Текст книги "Гадкие, лживые фейри (ЛП)"

Автор книги: Сабрина Блэкберри

А. И. Новиков.
ЗАГОВОР СПРАВЕДЛИВЫХ.
Очерки

«…марксизм отнюдь не отбросил ценнейших завоеваний буржуазной эпохи, а, напротив, усвоил и переработал все, что было ценного в более чем двухтысячелетнем развитии человеческой мысли и культуры».

В.И. Ленин

1. Во имя справедливости

Мир, в котором мы живем, непрерывно изменяется. День ото дня, год от года нарастает темп изменений в технике, науке, в политической жизни стран и народов. И реальная жизнь догоняет, а подчас обгоняет человеческую фантазию. Романы фантастов прошлого века читаются как наивный и романтический рассказ о том, что уже сбылось, и мы даже с некоторым чувством превосходства вслушиваемся в длинные рассуждения ученых – героев этих произведений.

Современные фантасты свободно перемещают героев из одной галактики в другую, и мы уже не очень волнуемся, когда звездолет уносит героя с Земли на какую-нибудь звезду Альфа-Центавра. Ведь он скоро вернется. Причем обязательно вернется.

Казалось бы, нас постепенно отучают удивляться величайшие достижения техники: машины-переводчики и машины-конструкторы, телевизионные передачи из космоса и мех, полученный из газа, лучи лазера и искусственное сердце.

Однако мы все равно удивляемся. Удивление, фантазия, мечта зовут человека вперед, не дают ему стать равнодушным, позволяют увидеть вещи и события в необычном свете, представить то, чего еще нет. Фантазия, говорил Ленин, нужна не только поэту, но и математику. Она нужна всем.

Действительно, без фантазии, без умения воображать не поймешь сложного мира, окружающего нас. Иногда говорят: самое сложное – это электронная быстродействующая машина, умеющая думать, или мозг человека, или живая клетка, несущая в зашифрованном виде наследственные признаки от прошлых поколений. Да, это очень сложные вещи и явления. Увлекательны науки, их изучающие: кибернетика, физиология высшей нервной деятельности, генетика.

Но есть в мире нечто более тонкое, многогранное и сложное, чем мозг человека и чем самая тонкая и умелая машина. Это – человеческое общество – переплетение экономики и политики, революций и войн, труда и борьбы, великого и малого, людской ненависти и любви.

Познавая природу, люди раскрывали то, что еще не было известно, но уже существовало в мире, закономерно повторялось.

С давних времен астрономы предсказывают солнечные и лунные затмения. Астрономы Леверье и Адамс предсказали существование еще не открытой планеты Нептун, зная движение других планет Солнечной системы и силы их притяжения.

Менделеев предсказал свойства трех впоследствии открытых химических элементов – галлия, скандия, германия, а физик Дирак – существование позитрона, внутриядерной частицы.

Знаменитый географ Визе, зная пути движения льдов и течений в Ледовитом океане, теоретически рассчитал место, где должен находиться неизвестный остров. И скоро с борта ледокола в туманной дымке путешественники увидели этот остров.

Химики, получая новые синтетические материалы, заранее предвидят их свойства, сквозь значки формул они видят и цвет, и прочность, ощущают фактуру еще не 8 созданного волокна.

Но вот перед нами человеческое общество в любой момент его жизни. Никакой микроскоп и телескоп, никакие расчеты и эксперименты не могут охватить всю его сложность. Люди заняты своими делами, и им не скажешь, как в детской игре: «замри», «остановись», я буду тебя изучать. А если остановится один, то ведь это же не общество. Можно очень подробно описать жизнь, мысли, поступки одного человека, двух, трех, можно, подобно Шекспиру и Толстому, создать обобщенный тип, но ведь всех не опишешь, если их миллион. А если десять, сто миллионов, миллиард – и все разные?

Люди трудятся, рождаются, умирают, торгуют, воюют, мечтают, пишут стихи, говорят речи. И что ни человек, то целый мир. Ведь у каждого есть свои планы, чувства, оценки явлений. Как же разобраться в этом необычайно сложном и запутанном организме, именуемом обществом, и, самое главное, как предвидеть его будущее?

С давних пор жила эта мечта: заглянуть в будущее – на год, на десять лет, на век вперед. Научное предвидение общественной жизни было осуществлено только марксистами-ленинцами, но в течение веков жило стремление узнать будущее.

