Текст книги "Ментовский вояж. Везунчики"
Автор книги: Рустам Максимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Затем появился Зеленцов, и вновь перетасовал нам все карты. Дело в том, что назначенная Антоновым на колокольню девушка-наблюдатель категорически отказывалась сидеть на верхотуре всю ночь. Уж не знаю, почему, но девчушка боялась тёмного времени суток. Поговорив с нею, Владислав оставил в церкви Витька – еремеевского охранника – а сам вернулся на базу за добровольцами. Последних пришлось просто назначить. Подумав, мы решили, что вполне можем отрядить в наблюдатели трёх человек – уже сидящего на колокольне Витька, самого Зеленцова, и бортинженера 'ила' Сапрыкина. Владислав, естественно, назначался за главного.
Прежде чем вернуться обратно, капитан рассказал о том, что ему поведала местная пацанва. Как и везде, среди мальчишек в Данилово были свои заводилы, которых народная молва считала то хулиганами, то просто трудными детьми. Они не приносили окружающим какого-то особого вреда, но участковый на всякий случай держал все их действия на заметке.
Сразу же после катаклизма сорвиголовые пацаны быстро обнаружили, что взрослым стало не до их мелких шалостей, а вокруг появилось много интересных занятий. Например, ближняя разведка местности. И, если прокатиться на велосипедах в северном направлении не позволили строгие ополченцы, то никто не смог остановить пеший поход ребят на юг – к морю. В-общем, пацаны самостоятельно обследовали чужой лес километров на пять вдоль побережья моря, и сделали некоторые открытия.
В лесу водилась кое-какая живность – уже знакомые нам зайцы-бурундуки, похожие на уменьшенных хомяков мыши, и нечто, смахивающее на белку, только зеленоватого цвета. Видели ребята и птиц, но их знаний в орнитологии оказалось недостаточно для описания каких-то больших попугаев, что ли. На завтра же пацаны запланировали новый поход к морю, уже со вполне практической задачей – попытаться поймать рыбу. Для этого они прошлись по деревне, собирая любые снасти, пригодные для рыбной ловли. Ну, да, дети слышали разговоры взрослых о грядущей продовольственной проблеме, и пытались найти решение в меру своих сил и возможностей.
– Во, дают, мелкота плюгавая, – выслушав рассказ Зеленцова, с некоторой завистью произнёс Николай. – Парни, у меня где-то спиннинги были, братва подарила, уже не помню на что...
– Еремеев, ты, чего, с ума сошёл, что ли? – неожиданно возмутился Ковалёв. – Ладно, бы, дети, но ты, взрослый мужик, должен же понимать, что пляж и море практически не исследованы, а значит, небезопасны. Ты дашь гарантию, что те тигры не выйдут прогуляться на пляж, а в море не водятся акулы и мурены?
– Чёрт, капитан, вечно ты всё обломаешь, хотя и прав, в общем-то, – шумно вздохнув, пробурчал хозяин дома. – Мужики, пацаны всё равно не усидят на месте, любыми силами станут искать приключения на свои задницы. Чего делать-то с ними?
– Николай прав. Я бы на месте мальчишек добрался до 'аэробуса', и купался бы и рыбачил с его крыльев, – вступил в разговор Марк. – Сами видели, какая там глубина – как раз для ныряния подойдёт.
– Ладно, народ, поговорим завтра с пацанами, объясним им, какие звери вокруг шатаются, – решил я. – А сейчас пора отдыхать... Хозяин, что на ужин сегодня, а?
– Что сами сготовите, то и есть будем, – пожал плечами Еремеев. – Вспомнил, кстати: как-то раз участковый упоминал, что видел у местного фермера во дворе лодку, 'казанку'. Надо будет поговорить завтра с Антоновым, и с тем фермером.
– 'Свен', завтра мы займёмся разведкой, а не рыбалкой, – чуть улыбнулся я. – Проедем в сторону Рясенки, потом повернём на север. Надо подумать о том, чем прокормить народ, подстрелить каких-нибудь слоников, или ещё кого.
