Текст книги "Убийство в стиле "психо""

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Бёрден застал Ральфа Робсона в домашнем халате, стараниями племянницы он окончательно вошел в роль немощного инвалида. Хотя он действительно выглядел постаревшим. Робсон сидел возле камина, на коленях – круглый поднос в жар-птицах, на подносе – чашка чаю и два пирожных в сахарной глазури. Лесли блистала в розовом шелковом саронге, шароварах и розовых же туфлях на высоком каблуке. В дверь позвонили, пришла соседка. Лесли пригласила ее в дом, чем вызвала недовольство Бёрдена. Соседку зовут миссис Джаго, именно ее видел из окна Вексфорд, когда они с Верденом приезжали в прошлый раз. Она знала, что Лесли скоро уезжает, поэтому предложила свою помощь. Миссис Джаго – полная темноволосая женщина с румяными щеками, говорит с сильным акцентом, очевидно, приехала откуда-то из Центральной Европы. Робсон поблагодарил соседку и попросил заглянуть завтра утром. Она оказалась женщиной деликатной и быстро ушла. Лесли проводила миссис Джаго до двери, а по пути снова посмотрелась в зеркало.

– Теперь их очередь делать добро, – произнес вдруг Робсон. – Моя жена никогда себя не жалела, помогала всем. Если у кого случалась неприятность, она всегда прибегала к ним. Очень жалела стариков. Она по доброй воле делала больше, чем любой социальный работник. Верно я говорю, Лесли?

– Она делала гораздо больше, чем «Моя сумасшедшая тетушка». Гвен и сама была сумасшедшей тетушкой, я так называла ее в шутку.

– Сумасшедшая тетушка? – Бёрден был заинтригован.

– В журнале «Ким» есть колонка «Моя сумасшедшая тетушка», туда пишут люди, у которых в жизни проблемы. Лесли – помощник редактора этой колонки, – пояснил Ральф.

– Не помощник, а секретарь. Не преувеличивай, дядя.

– Ничего себе секретарь. Ты ее правая рука. А я думал, вы уже знаете, – обратился он к Бёрдену.

– Нет, мы об этом не знали. – Бёрден повернулся к Лесли: – Как я понимаю, ваша тетя работала в социальной службе? Вы не помните фамилий тех, на кого она работала?

– Она ни на кого не работала, – возразил Ральф. – В этом смысле у Гвен не было работодателей. Это государственная служба.

Ладно, с натяжкой ответ принят. Бёрден терпеливо выслушал тираду Робсона, какая у него была прекрасная жена, как она протягивала руку помощи всем больным, обездоленным и немощным, чуть ли не по всему городу. Но имен он не помнит. Робсон перечислил ее заслуги перед соседями, как она ходила за них в магазин, и, кстати, как поживают его собственные продукты, которые полиция до сих пор не вернула.

– Я, конечно, понимаю, что это мелочь по сравнению со вчерашними событиями, – язвительно заметил он.

– Что за вчерашние события?

– Взорвалась машина. В ней находился кто-то из ваших.

– Вы с ним приходили, – вмешалась Арбель. – По телевизору назвали его фамилию.

Умение скрывать свои чувства пригодилось Бёрдену. Потрясение действительно оглушает. Он вспомнил, как стоял вчера у французского окна в гостиной Сандерсов и услышал глухой отдаленный взрыв. Гордость и некое знание, что это неправильно, не позволило ему расспрашивать посторонних людей. Но от шока голова у него пошла кругом. Бёрден почти механически встал, задал несколько дежурных вопросов, ответы на которые, как потом обнаружилось, напрочь забыл. В этот момент он также заметил – и запомнил – лица Робсона и Лесли. Они смотрели на него с любопытством, даже с некоторым – возможно, воображаемым – злорадством.

Робсон что-то еще сказал насчет продуктов, он хотел получить их прежде, чем даст соседке список покупок. После чего Бёрден ушел. Он с трудом сдерживался, чтобы не бежать к машине, пока дверь дома Робсона не закрылась. И тогда Бёрден побежал.

