Текст книги "Дар (СИ)"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

  – О, духи! Давайте туда заглянем! – потянула ведьма нас с Тото. Духи?! И чего в них интересного?! Там завались духов! И на полках стоят, и пирамидкой, и в чёрных коробках, и в золотых, и в цветастых. Ведьма как давай нам показывать, открывать их прямо в магазине и пшикать, даже самыми дорогими на запястье пшикать и нюхать, или прямо на себя пшикаться! Я духами этими насквозь провоняла. Ведьма хотела мужской одеколон купить. Всё спрашивала меня, какой мне нравится. Только когда Тото ингалятор достал и сипеть начал, как резиновый утёнок, ведьма опомнилась и вывела нас, ничего не купила. Мама бы Тото в такой магазин никогда бы не завела!

   Возле детской парикмахерской ведьма шапку с Тото содрала и взъерошила волосы. Не вышло у неё ничего, папа Тото недавно подстриг. Хотя парикмахерская весёленькая, там вместо кресел машинки стоят, и можно играть в приставку пока брата ждёшь.

   Кофейню и навигатор мы тоже прошли. Ведьма и без карты магазин знает, а кофе мы дома пьём. Не зашли и в магазин сумок, там всякие чемоданы и кошельки продают. Химчистку и ювелирный протопали. Ювелирный вообще был закрыт щитком с рекламой колец. Задержались у ёлок – искусственные, зелёные, с меня ростом, но без шариков, только с гирляндами, и на каждой ценник висит. Те, что мне нравились – самые дорогие.

  – Красивые? Нравятся ёлочки?

  – Нет...

   Вообще-то, правда красивые, только от них не пахнет. Вот понюхай ёлку в лесу. Она кривобокая, колючки жёлтые, а пластмассой с резиной не пахнет, она... да ёлкой пахнет она! И ты в лесу ходишь, даже не чувствуешь запаха, привыкаешь. А тут полный магазин ёлок и не пахнет вообще... За прилавком стеклянная банка, в ней еловые веточки воткнуты – настоящие. Наверное, их туда продавец воткнул, чтобы ёлками пахло, но продавца не было. И эти живые веточки мне больше понравились, чем все ёлки на стойках.

   Продуктовый магазин – шириной с ангар! Одних касс с аппаратами штук двадцать, и на каждой третьей-четвёртой пикают. Мы взяли тележку, ведьма пошла мимо арбузов и дынь, груд картошки и яблок, жёлтых связок бананов, коробок с ананасами, помидоров и киви.

  – Игрушки! – обрадовался Тото. Здесь и правда были игрушки, но такие, для малышни, чтоб в песочнице ковыряться – самосвалы всякие, ведёрки и формочки, машинки дешёвые, мячики для бассейна. Это ещё не игрушки, а так, ерунда. Где-то в торговом центре есть большой магазин, где до самого потолка завались красивых игрушек. Ясно, что ведьма ничего ему не купила. Тото песочные самосвалы разглядывал, пока она вино покупала, креветок и замороженную курицу, зелень, шоколад, сыр, и постоянно сверялась со списком.

   Только на кассе, где весели пакетики чипсов, шоколадки в коробочках и жвачки, ведьма вытащила четыре разных батончика и спросила:

  – Хотите что-нибудь?

   И тут же купила: четыре разных батончика – на нас двоих.

  – Давай по половине? – предложил Тото, ковыряя свою упаковку.

   Ведьма опомнилась:

  – Тут не открывай, руки грязные!

   Ну и что? Они у него всегда грязные. Даже когда руки моет возле ногтей грязь остаётся. Сколько он грязи съел – здоровее будет. Что нам теперь, на эти шоколадки облизываться? Но Тото послушался и сунул свои шоколадки в карман. Ну, и я есть не стала.

   А у ведьмы в руках теперь по большущему пакету. Наверно, тяжёлые, но она их несла, как две сетки с воздушными шариками, еле как поспеваешь. Пришлось вместе с ней вернуться к машине, чтобы засунуть пакеты в багажник. Тото забеспокоился и запыхтел, что за игрушками мы так и не попали. Ведьма его успокоила, мол вот сейчас и пойдём. Он дрожал до последнего, пока мы назад в магазин не вернулись. Ноги гудят. Ведьма, гляжу, тоже вымоталась, особенно от нытья Тото, и за мной оборачивается, боится меня потерять. Раз сто двадцать просила дать руку, а я иду, будто не слышу.

