Текст книги "Волшебная трубка капитана"

Автор книги: Самуил Полетаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 5
ОПЯТЬ «КОЖАНЫЙ» ЧЕЛОВЕК

Когда в полдень катер прибыл в старинный городок, «пескари» решили размяться и разошлись по его улицам и переулкам. Каждый занимался чем хотел. Иван, например, пошел на портовую свалку, чтобы поживиться там какой-нибудь трубкой или гайкой для крытого навеса, который он сооружал на палубе, потому что от его коллекций в каютах уже некуда было деваться. Из походов он приносил камни не иначе как пудами.

Данька в это время, обвешанный фотоаппаратами, ходил вокруг старинной церквушки. Осмотрев с разных сторон, он стал ее фотографировать, а также делать в блокноте зарисовки с изразцов, украшенных фантастическими птицами. Его сосредоточенный и важный вид собрал толпу зевак.

– Позвольте обратить ваше внимание, – сказал один старичок, принимая Даньку, очевидно, за молодого ученого, – что эта церковь конца семнадцатого века, а между тем на ней нет таблички, что она охраняется государством. Разве это порядок?

Данька согласился, что непорядок, и обещал написать куда надо, а также послать фотографию, но куда именно, он не стал уточнять, потому что и сам еще не знал. Старичок одобрительно кивал головой. Однако, когда Данька попросил его встать у входа в церковь, чтобы сфотографировать ее, как говорят, для масштаба, тот наотрез отказался.

Диоген тоже не терял времени даром – он ходил с Мурзаем по магазинам, закупая продукты. Пока он стоял в очереди, Мурзай воспитанно дожидался его на улице, а потом с очень ответственным видом тащил в зубах тяжелую сумку. Такое необыкновенное зрелище привлекло внимание местных мальчишек. Они, наверно, подумали, что в город приехал цирк с дрессированными животными, а толстый и неуклюжий Диоген – дрессировщик и клоун.

Не оставались без дела также капитан и Рубик. Прихватив с собой рюкзак, они обошли все киоски, а потом долго пропадали в книжном магазине, роясь там в отделе букинистических и уцененных книг. Капитан имел привычку накупать на стоянках всякую редкую литературу и нашел в лице Рубика активного помощника. После книжных закупок им еще предстояло зайти в аптеку и обновить запас лекарств. Хотя из ребят никто еще пока ни разу не болел, но капитан, как врач экспедиции (он добровольно взял на себя эту обязанность), считал, что время от времени надо решительно выбрасывать старые лекарства и покупать новые. Особенно интересовался он лекарственными травами, считая их лучшим профилактическим средством от всех известных болезней. Он просил Диогена варить разные отвары из подорожника, полевого хвоща и мяты, пил их с огромным удовольствием и заставлял пить ребят, рассказывая о них всякие чудеса.

Что касается Марка, то он, как потом выяснилось, пропадал на базаре, торгуясь с бабами и ничего не покупая, – такая у него была привычка, отчасти вызванная тем, что у него не было собственных денег. И это было прискорбно, ведь каждый молодой человек, обращающий внимание на свою внешность, нуждается в собственных деньгах.

Когда Диоген и Данька, встретившись на пристани, вернулись на катер, сопровождаемые Мурзаем с тяжелой сумкой в зубах, Марк был уже в рубке вместе с каким-то незнакомцем, очевидно с новым приятелем, с которым он повстречался на базаре. Вообще Марк очень быстро сходился с людьми, а этот был старше его раза в три, но все равно они были на «ты», как будто вместе съели пуд соли.

Нового приятеля Марка звали Робинзон, но только не Крузо, о котором написана известная книга, а Робинзон Евсеевич Мотыльков, никому не известный садовод в кожаной куртке и кожаной шляпе. На круглом сытом лице его красовались короткие черные усы – впрочем, не усы, а единственный ус, торчавший вверх и немного вбок, как дорожный указатель, случайно сбитый машиной. Непонятно, куда делся второй ус, возможно, парикмахер сбрил его по ошибке, но так или иначе единственный ус придавал Робинзону слегка замаскированный вид, и это сразу же насторожило Даньку, у которого было чутье на всяких подозрительных людей. Даньке показалось даже, что он где-то встречал человека в кожаной куртке, но больше всего удивило его поведение Мурзая, который вдруг без всякого повода заволновался, уронил сумку, чего с ним раньше никогда не случалось, поджал хвост и трусливо скрылся в каюте. Такое внезапное бегство пса не могло остаться незамеченным – гость вышел из рубки и взял Даньку за пуговицу курточки.

