Текст книги "На паутинке (СИ)"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

  – Не только песня! – шмыгнула носом Биби. – Не убивай её! Ты ведь можешь, ты всё придумал! Не записывай, иначе... иначе всё это правда!

   Миле нахмурился. Теперь конец сказки был и ему не по душе. Но как теперь выкрутиться?

  – Я не буду такую картинку рисовать! – выставила условие Альбертина.

  – Ну, ладно-ладно... Ты только пойми: волшебник предложил голос, не потому что мне так хочется. Просто волшебник он... хитрый. Вот, послушай, что было дальше...

   Биби осторожно кивнула и отпустила запястье Миле. Тот откашлялся и снова взялся за ручку. Недописанный рассказ лежал перед ним. Миле пожевал нижнюю губу, придумывая другую концовку.

  "– Вот что... – сказал волшебник туману, – раз ты отнимаешь у нас голос, то дай хотя бы спеть ещё напоследок.

  – Хорошо, – ответил зелёный туман. – Только не ту гадкую песню, из-за которой я не могу вас схватить! Пойте другую!

  – Ну, раз ты хочешь... – и волшебник завёл новую песню на незнакомом никому языке. И его жена, и дети подхватили, и даже ослик заревел.

  – Что ты делаешь?! – воскликнул туман. – Это же та, особая песня, которая не может быть спета!

  – Ещё как может! – откликнулся волшебник. – Если ты сам попросишь!

   Туман понял, что его обманули. Хотел захлестнуть белую башню, но сил ему не хватило. Люди и ослик пели всё громче, и зелёный туман растворялся, пока его совсем не стало. И все люди, кого он хватал в городах, освободились, и все замки, дома и стены отстроились. И никто о зелёном тумане больше не вспоминал, а слова этой песни семья волшебника хранит до сих пор, и поёт, чтобы древнее зло не вернулось".

  – Так лучше? – спросил Миле.

  – Угу... – вытерла лицо Альби. – Так я что-нибудь нарисую.

   К восходу появился третий рисунок: белая башня в изумрудном тумане и маленькие фигурки на ней вместе с осликом.

  – Красиво, – похвалил Миле. – Теперь будет что вспомнить.

  – Будет... – вздохнула Альби, пока Миле раскладывал листы по порядку.

  – Теперь это твой альбом. Никому его не отдавай.

  – Даже королю семиножек?

  – Тем более королю семиножек.

   Рисунок башни ещё не высох, и Миле решил собрать альбом на ленточку утром. Последняя ночь в низенькой комнате с пятном на потолке, засаленными обоями, копотью от керосинки и обшарпанной мебелью.

  «Как там будет дальше?» – думал Миле в своей койке. – «Меня, что, в новый приют? А её куда? Отдадут другим взрослым?..»

  – Может мы поедем к морю, – мечтала Альби в кровати.

  – Может.

  – А может далеко в горы, куда семиножки никогда не долезут.

  – Угу...

  – Мы построим там дом.

  – С садом на крыше.

  – Нет. Хочу с садом на улице.

  – Ладно. Построю тебе дом с садом на улице. В горах.

  – Не обманываешь?

  – Я никогда не обманываю.

  – Можно сегодня я посплю у тебя? Я с папой спала.

  – Ты сильно скучаешь?

  – Да...

  – Давай напишем письмо родителям. И отдадим Марку.

  – Зачем? Они нас встретят.

  – Встретят... а вдруг письмо раньше нашего к ним придёт?

  – Тогда давай.

   Миле кивнул. Хотя ужасно слипались глаза, он дождался, пока Биби нацарапает его авторучкой короткое письмо отцу. Когда же он сам взял нагретую в её пальцах ручку и принялся выводить «Дорогие родители», то не знал, что писать дальше. Миле не видел их шесть долгих лет... Мама, наверное, изменилась, а отец постарел. Они оба работали на химическом заводе. Миле помнил, как по будням он оставался один на весь день с кастрюлькой тёплого супа или каши на плитке, и должен был заботиться о себе сам. Он читал, слушал радио, играл пружинками и шестерёнками из старых разбитых часов. В выходные в их комнате всегда что-нибудь жарилось, двигалось или стиралось. Иногда Миле с семьёй ходил в парк. Отец катал его на лодке, мама любила качели. О Семёрках тогда старались не думать... Мама прихватывала волосы ободком, а у отца были усы – это всё, что он помнил. Ни лиц, ни голосов теперь толком и вспомнить не мог. От колючей щеки отца пахло одеколоном и табаком... что шепнула ему мама, когда Миле забирали?..

