Текст книги "Падение. Том 1"

Автор книги: Рустам Рустамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Да, влетит мне от матери…

Брат посмотрел на него с присущей ему ироничной улыбкой и ответил:

– Нет, ты не бойся, у тебя времени очень много, успеешь обсохнуть, так как нам еще долго к дому не подходить.

Все отчетливее слышали они голос матери. Она «сыпала» им на голову свои «добрейшие» пожелания. Внесем некоторую ясность в это выражение. У азербайджанских женщин есть такая черта: когда они довольны своими детьми, в их адрес они говорят слова нежности, например: «да умру я перед тобой»; «чтобы все твои болезни перешли мне»; «чтобы ты меня оплакивал сам и хоронил»; «чтобы ты нес меня на своих плечах на кладбище»; «да отнимет Бог мои годы жизни и добавит тебе» (вот откуда берет начало молитва за долголетие Мастана) и подобные, скажем прямо, грустные фразы. Но если ты провинился, тогда другая тирада слов: «чтобы не дожить тебе до утра»; «чтобы ты умер где-нибудь и твой труп никто не нашел»; «чтобы Бог выколол тебе глаза» (конечно, у него же других забот нет) и подобные. Но в этот раз братья услышали помимо привычных ее шедевр, который она употребляла в очень и очень исключительных случаях, а именно: «Чтобы вы встретились с такой пулей, которая, войдя в легкие, прошла бы через сердце, почки, печень и разорвала бы желудок и кишки!» Вот так, не больше и не меньше. Очень экономично и надежно. Кто его знает, может, подобные пожелания азербайджанских женщин и подтолкнули ученых к идее создания пули со смещенным центром тяжести. Всякое возможно в этом мире. Идея-то была заложена великолепная, хотя доброй или гуманной назвать ее никак нельзя.

Малому не терпелось узнать, почему вдруг все так всполошились. Что же такое стряслось, что мать даже употребила в их адрес самое тяжелое, но в то же время экономичное пожелание? Когда голос матери доносился совсем рядом, они от греха подальше спрятались за ветвистой ивой, которая росла прямо у реки. Вскоре увидели и мать. Она оглядывалась по сторонам, но было видно, что не особо стремится их обнаружить, потому что повернула обратно и даже перестала сыпать в их адрес свои пожелания. Братья успокоились, и малой поделился своими догадками со старшим:

– Что, усатый Алы заметил арбузы на огороде?

Он умышленно употребил слово «усатый», это была проверка реакции брата. «Брат не отреагировал, значит, дело серьезное», – подумал Малой.

Здесь хотелось бы отметить один момент: Малому вскоре не понадобилось придумывать прозвища местным, так как они уже были у всех. В этом селе жили удивительные люди – будто им было нечего делать, и они сочиняли друг другу прозвища. Раз уж мы заговорили об этом, скажем пару слов и об именах, которые носили люди в этом селе. Здесь детям давали имена «по событиям»: например, человек родился в год образования государства Израиль – пожалуйста, это и есть твое имя. Не будем тратить время на изложение поводов, по которым детям давались имена, а приведем примеры некоторых: Колхоз, Комиссар, Райком, Трактор, Совет, Тулум (сосуд для жидких продуктов, изготовленный из сырой бараньей шкуры), Чобан (пастух), Нахырчы (животновод), Гагарин, Правитель, Аскер (солдат), Абыш (США), Марлен (Маркс-Ленин сокращенно), Флот и так далее. Не будем же перечислять здесь все экзотические имена этого села. Но об одном имени следует говорит отдельно. Была одна женщина по имени Фалестина, которая родилась и получила имя в год образования государств Израиль и Палестина. Дело в том, что весь Восток говорит «Фалестина». Однако доклад по этому вопросу делал тогда глава советской делегации А. Микоян. Общеизвестно, что армяне букву «Ф» произносят как «П», отсюда и пошло название «Палестина». Если у кого есть сомнение, можете посмотреть «Евангелие. Жизнь Иисуса» и убедиться. Одним словом, обращаться к Микояну. Забегая вперед (или оглядываясь назад, кто его знает), невольно думаешь, что получилось бы, если этот же Микоян делал доклад об образовании Российской Федерации.