– Володя, завтра будет завтра, – появление из кухни Александра вернуло нас в настоящее. – Берите, парни, ножи, и помогайте мне чистить картошку. Если хотите есть, конечно...
Кушать хотели все, и вскоре мы кидали в большую кастрюлю чищеную картошку, а добровольный шеф-повар Барулин колдовал над размороженной вырезкой из холодильника. Последний было решено отключить от питания, чтобы сэкономить лишние крохи электроэнергии. В-общем, готовка ужина и сам ужин не заняли долго времени. Порядком оголодавшие мужики подмели всё, что сами же и приготовили под руководством Саши.
После ужина мы поведали всем собравшимся, что происходило на совещании у главы администрации. Если отбросить всё несущественное, перед людьми стояла лишь одна реальная проблема – необходимость прокормить самих себя в самом ближайшем будущем. Это прекрасно понимали Федосеев и местные мужики, об этом же догадывались пассажиры – наши и иностранцы.
Решение проблемы лежало прямо на поверхности: чтобы выжить всем, каждый должен трудиться в поте лица своего там, где это будет необходимо – в поле, или на ферме. В общем, жизнь сама подтолкнула нас к тому, от чего мы старались убежать последние двадцать лет – пришла пора вновь создавать колхоз, и частично отменять право на частную собственность. Точнее, не отменять, а ограничивать эту самую собственность до разумных пределов.
В свою очередь, Зайченко рассказал о том, что они смогли разглядеть с высоты чуть выше птичьего полёта. Рассказ получился каким-то рваным, т.к. после происшедшего катаклизма полёт проходил в условиях практически нулевой видимости, и экипаж толком ничего и не разглядел сквозь пелену тумана. Как только взору пилотов открыласть земля, те сразу же пошли на снижение, ища место для экстренного приземления. И, слава Богу, что сажать машину пришлось на хорошее, асфальтированное шоссе, а не на какие-нибудь сельхозугодия.
Но всё это, как говорится, мелочи жизни – больше всего лётчиков беспокоило непонятное отсутствие радиосвязи. Радиосвязь загадочным образом исчезла сразу же после того, как немецкий 'боинг' совершил экстренную посадку. Недоумевавший радист тщетно пытался выйти на связь с теми, кто буквально пять минут назад подавал сигналы СОС, но так и не смог найти их в эфире.
Решив, что радиостанция 'Ила' каким-то образом получила повреждения, Соломатин отправился с визитом к коллегам из 'Люфтганзы', благо, их самолёт стоял практически рядом. Немцы сходу огорошили русского гостя новостью о том, что радиооборудование вышло из строя, и им не удаётся связаться с голландским 'бортом', который находился где-то к северо-востоку от Данилово. Голландский транспортник просто исчез, словно в воду канул, как и добрый десяток других источников радиосигналов.
– Понимаете, мужики, аварийные частоты не могут взять, и исчезнуть просто так, – отставив кружку с чаем в сторону, возбуждённым голосом вещал радист. – Это противоречит всем известным законам физики. У меня ощущение, что мы угодили под гигантский колпак, орём, орём, а всё без толку – нас не слышат, и мы не слышим.
– А почему тогда у нас всё работает? – поинтересовался Руслан, выдернув из разгрузки 'моторолу'. – Если бы нас кто-то глушил, то глушили бы тотально, по всем частотам.
– Саша, не грузи людям голову, на ночь глядя. Они устали не меньше нашего, – попросил Зайченко, видя, что Соломатин готов прочитать ментам целую лекцию о радиосвязи. – Наше присутствие здесь вообще противоречит всему, что мы знали и знаем о мире. Давайте спать, завтра, дай бог, разберёмся, что, и как.
Ночь прошла относительно спокойно, хотя каждый из нас ожидал любых неприятностей. Погружённое в темноту Данилово долго не могло притихнуть: кто-то без конца бродил по деревенским улицам, без перерыва лаяли собаки, реагируя на чужаков. Взошла местная луна, осветив ночь более ярким светом, чем наш, земной спутник. Повыв для приличия на луну, четвероногие сторожа притихли лишь в третьем часу ночи, когда бредуны наконец-то перестали шаркаться в потёмках. Затем с юга подул лёгкий бриз, и до нас донёсся специфический запах моря. Вокруг стояла непередаваемая первозданная тишина, нарушаемая лишь нашими редкими переговорами по рациям.
