Текст книги "Любовь сквозь годы"

Автор книги: Рут Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Рут Харрис
Любовь сквозь годы

Посвящается Майклу Харрису

Часть первая
СЕМИДЕСЯТЫЕ

МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ: игры, в которые они играют

Барбара Розер пользовалась своей собственной теорией: в ту минуту, когда вы переступаете порог, вы уже многое можете сказать об управляющем фирмой. И не имеет значения, что это за фирма – компания Ай-Би-Эм или лавочка «Ремонт телевизоров Сэмми». И неважно, кто этот человек – известный всем Томас Б. Уотсон или просто мистер Сэмми. Принцип везде один и тот же: офис как лакмусовая бумажка – показывает, кто его хозяин.

Стоял август 1971 года. Барбара вошла в приемную компании «Альфа рекордс», чтобы встретиться с ее президентом Натом Баумом. Сама Барбара Розер была ни больше ни меньше как вице-президент издательства «Джаред и Сполин» и приехала, чтобы обсудить детали совместной программы рекламы и сбыта, которую она разработала с благословения своего руководства. Пока Барбара ждала секретаршу, которая проводила бы ее в кабинет мистера Баума, она внимательно изучала приемную, пытаясь по ее обстановке понять, с кем ей предстоит иметь дело.

Обтянутый лайкой диван – просто шик, стол из стекла и металла стоил на вид уйму денег, а на полу – шестиугольный серый с темно-синим ковер, и не подделка с распродажи, а настоящий.

Ну что же, для начала не так уж плохо. У Ната Баума со вкусом все в порядке, к тому же он отнюдь не бедствует.

С другой стороны, ее взору предстала старая картонная коробка с кипой старых бумаг, сиротливая рождественская елка из пластмассы, которую небрежно прислонили к подлокотнику дивана, и толстый слой пыли на стеклянной столешнице умопомрачительно дорогого стола – тряпки он не знал с тех пор, как его поставили в приемной.

Роскошь и неряшливость одновременно – такое сочетание дразнило воображение Барбары. Может быть, мистер Баум из тех, кто презирает обыденные мелочи? А что, если это говорит о чем-нибудь ином, например о дурном характере?

Барбара отдавала себе отчет в том, что придает слишком большое значение подобным пустякам, но ей нравилось извлекать максимум возможного из всего, даже из пятиминутного ожидания в приемной. «Живем один раз, – говорила она, – и надо все пройти до конца, даже если иногда заходишь слишком далеко, а потом расплачиваешься головной болью».

– Мисс Розер? – Молоденькая секретарша бесшумно возникла в дверях приемной.

– Миссис Розер, – поправила ее Барбара, хотя она сама уже не раз подумывала вернуться к девичьей фамилии и называться «мисс».

– Нат сейчас вас примет.

Барбара последовала за девушкой по лабиринту коридоров к кабинету Ната Баума. Сейчас она узнает о нем побольше. Приемная, пожалуй, выглядит чересчур претенциозно. Может, вся ее теория рассчитана на дураков, а может, для Ната Баума надо искать другую лакмусовую бумажку.

Кабинет Ната Баума помещался в большой угловой комнате, выкрашенной в пепельно-серый цвет. Письменный стол заменяла пара журнальных столиков, вдоль всей стены располагался диван с плюшевой обивкой. Завершали картину несколько дорогих хромированных стульев и серый, в тон стенам, ковер на весь пол. Создавалось ощущение, что вы в материнской утробе.

– Нат, – сказала секретарша, – это миссис Розер.

Барбара успела разглядеть его раньше, чем он ее. Нат Баум восседал на диване и просматривал эскизы для обложки. «Возраст подходящий, – подумала Барбара, – около пятидесяти». Самой ей было тридцать четыре. Недурен собой, с несходящим загаром на лице, который делал заметнее морщинки у глаз. Но от этого он становился еще привлекательнее. Тело как у теннисиста в лучшей форме, к тому же рубашки покупает у Сен-Лорана.

– Здравствуйте, – сказал он. – Проходите, присаживайтесь.

– Здравствуйте, мистер Баум, – ответила Барбара.