История сохранила нам имена многих людей, которые всматривались в необозримое будущее не просто ради предсказаний. Нет, не просто красивые сказки о будущей счастливой жизни рассказывали они людям. Великие мечтатели хотели научить людей быть счастливыми. Они видели несправедливость вокруг себя и не могли молчать.

Ни славы, ни богатства, ни власти не ждали для себя создатели коммунистических и социалистических утопий, пытавшиеся мысленно преодолеть будущее и перестроить мир на началах справедливости. Трагична была судьба многих из них.

Бессонные ночи над рукописью в холодной неуютной каморке где-либо под крышами Парижа или Петербурга, смерть на эшафоте, под ножом гильотины или топором палача.

Эти люди, мечтавшие о будущем обществе, были опасны для тех, кто не хотел никаких изменений, боялся их. Власти бросали мечтателей в тюрьму, священники проклинали в проповедях, а газеты объявляли безумцами.

Современник и ученик французских утопистов поэт парижской бедноты Беранже с горечью писал в стихотворении «Безумцы»:

 
Оловянных солдатиков строем
По шнурочку равняемся мы.
Чуть из ряда выходят умы,
«Смерть безумцам!» – мы яростно воем.
 
 
Сен-Симон все свое достоянье
Сокровенной мечте посвятил.
Стариком он поддержки просил,
Чтобы общества дряхлое зданье
На основах иных возвести.
И угас, одинокий, забытый,
Сознавая, что путь, им открытый,
Человечество мог бы спасти.
 
 
Господа, если к правде святой
Мир дороги найти не умеет, –
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
 
 
…Если б завтра земли нашей путь
Осветить наше солнце забыло –
Завтра ж целый бы мир осветила
Мысль безумца какого-нибудь!
 

Для благополучных буржуа, людей с ожиревшими душами, всякий, кто был не похож на них, кто думал не о себе, а о судьбах других людей, безумец. И не просто тихий, безобидный чудак, а опасный безумец, подрывающий основы порядка, покушающийся на их достаток.

Томмазо Кампанелла? Ученый монах-доминиканец, сочинявший книги, мог стать настоятелем монастыря, епископом, наконец, кардиналом. А он стал обличать неправду и невежество и мечтать о справедливом и просвещенном мире, о городе Солнца. В тюрьму его, сгноить в сыром каземате!

Томас Мор? Образованный и знатный человек, близкий к королю, лорд-канцлер Британии. Он мог бы жить, как все, брать взятки, грабить казну, пресмыкаться перед королем и его фаворитками и не видеть, что делается на зеленых лугах и в трущобах старой веселой Англии. А он видел. Видел сквозь стены замков и окна кареты толпы нищих, затравленных крестьян, ставших бродягами. Мечтал о справедливом устройстве мира, об Утопии. В тюрьму его, на плаху!

Сен-Симон? Граф, человек высокого сословия королевской Франции, «белая кость и голубая кровь». Но почему же граф не в кружевном жабо и без шпаги, не в гостиной, а в маленькой чердачной конуре со срезанным потолком? Почему граф кашляет кровью, а щеки его втянулись и побледнели? Да он переписчик в ломбарде, этот граф! И ночи напролет пишет о том, как избавить человечество от бедствий, нищеты, войн, грязи, невежества, как вывести его на светлую дорогу прогресса.

Михаил Петрашевский? Окончив лицей, он не пошел по пути, проторенному вереницей одинаковых и послушных николаевских чиновников. Он предпочел сказать правду об окружающей жизни. Но призыв к справедливости вел прямым путем в крепость и в Сибирь.

Николай Чернышевский? Сын священника, кандидат филологии Петербургского университета, мог жить, «как все», продвигаться по ступеням службы – учитель гимназии, магистр, приват-доцент, ординарный профессор, восхваляющий мудрого монарха и порядок, установленный богом… Но Николай Чернышевский пошел по другому пути, он услышал, почувствовал умом и сердцем мучения миллионов русских крестьян, которых вчера продавали на рынках, как скот, а сегодня разорили, отняли землю и пустили по миру, назвав это «освобождением». Чернышевский призывал крестьян на борьбу за лучшую, достойную жизнь человека. И вот результат – десятки лет своей жизни провел Николай Гаврилович в тюрьме, на каторге и в ссылке.

