Текст книги "Гонец из прошлого (Посыльный 'серой стаи' - 1)"

Автор книги: С. Задонский

Соавторы: М. Задонский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Этих я заметил. Молодые ребята со всем джентльменским набором "новых русских": дорогие костюмы, мобильные телефоны, даже здесь в прокате автомобилей взяли дорогие джипы с затемненными стеклами.

– Правильно. Турки, понятно, приставлены следить за нами и прослушивать наши разговоры. Кстати, они довольно прилично говорят по-русски. Американцы и немцы весь день проводят в порту, в свободной зоне и на набережной, якобы готовятся к международной конференции по морскому праву и обеспечению безопасности морских перевозок. Не обходят они вниманием и подводную лодку. Но и их интерес к этой субмарине можно как-то объяснить. А теперь вы, сугубо гражданский человек, ответьте мне: зачем "новым русским", ребятам с бритыми затылками и золотыми цепями, понадобилась эта лодка?

– Как, и им тоже? – в один голос изумленно воскликнули Сергей и Александр.

– Да, и им тоже. И, наверное, даже в большей степени, чем американцам, немцам и туркам, вместе взятым. Они уже успели обследовать лодку с носа до кормы и от киля до рубки. Но, судя по их беспорядочным действиям, они либо ничего не нашли, либо не знают, что искать, и уповают на случай.

– Да, деньги великая вещь, да еще, если их много, они зеленого цвета и называются долларами, – риторически заметил Александр, хотя всем присутствующим было понятно, как именно могли оказаться эти ребята на подводной лодке.

– И ваш друг, Сергей Альбертович...

– Какой... мой друг? – запнувшись от неожиданности, тихо спросил Сергей.

– Ваш друг, Василий Семенович Макаров, со своими ребятами тоже успели посетить лодку. Вот так-то. А удастся ли нам проделать то, что сделали они, – ещё не известно. Ведь мы не знаем самого главного, как, впрочем, я думаю, и все они – что нужно искать на этой старой подводной лодке?

– Хорошо. Владимир Николаевич, Саша, я вам расскажу. У меня есть один знакомый. Считаю, что пока нет нужды говорить, кто он такой и что нас с ним связывает. Полагаю, что после нашего возвращения мы с ним встретимся, и он вам подробно все расскажет. Но на сегодняшний день я и сам мало что знаю. Он давал мне кое-какие документы, и газету в том числе, – обращаясь к Александру, сказал Сергей, – но часть их не так давно была у меня похищена, кстати, не без помощи нашего Макарова, а из того, что осталось, трудно составить ясное представление о существе вопроса.

– А теперь о подводной лодке, – снизив голос до полушепота, произнес Михайлов. – Мой знакомый просил выяснить только одно – номер субмарины.

– Это практически невозможно! – возразил Голубев. – За полвека, что лодка пролежала на дне Черного моря, пусть даже и неплохо сохранившись... Ни о каком номере не может быть и речи.

– Но те лодки, которыми интересуется мой знакомый, не имеют номера корабля в общепринятом понятии, то есть нанесенного краской. По его словам, это какая-то специальная серия лодок, и номера на них вырезаны из металлических листов и приварены или привинчены на рубках. Вот он и хотел узнать, не из этой ли серии трабзонская субмарина?

– Судя по возне вокруг нее, из той самой – в этом можно не сомневаться, – вставил слово Богуславский. – Владимир Николаевич, вы моряк, вам и карты в руки.

– Теперь кое-что становится на свои места, но я думаю, что, несмотря на все принятые нами предосторожности, кто-то попытается нас, а точнее вас, Сергей Альбертович, спровоцировать на определенный поступок.

– А как они могут это сделать?

– Просто. Устроят по просьбе Генконсульства осмотр лодки, но по каким-то обстоятельствам, весьма важным, заметьте, не допустят возможности посторонним приблизиться к ней.

– Но это возможно только в том случае, как вы верно заметили, если они знают, что искать на лодке, – добавил Михайлов.

– Правильно. А если они не знают, что искать, но догадываются, что в Трабзоне на сегодняшний день есть люди, которые это знают, то каковы их действия?

– Разрешите, Владимир Николаевич, – начал Богуславский. – В таком случае они должны вынудить нас самих показать то, что им нужно. Будем плясать от печки. Во-первых, почему они заинтересовались именно этой лодкой? Потому, что лодка своей конструкцией или предназначением отличается от остальных. Они это поняли и сейчас её исследуют.

