пугала. Потом он вонзился в нее.
Ее руки конвульсивно стиснулись в кулаки, комкая простыню, ее плоть сжалась. Он застонал и проник в нее ещё глубже.
– Ну, что я с тобой делаю? Скажи сама.
Она глухо пробормотала свой ответ.
– Громче!
Она повторила это слово, ритмично двигаясь ему навстречу.
Его толчки становились все короче, все быстрее.
– Ты сейчас кончишь, да?
– Да… – простонала она с прерывистым вздохом. Оргазм оставил ее влажной, ослабевшей и до безумия счастливой. Ее собственные спазмы уже начали утихать когда она почувствовала, как высвобождение настигло и его. Он держал ее за бедра, а все его тело пульсировало и содрогалось. Она снова кончила. На этот раз ее оргазм был слабее, но он оказался не менее насыщающим.
Отдышавшись, она вытянулась на постели, перевернулась и потянулась к нему.
– Это было здорово!
Он знал все ее фантазии: она сама ему рассказала. Они не всегда следовали этому сценарию, но, когда это происходило, она всякий раз бывала в восторге.
Он обхватил руками ее груди, потер напрягшиеся соски.
– Тебе нравится, когда тебя пугают, да?
– Видимо, да, иначе я не позволила бы тебе пробираться сюда тайком. – Их губы слились в долгом томном поцелуе. Когда поцелуй наконец прервался, она с любовью погладила его по лицу. – Видел, какую сцену я разыграла в ванной?
– Разве ты не чувствовала, как я за тобой наблюдаю?
– Честно говоря, да. Стоило тебе войти в комнату, я сразу поняла, что ты здесь. Мне хотелось растянуть шоу с раздеванием. Знаешь, может, даже потрогать себя.
– Мне бы этого хотелось, – отозвался он.
– В другой раз. Сегодня слишком холодно. Честно говоря, я даже думала, что ты не придешь.
Он проложил дорожку поцелуев вниз по ее телу, потом соскользнул на пол и встал на колени между ее раскинутых бедер. Прижимаясь к ней лицом, он простонал:
– Я не мог не прийти. Не могу я оставаться без этого.
За дверью спальни Мэри-Ли Уильям послушал еще несколько минут, а потом, самодовольно улыбаясь, с трудом подавляя смешок, на цыпочках прокрался по темному коридору в свою комнату.
* * *
Вопрос Тирни застал Лилли врасплох. Она ошеломленно уставилась на него, не в силах ответить.
– Пожалуй, мне следовало проявить больше такта, а не огорошивать тебя вот так сразу, – заметил он. – Обычно я не столь прямолинеен, поверь!
«Интересно, часто ли ему приходится проявлять такт, приглашая женщину в постель?» – подумала Лилли. Впрочем, она-то была уверена, что частенько. Она также не сомневалась, что мало кто из женщин на такой вопрос отвечал ему отказом.
– Я должна чувствовать себя оскорбленной или польщенной? – Беспечный смех Лилли резанул фальшью даже ее собственный слух. – Почему ты решил, что более тактичный подход поможет тебе меня уговорить?
– К тебе неприменимы никакие правила, Лилли.
– Почему же?
– Ты слишком умна и слишком красива.
– Ну уж нет! Максимум, на что я могу претендовать, это привлекательная, но уж никак не красивая.
– Красивая, поверь! Мне виднее. Стоило тебе войти в тот автобус, я сразу подумал: «Какая красивая!»
Лилли вспомнила, что в тот день опоздала на несколько минут и в автобус вошла последней. Она стояла лицом ко всем остальным, высматривая свободное место. Тирни сидел в третьем ряду у окна. Место ближе к проходу рядом с ним было свободно. Их глаза встретились. Она улыбнулась ему в ответ, но не приняла его молчаливое приглашение сесть рядом с ним. Вместо этого она прошла мимо и заняла место у прохода на ряд сзади. Двери закрылись, и автобус тронулся. Их проводник по экскурсии встал в проходе и приветствовал всех. Он толкнул десятиминутную речь о правилах безопасности и о том, что их ожидает на реке Французская Стерва. Свои неуклюжие шутки он, должно быть, повторял уже в тысячный раз. Но Лилли вежливо посмеялась над ними, впрочем, как и Тирни.