Ещё вечером, снабжая ополченцев средствами связи, мы оговорили, что перекличка постов будет проводиться раз в час. Если кто-нибудь видит что-то подозрительное, то он обязан немедленно выйти на связь, и т.д. В-общем, стандартные процедуры. Мы могли, в случае чего, минут за десять добраться до любой из ближайших ферм, и, если не беречь подвеску, за полчасика до Замятино. К счастью, ночных тревог не последовало.
Уже утром, в предрассветное время, на связь вышел капитан Руденко. Тихим голосом Руслан сообщил, что стадо шерстистых слонов подошло со стороны леса к дому Марьи Степановны, и вот уже минут десять торчит у околицы. Животные ведут себя спокойно, рассматривают забор и стоящий за ним УАЗик. Принюхиваются к запахам, доносящимся из деревни. Затем в эфире послышался голос Семён Семёныча, который возмущённо заявил, что готов завалить минимум штук пять слонов, но капитан, де, не разрешает этого делать. Пришлось подтвердить приказ Руденко, отбросив шальную мысль о быстром решении несколькими пулемётными очередями нашей продовольственной проблемы.
Часть 2.
– Доброе утро, страна! – ровно в шесть ноль-ноль провозгласил Еремеев. – Рота, подъём!
– Утро добрым не бывает, по определению, – позёвывая, заметил Ковалёв, подошёл к окну. – Вот, чёрт, а это всё же не сон. Самое настоящее море...
Мы чуть-чуть посмеялись над удручённым капитаном, и принялись готовиться к новому трудовому дню. А трудовой день, как известно, начинается с завтрака. Лучше всего, со вкусного, плотного и калорийного завтрака. Наш самоназначенный повар оккупировал кухню сразу же после мыльно-рыльных процедур, из общей массы народа отловил себе пару помощников, и принялся дразнить личный состав запахом поджаренного с яичницей бекона.
Чтобы никто не подавился слюной, и не стал клянчить кусочек-другой раньше времени, я выгнал весь народ на улицу. Надо же перед завтраком подышать свежим воздухом, размяться на травке, пробежать несколько кругов вокруг забора нашей базы. Последнее, впрочем, не обязательно, а по желанию.
Курильщики сразу же жадно задымили своими сосками с никотином, тяжело вздыхая, и с завистью посматривая в сторону некурящих. Таковых у нас оказалось пятеро – я, мой напарник, один из лётчиков и двое из охранников Еремеева. Остальные либо постоянно курили, либо, как, например, Николай с Марком, курили, когда хотели, и могли, в общем-то, обходиться без ежедневной дозы никотина. Я оглядел внешний вид бойцов, провёл рукой по собственному подбородку, поморщился. Да, не мешало бы побриться.
– Кхм... Так, товарищи офицеры и солдаты, заканчиваем портить чудесный воздух прекрасного нового мира смрадным дымом сигарет, берём бритвы, и приводим свои физиономии к уставным нормам, – Еремеев проследил мой жест, и в бывшем пограничнике проснулся вредный и въедливый сержант 'Свен'. – 'Жилеттов' у меня целая коробка в загашнике, точно помню, да и крем для бритья найдётся.
– Николай прав – пока у нас есть возможность, мы должны поддерживать цивилизованный вид, – неожиданно для меня Ковалёв поддержал инициативу 'Ерёмы'. – Бороды отпустим позднее, когда израсходуем весь крем и мыло.
– Мыло я вам сварю, если понадобится, – гася окурок, произнёс Зайченко. – Было бы из чего. А борода мне не идёт, поэтому давай, старшой, доставай свою заначку.
...Хренассе-мару, товарищ майор, а Мишка-то, похоже, на почве порядка нашёл консенсус с Еремеевым, – про себя удивился я. – Если эта парочка сядет на своего любимого конька, то уже завтра мы станем подшивать подворотнички, а утро будет начинаться с построения на плацу...