Дом Вексфорда находился далеко от Хайлендса, на самом краю Кингсмаркэма. В таком состоянии Бёрден не мог сесть за руль, надо было успокоиться, поэтому прежде всего он направился к телефонной будке у подножия холма и обнаружил, что телефон вырван из стены. Из второй будки можно было позвонить только с карточки «Телеком». Бёрден сел в машину и уехал. Вспотевшие ладони скользили по рулю. Он свернул на улицу Вексфорда с ощущением, что не дышал минут пять, в горле пересохло. Всю дорогу Бёрден надеялся, что Робсон напутал и произошла ошибка. Вот еще одна присказка шефа: «Одно дело узнать о трагедии, а другое – увидеть воочию».

Увидев дом Вексфорда, он снова испытал потрясение.

Гараж и комнату над гаражом снесло полностью. Все пространство между остатками коттеджа и дорогой завалено грудами кирпичей, обломками машин, ветками, обрывками ткани, искореженным металлом, осколками стекла. Часть дома, выходившая на гараж, была открыта всем ветрам – к счастью, утро выдалось довольно теплое и сухое. Дыру еще не завесили брезентом, в одной из комнат виднелась кровать, в другой – покосившаяся картина на синих обоях. Бёрден сидел в машине с опущенными стеклами и с ужасом смотрел на эту разруху. За развалинами дома, на фоне чистого, как слеза, неба чернел голый сад. На передней лужайке – старая крепкая вишня с остатками листвы, подернутой морозцем. Лавандовые кусты – шеф собирался их постричь, но руки не доходили – теперь изуродованы, словно в них врезалась ракета. Изгородь перед домом цела, на одном из кирпичных столбиков лежала детская шерстяная перчатка. Интересно, как она там оказалась? Бёрден снова посмотрел на дом, ему показалось, что от коттеджа осталось меньше половины. Затем он медленно выбрался из машины, побрел к входной двери, хотя понимал, что сейчас там никого нет. Если кто-то выжил, там все равно сейчас никого нет.

Он в растерянности стоял перед дверью, словно парализованный, не зная, что делать дальше. Из соседнего дома вышел мужчина. Вексфорд называл этот дом «соседним», хотя между ними находился пустырь, который, видимо, сочли слишком маленьким, чтобы построить там еще один дом.

– Он жив? – спросил у Бёрдена мужчина.

– Не знаю. Я только что узнал.

Из дома напротив выглянула женщина и ее соседи, молодая пара с маленьким ребенком. Все думали, что у Бёрдена есть новости о Вексфордах.

– Он сидел в машине своей дочери Шейлы, – сказал сосед Вексфорда. – Потом раздался страшный взрыв, как на войне. Я-то помню, как взрывались бомбы. Мы с женой выбежали на улицу, кругом дым, ничего не видно. Мы вызвали полицию, но кто-то уже сообщил до нас. Нужно отдать им должное, «скорая» приехала мгновенно. Но мы ничего толком не видели, только что кого-то унесли на носилках. А в вечерних новостях сообщили, что взорвалась машина, в которой находился мистер Вексфорд. Больше мы ничего не знаем.

– Я видела, как он лежал на лужайке без сознания, – сообщила женщина с ребенком, а ее муж добавил:

– Его выбросило из машины взрывом. Мы как раз смотрели сериал, где играет Шейла, и вдруг – это…

– А где сейчас Шейла с матерью? – спросил Бёрден.

– Говорят, у его второй дочери.

Бёрден молча покачал головой, прижал ко лбу ладонь, словно у него разболелась голова, сел в машину и уехал.

6

Ему снился сон про маленького Джорджа Вашингтона – как тот срубил украдкой вишневое дерево, а потом не смог обманывать отца и рассказал правду. Белая вишня, вдоль реки Потомак растут белые вишни… Наверное, потому, что Вашингтон любил эти деревья. В те времена еще не вывели розовый сорт, с цветами словно из гофрированной бумаги. Год назад, когда Вексфорды переехали в новый дом, тесть подарил ему вишневое дерево. Инспектор не любил его розовые, словно ненастоящие, цветки, неестественно поникшие ветви, как у плакучей ивы. Хотя тестя он очень любит. А что до вишни – она прекрасна только в последнюю неделю апреля.