Когда проводник, исчерпав весь запас своих дорожных шуток и наставлений, сел за спиной у водителя, члены группы принялись оживленно общаться. Тирни повернулся к ней:
«Я Бен Тирни».
«Лилли Мартин».
«Рад знакомству, Лилли Мартин».
– Ты потрясающе выглядела в тот день, – сказал он теперь.
Лилли понимала, что этот разговор надо прекратить на этом самом месте. Он нарушал фундаментальные правила, которые она установила, чтобы удержать и себя, и Тирни в рамках практических дел, чтобы устранить из ситуации все личное. Но она была женщиной: женщине всегда приятно слышать такие слова.
Лилли удивленно подняла брови.
– Это в походном-то костюме?
– Никому так не идет черный эластик.
– Это неправда, но все равно спасибо.
– Ты представилась под своей девичьей фамилией. Я только во время своей поездки в Клири узнал, что Лилли Мартин, с которой я познакомился на реке, это миссис Бертон, жена Датча Бертона, нового шефа полиции, правда, не живущая с мужем.
– Я работаю именно под своей девичьей фамилией. А когда я подала на развод, то снова вернулась к ней. Кто сказал тебе, что я – жена Датча?
– Гас Элмер. Ты его знаешь?
Лилли отрицательно покачала головой.
– Он управляет турбазой, где я останавливаюсь, когда бываю в этих местах. Любопытный старикан. Обожает поговорить со своими гостями. Я сумел спросить его – но только так, чтобы это не слишком бросалось в глаза, – не знает ли он некой Лилли Мартин, владеющей коттеджем неподалеку, в горах.
– И он выдал тебе все по полной.
Тирни усмехнулся.
– Если Гас и испытывал какие-то угрызения по поводу сплетен, бутылка бурбона очистила его совесть. К тому моменту, как она опустела, я узнал все основные факты твоей биографии, включая смерть Эми. Мне многое стало ясно.
– Что ты имеешь в виду? Что тебе стало ясно? Некоторое время Тирни обдумывал свой ответ.
– В тот день на реке я заметил, что стоило тебе рассмеяться, ты всякий раз словно спохватывалась и быстро умолкала. Твоя улыбка бесследно исчезала, блеск в глазах угасал. Тогда меня это поразило. Я спрашивал себя, что это за механизм вдруг включается? Что заставляет тебя избегать веселья? Ты как будто всякий раз напоминала себе, что не имеешь права радоваться и получать удовольствие.
– Это чистая правда, Тирни.
– Когда тебе хорошо, ты чувствуешь себя виноватой, потому что Эми мертва, а ты жива.
– То же самое говорит мой психотерапевт.
Лилли вдруг испугалась, поняв, что для него она – открытая книга. Казалось, в ее сердце для него не осталось тайных уголков. Даже в день первой встречи он читал у нее в душе. Она испытала облегчение, когда он дал ей возможность открыто поговорить о смерти Эми, но его прозорливость скорее огорчила ее, чем обрадовала.
Тирни опустился на ковер у камина рядом с ней.
– Сегодня, когда ты сама рассказала мне о смерти Эми, я увидел в тебе ту самую печаль, которую заметил в тот день на реке.
– Прости меня.
– За что?
– Печаль вызывает у людей ощущение неловкости.
– Может, у других, но только не у меня.
– И как ты объясняешь это? – поинтересовалась Лилли.
– Я восхищаюсь тем, как ты справляешься со своим горем.
– Мне это не всегда удается.
– Главное, ты не дала горю сломить себя. – Тирни не добавил: «В отличие от твоего мужа», хотя имел в виду именно это.