  – Анни, дай руку, наконец!

   Мы пришли к эскалатору. Папа точно её предупредил, что я по эскалатору ездить боюсь. Но я первая на ступеньки шагнула. Спустилась нормально, только сапогом не во всю ногу встала, пришлось так и ехать на пятке.

   Ведьма повела нас с Тото не в магазин с игрушками, как обещала, а, не доходя до него, в магазин детской одежды.

  – Надо вам купить что-нибудь новенькое, к празднику, да и в школу для Анни. Давайте повыбиваем.

   Хуже нет места! Магазин одежды – это для нас с Тото всё равно что в ванную сто раз сходить: сто раз разденься, сто раз оденься! И всё на тебе хотят посмотреть, тебя крутят, во всякую чушь наряжают. И всё не для тебя, и не для них, а для школы, для физкультуры, для зимы и для лета. Тото полегче, он маленький, в школу только на будущий год пойдет, ведьма с ним сильно не парилась, а вот я влипла по уши.

  – Вот, смотри, юбка плиссированная, шотландская клетка... или вот, однотонную – кажется, твой размер. Как у вас ходят?

  – Да кто как...

  – Сарафан? Ну-ка, пошли в примерочную... Нет, не сидит. Погоди ты за свитер! Постой тут, сейчас ещё принесу. А вот этот костюм... М-мда, хороший, но длинноватый, рукава висят. У вас есть другой размер? Да, вот на девочку, эту!

  «Девочку, то есть на меня, что ли?..»

  – Давайте посмотрим... – это уже продавчиха с меркой подошла. И часов десять выбирали мне школьный костюм, сарафан, водолазку и гольфы, спортивную форму. Тото чуть не взвыл. Весь испарился, шапку снял, расстегнул куртку. Папа нам две этих куртки тоже из магазина принёс и сразу повесил в прихожей. Мама как на них посмотрела, так «скопидомом» его назвала. Интересно, что это такое?

  – Ой, Анни, смотри какой смешной комбинезончик! Глянь, зайка с ушками!.. И слоник тут. Вот классно дома ходить! Хочешь такой?

  «Я что, на дуру похожа?»

  – Когда мы пойдё-ём, – затянул Тото, словно буксующая машина. В другой раз за нытьё я бы ему лично отвесила, а теперь ведьма засуетилась и пошла картой расплачиваться. Тото с ней. А я возле свитеров – висят на длинной вешалке всякие... нет, они конечно же нормальные: на одних цветочки вышиты, башенки треугольные, на других супергерои, есть с кисточками. Но нам с Тото мама совсем другие вязала. Они были сначала только на спицах, а потом всё больше и больше росли, рядок за рядком, каждый день. «Как и вы растёте», – мама так говорила, мы с ней на спицах учились вязать. Я могла предлиннющую закладку для книжки связать крючком, а потом мы её к обложке учебника пришивали. «Свитер на вырост», – дарила мне мама новенький свитер, и сама мне его натягивала через голову, проверяла манжеты и ворот, и радовалась. «Я тебе ещё шарфик свяжу. Будешь самая-самая!», – и обнимала. Я погладила на груди свитер. Он ведь совершенно не тот, что на вешалках! Они яркие и прикольные, но мой... он не свитер. Нет, он конечно-же свитер! Но... не могу я назвать свитером те, как и этот, розовый, со снежинками.

  – Анни, ты где? Свитеров у тебя много, пошли! – позвала ведьма. Я к ней повернулась, и лицо у неё сразу вытянулось, будто ей за шиворот снега насыпали. Продавчиха ей покупки упаковала, а ведьма всё пялилась на меня. Что же будет, когда свитеры кончатся, когда я из них всех сразу вырасту? И из снежинок, и из полосатого, и из того, новогоднего с ёлочками? Папа ведь от нас спицы убрал, а из магазина свитер я не хочу...