– Сразу же в качестве присутствующего здесь моряка, как ты недавно заметил, вставлю ремарку. Месяца три назад в турецких газетах прошло сообщение, что недалеко от Синопа штормом выбросило останки потопленной немецкой подводной лодки, корпус которой до такой степени подвергся коррозии и проржавел, что разламывался в волнах на глазах у местных жителей. Подвожу итог сказанному: наша субмарина за полвека в соленой воде не сгнила и даже с виду практически цела и невредима. Далее, внутрь лодки для её сохранности был закачан какой-то газ, скорее всего из разряда инертных, то есть лодку не просто бросили и затопили, а законсервировали на длительное время, на будущее. Только у тех, кто это делал, по-видимому, будущего не оказалось. И, наконец, раз подводная лодка за полвека никогда ранее не всплывала, то можно сделать вывод, что она где-то стояла, быть может...

– ...на подводной базе или на чем-то подобном, верно? – не выдержал Михайлов, напряженно слушая военного атташе. – Я даже помню книжку с похожим эпизодом о немецкой подводной лодке "Летучий Голландец": роман, кажется, называется "Секретный фарватер", правда, автора не помню.

– Платов. И даже может быть, что ваш знакомый, Сергей Альбертович, знаком с автором этой книги и подарил ему данный сюжет. Будете в отпуске в Москве, попробуйте с ним встретиться, если он ещё здравствует.

– Таким образом, по первому пункту стало кое-что вырисовываться, сказал Александр. – С вашего разрешения, я продолжу. Во-вторых, не допустить нас к лодке они могут и в том случае, если они не знают, что искать. Тогда "нашим друзьям" просто останется занять выгодную позицию и наблюдать за всеми, кто проявляет к лодке хотя бы малейший интерес, а уж потом вытащить нужные сведения из человека или группы людей. Отсюда вытекает и третье: кому-то из нас, скорее всего тебе, Сережа, они подстроят какую-нибудь пакость. Ну, там, контрабанду, наркотики, девочек, ты понимаешь меня. В обмен же за гуманное с их стороны отношение к тебе и сокрытие местными официальными лицами и органами власти, а равно товарищами американцами, немцами и "новыми русскими" твоих преступных действий и фактов нарушения международных законов на территории Турции попросят тебя рассказать обо всем, что у тебя связано с этой старой немецкой подводной лодкой. А может, даже попробуют завербовать – и такое исключать нельзя.

– Сергей Альбертович, Саша расписал все толково. Но все равно ваше слово последнее. Мы можем узнать то, что вам надо, уже сегодня, но в таком случае мы рискуем нарваться на неприятность. Есть и другой путь, он более безопасный, но никто не может сказать, на сколько времени он растянется.

– Нет, мне и моему знакомому подходит только первый путь. Да, и ещё перед одним человеком у меня есть обязательства, но об этом как-нибудь потом, – вспомнив погибшего Георгия, сказал Сергей.

Глава 44

– Ну-с, продолжим, Сергей Валентинович! – раздался голос старшего из прибывших для беседы с Васильченко сотрудников одной из спецслужб.

– Я думаю, что мы только начинаем, – тут же парировал Васильченко. – И начнем мы именно со знакомства. В противном случае позвольте мне откланяться. – В динамиках послышался отчетливый стук каблуков.

"А Васильченко не так прост, как кажется: такие могут пригодиться. Надо будет, чтобы Федоткин принес мне его личное дело и побольше раскопал о нем", – рассудил про себя Антипов.

– Мы и собирались это сделать, – ответил второй. – Разрешите представиться. Старший оперуполномоченный отдела по расследованию фактов коррупции городского управления ФСБ капитан Чаплыгин Александр Григорьевич.

– Старший оперуполномоченный того же отдела того же управления капитан Чикичев Геннадий Александрович.

– Васильченко Сергей Валентинович, пока нахожусь в распоряжении начальника департамента комплексной безопасности МИД России. Так что мы с вами в некотором роде коллеги.

– Очень приятно, что наше служебное родство вы осознаете. Значит, нам быстрее удастся наладить взаимопонимание и решить наши проблемы.

– Я тоже так думаю. Так что вас интересует?

– Вы занимались вопросами оформления российского гражданства? – начал Александр Григорьевич, видимо, старший из этой парочки.