– Босс, там какие-то типы к нам пожаловали, двое! – прокричал от ворот Володька, охранник. – Немцы, вроде! Их пускать, или как?
– Давай, запускай гостей, – переглянувшись со мной, Николай дал отмашку своему человеку. – Чёрт, обломали все планы, немчура небритая.
– Они-то, как раз таки, побрились, – заметил я, разглядев лица неожиданных визитёров. – Мда, орднунг у этих мужиков в крови... Марк, пошли, побазарим с фрицами.
Буквально через пару минут выяснилось, что немцы пришли за нашими лётчиками, чтобы немедленно начать претворять в жизнь вчерашние планы по освобождению взлётной полосы от своего 'боинга'. Как оказалось, позавтракать они не успели, т.к. ещё не заработала кухня в здании школы, поэтому мы пригласили Карла Мюллера и Феликса Майера к столу. На голодный желудок, как известно, работать в лом. Засыпав нас благодарственным 'данке', немцы принялись за еду, наворачивая омлет с беконом, словно деревенские пацаны импортные сладости.
С колокольни возвратился Владислав со своей командой проголодавшихся за ночь наблюдателей. Парни сдали дежурство трём девушкам, присланных участковым, научили тех пользоваться рацией, и приказали вести журнал наблюдений.
Следом за Зеленцовым к воротам усадьбы подошли главные герои вчерашнего дня – пилоты рейса 'Эйр-Франс'. Как оказалось, французов перехватили по дороге их бывшие пассажиры, предложив присоединиться к какой-то, там, инициативе русских парламентариев. Люк с Сержем тактично отказались от странного и непонятного предложения, сославшись на срочную работу по демонтажу двигателей 'боинга', и потопали дальше к дому Еремеева. Мы переглянулись друг с другом, усадили за стол слегка опоздавших французов рядом с немцами и нашими наблюдателями, расспросили о том, о сём, а затем вышли на свежий воздух.
– Что ещё за инициатива русских депутатов, такая? – с подозрением воззрился на меня Ковалёв. – Что это значит, а?
– Миша, я знаю не больше твоего, – я пожал плечами, поморщился, как от кислого. – И, вообще, хорош сверлить меня взглядом, словно Ленин ненавистную буржуазию.
– Извини, Володя, это моя профессиональная паранойя среагировала на слово 'парламентарии', – пошёл на попятную мой напарник. – Интуиция мне подсказывает, что наши толстомордые 'слуги народа' задумали какую-то гадость. А моя интуиция, как ты знаешь, крайне редко меня подводит.
– 'Финн', капитан дело говорит – тот толстяк с дружками что-то задумал, – озабоченным тоном произнёс Николай. – Посмотрел я вчера на их рожи, и захотелось их сразу... того...
– Хорошо, убедили, верю я в вашу интуицию, верю, – я не стал дальше спорить со своими товарищами. – Сейчас допьём чаёк, перетрём с лётчиками их дела, поедем, и предупредим Федосеева о страшных планах и заговорах со стороны потерпевших самолётокрушение депутатов. Довольны?
– Пошли пить чай, а то опоздаем, – совершенно серьёзно отозвался Николай. – Знаешь, Володя, видать, мало ты по жизни общался с родимой номенклатурой. Иначе не был бы таким добрым и пушистым в отношении всяких паразитов.
Я лишь вздохнул, промолчал, не желая продолжать абсолютно бесполезный разговор о паразитизме чиновничества. Каждый слышал, что у нас в России есть две постоянные беды – дураки и дороги. Причём, первые всегда умудряются залезть во власть, запустив свои воровские ручонки в закрома госбюджета, что автоматически означает наши вечные проблемы с дорогами. Думаю, если конфисковать всё наворованное нашим чиновничеством хотя бы за год, то всю Россию можно было бы покрыть сетью скоростных автобанов на манер германских.
Эх, зря я не послушал товарищей, зря... Когда лётчики и эмчеэсник отправились к своим самолётам, а мы уже садились в машины, в усадьбу примчался мальчонка на велосипеде – младший сын Антонова.
