Текст книги "Тевтонский крест"

Автор книги: Руслан Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 21

Тевтоны?! Опять?! Значит, и здесь они тоже водятся? Хотя где же им еще водиться, как не здесь?! Тринадцатый век – самое раздолье для немецких крестоносцев.

И все-таки диковато: сюда он попал по вине неоскинхэдовской секты – тевтонов двадцать первого столетия… и – пожалуйста! – угодил во времена расцвета настоящего тевтонского ордена.

– Ну-ка, расскажи об ордене поподробнее, княжна, – попросил Бурцев.

– А чего рассказывать-то? Немецкие рыцари основали его в Святой Земле лет пятьдесят тому назад – во время крестовых походов. Но свои владения в Палестине германцы удержать не смогли. И с тех всюду ищут лакомые кусочки. Венгерское королевство уже познало их коварство. Венгры пригласили тевтонов как временных союзников в борьбе с половцами на земли Семиградья, но вскоре орден объявил эту территорию своей собственностью и начал заселять ее немецкими колонистами. Венгры едва-едва изгнали пришлых рыцарей из страны. Тогда предыдущий магистр ордена Герман фон Зальц заключил договор с моим дядей. Конрад Мазовецкий отдал тевтонам всю Хелминскую землю Куявии по-над границей с Пруссией. Казимир Куявский, конечно же, не противился и поддержал волю отца. Взамен орден обязался охранять Мазовецкое и Куявское княжества от набегов пруссов.

– И что, не охраняет?

– Почему же, охраняет. Но куда больше тевтонов интересует расширение своих вновьобретенных владений. Причем расширяют их они не только за счет прусских территорий. Тевтоны уже добились у Конрада и его сына Казимира разрешения на владение Добжиньской землей. По сговору с ними крестоносцы попрали законные права польских рыцарей, имевших в этих краях фамильные лены. Наших панов просто изгнали оттуда, а их замки заняли немцы. Даже орден Добжиньских братьев, созданный самим Конрадом Мазовецким для борьбы с язычниками-прусами, остался без земель. Многие знатные и благородные добжиньцы после тех событий рассеялись по Польше, словно однощитные странствующие рыцари.

– Вообще-то твоему дяде стоило бы гнать тевтонов прочь по примеру венгров, – заметил Бурцев.

– Да, но князь Конрад слаб и измотан постоянными стычками с пруссами. Дядя больше полагается на могущественного союзника, чем на собственные силы. А сплоченный и хорошо организованный орден Святой Марии сейчас могущественнее иного княжества. За спиной такого покровителя Конраду Мазовецкому живется спокойно. Пока, по крайней мере. Но тевтоны требуют платы. Предоставленных им земель и неслыханных привилегий, которыми пользуются немецкие рыцари в Мазовии и Куявии, христовым братьям уже недостаточно. Они хотят получить влияние над всей Польшей и, подобно гигантскому спруту, повсюду тянут свои щупальца.

– И куда они смогли дотянуться?

– Куявское и Мазовецкое княжества уже находится под их пятой. В Поморье тевтоны начинают хозяйничать, как у себя дома. Великая Польша, лишенная сильного князя, тоже рада склонить перед ними голову. А у нынешнего правителя Силезии Генриха Благочестивого слишком кроткий нрав. Он не мечтает об объединении Польши, а потому не страшен ордену. К тому же тевтоны обещали Генриху помощь в борьбе с татарами. Своих воинов орден, конечно, пришлет, но вот что он потребует взамен в случае победы?

Бурцев кашлянул, приостанавливая речь увлекшейся княжны:

– А откуда тебе-то столько известно о тайных планах тевтонов? Слишком уж осведомлена ты для своих юных лет. А ведь тевтонские магистры вряд ли вели с тобой доверительные беседы.

– Прежний магистр ордена Герман фон Зальц беседовал с моим отцом. Послы ордена приезжали в Краков незадолго до смерти Лешко Белого. На тех переговорах присутствовал и Владислав Клеменс. Позже опекун мне все рассказал.

– Что – все?

– Тевтонский магистр добивался разрешения поставить на Малопольских землях свои замки. Отец отказался. Заявил, что видит насквозь все тайные помыслы магистра и не даст немцам подмять под себя Польшу. Уезжая, фон Зальц был в ярости. А отец вскоре погиб. Теперь же через опекунство послушного воле ордена Конрада над моим братом Болеславом тевтоны имеют возможность влиять на политику Малопольского княжества. Ну, а если я выйду замуж за Казимира и рожу куявскому князю сына – наследника краковского престола, орден навеки укрепится в вотчине отца. Вот тогда-то их замки и полезут отовсюду как грибы после дождя.