– Да, но только в самый начальный период работы нашего посольства, когда не хватало сотрудников с дипломатическим статусом.

– Сколько подобных дел прошло через ваши руки? – взял слово Геннадий Александрович.

Далее их беседа протекала в режиме допроса. Чаплыгин и Чикичев по очереди задавали вопросы Васильченко, практически не оставляя тому времени на обдумывание ответов. Но Сергей Валентинович, опытный офицер, не давая застать себя врасплох, на все вопросы отвечал полно и ясно.

– Около двух сотен.

– Посетители, приходившие в посольство оформлять гражданство или получить ходатайство о выдаче статуса беженца, просили именно вас принять их или кого-нибудь другого из дипломатического состава.

– Принимать посетителей были уполномочены только дежурный дипломат или начальник консульского отдела. Естественно, когда я выполнял обязанности такого дежурного, то посетители охранниками консульского отдела направлялись только ко мне, а в особых случаях – к консулу.

– Что это за особые случаи?

– Я могу рассказать только о тех, которые были в моей практике.

– Конечно. Мы сейчас беседуем только о вашей работе.

– Во-первых, если посетитель не был удовлетворен моими разъяснениями и подавал письменную жалобу во время моего приема граждан на меня или других дежурных дипломатов. Во-вторых, когда посетителей было много и дежурный дипломат не справлялся с их потоком. В-третьих, когда на прием приходили, как мы их называли, "сумасшедшие". Это, как правило, пожилые люди, которые стремились организовать подпольные партизанские отряды для борьбы за восстановление Советского Союза, приносили различного рода "секретные" разработки и проекты, оставшиеся у них ещё с прежних времен. И, в-четвертых, когда приходили те, кто нуждался или просто требовал какой-либо материальной помощи, чаще всего деньгами. Ну и за все это время у меня был один бывший военнопленный, который хотел получить от немцев компенсацию за свои мытарства в гитлеровских концлагерях. Вот, пожалуй, и все.

– Из этих граждан, будем условно называть их вашими посетителями, повторно кто-нибудь являлся на прием?

– Вы не знаете порядка оформления российского гражданства, поскольку задали подобный вопрос.

– Вкратце, если это возможно, просветите нас, пожалуйста.

– Для получения гражданства, статуса беженца или вынужденного переселенца посетитель посещал консульский отдел дважды. В первый раз дежурный дипломат проверял, имеются ли у данного гражданина достаточные основания для получения требуемых документов и, если таковые имелись, выдавал установленной формы анкету с указанием даты оформления необходимых бумаг. Повторно гражданин приходил в установленный срок, дежурный дипломат проверял правильность заполнения анкеты, и посетитель направлялся в дело-производство для постановки в паспорт штампа о принятии российского гражданства. Так что ко мне могли попасть на прием и один только раз, во время второго посещения, и дважды.

– Так были у вас повторные посещения?

– Должно быть, были, но я не помню, сколько точно было таких посетителей.

– Дорогой Сергей Валентинович! Вы же обещали свое сотрудничество и понимание, а сейчас проявляете явную неискренность.

– Почему вы так решили? У вас есть для этого основания?

– Да! Вы оформляли гражданство некоему Трофимову Игорю Вячеславовичу. Так?

– Вполне может быть – всех посетителей не упомнишь. В чем же здесь криминал?

– Как такового криминала в этом нет. Но третье его обращение должно было бы крепко засесть у вас в памяти.

– Что-то не припомню такого.

– Позвольте вам напомнить. Вы, лично вы оформляли прошение господина Трофимова российскому правительству.

– А-а-а, припоминаю. Всего пятиминутное дело: принял посетителя, составил препроводительную в департамент консульской службы и сдал на подпись послу.

– С Трофимовым вы беседовали? Хотя бы по существу его обращения?

– Насколько я помню, это не имело смысла. К тому же в консульском отделе всегда много посетителей и надо управляться быстрее.

– А куда было торопиться? Ведь к третьему посещению Трофимова вы уже около трех месяцев не помогали принимать граждан. Как вы это объясните, Сергей Валентинович?

– Может, и так, всего не упомнишь.

– А где в таком случае вы принимали этого гражданина?

– Ну, раз я уже не работал в консульском отделе, значит у себя в кабинете в посольстве.

– Правильно. Следовательно, этот Игорь Вячеславович просился на прием именно к вам, поскольку посольство и консульский отдел разделены территориально двумя городскими кварталами.

