Текст книги "Волшебная трубка капитана"

Автор книги: Самуил Полетаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

«Здравствуй! – скажет комиссар, входя в квартиру. – Ты кто такой?»

«А ты кто?» – скажет Юсупка.

«Я твой хороший знакомый. Не узнаешь?»

«Ты мой ата?» – спросит Юсупка.

«Точно! Ну, давай обнимемся».

Глава 10
ЧЕЛОВЕК ЗА ШКАФОМ
(Из воспоминаний капитана. Продолжение)

Что же было дальше? Нашли друг друга комиссар и мальчик, подобранный им когда-то в горах? Вот продолжение этой истории…

Капитан внес чемодан в прихожую, прикрыл дверь и перевернул номерок – знак для соседей, что ты уже дома и, стало быть, можно дверь запереть на «собачку». Да, это был факт, исторический факт, который теперь никому не опровергнуть: кончилась война! Кончилась сразу, будто никакой войны и не было, будто все четыре года были смутным и недобрым сном. И капитан, живой и невредимый, стоял сейчас в прихожей и молча смотрел на жену, похудевшую, в наспех накинутой гимнастерке, с короткой мальчишеской стрижкой вместо длинной когда-то косы, но такую же близкую, будто расстались вчера…

– Как же так, без звонка? – удивилась ока.

– А это на что?

Он подбросил ключ на руке, который хранил всю войну, как талисман, как справку от самой судьбы, что непременно вернется и все найдет на своих местах.

И верно, в прихожей все было так, как прежде: та же этажерка, криво припавшая к стене, тот же абажур с потолка и та же облысевшая щетка на гвозде.

– Вот и встретились, мать!

Капитан поднял жену, подержал на весу и подкинул вверх, как ребенка.

И внезапно – бам! – раздался звон и распахнулось окно.

В раме, словно картина какая, стоял взъерошенный мальчишка и смотрел на взрослых гневными глазами. Какой-то тип обнимал его мать, и та не отбивалась и даже не обернулась, когда он объявился в окне.

– Эй, хватит вам обниматься! – крикнул он и отскочил в кусты сирени.

И тотчас в комнату влетел камень.

– Саша! Это же папка. Папка вернулся с войны.

Но из сада никто не откликался.

– Вот как встречают победителей, – сказал капитан, протирая очки. – Спрячь камень и сохрани на память…

Капитан распаковал чемодан, разложил вещи, уставил стол свертками и коробками, на стену повесил трофейный кинжал, так что все эти вещи можно было увидеть со двора, маленького, заросшего сиренью двора в одном из тихих переулков, выходивших на площадь.

– Вот какой подарочек ты мне прислал, – рассмеялась Юлия.

– Только без паники!

Послышался шум. Капитан приложил палец к губам, встал из-за стола, прижался спиной к стене, прислушался, а потом внезапно распахнул дверь и схватил мальчишку за чуб.

– Я знаю, как их надо ловить…

Саша стоял бочком к дивану и старательно отводил глаза от стола, а капитан между тем неторопливо снимал с себя широкий армейский ремень.

– А ты знаешь, мать, о чем я мечтал, между прочим? Еду домой, а сам думаю: хорошо бы открыть дверь, а меня камнем в лоб, так чтобы шишка с кулак! А то ведь всю войну провоевал, а никаких отметин на виду, если не считать ноги – на переправе отдавили, но разве этим похвастаешь?

Капитан повернулся к Саше и со свистом резанул воздух ремнем.

– Однако этот стрелок разочаровал меня! Не попасть с такого расстояния – это, знаешь, ни в какие ворота! Придется ему снимать штаны и ложиться на диван.

Капитан как будто не шутил, серые глаза его за толстыми очками блестели хищно, как у филина, усы шевелились, как намагниченные проволочки. Не дожидаясь расправы, Саша скакнул в спальню и с ходу влетел на шкаф, грохнулся вниз и затаился в углу. Капитан пытался извлечь его оттуда, но не достал.

