355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Салли Грин » Половинный код. Тот, кто убьет » Текст книги (страница 7)
Половинный код. Тот, кто убьет
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 09:03

Текст книги "Половинный код. Тот, кто убьет"


Автор книги: Салли Грин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Или знала с самого начала.

– В любом случае, какая разница: бабушка тоже ничего не могла сделать, только держать все в тайне.

– У нее не было другого, лучшего способа защитить твою мать. Должна признать, что, учитывая все обстоятельства, у нее все получалось. Думаю, твои мать с отцом встречались один раз в год.

– Значит, Маркус и моя мать… они хотели видеть друг друга… устроили встречу, отослали детей к бабушке… но тут вдруг появился муж… и Маркус убил его.

Мэри кивком подтверждает каждое мое предположение.

– Но моя мать убила себя, потому что чувствовала вину… – Я чувствую, как Мэри трясет головой.

– Потому что не могла быть с Маркусом?

Мэри продолжает трясти головой.

Я опускаю глаза и произношу наконец то, что знаю уже давно:

– Из-за меня?

Ладонь Мэри ложится на мою руку, и, повернувшись, я встречаю взгляд ее выцветших, слезящихся от старости голубых глаз.

– Не так, как ты думаешь.

– А как же?

– Думаю, она надеялась, что ты будешь похож на нее, на остальных детей. А ты оказался другим. С первого дня твоей жизни было ясно, что твой отец – Маркус.

Значит, она покончила с собой из-за меня.

– И что же Совет захотел, чтобы твоя мать сделала? – поинтересовалась Мэри. Я вспоминаю рассказ Джессики и единственную открытку, которую, по ее словам, получила мать. И говорю:

– Убила меня?

– Нет. Не думаю, чтобы Совету было это нужно. Но твоя мать была Белой Ведьмой; она полюбила Черного Колдуна и родила от него ребенка. Из-за их отношений погиб другой Белый Колдун, член Совета.

Открывшаяся мне правда опустошает. Они хотели, чтобы она убила себя. Они заставили ее сделать это.

ДВА ОРУДИЯ

На завтрак Мэри варит овсянку. Ест она отвратительно, чавкает и хлюпает. Я не спал всю ночь, и эти звуки за завтраком действуют мне на нервы.

Мэри прожевала еще две ложки и продолжила:

– Твоя бабушка сделала ради тебя все, что можно.

Я отвечаю ей угрюмым взглядом.

– Моя бабушка врала мне всю жизнь.

– Это в чем же?

– В том, что она никогда не говорила мне, что видела Маркуса и вообще знает его. В том, что никогда не отрицала, будто он напал на мою мать. В том, что не рассказала мне правду о ее смерти и что в ней виноват Совет.

Мэри тыкает в меня ложкой.

– Эй, если бы Совет нашел меня здесь и выяснил, что я помогла тебе сделать кое-какие открытия, как думаешь, что бы со мной стало?

Я отвожу взгляд.

– Ну?

– Хотите сказать, что они и бабушку убили бы?

– И еще убьют.

Конечно, я понимаю, что она права, но лучше мне не становится.

Мэри взваливает на меня целый воз работы по хозяйству, чтобы «разогнать мою утреннюю хандру».

Когда она приходит посмотреть, хорошо ли я вычистил курятник, я задаю ей вопрос:

– Бабушка говорит, вас выгнали из Совета с позором.

– Что ж, можно, наверное, и так сказать.

– А сами бы вы как сказали?

– Легко отделалась. Закончишь здесь, запри все, как было. Потом поставишь чайник, и я тебе все расскажу.

Я кипячу воду на плите в доме, а Мэри сидит снаружи, на солнышке. Когда я приношу ей чай, она похлопывает ладонью по траве рядом с собой, приглашая меня сесть. Мы сидим, подпирая спинами стену ее избушки.