– Только не мистер и только не Баум, – поспешно возразил он. – Все зовут меня просто Нат.

– Я заметила, – не смутилась Барбара и намеренно уселась на сверкающий хромом стул. Ей не хотелось сидеть рядом с ним, хотя диван был бы удобнее.

– Это Эд Вэллет. – Нат Баум представил ей молодого человека с эскизами в руках. – Наш художественный директор.

На Эде были расклешенные джинсы в обтяжку, дымчатые «дедушкины» очки и расстегнутая до пояса рубаха. Барбара видела много художественных директоров, и все они были на одно лицо.

– Я догадалась. – Барбара дала Нату Бауму понять, что она тоже не лыком шита. – Здравствуйте, Эд.

Эд кивнул в ответ.

– Как вам это? – Нат Баум протянул ей два эскиза, нарочно коснувшись ее руки своей. Барбара взглянула на фотографии: они предназначались для альбома «Йога для вас». На одной девица в трико сидела в позе лотоса, на другой тощая модель в бикини томно закатывала глаза и улыбалась.

– Никак, – ответила Барбара и положила эскизы на пепельную поверхность стола, умышленно не вернув их в руки Ната Баума. Он затеял игру, правила которой ей были слишком хорошо знакомы. Впрочем, он сам уже это почувствовал. Теперь оба они хотели выжать из игры как можно больше развлечения.

– У вас нет никакого мнения? – притворно изумился Нат Баум.

– Совершенно никакого.

У Барбары действительно не было совершенно никакого мнения по поводу этих эскизов. Пусть Нат Баум сам поломает голову. У нее даже не было никакого мнения по поводу самого Ната Баума, за исключением того, что он весьма привлекателен. Но какое ей до этого дело – он наверняка женат. Все мужчины Нью-Йорка, которые хоть чего-то стоили, которые имели деньги, власть и обаяние, – все они до одного были женаты. Просто ужас!

– У вас нет мнения! – повторил Нат Баум. – В таком случае вы уволены.

– Я не работаю у вас, – возразила Барбара. – Я неприкосновенна.

Она хотела сказать, что для него она неприкосновенна. Он понял это, как, впрочем, и то, что это неправда.

Эд Вэллет продолжал стоять возле своего шефа. Он слышал их разговор и понимал все его оттенки. Ему уже не раз приходилось видеть, как Нат Баум знакомится с хорошенькими женщинами, и всякий раз хорошенькие женщины старательно подыгрывали ему. Эда это не касалось. Он мечтал, чтобы Нат поскорее закончил всю эту чепуху и решил, что делать с обложкой.

– Принять позу лотоса равносильно самоубийству, – сказал Нат. – Пожалуй, женщины не клюнут на такую обложку.

– Надо же нам хотя бы чем-то отличаться от конкурентов, – заметил Эд, подразумевая, что на всех, без исключения, обложках журналов красовались стройные девицы в бикини и с блаженными улыбками на лице.

Нат бросил еще один беглый взгляд на эскизы и пожал плечами:

– Выбери сам, что лучше пойдет, – и протянул их Эду.

Барбара поняла – он хотел показать ей, что в своей фирме он хозяин. «Что же, он прав, – подумала Барбара, – кто платит, тот и заказывает музыку. Правила игры он, похоже, знает назубок и играет в нее мастерски». Но и она будет ему достойным соперником.

В «Джаред и Сполин», одном из крупнейших издательств Америки, Барбара Розер занимала должность директора отдела рекламы и сбыта и была вице-президентом компании. Ей понадобилось одиннадцать лет, чтобы стать тем, кем она стала. Ее вполне устраивали ее положение и ее заработок. И все же она никогда сознательно не стремилась к тому, что получила.

Барбара росла в пятидесятые годы и прилежно выполняла все, что диктовало ей время: вышла замуж в двадцать лет, родила двоих детей – девочку и мальчика, развелась с мужем, сделала карьеру и добилась сексуальной свободы. И все в должной последовательности.