– Николай Павлович! Батяня просил передать, чтобы вы скорее езжали к правлению, – скороговоркой выпалил пацанёнок. – Рация у батяни не работает, у неё батарея села.
– Чёрт, если бы Маркович с утра раннего не трещал бы так долго с фермером Савченко, то не посадил бы рацию, – с раздражением в голосе произнёс Еремеев. – Эй, малой, говори подробнее, что стряслось?
– Батяня сказал, что ненашенские пассажиры хотят передела власти в свою пользу, – внёс ясность мальчишка. – Они хотят провести, эти, как, их, всенародные выборы президента.
– Евпатий-Коловратий, да они совсем о...ли, уроды недоделанные, – зло процедил сквозь зубы Ковалёв. – Хрен знает, что вокруг нас творится, а эти козлы всё в демократию играют... Володя, давай, гони прямо к правлению!
– Витёк, ты остаёшься для усиления! – велел Николай одному из своих охранников. – Лёня, в машину!
Когда мы примчались к зданию администрации, там уже собралась приличная толпа народу. Большая часть собравшихся, похоже, припёрлась из чистого любопытства, чтобы поглазеть на дармовое шоу. Меньшинство же, в количестве примерно тридцати человек устроило самый натуральный митинг у входа в здание.
Заводилой выступала та самая тощая тётка, которую я приметил ещё вчера на пляже. Её звонкий и весьма приятный голос разносился по всей округе, ей поддакивали ещё две-три ярко накрашенные девицы, а за их спинами гудели представители 'сильного пола'. Реальные – как мы предполагали – организаторы митинга скромно стояли во втором ряду, улыбались, и настойчиво рекомендовали членам чрезвычайного штаба прислушаться к мнению народа.
Я сразу же зацепил взглядом наглую физиономию депутата Сазонова, рядом с которым тёрлись двое накачанных парней. Сидорович оказался во втором ряду, прячась за плечом смазливой девицы с внешностью фотомодели. Та безмятежно работала челюстями, перекатывая во рту жвачку, время от времени кривляясь, и выкрикивая слова поддержки после очередных перлов главной ораторши.
Мне почему-то показалось, что эта фотомодель сильно смахивает на марионетку, и подаёт голос тогда, когда пан депутат Сидорович щиплет её за задницу – настолько велико было несоответствие внешнего вида девушки и её поведения. Наверное, всё дело в том, что девица куталась в какую-то шаль, доходящую её до бёдер. Подобным же образом были одеты ещё две девушки, стоявшие в самом первом ряду.
На нижней ступеньке крыльца здания, метрах в семи-восьми напротив митингующих, стояли их главные визави – Антонов и Федосеев. За спиной главы возвышался Петренко, рядом с ним топтались двое незнакомых мне ополченцев с ружьями. В дверях правления то появлялась, то исчезала испуганная физиономия Елены Васильевны, любительницы приложиться к бутылке качественного вискаря.
На груди Евгения Мироновича стволом вниз висел автомат – один из тех укороченных 'калашей', которые мы отдали ополченцам, а в поясной кобуре виднелся табельный ПМ. В отличие от участкового, глава администрации не имел никакого серьёзного оружия, если не считать трости, на которую он опирался. Роман Георгиевич, похоже, спал этой ночью часик-другой, не более, и выглядел очень замотанным. Чувствовалось, что Федосеева угнетает не столько тот шум и гам, который поднимали митингующие, а сам факт того, что он вынужден тратить драгоценное время на бесплодную болтовню о выборах и демократии.
– ...Светлана Михайловна, милая, ну, поймите же Вы, наконец, что нельзя устраивать выборы агронома, как Вы только что предложили, – Роман Георгиевич прямо по-отечески объяснял тощей тётке элементарные истины управления хозяйством. – Агроном – это же не просто должность, но ещё и профессия, в которой требуются определённое образование, опыт и профессионализм, в конце концов... Да, согласен – это недемократично, и противоречит конституции, зато проверено практикой и соответствует здравому смыслу...