– Я ему сделал что-нибудь плохое? – спросил он, огорченно моргая своими круглыми неподвижными глазами, словно собирался заплакать. – Может, я его обидел, а?

– Это он просто боится новых людей.

– Но все-таки я его ничем не обидел?

Данька не знал, что ответить на эти назойливые вопросы. Он растерянно топтался на месте и очень обрадовался, когда капитан и Рубик, нагруженные книгами, показались на пристани.

Капитан не стал справляться, что это за человек, откуда он здесь, кто его пустил на катер и все такое, – не в его правилах было навязывать команде свое мнение и проверять. На приветствие гостя он молча кивнул, коротко оглядел поверх очков и спустился в каюту, чтобы заняться разборкой книг.

Проводив капитана настороженным взглядом, гость тут же расправил плечи и стал расхаживать по палубе, деловито щупать борта, рассматривать образцы минералов, целлофановые пакеты с землей, обнюхивать удочки и сохнущие на веревке тельняшки, словно проверял их на прочность и качество. Гость отлично понимал: спросить, кто он такой, а тем более проверить документы ребятам было неудобно. Да и, расхаживая по пристани, они, конечно, видели, что многие здесь знают Робинзона Мотылькова – ему кивали, с ним здоровались, а он помахивал кожаной шляпой, как это делают известные артисты, когда поклонники провожают их из театра.

Вскоре «Веселые пескари» снялись с якоря, но гостя это не смутило, он не стал кричать: «Эй, постойте, дайте сойти!», а спокойно остался на катере, с большим интересом наблюдая, как Марк лавирует среди судов.

– Что, порядок? – кричал Марк, похлопывая рукою по штурвалу. – Неплохой тебе попался рулевой, а?

– Об чем речь, дорогой! Ясное дело!

– Морской болезнью не страдаешь?

– Бог миловал!

– Ну держись тогда!

Марк сделал крутой маневр. Мотыльков замахал руками, покатился к корме и наверняка вылетел бы за борт, если бы не попал в руки Ивана. Отдышавшись, он тихо спросил Ивана:

– У него все на месте, а?

– Вроде все, – усмехнулся Иван.

– А ящики не полетят в воду, как думаешь?

Только сейчас Данька обратил внимание на ящики, в беспорядке рассованные среди имущества экспедиции. Иван перенес их на корму и привязал канатом. От тяжести катер поднял нос и шлепал теперь, прыгая с волны на волну, как дельфин. При каждом рывке гость тревожно открывал рот и хватался рукой за единственный ус, словно боялся, что ус оторвется и улетит. Несомненно, это был сухопутный человек и вел себя как чудак. Когда над ящиками начинали кружить чайки, он махал на них шляпой и кричал «Кыш!», как на кур.

Теперь Данька не сомневался, что он прежде видел его, – чем-то неуловимо знакомы были его круглые рыбьи глаза, вкрадчивые жесты и обходительная повадка, однако, как ни напрягался Данька, ничего не мог вспомнить. Тогда он решил поговорить с Марком, который, конечно, что-то знал о Робинзоне. Наверняка даже знал! Данька направился к рубке, взялся за ручку дверцы, но вдруг почувствовал на своем плече руку гостя.

– Ты меня уважаешь? – спросил Робинзон, высоко вздернув ус над губами, что должно было означать улыбку. – Если уважаешь, так я очень прошу тебя, не в службу, а в дружбу, подыши пока свежим воздухом, отгоняй птиц, а я с человеком потолкую…

Робинзон Мотыльков бочком просунулся в рубку и теперь уже не вылезал оттуда. Он что-то нашептывал Марку и успевал при этом оглядываться на Даньку и бодро кивать: гони, дескать, чаек, не подпускай!

