Текст книги "Чужое сердце"

Автор книги: Сандра Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 3

10 октября 1990 года

– Что-то не так с блинчиками?

Он поднял голову и посмотрел на нее отсутствующим взглядом.

– Что?

– Хорошо взбитое тесто позволяет выпекать невесомые, ажурные блинчики. Должно быть, я сделала что-то не так с тестом.

Он ковырялся в тарелке с завтраком уже минут пять, но так ничего и не съел. Затем размазал вилкой липкую сладкую кашу и виновато улыбнулся.

– Нет-нет, с блинчиками все в порядке. Дело не в них.

Он не хотел ее обижать. На самом деле Аманда готовила из рук вон плохо.

– Как мой кофе?

– Замечательный кофе. Я пожалуй, выпью еще чашку.

Она посмотрела на часы.

– У тебя есть время?

– Я не тороплюсь.

Он редко позволял себе опаздывать на работу. Что бы там ни занимало его мысли последние несколько дней, это наверняка что-то крайне важное, подумала она.

Она неуклюже поднялась и подошла к стоявшей на кухонном столе кофеварке. Забрав графин, вернулась к нему и снова наполнила его чашку.

– Нам нужно поговорить.

– Что ж, приятное разнообразие, – сказала она, снова сев на стул. – Ты как будто находишься в другом мире.

– Знаю. Извини.

Он нахмурился; между бровями тотчас образовалась суровая складка. Он задумчиво смотрел на дымящуюся чашку кофе, которого он точно не хотел. Она это знала. Он просто пытался тянуть время.

– Ты пугаешь меня, – мягко произнесла она. – Что бы ни тревожило тебя, почему ты не хочешь рассказать мне? Вот увидишь, тебе сразу станет легче. Что это? Другая женщина?

Он смерил ее выразительным взглядом, молча упрекая – как вообще у нее язык повернулся предположить нечто подобное.

– Все понятно, – сказала она, шлепнув ладонью по столу. – Я тебе отвратительна, потому что стала похожа на слониху. У меня жуткие отекшие ноги. Ты скучаешь по моим маленьким острым грудкам, которыми ты раньше дразнил меня. Мой аккуратный пупок остался в прошлом, мой раздутый живот тебя отталкивает. Беременность лишила меня привлекательности, и тебе хочется трахаться с молоденькими красотками. Просто ты боишься мне в этом признаться. У тебя наверняка кто-то есть. Угадала?

– Ты с ума сошла. – Он перегнулся через маленький столик и, взяв ее за руки, заставил подняться на ноги. Когда она встала перед ним, он положил руки на ее огромный живот. – Я люблю твой пупок, и каким он был, и каким он стал.

Он поцеловал ее сквозь ткань ночной рубашки. Грубые волосинки его усов проникли насквозь и пощекотали кожу.

– Я люблю будущего малыша. Я люблю тебя. У меня нет другой женщины, кроме тебя, и никогда не будет.

– Лжешь.

– Честно тебе говорю.

– А как же Мишель Пфайфер?[1]1
  М и ш е л ь М а р и П ф а й ф е р – знаменитая американская актриса, трижды номинировавшаяся на кинопремию «Оскар», в кино снимается с 1979 года. – Прим. пер.


[Закрыть]

Он усмехнулся, сделав вид, будто задумался над ее вопросом.

– Это трудный вопрос. Как ее блинчики?

– Это для тебя так важно?

Он рассмеялся, посадил ее себе на колени и обнял.

– Осторожно, не раздави свое мужское хозяйство, – предупредила его она.

– Постараюсь.

Они страстно поцеловались. Когда он наконец оторвался от ее губ, она посмотрела на его хмурое лицо. Несмотря на ранний час и то, что он только что принял душ и побрился, вид у него был усталый, как будто он проработал целый день.

– Если это не моя стряпня, не другая женщина и не моя расплывшаяся фигура, то что тогда?