– Как бы то ни было, убитые горем люди – не самая приятная компания.
– Я же еще здесь.
– А куда ж ты денешься? Мы тут застряли, не забыл?
– Я не жалуюсь. По правде говоря, я должен сделать признание. Я рад, что мы оказались здесь наедине, отрезанные от всего мира. – Его голос понизился до полушепота. – Этот разговор начался с вопроса.
– Нет, я не буду спать с тобой.
– Выслушай меня, Лилли. Мы можем сберечь тепло, даже увеличить его, если разденемся и ляжем вместе под грудой одеял. Тепло наших тел поможет нам обоим согреться.
– Гм… понятно. Ты это предлагаешь исключительно в целях выживания.
– Не исключительно. Процентов на семьдесят пять.
– А меня смущают как раз остальные двадцать пять процентов.
Тирни протянул руку и взял в кулак прядь ее волос, но отпустил не сразу, не так, как тогда, в машине, а пропустил шелковистую прядь между пальцев.
– Я хотел тебя с того самого дня. Стоит ли тратить время на недомолвки, когда я абсолютно уверен, что ты тоже об этом знала с того самого дня? Я хочу спать с тобой. Но – и это важно – ничего не случится, пока я не буду уверен, что ты тоже этого хочешь. Мы будем прижиматься друг к другу только ради тепла. – Тирни разжал пальцы и пряди волос скользнули между ними, как тоненькие ручейки. Он снова поднял на нее глаза. – Я клянусь.
Глядя ему в глаза, услышав искренность в его тихом голосе, Лилли поверила, что он сдержит слово. Ну… почти поверила. Его признание в том, что он ее хочет, вопреки ее ловам, вопреки ее рассудку, волновало ее.
Бену Тирни можно было доверять, но она не доверяла интуиции. Лилли попыталась вообразить себя и Тирни в одной постели, раздетыми, ну почти раздетыми, приживающимися друг к другу, чтобы согреться, но без всяких сексуальных поползновений. Кому он голову морочит? Себе? Ну да, может быть. Но только не ей.
Конечно, небо не рухнет, если они уступят взаимному влечению. Ее собственное тело всеми своими чувственными импульсами приветствовало эту идею, давало ей зеленый свет. Но она знает его… сколько? Считая тот день на реке, она в общей сложности провела в обществе Тирни часов пятнадцать. Даже в продвинутом двадцать первом веке полнейшей сексуальной свободы такой темп представлялся ей слишком стремительным.
Что, в сущности, она о нем знает? Что он хорошо умеет слушать и прекрасно пишет статьи в жанре «путевые заметки». Готова ли она на физическую близость с мужчиной, о котором практически ничего не знает? Женщины помоложе назвали бы ее старомодной трусливой недотрогой. Сама Лилли предпочитала считать себя разумной и осмотрительной.
– Нет, Тирни. Мой ответ: «Нет».
– Ладно. – Опять он взглянул на нее с этой кривоватой полуулыбкой: – Честно говоря, если бы мы поменялись ролями, я бы тоже себе не доверял. – Он встал. – Переходим к плану Б. Надо закрыть все вентиляционные ходы в спальне и в ванной, вообще закрыть оба помещения и находиться только в этой комнате. Здесь есть резерв тепла. Могу принести матрац с кровати и положу его для тебя ближе к камину. Я буду спать на одном из диванов, на безопасном расстоянии – метра в полтора от тебя. Но если тебя смущает даже такая близость, скажи, я пойму.
Лилли поднялась на ноги и отряхнулась:
– План Б кажется мне вполне разумным.
– Отлично! Приступаю к практическому воплощению плана. – С этими словами Тирни направился в спальню.
– Тирни?
Он остановился и повернулся к ней.
– Спасибо, что принял мое решение без долгих споров. Ты вел себя ужасно мило.
Тирни выждал несколько мгновений, потом в два широких шага сократил расстояние между ними.
– Я вовсе не так мил.