– Еще не то увидишь, – сказала жена, выгоняя капитана из спальни.

– Он от меня все равно не уйдет, – грозил капитан, надевая ремень.

– А я не выйду отсюда! – кричал Саша.

– А вот посмотрим, как не выйдешь!

– А вот и не выйду!

– Как проголодаешься, выйдешь…

– А вот и не проголодаюсь!

– Ну, и сколько же ты без еды проживешь?

– Сто лет!

– В самом деле? – удивился капитан.

– Вы помрете, а тогда я выйду!

– Вот спасибо, что сто лет будешь ждать моей смерти…

– Пусть там сидит, – сказала жена. – Хоть буду знать, где он. А то целыми неделями не вижу, не знаю, ел ли он сегодня.

– Пусть там хоть с голоду помирает, а вот я действительно не ел с утра. Рюмки еще не перевелись в этом доме?

В комнате стало тихо. Слышно было, как звенят ножи и рюмки.

– Вот теперь уж точно кончилась война, – сказал капитан.

– Как же она все-таки кончилась? Для тебя?

– Не совсем обычно, – сказал капитан.

Он раскурил трубку, выпустил облако дыма и задумался.

– Словом, напросился я в последние дни войны в разведку с ребятами. Надо было обследовать лесок, через который должна пройти наша артиллерия. Редактор армейской газеты сказал: «Если достанешь свеженький материал – за мной коньяк. Только дело идет к концу, что там найдешь?» – «Ладно, говорю, готовь коньяк, а я постараюсь». К лесочку прибыли налегке, не прикрываясь, а тут нас немцы встретили таким огнем, что еле ноги унесли. Война кончается, а они, видишь ли, опомнились. И кто бы, ты думала? Не солдаты, не эсэсовцы, а всякий сброд из старших школьников и старичков, непригодных к службе. Такая уж блажь на Гитлера нашла – воевать до последнего немца…

Капитан разгорячился от воспоминаний, встал из-за стола и прошелся по комнате. В дверях, ведущих в спальню, он остановился и шепотом спросил:

– Как он там, жив?

– Наверно, слушает тебя…

– А может, спит?

Капитан плотнее прикрыл дверь и стал расхаживать по комнате, рассказывая о событиях недавнего прошлого, все еще сильно волновавших его.

– Помню, рассердился я страшно. Что же вы делаете, дурни этакие? Вам дается шанс живыми остаться, увидеть мир без войны, а вы стреляете и головой своей рискуете. Да вы же, говорю, материал мне для газеты портите! Что я своему редактору принесу?..

Дело шло к вечеру, и в комнате стало темно. Пришлось зажечь свет. Капитан постоял у окна, глядя в палисадник, где блестела сирень, облитая теплым электрическим светом.

– Выбить немцев было нетрудно, через лес можно было пустить танк и взвод автоматчиков.

В общем, когда распределили, кому с чего начинать, я вдруг представил мертвых немецких мальчишек на лесной поляне, и стало как-то не по себе. Война кончается, а тут опять кровь! От досады не вытерпел я и обращаюсь к бойцам: «Ребята, я у вас человек, можно сказать, посторонний, мне собрать материал и уехать, да больно скучный получается сюжет. Ну, выкурим, как сусликов, ну, очистим лес – что же тут хитрого? Может, говорю, по-умному выкурить их можно?»

На этом месте капитан вдруг замолчал, и сразу же в спальне послышался шум. Нетрудно было догадаться, что Саша взобрался на шкаф, ожидая дальнейшего развития событий, а события, как назло, не развивались. Взрослые молчали, занимаясь едой. Потом в спальне раздался грохот, на столе зазвенела посуда, но взрослые продолжали есть, не обращая внимания на приоткрытую дверь, в которую просунулся нос – живой, невыносимо страдающий нос.

– Да впусти ты его, страдальца! – не выдержала Юлия.

Но дверь уже сама открылась – и на пороге стоял зашкафный житель, весь в пыли, с паутиной в кудрявых волосах.