Еще одно уточнение о прозвищах: они давались либо в знак уважения, либо чтобы подчеркнуть недостаток человека, или же из поколения в поколение один род носил конкретное прозвище как фамильный родовой знак. По ходу повествования расскажем отдельно о каждом из героев, с которыми нам придется встретиться. Бывало и такое, что, например, два человека могли носить одинаковые прозвища. Прозвище «узун», то есть «длинный», носили два человека. Только одному это прозвище было дано как знак уважения, а второму же как уничижительное. С одним мы уже знакомы: узун Хабиб получил свое прозвище за свой высокий рост и глубокий ум – в знак признания и уважения. Прозвище второго, узун Тейлора, наоборот, подчеркивало его бессмысленно длинный рост. Чтобы особо унизить его, к прозвищу добавили слово «драз» и часто его называли просто «драз Тейлор». Потом этот Тейлор женился на девушке из другого села. Жену его звали Марья. Она была тоже высокая и красивая, и говорят, была очень добрая и отзывчивая. Из-за своей отзывчивости и доброты у нее часто возникали конфликты с сельскими женщинами. Справедливости ради заметим, что таких добрых и отзывчивых женщин в селе было немало, и некоторые начинали заниматься благотворительностью еще со школы.

Братья долго болтались в округе. Время уже шло к вечеру, и надо было что-то решать. Как идти домой, никто не знал: оба боялись отца. Матери опасаться не было необходимости, она уже высыпала свои пожелания, наверняка сидит и переживает. Малой предложил подождать до тех пор, пока сами родители не начнут их искать. Предложение было интересное, но никакой гарантии не давало: отец может и всыпать, еще можно получить дополнительную порцию за волнения, которые они, возможно, испытают из-за долгого отсутствия детей. Старший предложил в принципе разумный вариант: подойти все-таки ближе к дому и «случайно» попасть на глаза родителям, проверить реакцию, затем действовать по обстановке. Когда они подошли к дому, родители были заняты наведением порядка вокруг дома. Мать издали, завидев их, окликнула и попросила подойти помочь. Братья поняли, что мать сделала это специально, как бы проверить реакцию отца, и чтобы в случае угрозы наказания они могли драпануть. Как ни странно, отец никак не реагировал, молча делал свое дело, и в дальнейшем он об этом разговора не вел. Потом мать рассказала, как все было.

Усатый Алы (мать сказала именно так, при этом Малой расстроился: значит, его так зовут все, и прозвище, данное им, теряет смысл), после того как крепко поел, выпил несколько стаканов чая, вдруг вспомнил про огород и заволновался – что там натворили дети. Встал и пошел в огород, а когда увидел переполошенные корешки арбузов, позвал отца. Пока отец шел к нему, он начал разглядывать арбузы и, когда увидел вырезы на боках, так заорал, словно его ужалила змея. Мать и отец сначала так и подумали («Лучше было бы», – подумал Малой, но придушил свою мысль, ничего не сказал). Подошел потом узун Хабиб («Так-так… И с ним, получается, прозвище зря придумано», – расстроился Малой, но в то же время осознание собственной правоты давало уверенность), все уладил, поговорил сначала с усатым Алы, а потом и отца успокоил тем, что договорится с животноводами и те соберут арбузы и увезут коровам на корм. И шофер Али вызвался помочь тем, что приедет и повезет все это на ферму. Все это было как-то непонятно. Мать спокойно объясняет, отец не берет ремня. Не знаю, может, на тот момент у родителей проснулись какие-то педагогические инстинкты (о которых они и сами-то не догадывались), и они решили не травмировать детей в первый же день на новом месте: успеется, они обязательно что-нибудь еще натворят, и тогда можно будет напоминать и об этом попутно. Как бы то ни было, все прошло без особых проблем. Вскоре они общими усилиями закончили уборку, и все зашли в дом (мы уже говорили выше – домом назвать было трудно), Малой начал осматриваться уже внутри. Дом (назовем так, чтобы каждый раз не отмечать в скобках непригодность его) состоял из двух половинок, и Малой сразу сообразил, что та половина, где уборка сделана более чисто, предназначена для жилья, а вторая половина – для домашней живности. Он решил поделиться этими мыслями со всеми, но старший тут же остановил его словами:

– Хватить умничать! Ты уже надоел всем с утра. Замолчи.