– Мне неприятно, что из-за меня ты вынуждена поставить крест на своей карьере.

У нее словно гора свалилась с плеч. Сказать по правде, она опасалась, что это нечто более серьезное.

– Неужели это так тревожит тебя?

– Это несправедливо, – упрямо заявил он.

– В отношении кого?

– В отношении тебя, конечно.

Аманда подозрительно посмотрела на него.

– Неужели ты собрался досрочно выйти на пенсию, чтобы превратиться в домоседа, и чтобы я содержала тебя?

– А что? Неплохая идея, – улыбнулся он. – Но, честно говоря, я думаю только о тебе. К сожалению, биология благосклонна к мужчинам…

– Это верно, – проворчала она.

– Тебе приходится идти на жертвы.

– Сколько раз я говорила тебе, что делаю как раз то, что хочу? Я хочу иметь ребенка, нашего ребенка. Это приносит мне радость.

К известию о ее беременности он отнесся со смешанными чувствами. Его первой реакцией был шок. Она перестала принимать противозачаточные пилюли, даже не обсудив это с ним. Впрочем, вскоре первоначальный шок прошел. Он свыкся с мыслью об отцовстве. Более того, эта идея начала ему даже нравиться.

В конце первого триместра она предупредила партнеров юридической фирмы, в которой работала, что возьмет отпуск по уходу за ребенком. Она уже точно знала, что будет рожать. Теперь же ее удивило, что у него, оказывается, есть сомнения на этот счет.

– Ты не была на работе всего пару недель и уже сделалась какой-то взвинченной, – сказал он. – Это видно с первого взгляда. Я отлично знаю, когда ты места себе не находишь.

Она нежным прикосновением убрала с его лба непослушные пряди.

– Это потому, что дома я уже все переделала. Вымыла плинтус, составила список консервов, разобрала оба ящика с носками в платяном шкафу. Я составила список дел, которые нужно успеть до рождения ребенка. Когда малыш появится на свет, у меня будет забот полон рот.

На его лице оставалось все то же виноватое выражение.

– Пока ты будешь изображать из себя Счастливую Хранительницу Домашнего Очага, остальные твои коллеги обгонят тебя на карьерной лестнице.

– И что из этого? – рассмеялась она. – Наш ребенок – самое главное дело моей жизни, и нынешней, и будущей. Это мое твердое убеждение.

Она взяла его руку и положила себе на живот. Он почувствовал, что ребенок зашевелился.

– Чувствуешь? Неужели какая-нибудь судебная тяжба важнее этого? Я приняла решение и довольна им. Я хочу, чтобы и ты был доволен и не волновался.

Впрочем, про себя она с ним согласилась, хотя и не сказала этого вслух. Покоя ему никогда не будет. И все же он не перестал любить ее, узнав, что у нее будет ребенок. Вот и сейчас он погладил ей живот в том месте, где их будущий ребенок только что лягнул ее изнутри крепкой ножкой.

– Наверно, ты слишком многого хочешь.

– Мне казалось, все мужчины хотят, чтобы их жены сидели дома, были беременны и босы, – поддразнила она его. – Что с тобой не так?

– Просто я не хочу, чтобы ты когда-нибудь пожалела о том, что отказалась от карьеры.

– Этого не произойдет, – с улыбкой заверила она его.

– Тогда почему мне кажется, что над моей головой занесен топор?

– Потому что ты, глядя на стакан, всегда заявляешь, что он наполовину пуст.

– Ты же утверждаешь, что он наполовину полон.

– Я вижу, что он полон до краев.

Она сделала забавный жест, заставивший его улыбнуться себе в усы. Она обожала эту его улыбку.

– Да, да, я вечный пессимист.

– Так ты признаешь это?

– Нет. Просто мы уже касались этого вопроса раньше.

– Да, причем не раз, меня уже от него тошнит, – сказала она.

Они улыбнулись друг другу, и он снова прижал ее к себе.