– Это что за домовой? Откуда? – удивился капитан..– А ну-ка, мать, умой его…

Юлия потащила Сашу в ванну, и там послышались возня и шум воды.

– А как вы фрицев выкурили? – кричал из ванной Саша. – Из пушек бацнули?

– Мойся, мойся, да мочалкой уши не забудь… Им бы такое чучело показать, они бы сразу лапы кверху!

Вскоре отмытый до блеска, глазастый, ушастый, Саша сидел за столом, а капитан, пуская дым к потолку, рассказывал, как разведчики снарядили в лесок танкетку.

– Да не простую, а с музыкой, – добавил он.

– Так не бывает, – сказал Саша.

– Ты знай себе слушай, а врать не мешай,– сказал капитан. – А дело было просто: приспособили патефон к громкоговорителю и запустили на весь лес немецкую песенку «Ах, майн либер Августин!». А из люка выставили балаганного шута вроде петрушки – в пестром кафтане, зеленых панталонах и в шляпе с пером. Он стал кричать на весь лес по-немецки, приглашая всех на угощение…

Саша недоверчиво поднял брови.

– На войне так не бывает, – сказал он.

– Ну тебе, видно, лучше знать…

– Если ты еще раз перебьешь, – сказала Юлия, – убирайся к себе за шкаф.

Больше Саша не перебивал.

– В общем, в лесу наступила тишь, – продолжал рассказ капитан, – даже птиц не было слышно. И вдруг – выстрел. Пуля попала в шута. Он свалился вниз, но тут же снова выпрыгнул и стал кричать по-немецки: «В кого стреляете, щенки? Меня все равно не убьете, а сами только головы потеряете!» А в лесу все помалкивают, никто к танкетке не бежит. Видно, крепко задумались: всерьез русские приглашают или выманивают, чтобы потом перебить? Ты бы что сделал на их месте?

Капитан заглянул Саше в глаза, но тот промолчал.

– Молчишь? Ну, тогда ешь свой пирог и слушай дальше…

И рассказал, как все же нашелся храбрец, мальчишка в танкистском шлеме, выскочил из кустов, подбежал поближе, чтобы рассмотреть петрушку, а петрушка опустился в люк и тут же выбросил шоколадную плитку. И тогда из леса стали выскакивать другие юнцы и прыгать перед петрушкой, протягивая руки…

Капитан развернул конфету и подвинул Саше, но Саша конфеты есть не стал. Он не дышал.

– Когда кончилось угощение, парнишка, тот самый, что первым подскочил к танкетке, снял с себя шлем и скомандовал по-немецки: «А ну-ка, стройтесь, мальчики!» И тихо добавил по-русски: «Поиграли – и хватит». И тут все увидели, что это не парень, а девушка с черной косой. Это была сестричка из медсанбата, одна из самых отчаянных девушек, каких я встречал на войне…

Капитан замолчал. Он протирал очки и щурился, что-то вспоминая.

– Ну, а дальше? – спросил Саша, не веря, что это конец.

– А дальше – большая точка. В плен их брать не стали, а распустили по домам – дети все-таки…

Юлия встала, подошла к капитану и обняла его. И Саша, как это ни странно, стерпел такой произвол. Капитан схватил его за чуб и притянул к себе. Потом сграбастал их вместе и усадил на подоконник.

– А не пойти ли погулять? – сказал он. – Всю войну мечтал: как приеду, пройдусь первым делом по переулкам, в подворотнях постою, облазаю знакомые чердаки. У меня там повсюду были наблюдательные посты…

– Неплохо придумано! – засмеялась Юлия.– По чердакам лазать – не каждому в голову придет!

– На чердак! – закричал Саша и подался вперед, чтобы прыгнуть в окно.

Но капитан и жена перехватили Сашу. Он дрыгал ногами, но его внесли в спальню, где он недавно прятался за шкафом, и уложили в постель.