В противоположность «благородному» происхождению Барбары – ее родители были стопроцентные англосаксы и протестанты, – Нат Баум был выходцем из еврейских низов. Но он тоже сделал все, что полагалось: начал с того, что женился на дочери состоятельного человека, потом открыл свое дело в сороковых годах и стал выпускать пластинки с записями джаза и свинга. Затем наступил век рока, фирму Ната Баума прижали крупные конкуренты, и он перешел на пластинки с записями уроков аутотренинга. «Альфа рекордс» сулила здоровье, счастье и благополучие. Ее продукция становилась разнообразнее; появились диски типа «Как стать стройной при помощи самовнушения», «Как утроить ваш капитал», «Как бросить курить за тридцать дней», «Сексуальная зарядка для чувственной женщины». Реклама «Альфы рекордс» замелькала на страницах самых ходовых женских журналов. Дела шли в гору, и вскоре Нат Баум перешел на издание книг. Теперь он ворочал не одним миллионом. У него была дочь, которую он обожал, и у него было столько денег, что он мог бы уйти на покой и не бедствовать. От тесной квартирки в паршивом доме, в которой он вырос, остались лишь смутные воспоминания.

Начав с разных точек и в разное время, Нат Баум и Барбара Розер достигли того, что называют американской мечтой. И перед ними вставал один и тот же вопрос: что же дальше?

Когда за Эдом Вэллетом закрылась дверь, Нат Баум сказал:

– Как-никак, художественный директор – он, а не я.

– Но президент фирмы – вы, – возразила Барбара.

– Только в служебное время, – ответил Нат. – По правде говоря, я с большим удовольствием предавался бы пьянству где-нибудь под пальмой.

И этот туда же! Барбара знала по меньшей мере сотню мужчин, которые заводили одну и ту же старую песню: они живут ради дела, ради денег, ради службы и лелеют свою юношескую мечту о тропическом острове, смуглых красавицах и полном безделье.

– Попади вы туда, – сказала она, – вы бы умерли со скуки.

– А вы проверьте на деле, – улыбнулся Нат.

На этот раз он перебрал. Он нарушил правила, по которым велась их игра, и Барбара прекратила ее. Она стала излагать разработанную ею торгово-рекламную кампанию: объявления для оптовых торговцев, плакаты и вывески в витринах магазинов, рекламные проспекты и бланки заказов для маклеров. Наконец она умолкла в ожидании его ответа.

Он ничего не сказал. Он сидел и курил одну сигарету за другой.

Барбара недоумевала: не послала ли она его в нокаут раз и навсегда? Она все же надеялась, что нет, такого у нее и в мыслях не было. И она продолжила в том же деловом ключе: цены на бумагу, стоимость цветоделения, расходы на печать и рассылку по почте…

– Первоначальные расходы мы возьмем на себя, а вы половину из них погасите в месячный срок.

Все это содержалось в контракте. Барбара сказала все, что должна была сказать.

Нат Баум вытащил еще одну сигарету из пачки «Кента» и произнес:

– Я все пытаюсь бросить.

– А как же ваша пластинка «Как бросить курить в тридцать дней»? Или на вас она не действует?

– Такова жизнь, – пожал плечами Нат Баум.

– Вероятно, при всем внешнем цинизме в душе вы романтик, – сказала Барбара, решив возобновить игру. Уж больно он был ей симпатичен, чтобы так быстро распрощаться с ним.

– Вы, пожалуй, правы, – ответил он с улыбкой.

Она улыбнулась в ответ, напряжение между ними вдруг исчезло.

– Итак, вы даете «добро» на мои дальнейшие действия?

– Конечно. Почему нет?

– Я оставлю вам макеты рекламных проспектов. Посмотрите их на досуге.

– Не хочу. Я доверяю вам.

– Спасибо, – кивнула головой Барбара.

Она встала, собираясь уйти. Деловая встреча закончилась, игра тоже. Ничья. Она взяла сумочку и направилась к дверям. Было уже почти половина первого.

Неожиданно Нат Баум тоже поднялся. Он оказался немного ниже, чем Барбара предполагала.

– Пообедайте со мной, – предложил он. – Мы могли бы еще побеседовать.

Она прекрасно понимала, что Нат Баум предлагает ей не пообедать с ним, а переспать.