Вокруг правления, на всякий случай, дистанцируясь от митингующих, собирались иностранцы, привлечённые необычным шумом в столь ранний час. По своему обыкновению европейцы активно работали фотоаппаратами и айфонами, запечатлевая в цифре нашу местную экзотику. Отдельно кучковались местные, в основном, пенсионерки, чьи дома располагались поблизости. Даниловских мужиков, как я заметил, практически не было – многие из них охраняли окрестные фермы, а другие уже отправились на работу.
Поначалу наше появление на площади оставалось незамеченным для митингующих. Затем кто-то из них повернул голову, чтобы посмотреть, кто, там, приехал, ткнул локтем соседа... Секунд пять спустя тощая девица неожиданно замолчала на полуслове, вылупив зенки в сторону идущего впереди нашей группы Еремеева. Мы обошли толпу, подойдя с правой стороны к крыльцу здания администрации.
– Что за шум, а драки нет? Бузим, господа чиновники, да? – с весёлой издёвкой в голосе поинтересовался мой бывший однополчанин. – Какого чёрта вы вообще здесь собрались? Власть делить? Так она, власть эта, принадлежит народу – тем, кто живёт на этой земле, и на ней же горбатится, пашет, чтобы прокормить вас, дармоедов.
– Вы, господин Еремеев, вместе с вашими подельниками создали незаконное вооружённое формирование, что противоречит Конституции, – с пафосным апломбом произнёс из второго ряда Сидорович. – И теперь, силой оружия, Вы насаждаете свои собственные порядки, в обход Закона, позабыв про свободу волеизъявления граждан. Вы провели антидемократические выборы, в которых не участвовали целых две сотни избирателей. Наконец, ваша клика сорвала со знания администрация государственный флаг, и надругалась над ним. Это – уголовно наказуемое преступление, господин Еремеев.
– Стоп, притормози-ка, уважаемый, – поднял вверх руку Николай. – Евгений Миронович, когда это ты успел флаг сменить? А, главное – зачем?
– Да ещё вчера вечером, взяли, и заменили, Николай Павлович, – пожал плечами участковый. – Роман Георгиевич распорядился.
– Товарищи, ну, неужели у вас совсем не осталось совести? – укоризненно покачал головой Федосеев. – Наши с вами отцы и деды сокрушили фашизм, подняли красный флаг Победы над поверженным Рейхстагом. Красное знамя стало символом того громаднейшего рывка вперёд, что совершила наша Родина после революции, символом всех достижений и побед СССР. Неужели мы забудем свою историю?
– Вы узурпатор, сталинист, и ретроград! – резанув нас злым взглядом, взвизгнула тощая девица. – Долой! Долой! Долой!
Толпа мгновенно подхватила клич, громко скандируя на все голоса 'долой', а затем... Словно по команде, вперёд выскочила троица тех самых красивые девушек в накидках, что стояли в первом ряду. Подскочив к крыльцу почти вплотную, они сбросили наземь свои одеяния... оставшись в одних туфлях и трусиках. Тряся, в прямом смысле этого слова, грудями, они принялись визжать и кривляться, словно мартышки на баобабе. Поперёк их – чего уж кривить душой – весьма привлекательных персей красовался написанный чем-то чёрным лозунг 'долой'.
Атакованный голыми женскими бюстами, весь наш чрезвычайный совет застыл в ступоре, не сводя глаз с неожиданного стриптиза. А затем глава и участковый совершили одну очень большую ошибку – они спустились с крыльца, в надежде урезонить девиц, накинуть на их плечи валяющиеся на земле одежды. Антонов присел, подбирая шаль, Федосеев нагнулся, цепляя рукой другую...
Девки оглушительно завизжали, словно их насиловало стадо шерстистых носорогов, и толпа пришла в движение. На нас и на местных товарищей сразу же бросилось человек десять мужиков, вооружённых топорами, дубинками, и, похоже, очень уверенных в своих силах. Полагаю, они надеялись на внезапность и на своё подавляющее численное превосходство, плюс на то, что полиция испугается применить оружие.