– Идем, конечно, – сказала Юлия, раздевая его. – Но для этого надо, чтобы на чердаке чуть-чуть посветлело. Утром полезем туда!

– Только утром?

– Но это будет ровно через минуту. Вот заснешь – и сразу настанет утро.

– Правда?

– Честное солдатское! – сказал капитан, разглядывая приемного сына своего, бывшего Юсупку, названного Сашей в память о погибшем под Вязьмой сыне Александре.

Капитан провел рукой по его глазам и тихо скомандовал:

– Спать!

Глава 11
МАЛЬЧИК С ФОТОГРАФИИ

Последние дни Марк почти не отходил от штурвала. Он снимал катер с якоря ни свет ни заря, сократил стоянки, отменил научные экскурсии.

– Сидите и разбирайте то, что собрали, – ворчал он. – Бездельники!

Несколько раз, оставляя за рулем вместо себя Ивана, Марк спускался к капитану, они обсуждали что-то и печатали на машинке какие-то листы, но что это и для чего, «пескари» не знали. И не могли догадаться. И если кто-нибудь заглядывал в каюту, Марк прогонял его. Он явно что-то затевал.

А вообще-то капитан не вмешивался в ребячью жизнь. И почему Марк так торопился, его не интересовало. Увлеченный работой, он не замечал ни проходивших мимо многоэтажных кораблей, похожих на здания пансионатов, ни пансионатов, похожих на корабли, ни серебристых танкеров, длинных, как гигантские сигары, ни целых заводов на плаву, задевавших кранами облака. Ничего не замечал он на широкой, разлившейся, как море, реке.

Однажды ребята увидели на берегу человека, махавшего белым платком. Марк дал долгий гудок и подвалил к причалу.

– Можно увидеть капитана Милованова?

Это было странно: человек, которого ребята видели впервые, знал про капитана и про то, что должен встретить его именно здесь.

– Капитан, вас вызывают!

Пока капитан, кряхтя и зевая, поднимался наверх, незнакомец спрятался в кустах. На палубе капитан огляделся, ничего не понимая. Кто отрывает его от дела? Кому он здесь нужен? Он уже решил, что это какая-то ошибка, и повернулся, чтобы спуститься вниз, но в это время незнакомец показался из кустов.

Капитан снял очки, протер их и всмотрелся. Усы его дрогнули, а глаза вспыхнули озорным огнем. Он спустился на берег и пошел к незнакомцу, на ходу зачем-то подтягивая рукава. Незнакомец тоже подтянул рукава. Ребята посыпались с катера, как горох.

И тогда в полной тишине взрослые стали сходиться. Они встретились в центре лужайки и сбросили очки на траву. Затем коротко обнялись, оттолкнулись, как петухи, и, растопырив руки, стали медленно кружиться.

Ребята обступили борцов.

– Начинаем спортивную передачу, – объявил Марк и присел на корточки, чтобы удобнее было следить за схваткой. – На ковре чемпион «пескарей» капитан Милованов и… – Марк критически оглядел незнакомца, – молодой, пока никому неизвестный борец, подающий большие надежды…

Борцы отнеслись к делу серьезно, не собираясь уступать друг другу. Незнакомец попытался с ходу сбить капитана, сделал подсечку, но капитан устоял. Попытка свалить со спины тоже ничего не дала – капитан был устойчив, как дуб.

– Итак, разведка кончилась, – сказал Марк с видом человека, понимающего толк в борьбе, – сейчас начинается серьезная схватка. Обратите внимание на чемпиона «пескарей»! Он действует пока лишь одной рукой, другую держит в резерве…

В этот момент незнакомец извернулся как ящерица, обхватил капитана под колени и опрокинул его на траву.

– Гол! – закричали ребята.

– Да, финал неожиданный, – печально сказал Марк. – Кто бы мог подумать, что не пройдет и раунда…

Капитан жестко усмехнулся, слушая детские речи. Он повернулся на бок, крякнул и заклинил голову противника ногами.