  – Миле! – окликнула Альбертина, и он проснулся.

  – Миле, стучат!

   По дому разнёсся удар, потом второй, третий – свои. Миле сгрёб письмо со стола и сунул в карман. Между краями фанеры и окон тускло светил вечер. После бессонной ночи Миле с Альби опять проспали весь день.

  – Это Марк, – протёр он лицо.

   Альби закивала и поспешила к своему чемодану. Миле вышел из комнаты и спустился по потайной лестнице.

  – Кто там? – спросил он у двери-шкафа.

  – Марк.

   Миле взялся за рычаг, но помедлил.

  – Это точно вы?

  – Открывай, шкет! Чего тормозишь?

   Миле отпер. Подпольщик в мятом костюме и кепи ввалился на потайную лестницу и закрыл дверь.

  – Готовы?

  – Да.

  – Тогда шустрее! Посадим вас в тачку Агнесс, довезём до поезда. Там наш знакомый, спрячет вас в отдельном купе. Бертранд с вами поедет. Сейчас он на стрёме.

  – Куда едем? – Миле едва поспевал за Марком наверх.

  – В порт. Пойдёте грузовым судном. Главное пролив пересечь, а там Семёрки до вас не дотянутся.

  «Значит Альби всё-таки увидит море!» – обрадовался Миле про себя. Когда они вошли в комнату, Альби торопливо и бестолково собирала альбомные листы на ленточку.

  – Чего вы копаетесь?! – поморщился Марк. Миле кинулся ей помогать. Марк схватил чемоданы, заглянул в кухонный угол к газовому баллону и в туалет.

  – Скорее! Бросьте свои бумажки, не ковыряйтесь!

   Миле успел завязать альбом и сунуть его Альбертине, как вдруг в дверь-шкаф опять постучали: три стука – свои. Но Марк отставил чемоданы и вытащил револьвер.

  – Должны были внизу подождать. Здесь останьтесь, спрошу, что случилось.

   Марк спустился по лестнице к тайной двери. Миле подошёл к порогу их комнаты.

  – Не уходи, Миле! – жалобно окликнула Альби от окна.

  – Да я здесь! Только с порога посмотрю...

   В самом низу тайного хода Марк окликнул: «Кто там?». Миле расслышал голос Бертранда, но Марк не спешил открывать. Он спросил, почему Бертранд не на карауле. Тот что-то промямлил, Марк приподнял револьвер выше, и тут в дверь несколько раз выстрелили. Марк прижался к стене, Миле отпрянул от лестницы, за спиной грохнуло выбитое стекло и затрещала фанера. Дико вскрикнула Альби – её тащили на улицу! Миле подбежал и выдернул Альби из цепких лап. Под окном застрекотало. Внизу громко треснула дверь. Марк как ошпаренный влетел в комнату – без револьвера и с окровавленной рукой. Он пытался навалиться плечом на входную дверь, но ту быстро вышибли.

   В комнату ввалились марионетки, втолкнули Бертранда. В глазах у Миле потемнело, когда его развернули за плечо и ткнули лицом к стене. Точно также поставили Альби и двух подпольщиков. В затылок Миле упёрся холодный ствол.

   Сзади шипели и харкали на незнакомом языке. Семёрка расхаживала по дощатому полу, поскрипывая ногами. Миле видел подпольщиков, перекошенное от боли и злобы лицо Марка. Бертранд пытался говорить на ломаном языке оккупантов, но Марк процедил через зубы:

  – Да завались ты! Всё равно всех...

   Семёрка ужалила его в затылок. Марк грудой упал у стены. Альбертина в голос заплакала. И тут Бертранд ринулся на Семёрку, повалил её на марионеток, и крикнул: «Бегите!». Миле схватил Альби за руку и кинулся прочь. Вслед ему зашипели. Внизу караулила шелуха, но зазевалась и не ожидала, что Миле её оттолкнёт. Они выскочили из дома на полутёмный тротуар. К окну была приставлена пожарная лестница. Самая главная Семёрка громко зацокала, зашипела и приказала шелухе схватить их, но тут над головой хлопнули выстрелы, а следом весь мир раскололся. Улицу заволокло дымом. Миле укрыл Альбертину. Из убежища вырвался синий газовый факел. Под градом кирпичей Семёрки упали, а Миле потащил Альбертину дальше по улице.