Барбара пятидесятых годов попросту не догадалась бы, что именно ей предлагают. Барбара шестидесятых завалилась бы с ним в постель в тот же вечер. Но сейчас уже были семидесятые, и она лишь ответила:

– Хорошо, я с удовольствием с вами пообедаю. – Оказывается, игра еще не кончилась, и, когда Барбара вошла в лифт, она гадала, кто же в ней будет победителем.

Часть вторая
ПЯТИДЕСЯТЫЕ
ЖЕНЩИНА ПЕРЕХОДНОГО ТИПА

Никакой женщине не заказано иметь и семью, и карьеру. Для этого нужна только должная организация.

Барбара Розер, сентябрь 1959 года

1

– Я принадлежу к последнему поколению американцев, чье детство прошло в маленьких городках, – говорила Барбара. – Белая колокольня на лужайке в центре города, шумные школьные игры и телефонистки, подслушивающие чужие разговоры.

Тогда ее звали Барбара Друтен. Ее семья имела внушительное происхождение, но весьма призрачные доходы. Ее предки с обеих сторон были голландские фермеры, поселившиеся в долине Гудзона в начале восемнадцатого века. У ее матери в детстве были гувернантки и повозка, запряженная пони. Отец хорошо ходил под парусом и играл в крокет, но он намного хуже вел страховые дела, которые перешли к нему по наследству. Ее родители помнили двадцатые годы, когда они были богаты, и, вынужденные экономить на мясе, смаковали свои воспоминания об икре.

В том маленьком городке, которым был Полинг, разница в доходах не имела столь уж большого значения, и Барбара от души повеселилась на всех вечеринках с танцами, молодежных посиделках и пикниках. Она была чуточку слишком красива, чтобы располагать к себе девочек, и чуточку слишком умна, чтобы нравиться мальчикам. Тем не менее у нее была лучшая подруга, с которой она делилась секретами, и к выпускному классу – возлюбленный, который пригласил ее в июне на бал, а затем на протяжении всего лета каждую субботу пытался лишить ее невинности.

Она носила юбки-солнце – по моде тех лет; юбки то и дело взвивались вверх и опускались вниз. Она надевала носочки, обязательно подвертывая резинку, отчего на ногах оставался след и не проходил часами. Она, как все девчонки, носила мелочь в туфлях, вязаные свитера и белые пикейные блузки с кружевными воротничками. Она хотела казаться разбитной и бедовой, но боялась шпаны, то есть парней, которые постоянно совершенствовали двигатели своих автомашин и ходили с жирными патлами. Она знала, что Пегги Сью Дискби в предпоследнем классе подзалетела. Ее «поездка к тете в Чикаго» на самом деле, как узнала Барбара из сплетен в читальном зале, была лишь поводом для аборта где-то на юге Нью-Джерси, где они были разрешены.

Ее не интересовали ни модные песни, ни рекорды в гольфе, ни слушания в сенате, ни спутники, ни холодная война. Ее интересовало, кто с кем гуляет и кто кого бросил, действительно ли «французский поцелуй» сводит парней с ума и можно ли пользоваться тампексами, если ты еще девушка.

Поскольку Барбара закончила среднюю школу с высокими отметками, а к тому же ее дядя с материнской стороны пожертвовал библиотеке Уэлсли коллекцию редких иллюстрированных рукописей семнадцатого века по флоре Европы, а также потому, что именно в колледже вернее всего встретишь будущего мужа, – Барбару отправили в колледж Уэлсли.

Как говорится, в пятидесятые годы мальчики получали степень доктора философии, а девочки – мужей.

Барбара поступила в Уэлсли осенью 1954 года, имея в своем гардеробе кашмирские свитера, шотландские юбки в складку и несколько пар бермудов. Она вязала носки для своих кавалеров, играла нескончаемые партии в бридж и засиживалась с подружками до поздней ночи, обсуждая вопрос, как много можно позволить парню после обручения и сколько детей должно быть в идеальной семье.

Барбара верила в любовь с первого взгляда и не сомневалась, что распознает своего будущего мужа в ту минуту, как увидит его. Единственное, что от нее требовалось, – это быть приветливой, покладистой и следить за прической.