– Погоди, но ведь сейчас во главе ордена стоит уже не фон Зальц, – напомнил Бурцев, – а этот, как его… Конрад Тургинский.

– Тюрингский. Да, магистр сменился, но планы ордена остались прежними. Более того, аппетиты тевтонов возросли. Теперь им мало Пруссии и Польши. Ландграф Тюрингии Конрад мечтает о новом крестовом походе. Подготовка к нему уже ведется: до прихода татар при дворах польских князей, европейских монархов и в резиденции папы частенько мелькали черные кресты орденских послов. И за мной, кстати, вместе с Казимировыми воинами в Краков приезжал один такой крестоносец. Наблюдал, все ли пройдет благополучно.

– Значит, те кнехты, что охраняли тебя и твой обоз были людьми Казимира и тевтонскими прихвостнями?

– Нет. Отряд Казимира перебили дружинники моего опекуна Владислава Клеменса. Видя, что меня увозят силой, воевода напал на куявцев. Жаль, несколько человек сбежали и увезли с собой в Куявию и орденские земли весть о случившемся. Наверное, люди Казимира и посланники Конрада Тюрингского уже ищут меня по всей Польше.

– А опекун твой, воевода Клеменс, что же?

– Первейший долг городского воеводы – защищать город, а к Кракову подступали татары. Опекун не смог отбыть вместе со мной сам, но под охраной своих дружинников и вооруженных кнехтов отправил меня прочь из Малопольских областей. Через земли Силезии я должна была добраться до Великопольского княжества. Там для решающей битвы с татарами собирает войско брат Владислава Клеменса Сулислав. Я не знакома с ним, однако только у него могу сейчас искать защиты и покровительства. Увы, уйти от татар, как тебе известно, моему отряду не удалось. Должно быть, у коней этого поганого племени выросли крылья. От проклятых язычников не спасают расстояния. Как, впрочем, и крепостные стены. Знаешь, сколько городов уже пало под их натиском?

Бурцев не знал.

– Люблин, Завихвост, Сандомир, – скорбным голосом перечисляла Аделаида. – Под Турском полегло малопольское ополчение. Тогда Владислав вывел свою дружину к Хмельнику, чтобы там дать бой язычникам и не допустить татар к Кракову. Сопровождавшие меня дружинники тоже рвались под знамена своего господина. Уповая на милость Божию, я не стала их удерживать. Для защиты от разбойников достаточно кхнетов, а отбиться от татар наш маленький отряд все равно не смог бы. Ну, а потом…

В глазах Аделаиды снова блеснули слезы.

– Думаю, воевода не очень-то верил в победу, иначе оставил бы меня в городе. Но не оставил ведь… Наоборот, все торопил – поезжай, мол, скорее из Кракова, пока на дорогах тихо.

Она с трудом сглотнула слюну, затем продолжила:

– По пути к нам прибились беженцы. Я не могла отказать им в защите, хоть и возненавидела этих несчастных за дурные вести, что они привезли с собой.

Тяжелый – от самого сердца вздох…

– А вести такие, Вацлав. Дружина моего опекуна разгромлена, а сам он… сам…

Слово «убит» так и не было произнесено. Несколько секунд тягостного молчания дали Бурцеву возможность осмыслить услышанное. Княжна, эта взбалмошная и беззащитная семнадцатилетняя девочка, в самом деле, осталась совершенно одна. Отец погиб, заботливый опекун тоже. Малолетний братец находится под чужим влиянием и, к тому же, с головой ушел в религию. Сестра живет в иноземном государстве. Мать терпеть не может собственную дочь. Дядя – марионеточный князек тевтонов – замыслил ненавистный брак. Двоюродный брат мечтает затащить юную кузину в постель. А на неведомого Сулислава, которого краковская княжна и в глаза-то не видела, надежда слабая. Да и добраться до него – не горсть изюма съесть.

