Текст книги "Гадкие, лживые фейри (ЛП)"

Автор книги: Сабрина Блэкберри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

А ведь был у него и другой путь. Без опасностей и жертв. И там бы он приносил пользу. Чернышевский защитил магистерскую диссертацию в Петербургском университете. Он был настоящим ученым-энциклопедистом, владел десятью языками: латынью, греческим, немецким, французским, английским, польским, украинским, древнееврейским, татарским и арабским.

Шестнадцать внушительных томов сочинений Чернышевского включают в себя труды по истории, литературе, философии, политэкономии, естествознанию, лингвистике. Он писал романы, пьесы и критические статьи.

Таков был этот скромный человек, который по своим знаниям и дарованию легко мог стать и университетским профессором, и крупным чиновником, и солидным благополучным издателем.

Но Чернышевский избрал другой путь.

…113 доносов лежало в сейфах жандармского управления. В них Чернышевский обвинялся во всех смертных грехах. Но прямых улик все равно не было. Власти решили во что бы то ни стало избавиться от этого человека, которого молодая Россия считала своим вождем, а в случае победы революции видела главой правительства. 7 июля 1862 года Чернышевский был арестован. Это был перевал, перелом всей жизни, ее вторая, трагическая половина.

Сперва Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

Эта крепость видна из разных концов Петербурга, особенно с набережных и прилегающих к Неве улиц.

Через казематы крепости прошли декабристы, и пятеро из них были казнены в ней. Из этой крепости отправились в Сибирь петрашевцы и соратники и друзья Николая Гавриловича – Обручев, Михайлов, Н. Серно-Соловьевич.

Теперь здесь находился и сам Чернышевский.

Почти два года провел он в одиночке, пока шли следствие и суд. Но он не сидел сложа руки.

Не плакал, не хандрил, не бился в отчаянии о стену, а работал. Почти два года не слышал человеческой речи и сам молчал. Писал протесты, объявлял голодовку и не признавал себя ни в чем виновным. В одиночке Чернышевский написал сотни страниц текста, в том числе роман «Что делать?» и много статей. Это удивительный образец выдержки и силы воли революционера. 19 мая 1864 года его повезли на Мытнинскую площадь Петербурга. Там был совершен позорный обряд гражданской казни. Палач схватил Николая Гавриловича, заставил просунуть руки в кольца цепей у столба на эшафоте. Затем с него сорвали шапку, толкнули его на колени и сломали над его головой шпагу. На площади в это хмурое утро было более двух тысяч человек. Когда Чернышевского привязывали к столбу, люди плакали. Кто-то бросил на эшафот букет цветов. Далеко не все понимали, но многие чувствовали, что происходит нечто позорное. Царские сатрапы глумились над великим человеком, гордостью русской мысли, всю жизнь стремившимся быть полезным людям.

Спокойно и презрительно Чернышевский смотрел на палачей. Его мысли были далеко. Он прощался навек с Петербургом, с друзьями, со всей прошлой жизнью.

На следующий день его повезли уже по проторенной дороге в Сибирь, где он сперва был на каторге, а затем в якутской ссылке – девятнадцать лет. А всего Чернышевский провел в тюрьме, на каторжных работах и в ссылке двадцать семь лет.

Его письма и записи говорят нам о том, что он остался верен своей мечте и своей идее о революции в России, о социалистическом ее будущем.

И когда через десять лет к больному и изможденному Чернышевскому приехал полковник Винников – адъютант генерал-губернатора Восточной Сибири, – между ними произошел такой разговор (о котором потом вспоминал сам Винников). Чернышевскому был вручен заранее заготовленный текст с просьбой о помиловании. Нужно было только поставить подпись. Один росчерк пера – и на перекладных из ледяного Вилюйска на запад, к семье, друзьям, книгам и теплой квартире.

Один росчерк пера…

Чернышевский взял бумагу и четко написал: «Читал. От подачи прошения отказываюсь. Николай Чернышевский».

Вера в справедливость и твердость духа сильнее всех каторжных тюрем и полицейских, мороза и голода.