Об этих великих мечтателях мы всегда должны помнить. Их бессонные ночи, их жизни были отданы людям не напрасно. И пусть многие теории и планы, выдвинутые утопистами, оказались наивными, а подчас и неверными, они сделали великое дело.

Когда парусный корабль шел ночным бушующим морем, то каждый даже слабый, мерцающий огонек на его пути был великим счастьем, он помогал не сбиться во тьме, он поддерживал в людях надежду. А без надежды и без мечты настоящий человек жить не может.

Идеи великих мечтателей поддерживали человеческое в людях. Они звали их, пусть тех немногих, кто слышал их голоса, вперед к лучшей, справедливой жизни. Эти вехи, огоньки на большом пути человеческой истории, привели к тому, что в середине прошлого века наконец появилось учение Маркса, которое могучим прожектором науки осветило путь к лучшей, справедливой жизни, к коммунизму.

Справедливость – вот слово, которое объединяло людей, живших в различных уголках мира, и объясняло их ненависть и любовь.

Конечно, единой справедливости для всех времен и для всех классов быть не может. Но в прошлые века для большинства людей на земле, то есть трудящихся, неграмотных, забитых крестьян, изнуренных рабочих, нищих ремесленников, понятие справедливости имело общий смысл. Почему те, кто не трудятся, ходят в шелках, разъезжают в золоченых каретах, живут в замках и просторных домах, веселятся, слушают музыку?

Почему тысячи других людей лишены всего этого, хотя именно они мастерят кареты, ткут шелка и мелют зерно? Почему они должны отдавать свой труд помещику, фабриканту, лавочнику, сборщику налогов, священнику, а своих сыновей посылать в королевскую пехоту или царскую армию на убой неизвестно за что?

Эти люди, труженики и бедняки, не знали и не могли знать, каким должен быть мир.

Но они твердо знали одно – он не должен, не может оставаться таким, каков есть.

По-разному, подчас наивно и фантастично, люди разных веков представляли себе будущее:

где прекратятся бесконечные войны – будет мир;

где труд перестанет быть каторгой;

где люди будут свободны от королей и царей, от помещиков и чиновников;

где все люди будут равны, никто не сможет возвышаться над другим и никто не будет унижен;

где прекратится всеобщая вражда и люди станут братьями.

Вот это и будет счастливый и справедливый мир.

В этом сходились и средневековые альбигойцы-еретики, и чешские табориты, «богемские братья», и немецкие крестьяне, выступившие с Мюнцером против баронов и попов, и лионские ткачи, и лондонские подмастерья из «холодных домов», и русские крестьяне, веками мечтавшие о земле и воле.

Миллионы обездоленных горячо молились богу и так же горячо проклинали хозяев и отвергали попов; они ломали машины и поджигали замки и усадьбы, захватывали земли и не платили налогов.

А после те, кого не повесили, снова трудились, уже в кандалах, или гребли на каторжных галерах.

Помните, как славный и смелый Тиль Уленшпигель говорил: «Пепел Клааса стучит в мое сердце». Вот так же пепел тысяч невинных людей стучал в сердца великих мечтателей. Вера в справедливость, любовь к людям вели их вперед, в тысячу раз увеличивая человеческие силы, позволяя опережать свое время.

Только одного ждали они от будущего – утверждения справедливости.

Это был заговор справедливых.

Заговор особого рода. Они не знали друг друга и не сговаривались между собой. Но сквозь пласты времени, из века в век, из года в год, из страны в страну шла эта неразрываемая нить мечты о будущем справедливом мире.

Мы – в особом положении. Мы сейчас находимся как бы на вышке времени, на исторической горе.

Вот уже шестьдесят лет реально существует в нашей стране самый справедливый общественный строй. По пути, проложенному нашей Родиной, идут сотни миллионов людей во всем мире.

Но мы не забываем и не можем забыть о наших предтечах.

Как же рассказать сразу о всех мечтателях прошлого, известных и безвестных?

Когда-то Гете говорил: кто хочет понять поэта, тот должен пойти в его страну. Это верно не только для поэтов, но и для социальных мыслителей, живших в странах Востока и Запада. Каким бы фантастическим ни казалось будущее общество, описанное каждым из них, в нем есть черты, понять которые можно, только следуя совету Гете. Путь в Утопию Мора проходит через Британию, в Город Солнца Кампанеллы – через Италию, в фаланстеры Фурье – через Францию, в мир мечты петрашевцев или героев «Что делать?» – через поля России и через казематы Петропавловской крепости.