– Беженцы шли отовсюду, – тихо заговорила Аделаида. – Обезумевшие от страха люди рассказывали нехорошее. От них я узнала, что под Торчком язычники разбили сандомерское войска воеводы Пакослава и кастелянина Якуба Ратиборовича, которые шли на помощь Владиславу Клеменсу. Потерпели поражение и малые дружины князей Владислава Опольского и Болеслава Сандомерского. Татары взяли Поланец и Вишлец. И Краков тоже…

Еще один вздох-стон.

– Об этом мне рассказали во всех подробностях, – продолжала княжна. – Татары хотели захватить город наскоком, но дозорный трубач вовремя протрубил тревогу. Язычники сбили его стрелой – попали в горло, однако краковцы успели закрыть ворота. Только это все равно не спасло город. Заколдованные татарские пороки, снаряженные магическим огнем, способны проломить и сжечь любую стену.

Заколдованные пороки? Магический огонь? Как обычно, пугающие легенды рождаются из страха и отчаяния.

Княжна тихонько всхлипнула.

– Мы шли от Вислы к Одре… Но быстро передвигаться с обозом беженцев невозможно. А бросить этих несчастных – не по-христиански. Ты меня понимаешь?

– У тебя доброе сердце, Аделаида, – Бурцев еще раз провел ладонью по ее волосам.

– Эх, Вацлав, – с какой-то даже детской обидой произнесла полячка из-под его руки. – Какая все же жалость что ты не рыцарь. Будь ты благородным паном по рождению…

Он удивленно посмотрел в ее влажные глаза.

– Я бы обвенчалась с тобой в первой же попавшейся церквушке. Хотя бы ради того, чтобы досадить дяде, брату и тевтонскому магистру.

Бурцев отвел взгляд, пряча невеселую улыбку. Похоже, его личное мнение по поводу перспективы бракосочетания девушку не интересовало.

И все же в эту минуту он тоже искренне пожалел об отсутствии знатного происхождения, громкого титула и длинной родословной. А что, обзавестись рыцарским званием было бы совсем не лишним. Дело тут, разумеется, не в Аделаиде. Или… Или именно в ней дело? А, пан Вацлав?

– Русич, у тебя не осталось чего-нибудь поесть? – неожиданно менять тему разговора княжна умела как никто другой.

Снова перед ним сидела беспомощная нахохлившаяся, как воробушек, девочка-подросток с голодными глазами.

Бурцев покачал головой. Денек выдался суматошный и к тому же без завтрака, обеда и ужина. И спать им, похоже, тоже придется ложиться на голодный желудок.

– А где мы будем ночевать? – полячка растеряно огляделась. – Здесь нет даже моей повозки, а я умираю от усталости.

Бурцев кивнул на шкуры-попоны, пропахшие конским потом:

– Насуем под них веток… Не пуховая, конечно, перина, но все удобнее, чем на голой-то земле. Поможешь?

Глава 22

Она честно пыталась помогать, но, исколов нежные пальчики о хвою, расплакалась и уселась на прежнее место. Так и сидела, пока Бурцев охапку за охапкой таскал наломанные ветки, хворост и еловые лапы. Только под конец работы Аделаида внесла-таки свою скромную лепту в общее дело: отошла к ближайшим деревьям и с сосредоточенным лицом положила на собранную Бурцевым кучу несколько прутиков. И то прогресс!

– Молодчина, княжна! – похвалил он.

Немудреная постель готова. Внизу – хрустящая подстилка, выпиравшая под шкурой-попоной некомфортными буграми. Сверху наброшена еще одна шкура – одеяло.

– Располагайтесь, ваше высочество, – широким жестом пригласил Бурцев.

– А твой ремень?! – напомнила она.

Ах да, конечно! Разговор по душам и упоминание о гипотетической свадьбе назло врагу вовсе не означает, что Аделаида согласна спать с мужчиной на ложе без хотя бы символической границы. Тем более, что… «Какая все же жалость, Вацлав, что ты не рыцарь»…

– Глупо, Аделаида. Все равно придется по очереди дежурить всю ночь, так зачем же тогда…

– Ремень! – требовательно протянула руку девушка.

Бурцев со вздохом расстегнул пряжку, и отдал ремень. Она растянула его во всю длину и быстренько поделила пространство на шкуре. Причем себе, как отметил Бурцев, худенькая тростиночка-княжна отхватила большую половину.

Приминая хрустящую подстилку, девушка влезла на ложе, перетянула на себя почти все одеяло и укуталась в шкуру с головой. Эх, вот бы и ему сейчас так!