– Ты и так слишком многим пожертвовала ради меня.

– Помни об этом, когда тебя поманит пальчиком Мишель Пфайфер.

Она удобнее устроилась у него на коленях и поцеловала его с нарастающей страстью. Его рука скользнула по ее ночной рубашке и остановилась на ее груди, тугой и упругой, готовой к лактации. Он погладил ее груди и легонько ущипнул соски.

Затем спустил вниз плечи ночной рубашки и стал ласкать ее губами и языком. Почувствовав его колкие усы, она застонала.

– Ты играешь нечестно.

– Сколько нам еще придется ждать?

– Как минимум шесть недель после родов.

Он шутливо простонал.

– Лучше не начинать то, что мы не сможем прекратить.

– Слишком поздно, – сказал он, подмигнув.

Аманда, смеясь, поправила на плечах ночную рубашку и встала.

– Тебе пора идти.

– Да, верно. – Он тоже встал, надел пиджак и направился к двери. – Как ты себя чувствуешь?

Она обеими руками взялась за живот.

– Не я, мы. Мы себя отлично чувствуем.

– Ты плохо спала.

– Выспишься тут, когда в животе у тебя некто играет в футбол.

Возле порога они поцеловались на прощание.

– Что приготовить вечером на ужин?

– Я свожу тебя куда-нибудь. В какой-нибудь ресторан.

– В китайский?

– Конечно.

По утрам она обычно провожала его до двери и махала рукой. Но сегодня они вышли вместе, под руку, и она довела его до машины. Когда настал момент отпустить его, она подумала, что ей этого очень не хочется. Неужели его пессимизм так заразителен? Его дурное предчувствие, должно быть, передалось и ей. Ей хотелось прижаться к нему, попросить его солгать коллегам, сказаться больным и на весь день остаться дома.

– Не думай, что я пожертвую всей своей жизнью ради материнства. На твою долю тоже хватит грязных подгузников, которые постоянно нужно менять, – пошутила она, стараясь скрыть то, что, скорее всего, было лишь перепадами настроения, свойственными многим беременным.

– Жду не дождусь этого момента, – улыбнулся он в ответ. Затем, посерьезнев, положил руки ей на плечи. – Тебя так легко и просто любить. Ты хотя бы догадываешься об этом?

Она наклонила голову и улыбнулась ему.

– Знаю. – Яркое солнце слепило глаза. Может быть, поэтому он не заметил в них слезы. – Я тоже люблю тебя.

Прежде чем поцеловать ее, он взял ее лицо в свои ладони и пристально посмотрел ей в глаза.

– Попытаюсь пораньше вернуться домой, – произнес он чуть охрипшим голосом и, сев за руль, добавил: – Если буду нужен тебе, звони.

– Обязательно.

Когда он доехал до угла дома, она подняла руку и помахала ему.

Она почувствовала боль в пояснице, когда мыла посуду. Она немного отдохнула, прежде чем заправить постель, но тупая боль не отступала.

К полудню боль дала о себе знать сокращениями брюшных мышц. Она собралась было позвонить ему, но передумала. Такое иногда бывает даже за несколько недель до родов. Но до родов у нее еще целых две недели. Наверное, это ложная тревога. Работа у него сложная и ответственная; не стоит отвлекать его по пустякам.

Вскоре после четырех часов у нее отошли воды, и ей стало понятно, что дело серьезное. Она позвонила своему акушеру. Тот заверил ее, что спешить и нервничать не стоит, что роды первого ребенка нередко длятся по нескольку часов, но посоветовал на всякий случай позвонить в больницу.

Стало ясно: со звонком тянуть больше нельзя. Она позвонила ему на работу, но ей сказали, что его на месте нет, он якобы вышел. Что ж, ничего трагического. Все равно ей нужно кое-что сделать, прежде чем отправиться в больницу.