«Вот это да, – подумал Малой, – даже старший со мной заодно».

То, что брат одернул его, было результатом недовольства новой ситуацией, только он мог об этом сказать лишь ему, но поскольку разговаривать с Малым спокойно он практически не умел, то высказался таким оригинальным способом.

Через некоторое время мать предложила им поесть перед сном и организовала нехитрый ужин, состоящий из сыра, хлеба и чая. За ужином отец повел разговор о будущих планах, в основном о строительстве нового дома для семьи. По ходу разговора он сказал матери, что завтра нужно будет организовать хороший обед, придут несколько человек, и самое главное, узун Хабиб приведет толстого Мелкона, который является важным человеком в лесничестве, через которого он хочет договориться насчет лесоматериалов для строительства дома. Отец выпалил все это на одном дыхании, чтобы не дать матери опомниться и чем-либо возразить. Но не тут-то было: мать нашла, чем выразить свое недовольство.

– Да поразит тебя гром и подохнет твой толстый Мелкон! Из чего же я буду его кормить? Нету у меня лишней посуды. Что, я должна кормить его из посуды своих детей, что ли?

Отец сурово посмотрел на нее, но, видимо, это не имело эффекта, и сказал:

– Слушай, дочь ветреного Меммеда, у тебя есть голова или ты тоже, как весь твой род, лишена способности думать? Ты что чепуху несешь: как, из чего? Будешь кормить из того, что есть.

Дело в том, что отец матери, Меммед, в свое время носил прозвище «ветер» за определенные черты характера, и отец никогда не упускал возможности поддеть ее, и всегда говорил «ветреный Меммед», на что мать, нисколько не обижаясь, отвечала: «На своих погляди». Потом пошли мирные переговоры: мать спокойно объяснила отцу, что не хочет осквернять и без того скудный остаток посуды семьи, оставшийся после ограбления в Казахе, покормив из нее армянина.

Дело в том, что семья перенесла испытание в Казахе: их ограбили начисто. При этом грабители были беспощадны – унесли все, а милиция, как часто бывает, проявила бестолковость, ничего не нашла – и все кануло в прошлое, бесславное и оскорбительное. После этого мать сразу же поняла, что зря напомнила об ограблении. Дело в том, что отец не любил вспоминать об этом и никогда не рассказывал о том, что же произошло. Только изредка мать в отсутствии отца делилась с кем-нибудь из женщин. В семье на эту тему было наложено негласное табу. Дети тоже никому ничего не рассказывали.

* * *

Наступали сумерки. Мать готовилась печь хлеб; тесто было заготовлено, разделено на круглые заготовки, сложенные в ряд и прикрытые скатертью. На летней кухне горел очаг, и на нем был установлен садж. Это такой большой круглый выпуклый металлический диск, на котором пекут хлеб. Диск этот имеет двоякое применение, в его внутренней, то есть вогнутой стороне можно приготовить пищу. Этот очень практичный домашний предмет, изобретенный тюрками-кочевниками, служит людям уже, наверно, тысячи лет.

Отец лежал на тахте, мать делала свое дело, старший за столом, поставив перед собой для большей освещенности керосиновую лампу, готовил уроки. Малой же, как всегда, был не при делах: то с матерью выходил на улицу, то мешал брату делать уроки и, когда он задел отца и тот проснулся, от греха подальше решил выбежать на улицу. Когда открыл дверь, увидел, что к ним со стороны речки бегут двое людей. «К нам гости!» – весело крикнул Малой, и отец поднялся, чтобы посмотреть, кого это несет в такое неурочное время. Мать положила на место заготовки теста и тоже с любопытством пыталась посмотреть на улицу, но «гости», даже не дожидаясь приглашения, перешагнули за порог. Один из них был высокого роста, стройный и спортивного телосложения, а другой, наоборот, невысокий и коренастый, но тоже довольно крепкого телосложения; на правой щеке высокого был глубокий шрам, который от середины щеки тянулся вниз и искривляясь шел к подбородку. Однако это, как ни странно, нисколько не портило лицо и даже своеобразно украшало его. Такой шрам Малой увидел впоследствии у главного героя фильма «Можно ли его простить», который тоже был бандитом. Кто его знает…

«Гости», ввалившись в дом, поздоровались. Высокий представился Исмаилом, а коротыш вроде и не представился, видимо, «забыл»; когда мать услышала имя его, по-доброму, со светом в глазах посмотрела на них и сказала, что ее брата тоже зовут Исмаил. Только отец был подозрителен и недоволен визитом незваных гостей. Не давая опомниться хозяевам, «гости» на одном дыхании выпалили свои проблемы: так, мол, и так, мы – караязинцы и ищем пропавшую скотину.