Инспектор не то чтобы спал, это был скорее полусон. В вишневом саду они расставили пугала, натянули металлические сетки от птиц. А вот розовая вишня не плодоносила, лишь тихо роняла пышные цветки, оставаясь бесплодной. Инспектор чувствовал тупую боль в голове, это как-то связано с вишневым садом. И с чем-то еще. Он открыл глаза и спросил, обращаясь в пустоту:

– Я ударился о вишневое дерево?

– Да, милый.

Дора сидела возле кровати, отгороженной больничной занавеской. Вексфорд попытался сесть, но жена остановила его.

– Который час?

– Около одиннадцати утра. Уже воскресенье. – Уловив немой вопрос на лице мужа, Дора произнесла: – Не волнуйся. Ты не все время был без сознания, очнулся в машине «скорой помощи». Тебе просто сделали укол снотворного.

– Ничего не помню. Только то, что ударился о вишневое дерево. И еще я откуда-то летел, не помню откуда. С крыльца? Почему?

– Под машину заложили бомбу, – ответила Дора. – Она сработала, когда ты завел мотор.

Допустим, подумал Вексфорд. Но он ничего не помнит. Дора с Шейлой смотрели телевизор, а потом он зачем-то вышел в темный сад и полетел, словно во сне, но на его пути оказалось дерево. Дора говорит, что он сидел в машине дочери.

– Как я там оказался?

– Ты хотел отогнать ее машину, а свою поставить в гараж.

– Они подложили Шейле бомбу?

– Похоже, что так, – озабоченно произнесла жена. – Но тебе нельзя расстраиваться, лежи.

– Со мной все хорошо, просто шишку набил.

– Ты весь в порезах и ссадинах.

– Значит, бомба предназначалась Шейле? Слава богу, что на ее месте оказался я. Слава богу. Я даже не помню, как заводил машину. Я в больнице? В «Стовертоне»?

– Где же еще? Главный констебль сейчас внизу, хочет с тобой поговорить. И Майк тоже здесь, он испугался, что ты погиб. По телевизору сообщили о взрыве, многие уже тебя похоронили.

Вексфорд молча слушал рассказ жены. Он не спросил, где сейчас Шейла, главное, она жива. Вдруг ему стало смешно.

– Во всем есть свои плюсы. Теперь можно не чинить забор. Значит, бомба? От дома что-нибудь осталось?

– Можешь не беспокоиться, уцелело больше половины.

На какое-то время дело Робсона передали Бёрдену. Вексфорд пробудет в больнице еще недели две, не меньше, хотя и говорит, что через два дня будет в полном порядке. Бёрден зашел в палату вместе с главным констеблем, полковником Гризволдом, который, конечно, жалел Вексфорда, но не мог понять, почему у него отшибло память. А еще Гризволд злился, что Бёрден уехал из города, никого не предупредив.

– Я заставлю их отпустить меня завтра домой, – заявил Вексфорд Бёрдену.

– На твоем месте я бы не стал возвращаться в такой дом.

– Да уж, Дора сказала, что уцелела только половина. Кстати, мне никогда не нравился этот гараж, я всегда считал, что он хлипкий. Наверно, потому и рухнул. Люди в подобной ситуации обычно переселяются в вагончик.

Голова у Вексфорда была забинтована, порезы на левой щеке заклеены белым пластырем, на правой щеке буквально на глазах наливался черным синяк. Констебль Гризволд ушел, и в палату вбежала Шейла. Она бросилась к отцу, не рассчитав, крепко обняла его, и тот застонал от боли. Потом приехал специалист-взрывник из отдела особо тяжких преступлений, и Бёрден с Шейлой вышли. Бёрден вернулся в участок, где его ждало заключение Самнер-Квиста по факту смерти миссис Робсон. Стоит ли показывать это Вексфорду, чтобы он сам принял решение?