   Сзади громко просигналил клаксон. Миле думал: марионетки догоняют их на машине, и обернулся. Круглые фары ослепили глаза. Автомобиль подъехал, за рулём была Агнесс.

  – Запрыгивайте! – открылась дверца. Миле с Альби забрались в машину, и Агнесс ударила по газам. Альби плакала и прижимала к груди чудом спасённый из квартиры альбом.

  – Марк с Бертрандом... – не узнал Миле своего голоса. Тот пищал и кривился.

  – Ясно, – обронила Агнесса. – Вот что, ребята, мы едем на станцию. Поезд прибудет – последний.

   Она мельком глянула на Альбертину. Губы её задрожали, Агнесс стиснула руль до побелелых костяшек и сквозь силу запела:

  "Я вспоминаю большие бульвары,

  Спешащих людей, болтливых людей,

  Я вновь вижу Оперу,

  Освещающую сиреневый вечер..."

   Миле ошалело двигал высохшими губами. До него дошло: подполья в городе больше нет.

   Впереди мелькнуло что-то коричневое.

  – Осторожно! – успел крикнуть он. Перед бампером выскочила Семёрка. Агнес вывернула руль, завизжали тормоза, и машина с треском и глухими хлопками свалилась в яму.

  ***

  – Альби! Альби! Ты слышишь меня?! – звал Миле. Она открыла глаза и увидела звёзды. Тысячи голубых огоньков мерцали в темноте, перетекая друг в друга. Под спиной мягко пружинил и покачивался гамак. Как давно она не засыпала в отцовском саду.

  – Альбертина!

   Но откуда в саду Миле? Какие странные голубые звёзды на небосклоне... Нет, она не на крыше отцовского дома и не в гамаке. Альби в глубокой подземной пещере, на паутине.

  – Миле! – захотела она привстать. Как больно в затылке! Голову жжёт! Альби потрогала шею и нащупала паутинку.

  – Миле! Миле, меня подплели!

  – Не плачь, всё в порядке. Ты не марионетка и не шелуха, ты ведь чувствуешь! И я тоже чувствую, я так зол! Я бы всех семиножек сейчас передавил!.. Только к сетке прилип. А ты?

  – Я?.. – Альби опасливо огляделась. От стены до стены раскинулась сеть. Ноги привязаны, на животе плотный липкий канат, но руки свободны. В одной руке стиснут альбом.

  – Альбертина-а... – зашипел чей-то голос.

  – Кто здесь?

  – Не бойся, я тут!

  – Нет, Миле! Кто-то говорит со мной, слышу!

  – Слышишь кого?.. Я никого не слышу.

  – Альбертина-а...

  – Нет, тут кто-то есть, он со мной говорит!

  – Тихо, Альби, не кричи! Они, наверное, рядом, караулят у паутины.

  – Они говорят, Миле. Ты мне не веришь?

  – Не плачь, верю конечно!.. Странно только, семиножки ведь не разговаривают.

  – На паутинке их можно услышать. А где Агнесса?!

  – Где-то, наверное, тут... не плачь, надо придумать, как выбраться. Только... Тс-с! Кто-то идёт! Паутина дрожит!

   Паутина и правда подрагивала, и дрожь проникала в затылок.

  – Миле, мне страшно!

  – Не бойся, я здесь!

  – Альбертина-а... – опять позвал голос. – Ты узнаёшь меня, Альбертина?

   Под свет огоньков вышла женщина. Босыми ногами она ступала по тоненькой паутинке, как канатоходец. Знакомое лицо взирало на Альби, губы слегка шевелились, и в голове у Альбертины звучал голос.

  – Ты узнаёшь меня, Альби?

  – Мама?

   Но следом за мамой из темноты выползла большая белая туша на семи цепких ногах. За паутинку маму вёл сам подземный король. Альби точно бы расплакалась, если бы не Миле.

  – Не подходи к ней, образина! Сожри кого посмелее!

  – Тиш-ше, малыш-ш... – шипел семиножка. – Мы вовсе не людоеды. Вы так мало знаете про нас-с.