– Ладно, подежурю первым, княжна, – проворчал Бурцев. – Но учти, потом разбужу тебя.

Ответом было лишь уютное посапывание.

И снова он терпел песок в глазах и свинцовую тяжесть в веках, пока звезды не начали тускнеть, а в черном небе не появились предрассветные проблески. Сил бороться со сном не стало. Если он сейчас же не ляжет, то уснет сидя. Или даже стоя. Не забудется в чуткой дреме, как тогда, у повозки княжны, а отключится по-настоящему – провалившись на несколько мертвых часов в бездонный чернильный колодец. Прошлая бессонная ночь и тяжелый день давали о себе знать.

Однако спать обоим теперь, когда выяснилось, что по лесу шныряют не только всадники в масках, но и местные «зеленые братья» во главе с усатым рыцарем – безрассудство. «Что ж, княжна, пришло твое время заступать на пост. – плумал он. – Извини, но я не двужильный».

Тормошить Аделаиду пришлось долго. Девушка поднялась медленно, вяло, словно сомнамбула, помотала головой. Выслушала Бурцева, не открывая глаз, кивнула, давая понять, что согласна с его доводами.

– Зенки-то все же раскрой, княжна, а то опять сон сморит.

Тяжкий стон… Полячка послушно подняла длинные пышные ресницы, часто-часто заморгала.

– Так-то лучше! Ты же понимаешь, что спать сейчас никак нельзя?

Кивок.

– На тебя можно положиться?

Еще кивок.

А потом сила тяжести возросла неимоверно. Бурцев рухнул в трескучую упругую массу. И сгинул, растворился, растекся на импровизированном ложе грудой расслабленных, трепещущих от предвкушения долгожданного отдыха мышц. Только и успел пробормотать:

– Разбудишь меня… когда в лесу… светло… отправимся… доро… у…

Последнего кивка, если тот и был, он уже не видел. В полуосознанном усилии укрылся куском шкуры. Запах конского пота и хвои был острым и пряным. А пришедший вместе с ним сон – мягким, всепоглощающим.

…Проснулся Бурцев от холода и дробного костяного звука, выбиваемого его собственными зубами. Одеяло куда-то подевалось. Зябкое утро обступало со всех сторон. Бр-р-р, весьма зябкое. И достаточно уже светлое. Давно пора бы тронуться в путь. Почему же Аделаида его не разбудила?

Да все, блин, потому же! Княжна не выдержала предутренней вахты. Девчонка лежала рядом с Бурцевым, плотно закутавшись в их общую шкуру и спала безмятежным сном праведника. Даже сладко улыбалась далеким видениям. Интересно, когда она улеглась – сразу же после пробуждения или все-таки пободрствовала хотя бы с полчасика? Впрочем, какая разница? Главное, что благосклонная фортуна позволила им провести эту ночь без приключений. Но если ночные дежурства так будут продолжаться и впредь…

По-хорошему, конечно, надо бы растуркать эту девицу и отчитать как следует. Может быть, отшлепать, невзирая на титулы. Но, еще раз взглянув на спутницу, Бурцев понял: не сможет. Рука не поднимется. И язык тоже.

Он тряхнул головой.

Ну, полячка! Ну, княжна! Мало того, что намотала на себя все одеяло, так еще и забилась к нему под бочок. Попросту перекатилась через разделительный ремень и пригрелась.

Вот будет шуму, если Аделаида поймет, что спали они на одной половине походного ложа чуть ли не в обнимку. Лучше ей ничего не говорить, а сама, глядишь – и не вспомнит, с какого боку на шкуру залазила. Сонная ведь была, как сурок зимой.

Аккуратно, стараясь не разбудить девушку, он начал медленно сползать с постели. И замер. Стоп! Сейчас лучше вообще не двигаться, ну а княжна… Княжна вряд ли станет допытываться, что он делает на ее половине постели, когда увидит с десяток стрел направленных в их сторону.

Лучники в волчьих шкурах и мохнатых шапках осторожно – в полшага, в четверть шага – чтобы не потерять цель с кончика стрелы – выходили из-за деревьев. Приближались молча. А чего тут говорить-то? И без слов ясно: одно резкое движение – и Василий с княжной превратятся в подушечки для гигантских оперенных иголок. Хотя девушку тронут вряд ли, но тем хуже для него: все хищно поблескивающие наконечники польских робин гудов достанутся одному. Бурцев легонько коснулся руки Аделаиды, моля Бога, чтобы княжна не спровоцировала лучников резким движением. К счастью, полячка была сонной, а движения ее – заторможенными.