Она приняла душ, побрила ноги, вымыла с шампунем голову, не зная, когда сможет сделать это в следующий раз. Ее чемоданчик уже был собран. В нем лежали несколько ночных рубашек, новый халат, тапочки и конверт для выписки малыша домой. В последнюю минуту она положила туда туалетные принадлежности и кое-какие мелочи. Закрыв чемоданчик, она поставила его возле входной двери.

Схватки тем временем делались все сильнее. Она в очередной раз позвонила ему на работу.

– Он вышел, – ответили ей. – Но я могу пойти поискать его. Вам это срочно?

Было ли это ей срочно? Наверно, нет. Женщины рожают в самых разных обстоятельствах. Она вполне сможет самостоятельно добраться до больницы. Тем более ему совсем не по пути заезжать за ней домой и везти в клинику.

Ей отчаянно хотелось поговорить с ним. Стоит услышать его голос, и ей станет намного спокойнее. Увы, пришлось довольствоваться тем, что она попросила передать ему, чтобы он как можно раньше приехал к ней в больницу.

Ей же нет никакого смысла изображать благородство и самой сесть за руль, но ни родственников, ни друзей, кого она могла бы попросить об этом, не было. Она набрала номер 911.

– У меня начинаются роды и меня нужно срочно отвезти в больницу.

«Скорая помощь» приехала через десять минут. Медики осмотрели ее.

– Нехорошее кровяное давление, – сообщил один из них, снимая манжету тонометра с ее запястья. – Когда точно начались схватки?

– Несколько часов назад.

К этому моменту схватки уже сделались невыносимыми. Дыхательные упражнения, которым ее учили на занятиях для будущих мам, оказались менее действенными, они удавались лучше, когда она делала их в группе. Она попыталась правильно дышать, но это не уменьшило боль.

– Еще долго? – спросила она, шумно хватая ртом воздух.

– Не очень. Держитесь. Вы все делаете правильно.

Но что-то было не так. Она поняла это по озабоченному лицу врача, когда тот осмотрел ее в предродовой.

– Ягодичное предлежание плода.

– О боже! – ахнула она.

– Не волнуйтесь. Такое часто бывает. Попробуем перевернуть его. Не получится, будем делать кесарево сечение.

– Я позвонила по тому номеру, который вы дали мне, – сказала акушерка, уловив ее панику. – Он уже в пути.

– Слава богу, – вздохнула Аманда, немного успокоившись, и повторила: – Слава богу.

– Он ваш наставник?

– Он – мое все.

Акушерка сжала ее руку и говорила с ней все время, пока она была в очередном туннеле боли, пока доктор пытался перевернуть плод головкой вниз, постоянно контролируя его сердцебиение. В свою очередь, акушерка все чаще и чаще измеряла Аманде кровяное давление.

– Готовьте ее к кесареву, – раздался голос врача.

Следующие несколько минут промелькнули для нее калейдоскопом света, звуков и движения. Ее в срочном порядке повезли на каталке в родильный зал.

Где же он? Она жалобно позвала его сдавленным голосом, затем сжала зубы, сдерживая рвавшийся из горла крик, пока боль терзала ее тело.

В следующую секунду до нее донесся обрывок разговора двух акушерок.

– …На окружной жуткая авария…

– Еще бы. Я только что из отделения экстренной помощи. Там настоящий цирк. Несколько смертей, в основном черепно-мозговые травмы. Трансплантологи уже слетелись туда и ждут прибытия родственников.

Чуть ниже сгиба локтя Аманде в руку вонзилась игла. Живот обмазали какой-то холодной жидкостью, ноги обернули стерильными голубыми простынями.

Авария на окружной?

Он должен был ехать как раз по окружной. Он торопился к ней, хотел успеть до родов. Гнал машину, превышал скорость, чего обычно не делал.

– Нет! – простонала она.

– Держитесь! Еще несколько минут, и ваш малыш появится на свет. – Голос был добрым. Но это был не его голос. Не тот голос, который она хотела бы услышать.