С Диком Розером она познакомилась в октябре 1955 года. Их свела ее подруга по общежитию Тоби Гриффит. Тоби объяснила, что Дик – товарищ ее жениха и очень скромный мальчик. Он изучает судостроение, очень симпатичный и родом с Дальнего Запада. Посвящая Барбару во все эти подробности, Тоби начищала ювелирной пастой и старой зубной щеткой свое кольцо с бриллиантом в два с половиной карата, полученное в день помолвки. Это был ритуал, который Тоби свято чтила: каждое утро и каждый вечер она драила свой кругло ограненный камень до тех пор, пока он не начинал излучать ослепительное сияние. Барбара мечтала о таком же. Она хотела бы попросить у Тоби разрешения примерить колечко, но не решалась. Многие девушки избегали давать свои обручальные кольца кому-либо. Это было все равно что предать или играть с дьяволом: слишком рискованно.

– Он пошел на судостроение, чтобы избежать призыва в армию и не оказаться в Корее, – сказала Тоби. – Он на втором месте на курсе, и у него хорошее будущее.

Хотя это и не была любовь с первого взгляда, но Дик Розер сразу понравился Барбаре. На нем были серые фланелевые брюки и твидовый спортивный пиджак, оксфордская рубашка с пуговками по углам воротничка и репсовый галстук в красную и черную полоску. Свои белые форменные туфли, как, впрочем, и другие студенты, он никогда не чистил, что с лихвой возмещала аккуратная стрижка.

– Куда бы ты хотела пойти? – спросил он. Он поверить не мог, что ему так повезло. Ему говорили, что Барбара хорошенькая, но она была просто куколка.

– Пошли в нашу забегаловку. Все ребята там болтаются, – сказала Барбара.

Была еще гостиница «Уэлсли», но там было дорого, а вводить молодого человека в расход в первый же вечер – некрасиво.

Дик распахнул дверцу своего серого «олдсмобиля» и помог Барбаре сесть. Она расправила вокруг себя свои нижние юбки, издававшие приятный крахмальный хруст. Барбаре этот звук казался сексуальным и в то же время вполне невинным. Он как бы деликатно напоминал юноше, что раз на ней нижнее белье, значит, под ним ничего нет. Она была рада, что вымыла в тот день голову. Волосы были уложены на пробор с правой стороны и удерживались овальной серебристой заколкой.

Она подумала, что они прекрасная пара – Барбара и Дик.

Поглощая кока-колу и гамбургеры, они рассказывали друг другу о себе. Дик был родом из пригорода Аспена, штат Колорадо и думал о будущем.

– Ко мне уже делали заходы из судостроительных компаний «Маклафлин стал» и «Эйпикс шипбилдинг».

– И куда ты пойдешь?

Барбара была потрясена. Все знали, что вербовщики компаний в колледже делали предложения за год до выпуска только лучшим ученикам.

– Это зависит от оклада и страхового полиса. Окончательно своих предложений они пока не сделали. – Он заказал еще кока-колы. – А ты в чем специализируешься?

– В литературе. Я люблю Сэлинджера и просто ненавижу Керуока. На прошлой неделе я прочла «На дороге».

– А у меня нет времени на чтение, но, по-моему, «Фрэнни и Зуи» просто ужасная вещь, – сказал Дик.

Он боялся, что Барбара затеет длинную дискуссию о литературе. Он терпеть не мог интеллектуалок, хотя эта была чересчур хорошенькой, чтобы быть заумной, и решил переменить тему разговора, попросив рассказать о себе.

Она поведала Дику, что окончила государственную среднюю школу, что, по ее мнению, Элвис Пресли отвратителен и что она надеется, что принцесса Маргарет получит благословение королевы на брак с полковником авиации Таунсэндом.

– Это будет так романтично, правда?

– Да, – ответил Дик. – Но не представляю, как королева пойдет против многовековой традиции.

– Я думаю, настоящая любовь всегда побеждает, а ты что скажешь? – спросила Барбара.

– Настоящая любовь несет с собой большую боль, – ответил Дик, отсчитывая чаевые.

Барбара вздрогнула.

– Я не могу в это поверить, – сказала она. – И не поверю никогда.