Но и оторванный от жизни, Чернышевский продолжал бороться за справедливость. Несгибаемый человек стал примером и образцом для русских революционеров многих поколений: и для Халтурина, и для Степняка-Кравчинского, и для Желябова, и для Перовской, и для Александра Ульянова, и для большевиков.

И на Западе имя Чернышевского стало символом новой России. Карл Маркс называл его «великим русским ученым и критиком», он писал русским революционерам: «…Труды вашего учителя Чернышевского делают действительную честь России». При одобрении Маркса на средства Первого Интернационала была сделана попытка организовать побег Чернышевского из ссылки. К сожалению, это не удалось.

Владимир Ильич Ленин через пятнадцать лет после смерти великого революционера говорил, вспоминая свою юность: «Моим любимейшим автором был Чернышевский… Энциклопедичность знаний… яркость его революционных взглядов, беспощадный полемический талант – меня покорили… Величайшая заслуга Чернышевского в том, что он не только показал, что всякий правильно думающий и действительно порядочный человек должен быть революционером, но и… каким должен быть революционер».

Революционные традиции не прерывались. Дела и мысли петрашевцев, Герцена, Чернышевского подготовили почву для быстрого усвоения в России идей марксизма.

12. «…Добьемся мы освобожденья»
(Карл Маркс)

В один из весенних вечеров 1918 года в кремлевском кабинете Владимира Ильича Ленина сидел Анатолий Васильевич Луначарский, бывший в ту пору народным комиссаром просвещения. За окном – промерзший двор, за кремлевской стеной – промерзшая голодная Москва. На тысячи верст кругом – разоренная воюющая Россия. Не хватает хлеба, угля, одежды, бумаги. Но Советская Россия живет, бьет иноземные войска и белых генералов, учится и мечтает.

И, мечтая о будущем, люди рождавшегося нового мира все чаще обращались к прошлому. К именам тех, кто, прорезая пласты времени, видел отдельные черты этого будущего, звал к нему.

«Вы помните, – обращался Ленин к Луначарскому, – что Кампанелла в своем „Солнечном государстве“ говорит, что на стенах его фантастического социалистического города нарисованы фрески, которые служат для молодежи наглядным уроком по естествознанию, истории, возбуждают гражданское чувство – словом, участвуют в деле образования, воспитания новых поколений».

А в августе 1918 года в «Известиях» ВЦИК появилось постановление правительства за подписью В.И. Ленина «О постановке в Москве памятников великим людям». Был напечатан и список лиц, которые должны быть увековечены. Его по праву открывали Маркс и Энгельс, впервые показавшие человечеству научно обоснованный путь к справедливому обществу. Далее среди многих славных имен мы видим тех, кто, опережая часы истории, в одиночку боролись за справедливость и счастье людей, – Мора, Кампанеллу, Сен-Симона, Бабефа, Фурье, Оуэна. Мы видим здесь русских социалистов, впервые обратившихся к народу, к крестьянской борьбе за землю и волю, – Герцена, Белинского, Огарева, Чернышевского…

Их имена навеки начертаны в саду близ Кремля.

«Заговор справедливых» запечатлелся в душах людей.

Уже не одиночки, а миллионы видели впереди будущее справедливое общество. И не только мечтали о нем, а утверждали его сегодня, сейчас винтовкой и плугом. Силой отбирали несправедливо, обманом нажитую собственность, делая ее достоянием всего народа.

Народ, пришедший к власти в октябре 1917 года, не забыл своих предшественников. И эта память выразилась не только в монументах и в надписях на стенах. Она гораздо глубже. Сама теория марксизма вобрала в себя, впитала все ценное и разумное, что предвидели утописты.

Таковы, например, идеи великих утопистов об общественной собственности, обязательности труда для всех, о распределении по труду и по потребностям, об уничтожении неравенства людей, противоположности города и деревни, умственного и физического труда.

Именно поэтому Фридрих Энгельс говорил, что научный социализм стоит на плечах Сен-Симона, Фурье и Оуэна – «трех мыслителей, которые, несмотря на всю фантастичность и весь утопизм их учений, принадлежат к величайшим умам всех времен и которые гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно».

В чем же различие между социализмом научным и социализмом утопическим?

Прежде всего в том, что, когда писали великие мечтатели – в шестнадцатом, восемнадцатом и даже в начале девятнадцатого века, – для социализма еще не было почвы.