Внезапно до нее дошло, что она больше никогда его не услышит. Каким-то шестым чувством она поняла и то, что больше никогда не увидит его самого.

В это утро, когда на ее глаза навернулись слезы, у нее возникло недоброе предчувствие, будто их поцелуй станет последним. Как будто она знала, что ей больше никогда не прикоснуться к нему.

Так вот почему ей так не хотелось отпускать его. Она вспомнила, как пристально он посмотрел ей в глаза, как будто хотел навсегда запомнить каждую черточку ее лица. Неужели он чувствовал, что прощается с ней навсегда?

– Нет! – зарыдала она. – Нет!

Увы, их судьба была предрешена, она поняла это окончательно и бесповоротно.

– Я люблю тебя! Люблю тебя.

Ее крик эхом отскочил от стен родильной палаты. Он уже не мог услышать ее слов. Его больше не было.

Он ушел. Навсегда.

Глава 4

10 октября 1990 года

– Цик – мудак и урод, – заявил Пити, выковыривая ножом из-под ногтей маслянистую грязь, после чего вытер лезвие о джинсы. – Причем даже больше мудак, чем урод. На твоем месте я бы вернул ее ему. Честное слово, Спарки, так лучше для тебя самого.

– Ты – это не я, – он сплюнул рядом с потертым мысом черного сапога своего приятеля. – Если он вновь явится за ней, я ничего не собираюсь ему возвращать. Пусть пеняет на себя.

– Не забывай, что Кисмет уже давно его баба. Еще до того, как ты нарисовался в кадре. Он это отлично помнит.

– Он обращается с ней, как последняя свинья.

Пити философски пожал плечами.

– Пусть только попробует дотронуться до нее хоть пальцем, хотя бы замахнется, клянусь, я гвоздем прибью ему яйца к какому-нибудь пню.

– Да ты, я вижу, рехнулся! – воскликнул Пити. – Не спорю, хорошая телка – это, конечно, круто, но разве других нет? Только помани, сбежится не один десяток. Не понимаю, чего ради подставлять под удар задницу. – Пити словно этакий указующий перст, воздел вверх нож. – Смотри, как бы он не пристукнул тебя сзади. Это он может. Иначе как бы он стал вожаком?

Спарки выругался себе под нос.

– Тоже мне вожак. Мудак и громила, вот кто он такой.

– Так и я о том же.

– Я его не боюсь. Пусть только попробует измываться надо мной. Кстати, и над ней тоже.

Он бросил взгляд на группу молодых женщин, что ловили кайф на шатком крыльце придорожной забегаловки, передавая друг другу «косячок». Сама забегаловка притулилась над городом среди холмов, на обочине местного шоссе, которым сейчас почти никто не пользовался, так как рядом пролегала современная автострада.

Место было глухое. В былые времена оно наверняка притягивало к себе бутлегеров, шлюх, картежников и гангстеров всех мастей. Сейчас же оно манило к себе байкеров, мелких воришек и прочих маргиналов. Почти каждую ночь здесь вспыхивали драки, однако даже в случае поножовщины конфликт улаживался без вмешательства полиции.

Кисмет выделялась из сидевших на крыльце женщин как алмаз в кучке пепла. Черные, густые кудрявые волосы. Темные глаза, соблазнительные выпуклости, которые она, перехватив талию черным кожаным ремнем с серебряными заклепками, гордо демонстрировала, щеголяя в джинсах в обтяжку. Сегодня на ней был топик с таким низким вырезом, что была видна татуировка в виде полумесяца, сделанная над самым сердцем.

Спарки с удовольствием отметил, что выше локтя у нее надет бронзовый браслет, который он несколько недель назад привез ей из Мексики. В каждом ухе болталось по нескольку сережек, в основном в виде обручей.