Когда вдали показалась пристань, Робинзон вышел из рубки и стал крутиться возле Ивана, преданно заглядывая– ему в глаза.

– Экую же силу бог тебе дал! – удивлялся он. – Не поможешь, а? Тебе – раз плюнуть, а хорошим людям – большая будет радость…

На причале дожидались старик и мальчик с грузовой тележкой. Иван погрузил в нее два ящика и помог вкатить в гору, а вскоре тележка скрылась за товарными складами, и катер пошел дальше. Робинзон, с некоторым беспокойством следивший за погрузкой, теперь ласково похлопывал Ваню по плечу:

– С тобой, братишка, не пропадешь. От души уважаю!

На следующем причале операция с ящиками повторилась. Теперь их ожидал инвалид в автоколяске, не проронивший ни слова, пока Иван привязывал ящики к багажнику, а когда коляска укатила в лес, Робинзон Мотыльков стал еще благодушнее.

– Ну, спасибо, век буду тебе благодарен, крепко ты меня выручил…

– Да чего там, – отмахивался Ваня, не понимая, за что тут благодарить.

Но Робинзон не унимался, стал горячо убеждать, что люди должны помогать друг другу, и что сам он тоже никогда не откажет хорошему человеку, и что лучше иметь сто друзей, чем сто рублей, и что для друга последний кусок отдашь и так далее. Он так и сыпал пословицами, пока Ваня не заскуч.ал и не задвигал челюстями, скрывая зевок.

– А не пора ли нам животишки побаловать? – спохватился Робинзон, потирая руки. – Для поднятия духа, так сказать, и бодрости телесной?

В саквояже, который он принес на камбуз, оказались колбаса, сыр, крутые яйца, лук, чеснок, лавровый лист, перец, две бутылки, завернутые в папиросную бумагу, но главным продуктом были сырые шашлыки – деликатесы, о которых «пескари» и не мечтали.

Робинзон повязался фартуком Диогена, зажег газовую плитку на баллонах и стал поджаривать шашлыки на сковородке. Он томно закатывал глаза, блаженно нюхал запах жареного лука, ноздри его трепетали, весь он так и дергался, словно сам поджаривался на сковородке.

Диоген суетился возле Робинзона, совершенно завороженный его расторопными движениями, и абсолютно не чувствовал телепатических взглядов, которые бросал на него Данька. Впрочем, Данька и сам был под властью какого-то гипноза, исходившего от Робинзона, может быть, поэтому сигналы, которые он посылал, не достигали цели.

– Ну-с, – сказал Робинзон, обводя мальчиков слезящимися от дыма глазками. – А кто же позовет сюда капитана? На угощение, так сказать?

Он уставился на Даньку, и Данька, чувствуя непонятную власть его взгляда, тут же спустился в –каюту и застал там полный беспорядок. Капитан возился с плоской пишущей машинкой, прочищая буквы ваткой, смоченной одеколоном, пальцы его, нос и щеки были черны, старая, пропитанная краской лента размотавшимся клубком валялась по всей каюте.

– Вас приглашает на угощение… Робинзон Евсеевич…

– Робинзон Евсеевич? – Капитан, очень похожий сейчас на трубочиста, оторвался от машинки, поправил очки на носу. – Не имею чести быть знакомым.

– Но ведь как же… его же Марк привел… Они приятели…

– Приятели? Ну раз приятели, так пусть и угощаются… –

– А нам как же?

– Это уж я, право, не знаю. Решайте сами…

– А что ему сказать про вас?

– Хм… Ну скажи что-нибудь… Ну вроде у меня разгрузочный день, решил похудеть, так сказать. Пожалуй, так и скажи, а что еще придумаешь? А я повожусь еще немного с машинкой..

Это было странно, потому что капитан был большим любителем вкусно поесть, никогда не делал разгрузочных дней и вовсе не был толстяком. Данька не стал говорить про разгрузочный день, чтобы не смущать команду, а сказал, что капитан очень занят и никак не может прийти. Это озадачило ребят. И насторожило.

– Вот так петрушка, – сказал Робинзон и почесал затылок. – Даже выпить, получается, не с кем. Может, ты, Иван, поддержишь компанию?