– Что это? Кто это?

Она села на постели, по-совиному хлопая глазами.

– Полагаю, наши вчерашние знакомые, – шепнул Бурцев.

Он узнал среди лучников трех давешних лесных стрелков. Особые приметы – синяки, ссадины и выбитые зубы.

– Главное, не дергайся, княжна, и все будет хорошо.

Бурцев поднял руки ладонями вверх. Универсальный жест мира. Вроде бы успокаивает даже самых кровожадных дикарей. А эти лесные хлопцы в шкурах здорово смахивают на одичавшее племя.

– Мир вам!

Бурцев очень старался, чтобы голос его звучал дружелюбно, а с лица не сходила улыбка. Никто из лучников оружия не опустил. И никто не ответил на приветствие. Лишь самый молодой глянул мельком на самого старшего, словно спрашивая, когда же можно будет стрелять. И то верно: долго ли способен удерживать человек оттянутую тетиву тугого лука?

– Встать! – распорядился старшой – черноволосый, широкоплечий с косматой бородой, нестриженными усами и бугристыми мышцами. Руки бородача чуть дрогнули от напряжения. Пальцы жаждали поскорее пустить стрелу.

– Хорошо-хорошо, уважаемый, – Бурцев поднялся. – Уже встаем.

– Да как вы смеете?! – возмущенно заверещала было полячка.

– Тихо, – шикнул он. – Делай, что говорят.

Аделаида порывисто встала, испепеляя взглядом вожака лесной шайки. Да только бородачу все это – побоку. Его глаза были по-прежнему таким же острыми, колючими и холодным, как наконечник стрелы. А рука на тетиве чуть подрагивала.

Бурцев прикинул расстояние. Далековато для нападения. К тому же десять лучников – не троица скинхендов. Да если бы и не лучников… Десяток противников ему не раскидать. Не супермен все-таки.

– Оружие на землю! – приказал предводитель лучников.

Оружие? Какое оружие? Ах, это! Бурцев вытащил кинжал Аделаиды, предательски топорщивший карман. Швырнул его вместе с ножнами к ногам бородача.

– Богдан, – обратился тот к молодому лучнику, – свяжи мужику руки, да покрепче.

Вязать узлы Богдан оказался мастер: прочные ремни больно врезались в запястья и сцепили руки не хуже милицейских браслетов. Пленников лесные стрелки все еще держали под прицелом, так, что сопротивление сейчас неуместно: хоть одна из стрел, но достанет его сразу. А не его, так девчонку. Утешала лишь мысль, что их не прикончили спящими. И если вяжут, значит, убивать пока не собираются.

– Теперь бери лошадь, – последовал новый приказ бородача.

Расторопный Богдан – он, кажется, был в этой компании чем-то вроде салаги или мальчика на побегушках – накинул самодельную узду на гнедую кобылицу, которая паслась неподалеку.

– Что вы намерены с нами делать, скоты? – голос Аделаиды был преисполнен достоинства и презрения.

О, эти лесные бедолаги еще не знают, с кем им придется иметь дело! С княжеской дочкой! Невыспавшейся…

– Пан Освальд разберется, – с пугающим спокойствием ответил главный «скот» в волчьей шкуре. И опустил, наконец, лук. Его примеру последовали остальные. – Пан Освальд всегда и со всеми разбирается по-справедливости.

Глава 23

До лагеря таинственного Освальда они добрались, когда от утренней зябкости не осталось и следа, а солнце стояло высоко в зените, щедро орошая лес почти отвесными лучами. Лагерем, собственно, это временное лесное стойбище можно было назвать весьма условно.

Несколько навесов, шалаши, сооруженные на скорую руку, старый выцветший шатер посреди притоптанной поляны. Чуть поодаль – коновязь из поваленного и грубо отесанного бревна на козлах. У коновязи – лошади самой различной масти и стати. Еще пяток расседланных лошадок бродят за навесами, выискивая в грязи и прошлогодней листве молодую зелень.

Мечи в ножнах и без, луки, стрелы, топоры, щиты, шлемы, рваные и не очень кольчуги – висели на ветках вперемежку с плохо выстиранной одеждой и конскими попонами. Оружие валялось и на земле, и в грудах всевозможной утвари. В стороне – несколько копий, прислоненных к деревьям и воткнутых в землю. Древка служили вешалками для сбруи.