– Помни, Натан, Совет опасен. Они никому не позволяют ни грамма жалости к Черным Ведьмам. Однажды у меня хватило глупости выразить свою тревогу вслух. Я тогда была секретарем в Совете. Вела у них архив. Там было множество папок с делами, и вот как-то раз, во время уборки, я присела отдохнуть и заглянула в одно из дел. Там описывалось Наказание, определенное одному Черному Колдуну. Оно было страшным.

Я тогда возьми да и скажи одному из членов Совета, что Наказание очень жестокое. Но это еще ничего. Наказанию полагается быть таким, и если бы я на этом успокоилась, ничего не было бы. Но я не успокоилась. Мысль о нем грызла меня. Я не спала ночами. Я всегда знала, что Наказания существуют, но никогда раньше не задумывалась о том, сколько боли в них заключено. Ведьму пытают месяц и только потом дают умереть. Я пришла работать в Совет, потому что считала Белых Ведьм добрыми, возвышенными существами, и вдруг выяснилось, что они ничем не лучше Черных, не лучше людей, что они такие же, как все.

В камере как раз сидел один Черный Колдун, и я знала, что они с ним делают.

Глупо было даже пытаться ему помочь. Он все равно не смог бы никуда убежать. Но меня переполнял праведный гнев, и я решила: сделаю, что смогу.

Я притворилась, будто ненавижу этого колдуна до смерти. Это было нетрудно: ведь он вырезал семью одного из членов Совета, хотя, по правде говоря, при жизни они были заносчивые снобы и обращались со мной так, словно я грязь у них под ногами.

Она отхлебнула еще чаю.

– Под каким-то предлогом я зашла в тюрьму. Никакого плана у меня не было, да и оружия, по правде говоря, тоже, но у двери стоял стол с ножами и… другими инструментами. Орудия пыток – так их, кажется, называют. Я схватила какой-то нож, завопила и сделала вид, будто сейчас наброшусь с ним на пленника. Бестолковая затея, разумеется. Никакой возможности убить его у меня все равно не было. В меня тут же вцепился охранник, и, отбиваясь от него, я сделала так, что нож упал рядом с тем местом, где заключенный сидел на цепи. Тот схватил его и тут же ударил им себя в сердце.

Мэри поставила на землю чашку.

– Я прикинулась сумасшедшей. И меня отпустили. Но сомнения остались. Многие считали, что я все это нарочно устроила. Так что с тех пор я… как это говорится? Стараюсь не высовываться.

– Ничего себе.

– Да, я и сама часто удивляюсь, неужели я это сделала? Но ни о чем не жалею. Я спасла того человека от многонедельной пытки.

– А кто это был?

– Ну, наконец-то хороший вопрос.

Ее ладонь мягко опускается на мою руку.

– Его звали Массимо. Он был дедом твоего отца.

Позже в то же утро Мэри затвердила со мной инструкции моего возвращения домой. Они сильно походили на те, что привели меня к ней.

– Это что, заклинание, сбивающее со следа?

– Да, я в них специалист и, хотя нехорошо хвастаться, скажу, что не многие так могут. Большинству просто не хватает терпения. Прежде чем сделать новый шаг, приходится подождать. Зато, если вытерпишь, даже Охотники тебя не найдут.

– Они, наверное, пошли бы сюда за мной.

– Охотники ходят за тобой везде, Натан, всю твою жизнь. Только сюда они за тобой и не пришли. И на обратном пути тоже не выследят, если ты все сделаешь, как я говорю.

– Почему они ходят за мной всю жизнь?

– На то они и Охотники, Натан. Работа у них такая. И они хорошо ее делают.

Я киваю.

– Да, знаю.

– Ничего ты еще не знаешь. Врага нельзя недооценивать, Натан. Запомни. Охотники ходят за тобой по пятам всюду и уже давно убили бы тебя. Им так этого хочется. Но они работают на Совет, а Совету пока удается держать их в узде, с трудом.

– Мне что, благодарить их за это?

Мэри качает головой.