В отчете не оказалось ничего нового. Миссис Робсон была убита на стоянке между половиной шестого и шестью вечера. Смерть наступила в результате удушения. Самнер-Квист утверждал, что удавка – гарротой он ее больше не называл – представляла собой кусок проволоки с серым пластиковым напылением, поскольку на шее убитой обнаружены серые частички поливинилхлорида, возможно, с примесью какого-то полимера, например, акрилонитрил стирола. Бёрден читал всю эту заумь и морщился. Господи, неужели нельзя написать просто – что это обыкновенный провод, как, например, шнур его настольной лампы. Также Самнер-Квист предполагал, что удавка или устройство, похожее на нее, имело две ручки, предохранявшие ладони от пореза. Рост убитой – пять футов один дюйм, вес – сто десять фунтов. Убитая обладала хорошим здоровьем, возраст – пятьдесят восемь лет, так что они даже немного ошиблись, подумав, что она моложе. Миссис Робсон никогда не рожала, хирургических операций не было. Сердце и жизненно важные органы в нормальном состоянии. Зубы – в полном порядке, три коренных удалены. Если бы не убийца со своей удавкой, она прожила бы еще лет тридцать, успешно похоронив артритного супруга.

Как выяснилось, Социальная служба помощи на дому находится в ведении графств, у нее представительства по всей Англии. Местное отделение располагалось в особняке Сандейз, на пересечении Форби-роуд и Эш-лейн. Особняк недавно перешел в государственное ведение. Бёрден даже помнил, как в семидесятых там проводили фестиваль поп-музыки, на котором убили девушку. Государство выкупило особняк за огромные деньги, что вызвало недовольство местных налогоплательщиков. Очень скоро вокруг Сандейз появились убогие одноэтажные офисные домики. В самом особняке, помимо контор, имелся конференц-зал и комнаты для курсов. Например, сегодня открывались компьютерные. Бёрден приехал в Сандейз, чтобы встретиться с директором местной социальной службы, но ее не оказалось на месте. Ему пришлось беседовать с заместителем, которая начала разговор с того, что ей нечем порадовать детектива: документация хранится три года, а миссис Робсон уже два года не работает. В отличие от директора заместитель помнила миссис Робсон и даже составила для Бёрдена список ее «клиентов».

– Что означает крестик напротив фамилии?

– Что клиент умер.

Крестики стояли у большинства фамилий. Навскидку ни одно из имен не показалось Бёрдену знакомым.

– Что вы думаете о миссис Робсон? – в отличие от Вексфорда Бёрден редко задавал подобные вопросы.

Женщина ответила не сразу, словно раздумывала.

– Она была очень исполнительной. Например, если задерживалась хотя бы на десять минут, всегда звонила.

Еще одна общая черта с миссис Сандерс, тот же пунктик на времени. Оставался один невыясненный вопрос: есть ли связь между ней и Клиффордом Сандерсом?

– Не хочу говорить о ней плохо, ведь она умерла ужасной смертью.

Ага, что-то наклевывается.

– Это останется между нами, можете мне доверять.

– Например, она была ужасной сплетницей. Я мало с ней общалась и, по правде говоря, даже избегала ее. Но она обожала выведывать секреты несчастных стариков, обещала, что будет нема, как рыба, а потом приходила сюда и рассказывала. Я не думаю, что она делала это со зла, она им сочувствовала. Но была ужасной моралисткой. Говорила, что нехорошо рожать детей вне брака, зачем делать детей несчастными. Или что нехорошо жить вместе неженатыми.

– Что тут особенного?

– Может, и так. Но она была ужасной болтушкой, говорила не переставая. Хоть это не такой уж большой грех. И еще преданно любила мужа. Муж как муж, а она расхваливала его на все лады, говорила, как счастлива с ним. Может, это и было правдой, а может, она просто хотела выделиться. Однажды Гвен рассказала о старике, который выиграл в лотерею, и прибавила: если бы выиграла она, то обязательно купила бы мужу хорошую машину, например «ягуар», или свозила его на Карибы. Ну вот. Это все, что я знаю. Надеюсь, список вам пригодится.

Бёрден был разочарован. Он надеялся увидеть в списке имя Сандерса либо еще кого-то из людей, входящих в круг подозреваемых. А теперь придется опрашивать всех подряд. Он поручит это Арчболду или Дэвидсону. Среди людей «с крестиком» был человек из дома престарелых напротив Робсонов. Эрик Своллоу, Берри-Клоуз, 12. Но это ничего не значит, кроме того, что «клиент» оказался их соседом.