Глава 13
– Ты когда-нибудь читал книгу пророка Иеремии, Филин?
– Иеремии? Нет, сэр. Не то чтоб сначала до конца.
Только избранные стихи.
Старший спецагент Бегли закрыл Библию. Он читал ее на протяжении последних десяти миль, на преодоление которых спецагенту Уайзу потребовалось чуть ли не два часа.
– Иеремия был истинно божьим человеком.
– Да, сэр.
– Иегова послал его открыть людям истину, которой они не знали и предпочли бы никогда не знать.
У Филина было довольно смутное представление о ветхозаветных пророках, поэтому он неопределенным хмыканьем выразил свое согласие с оценкой Бегли.
– Видишь ли, он их убивает.
Отчаянно стараясь удержать автомобиль на дороге и одновременно следить за мыслью Бегли, Филин мысленно спросил себя, к кому относится вышеупомянутое местоимение «он»: к пророку, к Иегове или к неизвестному злоумышленнику, терроризирующему округ Клири. Он решил, что третий вариант самый верный.
– Вы, скорее всего, правы, сэр. Хотя, если он ограничивает свои действия этим районом – а нам пока не удалось связать данный случай с чем-либо в других частях страны, – можно предположить, что к этому времени какие-то останки уже должны быть найдены.
– Черт, да ты посмотри на этот район! – Бегли потер рукавом расписанное морозным узором стекло, чтобы лучше видеть пейзаж за окном. – Сотни квадратных миль сплошных лесов. Пересеченная местность, кругом горы. Каменистые русла рек. Пещеры. Даже дикая природа на его стороне. Может, он скармливает этих девчонок медведям, откуда нам знать?
Последнее замечание вызвало у Филина отрыжку. Он ощутил в горле горьковато-кислый привкус последней выпитой чашки кофе.
– Будем надеяться, что нет, сэр.
– Район заселен весьма негусто. Тот сукин сын, который бомбил Олимпийский парк в Атланте, прятался тут годами, пока его не нашли. Нет, Филин, если бы я убивал молодых женщин, я выбрал бы как раз такой вот дикий край для моих охотничьих угодий. Это он? – спросил Бегли, указывая вперед.
– Так точно, сэр.
Еще никогда в жизни Филин не был так счастлив прибыть к месту назначения. Всю ночь он вел машину по дорогам, больше приспособленным для саней. Стоило им немного отъехать от Шарлотта, как на одной из развилок они наткнулись на машину дорожной полиции, блокирующую въезд на шоссе. Офицер вылез из машины и сделал знак Филину сдать назад. Бегли приказал ему не двигаться.
Патрульный подошел к ним с сердитым криком:
– Ты что, ослеп? Не видишь, что я тебе машу? Сюда нельзя. Дорога закрыта.
Филин опустил стекло. Бегли наклонился через него и предъявил патрульному свое удостоверение, объяснил, что они преследуют преступника, вступил в спор, надавил на беднягу своим чином и наконец пригрозил столкнуть его гребаную патрульную машину с этой гребаной дороги, если он, мать его, не уберет ее к чертовой матери сию же минуту.
Патрульный убрал машину.
Филин сумел въехать на автостраду, не свалившись в кювет, но мышцы его шеи, плеч, спины стянуло узлами которые так и не расслабились до самого конца. А вот Бегли как будто и не замечал опасности. Или, может быть, доверял шоферскому искусству Филина больше, чем сам Филин.
Бегли позволил своему подчиненному лишь две остановки, чтобы выпить кофе и перекусить, причем и кофе, и закуску они взяли по дороге из пищевого автомата в машину. Во второй раз Филин воспользовался туалетом и еле успел застегнуть ширинку, услышав из-за двери окрик Бегли, что им надо поторапливаться.