– Совет еще опаснее Охотников, не забывай. Охотники у них на службе. Им служат все.

Что значит «все»? Я говорю:

– Бабушка рассказывала мне, что у них есть шпионы.

– Да, шпионить – это они любят. Никому не доверяйся, Натан. Ни друзьям, ни родственникам. Если они Белые, значит, Совет обязательно попытается использовать их. И обычно им это удается.

Совет и Охотники связаны общей целью: они хотят убить Маркуса. И истребить всю его родню.

– Вчера вы говорили, что Совет никогда не хотел моей смерти.

– Да, до тех пор, пока они считают, что ты полезнее им живой.

– Значит, они хотят использовать меня как приманку для Маркуса?

– Такая идея наверняка приходила им в голову, быть может, они даже пытались ее осуществить. Но это не самое главное. Не ходи больше ни на какие Освидетельствования. Найди Меркури. До твоего Дарения она спрячет тебя у себя. Уходи как можно скорее.

Я снова киваю, но вижу, что она хочет сказать мне еще что-то. Однако она умолкает.

Тогда я говорю:

– Я вспомнил еще кое-что о Маркусе. Несколько лет назад убили семью Белых Ведьм по фамилии Грей. Это сделал Маркус. Мне кажется, он хотел забрать у них вещь под названием Фэйрборн. Вы знаете, что это такое?

– Да, знаю. Это нож.

– Зачем он Маркусу?

– Это непростой нож. Он с характером. Фэйрборн – фамилия человека, который сделал этот нож лет сто тому назад, как я помню. Свое имя он написал на клинке. Я многое узнала об этом ноже, пока шло следствие по делу о моем нападении в подвале: именно его я швырнула в камеру к Массимо. Это был его нож.

– Теперь я понимаю, почему Маркус хотел заполучить его обратно.

– Нет, Натан. Ты не понимаешь.

Тыльной стороной ладони Мэри трет себе лоб и вздыхает.

– Маркус был у меня несколько недель назад. Просил об одолжении. Он видит фрагменты будущего… возможного будущего. По-моему, это скорее наказание, чем Дар. Одно из своих видений он мне пересказал: оно впервые явилось ему много лет назад и продолжает являться до сих пор. Он хотел, чтобы я рассказала о нем тебе. Думал, ты лучше поймешь его, если узнаешь.

– Он что-то просил мне передать! И вы говорите мне об этом только сейчас, когда я ухожу?

– Будь моя воля, я бы вообще молчала. Ты должен понять, Натан, что это всего лишь видение. Один из возможных вариантов будущего. Не больше. Но чем серьезнее люди относятся к видениям, тем больше у тех шансов сбыться.

– Да вы представляете, как я жду от него хотя бы слова? – Я вскакиваю, дохожу до края лужайки, возвращаюсь, склоняюсь над ней и говорю: – Рассказывайте.

– Натан, многие Белые Ведьмы тоже видят будущее. Если Маркусу было видение, то, будь спокоен, в Совете уже знают о нем. Маркус хочет, чтобы ты понял его, а заодно и их.

– Так вы расскажете или нет?

– Существуют два орудия, которые, только слившись воедино, убьют твоего отца. Совет охраняет их оба до тех пор, когда ими можно будет воспользоваться.

– Что это такое?

– Первое орудие – Фэйрборн.

– А второе?

– Второе орудие…

И тут мне неожиданно расхотелось слушать… Я понял, какое следующее слово она произнесет, и сразу же в голове загрохотал гром и завыли волки. Пусть они воют все громче и громче! Главное – не слышать ее голоса, которым она произнесет сейчас совсем не то, чего я так ждал услышать все эти годы. Это же неправда! Губы Мэри продолжают шевелиться, но в моей голове стоит такой шум, что я, наверное, неправильно расслышал. А если шум не прекратится, то мне не надо будет…

– Натан! Ты меня слушаешь?

Я трясу головой.