Мы и пойдем по этим путям.

Но прежде – немного о часах истории, о том, как можно опережать время, видеть будущее, возвращаться к прошедшему.

2. Часы истории

Каких только нет часов на свете! Столб или шест, стоящие посередине освещенной солнцем площади или просто полянки, – вот вам уже часы. Тень на земле перемещается – утром она в одной стороне, вечером – в другой, то она длиннее, то короче, а в полдень ее почти совсем не видно: солнце над головой, и лучи его падают прямо на маленький кружок – срез столба. Тень движется по кругу, как часовая стрелка. Правда, эта стрелка неровная, она повторяет поверхность столба или шеста со всеми его сучками и по земле стелется, повторяя рельеф, взбирается на бугорки и перескакивает ямки. И все же неумолимо – так же, как восход и закат солнца, – движется она по кругу, и люди могли в потоке времени выделять отдельные участки, отрезки.

Но очень уж несовершенны и капризны были эти часы. Ночью ими пользоваться нельзя, в пасмурную погоду, когда солнцу не пробиться сквозь облачный потолок и дождевой занавес, тоже нельзя.

Появились часы водяные и часы песочные.

Проходят века, и совсем недавно, всего тысячу лет тому назад (это очень немного по сравнению со всей жизнью человеческого рода) появляются часы механические, самодвижущиеся. Это был, как говорил Маркс, первый автомат, созданный людьми для практических целей.

С тех пор торжественный, громкий и тихий, чуть слышный, ход бесчисленных часов сопровождает всю жизнь человека, отсчитывая минуты и секунды из потока времени. По часам люди встают и спешат на работу и, окончив трудовой день, возвращаются домой. По часам отмеряют сорок пять минут школьного урока.

По часам движутся поезда; они летят сквозь ночь, и машинисты спокойны – знают, что в это время на путях не будет других составов.

По часам начинались битвы. Кутузов неторопливо вынимал старые свои часы с тяжелой узорчатой крышкой, и полки вооруженных всадников натягивали повод, чтобы в следующую минуту его отпустить и дать коням свободный и легкий ход. В великой войне с фашизмом гигантский механизм советской наступающей армии действовал по часам, минутам и секундам.

Часы и минуты бегут, могучий поток времени несет их, как быстрая река. Но от того, пусты или наполнены эти частички, зависит, исчезнут ли они бесследно в океане времени или отпечатаются и сохранятся надолго.

Древние образно сравнивали время с рекой Летой, протекавшей, как говорит греческий миф, в подземном царстве. О незадачливом стихотворце Пушкин писал: «Сперва всему терзает свету слух, потом печатает – и в Лету – бух». Устами Владимира Ленского он, как вы помните из «Евгения Онегина», говорит: «И память юного поэта поглотит медленная Лета».

Медленная Лета поглотила не только сочинения безвестных поэтов, она унесла миллионы миллионов минут бесцельного, бесполезного существования. Не отдельные люди – целые классы людей только ели, пили, спали, развлекались – бесцельно существовали, ничего не давая окружающим, и понятно, что тысячи часов их жизни канули в Лету, справедливо забыты. Разные жизни людей по-разному заполнены. Час часу рознь. Если сравнить эти часы с кубиками вещества, то можно сказать, что у одних они наполнены, как в безвоздушном пространстве – два атома на кубический сантиметр, а у других этот кубик-час невероятно тяжел, уплотнен, в нем сконцентрирована, спрессована колоссальная сила.

Самым поразительным, превосходящим все привычные мерки примером такого наполнения каждого часа была жизнь основателя нашего государства – великого Ленина.

Посудите сами. Владимир Ильич прожил сравнительно короткую жизнь – неполных 54 года. Гимназия, экзамены за университет, тюрьма, ссылка, долгие годы эмиграции – годы скитания по чужим странам и неуютным квартирам. Такова внешняя канва этой великой жизни в период до революции. Но за этими фактами стоят годы, насыщенные непрерывной и вдохновенной работой, годы создания Коммунистической партии, которая возглавила первую в мире социалистическую революцию.

А после революции – шесть лет во главе Советского правительства, нечеловеческий труд по руководству великой и нищей, разоренной и трудолюбивой Россией.