Рассвет почти не разогнал темноты. Густые тучи низко обложили небосклон, снег и туман уменьшили видимость до нескольких футов. У Филина болели глаза от напряжения, ему постоянно приходилось вглядываться вперед, хотя он почти ничего не видел перед радиатором. Скорость не превышала пятнадцати миль в час: превышение обернулось бы самоубийством. Ледяной дождь, хлеставший весь вчерашний день, перешел в густой снегопад. За свои тридцать семь лет Филин ни разу не видел такого.
Перед встречей с Беном Тирни он хотел бы принять душ, побриться, выпить пару кружек кофе и съесть горячий, очень горячий и плотный завтрак. Но еще на дальних подступах к Клири Бегли приказал ему ехать прямо на турбазу на окраине города.
Туристическая база «Уистлер-Фоллз» представляла собой набор коттеджей, разбросанных по берегу озера, в которое с гор низвергался водопад. У забора, окружавшего игровую площадку, намело высокие сугробы. Из трубы над административным зданием поднимался дым, и, если не считать этого единственного признака присутствия человека, пейзаж можно было считать безжизненным.
Филин осторожно свел седан с шоссе, моля бога, чтобы колеса попали на подъездную аллею. Под слоем снега ее не было видно.
– Который его? – спросил Бегли.
– Номер восемь. Самый ближний к озеру, – пояснил филин.
– Он все еще тут числится?
– По данным на вчерашний вечер. Но его «Чероки» здесь нет, – разочарованно заметил Филин. Только перед одним из коттеджей был припаркован автомобиль, практически похороненный под снегом. Следов шин на снегу не было видно. – Может, справимся у менеджера?
– Зачем? – удивился Бегли. – Я отсюда вижу, что дверь коттеджа номер восемь приоткрыта, специальный агент Уайз. Держу пари, если мы постучим, нам сразу откроют.
Филин взглянул на него в изумлении.
– Но, сэр, если это он, мы же не хотим, чтобы парень сорвался с крючка из-за нарушения его гражданских прав.
– Если это он, я нарушу его гражданские права пулей в башку, но не дам ему сорваться с крючка на каком-то процедурном дерьме.
Филин запарковал машину перед коттеджем номер восемь. Приятно было потянуться и размяться, выйдя из машины, хотя он тут же провалился в снег по щиколотку. От ветра у него перехватило дыхание, ему показалось, что его глаза мгновенно замерзли и превратились в ледышки, но зато он получил возможность выпрямить спину и прогнуться, а это искупало все остальные неудобства.
А Бегли вроде бы и не замечал ни слепящего снега, ни колючего ледяного ветра. Он протопал дорогу в снегу до самого крыльца, поднялся по ступенькам на веранду, завернул за угол к входной двери, кстати, совершенно не видной с подъездной аллеи, и, обнаружив, что она заперта, бесцеремонно вставил в электронный замок карточку. Через секунду они с Филином были уже внутри.
Здесь было теплее, чем снаружи, но все-таки до того холодно, что их дыхание облачком вырывалось изо рта. Угли в камине подернулись пеплом и остыли. В кухоньке, примыкающей к жилой комнате, было чисто, вся еда убрана. Вымытая посуда, оставленная в сушилке, давно высохла.
Бегли медленно повернулся на каблуках, вбирая в себя детали обстановки.
– Похоже, его давно уже здесь нет. Он не уехал на своем «Чероки» этим утром, иначе мы бы видели какие-то следы на снегу. Есть идеи насчет того, где мистер Тирни провел ночь, Филин?
– Никаких, сэр.
– Как насчет подружки из местных?
– Насколько мне известно, таких нет.
– Родственники?
– Нет, в этом я твердо уверен. Он был единственным ребенком. Родители умерли.
– Тогда где, черт побери, он провел ночь? И на этот вопрос у Филина не было ответа. Он последовал за Бегли в спальню.
Окинув беглым взглядом помещение, старший спецагент Бегли указал на двойную кровать.
– Миссис Бегли сочла бы, что кровать застелена небрежно. Она сказала бы, что так застилает кровать мужчина. Если он вообще ее застилает.
– Да, сэр.