– Я не хочу его убивать.

– Вот почему тебе надо уходить. Если останешься у Белых Ведьм, Совет заставит тебя это сделать. Второе орудие – это ты.

ШЕСТОЕ УВЕДОМЛЕНИЕ

Есть лишь один-единственный реальный вариант будущего.

Я твержу это как заклинание, хотя знаю, что прочих вариантов будущего миллионы, если не миллиарды.

Нет, я не убью его. Я не сомневаюсь в этом, ведь он мой отец.

Не убью.

Я хочу его увидеть. Потому что убить его – вне моих сил и возможностей. Вне моего желания. Я обязан сказать ему все это. Но он верит в видение. И не захочет встретиться со мной. Никогда.

А если я сам попытаюсь найти его, он решит, что я хочу его убить. И убьет меня.

Мэри дала мне адрес Боба, ее друга, который поможет мне отыскать Меркури. Она говорит, что мне надо уходить немедленно, и я соглашаюсь, но все это паршивый треп. На самом деле я не знаю, что мне делать.

И иду домой.

Я хочу поговорить с бабушкой. Надо расспросить ее о Маркусе. Она должна мне что-нибудь рассказать. Да и до дня Дарения Аррана всего ничего. Побуду с ним в его день, а потом уйду.

Домой я приезжаю вечером. Еще светло. Бабушка в кухне, печет пирог, чтобы полакомиться после церемонии. О Мэри и ее дне рождения она не спрашивает.

Я не говорю ей «привет», или «я соскучился», или «как тут у нас пирог?». Я спрашиваю напрямик:

– Сколько раз ты видела Маркуса?

Она замирает и, взглянув на дверь кухни, тихо отвечает:

– Джессика приехала домой на День Дарения Аррана.

Я подхожу к бабушке совсем близко и спокойно говорю:

– Он мой отец. Я хочу знать.

Бабушка качает головой. Я так зол, что меня трясет. Бабушка пытается уговорить меня отложить разговор до завтра, но я угрожаю ей, говорю, что позову Джессику, пусть послушает. И хотя бабушка должна знать, что я никогда ничего такого не сделаю, она тяжело опускается в кресло и едва ли не шепотом рассказывает мне все, что сама знает о Маркусе и моей матери.

В нашей спальне с Арраном я открываю окно. Темно, тонкий полумесяц так и тянется в небо. Арран выбирается из постели и подходит, чтобы меня обнять. Я тоже обнимаю его, и мы долго стоим так. Потом мы садимся у окна на пол.

Арран спрашивает:

– Ну, как прошла вечеринка?

– Понятия не имею, о чем ты.

– Ты совсем ничего не можешь мне рассказать?

– Расскажи лучше ты. Про завтрашний день. Какие у тебя ощущения?

– Прекрасно себя чувствую. Правда, немного нервничаю. Надеюсь, все пройдет гладко.

– Не сомневаюсь.

– Джессика приехала на церемонию.

– Бабушка мне уже сказала.

– Ты пойдешь?

Я не могу даже покачать головой. Арран говорит:

– Да все в порядке.

– Я собирался прийти.

– Хорошо, что ты здесь. Так даже лучше.

Мы с Арраном еще долго болтаем, вспоминаем фильмы, которые вместе смотрели в детстве, наконец, разговор переходит на завтрашнюю церемонию. Я говорю, что, по-моему, у него, как у матери, будет дар целителя. Она была очень сильной, к тому же заботливой и доброй, как мне сказала бабушка. Думаю, что Арран будет похож на нее. Но он считает, что его Дар будет слабым, каким именно – ему все равно, и я не сомневаюсь, что он не лукавит, а говорит правду.

Он ложится в постель позже обычного, и я его рисую. Его и себя, вспоминая, как мы играли в лесу.