– Может, я ему чем-то понравился! Все-таки пожилой человек, ветеран.

– Вот видите, припоминаете, вспомнили, что он ветеран. Это уже прогресс в нашем деле.

Глава 45

– ...Вечером поступим так, – твердым голосом заговорил Голубев. – Вы, Сергей Альбертович, вместе с Сашей и его семьей в составе всей нашей группы идете осматривать лодку. Я в это время займусь другими делами. Вам же приказываю: никаких самостоятельных действий в районе набережной не предпринимать. После возвращения в гостиницу я буду ждать вас в фойе.

Сергею нравился этот, на первый взгляд простой, военный моряк. Немногословный, спокойный и рассудительный в любой обстановке, всегда и при любых условиях отстаивающий свою точку зрения офицер. Даже тогда, когда на него напала группа "неизвестных", а попросту бандитов, на темной загородной дороге, Голубев не потерял присутствия духа, хотя был оглушен ударом приклада автомата. Владимир Николаевич притворился, что потерял сознание и, когда нападавшие грабили его служебную "Волгу", быстро нырнул в кювет, но пополз не подальше от места происшествия, а в сторону, откуда появились бандиты. Это, по сути дела, и спасло ему жизнь.

Заметив исчезновение дипломата, налетчики выскочили на край дороги и открыли беспорядочную стрельбу вдоль обочины по направлению к городу. В это время Голубев отполз на безопасное расстояние и обнаружил спрятанную в кустах "Ниву" нападавших, запомнил её номер, что помогло потом быстро установить личности "романтиков с большой дороги".

Однако российское правительство побоялось решительными мерами отстоять честь своего дипломатического корпуса в этой стране и ограничилось малым, наградив Голубева орденом "За личное мужество".

Владимир Николаевич особо об этой истории и своих благодарных чувствах к родному правительству не распространялся, но Александр поведал, с каким чувством рассказывал военный атташе об отношениях американцев к своим согражданам.

Когда всего лишь через месяц после инцидента с Голубевым у одного американского дипломата похитили с целью выкупа ребенка, конгресс США в срочном порядке прислал в республику для охраны своих служащих сотню морских пехотинцев и усиленную бригаду ФБР, которые не очень-то церемонились с местными властями и их горячим южным гонором в расследовании этого преступления.

Кроме того, не ссылаясь на источники информации, Саша сказал, что американцы, несмотря на присутствие в стране российских войск, пригрозили высадить свои войска и навести в стране порядок. В результате всех этих действий ребенок был возвращен через сутки после высадки в столичном аэропорту морской пехоты США.

И это все происходило на фоне бесчисленных фактов унижения российских солдат и офицеров, а нередко и их гибели. И только Трубецкой, зачастую с помощью тех же американцев или немцев, оказывал давление на руководство страны и отстаивал честь и достоинство наших граждан.

Сергея и Голубева сближало и то, что они в своих предыдущих командировках были в одной и той же стране на Юге, хотя и в разное время.

Сейчас же Михайлов готов был полностью довериться Владимиру Николаевичу, но чувство неловкости от будто бы перекладываемой ответственности за порученное ему дело на плечи другого человека не покидало его.

Глава 46

Ровно в десять часов утра в рабочем кабинете Матвея Борисовича Суздальского собрались три человека: сам хозяин кабинета, его начальник службы безопасности – Полковник и представитель вчерашнего собеседника Суздальского, отрекомендовавшийся Станиславом Михайловичем Иваненко.

За час до этого, в девять часов, у Матвея Борисовича состоялся откровенный разговор с Полковником.

Полковник вошел в большую комнату, служившую рабочим кабинетом его шефу. Посредине стоял огромный, сталинских времен письменный стол. Никакой оргтехники – компьютера, факса, принтера, сканера и прочих аппаратов – на столе не было. Отсутствовал даже обычный телефон. Шефа службы безопасности всегда удивляло то обстоятельство, что Матвей Борисович постоянно был в курсе всех событий в стране, мире и касающихся непосредственно его бизнеса, при этом не имея ни своей пресс-службы, ни каких-либо других помощников.

Правда, недавно по его распоряжению на работу был принят один молодой человек, но к работе он пока не приступил, так как проходил всегда полагающуюся в таких случаях обязательную двухмесячную проверку.