Царивший всюду беспорядок никого не смущал. Каждый обитатель лагеря, видимо, прекрасно знает, что хватать, куда бежать и что делать в случае опасности. «Анархия – мать порядка», – усмехнулся Бурцев, переступая через свежие, исходящие паром конские яблоки.

Место, впрочем, анархически настроенная лесная вольница выбрала удачно. Лагерь располагался в низине, за стеной сплошного – в рост всадника – кустарника и еще более высокого ивняка. Под кустами журчал ручеек: здесь выбивалось на поверхность сразу несколько родников, так что люди и кони утоляли жажду явно не грязным снегом. Да и питались не сухарями. Неподалеку от шатра дымился костер. Оттуда доносился запах жареного мяса. Интересно, накормит ли пленников загадочный Освальд? Жрать хо-очется!..

Прежде чем попасть в лагерь, увидеть дым и почуять аппетитный дымок, они миновали три поста. Из-за деревьев, из-под деревьев и даже откуда-то сверху – с деревьев – надежно скрытая от глаз стража окликала мускулистого бородача. Тот перекидывался с невидимками парой фраз и вел отряд дальше. Зато в самом лагере на пленников и их провожатых почти не обращали внимания. Хотя народу тут было немало. В основном простой люд – в волчьих шкурах, овчинных тулупах или в не по размеру подобранных, нескладных, побитых, помятых, продырявленных, чиненных-перечиненных доспехах с чужого плеча. Гораздо реже встречались кнехты. Еще реже – дружинники, облаченные в «родное» железо. Видимо, среди них и следовало искать «пана Освальда».

– Богдан, покличь пана! – обратился бородатый предводитель стрелков к молодому лучнику.

Парень побежал к шатру. Никакой охраны там не оказалось. Чтобы попасть внутрь, Богдану достаточно было лишь откинуть полог. Из шатровой тени на его зов выступил знакомый уже Бурцеву высокий пышноусый рыцарь. Сейчас он был без доспехов – в меховой накидке, плотных стеганых штанах и шерстяном плаще. Но одной рукой рыцарь придерживал меч, висевший на перевязи у левого бедра. Ох, не нравится Бурцеву этот усатый пан с холодным, как клинок, взглядом.

– Мы нашли их возле черной опушки, пан Освальд, – почтительно доложил бородач. – Спали, как голубки и…

– Потом доскажешь, дядька Адам, – оборвал рыцарь лучника.

Тот послушно отошел. Расступились и остальные стрелки. Повисла тягостная пауза. Усатый удивленно смотрел на полячку, та сверлила его ненавидящими глазами. Бурцев зыркал по сторонам, прикидывая возможные варианты спасения.

– Княжна Агделайда? – Освальд еще раз недоверчиво оглядел непрезентабельный наряд девушки. – Дочь Малопольского князя Лешко Белого?

И откуда он все знает?!

Миниатюрная княжна, задрав по своему обыкновению подбородок, умудрилась взглянуть на усатого верзилу сверху вниз:

– Да это я. А теперь назови свое имя, рыцарь, посмевший пленить Агделайду Краковскую. Твой герб мне не знаком. Ты не из Малопольских областей?

– Я – Освальд Добжиньский – чуть склонил голову усач. – А ты, княжна, вовсе не пленница. Ты – желанная гостья в моем скромном лагере.

– Добжиньский? – нахмурилась Аделаида. – Теперь Добжиньскими землями владеет германское братство святой Марии. Выходит, ты вассал тевтонов, Освальд?

– У меня нет господина, княжна. И я не являюсь ничьим вассалом с тех самых пор, как Конрад Мазовецкий и Казимир Куявский отдали тевтонам лен моего отца, деда и прадеда.

Я не единожды ходил под знаменами твоего дяди в походы против язычников-пруссов. Я дважды спасал ему жизнь в бою. Я три месяца носил на одежде желтую звезду и красный меч ордена Добжиньских братьев, основанного Конрадом Мазовецким для обороны польских границ. Я ни разу не предавал своего господина, но был предан им. Моей верности Конрад предпочел посулы крестоносцев, а люди князя Казимира привели тевтонов к замку моих предков – к Взгужевеже, «Башне-на-Холме». Орденские псы хитростью захватили крепость и казнили моего отца, пытавшегося оборонять нашу вотчину. Я, к нечастью, был в отъезде и вот теперь вынужден влачить жизнь полунищего безземельного странствующего рыцаря. Так что узы вассальной верности более не связывают меня ни с твоим дядей, ни с его сыном Казимиром Куявским, Агделайда Краковская. Но вот ненависть к мазовцам, куявцам и тевтонам все еще клокочет в моем сердце.