Почти всю ночь я сижу на полу, положив голову на подоконник открытого окна, и смотрю на спящего Аррана. Я знаю, что, раз там будет Джессика, остаться на церемонию не смогу. Но и сказать Аррану, куда я ухожу, тоже. Он так красиво спит, что я даже не в силах разбудить его, чтобы проститься.

Я думаю об отце и матери, об их отношениях, пытаюсь понять, почему бабушка скрыла от меня их взаимные чувства, но, в конце концов, решаю, что лучше пока забыть об этом.

Еще темно, когда я встаю, чтобы уйти. Арран «разбросался» на кровати, свесив одну ногу на пол. Я прижимаю кончики пальцев к своим губам, потом к его лбу, кладу ему на подушку мой рисунок и наклоняюсь за рюкзаком.

В холле я включаю лампу и беру со столика фотографию мамы. Теперь я вижу ее иначе. Может быть, муж ее и любил – вид у него вполне счастливый, – но она печальна: хочет улыбнуться, но не может, только щурится. И вовсе не из-за солнца.

Я опускаю фото на стол и быстро выхожу через кухню.

Свежий воздух сразу приносит мне облегчение. Но не успеваю я сделать и пары шагов, как на меня обрушивается шипение мобильных телефонов. Двое в черном возникают из ниоткуда, хватают меня за руки и плечи, разворачивают к стене дома и придавливают к ней. Я отбиваюсь, тогда меня хватают снова и еще раз ударяют о стену изо всех сил. За моей спиной защелкиваются наручники, и меня еще раз молотят о стену.

И вот я опять в комнате для Освидетельствований. После того как меня выволокли из машины, где я ехал на заднем сиденье с двумя Охотниками, наручники с меня сняли. Из их разговора я понял, что бабушку везут во второй машине, сзади.

Мои мысли о церемонии Аррана. Бабушки там не будет, и я понимаю, что Джессика явилась не за тем, чтобы присутствовать на ней, а чтобы ее провести. Совет наверняка дал ей кровь. Арран будет расстроен. Ради этого все и затевалось. Любят они не просто всадить тебе под ребра ножичек, но еще и повернуть его в ране.

Я стою перед тремя членами Совета. Их Предводитель начинает говорить:

– Тебя привезли сюда сегодня, чтобы ты ответил на ряд серьезных вопросов.

Я притворяюсь наивным и удивленным.

Женщина справа от Предводителя встает со стула и медленно обходит вокруг стола, пока не оказывается прямо передо мной. Она ниже ростом, чем я ожидал. Сегодня на ней не белая мантия, в каких обычно члены Совета присутствуют на Освидетельствованиях; она в сером костюме в узкую полоску и в белой блузке. Ее высокие каблуки звонко цокают по каменному полу.

– Закатай рукава.

На мне футболка и рубашка с расстегнутыми рукавами, пуговицы с манжет потерялись давным-давно. Я поднимаю левый рукав.

– Другой тоже задери, – говорит женщина. Теперь, когда она стоит так близко ко мне, я вижу, что глаза у нее карие, почти такие же темные, как кожа, но в их глубине сворачиваются в спираль серебряные искры: вот они почти исчезают, а вот вспыхивают и появляются вновь.

– Покажи мне руку, – приказывает она.

Я закатываю второй рукав и поднимаю руку. На ее внутренней стороне еще видны тонкие бледные шрамы, всего двадцать восемь – по числу ночей, когда я проверял свои целительские способности.

Женщина берет меня за запястье большим и указательным пальцами, крепко сжимает его и вздергивает мою руку почти к самым глазам. Пока она держит мою руку, я чувствую, как ее дыхание щекочет мне кожу, но вскоре женщина выпускает мое запястье. Она говорит:

– Покажи руку всем членам Совета.

Я делаю шаг вперед и кладу руку на стол.

Дядюшка Анны-Лизы, Сол О’Брайен, почти не глядит на нее. Его зализанные назад светлые волосы отливают желтизной. Наклонившись к уху Предводителя Совета, он что-то шепчет.