То, что Суздальский назначил встречу с представителем одного своего знакомого и пригласил на эту встречу Полковника, последнего нисколько не удивляло: так было всегда при необходимости обеспечить безопасность какой-либо операции. Но назначенное на девять часов рандеву по поводу этой встречи с глазу на глаз со своим непосредственным начальником Полковника несколько удивило – это было впервые за всю его службу в огромной системе, созданной Матвеем Борисовичем.

Войдя в кабинет, Полковник увидел Суздальского сидящим за столом. Лицо старика покрывала густая тень – подобный способ общения с подчиненными он применял всякий раз, когда ему не хотелось, чтобы кто-нибудь видел его реакцию на ту или иную проблему, которая поднималась в разговоре.

Суздальский жестом указал Полковнику на кресло.

– Вадим Олегович, – тихим голосом начал старик, – мы с вами работаем не один год, и неплохо работаем. Я о вас знаю, если не все, то очень многое. Пришло время и мне несколько раскрыться перед вами. Или вы в силу своей прежней специальности знаете обо мне все?

– Вы знаете, Матвей Борисович, что я с вами всегда откровенен...

– Да, я это знаю и ценю.

– Я вам уже говорил, что, приняв решение уйти со службы, я, прежде чем писать рапорт на увольнение в запас, подыскивал более-менее приличное место для последующего применения моих знаний и сил. Когда вы со мной беседовали в первый раз, меня не удивила та откровенность, с которой вы рассказывали мне, практически незнакомому человеку с улицы, тем более действующему офицеру спецслужбы, о характере вашей деятельности и моей будущей работы. Я взвесил все "за" и "против" и принял ваше предложение. За все время моей работы в фирме, я думаю, вы не можете упрекнуть меня и моих сотрудников в каких-то недоработках или просчетах.

– Совершенно верно, Вадим Олегович, за это время я не могу указать ни на один недостаток с вашей стороны. Потому-то я и решил рассказать вам немного о себе. Тем более что это касается темы нашей беседы, которая состоится в десять часов.

Так вот, сразу же хочу вам сказать, что все мои биографические данные, когда-либо отмеченные в анкетах, чистая выдумка. Попросту говоря, это легенда. Кто и когда её мне отработал – не суть важно. Важно то, что она работает вот уже несколько десятилетий и пока не давала сбоев.

Но вернемся к моей истории. Зимой 1945 года я, двадцатисемилетний майор, получил указания в мобилизационном отделе штаба 2-го Белорусского фронта, которым командовал маршал Рокоссовский, о расформировании за ненадобностью некоторых тыловых и запасных частей Красной Армии, причисленных к нашему фронту.

Я уже тогда просчитал свою перспективу в послевоенной России и поэтому составил приказ о расформировании в двух редакциях: в одной для Рокоссовского действительный приказ, во второй для периферийных органов, где убрал несколько частей из данного списка. Но сами командиры этих частей получили действительные выписки из приказа о расформировании. Части были расформированы, а личный состав убыл к новым местам службы. Таким образом, получалось, что для командования Красной Армии эти части уже не существовали, а для партийных органов и учреждений советской власти на местах они продолжали функционировать.

К тому времени я обзавелся многими друзьями, нашел старых знакомых и создал ядро этих частей, то есть командиров и их заместителей. Они были обеспечены соответствующими документами, – благо я располагал бланками командующего фронтом и печатями, а подписи подделать было делом одной минуты.

Части эти располагались на территории Западной Украины и Прибалтики. Вы сами понимаете, какие там были условия в то время, – партизанская война шла и в тылу Красной Армии. Поэтому никто не удивился новому командному составу, который по моему распоряжению был представлен партийным и советским руководителям областей и районов.

– А как же НКВД и "Смерш"?

– Вам, я вижу, стало обидно за свою службу, Вадим Олегович. Но и их винить не в чем – ведь они по линии командующего фронтом и по линии НКВД также получили указания о расформировании этих частей, а, следовательно, и снятии контрразведывательного надзора за ними. Впоследствии, используя свои возможности, я несколько раз менял нумерацию и наименования этих частей.

К тому же в самом конце войны мы заимели своих "опер-уполномоченных", так в мои части стал поступать так называемый "личный состав" – по большей части дезертиры, бывшие пленные, власовцы и всякая другая шваль. Эти люди очень от меня зависели, так как я о них знал практически все. Я с них требовал только одно – в первые два-три года служить так, как если бы они служили в рядах Красной Армии, а взамен я обеспечивал им соответствующие документы и делал достойный послужной список.