Еще одно важное дело на сегодняшний понедельник: алиби Клиффорда Сандерса. Бёрден сверился со своими записями: Клиффорд утверждал, что ушел с Квин-стрит от Сержа Олсона в шесть вечера. На парковках Квин-стрит стоят счетчики, их отключают лишь утром в воскресенье. Бёрден договорился о встрече с Олсоном на половину первого и приехал на Квин-стрит пораньше, чтобы осмотреться. С этой стороны улицы двенадцать парковочных площадок, три из них свободны. Клиффорд вышел от психолога и вполне мог добраться до машины минуты за две. Час пик уже закончился, так что дорога до торгового центра заняла бы около десяти минут. То есть он не мог приехать на подземную стоянку раньше матери. Что-то не стыкуется.

Бёрден позвонил в участок, потом в клинику «Стовертон», где ему сообщили об удовлетворительном состоянии Вексфорда. Когда врачи так говорят, сразу подозреваешь, что больной умирает. Бёрден перезвонил Доре, которая временно поселилась у старшей дочери.

– Он выздоравливает, – сказала Дора, – и хочет выписаться в четверг.

А Бёрдену шеф заявил, что выписывается чуть ли не завтра.

– Развалины дома пока не разобрали, – добавила Дора. – Там сейчас работают специалисты.

До встречи еще оставалось какое-то время, и Бёрден прошелся по улице, поглазел на витрины обувного бутика, детского магазинчика, заглянул в окна свежеотремонтированного банка «Мидланд». Из головы не выходила мысль о бомбе. Неужели кто-то хотел убить Шейлу? За что? За покореженный забор? Бёрден не одобрял все эти кампании за ядерное разоружение, «Гринпис» и «Друзей Земли». [4]4
  «Друзья Земли» – международная организация по охране окружающей среды.


[Закрыть]Это один из немногих вопросов, где их мнения с Дженни расходятся или, по крайней мере, жена не может переубедить его. Бёрден считает этих людей чокнутыми анархистами или вообще русскими шпионами. Но на этих чокнутых есть и другие чокнутые, которые тоже могли подложить бомбу. Такое случалось неоднократно, а однажды даже подорвали корабль «Гринписа» в южной части Тихого океана. Или другой вариант. Не исключено, что в связи с делом Робсонов у Вексфорда появились враги. Кто-то знал о приезде Шейлы, знал, что инспектор захочет отогнать «порш» от гаража. Им были известны привычки шефа. Вечером стоял туман, кто-то прокрался через пустырь и прикрепил бомбу к днищу машины. Бёрден вдруг осознал, что практически ничего не понимает в бомбах.

Офис Олсона находится над парикмахерской «Пелаж». Кстати, Вексфорд остался верен своей любознательности и посмотрел, что это слово значит по-французски: «пелаж – собирательное обозначение волосяного покрова животных». Парикмахерскую открыли полгода назад, и ее интерьер в стиле хайтек напоминал внутренности компьютера. Само здание было старым, как и все постройки в этой части Квин-стрит. Бёрден вошел в подъезд и поднялся по узкой крутой деревянной лестнице, изъеденной древоточцем. Судя по всему, долго она не протянет – ей, наверное, лет сто или больше. Навстречу Бёрдену спускалась женщина. Слава богу, худая, иначе бы им не разойтись. Дверь Олсона была приоткрыта, и поскольку звонка над дверью не обнаружилось, Бёрден вошел в приемную и окликнул:

– Есть кто-нибудь?

В приемной стояло несколько пуфиков, в углу сложена то ли стремянка, то ли стол для массажа. Потолок почему-то разрисован знаками зодиака, на стенах – странные плакаты. На одном из них – ботинки, переходящие в ступни, с пальцами и ногтями. На другом – два кота в сапогах и плащах, скачут на белых лошадях. Бёрден сразу вспомнил разговор с Клиффордом и почувствовал на себе, что значит ощущать угрозу.

Дверь кабинета открылась, и оттуда неторопливо вышел человек. Невысокий, коренастый, но не толстый. Широкие плечи и бедра, никаких признаков брюшка. Темные кудрявые волосы, длинные, словно у женщины («пелаж» – вдруг вспомнил Бёрден), челка до самых глаз, рыжеватые бакенбарды, кустистая борода, густые аккуратные усы. Лица почти не видно, лишь аккуратно вздернутый нос, тонкие губы и темные глаза дикого зверя. Он остановился на пороге, сложив руки на груди, посмотрел на Бёрдена и протянул руку:

– Проходите, Майкл. Или вас называть Майк?