Отдельные мануфактуры, мастерские, фабрики еще могли развиваться сами по себе, почти без связи друг с другом. Карету или мельничные жернова, фарфоровые сервизы или часы целиком производили в одном месте. Все – от начала и до конца. Каждый хозяин старался быть независимым от другого. Значит, еще и не было неизбежной, настоятельной потребности в объединении, в единой собственности. Значит, и планы создания такой общей собственности повисали в воздухе, то есть были еще утопическими.

А вот когда развивается специализация мастерских и фабрик, когда в производстве одной иголки участвует как бы все общество, тогда такая потребность появляется.

Действительно, одни добывают руду, другие выплавляют металл, третьи уголь для печей, четвертые везут по железной дороге или реке металл и уголь, пятые обрабатывают металлическую болванку, шестые делают станки для этой обработки, седьмые упаковывают и продают эту иголку. Вот здесь-то и нужны объединение, единый план, общая собственность. Так что идеи социализма перестали быть несбыточными.

Но это лишь часть дела.

Другая состоит в том, что ни в шестнадцатом, ни в восемнадцатом, ни даже в начале девятнадцатого века еще не было силы, которая могла бы сокрушить существующий строй и утвердить новое справедливое общество.

Крестьяне? Но они были неорганизованны, разобщены. Кроме того – и это главное – крестьяне были собственниками. Они поднимались на революционную борьбу против помещиков, владевших землей, против чиновников, душивших налогами и поборами. Однако, захватив – по справедливости – помещичьи земли, крестьяне остановились бы на этом. Они сами не думали отказываться от частной собственности. Более того, они хотели разбогатеть. И многие капиталисты – сперва малые, а потом и большие: трактирщики, крупные фермеры, лавочники, владельцы складов, мельниц – вышли из крестьян. Это были вчерашние крестьяне. Так что полной справедливости, полной ликвидации частной собственности и угнетения человека человеком этот класс добиться не мог, да и не хотел.

Мелкий городской люд? Торговцы, ремесленники, чернорабочие, жившие случайными заработками, – все эти шумные, часто голодные и обиженные люди ненавидели и помещика, и чиновника, и капиталиста. Они участвовали в борьбе с ними. Но так же, как крестьяне, они были еще больше раздроблены, разобщены, неорганизованны. Кроме того, они владели хоть и ничтожной, но все же собственностью – верстаком, овощной лавчонкой, – и это давало несбыточную надежду разбогатеть, «выйти в люди». Так что и ремесленники не могли идти до конца в борьбе за справедливое общество.

Рабочие? Они только еще становились самостоятельной силой, выделяясь из массы разорившихся ремесленников, согнанных с земли крестьян. Задавленные нечеловеческими условиями жизни – изнурительным трудом и беспросветной нуждой, – эти люди не видели и не знали, где причина их бедствий и как уничтожить несправедливость. Они ненавидели хозяина и мастера, ломали машины, сжигали конторские книги, били стекла и булыжниками встречали усмирителей, скакавших хозяевам на помощь. Здесь действовали чувства, а не разум, вспышки тысяч одиночек, а не единая воля и мысль сплоченной массы.

И пока это было так – и в Англии и во Франции, и в Германии, – не было той силы, которая могла бы уничтожить весь несправедливый порядок жизни.

Не отдельного хозяина-капиталиста – на это сил хватало, – а именно весь уклад и строй, рождавший таких хозяев. Поэтому и теории, выразившие чувства этого пролетариата, этих неорганизованных рабочих, не могли еще быть научными и обоснованными. Хотя в них отразилось осуждение капитализма и мечты о справедливом строе, однако не на пролетариат рассчитывали Фурье и Сен-Симон. Они видели его бедственное положение, но не видели, да и не могли еще видеть в нем самостоятельную общественную силу.

Кроме того, в теориях великих утопистов сказывался вековой односторонний взгляд на общество, в котором будто бы главную роль играют отдельные личности.

Великие утописты искренне верили, что разумные правители и гениальные реформаторы могут изменить мир. Достаточно открыть глаза человечеству, убедить его, осветить ему путь вперед, обратиться к богатым и власть имущим, чтобы утвердился справедливый строй.