Поймав на себе его взгляд, Кисмет с вызовом тряхнула головой. Ее губы были соблазнительно приоткрыты. Одна из женщин что-то сказала, и она рассмеялась, однако взгляд ее был по-прежнему устремлен в его сторону.

– Смотрю, ты по ней сохнешь, чувак, – со вздохом заметил Пити.

Его слова задели Спарки, но он не подал вида. Этот интеллектуальный ноль не стоил того, чтобы с ним спорить. К тому же Спарки сам не был уверен, что чувствует по отношению к Кисмет. Сомнению не подлежало лишь то, что другие женщины не вызывали в нем никакого, даже отдаленно похожего чувства.

Он не любил распространяться о своем прошлом и раскрывать свое настоящее имя. Другие байкеры их банды наверняка бы искренне удивились, скажи он им, что имеет ученую степень в области литературы, полученную в одном из самых престижных университетов страны. В этой среде ум и знания, полученные из книг, ценились невысоко. Вернее, никак не ценились. Так что чем меньше они о нем знают, тем лучше.

Похоже, что и Кисмет в равной степени предпочитает помалкивать о своей прежней жизни, до того как она связалась с Циклопом. По крайней мере, тему своего прошлого она упорно обходила стороной. Он же со своей стороны ее не расспрашивал. Родственные души, они тотчас узнали друг в друге бродягу, причем оба стали такими не от хорошей жизни. Оба пустились в бега в надежде на лучшее.

Наверно, сами того не зная, они искали друг друга. И вот теперь, похоже, поиски завершились. Ему нравился этот метафизический сценарий, и он часто размышлял о нем в минуты безделья.

Когда он впервые увидел ее, она ходила с синяком под глазом и разбитой губой.

– Какого хрена уставился? – огрызнулась она, поймав на себе его взгляд.

– Просто задумался, кто это тебя так.

– Какое тебе до этого дело?

– Такое, что, может, стоит вправить ему мозги. Чтобы больше не распускал руки.

– Кто вправит? Ты, что ли? – окинув его взглядом с головы до ног, она презрительно фыркнула.

– Я сильнее, чем ты думаешь.

– Точно, а я, на фиг, царица Савская. В любом случае я сама о себе позабочусь.

Как оказалось, не смогла. Через несколько дней все лицо и верхняя часть тела снова были в синяках. К этому времени он узнал, что она принадлежит Циклопу, которого так звали за его единственный глаз. Второй был стеклянный.

Впрочем, физический недостаток ничуть не умалял его брутальности. Здоровый глаз смотрел на мир столь же холодно и безжизненно, как и стеклянный. Когда Циклоп смотрел на кого-то, кто не нравился ему, зловещий блеск единственного глаза компенсировал собой безжизненную стекляшку, которая, кстати, сидела довольно криво.

За глаза Циклопа называли «полукровок». Помимо англосаксонской крови в его жилах текла не то мексиканская, не то индейская. Какая точно, никто толком не знал. Похоже, не знал этого и сам Цик. Впрочем, ему это было до фонаря.

Он был смугл, поджар и мускулист. Его любимым оружием был нож. Если бы не Кисмет, Спарки ни за что бы не стал с ним связываться.

К сожалению, судьба распорядилась иначе. Он с первого взгляда влюбился в Кисмет. В ее женственное тело, в томные, темные глаза, в непокорные волосы. На каком-то глубинном уровне причиной тому были ранимость и страх, которые он разглядел в ее дерзких глазах и надменной позе. Удивительным образом, ее тоже потянуло к нему.

Он не сделал ни единого шага ей навстречу, ни разу не озвучил приглашение сесть на его байк. Тем не менее она уловила его немые сигналы. Однажды утром, когда они разбивались на пары и седлали железных коней, она уселась на сиденье позади него и крепко обхватила голыми руками за талию.

В следующий момент все испуганно примолкли. Это к своему байку направился Цик. Он огляделся по сторонам, ища ее взглядом. Заметив ее за спиной Спарки, он зловеще сощурил свой единственный глаз. Ощерив в зверином оскале зубы, он нажал на педаль газа и с ревом унесся прочь.