Дженни считает Бёрдена старомодным, только он действительно терпеть не может, когда чужие люди называют его по имени. Но препираться глупо, тем более что они с этим доктором, кажется, ровесники. Бёрден пожал плечами и прошел в кабинет, или как там у них называется – комнату для консультаций.

Кабинет очень походил на экспозицию из лондонского музея Фрейда, как-то раз Бёрден с Дженни ходили туда. Кушетка, персидские ковры – наверняка специально заказанные копии тех, настоящих, из музея. Олсон явно пытался воссоздать обстановку кабинета Фрейда, но мало преуспел. Кроме кушетки и ковров, все остальное выглядело убого: дешевая мебель, на стене – плакаты. Вот, например, один из них: разрушенный земной шар, сверху – цитата из Эйнштейна: «Энергия, вырванная из атома, переменила все, кроме нашего образа мыслей, и теперь мы приближаемся к невиданной доселе катастрофе». Вот бы сюда шефа с его широкими взглядами. Он всех понимает.

Олсон сел на стул в головах кушетки – наверняка это его привычное место – и молча посмотрел на Бёрдена. Видимо, тоже профессиональная привычка.

– Доктор Олсон, я знаю, что Клиффорд Сандерс – ваш пациент, – начал Бёрден.

– Мой клиент, – ну вот, опять это слово. Пациенты, посетители, зрители – в наше время всех называют «клиентами». – Я не доктор, – добавил Олсон.

В газетах часто ругали психологов, которые практикуют, не имея медицинского образования.

– Но у вас же есть какой-то диплом?

– У меня степень по психологии. – Олсон говорил спокойно, мягко, короткими фразами, как человек, которому не в чем оправдываться. Мол, принимайте меня таким, какой есть. Когда человек так себя ведет, это всегда вызывает ощущение кристальной честности. Поэтому Бёрден насторожился. Он ждал, что Олсон поинтересуется целью его визита, но тот сидел молча и разглядывал детектива со сдержанным, даже несколько сочувственным интересом.

– Я понимаю, что вы должны соблюдать профессиональную тайну, – продолжил Бёрден. – Поэтому, по крайней мере сейчас, я не спрошу, от чего вы лечите мистера Сандерса, – собственное красноречие привело его в восторг, и он обиделся, когда Олсон лишь слегка улыбнулся и кивнул. – Сейчас меня интересуют более прозаические вещи. Например, время вашей предыдущей беседы с мистером Сандерсом. Мне известно, что вы начинаете в пять, а в шесть заканчиваете.

– Нет.

– Нет?

Олсон был абсолютно спокоен. Он взглянул на плакат с земным шаром, на предсказание Эйнштейна и произнес:

– Клиффорд обычно приходит в пять, но иногда я переношу сеанс. Например, в прошлый четверг в половине восьмого я читал в Лондоне лекцию, и мне требовался запас времени.

– Вы хотите сказать, что мистер Сандерс не приходил в прошлый четверг?

Олсон печально улыбнулся. Наверное, он всегда так улыбается, если его не понимают.

– Отчего же, приходил. Я попросил его приехать на полчаса раньше. Он немного опоздал и ушел в половине шестого.

– Вы уверены? Не без двадцати шесть? Прибавьте время на обмен прощальными фразами, телефонный звонок.

Олсон снял часы и положил их на стол.

– Ровно в половине шестого я беру в руки эти часы и объявляю клиенту – в данном случае, Клиффорду, – что время истекло, и мы встретимся на следующей неделе. Никаких прощаний.

Помнится, во время беременности Дженни тоже ходила к психологу. Бёрден никогда не расспрашивал ее, как это. Наверное, она тоже ложилась на кушетку, изливала доктору душу, открывая самые потаенные уголки своей психики. А тот бесстрастно слушал. Бёрдену не нравился Олсон, и он ему не верил, но понимал, что его поведение с клиентом таким и должно быть.

– Значит, Клиффорд Сандерс ушел от вас ровно в половине шестого?

Олсон кивнул.