– У нас сухой закон, – пробурчал Иван.

– Раз закон, тогда о чем говорить!

Мотыльков налил себе полный стакан, обиженно чокнулся с бутылкой, выпил сам с собой и чуть повеселел. Потом налил второй стакан и повеселел еще больше. После третьего стакана глаза у него остановились, а усик поднялся вверх. Ребята ели шашлыки и тревожно поглядывали на двери: не появится ли капитан?

И вдруг все вздрогнули: Робинзон хлопнул кулаком по столу так, что звякнули стаканы. Круглые глаза его плавали, как рыбы в аквариуме, усик прыгал на губе.

– Я ему что плохое сделал? Он почему меня не уважает? – кричал Робинзон, потрясая кула ками. – Какие такие дела у него? Эй, капитан, иди сюда, вино пить будем! Мое вино! Я угощаю, не бойся!

Иван встал из-за стола, огромный и сутулый, как медведь.

– Ты что, брат, расшумелся, а?

Он подвернул правый рукав тельняшки. В каюте сразу стало тихо и тесно. Робинзон задумчиво поглядел на Ванин кулак, потом на свой, уловил разницу и сразу завял.

– Вас понял! – сказал он, икнул, свалился на койку и тут же захрапел.

Данька не стал доедать свою порцию – он схватил Диогена, втолкнул его на трап, ведущий в капитанскую каюту, и жарко задышал ему в лицо.

– Понял, кто это?

– Кто?

– Не узнал?

– Кого?

– Так это же «кожаный» человек!

Глаза у Диогена стали большими от страха. Он сразу вспомнил, как в прошлом году «кожаный» человек украл у них Мурзая, как Данька спас его, как они прятали Мурзая в подвале и в конце концов убежали вместе на необитаемый остров. Сколько было приключений, пока они не попали к капитану! Так это тот самый «кожаный» человек?

Диоген стал трусливо оглядываться, словно собираясь удрать. Но вдруг успокоился и облегченно вздохнул, выпуская из себя страх.

– У «кожаного» человека не было усов!

Диоген был прост, как овечка.

– Так это же маскировка! Разве не видно, что ус приклеенный?

Диоген опять испугался, но, впрочем, тут же успокоился. И даже рассмеялся.

– Так Мотыльков же садовод!

– Тшшш! – зашипел Данька, оглядываясь. – Он сказал, а ты уши развесил! Он тебе скажет, что космонавт, так ты ему тоже поверишь? Он на таких лопухов, как ты, и рассчитывает. Прикинулся садоводом, чтобы втереться в доверие и снова украсть Мурзая, а ты и поверил, разиня! Не заметил разве, как Мурзай все прячется и места себе не находит?

Мальчики, по правде сказать, изрядно взвинтили себя, и неизвестно, что бы они надумали делать с «кожаным» человеком дальше, если бы в это время снизу не показался капитан, чумазый, как кочегар, и проницательно не посмотрел на них своими совиными глазами.

– Вы что же тут пробку создаете? – спросил он строго. – Может, пройдете наверх или спуститесь вниз?

Мальчики потоптались, не зная, куда идти – вверх или вниз. Видно, до капитана долетели какие-то обрывки их разговоров.

– Ну ладно, катитесь наверх, а мне сюда пришлите Марка на собеседование. За штурвал, скажите, пусть встанет вместо него Иван.

О чем говорили капитан и Марк, мальчики не слышали. Но когда Марк после «собеседования» поднялся наверх, его трудно было узнать – от него шел пар, от обычной уверенности его не осталось и следа. Он добрел кое-как до каюты, где после обеда отдыхал Робинзон Мотыльков, и прокричал вниз вежливым голосом, на этот раз обращаясь к нему на «вы»:

– Вы не спите, Робинзон Евсеевич? Вы меня слышите, товарищ Мотыльков? Можно вас потревожить немножко? Я очень прошу вас выйти ко мне на пару слов…

Мотыльков долго не отзывался. Потом послышались кряхтенье, стук и зевки. Наконец он выбрался наверх, слегка очумелый от сна, и, покачиваясь, прошел на корму.