Филин был мужчиной, но никогда не оставлял кровать незастеленной. Он даже всегда проверял, ровно ли спускаются края покрывала. Более того, он никогда не оставлял посуду в сушилке: он вытирал ее полотенцем и убирал в кухонный шкаф. Он систематизировал свои компакт-диски по алфавиту, но не по названиям песен, а по фамилиям и именам исполнителей, и складывал чистые носки в ящик по цвету: от светлых к темным, слева направо.
Но он скорее дал бы отрезать себе язык, чем посмел противоречить мнению миссис Бегли.
В отличие от жилой комнаты, комната, в которой Тирни спал, выглядела обжитой. В углу была брошена пара забрызганных грязью ковбойских сапог. Посреди комнаты валялся открытый рюкзак, из которого вываливалась одежда. Письменный стол под окном был завален журналами. Филин поборол в себе желание выровнять их, пока просматривал глянцевые обложки.
– Порнография? – подозрительно осведомился Бегли.
– Приключения, спорт, туризм, здоровье. Для таких изданий он пишет, сэр.
– Вот дерьмо, – в голосе Бегли послышалось разочарование. – Судя по той комнате, можно подумать, что у Тирни бзик на чистоту и порядок.
– Что соответствует психологическому портрету разыскиваемого нами злоумышленника. – Филин сообразил, что выдает свою собственную одержимость чистотой и порядком.
– Верно. Но это… черт побери, – проворчал Бегли. – Это похоже на комнату моего старшего сына. Так который из них Тирни? Гребаный псих или именно то, на что он похож? Нормальный парень, любитель туризма, у которого встает без всяких там пособий по онанизму?
Вопрос был риторический, и этому можно было только радоваться, потому что определение порнографии как «пособия по онанизму» лишило Филина дара речи.
Дверь стенного шкафа была открыта. Бегли заглянул внутрь.
– Спортивный стиль, но качество хорошее, – заметил он.
– История его кредитной карты это подтверждает. Он не ходит в магазины, где торгуют со скидками.
Бегли повернулся и вышел из спальни. Он стремительно пересек жилую комнату и открыл дверь во вторую спальню, но замер, не сделав и двух шагов.
– Есть, Филин!
Филин бросился к нему и тоже остановился в открытых дверях.
– Вот это да! – тихо присвистнул он.
К стене над столом были приклеены скотчем фотографии пяти пропавших женщин. Филин сообразил, что это стол, перенесенный сюда из кухни. Он и не заметил его отсутствия на кухне, пока не увидел стол здесь.
На столе стоял персональный компьютер и лежал целый ворох печатных материалов. Газетные заметки о пропавших женщинах из «Клири Колл» были скреплены вместе, как и заметки из других изданий, печатавшихся в разных местах, даже таких далеких, как Роли и Нашвилл, Некоторые абзацы были помечены цветными маркерами.
Были здесь и большие, так называемые «адвокатские» блокноты с желтой линованной бумагой. Некоторые заметки были вымараны, другие подчеркнуты или помечены для дальнейшего рассмотрения или запоминания. Всего было пять скоросшивателей, по одному на каждую из пропавших женщин, и в каждом содержались заметки, написанные от руки, вырезки из газет, фотографии с объявлений о пропавших без вести или из прессы.
И всякий раз, когда встречалось упоминание о неизвестном похитителе, оно было подчеркнуто синим маркером.
Бегли указал на одну такую пометку.
– Синий.
– Я обратил на это внимание, сэр.
– Его фирменный цвет.
– Похоже на то.
– С тех пор как он взял Торри Ламберт.
– Да, сэр.
– Компьютер…
– Наверняка закодирован и требует пароля пользователя.
– Сможешь расколоть его, Филин?
– Я, безусловно, попытаюсь, сэр.
– Та-а-ак, стоять смирно, а не то обоим бошки снесу к чертовой матери! – Голос звучал, как работающая на холостом ходу бетономешалка. – Руки вверх! Поворачиваемся медленно и плавно. Очень медленно и плавно.