– И после этого вы поехали в Лондон? Где вы читали лекцию?

– Я выехал из офиса в шесть, мой поезд в шесть шестнадцать, в Лондон, на вокзал «Виктория», он прибывает в десять минут восьмого. Я взял такси, отправился на улицу Пимлико, в Городскую ассоциацию психотерапевтов, где выступил с докладом на тему проекций.

Этот человек абсолютно уверен в себе. Бёрден испытующе посмотрел на Олсона.

– Как вы думаете, почему Клиффорд Сандерс сказал, что его сеанс длился с пяти до шести?

Сейчас мне начнут объяснять про угрозу, беззащитность и проекции, подумал Бёрден. Олсон встал, подошел к маленькому грязному столику, похожему на кухонный, и полистал ежедневник. Прочитав какую-то запись, он сверился с часами и загадочно улыбнулся, потом захлопнул ежедневник и повернулся к Бёрдену.

– Не знаю, поймете ли вы, Майкл. Возможно, вы никогда не задумывались, что время – очень мощный фактор в человеческой психике. И я взял бы на себя смелость предположить, что время является еще одним юнгианским архетипом коллективного бессознательного. У некоторых людей время – один из аспектов Тени.

Бёрден смотрел на Олсона с глубоким непониманием и столь же сильным раздражением.

– Давайте предположим, что время – это Время с большой буквы. Некое божество в крылатой колеснице, Прародитель Времени – возможно, вы слышали об этом. Некоторые люди порабощены Временем, для них оно как старик с черепом вместо лица и с косой в руках. Время гонится за людьми, пытаясь их настигнуть. Они склоняют головы перед Временем, оно повелевает ими. И они приходят в смятение, если не могут вовремя поклониться ему, исполнить его волю. Но некоторые, Майкл, ненавидят Время. Боятся его. Этот страх столь велик, что люди заталкивают его в свое бессознательное, пытаясь исключить такое понятие, как Время. Они живут при полном отсутствии знания о времени, словно мир может обойтись без него. Для таких Время проходит незаметно – полчаса, час – какая разница. Им тяжело вставать по утрам, а вечерами так страшно, что они засыпают лишь в три-четыре часа ночи. Чтобы прийти вовремя на встречу, им приходится прилагать нечеловеческие усилия. Друзья обычно знают об этой их странности, и если зовут в гости, то называют время на полчаса раньше. То же самое и с памятью: спрашивать таких о точном времени – все равно что совершать акт насилия.

Бёрден поморгал, но в целом смысл уловил.

– Вы хотите сказать, что договариваетесь с Клиффордом на полпятого, а он приходит в пять?

Олсон улыбнулся и кивнул.

– Но вы же сами говорили мне про пять часов.

– Я говорил, что он приходит в пять, а это не одно и то же.

– Следовательно, в прошлый четверг вы позвонили ему и попросили прийти в четыре?

– И он опоздал на десять минут. То есть пришел без двадцати пять. – Олсон уже откровенно веселился. – Вы думаете, я дурачу своих бедных клиентов? С одной стороны, потакаю их неврозу, а с другой – унижаю их человеческое достоинство? Но поймите, Майкл, у меня тоже есть личная жизнь, и я дорожу своим временем. Для меня, как и для других его подданных, полчаса – огромная ценность.

Как и для меня, мысленно произнес Бёрден. И я не хочу больше здесь оставаться.

Олсон проводил Бёрдена до двери и, что особенно возмутительно, дружески похлопал его по плечу.

– Надеюсь, Майкл, наш разговор пойдет вам на пользу.

Бёрден бросил беглый взгляд на кушетку и язвительно заметил:

– Сегодня наконец вы смогли выговориться.

Олсон было нахмурился, а потом сказал:

– Это по Фрейду врач молчит и слушает. Я же помогаю своим клиентам, стараясь говорить как можно больше.

И одарил Бёрдена улыбкой.

Ну просто душа-человек.

– Похоже, бомба предназначалась вашей дочери, – сообщил эксперт из отдела особо тяжких преступлений. – Вы знали, что она приедет?

– Нет, – ответил Вексфорд. – Но, возможно, жена была в курсе. Спросите у нее.

– Мы уже спрашивали. Она тоже не знала.