Едва девки сбросили свои тряпки, я сразу же сообразил, что начинается финал представления под названием 'мирный митинг'. Обернувшись к своим, демонстративно передёрнул затвор автомата, одновременно щёлкая переводчиком на 'огонь короткими'. Наверное, это и спасло нас. Рискнувшие сойтись врукопашную митингующие на мгновение заколебались, оценивая угрозу, и потеряли шанс застать нас врасплох.
На меня сразу же налетели двое относительно молодых парней, с занесёнными для удара палками. Видимо, надеясь сбить с ног, чтобы завладеть оружием. Решив не мудрствовать лукаво, я подпрыгнул, ударив одного из них правой ногой в грудь, а затем, приземлившись, увернулся от просвистевшей над плечом дубинки.
Коротко ткнул второго нападавшего стволом 'калаша' прямо в шею. В кадык, к сожалению, не попал, но мужик схватился за горло, роняя дубинку. Сгруппировавшись, я заехал этому сраному борцу за демократию левой ногой по уху. Противник повалился наземь, а я дал очередь поверх голов тех, кто ещё лелеял надежду завладеть моим оружием. Слева у крыльца стрекотнула короткая очередь из 'калаша', и я резко обернулся, успев заметить, как оседает на землю одна из девиц, и падает вниз кто-то из толпы нападавших...
Почти одновременно с очередью захлопали выстрелы из ПМа, и оказавшийся слева от меня Еремеев пошатнулся, перегибаясь, и заваливаясь на землю. Затем за моей спиной ударили сразу из нескольких автоматов, заорали, заматерились трёхэтажными выражениями. Как потом выяснилось, застрелив в упор парочку самых храбрых из нападавших, тех, кто бросился вперёд с топорами, мои опера открыли огонь поверх голов толпы митингующих. Впереди же, у ступенек на крыльцо, ситуация складывалась совсем не в нашу пользу.
На застигнутого врасплох участкового прыгнули сразу двое, неожиданно помешав друг другу в попытке одним махом завладеть оружием. Антонов успел немного побороться за автомат, прежде чем ему сунули нож в спину, и сбили с ног. В борьбе за 'калаш' и прозвучала та самая короткая очередь, выпущенная не понять кем вслепую куда-то в сторону и поверх толпы. Три пули из пяти нашли свои цели.
Второй из нападавших атаковал сзади, пару раз ударил Марковича ножом, выдернул пистолет из его кобуры, и, прикрываясь участковым и своим подельником, открыл огонь. Первой жертвой этого чертова снайпера стал Федосеев, пытавшийся угостить тростью первого нападавшего. Затем стрелок выпустив три пули в моего армейского товарища, попал дважды, всадил пятую пулю в ногу одному из ополченцев, который пытался вскинуть ружьё, и перенёс огонь на моих парней. Всё это произошло примерно за те пару секунд, пока я разбирался с прямой фронтальной угрозой.
...Прямо передо мной метрах в четырёх лежал Роман Георгиевич, за ним навзничь наш участковый. Первый из нападавших наконец-то сдёрнул автоматный ремень с тела потерявшего сознание Антонова, и оборачивался в мою сторону, разгибаясь, одновременно вскидывая 'калаш'. Второй посылал пулю за пулей в кого-то за моей спиной, а с крыльца скатывалось вниз тело раненого в ногу ополченца.
Справа орала благим матом одна из девок, догадавшаяся присесть на корточки, и зачем-то прикрыть голову руками. Другая бросилась убегать сразу же, как только раздались первые выстрелы, была сбита с ног ринувшимися ей навстречу нападавшими, и лежала где-то под кучей тел барахтавшихся на земле мужиков. Последние даже и не пытались подниматься на ноги, напуганные жёстким отпором со стороны моих парней.
Поймав на прицел нападавшего с 'укоротом', я плавно нажал на спусковой крючок, слегка приподнял автомат, и дал вторую очередь, свалив второго, того, который стрелял из антоновского ПМа. Затем вновь обернулся в вправо, отпихнул стоявшую на коленях девку, подошёл к депутату госдумы Сазонову, и от души заехал ему в челюсть прикладом 'калашникова'. Изделие знаменитого конструктора не подвело: стоявший с открытым ртом и серым лицом Сазонов рухнул, словно подкошенный.