  – Ага, обманывай кого другого! Если не едите людей, так отпустите нас и не троньте!

  – Нет, малыш-ш, сначала мы поговорим.

  – О чём ты ещё хочешь говорить?

   Король не поворачивался к Миле. Он подполз ближе к Альби. Та спрятала альбом за спиной.

  – Где твои рисунки, дочка? Мама так хочет на них посмотреть.

  – Альби! Ничего ему не показывай! Это наши рисунки и сказки!

  – Зачем тебе мои рисунки? – спросила Альби.

  – Чтобы сохранить узоры. Смотри... – указал семиножка коготком вдаль. В темноте засверкала прекрасная сеть. Большущая паутина была натянута посреди подземелья. Её нитки и прожилины сплетались в хитроумное кружево и мерцали радужными огоньками. В отсветах кружева Альби увидела других семиножек. Те жались по стенам пещеры, пока шла аудиенция у короля.

   Мама Альби осталась рядом, а король пополз к радужной паутине.

  – Скажи мне, Альби, это красиво? – забрался он и затаился посреди паутины.

  – Очень...

  – А-а, вот и славно. Мне так хотелось узнать, хорош-ша ли моя паутина, вот я вас и привёл.

  – Только для этого?! – воскликнул Миле.

  – Нет, не только для этого. Такие как вы, кто много придумывает и записывает, и рисует – опасны для наш-шей красивой паутины. Мы ищем вас среди детей и стараемся подплести ваш-ши нити в красивую паутину. Пусть мы не знаем, что такое «красиво», «хорошо» или «плохо», но знаем, что такое «опасно».

  – Конечно, если бы вы знали, что такое «хорошо» или «плохо», то не подплетали людей!

  – Мы? Мы лишь часть этого мира, где все разумные существа живут на одной ниточке. Свою паутину нам без вас не соткать. Сеть мы вытягиваем из людей, из того, что вам больше не нужно. У каждого в голове есть своя паутинка, и мы, семиножки, вытягиваем её для себя. Всё начинается с маленького желания. Желание, как червячок, точит вас, не даёт вам покоя, заплетается в зыбкий кокон из намерений и планов. Там, в тёплом коконе, желание зреет и превращается в искреннюю мечту. Стремясь поскорее исполниться, мечта вырывается в настоящий, жестокий мир. Но здесь её ловим мы, семиножки. Смотрите...

   Лёгкая голубая бабочка затрепетала крылышками над Альби. Она появилась будто бы из ниоткуда, закружилась, осыпала темноту искристыми огоньками и полетела к радужной паутинке.

  – Стой! – закричала Альби. – Не лети туда!

   Но огонёк успел прилипнуть на кружево, и тотчас в сети показались сотни таких же трепещущих бабочек, кто прилип раньше.

  – Уху-ху! Вот ваши человеческие мечты, которые хотят сбыться! – заухал подземный король. – Вы видите их, потому что оба на паутинке. Много мы наловили под вашим городом... Но мечту не поймать, не пленить ничем больше, кроме как неисполненными мечтами. Внутри тех, кто не исполнил мечту, остаётся тот самый кокон из планов и зыбких решений. Он тяготит вас, вгоняет в уныние, и люди сохнут и мучаются. А мы, семиножки, вытягиваем кокон за ниточку и плетём из него сеть для свободной мечты! А когда она попадётся и не исполнится, в человеке опять будет кокон для нас...

  – Вот вы какие! – воскликнул Миле. – Не строй из себя, будто вы помогаете людям! Вы живёте за счёт людей: берёте из нас и чувства, и паутину! Зачем вы выползли из-под земли? Сколько хороших людей подвязали, весь город опутали, а теперь и до нас добрались! Зачем тебе мы с Альбертиной?!

  – Мы выползли из-под земли, чтобы быть к вам поближе, и чтобы ваши мечты поменьше сбывались. Видишь, как много бабочек ловится в сеть? Чем тяжелее человеку, тем он больше надеется и мечтает, и тем меньше у него получается.

   И Альби стало грустно от вида бабочек в плену короля. Люди в затянутом городе хотели освободиться, надеялись на спасение, сопротивлялись, а из их надежд семиножки сплетали сеть.