Поэтому великие мечтатели просвещали, объясняли, уговаривали, просили, проклинали, призывали, но, за исключением русских социалистов, в их лексиконе не было слов «борьба» и «революция».

Призывы, объяснения, просвещение нужны. Но не сами по себе. Лишь тогда, когда эти призывы действительно зовут к революции, они необходимы. Можно объяснять людям несправедливость существующего строя, осуждать капитализм, звать их к справедливой жизни. Но если идеи, слова не соединены с реальной силой, а мечты – с борьбой, то они так и остаются словами и идеями. Смелыми и благородными, но все же словами.

Как же перейти к действию? Как социализм из мечты превратился в науку?

В 1848 году в Лондоне был издан написанный Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом «Манифест Коммунистической партии».

Это была первая программа научного социализма. Если верно старинное изречение, что книги имеют свою судьбу, то у этой книги удивительная судьба. О ней можно сказать словами одного русского поэта: «Вот эта книжка небольшая томов премногих тяжелей».

В «Манифесте» и других трудах Маркс и Энгельс объяснили сущность капитализма. Несправедливость и неразумность этого строя была известна еще Фурье и Оуэну. Они осудили капитализм, порождающий нищету и богатство. Однако тайна этого строя не была раскрыта.

А она состояла в том, что капиталист оплачивает рабочему не весь его труд.

На первый взгляд представляется, что все естественно и справедливо. Капиталист строит фабрику, покупает сырье, машины и платит людям за то, что они работают. Потом продает товар, и разница между ценой и затратами будто бы составляет его доход, прибыль.

Но это только на первый взгляд. На самом же деле не от продажи обогащается капиталист. Его доход с самого начала основан на вопиющей несправедливости. Она заложена в самом характере производства. Дело в том, что рабочий получает за свой труд далеко не полностью. Ему платят лишь столько, сколько нужно, чтобы он не умер с голоду, а мог существовать вместе с семьей. Конечно, размеры этой платы зависят от многих условий. Одно дело – высококвалифицированные рабочие, которые при поддержке своего профессионального союза многие годы ведут борьбу с владельцами завода, бастуют и требуют повышения заработной платы. Им платят больше.

Но все равно и в том и в другом случае рабочих не просто обманывают – их грабят. Рабочий трудится десять или восемь часов в день, а ему платят лишь за пять или за четыре часа. Другую же часть – половину дня – он работает, ничего не получая за свой труд. Все, что он создает в эти часы, присваивает себе капиталист. Один рабочий за четыре часа на станке сделает немало. А тысяча рабочих на заводе, а миллион рабочих в стране? Несметные богатства создаются каждый день рабочими людьми, а присваивают их немногие. По какому праву, в чем причина этой несправедливости?

Не злая воля капиталиста или невежество рабочего, а именно частная собственность порождает угнетение человека человеком. Поэтому совершенно бесполезно проклинать или не признавать капиталистический строй. Он утверждается, когда производство требует не бесправных рабов и не крестьян-одиночек, а тысячи людей около сложных машин и механизмов.

Проклинай не проклинай, отвергай не отвергай, но этот строй утверждается независимо от воли и желания людей. Точно так же, как в животном мире один вид приходит на смену другому, так и в истории одна ступень сменяет другую. Это естественный исторический процесс.

Однако и капитализм устаревает, он становится препятствием движению общества вперед. Но в отличие от природы, где ихтиозавры и мамонты сами по себе стихийно вымерли и сменились другими, более приспособленными к новому климату животными, в обществе смена не происходит стихийно. Сам по себе ни один строй не исчезает и не отмирает. Так и капитализм автоматически не исчезает.

Основа капитализма – частная собственность – охраняется и сберегается всей силой буржуазного государства. Все подчинено тому, чтобы удержать ее в неприкосновенности.

Законы предусматривают тяжелейшие наказания за нарушение права собственности. Армия готова в любую минуту подавить любое народное выступление против несправедливости. Полиция не столько поддерживает общий порядок, сколько стремится выявить всех противников частной собственности. В школе на уроках и в церкви на проповеди детям и взрослым внушают, что частная собственность священна и неприкосновенна.