Вот запись секретаря о его работе со 2 октября по 16 декабря 1922 года: «Написал 224 деловых письма, принял 171 человека (125 приемов), председательствовал на 32 заседаниях и совещаниях…»

Руководство партией, решение самых сложных вопросов военного дела, промышленности, сельского хозяйства, культуры требовали гигантского напряжения сил и уплотнения времени. Время Ленина было спрессовано до последнего предела. Но предела как раз и не было. Казалось бы, что мог еще успеть человек? Но человек, а имя его Ленин, написал тысячи произведений, они составили 55 толстых томов. Ленин прочитал горы книг, изучил латинский, древнегреческий, английский, немецкий, французский, итальянский языки, читал по-польски и по-чешски. Он знал цену времени не только личному, но и историческому.

В иные часы и минуты могут решиться судьбы целых стран и народов. За эти часы история подвигается вперед быстрее, чем за прошлые десятилетия и даже века. В эти часы мечты о справедливости или осуществляются, или откладываются на десятки лет. Именно такими были последние часы накануне Октябрьской революции.

Все силы старого мира готовы были обрушиться на большевиков в революционном Петрограде. С фронта, оставив окопы и заграждения, открывая германской армии пути к центрам России, двигались к Петрограду полки. По приказу Временного правительства они были сняты с фронта, чтобы подавить революционных рабочих. Только решительный перелом – вооруженное восстание – мог спасти революцию. В эти критические часы Владимир Ильич писал: «…промедление в восстании смерти подобно… Надо во что бы то ни стало… сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив… юнкеров… История не простит промедления революционерам…»

Промедления не было. 25 октября (7 ноября) весь город, кроме Зимнего дворца, был в руках восставшего народа. У всех мостов через Неву, в банке, на телефонной станции, телеграфе, на вокзалах стояли патрули рабочих, матросов, солдат, верных революции. А в следующую ночь был взят Зимний.

За несколько часов решилась судьба не только России, но и истории всего мира. Так началось главное событие XX века.

События в осеннем, холодном Петрограде отозвались гулким эхом на всем земном шаре.

Началась новая эра.

Ни одни часы в мире не смогли закрепить, задержать ни одного дня, сохранить его для следующих поколений. Каждый из них безвозвратно ушел в прошлое, как тысячи тысяч других дней, наступавших и уходивших с тех пор, как возникла наша планета.

Но историческое время имеет особую память. Так же, как в современных кибернетических машинах есть запоминающее устройство, так и у часов истории. Эти часы в отличие от обычных способны удержать любой протекший год, месяц, день, а иногда и час.

Историческое время можно сравнить с линейкой, у которой сперва идут очень большие деления, ну, к примеру, по двадцать пять сантиметров, а потом, слева направо, все мельче и мельче. В правой стороне деления очень дробные, уже по миллиметру, а то и еще тоньше. Все новые и все более дробные деления наносятся на нее, и конца им нет. А скорость, с которой возникают эти деления, все возрастает.

Темпы изменений в историческом времени увеличиваются. Один швейцарский инженер в своей книжке о человеке и технике сравнил весь путь человека с марафонским бегом. «Допустим, – писал он, – что человечество живет на земле 600 тысяч лет (хотя в действительности несколько больше). Представим историю человечества как путь в 60 километров. 1 километр – 10 тысяч лет.

Итак, – говорит автор, – бóльшая часть этого 60-километрового расстояния пролегает по весьма трудному пути – через рощи и девственные леса. Мы об этом ничего не знаем, ибо только в самом конце – после 58 – 59 километров – мы находим наряду с первобытным оружием пещерные рисунки как первые признаки культуры, и только на последнем километре появляется все больше признаков земледелия.

За 200 метров до финиша – дорога, покрытая каменными плитами. Она ведет мимо римских укреплений. За 100 метров до финиша бегунов обступают средневековые городские строения.

Осталось только 10 метров! Они начинаются при скудном свете факелов и масляных ламп.

Но при броске на последних 5 метрах происходит чудо: яркий свет заливает ночную дорогу, повозки без тяглового скота мчатся мимо, машины шумят в воздухе, и пораженный бегун ослеплен светом прожекторов… репортеров радио и телевидения…»

Итак, историческое время в отличие от астрономического имеет начало. Кроме того, оно может идти то быстрее, то медленнее. Иногда оно просто несется вскачь. Это тогда, когда события совершаются с невероятной быстротой. Во время революции за несколько часов или дней рушатся веками существовавшие монархии, казавшиеся незыблемыми, народные массы получают уроки политического опыта.