Не обходилось, конечно, без курьезов и всякого рода недоработок. Однажды на один из городков Западной Украины бандеровцы готовили нападение. НКВД имел в банде своего человека, но точное время в силу каких-то причин стало известно только в день нападения. Гарнизон райцентра был довольно слаб, поэтому энкавэдисты приказали командиру одной из "моих" частей организовать оборону участка, примыкающего к лесу.

Как всегда в таких случаях, в дело вмешался "Его Величество Случай". Бандеровцы пытались войти в город на участке "моей" части. Произошел бой. К слову сказать, часть выдержала испытание, хотя было несколько человек раненых и убитых. Зато практически всю банду взяли.

Почти вся "наша" часть была награждена советскими орденами и медалями, а убитых похоронили со всеми полагающимися воинскими почестями на городском кладбище.

Пленных бандеровцев собрали в подвале "нашей" части: в местном НКВД не хватило для всех места. Охрана тоже была выставлена наша, поскольку часть геройски зарекомендовала себя в бою.

Командир "части" на свой страх и риск устроил допрос пленным и получил некоторые интересующие НКВД сведения. Это было сделать легко, потому что вся верхушка банды была ему лично известна. Командир пообещал предпринять кое-какие меры для освобождения пленных, но главный в банде взял да и рассказал своим приближенным, кем были на самом деле захватившие их красноармейцы. Поздно вечером наш человек, чтобы не рисковать своими оставшимися в живых людьми (ведь он не знал информатора в банде), организовал "попытку к бегству" бандеровцев, но всех их при этом расстрелял.

За хладнокровие и отвагу, "проявленные при ликвидации попытки побега отъявленных врагов Советской власти", командир "части" был награжден именным оружием и переведен для дальнейшей работы в органы военной контрразведки, а затем, в последующие годы и в КГБ.

Естественно, о лучшем мы и мечтать не могли.

Но это так, история.

Со временем все наши части мы перевели в разряд тыловых и организовали свой бизнес с горюче-смазочными и строительными материалами, продуктами питания, автомобилями, подрядными работами и прочим. Благо денег у нас было предостаточно – об этом позаботились господа немцы.

Если в общем сказать о финансовой стороне нашей деятельности, то мы располагали некоторыми данными из немецких архивов о том, где, в каких местах, сколько и чего было спрятано отступающими советскими войсками и банковскими учреждениями. Сами посудите, Вадим Олегович, немцы через неделю после начала войны уже были в Минске, а на второй день войны все банковские организации получили директиву об эвакуации денежных средств и других ценностей в Белорусский республиканский банк.

В силу известных причин в столицу республики они попасть не могли, ценности спрятали, при этом составили акты и более-менее точно описали приметы и ориентиры тайников. Но большинство из этих бухгалтеров, кассиров и инкассаторов добраться до своих не сумели. Все их банковские документы попали в полевые архивы немецкого Рейхсбанка, а оттуда в конце войны к нам.

Но вернемся к "нашим" воинским частям.

Глава 47

Вечерняя экскурсия на выброшенную морем подводную лодку прошла спокойно, но как-то неинтересно.

Предприимчивые турецкие бизнесмены уже все подготовили для осмотра туристов: вокруг субмарины была построена узкая пешеходная дорожка, огороженная красной лентой с запрещающими проход знаками, что не позволяло приблизиться к лодке вплотную. У рубки, в основании которой зияла огромная дыра от попавшей в неё турецкой противокорабельной ракеты, дорожка совершала трехпролетный ступенчатый подъем на смотровую площадку, где и завершался осмотр показом достижений боевого мастерства военных моряков Турции, а именно – пробоины.

Собравшуюся у места начала экскурсии группу наших путешественников во главе с представителем Генконсульства встретил гид, который неплохо объяснялся на русском языке. Он извинился за городское управление туризма, которое издало распоряжение, что в силу не выясненных до конца причин появления у турецких берегов этой подводной лодки фотографировать и снимать видеокамерами с близкого расстояния новую достопримечательность запрещено.

К услугам гостей и туристов во временном павильончике была организована продажа открыток с видом подводной лодки на фоне моря в различных ракурсах, по-видимому, изготовленных по указанию местных властей.

