Текст книги "Президент Фу Манчи"

Автор книги: Сакс Ромер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА XIX
КИТАЙСКИЕ КАТАКОМБЫ

1

Орвин Прескотт открыл глаза и обвел медленным взглядом маленькую спальню: два стола со стеклянным верхом, белые стены, лампа под зеленым абажуром возле кресла, в котором сидела медсестра. Очень красивая медсестра, темные глаза которой были устремлены на доктора.

Он заговорил не сразу, но некоторое время лежал, наблюдая за девушкой и размышляя.

Что-то происходило в Карнеги-холле. Память работала плохо… Что-то случилось во время его дебатов с Харвеем Брэггом. Неужели переутомление и чрезмерное волнение привели к нервному срыву? Он очнулся явно в какой-то клинике.

Состояние его ума логично объяснялось подобным предположением. Орвина Прескотта зачаровали прекрасные темные глаза под белым головным убором сиделки. Лицо девушки показалось ему смутно знакомым. Он слабо пошевелился и с облегчением понял, что тело вполне повинуется ему.

– Сестра… – Голос доктора звучал громко и повелительно, следовательно, мозг и тело по-прежнему верно служили ему, что бы там ни случилось. – Все это в высшей степени странно. Пожалуйста, скажите, где я нахожусь?

Сиделка встала с кресла и подошла к постели. Она была очень стройной и тонкой и двигалась необычайно грациозно.

– Вы находитесь в клинике Парк-Хаус, доктор Прескотт. И я рада, что вы полностью пришли в себя.

– Я потерял сознание во время дебатов?

Сиделка улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Что за странная мысль, доктор? Но я понимаю, почему у вас возникло такое предположение. Вы помните, конечно, как ушли из Уивер-фарм, дома вашей кузины? Шел снег. Вы поскользнулись и упали и долгое время пролежали без сознания. Вас доставили сюда. Сейчас за вами наблюдает доктор Сигмунд. Но все будет в порядке, вот увидите.

– Я чувствую себя хорошо, как никогда в жизни.

– Вам действительно уже хорошо.

Девушка опустилась в кресло рядом с кроватью и положила прохладную ладонь на лоб Прескотта. Опущенные на больного темные ее глаза были невероятно красивы.

Внезапно доктор Прескотт порывисто сел.

– И все же я не понимаю. Уверяю вас, я помню целые эпизоды дебатов в Карнеги-холле: триумф Брэгга, собственное поражение, полную свою неспособность отражать грубые выпады соперника…

– Вам все приснилось, доктор. Естественно, мысль о будущих дебатах занимала ваш мозг. Не волнуйтесь.

Медсестра ласково заставила больного лечь.

– В таком случае что произошло на самом деле? – с вызовом спросил он.

Медсестра снова успокаивающе улыбнулась.

– Еще ничего не произошло – кроме того, что мы привели вас в полный порядок, и вы можете принять участие в дебатах в Карнеги-холле сегодня вечером.

– Что?

– Дебаты в Карнеги-холле состоятся сегодня вечером, и, уверена, после беседы с вашим секретарем мистером Норбертом – который ожидает за дверью – вы будете совершенно готовы к выступлению.

Орвин Прескотт пристально смотрел на девушку. Новая ужасная мысль зародилась в его мозгу.

– Так, значит, вы уверяете… прошу вас быть откровенной со мной… что дебатов еще не было?

– Даю вам слово. – Взгляд сиделки казался предельно искренним. – Ничего загадочного в ваших фантазиях нет: вам просто привиделся живой сон на тему, так долго занимавшую ваше воображение.

– Значит, я нахожусь здесь?..

– Со времени несчастного случая, доктор. – Девушка поднялась, пересекла палату, нажала на кнопку звонка и объяснила: – Я вызываю мистера Норберта. Естественно, он хочет видеть вас.

Но в мозгу Прескотта звучали целые фразы из дебатов в Карнеги-холле. Как наяву, он видел Брэгга и полный народа зал – словно живые картины прокручивались перед его умственным взором!

Дверь открылась, и вошел Норберт – смуглый, тщательно причесанный, с аккуратными черными усами офицера Британских войск. Он шагнул к постели с протянутой рукой и воскликнул:

– Доктор Прескотт! Замечательно! – Он повернулся к сиделке. – Сестра Арлен, я поздравляю вас. Доктор Сигмунд очень доволен вами.

– Раз вы здесь, Норберт, – сказал Прескотт, – давайте все выясним. Многое остается совершенно непонятным. Невероятно, чтобы я мог пролежать здесь…

– Забудьте обо всем этом сейчас, доктор! – настойчиво попросил Норберт. – Мне сказали, что вы полностью поправились. И в данный момент нужно думать об одном: о предстоящих дебатах.

– Они действительно состоятся сегодня вечером?

– Понимаю ваше удивление – но действительно сегодня вечером. Вообразите себе наше волнение! Дебаты – самое серьезное препятствие на стремительном пути Харвея Брэгга к Белому дому. Я хочу освежить в вашей памяти все наши заметки, сделанные до несчастного случая на Уивер-фарм. Мне пришлось уехать в Вашингтон, вы помните? Я добавил еще несколько положений. Вы в состоянии немного поработать сейчас?

Он повернулся к сиделке.

– Сестра Арлен, вы уверены, что это не утомит мистера Прескотта?

– Доктор Сигмунд уверен, что это будет способствовать окончательному его выздоровлению.

Взгляд доктора Прескотта задержался на прекрасном смуглом лице. Затем доктор повернулся к Морису Норберту. Он ощутил растущее в душе возбуждение и страстное желание выполнить стоящую перед ним великую задачу.

– Возможно, когда-нибудь я пойму, но сейчас…

Норберт открыл папку.

2

В маленьком квадратном помещении с каменными стенами, глубоко в китайских катакомбах, старый Сэм Пак сидел, скрючившись, на диванчике у стены. Сгорбленная неподвижная фигура напоминала со стороны набальзамированную мумию. В комнате почти не было мебели: стоял один лишь длинный узкий стол и кресло рядом. На столе лежали какие-то медицинские инструменты. Пол устилали два ковра. В дверном проеме в виде арки висели алые занавеси.

Внезапно они раздвинулись, и в комнате появился высокий человек в черном пальто с каракулевым воротником, в каракулевой шапке и в очках. Когда он вошел – совершенно бесшумно, – Сэм Пак вскочил и низко, на китайский манер, поклонился. Высокий человек прошел к креслу у стола и сел.

Он снял очки. Прекрасное изборожденное морщинами лицо его, столь многим напоминавшее лик Сатаны, открылось Сэму Паку во всем своем величии.

– Садись.

Сэм Пак вновь занял свое место.

– Ты гарантируешь, – продолжал резкий гортанный голос, – присутствие доктора Прескотта на дебатах сегодня вечером?

– Даю вам слово, Маркиз.

– Три капли настойки нужно дать за десять минут до выхода.

– Будет сделано.

– Кроме того, друг мой, мы страдаем от рук бездарей, которых вынуждены нанимать. Этот несносный священник Патрик Донегаль выскользнул из наших сетей, и нет уверенности, что он не попал сейчас в руки Врага Номер Один.

Сэм Пак медленно склонил древнюю голову в знак согласия.

– Появление аббата в Карнеги-холле, – продолжал доктор Фу Манчи, – может сорвать все мои планы. Однако, – он снял тяжелые перчатки и положил длинные костлявые руки на стол, – я пребываю в неизвестности.

– На войне, хозяин, всегда есть элемент неопределенности.

– Неопределенность присуща несовершенному плану. Неуверенным может быть только дурак, – ответил Фу Манчи шипящим голосом. – Но условия крайне неблагоприятны для меня, мой друг. Представьте мне этого человека, Германа Гроссета, которого вы выбрали для выполнения великой задачи.

Сэм Пак слегка пошевелился и нажал на кнопку звонка. Занавес раздвинулся, и в дверном проеме появился слуга-китаец. Получив краткие указания, он вышел.

В странной комнате наступило молчание. Доктор Фу Манчи сидел с полузакрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Сэм Пак по-прежнему напоминал мумию, которую некий легкомысленный археолог в виде шутки посадил на диван. Затем послышались торопливые шаги, занавеси раздвинулись, и в комнату вошел человек.

Среднего роста, невероятно мощного телосложения, темнолицый, угрожающего вида Герман Гроссет производил впечатление человека, с которым лучше не ссориться. Вошедший безо всякого испуга осмотрелся по сторонам, с явным безразличием встретил взгляд полузакрытых зеленых глаз и практически проигнорировал присутствие старого Сэма Пака. Он шагнул к столу и уставился сверху вниз на доктора Фу Манчи.

Чертами темнобрового лица мужчина отдаленно напоминал Харвея Брэгга. И действительно, Гроссет приходился потенциальному диктатору США единоутробным братом.

– Итак, вы и есть Президент? – В уверенном голосе звучали нотки заинтересованности. – Рад познакомиться с вами, Президент. Не правда ли, смешно? Вы поддерживаете Харвея, но приглашаете к себе в офис меня.

– Обстоятельства дела таковы, – последовал холодный ответ, – что если вы не угодите мне, то едва ли выйдете отсюда.

– О! Вы собираетесь предложить мне закрытый автомобиль и секретную командировку? – Гроссет расхохотался и с грохотом опустил кулак на стол. – А ну-ка!

Молниеносным движением он выхватил из кармана пистолет и направил его на доктора Фу Манчи.

– Я пошел на такой риск, потому что умею постоять за себя. Пока вы играете за Харвея, я играю на вашей стороне. Но вы отправитесь в свой китайский рай в ту самую минуту, когда попытаетесь перейти ему дорогу. Харвей станет президентом. Харвей станет диктатором. Только таким образом можно навести порядок в стране. Я без колебаний… – он постучал дулом пистолета по столу, краем глаза наблюдая за старым китайцем на диванчике, – я без малейших колебаний застрелю любого, кто осмелится встать на пути брата. Он поступил верно, назначив меня начальником отряда телохранителей.

Длинные желтые руки доктора Фу Манчи с жуткими на вид заостренными ногтями оставались совершенно неподвижными. Ни один мускул не дрогнул на зловещем лице китайца. Глаза его казались зелеными щелками на желтой маске.

– Никто не сомневается в вашей преданности Харвею Брэггу, – мягко произнес Фу Манчи. – Этот вопрос не подлежит обсуждению. Мне известно, что вы любите брата.

– Я готов умереть за него.

Пистолет исчез в кармане, откуда появился. Двое обнаженных по пояс мужчин совершенно бесшумно появились в комнате и, словно две пантеры, прыгнули сзади на Гроссета.

– Черт! – взревел он. – В чем дело?

Он резко наклонился вперед, пытаясь перебросить через могучее плечо одного из нападающих, но не смог, схваченный железными руками.

– Ты, проклятый желтокожий обманщик! – простонал Гроссет, когда ему до хруста в костях заломили руку за спину.

В раскрытом рту его тут же оказался кляп. Гроссет зарычал, застонал, попытался пнуть невидимого противника – затем почувствовал болезненное нажатие чьих-то пальцев на глазные яблоки и потерял способность сопротивляться…

Он даже не видел своих противников, когда ему связывали руки и ноги.

Во время этой сцены доктор Фу Манчи даже не пошевелился. Связанного человека, яростно мычащего и испепеляющего китайского доктора ненавидящим взглядом, вынесли из комнаты. Тогда Фу Манчи произнес гортанным голосом, обращаясь к мумиеподобной фигуре на диване:

– Друг мой, тебе удалось завербовать на работу несколько отличных слуг. Это хорошо.

– Да, хорошо, – пробормотал Сэм Пак.

– Сегодня, – решительно продолжал китаец, – нужно провести проверку. На ту женщину, Эдер, которой я доверил опеку Харвея Брэгга, можно положиться. Она у меня в руках. Но сам Брэгг в своем наглом высокомерии может подвести нас. Больше меня ничего не тревожит. – Фу Манчи закрыл глаза и как будто начал думать вслух: – Если Враг Номер Один действует совместно с аббатом Донегалем, то нужно перекрыть все входы в Карнеги-холл. Это я могу организовать. Больше нам бояться нечего.

Он осторожно взял со стола шприц с бледно-зеленой жидкостью. Сэм Пак смотрел на хозяина затуманенным взором. Доктор Фу Манчи встал и произнес с энтузиазмом ученого-исследователя:

– К сожалению, от первого вашего эксперимента по применению этого крайне интересного наркотика зависит наша удача или неудача в деле чрезвычайной важности. Пойдемте, друг мой. Я хочу, чтобы вы присутствовали при этом…

Они пересекли тихий храм семиглазой богини: доктор Фу Манчи двигался бесшумной кошачьей походкой, старый Сэм Пак шаркал позади. Они спустились по каменной лестнице, прошествовали по коридору с шестью разноцветными контейнерами и миновали железную дверь, за которой начинался ведущий к реке потайной ход.

В маленькой камере, ярко освещенной подвесной лампой, слуги уже заканчивали привязывать пленника к скамье, когда доктор Фу Манчи появился в дверном проеме.

– Можете идти! – скомандовал доктор по-китайски. Слуги поклонились и вышли. Их мускулистые тела блестели от пота. Гроссет тоже обливался потом. Он был раздет до пояса, и его глаза буквально вылезали из орбит.

– Выньте кляп, друг мой, – приказал доктор Фу Манчи.

Старый Сэм Пак склонился над Гроссетом и неожиданно ловким движением раздвинул ему рот, извлекая оттуда кляп. Гроссет повернул голову в сторону и с отвращением сплюнул.

– Грязные желтые убийцы! – прошептал он задыхаясь. – Вас подкупили. Может, вы надеетесь… – Мощная грудь его часто вздымалась. – Может, вы надеетесь протащить в Белый дом президента? Знайте же: если с Харвеем что-нибудь случится, в Соединенных Штатах никогда не будет диктатора!

– Мы не сомневаемся в вашей любви к Харвею Брэггу, – произнес доктор Фу Манчи.

– А у вас нет оснований сомневаться! Посмотрите, как я умру за него здесь и сейчас. Знайте: он величайший человек в этой стране не для одного поколения американцев! Подумайте над моими словами.

– Вы не собираетесь изменить свое мнение по некотором размышлении?

– Не собираюсь. – Голос Гроссета набирал силу. – Послушай, ты, желтолицее исчадие ада! Ты не купишь меня за все золото Вашингтона. Я посвятил Харвею жизнь… и умру за него!

– Восхитительные сантименты, – пробормотал доктор Фу Манчи, нагибаясь со шприцем в руке над связанным человеком.

– Что вы собираетесь делать? – завопил Гроссет с неожиданным ужасом. – Что вы собираетесь делать? О, грязная желтая свинья! Будь у меня развязаны руки…

– Я собираюсь убить вас, мой друг. Для вас больше нет места в моих планах.

– Хорошо, застрелите меня, – простонал пленник. – Или убейте ножом. Но эта штука…

Он испустил дикий вопль, когда игла вонзилась в его тело. Голубые вены веревками вздулись на лбу и мощных руках связанного человека, когда он последним отчаянным усилием попытался освободиться от пут. Но тщетно. Гроссет мучительно застонал и затих.

Доктор Фу Манчи отдал шприц старому мандарину, бесстрастно наблюдавшему за происходящим, наклонился и приник ухом к груди бездыханного человека. Потом выпрямился и кивнул.

– Вторую инъекцию следует сделать за два часа до операции, – Фу Манчи посмотрел сверху вниз на привязанное к скамье могучее тело. – Ты убил множество людей, защищая своего идола, Гроссет. О семерых жертвах мне известно наверняка, но были и другие. Свою карьеру ты закончишь убийством настоящего врага…

3

Карнеги-холл был набит до отказа. Такую аудиторию не собрал бы и Фриц Кестлер. Безрассудные обещания Харвея Брэгга – к которому серьезные политики относились, как к ничтожному царьку местного значения, и который превратился теперь в признанного национального лидера – заставили американцев признать, что диктатура, до последнего времени являвшаяся предметом для насмешек, может действительно установиться в стране.

Лига истинных американцев предположительно насчитывала уже пятнадцать миллионов членов. Многие тысячи бездомных и потерявших надежду людей получили с помощью Харвея Брэгга работу – и этот факт не подлежал сомнению. Все предпринятые старой администрацией меры – даже самые жесткие – не могли погасить лихорадочного восторга, внушаемого простому народу Синей Бородой из Бэквуда.

Неуклонно растущая по численности часть населения считала его спасителем страны. Другие, более разумные граждане видели в нем угрозу для Конституции. Доктор Прескотт – образованный и искренний человек – сумел вбить клин между двумя враждующими сторонами.

Каждый здравомыслящий гражданин оценивал по достоинству стремление доктора Прескотта к разумному управлению страной. Сейчас его целью было расколоть лагерь Брэгга. Но некоторые считали, что втайне он стремится занять президентское кресло – пусть сам Прескотт и отвергал подобные обвинения.

За пределами страны ходили слухи, что он покажет себя сегодня вечером на дебатах.

У доктора Прескотта несомненно было много поклонников среди мыслящих людей, и политические эксперты понимали: если в одиннадцатом часу на его чашу весов ляжет авторитет аббата Тернового Венца, то силы Орвина Прескотта станут столь же грозными, как силы Харвея Брэгга.

В течение нескольких последних месяцев все остальные претенденты на президентское кресло были сметены с политической карты. Республиканцы сплотились вокруг доктора Прескотта. Фермеры твердо стояли за старую администрацию, хотя в Огайо образовалась довольно крупная партия сторонников Брэгга. Призрак третьей, консервативной партии уже витал вокруг аббата Донегаля, близкого друга Прескотта.

Огромное здание полностью находилось под контролем полиции. Переодетые полицейские патрулировали по всему маршруту от дома Дюма на Парк-авеню до дверей Карнеги-холла. До самого начала дебатов никто не знал о местонахождении Прескотта. Зоркие полицейские впустили в зал зрителей, числом более трех тысяч, внимательно разглядывая каждого входящего.

Военный оркестр играл патриотическую музыку – и три тысячи голосов подхватывали отдельные песни. Публика пребывала в напряженном ожидании и страшном возбуждении.

Найланд Смит находился в недосягаемом для гула взволнованной толпы офисе, откуда поддерживал постоянную связь с полицейским управлением и Феем, дежурившим у телефона на верхнем этаже «Регал-Тауэр». Марк Хэпберн в очках и с бородой ходил по всем этажам Карнеги-холла и время от времени докладывал о результатах наблюдений.

Снаружи свет прожекторов превратил ночь в день. Группа кинооператоров ждала прибытия в Карнеги-холл известных представителей высшего света.

Тысячи разочарованных, не сумевших попасть на дебаты, запрудили близлежащие улицы. Патрульные полицейские – пешие и конные – расчищали в толпе дорогу для подъезжающих машин.

Хэпберн вошел в офис как раз в тот момент, когда Найланд Смит опускал трубку на рычаг. Смит обернулся и вскочил на ноги.

Сара Лэкин, сидевшая в кресле у стола, вопросительно взглянула на вошедшего. Марк Хэпберн отрицательно покачал головой и снял очки.

– Почти наверняка можно утверждать, – произнес он по обыкновению бесстрастным, монотонным голосом, – что аббат Донегаль здесь еще не появлялся.

Найланд Смит принялся расхаживать взад-вперед по комнате, дергая себя за мочку левого уха. Потом сказал:

– И с Мотт-стрит тоже никаких новостей не поступало. Я начинаю удивляться… и сомневаться.

– Я считалась с вашим мнением, – раздался серьезный голос мисс Лэкин. – Но никогда не скрывала своей точки зрения. Полагаю, поверив письму (написанному, надо признать, действительно рукой Орвина), вы совершили ошибку.

– Телефонный звонок Мориса Норберта, поступивший сегодня утром, подтверждает верность предпринятых нами шагов, – сухо заметил Хэпберн.

– Здесь я должна согласиться с вами, капитан Хэпберн, – признала мисс Лэкин. – Но не могу понять, почему мистер Норберт не смог навестить меня или вас лично. Действительно, у Орвина есть обыкновение скрываться от прессы перед разными важными выступлениями, но до сих пор я входила в число его доверенных лиц. – Она поднялась с кресла. – Я знаю, сэр Дэниз, что вы сделали все возможное, чтобы установить местонахождение Орвина. Но я боюсь. Так или иначе, я боюсь.

Издали донесся приглушенный восторженный рев толпы.

– Посмотри, кто это, Хэпберн, – резко приказал Найланд Смит.

Хэпберн выбежал за дверь. Мисс Лэкин пристально смотрела в мрачное загорелое лицо человека, расхаживающего взад-вперед по комнате. Внезапно он остановился перед ней и, положив руку ей на плечо, быстро, проговорил:

– Возможно, вы правы, а я нет. Однако я верю, что Орвин Прескотт появится здесь сегодня вечером.

Марк Хэпберн вернулся и лаконично отрапортовал:

– Мэр Нью-Йорка. Начали съезжаться большие люди. – Он взглянул на часы. – До начала еще полно времени.

– В любом случае мы сделали все, что могли, – сказал Найланд Смит. – И нам остается одно: ждать.

ГЛАВА XX
КИТАЙСКИЕ КАТАКОМБЫ
(продолжение)

1

Орвин Прескотт оделся с большей тщательностью, чем обычно. Морис Норберт принес ему вечерний костюм и дорожный несессер – и в великолепно оборудованной ванной комнате, смежной со спальней, Прескотт принял душ, побрился и нарядился для столь важного события.

Сестра Арлен доступно объяснила доктору отсутствие окон в палате: это была специальная комната для отдыха, в которую помещали пациентов со случаями нервного переутомления. Доктор Сигмунд счел целесообразным поместить сюда нового больного, – особенно ввиду предстоящих последнему тяжелых испытаний. Орвин Прескотт еще не видел своего лечащего врача. Вполне довольный состоянием пациента, тот оставил его на попечение сестры Арлен, а сам отправился по вызову к какому-то больному.

Орвин Прескотт был готов остаться под опекой сиделки сколь угодно продолжительное время. Хотя в жилах сестры Арлен явно текла какая-то восточная кровь, она казалась доктору самым очаровательным существом из всех когда-либо встреченных им в жизни.

Он понимал, что начинает увлекаться этой грациозной девушкой, чей ласковый голос звучал во всех его тревожных снах, предшествовавших полному выздоровлению. И теперь, стоя перед зеркалом, Орвин Прескотт подумал, что за годы своей политической карьеры он никогда еще не выглядел столь внушительно и уверенно. Он пристально изучал свое тонкое, почти изможденное лицо, бледность которого лишь подчеркивала выразительную линию темных бровей и коротких седых усов.

Орвин Прескотт полностью контролировал ситуацию. Прописанные лечащим врачом препараты, безусловно, обладали замечательными свойствами. Сознание доктора было на удивление свежим и ясным: он отчетливо помнил каждый факт и каждую цифру из материалов, подготовленных Норбертом к сегодняшнему выступлению. Прескотт предвидел все возможные перипетии дебатов: его подсознание опережало ход времени. Он знал, что сегодня ни один кандидат на президентский пост не в силах победить его. Ему нечего опасаться грубого красноречия Харвея Брэгга.

Вполне удовлетворенный своей внешностью, доктор Прескотт нажал на кнопку звонка, и в палату вошел Морис Норберт – тоже в вечернем костюме; выглядел он весьма импозантно.

– Я велел подать машину через двадцать минут, доктор, – доложил секретарь. – Сейчас я поеду вперед, чтобы предупредить наших друзей о вашем скором прибытии и обеспечить должные условия для выступления. Вы никогда не выглядели более готовым к решающему сражению.

– Спасибо вам за такого замечательного врача, Норберт. Я никогда не чувствовал себя более уверенно.

– Приятно слышать. Теперь я поеду вперед. Вы выезжайте через двадцать минут. Ваши вещи отсюда я заберу завтра. Полагаю, лучше ехать в машине с опущенными жалюзи. Меньше всего нам нужны уличные овации, которые могут задержать вас. Итак, жду вас в Карнеги-холле.

Через две минуты после ухода Норберта в палате появилась сестра Арлен.

– Я уже начал бояться, что не увижу вас перед отъездом.

Девушка стояла у двери, положив руку на изящное бедро, и смотрела на доктора миндалевидными черными глазами.

– Как вы могли подумать, что я отпущу такого интересного пациента, не пожелав ему удачи в сегодняшнем выступлении?

– Ваше пожелание значит для меня очень много. Я никогда не забуду вашу доброту.

– Вы очень любезны. Я всего лишь выполняла свой долг.

Она опустилась рядом с ним на диванчик и взяла предложенную доктором сигарету из портсигара, предусмотрительно оставленного в палате Норбертом. Орвин Прескотт смутно чувствовал, что девушка несколько напряжена.

– Надеюсь снова увидеть вас когда-нибудь, – сказал он, давая сестре Арлен прикурить. – Или это слишком смелая надежда?

– О нет, – девушка улыбнулась. – Не вижу причины, почему бы нам не увидеться когда-нибудь. Но… – она поколебалась, быстро взглянула на Прескотта и тут же отвела взгляд в сторону. – Я практически оставила светскую жизнь. И покажусь вам чрезвычайно скучной собеседницей.

– Почему вы оставили светскую жизнь? – серьезно спросил доктор Прескотт. – Вы такая молодая и красивая. Весь мир открыт перед вами!

– В каком-то смысле да. Возможно, когда-нибудь мне представится возможность все объяснить вам. Но сейчас… – сестра Арлен поднялась с диванчика. – До вашего отъезда я должна выполнить еще одну обязанность… это указание лечащего врача.

Она подошла к столу со стеклянным верхом и осторожно капнула из стеклянного пузырька в стакан несколько капель бесцветной жидкости. Затем разбавила лекарство водой из графина и протянула стакан Орвину Прескотту.

– Я выполняю свою последнюю обязанность по отношению к вам, и вы выписываетесь из клиники как полностью выздоровевший.

Сестра Арлен улыбнулась. Именно эта улыбка виделась доктору во снах: незабываемая ласковая улыбка красивых полных губ. Он взял стакан и осушил его. Жидкость была совершенно безвкусной.

Почти сразу Орвин Прескотт как по волшебству почувствовал небывалое возбуждение. Интеллектуальная сила доктора – и без того уже значительная – достигла той точки, когда ему стало казаться, что весь мир лежит у его ног и все человечество является лишь глиной, из которой можно лепить ступени, ведущие к невиданно высокой цели (доселе недосягаемой даже для человеческой фантазии). Это было что-то вроде опьянения, какого он не испытывал никогда прежде в своей упорядоченной, размеренной жизни. Как долго оно длилось, Прескотт не мог судить – как не знал, было ли оно действительным или воображаемым.

Ему показалось, что, потеряв самообладание, он заключил в объятия обольстительную женщину – и она почти сдалась, но внезапно вырвалась из его рук…

Потом вдруг в мгновение ока наступило неожиданное и полное протрезвление.

Орвин Прескотт уставился на сестру Арлен. Она стояла в двух шагах от доктора и пристально и напряженно смотрела на него.

– Очень сильнодействующий препарат… – извиняющимся тоном пробормотал Прескотт.

– Возможно, у меня дрогнула рука, и я перелила несколько капель. – Беззаботный голос сестры Арлен звучал несколько нетвердо. – Думаю, вам пора идти. Позвольте проводить вас.

Через минуту доктор Прескотт уже ехал в маленьком лифте вместе с сестрой Арлен. Затем он оказался в самом конце длинного коридора и вышел через раскрытую дверь в крытый двор, где стоял «кадиллак». Шофер в дорожных очках (азиат, судя по цвету кожи) открыл дверцу машины.

– До свидания, – сказал Орвин Прескотт, поставив одну ногу на подножку. Он держал сестру Арлен за руку и немного испуганно смотрел в ее темные глаза.

– До свидания, – ответила девушка. – И удачи вам.

Окна в салоне были плотно закрыты шторами. Мгновение спустя дверца захлопнулась, и автомобиль тронулся с места.

2

Доктор Фу Манчи сидел в комнате с каменными стенами за узким столом, на котором лежали странные приспособления, напоминающие медицинские инструменты. Его длинные желтые пальцы с заостренными ногтями неподвижно покоились на столе. Глаза китайца были закрыты. Занавеси в дверном проеме раздвинулись, и в комнату вошел Сэм Пак. Сэм Пак – под этим именем скрывался человек, некогда хорошо известный в Китае. Правда, тогда его имя звучало иначе.

Доктор Фу Манчи продолжал сидеть с закрытыми глазами.

– Орвин Прескотт находится на пути к Карнеги-холлу, – доложил старик на китайском, но не на том китайском, к которому привыкла лондонская полиция, поднаторевшая в восточных наречиях. – Женщина выполнила работу, но не слишком удачно. Боюсь, под конец она налила не три, а четыре капли.

– На нее нельзя положиться, – шипящий голос прозвучал совершенно отчетливо, хотя тонкие губы Фу Манчи едва шевелились. – Эту женщину рекомендовали надежные люди, но страстность делает ее опасной. Она чрезмерно любвеобильна и способна к состраданию: это негритянская кровь. Ее романы меня не касаются. Если она видит в мужчинах свои игрушки – пусть играет ими на здоровье. Но суть и смысл ее женственности должны принадлежать мне. Эта женщина почувствует на своих губах долгий поцелуй смерти, если предаст меня… Именно поэтому я в решающий момент убрал ее из окружения Харвея Брэгга и заменил на некую Эдер… Вы уверены насчет передозировки препарата?

Колдовские нефритовые глаза открылись и остановились на сморщенном лице Сэма Пака.

– Я наблюдал за ней – у нее тряслись руки. Прескотт опьянел на несколько мгновений. Я сужу по этому.

– Она будет наказана, если это так. – Гортанный голос звучал очень резко. – Последнее донесение об этом несносном аббате.

– Номер Двадцать Пять, ответственный за патрульные машины в районе Карнеги-холла, докладывает, что аббат Донегаль в здание не входил.

Последовало недолгое молчание.

– Это может означать две вещи, – раздался затем шипящий голос. – Либо он уже проник в здание – либо он находится в руках федеральной службы, и Враг Номер Один торжествует, наконец.

Старый Сэм Пак издал звук, похожий на шипение разъяренной змеи.

– Даже я начинаю сомневаться в благосклонности наших богов, – продолжал высокий решительный голос Фу Манчи. – Где мои хваленые силы, где блестящие агенты, которых только я умею нанимать и использовать наилучшим образом? Где тысячи слуг, рассеянных по всему миру? Как гончий пес, Найланд Смит все время шел по моим следам – и в любой момент может залаять за моей дверью. При одной мысли об этом гордость моя рассыпается, подобно карточному домику. Боги моих отцов, – голос Фу Манчи звучал все тише и тише, – неужели мне суждено потерпеть поражение?

– Не впадайте в мусульманские заблуждения, – просипел старый Сэм Пак. – Ваши длительные отношения с арабами внушили вам подобный пессимизм.

Мало кто смог бы выдержать злобный взгляд сверкающих зеленых глаз – теперь полностью открытых. Но Сэм Пак невозмутимо продолжал:

– У меня тоже есть здравый смысл, хотя он и несравним с вашей великой мудростью. Историю своей жизни вы пишете собственной рукой. Вы прекрасно знаете: фатализм глуп. Я, безымянный, говорю так, потому что преданно служу и ничего не боюсь рядом с вами.

Доктор Фу Манчи поднялся с места. Его костлявые, но изящные пальцы принялись перебирать инструменты на столе.

– Без тебя, мой друг, – мягко произнес он, – я остался бы один в последней схватке с врагом, которая, похоже, будет моим Ватерлоо. – Кошачьей поступью китаец обогнул стол. – Давай вернемся к нашему важному эксперименту. В случае неудачи нам придется полностью пересмотреть наши планы.

– Мудрый человек может построить башню на фундаменте из ошибок.

Доктор Фу Манчи бесшумно вышел в зал семиглазой богини, пересек его и спустился по лестнице. Старый Сэм Пак следовал за хозяином по пятам. Они прошли по коридору с шестью разноцветными гробами и вошли в камеру, где на деревянной скамье лежал Герман Гроссет. Пленник – уже освобожденный от пут – казалось, мирно спал.