  – Разве плохо на паутинке? – шипел король. – Марионетки не тоскуют и не грустят, они почти счастливы. Я знаю все их мечты, я исполнил их! Марионетки – наши глаза, наши уши, наши верные руки. Их больше не гложет разочарование, как тех, кто на свободе... Скажи, Альби, чего хотели твои родители? Помнишь?

  – П-путешествовать?..

  – Да. Они оба хотели путешествовать. А уехал только отец. Из-за тебя, из-за маленькой Альби твоя мама осталась дома, и её мечта высохла, сжалась в кокон. Твоя мама оставила нам паутинку, и мы по ней приползли.

  – Он врёт тебе, Альби! – крикнул Миле. – Пусть мечта не сбылась, но у мамы есть ты! Она мечтала, чтобы ты выросла счастливой, здоровой и умной! Эта её новая мечта была самой главной, и она делала всё, чтоб тебя сохранить! А семеножки делают всё, чтобы люди только думали о мечтах, но никогда их не исполняли!

  – Исполненные мечты... – сжался король на паутине. – Да, люди много мечтают, особенно дети, а после разочаровываются, или не могут исполнить свои мечты. И мы подвяжем вас на липкую паутинку, где вам будет хорош-шо, где вам будет тихо, и вы сможете смотреть внутрь себя и видеть дивные сны о мечтах, которые я, подземный король, покажу вам. Вы привыкните, так что и не захочется уходить. Исполненные мечты рвут узор, приносят и семиножкам, и наш-шим марионеткам немало боли. Так что мечтайте о звёздах, которые вы никогда не увидите, мечтайте о море, до которого вы никогда не доедите, мечтайте о песне, которую вы никогда не споёте. Ведь детские мечты – это глупость, которая накормит лишь нас, семиножек. Потому, скажи, Альби, где ты прячеш-шь альбом? Я избавлю тебя от лиш-шней глупости, а взамен отдам твою маму и освобожу вас от паутинки.

  – Нет, ты хочешь альбом не для этого! – не верил Миле.

  – Заткни рот, мальчиш-шка, не тебя спраш-шивают! – грозно ответил король, а мама подошла к Альби. – Отдай мне рисунки и сказки, и тогда все вы будете счастливы, вечно.

  – Не слушай его! Он что-то затеял!

  – А ты нас отпустишь?

  – Слово подземного короля.

  – Миле, это ведь мама... – жалостно поглядела Альбертина на Миле.

  – Это твой альбом, Альби, – сказал он. – Все свои сказки я сочинял для тебя.

  – Уху-ху! Вот и отлично! – довольно ухал король. Альбертина достала альбом. Руки дрожали. Ей так не хотелось отдавать сказки с рисунками семиножкам! Но мама тянулась к ним. Но, перед тем, как отдать, Альбертина раскрыла альбом и показала ей сказки.

  – Смотри, мама! Это море, которое ты так хотела увидеть! И Ветер, который помог Морю увидеть землю!

  – Что ты делаешь-ш?! Закрой немедленно! – зашипел подземный король и заёрзал на паутине. Откуда-то подул ветер.

  – Давай ещё, Альбертина! Покажи ему всё! – воскликнул Миле.

   Альби спешно перевернула страницу.

  – Звёздный народ на звезде! Они путешествуют вместе, когда держатся за руки!

   И ветер в пещере подул с удвоенной силой, и радужная сеть заколыхалась, а крылышки бабочек затрепетали.

  – Просто отдай альбом, Альбертина, а не показывай его, не читай! – скрипел король семиножек. Но глаза мамы живо пробегали по строчкам, она шевелила губами и рассматривала рисунки. Альби перестала дрожать и раскрыла альбом на новой странице.

  – А это башня, семья волшебника и ослик поют против злого тумана!

   Свежий ветер ударил по паутине. На его быстрых волнах в пещеру влетела морская птица и с криком ударилась в сеть. В радужной сетке осталась дыра.

  – Что вы наделали, дети! – заклокотал король. – Мечта записанная и нарисованная – всё равно что мечта исполненная! Она рвёт нашу сеть! Нет, вы должны стать хмурыми взрослыми с засушенными мечтами! Немедля закройте альбом!