Это было более чем смешно, потому как по виду они были далеки от пастушества, на что отец обратил внимание сразу. На стене висело ружье, правда, к нему не было ни одного патрона, но тем не менее отец бросил взгляд на него, и тогда высокий сам, никого не спрашивая, снял ружье и спросил, не заряжено ли. Видя такой поворот событий, отец сказал, что они могут не беспокоиться, патронов нет. «Мы дадим вам патронов», – ответил высокий и начал расспрашивать о всяком разном.

Мать взяла подставку с заготовками из теста и хотела выйти на улицу, то есть на кухню к очагу, но коротыш преградил ей путь. Мать недоуменно посмотрела на «тезку» своего брата, и тот спокойно велел ей поставить все на место и никуда не выходить. В это время все отчетливо услышали гул мотора подъезжающей машины и вскоре увидели силуэты людей за окном. Тут же длинный со шрамом вынул пистолет, а коротыш достал кинжал. Длинный направил пистолет на отца, а коротыш с кинжалом в руке прижал к столу старшего и Малого, они молча смотрели на него; заплакала мать, достала ключ от запертого от детей сундука, бросила к ногам длинного. Длинный, как и прежде держа отца на прицеле, поднял ключ и велел коротышу всех связать. Коротыш недоуменно посмотрел на него, с улицы четко доходил шепот: «Пора кончать всех, отрубленная голова никогда не заговорит». Однако высокий со шрамом строго сказал: «Делай, что сказано», и его тон коротышу не оставил выбора. Он быстро, будто сам ее туда положил, нашел бельевую веревку, связал отца по рукам и ногам, отрезал кусок, связал также руки матери, затем нашёл что-то пригодное и связал руки детям, грубо оттолкнул их к столу, за которым старший недавно делал уроки. Малой внимательно следил за старшим, нет, не за отцом и не за матерью, а именно за ним. Тот, в свою очередь, смотрел на него и взглядом управлял его действиями. Видимо, понимал, что у Малого «хватит ума», чтобы сделать что-то лишнее, типа выбежать на улицу или что-то в таком духе. Малой четко видел во взгляде старшего волнение, но не страх. Ему стало гораздо спокойнее. Посмотрел на отца: глаза его были красные, как кровью налитые, он молча, но свирепо смотрел на происходящее. Отец бездействовал не оттого, что руки были связаны, скорее бы он не дал себя связать, а оттого, что были рядом дети и мать, не мог рисковать их жизнями, и тем более он четко слышал, какие команды подавались с улицы.

Это происшествие внесло серьезные корректировки в дальнейшую жизнь и взаимоотношения семьи. Во-первых, отец, который раньше был категорически против переезда, наконец поддался настояниям матери; во-вторых, это коренным образом изменило его отношение к членам семьи. После этих событий отец стал отстраненным от детей, часто ссорился с матерью. Отец стал раздражительным в семье и молчаливым в обществе.

* * *

Этот род в Алтычае появился с незапамятных времен. Говорить конкретно, когда это было, представляется проблемой; по словам узун Хабиба – чуть ли не со дня образования села. Называли их по-разному: Демирчилер, Усталылар. Свои воспоминания узун Хабиб начинал от демирчи, то есть кузнеца Усуба, который приходился дедом отцу. Рассказывал он также и об Усталы – брате Усуба. Вспомнить кого-либо до них он не мог. Все члены этого рода были настоящими джигитами – богатырями. Славились своей удалью и бесстрашием. К тому же были очень богаты. Имели в махале свои пастбища, покосные угодья, пахотные поля. Были известны стадами мелкого и крупнорогатого скота. Принадлежало также им огромное количество тяглового скота, а лошади, само собой, тоже были в большом количестве. В довершение списка можно привести еще три мельницы.