Интересно, знают ли они о шрамах у меня на спине. Наверное, да. Киеран наверняка растрезвонил о том, что сделал.

– Теперь отойди от стола, – говорит Сол.

Я делаю, что мне велят.

– Ты умеешь заживлять порезы? – спрашивает он.

Отрицать это смешно, но я ни в чем не хочу признаваться в этих стенах. Он повторяет вопрос, я стою и молчу.

– Ты обязан отвечать на наши вопросы.

– Почему?

– Потому что мы Совет Белых Ведьм.

Я смотрю на него.

– Ты умеешь залечивать порезы?

Я продолжаю молча на него смотреть.

– Где ты провел последние два дня?

Я по-прежнему не свожу с него глаз, но на этот вопрос отвечаю.

– В лесу, рядом с домом. Спал на воле.

– Лгать Совету – тяжкое преступление.

– Я не лгу.

– В лесу тебя не было. Тебя не было ни в одном из тех мест, где Совет разрешил тебе находиться.

Я снова изображаю удивление.

– Тебя вообще нигде не было.

– Вы ошибаетесь. Я был в нашем лесу.

– Нет. Я не ошибаюсь. И, как я уже говорил, лгать Совету – серьезное преступление.

Я выдерживаю его взгляд и повторяю:

– Я был в лесу.

– Нет. – Судя по голосу, Сол нисколько не злится; он утомлен и ему скучно.

Предводительница Совета поднимает руку:

– Довольно.

Сол переводит взгляд с меня на свои ногти и откидывается на спинку стула. Предводительница обращается к охранникам в дальнем конце комнаты:

– Приведите миссис Эшворт.

Лязгает задвижка, и издалека доносятся медленные шаги бабушки. Ее ставят рядом со мной, я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее, и с ужасом вижу перед собой маленькую, перепуганную старую женщину.

Предводительница интересуется:

– Миссис Эшворт. Мы пригласили вас сюда сегодня затем, чтобы вы могли ответить на выдвинутые против вас обвинения. Серьезные обвинения. Вы не справились с возложенной на вас задачей следовать всем Уведомлениям Совета. В Уведомлениях ясно сказано, что Совет должен знать о любых контактах половинного кода с Белыми Ведьмами, взрослыми и несовершеннолетними. Вы не уведомили нас об этом. Вы также не смогли препятствовать проникновению половинного кода на закрытые для него территории.

Предводительница заглядывает в свои бумаги, потом опять смотрит на бабушку.

– Хотите что-нибудь сказать?

Бабушка молчит.

– Миссис Эшворт. Вы как опекун половинного кода обязаны были следить за исполнением инструкций, сообщенных вам в Уведомлениях. Вы не обеспечили пребывание половинного кода на дозволенных ему территориях, вы не проинформировали Совет об имевших место встречах половинного кода с Белыми Ведьмами Киераном, Ниаллом, Коннором и Анной-Лизой О’Брайен.

– Моя бабушка ничего не знала об этом. А встречаться с Киераном, Ниаллом и Коннором я не собирался. Они сами на меня набросились.

– По нашим сведениям, это ты напал на них, – отвечает Предводительница.

– Ага, один на троих. Как же.

– А с Анной-Лизой? С ней ты встречаться собирался?

Я снова молчу и смотрю.

– Ты собирался встречаться с Анной-Лизой? Или ты хотел напасть на нее? Или еще что-нибудь похуже?

Мне жаль, что я не умею убивать взглядом.

Предводительница Совета снова обращается к бабушке.

– Миссис Эшворт, почему вы проигнорировали наши инструкции?

– Я не игнорировала. Я их выполняла. – Голос бабушки звучит сипло и совсем тихо.

– Нет. Вы их не выполняли. Вы не сумели контролировать поведение половинного кода. Или, быть может, вы знали о его отлучках в недозволенные места и просто решили закрыть глаза на эти нарушения?

– Я следовала инструкциям, указанным в Уведомлениях, – тихо отвечает бабушка.