– Ну что еще? – спросил он, усаживаясь на скрипучий ящик.

– Вы меня, конечно, очень извините за мою несознательность, но я должен вам кое-что вернуть, – сказал Марк, засовывая в карман его кожаной куртки какую-то смятую бумажку. – И очень прошу вас запомнить: вы мне не давали, а я у вас не брал. Будем как джентльмены, договорились?

Мотыльков окончательно проснулся. Глаза его посветлели от гнева.

– Ты меня спутал с кем-то, детка, – сказал он, однако бумажки не стал возвращать.

– Ну зачем же так, – сказал Марк укоризненно. – Я хочу как лучше, а вы сразу же в бутылку.

– Это я… в бутылку?! Да ты кто такой, дуроплет ты этакий, чтобы так разговаривать со старшими?

– Прошу вас, не поднимайте шума, Робинзон Евсеевич. Наш капитан почетный член географического общества, а вы здесь шумите, как ломовой извозчик…

– Ну, знаешь… – Мотыльков чуть не задохнулся, ища подходящего слова. – За такие выражения можно и по физиономии схлопотать…

– Очень извиняюсь, – продолжал Марк так же тихо, не обращая внимания на угрозу, – но капитан просил помочь вам сойти на ближайшей пристани. Я очень сожалею, конечно, примите мое сочувствие, но ничего не поделаешь. Капитан очень расстроился… На ближайшей пристани со всем к вам уважением…

– Да я на твоего капитана, если хочешь знать… – Робинзон плюнул на палубу и шаркнул штиблетом. Он все еще был пьян, и ему хотелось скандала. – Да я… сейчас поговорю с ним по-свойски…

Он поднялся с ящика и пошел, качаясь, вперед, но Марк встал на его пути.

– Я очень вам не советую, Робинзон Евсеевич, так расстраиваться…

– Пошел вон от меня, дворняжка!

Мотыльков отстранил Марка, но Марк поймал его за полу кожаной куртки и притянул к себе резким движением. Теперь в лице его не было миролюбия, рыжие глаза его потускнели, стали холодными и дерзкими.

– Видите вон тот островок… с кустиком? – сказал он сдержанно и тихо. – Так вот, уважаемый Робинзон Евсеевич, вам, кажется, придется сейчас слезть там, если не хотите спокойно доплыть до пристани…

– Брысь! – рявкнул Мотыльков. – Я ему сейчас скажу пару-другую слов, понимаешь!

– В таком случае я снимаю с себя ответственность за все, что произойдет дальше, – сказал Марк, нервно потирая руки, – потому что вам сейчас придется иметь дело не с кем-нибудь, а с трижды мастером спорта… Эй, Иван, ты слышишь меня? Возьми курс на остров, Робинзон Евсеевич хочет сойти…

– Все! – закричал Робинзон визгливым голосом. – Кончилось мое терпение! Кричи караул, собака!

Мотыльков пошел на Марка, грозно раздуваясь. Он размахнулся – и это был бы, наверно, крепкий удар, если бы Марк не успел увернуться. От собственного взмаха Робинзон завертелся как юла, кожаная шляпа слетела с головы и шлепнулась в воду. – Я сейчас… Я вас всех тут сотру, понимаешь…

– Ваня, я его честно предупредил, ты слышал сам. Так вот, я очень прошу тебя – помоги ему достать головной убор!

Ваня не торопясь вышел из рубки, обошел Мотылькова сзади, вежливо поднял его под мышки, понес к борту и выбросил вслед за шляпой.

– Остудись, дорогой!

Робинзон оказался хорошим пловцом. Отфыркиваясь, он поплыл вперед и вскоре достиг прекрасного островка с березами и кустами, стекавшими зеленой лавой к воде. Он выскочил на берег, пробежал туда-сюда по песчаной кромке, сделал несколько энергичных приседаний, вытряхнул воду из ушей и закричал, приставив ладони ко рту:

– Ящики! Ящики!

Ящики не заставили себя ждать – они полетели в воду, сперва погружаясь в нее, но потом выскакивая, как торпеды. Мотыльков бесстрашно бросался навстречу, кричал, грозил, посылал проклятья, но при этом неутомимо делал свое дело– осторожно выталкивал их на берег.