– Почему же сработала бомба?

– Ваша супруга рассказала, что вы хотели отогнать машину дочери от гаража, а свою – поставить в гараж. Бомба взорвалась, когда вы дали задний ход. Ваша дочь утверждает, что с момента отъезда из Лондона ей ни разу не пришлось дать задний ход. Для террориста было неважно, когда взорвется машина – после посещения Шейлой больницы для детей-инвалидов на Грейт-Ормонд-стрит или в воскресенье, когда она уехала бы от вас. Рано или поздно Шейла должна была погибнуть.

Шейла должна была погибнуть… Вексфорд лежал на больничной кровати и никак не мог отойти от разговора. Потом он заснул. В четыре его разбудили, и он сел за круглый стол пить чай в компании еще четверых пациентов. И продолжал думать о Шейле. Кто-то хотел убить ее, но план сорвался. Убийца на этом не остановится. Возможно, дело в антивоенной деятельности его дочери. Или в том, что она кинозвезда. Сколько сумасшедших завидуют чужой славе и красоте. А кто-то мог вообще объединить Шейлу с ее героинями, например, с леди Одли, двоемужницей и убийцей. И решить, что ее необходимо наказать: за красоту, успех, аморальность, измену на экране и в жизни.

Теперь каждый день – это страх за ее жизнь. У инспектора на кровати лежали три газеты, в которых на все лады смаковали случившееся.

Нет, с этим жить невозможно.

Пришла Сильвия, долго хвалилась успехами Робина в хоровой школе. Вечером заглянул Бёрден, принес заключение Самнер-Квиста. Бёрден считал, что Клиффорд Сандерс как-то связан с этим преступлением. А покойная миссис Робсон выведывала у стариков всякие секреты и потом выбалтывала их в своем женском коллективе. Еще Бёрден рассказал о странном разговоре с психологом.

– Он все пытался объяснить непунктуальность Клиффорда. Но это никак не меняет положения вещей. Согласно заключению Самнер-Квиста, миссис Робсон убили не позднее чем без пяти шесть. Клиффорд ушел от Олсона в половине шестого, а от Квин-стрит до торгового центра – пятнадцать минут езды.

Вексфорд поморщился, говорить ему было еще тяжело.

– Думаешь, убийство преднамеренное? Судя по твоим словам, Клиффорд Сандерс встретился с Гвен Робсон не случайно. Вряд ли он полчаса ждал мать на этой жуткой стоянке. Или ты хочешь сказать, что он так запутался во времени, что не представлял, который час?

– Это не я говорю, а психиатр Олсон. Лично я в это не верю. Если Клиффорду надо, он прекрасно ориентируется во времени. Да, я считаю, что убийство могло быть преднамеренным. Почему нет? Я не верю, что Клиффорд принял Гвен Робсон за свою мать. Он же не сумасшедший. А мать он мог бы убить и дома. Думаю, для убийства Робсон у него были вполне реальные мотивы. – Бёрден торжествующе посмотрел на шефа, мол, попробуйте меня опровергнуть, и добавил: – А что, если Гвен Робсон его шантажировала? Знала какую-то его тайну?

– Например? – Вексфорд говорил тихо, с усилием.

– Например, что он голубой. Не дай бог, мамочка узнает. Но я только предполагаю.

– До сих пор между убитой и Клиффордом Саммерсом не установлено никакой связи. Мы не знаем, были они знакомы или нет. В такой семье, как у Сандерсов, сын может познакомиться с женщиной старшего возраста, только если она подруга его матери. А подругами они не были. И вряд ли Клиффорд когда-нибудь обращался в социальную службу, он же не старый инвалид, прикованный к постели. Если даже Гвен Робсон его шантажировала, где у тебя доказательства?

– Доказательства будут, – уверенно произнес Бёрден. – Завтра – дознание. А вечером я приду к тебе с докладом.

Но Вексфорд уже не слушал его. На соседней кровати кряхтел другой больной, потом пришла медсестра с тележкой и начала раздавать лекарства. Бёрден сочувственно смотрел на шефа. Верно говорят, что в больнице быстро теряешь интерес к внешнему миру. Разговоры о болячках, завтрак-обед-ужин да лекарства. Вот и вся вселенная.