Маркс и Энгельс впервые показали, что, прежде чем заниматься науками и искусством, раньше чем думать о самых возвышенных вещах и создавать самые глубокие и верные теории, люди должны пить, есть, одеваться, чувствовать крышу над головой.

Но, для того чтобы иметь еду и жилище, они должны все это производить. Производить ежедневным и ежечасным, изнурительным, монотонным трудом, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, из века в век.

Возникали и гибли империи, уходили в пески целые цивилизации, сменялись династии, истреблялись целые народы, а жизнь человеческая продолжалась. Почему?

Она продолжалась именно потому, что не отрывался пахарь от плуга, гончар от своего ящика с глиной, строитель от камней и бревен.

Труд людей, производство не только пищи и одежды но, прежде всего, орудий труда – вот что составляет основу жизни общества.

Не вера в спасителя и надежда на чудо, а точный научный расчет позволил сделать это открытие.

Действительно, если основу всей жизни общества составляет производство, – значит, главной силой общества являются те люди, которые это производство осуществляют. Ведь производство – это же не только машины, и груды металла, и кипы хлопка. Весь этот разнообразный мир станков, механизмов, аппаратов, складов, подъездных путей, портов без людей мертв. Труд оживляет его.

В условиях капитализма такой главной силой является класс наемных рабочих. По мере развития, усложнения производства этот класс непрерывно растет, становится все более квалифицированным, организованным. Без рабочих нет производства, нет и капитализма. Сами капиталисты существуют, пока требуются рабочие. И никуда от этого не уйти. Крестьяне разоряются, среди них, в свою очередь, образуются маленькие и средние капиталисты-фермеры и сельскохозяйственные рабочие. Ремесленники и мелкие торговцы также разоряются: они не выдерживают соревнования с фабриками и универмагами.

А рабочий класс остается, так как это класс особый. Он не имеет частной собственности на средства производства. Этим он отличается от крестьянина с его клочком земли, плугом, лошадью или трактором, от ремесленника с его верстаком или лавкой.

У рабочего есть личная собственность, то есть костюм, стол, кровать. Но эта собственность не может быть средством существования. Главного – машин, зданий, сырья, транспорта – рабочий класс не имеет. Это принадлежит капиталисту. Поэтому рабочему нечего терять, в отличие от крестьянина и ремесленника. Те борются против помещиков, против царской или королевской власти, но и держатся за свою собственность. Они стремятся быть хоть бы маленькими, но хозяевами. Рабочий же идет в революции до конца. Он не держится и не цепляется за частную собственность. Он свободен от нее. Ему легче сказать великие слова «наше», «общее».

Рабочий класс отличается от всех других трудящихся классов и тем, что он работает коллективно. Фермер, ремесленник, торговец обособлены – на своем участке, в своей мастерской. Между ними конкуренция: фермер Джон боится, что фермер Смит продаст огурцы дороже на десять центов, он ненавидит этого пройдоху Смита. Еще больше оснований для вражды у портного Марсье к портному Дювалье – тот переманивает клиентов. Каждый борется за жизнь в одиночку.

Другое дело – пролетарии, рабочие. Они собраны тысячными массами и на больших предприятиях, организованы самим производством. Не обособленность и взаимная конкуренция, а великое чувство коллективизма и товарищества рождается среди этого класса. Рабочие – и только они – способны к организованной борьбе против капиталистов и государственной власти. Если прекратит шить портной Марсье, этого никто не заметит. Но если встанет завод и десять заводов, остановятся поезда и застынут у причалов неразгруженные суда, прекратится подача тока и газа, то этот грозный голос рабочего класса услышит вся страна.

Своей силой и сплоченностью рабочие могут привлечь и повести за собой многих трудящихся – ремесленников, фермеров, мелких торговцев, интеллигентов.

К этому-то классу и обратились Карл Маркс и Фридрих Энгельс.

Но одно дело – теоретически открыть и доказать роль рабочего класса, способного уничтожить несправедливый строй, основанный на частной собственности, другое дело – объяснить все это каждому рабочему, организовать людей, не знакомых друг с другом, работающих в разных городах и на разных предприятиях, сплотить их для совместной борьбы. Это задача самостоятельной организации рабочего класса – партии коммунистов.