– Ну, с тобой-то этого не случится.

– Что именно? – спросила Барбара, не давая ему уйти от волнующей ее темы. – Настоящая любовь или боль?

– Боль, – ответил Дик то, что, как он знал, она хотела услышать.

– Я тоже так думаю, – сказала Барбара.

Ее возраст еще позволял ей считать себя защищенной от неприятностей.

Во время их второго свидания Дик повел Барбару в кино, и, хотя Барбара позволила Дику держать ее за руку, она была начеку, чтобы он ее не обнял. На третьем свидании она разрешила ему поцеловать себя на прощание, хотя держала губы сомкнутыми, да он и не хотел большего, поскольку знал правила не хуже ее.

Вскоре Барбара стала освобождать свои субботние вечера, а затем и воскресенья для Дика. Они поглощали гамбургеры и пиццу, ходили в кино, днем занимались, вечером держались за руки и до поздней ночи обнимались. В пятидесятые годы все правила секса были также строго расписаны, как шаги в гавоте в восемнадцатом веке. Через месяц Барбара разрешила Дику потрогать ее выше талии, но через одежду. Постепенно она позволила ему расстегнуть верхние пуговки ее блузки и дотронуться до ее груди сначала через лифчик, а затем залезть и внутрь лифчика. Перед самым Днем Благодарения Дик подарил ей гарвардский шарф в красную и белую полоску, который она надела поверх своего пальто из верблюжьей шерсти, и это было знаком серьезности его намерений.

Когда в январе они встретились после перерыва, вызванного рождественскими каникулами, Дик объявил Барбаре, что любит ее, и попросил ее носить его университетский значок. В студенческой среде это было знаком обручения. Она кивнула. Дрожащими руками Дик приколол свой значок на ее розовый свитер как раз над левым соском. Это место было ближе всего к ее сердцу. Они поцеловались, разомкнув губы и дав волю своим языкам, и Барбара сказала себе магическое слово «помолвка».

Она совершенно забыла о любви с первого взгляда. Она нашла себе нечто гораздо лучшее – настоящую любовь.

В 1956 году Америку заполнил невиданный тираж ценных бумаг – компания «Форд» выпустила в обращение более десяти миллионов акций; Мартин Лютер Кинг-младший организовал автобусный бойкот в штате Алабама; президент Дуайт Эйзенхауэр осудил Израиль, Великобританию и Францию за применение силы в Суэцком кризисе; шведская академия учредила Нобелевскую премию мира, а в конце года Элвис Пресли подарил миру песню «Отель разбитых сердец».

Отец Барбары не воспользовался предложением Форда, Мартина Лютера Кинга он осуждал, а вот познакомившись с женихом своей дочери, одобрил ее выбор. Ничто остальное его уже не коснулось, поскольку в конце весны он умер. И сделал это так же вежливо и тактично, как и жил.

Он приехал в загородный клуб Полинга, чтобы сыграть партию в гольф, установил мяч в первую лунку, вдруг стал задыхаться и рухнул на молодую весеннюю траву, разбив при падении правое стекло своих темных очков о деревянный мяч. Его партнер и мальчик, подающий мячи, помчались в здание клуба и вызвали врача.

– Сожалею, что доставил столько хлопот, – сказал Питер Друтен, когда водитель и санитар укладывали его на носилки и запихивали в машину «скорой помощи», которая, с завывающей сиреной, доставила его в больницу.

Это были последние слова Питера Друтена, поскольку в приемный покой он попал уже мертвым. Свидетельство о смерти утверждало, что причиной послужила сердечная недостаточность.

Всю следующую неделю Барбара и Дик провели с ее матерью. Эванджелин Друтен осталась без мужа и без денег в пятьдесят четыре года. Хотя Питер Друтен работал в страховом бизнесе, он не оставил семье ни цента страховки. Все, что получила его вдова, помимо фамилии, был дом, где она жила, одежда, которую она носила, и три тысячи двести долларов наличными. Целую неделю она плакала, отказывалась от пищи и не следила за своей внешностью. Барбара и Дик не отходили от нее ни на шаг и, как могли, пытались ее утешить и приободрить.