Предводитель Совета вздыхает и кивает дяде Анны-Лизы; тот вытаскивает из ящика стола лист пергамента. И начинает читать вслух: дату и время каждого моего отъезда из дома, дату и время каждого возвращения домой. Все мои поездки в Уэльс.

Я чувствую себя паршиво. А я-то был уверен, что езжу незаметно. Зато о поездке к Мэри нет даже упоминания. Ее инструкции сработали, хотя мое исчезновение их явно переполошило.

– Так ты отрицаешь, что совершал эти поездки за пределы отведенной тебе территории? – спрашивает Предводительница.

Я по-прежнему не хочу ничего признавать, но и отрицание выглядит бессмысленным.

– Бабушка не знала, что я делаю. Я говорил ей, что хожу в лес, где мне можно находиться.

Женщина подводит итог:

– Итак, ты признаешь, что нарушал инструкции Уведомлений. Ты лгал Совету. Ты обманывал родную бабушку, чистую Белую Ведьму.

Дядя Анны-Лизы продолжает:

– Совершенно очевидно, что он пытался обмануть всех. Однако следить за тем, чтобы инструкции соблюдались, обязана миссис Эшворт. И… – сделав паузу, он смотрит на Предводительницу, которая едва заметно наклоняет голову, – коль скоро миссис Эшворт явно не справилась со своими обязанностями, нам придется назначить ей замену.

И тут из дальнего угла комнаты к столу выходит женщина громадного роста. Я уже давно ее заметил, но думал, что она из охраны. Слева от стола она останавливается. Несмотря на размеры, движения ее легки и изящны, и, даже стоя почти по стойке смирно, она производит странное впечатление помеси солдата с балетной танцовщицей.

Предводительница извлекает из стола другой пергамент и говорит:

– Вчера мы приняли новое Уведомление. – Она медленно читает:

Уведомление о решении Совета Белых Ведьм Англии, Шотландии и Уэльса.

Все носители половинных кодов (Б 0.5/Ч 0.5) должны проходить обучение и жить под присмотром лишь тех Белых Ведьм, чьи кандидатуры одобрены Советом.

– Он получает образование под моим присмотром. Я Белая Ведьма. И я хорошо его учу. – Голос бабушки едва слышен. Кажется, будто она разговаривает сама с собой.

Предводительница говорит ей:

– Миссис Эшворт, нам ясно, что вы не смогли проследить за исполнением по крайней мере двух пунктов наших инструкций. Для вас было одобрено наказание.

Наказание? Что это еще такое? Что они с ней сделают?

– Однако цель Совета не в том, чтобы наказывать Белых Ведьм. Мы здесь, чтобы помогать им и защищать их.

Предводительница Совета продолжает читать с пергамента, держа его в руках. Дядя Анны-Лизы скучает и принимается разглядывать свои ногти; женщина в сером костюме смотрит на Предводительницу.

Мимо охраны мне не прорваться, но в дальнем конце зала есть дверь. Через нее входят и выходят члены Совета.

Предводительница все читает, но я уже не слушаю.

– …мы осознаем, что задача… слишком обременительна. Новое Уведомление… освобождает вас от ответственности… образование и развитие половинного кода… относиться серьезно… контролировать и направлять.

Я бросаюсь к дальней двери, прыгнув на стол между Предводительницей и женщиной в сером. Под громкие вопли охраны я соскакиваю на пол, Предводительница тянется, чтобы схватить меня за ногу. Пять или шесть хороших прыжков, и я скроюсь за дверью. Но тут меня оглушает шум.

Высокий воющий звук врывается мне в мозг так неожиданно, что я ничего не могу сделать, кроме как зажать уши ладонями и кричать. Боль разрывает меня на части. Я падаю на колени и стою, глядя на дверь, не в силах пошевелиться. Я кричу, чтобы выключили шум, но он продолжается в черной пустоте.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю