Текст книги "Времена Хокусая"

Автор книги: Саке Комацу

Соавторы: Синити Хоси,Ясукуни Такахаси,Рю Мицусе,Морио Кита
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Я читал и перечитывал – и верил каждому слову, каждой цифре. Все это было мне известно по собственному опыту. Амнэ глубоко заблуждалась.

Я очень долго просидел неподвижно. Передо мной лежала брошюра. Зачем только я взял этот отпуск и вернулся на Землю? Амнэ с ее нелепой просьбой… И я, круглый идиот, согласился. Кто посмеет обвинить членов экспедиции в смерти Машу?

Мои соседи по столу поднялись. Обнявшись, они двинулись к выходу. Я смотрел на изящные линии бедер удалявшейся девушки, и внезапно меня кольнула острая боль. Слова брошюры обрели иной смысл.

Около выхода стоял большой киоск. Под стеклом прилавка переливался ультрамарином полупрозрачный шарф. Я купил его, отдав десять талонов, предназначенных для свободного потребления. Кажется, эти воздушные, мягкие шарфы были сейчас в моде у космонавтов Земли. Я обмотал шею, погляделся в зеркало. Продавец поправил на мне шарф. Он засунул его под воротник моей куртки, а сзади выпустил уголок. Очевидно, так полагалось носить эту штуку. Настроение у меня немного исправилось. Все-таки приятно чувствовать себя этаким стильным парнем. Зато в кармане осталось всего несколько талонов. Я вышел на улицу. Снова стало неуютно. Словно сердце продуло сквозняком.

Надо добиться свидания с начальником экспедиции Хино. Я позвонил в космическое министерство и спросил, где он сейчас находится. Мне ответили: болен, лежит в лечебном центре, на берегу Японского моря.

Я отправился туда. Добраться было нетрудно: к моим услугам – динороторная дорога местного сообщения. Стояла холодная погода, в разрывах снежных туч изредка проглядывало солнце. До самого горизонта тянулась темная, свинцовая гладь Японского моря. Среди песчаных холмов высились здания из стекла и стали – лечебный центр. На его обширной территории почти не было видно людей.

Прямо с холода я попал в теплынь и тишину. На лбу выступил пот. Я подошел к окошечку администратора. Дежурная поговорила с кем-то по телефону и очень учтиво отказала мне. По-видимому, Хино был в тяжелом состоянии.

– Что с ним?

Девушка подняла голову. Черные бесстрастные глаза встретились с моими. Твердый взгляд способного и умного человека.

– Мы не даем сведений о состоянии здоровья больных, – отрезала она.

– Почему?

– У нас такие правила. О ходе болезни и состоянии больного мы сообщаем только тем, кому считаем нужным сообщить.

Странный ответ. Впрочем, может быть, так и надо. Хотя…

– Странные у вас правила.

– Знаете ли, у нас на излечении находятся люди, занимающие видные посты.

Мне стало неловко, но я задал еще один вопрос:

– Скажите хотя бы, когда заболел начальник экспедиции Хино?

Глаза девушки стали совсем холодными, и я поспешно добавил:

– Я специально ради него прилетел с Марса. Скажите! Ну, пожалуйста!

Очевидно, подействовала моя форма космического техника. Девушка чуть-чуть смягчилась. Она помедлила немного, потом достала журнал, полистала его.

– Он у нас с двадцать седьмого сентября.

– Что?! С того самого дня, как вернулась экспедиция?

Ответ на самый простой, не преследовавший никакой тайной цели вопрос вдруг вызвал у меня смутные подозрения.

– Значит… он заболел еще на корабле.

– Простите, больше я ничего не знаю.

Девушка явно насторожилась. Теперь уж от нее ничего не добьешься.

В брошюре ни одним словом не упоминалось, что Хино заболел. Какой же недуг обрушился на начальника экспедиции, что его пришлось госпитализировать немедленно по возвращении на Землю? Или он заболел, как только корабль совершил посадку? Во всяком случае, об этом должны были написать в брошюре.

Я отошел от окошка администратора. Как человек, знакомый с космосом, я чувствовал, что здесь что-то не так.

Член экипажа космического корабля прямехонько с космодрома попадает в больницу, – значит, состояние его здоровья внушает серьезные опасения. Видимо, это нервное расстройство. Такие случаи бывали. Постоянное напряжение, ежеминутное ожидание смерти нередко наносили страшный удар по нервной системе, и человек навсегда выходил из строя. Даже в наши дни совершенная техника, в какой-то степени гарантирующая физическую безопасность, не может защитить душу от потрясения. Вот и случается, что тело продолжает жить, а разум умирает.

Может быть, и с Хино произошло то же самое. Ведь он беспокоился не только о себе – обо всем экипаже, о ценных данных, которые нужно было доставить на Землю. Вот и не выдержал. Печальное завершение экспедиции: с космодрома – в больницу у свинцового моря.

Об этом не написали в брошюре. Уважение и любовь к своему начальнику не позволили его подчиненным упоминать о таких вещах. У кого поднялась бы рука написать: «Начальник экспедиции в пути потерял рассудок»? Хотя в то же время подобное упоминание послужило бы важным и одновременно безжалостным предупреждением для всех последователей. Но члены экспедиции не сделали этого, отдав последнюю честь своему великому и несчастному старшему товарищу.

В моих ушах засвистел холодный, обжигающий ветер. Он дул с бескрайних просторов свинцового моря.

Я решил повидаться с первым штурманом Данаэ. Мне повезло: он находился в космопорте на севере Гренландии. Я воспользовался транспортно-грузовой ракетой, курсирующей над Северной Америкой, и прибыл в Нью-Онтарио, а там пересел на динамоплан.

Прибыв в гренландский космопорт, я тут же пошел в канцелярию. Солнце, отражавшееся от гладкой поверхности ледяного поля, резало глаза. Белое поле без единого темного пятнышка, без единой тени. Ослепительный свет. Впечатление угнетающее.

Начальник порта, пожилой седой мужчина, при моем приближении поднял голову. На его столе я увидел кучу каких-то пожелтевших бумаг. Словно они лежали здесь с незапамятных времен.

– Вы по какому вопросу?

– Я хочу повидать Данаэ.

Глаза мужчины смотрели в пространство.

– Данаэ. Так, так…

– Да, мне нужно с ним повидаться.

– А его уже нет.

– Как нет? Уехал?

– Да, и очень далеко.

– Далеко? На Сатурн? На Юпитер?

– Нет, гораздо дальше.

Я взбесился и перешел на высокие ноты:

– Да что вы мне голову морочите?! Куда уехал Данаэ?

– Какой у вас, однако, громкий голос… Данаэ…

– Ну, что Данаэ?

– Он умер.

– Умер?!

– Да.

Начальник погрузился в море желтых бумаг. Ему не было до меня дела. Но я не сдавался.

– Когда он умер?

Человек за столом чуть поднял голову.

– Да дней десять назад. Во время испытания ракетного двигателя взорвалось сопло, и… Не повезло ему…

Больше он ни разу не взглянул на меня.

Я вышел на покрытое ледяной коркой поле. Что ж, бывает и так. Жизнь, которую ты сумел сохранить в звездном полете, вдруг обрывается на Земле. Во время самого обычного опыта. Верно, судьба. Уж лучше умереть так, чтобы товарищи привезли твои вещи на Землю. Конечно, если считать, что в вопросе смерти тоже бывает везение или невезение.

Я поднял воротник электротермической шубы, взятой напрокат в космопорте Нью-Онтарио, и зашагал к динамоплану.

Через три дня мне удалось попасть на грузовой транспорт, отправлявшийся на базу «Луна». Обычно в таких случаях мне помогало то, что я был служащим организации по развитию Марса и космическим техником. Так сказать, профессиональная солидарность. На корабле меня встретили шуточками, как человека, наконец-то решившего вернуться к своим пенатам и неожиданно в спешке перепутавшего направление.

База «Луна» находилась на южных склонах горной гряды Сьерра, на самом краешке тоскливой равнины, ограниченной с юга и востока гигантскими трещинами. На севере – острая, серебрящаяся до боли в глазах пила Сьерры. Обычный лунный пейзаж, лишенный атмосферы: слепящие пятна света – и рядом вечная чернота. В пустоте нестерпимо красное, как расплавленная медь, солнце, огромное на фоне немигающих звезд.

Надев скафандр с большим прозрачным шлемом, я встал на эскалатор и спустился вниз, в лунные недра. База была там. Пройдя несколько воздушных люков, я очутился в отсеке с надписью «Космослужба». База «Луна» была не городом, а обыкновенной базой по использованию природных ресурсов планеты. Впрочем, это явствовало из названия. Условия жизни на Луне куда хуже, чем на Марсе или Венере. Вот здесь и не строили городов.

Эта база была выдолблена в метаморфических горных породах южного склона Сьерры. Она уходила этажей на пять вглубь.

Я огляделся. Тесновато. Все помещения битком набиты какими-то ящиками и контейнерами. По потолку тянулись металлические трубы и бесчисленные провода, к бетонным стенам лепились коробки с регуляторами атмосферного давления. По стальным рельсам двигались подъемные краны. Словом, негде было ступить. Все подчинено одной цели – освоению богатств природы.

Мне сказали, что Комо находится на третьем этаже, в астрографическом кабинете. Этажи здесь считали от поверхности вглубь. Я спустился туда на лифте прямого сообщения. В огромном, словно корабельный док, зале, под яркими лампами дневного света работали десятки навигационных счетных машин. Я подошел к одному из пультов управления.

– Где найти пилота Комо?

Человек со значком службы навигации на рабочей блузе кивнул в сторону соседней площадки. Там несколько сотрудников возились с авторегистрирующим прибором. Темно-желтая форма пилота Союзного министерства ярким пятном выделялась среди серо-голубых комбинезонов персонала базы. Вот он – Комо. Крупный мужчина с могучими, крутыми плечами.

– Вы пилот Комо?

Мужчина удивленно взглянул на меня. Потом оставил свою работу и подошел.

– Да, я Комо. В чем дело?

– Я друг Машу, входившего в состав третьей экспедиции на Плутон. Меня зовут…

– Неважно, как вас там зовут. В чем дело?

Тускловатые, словно затянутые дымкой глаза внимательно смотрели на меня.

– Я хочу знать подробности смерти Машу.

– Подробности смерти Машу?

– Вот именно.

– Что, собственно, вас интересует?

– Я читал ваш отчет. Там написано, что корабль попал в поток космической пыли, на отражателе образовалась вмятина. Машу вышел наружу, чтобы исправить повреждение, во время работы кислородный баллон его скафандра был поврежден электронным молотом, и Машу моментально умер от удушья.

– Правильно, так оно и было, – кивнул Комо, щелкая зажимом логарифмической линейки.

– Но как могло случиться, что электронный молот ударил по кислородному баллону? Ведь баллон укреплен за спиной.

Комо глубоко засунул руки в карманы брюк, втянул голову в плечи и замигал.

– Как могло случиться… – он запнулся. – Точно не знаю, я ведь не видел. Кажется, пока Машу работал электронным молотом, взорвался его термоизлучатель. Ну, вот, осколок и шарахнул по кислородному баллону…

– Да. Но ведь электронный молот очень важный инструмент. Как же никто из экипажа не проверил его термоизлучатель?

– Наверно, Машу забыл открыть клапан.

– Разве его не страховали другие? Ведь, если кто-нибудь ведет работу в космосе, вне корабля, полагается следить за ним по телевизору и срочно сигнализировать о малейшей опасности.

– Электронный молот был в исправности…

– Значит, надо было провести рентгеноанализ сплава, из которого сделан кислородный баллон.

Комо глянул на меня исподлобья.

– Ты что, собираешься подать на нас в суд?

– При чем здесь суд? Просто жена Машу попросила меня узнать подробности гибели мужа.

На лице Комо появилось сложное выражение. Кажется, он что-то решал для себя.

– Кстати, ты еще не сказал, как тебя зовут.

– Неважно, как там меня зовут.

– Послушай, тут ничего нельзя было поделать. Не думай, я не собираюсь уходить от ответственности, нет! Но ему ничем нельзя было помочь. Неужели ты не понимаешь? Против неизбежности не попрешь… – устало произнес Комо.

– К сожалению, я не признаю неизбежности.

– Это твое дело. Но ты же знаешь, что члены семей погибших часто подозревают тех, кто выжил. И, если ты действительно друг Машу, лучше оставь в покое его кости.

Комо скривил губы, словно от боли.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Ничего. Только то, что сказал. Просто говорю, брось копаться в этом деле и задавать глупые вопросы. Ведь горю уже не поможешь.

– Ладно, так и запомню.

Комо ничего не ответил и, повернувшись ко мне спиной, собрался идти на свою площадку.

– Погоди, у меня к тебе еще один вопрос.

– Ну, что еще?

– Чем болен начальник экспедиции Хино?

Комо медленно повернулся ко мне.

– Этого я не знаю.

– Он заболел на корабле?

– Нет, что ты!

– Интересно… Получается, что Хино заболел, едва ступив на Землю… И прямиком попал в лечебный центр.

Комо молча смотрел на слепящие рассеиватели света.

– Скажи-ка, а этим он не страдал? – я покрутил пальцами возле лба.

Жест оскорбительный, но мне хотелось, чтобы этот медведь наконец вышел из себя. Чтобы в нем вспыхнула злоба. Иногда из такой вспышки можно выудить что-нибудь существенное. Но Комо только вздохнул.

– Не знаю. Я не виделся с ним с того самого дня, как мы приземлились.

Он был просто великолепен.

– Ладно, пока. Мы еще увидимся, и очень скоро, – сказал я холодно.

Немногое удалось узнать. И все же в словах Комо был один существенный момент: «Ты собираешься подать на нас в суд?» Так он спросил. Подать в суд… А что выдвинуть в качестве обвинения? Значит, за что-то можно притянуть их к ответственности? Не уследили за работавшим вне корабля товарищем? Но страхование друг друга – дело добровольное. Ведь у каждого члена экипажа есть свои обязанности. Такими вопросами суд не занимается, это дело совести. Значит, он имел в виду что-то другое. У меня возникло такое ощущение, что туман вот-вот рассеется.

Я попытался привести в порядок свои мысли.

Семьи погибших испытывали смутное недоверие к оставшимся в живых членам экипажа. Я начинал понимать их чувства.

Я подумал, что обязательно надо повидаться с Сан Лин-хяо. Он медик, следовательно, больше других знает о причинах смерти Машу.

В медицинском секторе базы «Луна» мне сказали, что Сан Лин-хяо возглавляет медицинский отдел базы «Зеленый камень» на Венере. Рейсовый корабль на Венеру уйдет только через десять дней. Что ж, пока можно повидаться с Кваем, начальником здешней навигационной службы.

Я нашел его в тесном архивном отделе. Паршивое помещение. Похоже на мышиную нору. Квай, мой старший коллега по Инженерно-технологическому институту, копался в каких-то пыльных материалах. Я узнал его по спине. Заслышав мой голос, он оторвался от толстенной подшивки. Обернулся. Мне стало смешно: точь-в-точь как в былые годы, на его лице появилось выражение удивления – челюсть отвалилась, физиономия вытянулась.

– Кого я вижу! Никак это ты, Рю?!

– Он самый. Как вам здесь работается?

– Да работаю помаленьку. Каким это ветром занесло тебя в наши края?

– Да есть причины. Вот сейчас жду рейсового корабля на Венеру.

– На Венеру? – он свистнул. – Что тебе делать на Венере?

Мне захотелось рассказать ему обо всем. Интересный он человек, Квай. Со странностями.

– Мне надо с вами поговорить кое о чем.

– Знаю я твои разговоры! Небось опять женщина?

– Нет. На этот раз – нет.

– Удивляюсь! Да, кстати, как твоя жена, здорова? Хлебнул я с тобой горя, когда ты женился.

– В данный момент моя жена овдовела.

Его челюсть еще больше отвалилась. Потом все лицо сморщилось, словно он собирался заплакать.

– Ладно, выкладывай, что у тебя там.

Квай хлопнул меня по плечу и потащил в глубь мышиной норы. Глядя на его спину, я подумал, что он постарел. Он привел меня в комнату отдыха. Голые стальные стены. Те же провода и трубы. Стол из легкого металлического сплава, складные стулья. Он позвонил – велел принести напитки.

Я сел к столу.

– До вас – из неофициальных источников – не дошли слухи о третьей экспедиции на Плутон? – начал я.

– Третья экспедиция на Плутон?.. Ах, да, что-то припоминаю. Это где начальником был Хино…

– Да-да!

– А что, разве что-нибудь такое там было?

– Видите ли, один из членов экспедиции, Машу, погиб при неясных обстоятельствах. А сам Хино сейчас тяжело болен, лежит в лечебном центре. Я хотел выяснить обстоятельства смерти Машу. Поговорил тут с одним человеком, а он решил, что я хочу подать на них в суд.

– В суд? Весьма странно.

– Вот именно. Вы тоже так считаете?

– Н-да… Может, они его съели?

Мне стало нехорошо, я замахал руками.

– Ну, что ты, я пошутил! – усмехнулся Квай. Потом лицо его помрачнело. – Ладно, шутки в сторону. Экспедиция на Плутон… По-моему, тебе нужно поговорить с корабельным врачом. Может быть, удастся что-нибудь выяснить.

– Думаете, он скажет?

– Ну, потрясешь его немного, так скажет.

– Но как?

– Как-как! Возьми за глотку или что-нибудь в этом роде…

– Такие штучки не для меня!

– Эх, ты, слабак! Тогда пригрози, что подашь в суд.

– Это можно.

– Да, язык у тебя всегда был хорошо подвешен, а вот драться ты не умел и, как видно, не научился.

Молодой рабочий принес пакеты с напитками.

– Ты бы до отъезда поработал тут. Помог бы мне, – сказал Квай.

– А что делать?

– Да мало ли что. У нас не хватает рабочих рук. Молодые, способные ребята предпочитают Марс, Венеру, Юпитер.

– Что ж, мне это, пожалуй, кстати. Я израсходовал все потребительские талоны.

– Вот и отлично. На, держи книжечку.

Целая книжечка! Это здорово! В ней сорок талонов. А я на Марсе получал двадцать талонов за тот же срок. Видно, здесь высоко ценили труд.

На следующий день я начал работать в мышиной норе. Надо было систематизировать и каталогизировать материалы исследования. Работа легкая, только уж больно скучная.

Так и прошли дня три. Однажды мое внимание привлек разговор двоих служащих.

– Ты не слышал, говорят, списали космический корабль третьей экспедиции, тот, что на Плутон летал.

– Да? А почему?

– Не знаю подробностей, но кажется, из-за инфекционного заболевания.

– Да ну?!

– Точно. Иначе разве списали бы такой корабль…

Я не выдержал и вмешался в разговор:

– Говорите, списали? А куда же дели корабль?

Они охотно ответили:

– Как куда? Конечно, на космическую свалку. «Звездную пустыню» знаете? Ее еще называют кладбищем космических кораблей. Туда выбрасывают посудины, зараженные радиоактивностью, с которыми уже ничего нельзя поделать.

– Да, я что-то слышал.

– Корабль оттащили туда на ракете-тягаче и выкинули. Мне рассказывал водитель ракеты.

… Почему выбросили корабль? Почему? Почему? Вероятно, у меня было отчаянное лицо. Ребята недоуменно замолчали. Заметив это, я постарался улыбнуться.

– Вот транжиры! Лучше бы уж уступили какому-нибудь частному лицу. Хотя бы мне.

Ребята тоже заулыбались. На этом наш разговор закончился. Но меня охватило подозрение. Как ни крути, а тут дело нечисто. Случилось что-то ужасное. Такое, что хочется скрыть от посторонних глаз.

Наконец я занял свое место на рейсовом корабле, отправлявшемся на Венеру. Это был новейший корабль весом двадцать тысяч тонн, с фотонным двигателем. Да, неплохие машины курсировали на больших магистралях. Чтобы стать членом экипажа такого корабля, надо быть специалистом класса А и служить в штате инженерно-технического персонала при Союзном космическом министерстве.

Места для пассажиров оборудованы – будь здоров. Я с удовольствием пощупал роскошное, как королевский трон, гравитационное кресло. Перед отлетом я купил в киоске флягу, из которой можно пить при любом изменении атмосферного давления, и особое космическое белье – мою давнишнюю мечту. Белье, разумеется, надел на себя, так что мой багаж составляла одна только фляга. Стюардесса с любопытством оглядела такого легкомысленного пассажира.

Рейсовый корабль под действием нестерпимо ярких лучей солнца бесшумно рассекал черную пустыню. Скорость – девяносто тысяч километров в секунду. В гравитационном кресле было очень удобно. Я проспал почти всю дорогу. Давненько мне не приходилось так крепко спать в космосе.

Корабль скользил, отбрасывая гигантскую треугольную тень на слоистые облака, образовавшиеся от чрезмерного нагрева воздуха. Мы уже проскочили орбиту спутника и шли на снижение. Внешняя оболочка корабля раскалилась до двух тысяч градусов, но внутри температура не колебалась ни секунды – 21 °C. Что ни говори, хорошая посудина.

Восьмидесятикилометровый слой облаков кончился, мы продолжали снижаться. Теперь над головой разливалось матовое, молочно-белое сияние. Внизу смутно желтела грязноватая железистая равнина.

Это была Венера.

Я ступил на осколки метаморфических пород. Мое тело, закованное в броню антитермического костюма, двигалось легко. Впереди, в опаловом свете, словно между небом и землей, маячила призрачная, как мираж, база «Зеленый камень». Слабо поблескивал высокий купол из антитермического стекла.

Миновав защитные люки, я очутился внутри базы. После стодвадцатиградусной жары мне стало холодно. Тело покрылось гусиной кожей. Под гигантским куполом громоздились низкие, наполовину уходившие под грунт здания. Со стеклянного потолка непрерывно падал мелкий, как изморозь, сухой лед. Микроскопические кристаллы, коснувшись рук, плеч, шеи, мгновенно таяли, как дым.

Сан Лин-хяо был в медицинском корпусе. Я спустился туда на нескольких лифтах. Постучал в окошечко со светящейся надписью «Администрация» и сказал, что мне нужно повидаться с Сан Лин-хяо. Минут через пять в дверях появился высокий человек.

– Я Сан Лин-хяо.

– А я…

– Рю!

– Быстро узнали.

Лин-хяо выдавил улыбку. Ярко блеснули очень белые зубы на фоне коричневого, загорелого лица.

– Сообщили друзья с Земли. Кажется, вы что-то проверяете? – Лин-хяо смотрел сквозь меня.

– Да нет, просто я хотел узнать подробности смерти Машу…

– Прочитайте отчет третьей экспедиции.

– Из отчета ничего не узнаешь. Просто, знаете ли, не верится, что вдруг взорвался термоизлучатель электронного молота, осколок угодил в кислородный баллон, баллон лопнул, кислород вытек и… в результате Машу умер. Не верится, и все…

– Может быть, вы хотите сказать, что были другие причины его смерти?

– Нет, почему же, наверно, причина его смерти указана правильно. Но это не простая случайность, вот в чем дело. Как же получилось, что никто не проверил электронный молот? Это непростительная халатность.

– Ну, электронный молот меня не касается, в этой области я не специалист. Но Машу умер именно так, – угрюмо, словно убеждая самого себя, ответил Лин-хяо. Он зашагал вдоль стены. Я медленно последовал за ним.

– А чем болен начальник экспедиции?

Лин-хяо резко обернулся.

– Это не имеет отношения к смерти Машу.

– И все-таки, чем он болен?

– Не знаю. Кажется, его чем-то ранило.

– Хватит врать! Ведь его прямо с космодрома отправили в лечебный центр. А экспедицию распустили только через десять дней.

Лицо Лин-хяо исказила страшная ярость. Глаза запылали, как два черных огня.

– Ты! Какого черта ты к нам привязался? Идешь на поводу у родственников погибшего, а еще космический специалист! Неужели не понимаешь! Адский труд, лишения и муки всей экспедиции-этого тебе мало! Выискиваешь, к чему бы прицепиться? И ради чего? Ради того, что кому-то взбрело в голову невесть что! Ну, говори прямо, чего тебе надо от нас?

– Ничего особенного. Просто собираюсь подать на вас в суд.

– В суд?! – Лин-хяо широко раскрыл глаза и как-то весь обмяк.

– Да. Вы совершили убийство и, чтобы скрыть его, составили этот отчет, подтасовали факты.

Очевидно, что-то в моих словах задело Лин-хяо. Он надвинулся на меня.

– Рю, ты просто спятил! Я не допущу этого, слышишь! Да какое ты имеешь право…

Я рассмеялся. Рассмеялся тем отвратительным смехом, который всегда старался подавлять. Мне говорили, что, когда я так смеюсь, мое лицо делается похожим на морду ящера.

– Я это сделаю, Лин-хяо! Я могу это сделать, один я. А по какому праву, не собираюсь тебе объяснять.

Лин-хяо отвел глаза. Его яростный взгляд потухал, агонизировал.

Зазвучала тихая, простая мелодия. Она коснулась моего слуха и рассказала о далеком-далеком чужом мире. Она обрывалась и ускользала, и я не мог понять, откуда она пришла. А потом понял: она звучала во мне…

…Я снова приехал в лечебный центр на берегу Японского моря. В прошлый раз между облаками иногда проглядывало бледное солнце. Сейчас его не было. Свинцовые волны секли мелкие колючие снежинки. Каблуки глубоко вдавливались в мокрый, тяжелый песок. Я вошел во внутренний двор. Все та же обширная, пустынная территория. Ни человека, ни тени. В коридоре тоже ни души. Широкие окна, стены из легких сплавов с серебристыми дверями. Я читал таблички: «Первый радиационный кабинет»… «Второй радиационный кабинет»… Они мне не были нужны. Я шел от двери к двери. Бесчисленное количество дверей. Навстречу мне беззвучно, как белый призрак, двигалась медсестра. Она прошла мимо, не подняв глаз, словно я был невидимкой. Странно. Почему она не задержала постороннего? Хотя я не чувствовал себя посторонним. Я знал, что мне нужно. За окнами валил снег. Невидимое отсюда море бушевало. Шум волн, белый холод снега леденили душу. «Кабинет картотеки больных»… Взглянув на тускло поблескивавшую табличку, я толкнул дверь. Она распахнулась, издав тихий, щелкающий звук. До самого потолка высились стеллажи с папками. В центре комнаты за письменным столом сидел мужчина в форме медика.

– Покажите карточку Хино, начальника третьей экспедиции на Плутон.

Мужчина вздрогнул и уставился на меня. Потом перевел взгляд на дверь.

– Карточку Хино, быстро!

– Вы… вы кто? Я не имею права… Карточки выдаются только медицинскому персоналу, обслуживающему центр.

Он навалился на стол, широко расставив руки, словно пытаясь защитить свою драгоценную картотеку.

– Знаю. Но дело срочное. Я отвечаю.

– Но… Я не могу!

У меня не было времени на бесполезные препирательства. Если кто-нибудь сюда войдет, меня просто вытолкают взашей. Что ж, надо действовать по способу Квая. Из заднего кармана брюк я выхватил космический сигнальный пистолет. Пуль там не было, когда нажимаешь на курок, из дула вылетает белый язык пламени натрия. Но этот олух испугался – пистолет выглядел грозно. Я легонько приподнял дулом его подбородок.

– Ну, давай карточку Хино! Да поживей!

Если этот медик не трус, мое дело плохо. Критический случай. Прошло несколько секунд, показавшихся мне тысячелетиями. Кажется, я боялся чуть ли не больше его.

– Сейчас. Пусти! – выдавил он наконец. Его лоб покрылся мелкими капельками пота.

– Умница! Ясное дело, из-за какой-то там карточки не стоит терять жизнь, – развязным тоном сказал я. Это прозвучало внушительно. Я вел себя, как заправский бандит. Но вся спина у меня взмокла от пота.

Мужчина взял с полки папку и вытащил несколько карточек.

– Давай! Сиди и не двигайся! Выхватив карточки, я принялся жадно читать.

I. Больной в К 371.

II. Больной выполнял обязанности начальника третьей экспедиции на Плутон. На пути к Земле начал жаловаться на резкие головные боли, головокружение и тошноту. Медик экспедиции поставил диагноз: острое воспаление печени и нарушение обмена почек. По прибытии на Землю больной был срочно госпитализирован.

III. Лечение проходит нормально. Состояние больного улучшается.

IV. Интерес представляет радикальное изменение группы обмена печени и почек больного (результат анализа на инфраосциллоскопе) по сравнению с группой обмена, зарегистрированной до отправления в экспедицию (см. карточку ЦД). Очевидно, причина болезни кроется в этих изменениях. Однако многое еще остается неясным.

V. На кожном покрове спины и живота больного обнаружены следы разрушения структуры тканей. Длина пораженного участка 30 см.

Группа обмена… Под этим подразумеваются индивидуальные особенности обмена веществ во внутренних органах. Одни и те же органы у всех функционируют по-разному. Например, у некоторых наблюдается быстрое усвоение кальция, или моментальная реакция на витамин В, или еще что-нибудь… Такие индивидуальные особенности организма приводят в конце концов к весьма существенным различиям в поглощении и отдаче энергии внутренними органами. И вот у Хино функциональная деятельность печени и почек полностью изменилась, когда он вернулся из космоса.

Предположение, что начальник экспедиции страдал психическим расстройством, было опровергнуто. Однако мои подозрения только усугубились.

– Прочитали, так давайте назад, – мужчина протянул к карточкам дрожащую руку.

Я молча свернул их в трубку и сунул в карман.

– Я беру их с собой.

– Но…

– Советую тебе не возражать. Учти, что море холодное, не очень-то приятно там очутиться.

Я вышел в коридор. За окнами все так же струился снег. Я уже не слышал шума волн – меня захлестнул белый поток тишины.

Кое-что начало проясняться. Еще немного – и я пойму все.

В тот же вечер я прибыл в Токио и пошел прямо в Геофизический институт, к Тангэ. Институт помещался в огромном стодвадцатиэтажном здании Центра точных наук. Я долго ждал в приемной на шестидесятом этаже. Наконец ко мне вышел Тангэ. Наши взгляды скрестились, как обнаженные шпаги. Над густыми бровями этого человека лежала тень чудовищной муки.

– Кто я такой, вы, конечно, уже знаете. И знаете, что меня интересует. Прошу вас объяснить, что произошло на вашем корабле.

Тангэ откинул со лба непокорные пряди волос. Его глаза бегали. Это был хрупкий, очевидно, не очень сильный физически человек. Впрочем, все ученые казались мне такими. Трудно найти с ними общий язык.

– Очевидно, вы слышали историю о космонавтах, съевших своего товарища. Если не знаете, могу рассказать.

Я впился в него, словно клещ. Теперь уже не отцеплюсь. Тангэ слабо улыбнулся. Все его существо излучало такую откровенность и покорность, что просто больно было смотреть.

– Да нет, эта история здесь ни при чем, – тихо произнес Тангэ. Он походил на ребенка, который наконец-то может излить взрослому свои горести. – Понимаешь, Хино, командир, внезапно заболел…

– Ну?

– Печень и почки совсем вышли из строя. Сказался возраст. Да и духовно он сильно сдал.

Через приемную прошла группа молодых сотрудников с рулонами кальки. Они весело переговаривались. Тангэ проводил их глазами.

– Если говорить откровенно, наша экспедиция тоже провалилась: ведь нам не удалось совершить посадку на Плутон.

– И что же?

– Ну, вот. Надо было возвращаться на Землю. Конечно, у нас были прекрасные штурманы и пилот, но без командира мы бы не добрались…

– Разумеется.

– И нам надо было спасти его жизнь любой ценой… Мы тянули жребий. Хино, конечно, ничего не знал.

Я молча отошел от него. Загадочный рисунок, над которым я долго ломал голову, сразу стал четким и простым. Много дней он жил во мне и мучил, как боль. А теперь, прояснившись, вдруг отделился от меня и начал удаляться. Он менялся на глазах, его очертания вновь стали расплывчатыми.

Передо мной сиял залитый светом огромный город. В вышине мерцало море звезд. Рисунок поднимался туда, к беспредельному небу, и наконец слился с серебристым свечением звездного пространства.

Там кончается слава. Туда, в пустоту, выбрасывают отслужившие свою службу космические корабли. Беспредельность недостижимая мечта. Беспредельность – кладбище мечты. Сейчас там носятся обломки металла, бывшие некогда совершенными машинами, воплотившими ум и волю человека. Носятся и отражают свет мириадов звезд. Сколько вдохновения и порыва! Сколько несчастий и крушений! Космические корабли… Некогда они гордо рвались ввысь, побеждали вечный мрак и холод. В них бушевали человеческие страсти. Потом все постепенно старело – и корабли, и страсти… Неизменными оставались только звезды. Вот они – близкие, как пылающие цепи иллюминации, далекие, как светящиеся точки. Откуда-то с других планет и Земля кажется такой же светящейся точкой. И кто-то мечтает о ней. Кто-то отдает свою жизнь, чтобы приблизиться к ее влажной зеленой поверхности…