В тот вечер Кисмет пришла к нему сама. Помня о недавних побоях, полученных ею от Циклопа, он намеревался одарить ее нежностью и лаской. Каково же было его удивление, когда она оказалась настоящей тигрицей – она впивалась в него ногтями и зубами, а ее ненасытный сексуальный аппетит, похоже, не имел границ. Впрочем, это было скорее ее достоинство, нежели недостаток.

Так они стали любовниками и в глазах остальных – парой. Увы, те, кто пришел в банду раньше его, знали Цика как свои пять пальцев. Они не раз становились свидетелями его мести как реальному, так и воображаемому обидчику. Неудивительно, что все до одного опасались, что вожак банды затаил злость, и рано или поздно та прорвется наружу. Еще никто не посмел отобрать у Цика то, что принадлежало ему по праву, и остаться безнаказанным.

Предостережение Пити было излишним. Спарки и сам относился к Цику с оглядкой. Более того, его нарочитое безразличие к Кисмет было, возможно, лишь позой, попыткой спасти лицо в глазах других членов банды. Спарки отнюдь не заблуждался по поводу демонстративного пофигизма Цика, постоянно ожидая удара исподтишка.

Неудивительно, что волоски на затылке встали дыбом, когда на крыльцо бара, пошатываясь, вышел Цик. Схватившись за косяк двери, чтобы не упасть, он другой поднес ко рту бутылку водки. Даже с того места, где он стоял, Спарки в неверном свете сумерек заметил, как его единственный глаз отыскал среди женщин Кисмет.

Пошатываясь, Цик спустился с крыльца и протянул руку, чтобы потрепать ее по шее. Она оттолкнула его руку. Тогда Цик нагнулся и что-то прошептал ей на ухо. Кисмет никогда не лезла за словом в карман. Вот и сейчас она сказала ему что-то такое, отчего остальные женщины рассмеялись.

Цику было не смешно. Он отшвырнул бутылку и молниеносным движением выхватил нож из висевших на ремне ножен. Женщины бросились врассыпную. Кисмет осталась стоять на месте даже тогда, когда острие застыло в считаных миллиметрах от ее лица. Она даже не пошелохнулась. Отпрянула она лишь тогда, когда он сделал им резкое круговое движение. После чего рассмеялся ее испугу.

Забыв предостережения Пити и других приятелей, Спарки бросился к крыльцу. Услышав его шаги, Цик тотчас обернулся и пригнулся, приготовившись к нападению. Он застыл на месте, перебрасывая нож из руки в руку, приглашая Спарки подойти ближе.

– Ну, давай, попробуй.

Спарки ловко парировал несколько зловещих взмахов острого лезвия, каждый из которых мог легко рассечь его пополам. Все-таки физически Цик был его сильнее. Зато на стороне Спарки были трезвость, скорость и ловкость, и он умело уклонялся от ударов.

Дождавшись удобного момента, он ногой выбил из руки Цика нож. Удар пришелся по запястью. Цик взвыл от боли, а нож, описав в воздухе дугу, упал в придорожную пыль.

За первым ударом последовал второй – кулак Спарки врезался Цику в подбородок. Тот зашатался и едва не упал навзничь. Его спасла стена, на которую он налетел спиной. Он медленно сполз по ней вниз.

Спарки поднял с пыльной земли его нож и отшвырнул как можно дальше. Все наблюдали за его полетом как заколдованные. Острое лезвие вращалось в воздухе, поблескивая в свете неоновой вывески, пока наконец не упало в кусты.

Тяжело дыша, Спарки жестом, полным чувства собственного достоинства, протянул руку Кисмет. Та взяла ее, не раздумывая. Вдвоем они отделились от всей компании и сели на байк. Спарки даже не обернулся в отличие от Кисмет. Цик тем временем потихоньку приходил в себя и тряс головой. Прежде чем байк Спарки умчал их в темноту ночи, она показала Цику средний палец.