   Но поздно! Альби отдала альбом в руки мамы и её лицо ожило. Паутинка иссохла и отпала от головы. На порыве свежего ветра в пещеру влетели две новые птицы – белая громко пела, а звёздная неслась с ярким шлейфом! Они порвали паутину хитрого короля, и бабочки освободились, а король семиножек с громким уханьем шлёпнулся в темноту, ведь без паутинки не мог даже крикнуть по-человечески!

   Семиножки переполошились, кинулись спасать короля, а паутинка на затылке Альбертины отпала. Альби обняла свою маму. Три птицы кружили по волшебной пещере, бабочки вытянулись в голубой шлейф, и все вместе выпорхнули сквозь тоннель. Миле заметил, куда они вылетели, и потянул Альбертину с её мамой на волю. Бабочки вывели их через путанные тоннели, а ближе к поверхности беглецы услышали урчание мотора. Машина Агнессы буксовала колесом в яме.

  – Как вы выбрались?.. А, не важно! Толкнём вместе, ну!

   И все вместе они толкали машину, пока та не выехала.

  – Ты ранена? – заметил Миле рваную дырку на рукаве кожаного плаща.

  – Царапина ерундовая. А это кто?

  – Это моя мама! – ответила Альби, и мама всем улыбнулась. Машина прибавила ходу. Солнце вставало над городом, где семиножки трусливо сбегали под землю, а люди оживали из марионеток. Агнесса запела их любимую с Бертрандом песню.

   Исполненные мечты оказались сильнее оружия и поразили короля семиножек в самое сердце.

   Вихляя погнутым колесом, машина подъехала к станции. Вдалеке гудел поезд.

  – Гляди, Биби, а это не твой отец? – прищурилась Агнесс. Альбертина вцепилась глазами в людей возле станции и увидела папу. Он собрал кого мог, чтобы уехать на поезде к морю. Среди них Миле разглядел и своих родителей и тоже обрадовался, ведь не встречался с ними долгих шесть лет.

   Все спасённые уехали к морю, на котором ни одна семиножка их не достанет. К тому самому морю, которого так давно не видели люди. К тому самому морю, у которого никогда в своей жизни не были дети. К тому самому морю, о котором мечтает каждый живой человек, кто не на паутинке.

  ***

   В дверь купе постучали. Агнесса вышла в вагонный коридор и поёжилась от промозглого осеннего холода. Перед ней стоял проводник в форме.

  – Через час прибудем. Как дети? Спят?

   Агнесса кивнула и поправила правой рукой накинутый поверх плеч кожаный плащ. Левая рука висела на перевязи.

  – Всё-таки вывезли... – обронил проводник.

  – Марк так решил.

  – Да, он из тех, кто держит слово.

  – Был из тех.

   Железнодорожник умолк. Козырёк фуражки спрятал глаза.

  – Вот, доказательства... – достала Агнесс три металлических жетона. На каждом была отчеканена крупная цифра «семь» и слова на иностранном языке. – Отвезёшь, пока мы плывём.

   Проводник взял жетоны и взвесил их на руке. Фуражка приподнялась, он тяжело посмотрел на Агнесс.

  – Это стоило того.

  – Стоило, – смотрела она сквозь железнодорожника. – Я могу идти?

  – Конечно. Будьте в купе до приезда в порт. Руку спрячь. На станции я вас выведу.

   Агнесс плотно задвинула дверь. За мутным окном купе пролетали голые осенние деревья, похожие на пауков в дымчатой паутине. Миле с Альбертиной спали на откидных полках. Агнесса присела на краю возле Миле. Рука мальчика выбилась из-под одеяла. На запястье синела татуировка с его личным номером. Биби отвернулась к стене и замерла: может правда уснула? Она хотя бы перестала плакать. На столике лежал альбом. Агнесс взяла его и переплеснула страницы. Неловкий рисунок кружевной паутины. Злой, но жалкий паук с семью лапками барахтается внизу, а кривые паучата стараются ему помочь. Другие рисунки – гораздо красивее и ярче – и звёзды, и море, и башня в зелёном тумане; их рисовал не Миле. Зато он записал сказки.

   На первых же строчках Агнесс крепко зажмурилась. Боясь потревожить ребят, она вернула альбом на место, а потом откинулась затылком на вагонную стенку.

   В сказках сбывается всё. Но сколько есть сил, сколько ей отпущено в жизни, она будет бороться и рвать паутину по-настоящему.

  Руслан Дружинин

  На паутинке