– Элементарная ловушка, – объяснил Рубик, будто предвидел такой оборот, и кинулся с сачком за бабочкой – борцы его перестали интересовать.

– Вам, товарищ, лучше сдаться, – сказал Диоген, громче всех кричавший «гол».

– Старик, – прохрипел незнакомец, – я предлагаю ничью…

Это заявление вызвало смех. Даже Мурзай понял, что это конец, и громким лаем присоединился к всеобщему веселью.

Иван подал борцам очки. Взрослые тяжело дышали. Мальчики разглядывали незнакомца. Он был ушаст, слегка пучеглаз, отнюдь не молод, хотя волосы с проседью были пострижены по-молодежному челочкой. Все в нем было знакомо, но где и когда он встречался с ребятами, никто вспомнить не мог.

– Если бы не эти братья, – тяжело отдувался незнакомец, вытирая платочком лицо, – которые… э… так горячо… болели за тебя… то еще неизвестно, кто кого…

– Слыхали! – сказал капитан, заботливо стряхивая с незнакомца пыль. – Спортом надо заниматься и поменьше пить…

– Я – пью?! Кроме сухого, давно уже в рот ничего не беру.

– Ну, а как твой теннис? Ты когда-то неплохо играл…

– Какой там теннис при моей работе!

– Ну, а плавание? У тебя был второй разряд…

– Не сыпь мне соль на старые раны! Плавание при моей загрузке! Вы не знаете, чего он от меня хочет?

Капитан между тем обошел незнакомца, внимательно разглядывая его по частям.

– Согнулся, запаршивел… А ну-ка покажи макушку! Так и есть – лысина.

Незнакомец смущенно поглаживал волосы, уши его, большие, с хорошо развернутыми раковинами, были красны, как кумач. Мальчики смотрели на незнакомца, все более удивляясь его появлению. Кто он все же такой? Как очутился здесь, на реке? Откуда узнал про них? Может, бывший воспитанник капитана? Один только Марк был спокоен, но он вообще мало чему удивлялся – это был его принцип.

– Знакомьтесь, мальчики, это Александр Милованов – мой сын, и за него мне очень стыдно…

– Отец, ты конфузишь меня, – сказал Александр, поглядывая на часы. – Но не будем терять драгоценное время, мне надо вас кое-куда отвезти…

– А куда, если не секрет? – спросил капитан.

– Бывают, понимаешь, дни, когда можно не задавать таких вопросов, – загадочно сказал Александр. – Надо же когда-нибудь и отдохнуть…

– И это очень верно, – подхватил Марк. – Ребятам тоже надо немного встряхнуться. Работаем без выходных, можно сказать. У меня просто глаза болят – все вода и вода! И потом… – Марк отозвал капитана в сторону и стал ему на ухо что-то шептать.

Капитан поднял брови и покосился на ребят.

– Не рановато ли? Может, подождать?

– А стоит ли ждать, раз все готово? Взять да и сделать им неожиданно маленький праздник…

– Ну что ж, захвати, пожалуй…

Какой «праздник», что «готово», никто ничего не понял, тем более что Марк тут же набросился на Рубика:

– Оставь, пожалуйста, бабочку в покое! Это прямо какой-то истязатель, а не ребенок: как увидит стрекозу или бабочку, так сам не свой, обязательно надо поймать и усыпить. Он скоро природу превратит в голую пустыню…

Рубик хотел было затеять с Марком научный спор о том, что значит охранять природу и какое значение имеют для науки бабочки и стрекозы, но Марку было не до диспута – он очень торопился.

– Вы немного подождите меня, пока я отведу Мурзая и привяжу его покрепче, чтобы никуда не сбежал. Я мигом!

С катера Марк вернулся с большой кожаной сумкой, неизвестно чем набитой, и едва протиснулся в новенькую «Волгу», в которой уже сидела команда. Машина тут же тронулась, и Александр, сидевший за рулем, стал рассказывать о какой-то машиноиспытательной станции, куда он якобы приехал по делам и случайно от кого-то узнал, будто кто-то видел «Веселых пескарей» на реке, и вот он решил проверить и – надо же случиться такой удаче! – действительно встретился с ними.