Ветер свистел у них в ушах, не давая возможности говорить, поэтому они общались другими способами. Обхватив его бедра ногами, она терлась грудью о его спину. Ее руки ласкали его мошонку, а зубы впивались в плечо. Он негромко постанывал от удовольствия, боли и предвкушения новых ласк.

Теперь она принадлежала ему. Вне всяких сомнений. Даже если у нее и оставались какие-то чувства к поверженному Циклопу, она наверняка оставила их там, у придорожной забегаловки. Вместо этого она стала его, Спарки, женщиной. Как победитель в поединке, он имел полное право сделать ее своей. Как только расстояние между ними и Циком составит несколько миль…

– Черт, Спарки. Он увязался за нами.

За считаные доли секунды до того, как она произнесла эти слова, он и сам заметил, как позади них, словно единственный глаз монстра, темноту прорезал свет фары. Сравнение не только уместное, но и тревожное.

Свет этот с каждой минутой отражался все ярче в зеркале заднего обзора. Цик нагонял их буквально на глазах. Они и без того уже вписывались в повороты на угрожающей скорости. Стараясь удержать дистанцию, Спарки еще сильнее нажал на газ.

Понимая, что Цик взбешен, да еще отравлен водочными парами, Спарки приготовился к тому, что им придется лететь на убийственной скорости до самого города, где, он надеялся, они смогут оторваться от Цика. С каждым мгновением управлять байком становилось все труднее и труднее.

Крикнув Кисмет, чтобы та крепче держалась за него, он едва ли не горизонтально вписался в очередной поворот. Увы, как только они выпрямились, он понял, что, несмотря на крутой поворот, Цик даже не думал сбрасывать скорость.

– Быстрее! – крикнула Кисмет. – Он нас догоняет! Если догонит, нам обоим хана!

Он с удвоенной силой нажал на газ. Пролетающий мимо пейзаж слился в одну смазанную полосу. О встречном движении он старался не думать. Впрочем, пока что им никто и не встретился, но…

– Берегись!

Цик догнал их и теперь летел почти параллельно их байку. Чтобы оторваться от него, Спарки выскочил на встречную полосу. Ведь стоит позволить Цику их обогнать, как можно заказывать отходную.

Дорога была теперь не такой крутой, хотя по-прежнему оставалась извилистой. До города рукой было подать. Главное, поскорее оказаться в городской черте, там они наконец оторвутся от одноглазого маньяка, севшего им на хвост.

Преодолевая очередной поворот, Спарки мысленно разрабатывал стратегию. Как только поворот остался позади, они как будто перенеслись на другую планету. Холмы отступили, местность сделалась плоской, как стол. Перед ними, словно натянутая серебристая лента, вдаль уходила прямая дорога, что вела прямо в центр города. Если судьба будет благосклонна к ним, безумное бегство скоро закончится.

Кисмет неожиданно вскрикнула. Спарки грязно выругался. Они неслись прямо на перекресток. В следующий миг дорогу им перегородил грузовик для перевозки скота. На такой скорости свернуть было невозможно. Цик все так же сидел у них на хвосте. Грузовик для перевозки скота катил медленно и, когда они подъехали к перекрестку, по-прежнему перегораживал им путь.

Времени на размышления не было.

Спустя полчаса по коридору в зал ожидания для родственников уже спешил молоденький ординатор. Там его поджидала пестрая толпа байкеров, пришедших узнать о состоянии своих друзей. Даже самые стойкие из них побледнели, увидев забрызганный кровью халат.

– Мне очень жаль, – запыхавшись, произнес он. – Мы сделали все, что могли. И сейчас хотели бы поговорить с кем-то из близких родственников – о возможном изъятии органов для трансплантации. Причем как можно скорее.