Глядя на все нехитрые приспособления для осмотра корабля, Сергей понял, что кто-то просто не заинтересован допускать посетителей и туристов ближе. Михайлову не хотелось думать, что эта предосторожность городских властей связана именно с их, посольской, и, в частности, его, Сергея, миссией в этой стране, так как, если бы турки хотели скрыть субмарину от русских вообще, это им вряд ли удалось бы: в Трабзоне размещается российское Генеральное Консульство; два раза в неделю приходили паромы из Сочи и Одессы с тысячами русских и украинских челноков; из трабзонского аэропорта ежедневно вылетали русские пассажирские и транспортные самолеты, причем при взлете или посадке они летели на очень малой высоте прямо над лодкой.

При подъеме на смотровую площадку у рубки Сергея как-то незаметно отделили от Саши и его семьи, в результате он оказался рядом с Макаровым и его ребятами-телохранителями. Пытаться сейчас изменить свое положение, по мнению Михайлова, было бы глупо, и он, спокойно стоя впереди офицера безопасности, слушал лепет гида.

Тот, явно ничего не понимая в военно-морском флоте, военных кораблях вообще и в подводных лодках в частности, путаясь в русской лексике и мировой истории, плел своим слушателям о былой и настоящей мощи турецких ВМС.

Сергей же, стараясь не привлекать внимания людей Макарова, тщательным образом осматривал лодку. Боковым зрением он отмечал, что куда бы он ни обращал свой взгляд, туда же поворачивались головы его трех соседей.

Наконец взгляд Михайлова остановился на рубке.

Прожектора освещали подводную лодку с противоположной смотровой площадке стороны, и рубка превратилась для посетителей в громадную черную гору в белом ореоле света от прожекторов.

Пробоину же, наоборот, изнутри корпуса подсвечивали розовыми лампами, что, по мнению создателей этой композиции, должно было символизировать неотвратимость кары за покушение на покой и мир турецких граждан.

Однако одна особенность привлекла внимание Сергея. Розовая подсветка трюма корабля высвечивала какие-то непонятные точки на стальной громаде рубки почти над местом попадания ракеты. Сначала Михайлов думал, что это эффект воздействия на глаза лучей галогеновых прожекторов, установленных на той стороне лодки. Имитируя ситуацию попадания постороннего предмета в глаз, Сергей потер веки, несколько надавив на них у самого носа. Это он знал ещё с армии. После такого точечного массажа зрение резко улучшалось.

Но и после этого точки на рубке не пропали.

Тогда Сергей подумал, что это следы множественных осколочных попаданий от взрыва ракеты. Но тут же отбросил эту версию, заметив некую систему в их расположении на корпусе рубки.

"Скорее всего, – размышлял Михайлов, – здесь было что-то, прикрученное болтами и крепившееся заклепками к обшивке рубки. И наверняка Игорь Вячеславович был прав – это та самая лодка. Но как теперь узнать её номер? Взрывной волной металлический номер был сорван со своего места и сейчас, видимо, покоился на морском дне. Быстрее бы заканчивалась эта экскурсия; необходимо срочно переговорить с Сашей! Может, он что посоветует?"

Видимо, по ходу своих размышлений Сергей машинально начал продвигаться к выходу со смотровой площадки. Это не осталось без внимания сопровождающих его людей Макарова. Сам офицер безопасности остался с основной группой экскурсантов, а двое других уже стояли внизу, поджидая остальных.

– Это та самая лодка, – не скрывая радости, шепнул Сергей Богуславскому, наклонившись прямо к его уху, – я в этом уверен!

– Сам вижу, Серж, но не надо же так откровенно, на нас и так пялятся во все глаза. Поговорим при встрече с Голубевым. А теперь отдыхай, но ни в коем случае не оставайся один или с людьми Макарова.

Сергею стало немного обидно за бесстрастное отношение к его сообщению, и он подумал, не зря ли доверился этим ребятам из аппарата военного атташе: ведь практически он, Сергей, выполнил просьбу Трофимова без чьей бы то ни было помощи.

От такой несправедливой самооценки Сергею стало не по себе. Отбросив все сомнения, он решил, что в данный момент положиться можно только на них, а Трофимову, без сомнения, самому будет интересно встретиться с ними и переговорить. "Я уверен – у них будет о чем поговорить", – с такими мыслями, помня все наставления Голубева и Богуславского, чуть ли не бегом он направился в гостиницу.