– Все же объясни нам, куда ты нас везешь,– сказал капитан, но Александр сделал вид, что не расслышал, и продолжал рассказывать о МИС, как он нежно называл станцию, все больше увлекаясь рассказом.

Вначале ребята, правда, не столько слушали его, сколько следили за тем, как он ведет машину. Они боялись, как бы он не врезался в дерево или не опрокинул всех в канаву, но их опасения не оправдались: Александр вел машину легко и красиво, несмотря на очки, которые подпрыгивали на носу, и на оживленную жестикуляцию, словно он сидел не за рулем, а в веселой компании за столом. Он рассказывал о сельскохозяйственных машинах, которые доставляются на станцию с разных заводов страны, испытываются при таких нагрузках, что часто не выдерживают и выходят из строя. Говорил он, пересыпая речь всякими техническими словами, но все равно слушать было интересно, – глаза его блестели, голос прерывался, будто он рассказывал не про станцию, а про охоту на тигров или слонов.

Но вот показалось поле, до горизонта заставленное машинами, выкрашенными в яркие цвета и похожими на разных тропических птиц – фламинго, павлинов и попугаев.

– Прямо как в цветном кино, – сказал Марк, желая сделать приятное сыну капитана.

– Кино? – Александр с благодарностью посмотрел на Марка, словно тот подсказал ему что-то очень важное. – Между прочим, кино здесь тоже есть. Отец, ты не возражаешь, если я отниму у вас несколько минут?

– Давай, давай! – разрешил капитан, вытащил блокнот, разложил на коленях и начал делать в нем закорючки.

Он вообще не умел сидеть без дела. Тряская машина, катер, кресло в самолете или дребезжащий столик у вагонного окна были для него таким же рабочим местом, как и просторный письменный стол в кабинете. Он весь погрузился в свой блокнот, словно в погреб, куда не доносились никакие звуки. Между тем в машине начинался интересный разговор.

– Разве без кино в нашем деле проживешь? – сказал Александр, с воодушевлением оглядываясь на ребят. – Но вы, конечно, можете спросить меня совершенно законно: а какая, собственно, связь между машинами и кино? Но в таком случае позвольте встречный вопрос: а как, каким же все-таки образом проверяли опытные образцы лет десять-двадцать назад?

– Рубик, ответь, пожалуйста, – сказал Марк. – Извините, он у нас самый умный, знает даже про микробов и получает за это леденцы…

Рубик в это время подсчитывал общее количество машин в поле и не слышал разговора о кино, а может быть, и слышал, но не считал вопрос достаточно интересным, чтобы отвечать на него.

– Так все-таки как же? – переспросил Александр, обращая вопрос не к кому-то лично, теперь это было ясно всем, а в воздух, чтобы самому и ответить на него. – А вот как, братья мои: десять-двадцать лет назад у стенда собирались конструкторы, инженеры и наладчики и смотрели за работой образцов в натуре. Хорошо это или плохо? А если надо провести испытание в полевых условиях, как тогда? Что тогда, я вас спрашиваю?

– Тогда, конечно, хуже, – догадался Марк.

– Он прав, бесконечно прав! – закричал Александр. – Что может быть хуже, когда люди бегут гуськом, стараясь не отстать от машины и на ходу наблюдая за работой узла? А потом, измученные, собираются в конструкторском бюро и начинают спорить. Каждый доказывает, что он прав, а другой неправ, потому что один увидел так, а другой этак. Что ж тут удивительного? Расхождения неизбежны, человек не машина. Может быть, я чуточку утрирую для наглядности, но суть вам ясна? Вы теперь понимаете, как неудобно проверять работу узлов, бегая за машиной с высунутым языком?