– Все будет хорошо, – сказала Барбара.

Мать взглянула на нее и подумала: неужели дочь унаследовала непрактичность отца? Если так, то плохое же она получила наследство. И Эванджелин снова расплакалась.

– Ну, мама, – сказала Барбара, – не плачь. Все будет хорошо. Правда. – На сей раз Эванджелин заставила себя поверить дочери.

– Что вы теперь собираетесь делать? – спросил Дик. Миссис Друтен готова была обнять его за его житейский подход к случившемуся.

– Даже не знаю, – ответила миссис Друтен. – Наверное, придется пойти работать.

Когда вечером миссис Друтен удалилась в свою осиротевшую спальню. Дик сказал Барбаре:

– Я позабочусь о том, чтобы тебе никогда не пришлось работать.

По непонятной ей самой причине Барбара при этак словах разревелась, впервые после похорон. Она уткнулась Дику в грудь и плакала до тех пор, пока его рубашка не промокла насквозь.

– Не плачь, – сказал Дик. – Я хотел сказать, что позабочусь о тебе.

Он не имел ничего против ее отца, но смысл его слов был ясен: непрактичный Друтен не обеспечил свою дочь и жену. Барбара высморкала нос в платок, который ей протянул Дик, и улыбнулась ему. Она чувствовала себя увереннее при одной мысли, что человек, за которого она выходит замуж, совсем не такой, каким был ее отец.

Барбара удивилась, что родители Дика не встретили их в аэропорту Денвера. Были рождественские каникулы, и Барбара отправилась с Диком к нему домой, чтобы познакомиться с его родителями, и полагала, что они будут взволнованы предстоящей встречей не меньше ее самой.

– У отца сейчас самый сезон в бизнесе, – сказал Дик.

Его отец владел фирмой по прокату лыжного инвентаря и снабжал необходимым несколько лыжных домиков. С октября до Пасхи ему надо было заработать достаточно денег, чтобы семья жила безбедно целый год. Дик провел Барбару к прилавку «Хертца», где он заполнил бланк, предъявил свои водительские права и получил ключи от голубого «доджа».

Пейзаж, открывавшийся за окном автомобиля по дороге в Эспен, поражал воображение: зубцы гор резко выделялись на фоне мягких округлых линий дальних холмов. Везде лежал снег, даже на ветвях высоких сосен, а маленькие, Богом забытые деревни, которые они проезжали, походили друг на друга как близнецы. – Ты думаешь, твоим родителям я понравлюсь? – спросила Барбара в сотый раз.

– Конечно. На этот счет не волнуйся. – Дик был поглощен дорогой. Барбара знала, что он не любит разговаривать, когда сидит за рулем, и не стала ему мешать. Она решила про себя предоставить инициативу его родителям: если они обнимут ее, то и она обнимет их в ответ, если поцелуют, то и она их поцелует, а если просто пожмут руку, то она удовлетворится и этим.

Дом, в котором жили Розеры, нельзя было рассмотреть от ворот. К нему вела грязная дорога, вся в ямах и рытвинах. Когда наконец показался дом, Барбара испытала разочарование, хотя и сама не знала, почему. Она, конечно, и не рассчитывала увидеть шале с рекламной картинки, но дом Розеров оказался самым заурядным американским домом, который к тому же давно не перекрашивали.

Дик поставил машину на площадке за домом и по раскисшей дорожке провел Барбару к заднему крыльцу. Через окно она увидела женщину, стоящую возле кухонной мойки. Дик распахнул дверь, и Барбара вошла. Она очутилась в небольшой прихожей, слева от которой была кухня, справа – гостиная, а прямо – лестница наверх. Она ждала, что миссис Розер что-нибудь скажет при виде ее. Неделю назад Барбара слышала, как Дик звонил матери и предупреждал, что приедет домой с девушкой. «Это кое-что особенное, мам. Я бы хотел, чтобы вы с отцом познакомились с ней». Но женщина не сдвинулась с места, и Барбара недоумевала, почему миссис Розер не проявляет к ней никакого интереса.

– Привет, мам, – сказал Дик. Он обнял ее, но Барбара заметила, что они не поцеловались. – Это Барбара. Та девушка, о которой я говорил.