– Заткнись, мочалка (цензура)! – рявкнул за моей спиной Ковалёв, от души закатив девке крепкую затрещину. Бабский вой оборвался, вместо него послышался чей-то тихий скулёж, стоны, и хриплые ругательства от крыльца.
– Мёртв, – проверив пульс у главы администрации, произнёс Михаил. – Чёрт... Володя, 'Ерёма', кажись, тоже того...
– ...Жив я... – тихим, но отчётливым голосом произнёс Николай. – Сам виноват... Стрелять надо было... Замешкался...
Еремеев закашлялся, захлёбываясь кровью, и я бросился к нему, попутно отметив, что подстреленная девка с обнажённым бюстом также подаёт признаки жизни. Получивший пулю ополченец попытался, было, пошевелить раненой ногой, вскрикнул от боли, и заматерился во весь голос.
– 'Невский', это 'замок', – неожиданно прохрипела рация. – Что у вас, там, за стрельба?
– 'Замок', хватайте любую тачку, запирайте ворота, и пулей к правлению! – узнав голос Витька, распорядился я. – Возьмите медикаменты, все, что найдёте в доме! У нас много 'трёхсотых', срочно нужна помощь!
– Так, Лёня, Толик, держите этих! Дёрнутся – стреляй, не раздумывая! – увидев, что мы с Ковалёвым переключились на раненых, Влад взял инициативу по обыску сдавшихся в свои руки. – Сань, что с тобой?
– Да, (цензура!), откуда-то сбоку прилетело, прямо в рукоятку 'макарова' попало, – глянув в сторону крыльца, отозвался Барулин. – Походу, если бы не табельный, то валяться бы мне сейчас в пыли.
– Да, почти подмышку всадил, – глянув, куда угодила пуля, произнёс Зеленцов. – В рубашке, ты, Сашка, родился!
– 'Цензура), а кто это у нас такой меткий-то? – зло прищурился капитан, окидывая взглядом лежащие у крыльца тела. – Надо бы глянуть на его рожу!
– Всё, всё, Саня, не заводись, – удержал напарника Владислав. – Вовка погасил того снайпера, причём, наглухо... Барулин, приди в себя, чёрт возьми! Раненые вокруг, им, млять, помогать надо!
– Влад, лови! – вынув фляжку из внутреннего кармана еремеевской куртки, я бросил её Зеленцову. – Пусть Сашка хоть всю выдует! Толик! В багажнике моего джипа лежит синяя спортивная сумка. Тащи её сюда, быстрее, там аптечка!
– Хули вы там торчите?! – обернувшись в сторону крыльца, Ковалёв внезапно заорал на Петренко и поселковых. – Где, (цензура), фельдшер?!
– Спокойно, Миша, – положив руку на плечо друга, я вновь достал рацию. – 'Лиговский', 'лиговский', ответь 'невскому'... 'Лиговский', 'лиговский'...
Руденко отозвался почти мгновенно, выслушал указания, и пообещал примчаться в Данилово через четверть часа. Привезти единственного нашего доктора на всю округу. Между тем, к правлению подъехал грузовик с группой вооружённых даниловцев, с поста на окраине прибежал парный патруль ополченцев, у нас появились другие добровольные помощники. Промелькнула парочка знакомых лиц – те самые дамочки, что позаботились о давешнем водителе фургона. Петренко, наконец-то, вышел из ступора, засуетился, развил бурную организаторскую деятельность.
... Итак, мы имеем пять трупов, в т.ч. главу администрации, и четверых очень серьёзно раненых, – я командовал и отдавал распоряжения на автомате, как это уже не раз бывало при задержаниях и на местах преступлений. – Хотя... Этот, как, его, Ванька, что, ли, отделался легче всего – Диана вытащит пулю из его копыта на раз-два... Даже без анестезии и медикаментов... А, вот, что будет с Колькой?.. Блин, ну, как же так, ты, Николай, подставился, а? Ведь, не пацан же, стрелять надо было, стрелять! А ты побоялся зацепить участкового... Эх, Маркович, Маркович, как же так, а?