Бегли и Филин выполнили приказ и заглянули прямо в сдвоенные стволы дробовика. Заговорил Филин:
– Здравствуйте, мистер Элмер! Вы меня не узнаете. Я Чарли Уайз.
Он стоял посреди комнаты, вскинув дробовик к плечу. Филин назвал его по имени, он прищурился, словно прицеливаясь. Лицо у него было красное и сморщенное, как виноградина, слишком долго пролежавшая на солнце. На нем была старая, побитая молью лыжная шапочка, из-под которой выбивались клочки редких волос, таких же грязно-белых, как и его кустистая жесткая борода. Губы, густо измазанные табачной жижей, растянулись в улыбке, обнажив почти беззубые десны. Зубов было ровно три.
– Матерь божья! Да я ж вас чуть не пристрелил. – Он опустил дробовик. – Вы приехали отдать мистеру Тирни его премию?
Филину пришлось напрячься, чтобы вспомнить им же самим придуманную историю, объясняющую его интерес к Бену Тирни.
– Э-э-э… нет, не совсем. Это специальный агент Бегли. Мы…
– Гас? Ты там? – послышался голос.
– О черт… – протянул Гас Элмер. – Я ж полицию вызвал. Думал, кто-то сюда забрался, хочет спереть вещи мистера Тирни, пока его нет.
Бегли испустил пулеметную очередь ругательств себе под нос.
Полицейский просунул голову во входную дверь и, сжимая в руке пистолет, с любопытством оглядел агентов ФБР.
– Это воры?
– Мы не воры! – Филин по голосу Бегли понял, что тому осточертел весь этот балаган и он собирается взять ситуацию под контроль. Он толкнул Филина вперед и плотно закрыл дверь во вторую спальню, чтобы остальные двое не Увидели их находки. – Мы агенты ФБР, – продолжал Бегли, – и я просил бы вас зачехлить оружие, пока вы кого-нибудь не застрелили. Например, меня.
Полисмен был молод, по оценке Филина, ему не было и тридцати. Взгляд под кодовым названием «яйцерез», брошенный на него старшим спецагентом Бегли, привел парня в смятение. Только спрятав пистолет в кобуру он вспомнил, что надо поинтересоваться их удостоверениями. Они предъявили документы.
Удостоверившись, что они те, за кого себя выдают, он четко отсалютовал:
– Харрис, полиция Клири.
На полях его форменной шляпы таял снег. Его форменные штаны были заправлены в высокие резиновые сапоги. Короткая кожаная куртка из стриженой овчины была ему явно маловата и жала под мышками, поэтому он не мог нормально опустить руки по швам.
Гас Элмер почесал бороду, глядя на Филина.
– Вы агент ФБР? Без дураков?
– Без дураков, – ответил за Филина Бегли.
– И что вам тут надо? Что вам надо от мистера Тирни?
– Поговорить.
– О чем? Его арестуют или что? Что он сделал?
– Я тоже хотел бы это знать, – сказал Харрис. – Вы предъявите ему ордер на арест?
– Ничего подобного. У нас просто есть к нему несколько вопросов.
– Несколько вопросов. – Харрис задумался, с сомнением переводя взгляд с одного на другого. – А у вас есть ордер на обыск этих помещений?
«Не такой уж он зеленый», – подумал Филин. Бегли пропустил вопрос мимо ушей.
– Фамилия вашего шефа Бертон? – спросил он.
– Так точно, сэр. Датч Бертон.
– Где мне его найти?
– Прямо сейчас?
Это был до того идиотский вопрос, что Бегли не удостоил его ответом. На шкале времени старшего специального агента Бегли не было иных делений, кроме «прямо сейчас».
Осознав свой грубый промах, Харрис пробормотал:
– Ну… я только что слышал по рации, что шеф едет к Кэлу Хокинсу – Хокинс у нас посыпает город песком в гололедицу – и отвезет его в «Аптеку Ритта» выпить кофе.