Отдельно стоит отметить, что первую кузнечную мастерскую построил дед отца – Усуб, сам же там и работал. Род был большой, как мы уже отметили, трудолюбивый и воинственный, потому и начали богатеть довольно быстро, настолько, что самим стало не управиться с огромным хозяйством и приходилось нанимать людей. О знатности рода свидетельствует и тот факт, что двоюродной брат отца Курбан долгое время был управляющим всего Каракоюнлинского махала.

Мы коротко рассказали о прошлом этого рода, чтобы были понятны причины изменений в характере отца. Конечно, принадлежать к известному роду и потом лежать связанным перед какими-то сопляками было выше его сил и самолюбия. Он бы никогда не допустил этого, даже ценой жизни. Но увы, руки его были связаны и без того, задолго до того – детьми и матерью.

* * *

Мать, чтобы успокоить отца и замять возникшую неловкость, примирительно сказала, что, конечно, найдет посуду и все будет как надо, только получилось бы договориться с ним насчет лесоматериалов. Братья посмотрели друг на друга, и Малой дал понять старшему высказать предложение о хинкалях, что тот и сделал. Однако отец, вопреки своему обыкновению, спокойно сказал, что нужно будет зарезать одного из годовалых барашков, потому как наверняка придет еще кто-то из его друзей-односельчан. Ну конечно, и хинкали как дополнительное блюдо не помешают. «Ну, это еще лучше», – подумал про себя Малой, но ничего не сказал, и его уже не интересовало отношение брата к данному мероприятию. Он думал о завтрашнем дне, о гостях, которые придут и наверняка расскажут что-то интересное. С этими мыслями о рассказах об интересном на новом месте, точнее, на родине своих предков, погрузился в сон.

Дети проснулись очень рано из-за громкого разговора родителей. Они с самого утра были заняты заботами о предстоящем дне. Приготовления к приему гостей шли полным ходом. Отец рано утром зарезал короткоухого годовалого барашка, освежевал его и приступил к разделке мяса. Разделил все мясо на три части: для кебаба, то есть шашлыка, для бозартмы (иногда называют бозбаш) и внутренности отдельно. Мать тоже была занята своими делами: мыла посуду, чистила самовар и готовила какие-то приправы к блюдам. Старшему тоже нашлась работа – то отец, то мать давали ему разные поручения, и он их выполнял, но без особого энтузиазма. Не было работы только для Малого, от него требовалось одно – не мешать никому, и он это делал с удовольствием и очень успешно.

Отец позвал мать, чтобы та забрала внутренности в дом, так как их гостям готовить вроде и неприлично, разве что кто попросит. Мать сказала, что заберет, но, вопреки обыкновению, сразу не пошла; как только отец отвлекся и отошел ненадолго, чтобы помыть руки, она подошла, сразу забрала не только внутренности, но также прихватила из тех кучек, которые были отобраны отцом, по несколько кусков и сразу же занесла их в дом. Малой все это видел, но сделал вид, что ничего не заметил, так как понимал, что мать старается для них. Отец, вернувшись, сразу заметил «кражу» и резко бросил:

– Дочь сумасшедшего, неси мясо обратно, не позорь меня перед гостями!

На что мать сказала:

– Да камень в рот твоему Мелкону! Сварю потом детям. Ты целого барана что ли ему будешь скармливать?

– Неси обратно, я тебе говорю, – еще тверже сказал отец, и матери ничего не оставалось, как принести все лишнее взятое мясо обратно. Как бы в отместку добавила:

– На, подавитесь вы со своим Мелконом этим мясом, и чтобы он провалился сквозь землю!

Из каких-то только ей понятных соображений сквозь землю она отправила лишь Мелкона. Кто его знает, может, она любила отца и в последний момент подумала, что будет скучно, если он тоже вместе с Мелконом провалится сквозь землю. Скорее всего, не хотела с армянином на пару отправлять и своего мужа, как-никак, сколько лет живут вместе, а вот если с азербайджанцем – не было бы проблемы. Малой слушал все это и пытался что-то понять в отношениях родителей, но это было очень трудное дело для его детского ума.

Отец покачал головой и что-то сказал негромко, скорее всего, помянул «добрым словом» предков матери, но она уже ничего не слышала и ей было все равно, поскольку план с мясом уже провалился.