– Здравствуйте, – произнесла миссис Розер.

Мойка перед ней была полна картошки. Некоторые картофелины были очищены, другие еще нет. Миссис Розер продолжала свою работу, ловко орудуя маленьким ножом. Барбара удивилась, как она видит, что делает: вечерело, и в кухне было довольно темно.

– Здравствуйте, миссис Розер. Я так ждала встречи с вами. Дик мне много о вас рассказывал.

– Я бы пожала вам руку, но они у меня мокрые, – сказала миссис Розер и показала глазами на свои руки.

Ну, по крайней мере, она хоть хотела пожать руку. Во всяком случае, миссис Розер не возненавидела ее с первого же взгляда. Барбара стояла, не зная куда себя деть, чувствуя себя очень неловко в своей юбке и свитере в тон, купленных в дорогом магазине специально для этого случая.

– Надо бы зажечь свет, – сказал Дик и включил лампу.

Кухня была маленькая и удобная, с линолеумом на полу, старым, но вылизанным до блеска. Старомодный холодильник, большая и черная плита, из тех, что топятся дровами. Барбара никогда такой не видела, разве что в антикварных лавках Новой Англии.

– Самолет прилетел на пять минут раньше, – сообщил Дик. – Наверное, ветер был попутный.

– Вот и хорошо, – сказала миссис Розер. Теперь, при свете, Барбара рассмотрела седые волосы, стянутые в скромный пучок, дешевое домашнее платье из набивного ситца и аккуратно заштопанную коричневую кофту. Ей стало ужасно жаль эту женщину, она выглядела такой измученной. Барбара знала о ее старшем сыне, брате Дика, по имени Бод, – какие надежды она на него возлагала и как все эти надежды рухнули в один миг, когда он погиб в местечке, о существовании которого она до этого и не подозревала, – каком-то Парк Чоп Хилле.

– А где отец? – спросил Дик.

– Во втором домике, – сказала мать. Барбара почувствовала себя обиженной: выходит, мистер Розер не счел ее приезд достаточно серьезным поводом, чтобы прийти домой пораньше. Она отогнала эти мысли: Дик ведь предупреждал, что его родители не любят показухи.

– Как нынче бизнес?

– Еще рано что-то говорить, – сказала миссис Розер, наполняя холодной водой большую эмалированную кастрюлю и перекладывая туда очищенные картофелины.

– Может, помочь? – спросила Барбара.

– Можешь накрыть на стол. Дик, покажи ей, где все лежит. – Миссис Розер повернулась к Барбаре и в первый раз посмотрела прямо на нее, встретилась с ней взглядом и улыбнулась.

С военной точностью Барбара разложила на голом столе грубые ножи и вилки, все разные. Сложенные бумажные салфетки легли слева от вилок, и, наконец, напротив ножей встали стаканы, похожие на те, что бесплатно выдают клиентам на бензозаправках.

– А вот и отец, – сказала миссис Розер. Дик посмотрел в окно, следом за ним – Барбара. Она не поверила своим глазам – мистер Розер приехал домой на светло-голубом четырехдверном «кадиллаке».

Всю рождественскую неделю красивый городок Аспен сверкал и переливался огнями вокруг них. Всякий раз, когда Барбаре хотелось нарядиться в длинную юбку и кашмирский свитер и отправиться с Диком в какую-нибудь гостиницу, где можно будет усесться перед пылающим камином и выпить, она неумолимо прогоняла эти мысли. Вместо этого она проводила все время с родителями Дика. Его мать была из тех женщин, которые считают за лучшее молчать и не выказывать своих чувств. При ней Барбара всегда приходила в смущение и предпочитала общество Алекса Розера – он, по крайней мере, разговаривал. Он расписывал ей свою систему учета инвентаря, жаловался, что клиенты не берегут имущество, которое берут напрокат и возвращают его в жалком виде, и сетовал, что ему приходится нанимать на работу студентов колледжа, чтобы управляться со всеми делами.

– Ни один из них не желает честно отрабатывать свои деньги, – говорил он, и Барбара поддакивала, а Дик не проявлял никакого интереса.