Солнце в это время ослепило глаза, и поле с машинами потонуло в его рассеянном свете. Александр опустил щиток и замолчал. Дорога повернула, и солнце очутилось теперь за спиной, а это значит, можно продолжать рассказ и спокойно смотреть на машины, отливавшие всеми цветами радуги, так что казалось, будто по полю стройными рядами бегут павлины, страусы, фламинго и какаду, сверкая на солнце оперением.

– Да, так к чему я это все рассказываю? – продолжал Александр, поправляя щиток. – А к тому, чтобы вам понятно было: в наше время испытательная станция без кино, извините меня, – пережиток. В наше время вас приглашают в зал, высадитесь в кресло и следите за демонстрацией испытаний как машин в целом, так и отдельных узлов. В поле и на заводе. За уборкой и за вспашкой. Ни за кем не надо гнаться. Сиди себе, покуривай и наблюдай, какая скорость, какой режим, какие нагрузки и так далее. Теперь, пожалуйста, высказывайтесь! Кто не согласен? Ты не согласен?

– Я? – удивился Марк.

– Да! Ты не согласен?

– Положим, не согласен. Что мне за это будет?

– Тогда – стоп! Наш уважаемый коллега считает, что все неправы, он один только прав. У всех куриная слепота, а у него зрение как у орла. Остановите фильм, пожалуйста! А теперь крутите медленной скоростью! Минуточку, минуточку! Посмотрим еще раз внимательно. Вы все еще будете настаивать на своем, коллега?

– Теперь совсем другое дело, – сдался Марк.

– То-то!

Все смеялись. Только капитан не смеялся, поглощенный работой. И не смеялся Рубик, который к этому времени закончил примерный обсчет машин, заполнивших поле. Он пошевелил губами и поднял руку.

– Пожалуйста, коллега! А ты с чем не согласен?

– На вашем поле сто двадцать четыре комбайна, двести семнадцать тракторов, тридцать восемь культиваторов, двадцать пять сеялок, четырнадцать люпиноуборочных машин, девятнадцать сушилок и тридцать три веялки, так вот…

Рубик набрал воздуху, чтобы продолжить фразу, но Александр от изумления выпустил руль, и непонятно было, как «Волга» шла без всякого управления, не съезжая с дороги.

– Отец, куда я попал, можешь мне объяснить? Ах, извини, ты что-то еще хотел сказать?

– Я хотел спросить: неужели столько машин будет сломано во время испытаний?

– Замечательный вопрос! Как тебя зовут? Рубик? Значит, Рубен? У меня есть хороший друг в Ереване – Рубен Мирзоянц…

Размахивая руками, Александр поворачивался к ребятам лицом и частенько забывал о руле, который вертелся вполне самостоятельно, разумно выбирая дорогу, словно только для того, чтобы оратор мог свободно размахивать руками. И это было похоже на цирковой трюк, когда на велосипеде едут задом наперед, или стоя ногами на седле, или как-нибудь еще, и ребята только диву давались, как это Александр спиною чувствует дорогу и ни разу не опрокинул машину в кювет.

– А теперь скажите, братья, где вы еще найдете такую страну, где было бы столько рельефов? Скажите: долины у нас есть?

Диоген, давно уже преданно смотревший на Александра, радуясь, что судьба подбросила им такого выдающегося брата, устал от молчания.

– Есть! – сказал он.

– Ну конечно же, есть, дорогой мой! – обрадовался Александр. – Тебя зовут… Саша? И еще Диоген? И еще Охапкин? Постой, постой, не слишком ли много имен? Ну, Саша – это я понимаю, я тоже – Саша, ну а Диоген? Впрочем, не будем отвлекаться, я задам тебе еще один вопрос: как ты думаешь, а для долин нужны специальные машины?

– Нужны, – не задумываясь, сказал Диоген.

– Молодец! Вот теперь я вижу, что ты настоящий Диоген! Диоген, Диоген… Это, если не ошибаюсь, древний грек, философ, который жил в бочке?

– Он самый! – согласился Саша Охапкин.