– Филин, ты знаешь, где «Аптека Ритта»? – спросил Кегли. Филин кивнул. Бегли повернулся к Харрису. – Передайте шефу Бертону, что я хотел бы присоединиться к нему в «Аптеке Ритта» через полчаса. Ясно?
– Я ему передам, но ему срочно нужно…
– У него нет и быть не может более важных дел. Передайте ему, что я так сказал.
– Да, сэр, – ответил Харрис. – А все-таки, как насчет ордера?
– Позже. – Бегли пальцем поманил к себе молодого офицера, и тот затопал к нему. В отличие от куртки, сапоги у него были, видимо, на размер больше, чем требовалось. Бегли наклонился к нему и торопливо заговорил вполголоса. – Когда будете передавать мое сообщение шефу Бертону по полицейской рации, скажите только одно: нам с ним необходимо повидаться сегодня утром. Никаких имен не упоминайте. Ясно? Речь идет о деле сверхсрочном и сверхсекретном. Конфиденциальность жизненно необходима. Могу я рассчитывать на ваше умение держать язык за зубами?
– Безусловно, сэр. Я понимаю.
Харрис снова отсалютовал и выбежал из коттеджа. Когда Филина переводили в отделение ФБР в Шарлотте, он обрадовался возможности поработать под началом знаменитого директора этого подразделения, но до сих пор ему не приходилось работать с Бегли непосредственно. Это дело стало для Филина первым шансом увидеть своего шефа в деле, понаблюдать за его приемами, снискавшими ему славу живой легенды, причем как среди агентов, так и среди преступников. Сослуживцы учились у него. Нарушители закона тоже учились у него, но лишь себе на гибель.
Хотя он никогда не рассказывал о своей службе на ближнем Востоке, знающие люди говорили, что однажды Бегли, захваченный в плен в Ираке еще при Саддаме Хусейне и обвиненный в шпионаже против режима, красноречием добился избавления от виселицы для себя и трех своих подчиненных. Хотя занимались они не чем иным, как шпионажем, то есть сбором разведданных, Бегли ухитрился убедить иракские власти, что они взяли не тех, что речь идет об ошибочной идентификации, что расплата за плохое обращение с ними, причинение вреда здоровью или смерть будет страшной.
Через пять дней после захвата четверка покрытых пылью и умирающих от жажды мужчин ввалилась в вестибюль отеля «Хилтон» в центре Багдада к великому изумлению коллег, дипломатов и журналистов, уже считавших их мертвыми.
История обрастала подробностями при каждом пересказе, но Филин не сомневался, что, по сути, в ней все верно. Бегли был человеком кристально честным, но при этом обладал душой и умом мошенника высшей пробы. Он феноменально умел манипулировать людьми.
Он не сообщил юному Харрису ничего существенного, но польстил ему, сделав причастным к их «сверхсрочному и сверхсекретному делу», и тем самым заставил его забыть, что у них нет ордера на обыск и что их, в сущности, застали на месте преступления – вторжение со взломом, как ни повернуть, нарушение серьезное.
Бегли также подчеркнул, что Харрис должен связаться со своим шефом без дальнейших проволочек, и тем самым избавился от него. Это давало им возможность допросить Гаса Элмера без посторонних.
– Я не отказался бы от чашки кофе, а ты, Филин? —вдруг сказал Бегли. – Мистер Элмер, вы не против, если мы злоупотребим вашим гостеприимством?
Старик недоуменно прищурился.
– А?
– У вас есть кофе? – перевел Филин.
– А, да, есть. И натоплено отлично. Осторожней на ступеньках. Поскользнетесь, как на соплях.
Через несколько минут они уже восседали в креслах-качалках с решетчатыми спинками перед потрескивающим в камине огнем. В ботинках у Филина таял снег.
Ноги у него промокли и замерзли, ему хотелось их отпилить. Он протянул их как можно ближе к огню.