Из уст полячки вырвался вздох облегчения.

– Если ты не на стороне магистра Конрада Тюрингского и его польских союзников, то, вероятно, позволишь мне продолжить путь, благородный Освальд, – совсем другим голосом проговорила девушка. – Я предполагаю, что меня разыскивают куявцы, мазовцы и люди орденского магистра и мне следует поскорее найти надежное убежище.

– Ты правильно предполагаешь, княжна, – усмехнулся усатый рыцарь. – Гонцы из Мазовии и Куявии уже прокричали на городских площадях и деревенских улицах о пропаже краковской невесты Казимира Куявского. Они сообщили, что твою охрану перебили нечестивые татары, но тебе самой по милости Божьей удалось спастись. Казимир остановился сейчас неподалеку отсюда – в Вроцлаве, а его поисковые отряды шныряют повсюду, словно стаи охотничьих псов. Между прочим, тому, кто найдет тебя и передаст куявцам, обещана большая награда: столько гривен, сколько сможет унести человек. И именно поэтому, я не намерен отпускать тебя, Агделайда.

– Рассчитываешь на награду, мерзавец? – прошипела княжна. – Или надеешься, что тебе вернут отобранное однажды?

Освальд посуровел:

– Нет, Агделайда Краковская, на это надежды у меня нет. Я слишком долго веду войну с твоим дядей, двоюродным братом и тевтонами. Я объявлен ими вне закона и вынужден скрываться в Силезских лесах – подальше от Куявии и Мазовии. И я никогда, ни при каких обстоятельствах не примирюсь с таким врагом.

– Тогда зачем ты меня задерживаешь, Освальд? – наморщила носик Аделаида.

– Не хочу отдавать немецким крестоносцам ключ к Малопольскому княжеству. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: если дочь покойного краковского князя Лешко Белого выйдет замуж за сына орденского прихвостня – мазовецкого князя Конрада Казимира Куявского…

– Я не выйду за него замуж! – вскинулась княжна. – Ни-ког-да!

– Разумеется, не выйдешь, Агделайда! Если не покинешь этого леса. Тебе хотелось найти убежище, недоступное мазовцам, куявцам и тевтонам? Так считай, что ты его нашла. Будь моей гостьей, княжна, только не пытайся выйти за пределы лагеря. Здесь ты получишь все необходимое, и здесь никто не посмеет тронуть тебя пальцем.

– Твое гостеприимство похоже на полон, Освальд Добжиньский, – сощурилась княжна.

– Хороший полон лучше дурного брака. парировал тот. – И гораздо лучше смерти, благородная Агделайда. Не принадлежи я к древнему роду и не заботься о своей чести, то просто зарубил бы тебя на месте. Это самый верный способ досадить тевтонам и их приспешникам.

Аделаида побледнела. То ли от гнева, то ли от страха.

– Конечно, я этого не сделаю, – успокоил Освальд. – Я хоть и живу в лесу, но еще не забыл рыцарского кодекса. А вот…

Он окинул выразительным взглядом свой лагерь:

– Эти люди, княжна, не столь щепетильны. Поэтому постарайся все-таки держаться поближе ко мне.

Дочь Лешко Белого хранила презрительное молчание.

Освальд воспринял его как знак согласия:

– Ну, вот и славно. Ступай в мой шатер. Отныне он принадлежит тебе, Агделайда. Туда доставят еду, питье, нагретую воду для омовений и одежду. Мы недавно отбили у немцев купеческий обоз. Там были кое-какие платья. Не для княжеских хором, правда, шитые, зато чистые и не рваные.

– А мой… э-э-э, спутник? – Аделаида растеряно взглянула на Бурцева.

Вспомнила, наконец!

– С ним у меня будет особый разговор.

Освальд повернулся к лучникам:

– Уведите княжну, и позаботьтесь о ней. Поставьте стражу у шатра. Проследите, чтоб никто туда не совался. И не высовывался тоже.