– Так вот, не будем отвлекаться, Саша Диоген – Охапкин, ты немножечко теперь отдохни и дай отличиться другим. Теперь я хотел спросить… Тебя как зовут? Даня? Очень приятно, а я Александр. Сколько у меня теперь братьев, всех надо запомнить, никого не перепутать. Ну так вот, Даня, ты мне скажи: а горы у нас есть?

– Есть, – выскочил Диоген, опередив Даньку, и Александр посмотрел на своего тезку с укоризной.

– Вы оба молодцы, – сказал он и перевел глаза на Ивана. – А овраги, лесные пустоши, пригодные для обработки, есть у нас?

Иван усмехнулся и махнул рукой – вопрос показался ему несерьезным. Но Диоген и тут не сплоховал. Он впервые в жизни чувствовал :ебя отличником.

– Все есть, все!

– Ты молодец, и я говорил тебе это. Но почему ты не дашь слова сказать другим? Ну так вот, друзья мои, машин нашей стране надо в десять… да что я говорю… в двадцать раз больше того, что мы имеем на сегодняшний день. А что это значит? Это значит, что машины, которые вы видите сейчас перед собой и многие из которых выйдут из строя от предельных нагрузок, всего лишь жалкая капля в океане техники, которая есть у нас. И которая будет. Так что не надо жалеть! Нужно радоваться, что здесь гробится столько техники! Что это значит? А это значит, что зато на полях машины будут крепкие, как боевые танки… Отец, я кончил. Как говорили древние: диксит – я сказал. Спасибо за внимание. Теперь я немножко отдохну, а ты им растолкуй, что такое техническая революция.

– Постой, мы разве еще не приехали? – спросил капитан, отрываясь от блокнота.

– Нет еще, – ответил Марк вместо Александра.

Капитан подозрительно глянул на Марка, но ничего не сказал и поставил в блокноте точку. Александра трудно было узнать: глаза его погасли, уши, нос и детские губы выражали усталость. Какое-то время он молчал, и все подумали, что с ним что-то случилось.

– Что с тобой? – спросил капитан.

– А, не спрашивай! Ты думаешь, наверно: какой трепач, расхвастался, как будто не работа у него, а сплошной праздник. А у меня, поверь, нелегкая жизнь. Иной раз бьешься над узлом месяцами, морочишь голову себе и другим. И вот после бессонных ночей, после встреч, совещаний и согласований я добиваюсь внедрения новинки. Ура! Все поздравляют, все довольны… А что дальше? А дальше вот что: случайно заглядываешь в немецкий или английский журнал – и волосы дыбом: караул! Оказывается, этот узел давно уже изобретен! Голова после этого кругом идет!

Машина вильнула и подпрыгнула. Очки у Александра упали, но он успел одной рукой схватиться за руль, а другой поймать очки на лету. Водворив все на свои места, он беспомощно и горько вздохнул.

Мальчики смотрели на Александра и жалели. Кого же все-таки он напоминал им? Где они его видели? У кого еще такие обиженные, чуть навыкате, глаза, такие беспомощные уши?

И вдруг Данька вспомнил. Он толкнул Диогена и посмотрел ему в глаза, и тот сразу вспомнил. Оба они посмотрели на Рубика, и Рубик тоже вспомнил. Тогда все они вместе посмотрели на Марка, но Марк не удивился. Тогда Данька, Диоген и Рубик уставились на Ивана, а Иван долго не мог понять, отчего на него так странно глядят. Но «пескари» так упорно смотрели на него, что наконец и он поднял глаза на Александра и тоже вспомнил.

Ведь Александр – тот самый лопоухий мальчишка на фотографии, которая висела в капитанской каюте. Те же глаза, чуть навыкате, те же беспомощные уши, те же толстые губы. Да, да, тот самый мальчишка, которого капитан подобрал когда-то на дорогах войны и усыновил. И вот он сейчас перед ними, будто сошел с фотографии, будто выгнали его оттуда за какую-то проказу, и он вздыхает, постаревший мальчик, и о чем-то грустит. О чем он грустит?