Учение Маркса о партии как организаторе рабочего класса было развито Владимиром Ильичем Лениным.

Не только учение – сама партия, первая партия, сумевшая поднять народ на революцию, была организована Лениным.

Самая первая партия, выросшая из небольших кружков и групп, объединенных общерусской газетой «Искра», была создана в России.

Лет восемьдесят назад буржуазный юрист Штаммлер выдвинул против марксистов «довод», считавшийся в кругах «критиков» марксизма неопровержимым. Раз марксисты признают гибель капитализма неизбежной и победу социализма закономерной, рассуждал Штаммлер, то для чего они создают партию, распространяют свое учение, борются за революцию. Ведь никто же не создает партию для содействия лунному затмению или другим явлениям природы, совершающимся закономерно. Мнимая логика Штаммлера была разбита Лениным и его соратниками. Действительно, содействовать лунному затмению нет необходимости, партию для этого создавать не нужно. А для победы социалистической революции партия необходима, и не только, чтобы организовать народ на борьбу против капитализма. Это только часть дела.

Другая не менее трудная задача – уже после революции практически создать новое справедливое общество. Без руководства партии это невозможно.

Партия определяет политическую линию, она объединяет и направляет к одной цели действия тысяч различных коллективов и групп на заводах и колхозах, ученых в лабораториях.

Партия выражает интересы не одной какой-то группы людей, не одной профессии или одной национальности. Она воплощает интересы всего народа, является его передовой частью, авангардом.

Партия и выдвигает людей, способных проводить в жизнь политику, отвечающую этим общим интересам народа. Так что она выступает коллективным вождем народа.

Как же поколебать, а потом уничтожить механизм капиталистического угнетения?

Необходима революция. Начало ее – захват государственной власти. Добровольно ни один банкир не отдаст ключи от своих сейфов, а капиталист – от своего завода. Их охраняет государство. Только сменив эту власть, то есть армию, полицию, суд, чиновников, можно вместо частной собственности утвердить общественную собственность всего народа.

Революция может быть в виде вооруженного восстания и гражданской войны, как у нас в Октябре или на Кубе. Она может быть более мирной, как, например, в Чехословакии или Болгарии, где не было вооруженного восстания и гражданской войны. Но во всех случаях она начинается с установления новой государственной власти, диктатуры рабочего класса.

Кто же начинает осуществлять эту революцию? Это очень сложный вопрос, и великие утописты, предвидя многое, на него не ответили, да и не могли ответить в свое время.

Революция – дело народа, трудящихся. Конечно, захватить здание парламента и правительства, банка и радиостанций может небольшая группка хорошо вооруженных людей. Но разве это будет революция? Ведь горстка вооруженных людей не может по всей стране осуществить глубокий переворот, заменить повсюду частную собственность общественной, установить по-настоящему справедливые отношения между людьми. Это может сделать только народ, то есть трудящееся большинство населения, во главе с рабочим классом.

Если социалисты-утописты обращались ко всей страдающей массе, не выделяя какой-либо класс особо, то Маркс и Энгельс впервые обратились к рабочему классу.

«Коммунистический Манифест» заканчивался словами, которые привели в трепет и ужас царей и банкиров, президентов и министров: «Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Маркс и Энгельс не только объяснили мир, но и боролись за то, чтобы его изменить. Они указали и выход – как сделать «обстоятельства человечными», чтобы человек мог свободно развиваться. А выход лишь один – устранить буржуазный строй. Заменить частную собственность общественной. Власть небольшой горстки имущих – властью всего народа. Тогда самому труженику будут принадлежать и богатства, созданные им самим, и богатства культуры, от которых он был отстранен.

Всестороннее свободное развитие человеческой личности – это и есть главная цель коммунистического общества, которую обосновывала философия Маркса.

Не каждый будет Рафаэлем, говорил он. Но каждый, в ком сидит Рафаэль, сможет быть им. В этом и состоит существо дела.

Чтобы человек мог осуществить все свои планы, раскрыть все свои способности, его нужно освободить. Не на словах, а на деле. Освободить от экономического гнета. Чтобы человек не зависел от внешних обстоятельств. И тогда не страх умереть от голода будет определять выбор профессии. А только одно – личная склонность, интерес.