Историческое время может и замедляться, когда отжившие и обреченные на гибель силы хотят удержать свое господство. Именно так оно замедлялось в некоторых странах Европы в наши дни.

Без малого полвека фашисты правили Португалией. Семь лет у власти в Греции находились «черные полковники», незаконно объявившие себя правителями этой страны – родины демократии и великого искусства.

Но пробил час исторического времени – и в считанные дни пали эти режимы. Народ сказал свое слово.

Задумываясь над всеми этими событиями, мы неизбежно приходим к выводу, что в истории, как и в природе, действуют свои законы. Один из них – смена устаревшего строя другим, новым.

Никто не в состоянии остановить часы истории, удержать строй и порядок, который отжил свой век. Старый мир может лишь временно отсрочить свою гибель, но остановить историческое движение ему не дано.

Египетские фараоны мечтали о бессмертии и незыблемости своего могущества. По их приказу рабы воздвигали пирамиды, храмы, из неподатливого камня высекали грандиозные статуи. Казалось, не было предела власти фараонов. И что же осталось от них? Да ничего. Только пирамиды и храмы – как память о труде безвестных людей, как живое свидетельство таланта, мастерства, воображения.

Точно так же и власть римских императоров казалась незыблемой. По приказу из Рима плыли галеры, шли легионы в далекие страны, скакали гонцы. Весь тогдашний мир вокруг Средиземного моря был подвластен императорам. Римские крепости поднимались все севернее, за Дунай, к Альпам. Еще дальше – в Британию. Но все до поры до времени.

Пробил час истории – и вековая громада Римской империи рухнула. Не помогли ни тяжеловооруженные легионы, ни императорская гвардия, ни тысячи сборщиков налогов. Ничто не помогло.

Восстания рабов и порабощенных народов расшатали империю Рима. И рухнула его власть. Сохранилось от нее только то, что было создано мыслью и трудом людей.

Закон истории, по которому старый, отживший строй обязательно сменяется новым, был верен не только в древние времена.

Шесть десятилетий тому назад за каких-нибудь два-три дня рухнула императорская власть в России. 304 года правила она страной. Гвардейские полки охраняли покои царствовавшей фамилии; суды, жандармерия, армия поддерживали устои империи; во всех церквах от Варшавы до Владивостока молились за здравие «помазанника божия на земле». Тысячи и тысячи десятин земли, на которых, не разгибая спин, работали крестьяне, приносили постоянный доход «хозяевам земли русской», как они сами себя называли. И вот весной 1917 года все это кончилось. Россия из империи стала республикой, началась революция, достигшая, подобно волне, своей вершины, девятого вала, уже к осени того же года. То, что казалось прочным и незыблемым, на деле не было таким. Здание империи непрерывно расшатывалось крестьянскими восстаниями, борьбой рабочих и всего народа против власти, бездарно управлявшей великой страной и преступно предававшей интересы великого народа. Не стало Российской империи, но сохранились возведенные русским народом города и селения, дороги, проложенные в тайге и пустыне, обработанные поля, написанные книги, сложенные кирпич к кирпичу, камень к камню храмы и дворцы.

Ускорить историческое время удается далеко не всегда. Ведь силы зла и несправедливости всегда хорошо организованы. Они держатся друг за друга и готовы на все, чтобы сохранить свое положение. Никакие словесные уговоры, жалость, логика, сочувствие на них не действуют. Поэтому лишь сознательная сплоченная сила людей, не только мечтающих о справедливости, но и готовых драться за нее, может противостоять силам зла.

И прежде чем тысячи пойдут по пути борьбы за справедливость, его проложат одиночки. Любовь к людям, стремление сделать их счастливыми придавали им силы в неравной борьбе.

Без этих людей, честных до бескорыстия, готовых все отдать другим людям, вплоть до собственной жизни, верных своей мечте, мир не изменился бы.

Наступает момент – он отмерен на часах истории, – когда мечты о справедливости могут стать реальной жизнью. Тогда многих из тех, над которыми прежде смеялись обыватели, начинают называть пророками. Не каждый из честных, справедливых и бескорыстных людей мог подняться над своим временем и увидеть будущее. Но те, кто увидели, стали маяками на пути к этому будущему. На великом пути – от утопии к науке.