В это время из каюты выскочил Мурзай с сумкой в зубах, и ребята не сразу признали, что это саквояж Робинзона. Мурзай выпустил саквояж, но снова схватил его, стал таскать по палубе, рвать и трепать.

– Мурзай, фу! – закричал Ваня, вырывая саквояж.

Марк разглядывал длинный ноготь, который он любовно выращивал. Ноготь оказался слегка поврежденным в результате непредвиденного объяснения с гостем. Это очень расстроило Марка. Он поднял глаза на Ваню, державшего саквояж и не знавшего, что с ним делать.

– Ваня, верни Робинзону Евсеевичу все его имущество, – сказал Марк многозначительно. – Ты меня понял, Ваня?

Ване не пришлось объяснять – он развернулся вполоборота, раскрутился в другую сторону, как метатель диска, и красиво выбросил pyкy вперед. Саквояж птицей полетел на остров. Бегавший по берегу Мотыльков подпрыгнул в воздухе, как вратарь, и ловко поймал саквояж. Кажется, он был неплохим спортсменом.

– Теперь все, – сказал Ваня, отряхивая руки.

Он был недоволен, что его отрывают от дела, и снова взялся ладить крытый навес для своих коллекций, а Данька и Диоген, так и не успевшие ввязаться в драку, с восхищением смотрели на него, завидуя его силище. Нет, Ваня был человек! Окажись он на месте шофера Ивана, который спас в пустыне мальчонку, он бы тоже не сдрейфил в плену у басмачей. Может, капитан и называл шофера Иваном в честь их бесстрашного Вани, хотя рассказывал, конечно, о себе.

Горячка, охватившая Даньку и Диогена, не коснулась только Рубика. Он, кажется, вообще ничего не заметил: сразу же после обеда забрался под койку и в глубокой темноте занимался своими гнилушками. Зато Мурзай усердствовал больше всех. Он метался по палубе, склонялся над бортовой кромкой, делая вид, что готов броситься в воду, догнать и растерзать на мелкие части ловца собак, от которого спас его когда-то Данька…

Когда необитаемый остров, на котором поселился новый Робинзон, скрылся из виду, на палубу вышел капитан. Он был отмыт, весь благоухал одеколоном, сиял чистотой и благодушием, но дым из трубки, которую он курил, не предвещал ничего хорошего. Дым поднимался кольцами в небо, разваливался на облака, собирался в тучу, а туча на глазах разбухала и снижалась. Трубка вспыхнула искрами, и раздался гром.

– Вот что, голубчики, – сказал капитан, обращаясь к Диогену и Даньке, – снимите с Марка фуражку и пояс и отведите его на гауптвахту. Часов пять пусть посидит и подумает. А ты, Ваня, постой за штурвалом.

Данька и Диоген сняли с Марка фуражку и пояс, сверкавший от наклепок и значков. Марк не сопротивлялся, на лице его не было обычной иронической улыбки. Туча в это время развалилась на облака, облака собрались в кольца и втянулись в капитанскую трубку.

И сразу посветлело. И все увидели нового Марка. Лишившись фуражки и пояса, он из рулевого превратился в обыкновенного, ничем не выдающегося человека. Мальчики повели его на гауптвахту. Вид у него был такой несчастный, что стало жаль его. Диоген решил слегка утешить бывшего рулевого и отнес ему банку сгущенки и печенье. Рубик тоже посочувствовал Марку и передал на гауптвахту несколько книг.

Поев сгущенки с печеньем, Марк раскрыл одну из книг, заинтересовался и стал читать, а это случалось с ним не часто. И, если правду сказать, то, наверно, все к лучшему? Ведь если ты никуда не можешь пойти, а рядом книги и есть время почитать и подумать, и если ты способен к наукам,– да ты очень скоро станешь образованным человеком и даже ученым!

Так что ничего удивительного, если много лет спустя весь мир узнает имя прославленного ученого Марка Леонидовича Цыбульского – выдающегося ученого пока еще неизвестно каких наук…