Человек должен свободно избирать свой путь в жизни. Он должен быть свободен от всякого угнетения и притеснения – политического, национального, духовного.

И вот тогда всякий, в ком сидит Рафаэль, в ком природой заложен дар художника, верный глаз и точная рука, сможет действительно стать Рафаэлем. Не деньги, а только человеческие качества будут определять место человека в жизни.

Маркс пришел, таким образом, к выводу, что свобода отдельного человека немыслима без свободы всего общества. И путь к свободе – революционная борьба.

…Борьба за победу нового общества требует от людей самых высоких и лучших человеческих качеств: мужества, гордости, верности, убежденности. То, что когда-то было присуще одиночкам – Мору, Кампанелле, Бабефу, Фурье, Чернышевскому, – становится достоянием тысяч и тысяч людей – коммунистов. Та же вера в справедливость и те же мечты о счастье людей ведут их вперед. Только в отличие от Мора и Фурье они знают, куда идти и как бороться, они сильнее, за ними миллионы людей.

Но борьба всегда требует личных качеств, личного мужества, личной веры.

Идея верности истине, идущая из глубин истории, получила как бы новую жизнь и новое основание у коммунистов.

Верность своим убеждениям была для Ленина не фразой, а сутью, содержанием всей жизни, своеобразным внутренним нравственным законом. Она была для Ленина неотделимой от личных убеждений. Нельзя иметь в обществе, на людях одну философию, а дома, в личной жизни – другую. Только цельность натуры и убежденность могут быть прочной опорой для правильных действий.

Ленин выступил против тех революционеров, кто полагали, будто сразу же после революции можно перейти к коммунистическому строю. Эти люди считали, что важно завоевать власть и устранить частную собственность. Но они недооценивали ни сложности экономического развития, ни сложности человеческой натуры, не понимали, что никакой декрет, закон сам по себе человека не изменит. От того, что произошла революция, говорил Ленин, люди не стали сразу святыми.

Далеко не всякий способен на полную отдачу своих сил и самой жизни ради интересов человечества…

Коммунистические партии – партии героев. Это героизм высшего порядка. Он не показной и не на минуту, как вспышка. Он на всю жизнь.

Дело в том, что смелость смелости рознь.

Самый главный вопрос здесь – во имя чего проявляется смелость, выдержка и сила духа.

Личную смелость подчас проявляют и одиночки. За последние годы на Западе было немало таких проявлений – например, попытки переплыть в бочке или на надутом матраце океан, прыжок в горную пропасть с парашютом. Многие из этих предприятий кончались трагически.

Конечно, некоторые из этих смельчаков имели не только личные цели. Например, врач Ален Бомбар, пересекший Атлантику на шлюпке и доказавший возможность выживания одиночки в океане. В конце своей книги об удивительном плавании этот мужественный человек обращается ко всем, кто готов проявлять смелость вообще, не задумываясь, ради чего и во имя чего она проявляется. Бомбар пишет: «Ваше смятение будет тем бóльшим, что вы подвергли свою жизнь опасности без всякой пользы. А ведь в мире существует столько прекрасных и благородных целей, ради которых можно рисковать жизнью».

Из этих целей самой прекрасной и самой благородной является борьба за справедливость, против зла и насилия, за то, чтобы люди были счастливы.

Ни личной славы, ни денег, ни каких-то особых почестей и привилегий не ищет и не добивается человек, борющийся за эти цели. Просто он не может поступать иначе, он не может привыкнуть к несправедливости и тупости и борется против них.

Самое трудное – каждый день из года в год делать незаметную, но необходимую для партии работу. Изо дня в день печатать газеты и листовки, разносить их, быть готовым, что тебя арестуют, на долгие годы бросят в камеру или лагерь, а то и убьют. И все равно делать необходимое для партии дело.

Мужество коммунистов-подпольщиков в царской России, в фашистском подполье, в тылу оккупантов, в странах Латинской Америки не имеет себе равных в истории.

Точно так же, как мужество и преданность советских коммунистов, которые всегда шли в первых рядах народа, строили в годы пятилеток и в годы войны заводы и дороги.