  – Теперь за игрушками? Ну, идёмте! – повела ведьма нас к соседнему магазину. Жёлтые ворота с красными кубиками, и мы с Тото в другом мире. Он кинулся к полкам с машинками, здесь и полицейские, и пожарные, и с большими колёсами на шипах. Были ещё гоночки разные, по спирали, машинки на пульте и вертолётики. Один вертолётик прямо под потолком летал, им продавец рулил из-за прилавка. У Тото глаза чуть не выпали. Он и скорую помощь хотел, и автобус, и джип с пушкой, и черепашку-ниндзя, и автомат с пульками, и даже те машинки, которые не целиком в коробке лежат, а из разных частей собираются.

  – Выбери, какую хочешь, но только одну Томас, – разрешила ведьма и мне сказала. – Анни, ты тоже что-нибудь выбирай. Хочешь куклу? Смотри, какие куклы красивые тут стоят.

  – Их подстригать можно и волосы красить. Давайте я покажу, – подошла продавчиха. Куклы в ярких коробках стоят на трёх больших полках, волосы пышные, заколками можно закалывать и звёздочки всякие с бантиками прилеплять. Куклу я не хотела, и к мягким игрушкам пошла. Целая стена в магазине была завешана мишками. Висел и такой большой мишка, который едва держался на петельке, но очень грустный... хотя, мордашка весёлая! Он только голову наклонил грустно... Ему, наверное, тоже не нравилось здесь торчать. И плюшевые кошечки были, и поросята розовые – такие надутые, что вот-вот лопнут по шву. Целая пирамидка из разных зверят: и енотики, и лисички, и динозаврики с плюшевыми хвостами. Но бычок... только ему было грустнее, чем мишке. Большие коричневые глаза и чёлочка тёмная, рога плюшевые, и сам в тёмное пятнышко. Совсем не заметная улыбка была пришита под мордочкой, вот и казался мне бычок грустным. Я взяла его, но тут продавец выкатил тележку, и вся она доверху была завалена бычками, и этикетки у них на загривках точно такие же, как у моего, и рот пришит точно также, и все они лежали кто рогами вниз, кто хвостом кверху. Короче, оставила я того бычка.

  – А эту можно? – бегал с машинками Тото.

  – Можно, но только одну, – повторяла ему ведьма у кассы.

  – А эту?

  – Можно. Ты выбрал?

   Тото смотрел на коробку, будто ему кто-то её всучил, мотал головой и бежал выбирать себе новую. Так и бегал, пока ведьма не закипела.

  – И эту можно, Томас. Но ты уж как-нибудь определись и пойдём. Давай я тебе помогу.

   Они вместе ходили, пока я скучала. Зашла сюда так, словно всё здесь скоро будет моё, а слоняюсь теперь, будто среди чужого; и жёлтые коробки с конструкторами, и серебряные мечи в ножнах, и зелёный сейф с золотыми монетами, и докторский чемодан, и пиратский корабль, и железная дорога на батарейках на полках стоят, а я знаю, что их кто-нибудь другой купит, не я, мне их не надо, мне их не хочется. Гуляю среди них, как по лесу.

   Тото сидел на корточках возле полки с самыми большими машинами. Ведьмы не было, видать надоело возюкаться, и она ушла к кассе. Щёки у Тото раскраснелись, глаза бегали по дурному. Тычет пальцами по коробкам, будто учительница по доске, и от одной машины к другой переползает. Такое лицо у него я всего один раз видела, когда Тото болел.

  – Ну и чего ты?

  – А? – пугливо вскинул голову он, будто я его сейчас из магазина потащу без игрушки.

  – Тебе дома машинок мало? Вон сколько ты их наклеил, в Элонии!

  – Так это другие... – замямлил он.

  – Какие-такие «другие», а?!

  – Тут они... – жалко уставился он на сотню прозрачных коробок. – Тут они настоящие, Анни!

  – Клеить, значит, больше не будешь? – рассердилась я не пойми на что.

   У Тото губы скрючились и подбородок сморщился как изюм.

  – Буду я!

  – Ну так бери и пошли! Любую бери, ты всё равно в сто раз лучше клеишь!

  – Я их клею, потому что мама мне настоящих не покупала!.. – разревелся он во всю дурь. И я заревела. Стою рядом с ним, как полоумная, и реву. Ведьма к нам от кассы прибежала, и продавчиха с ней тоже. Минерва обещала купить две машинки, даже три, какие понравятся, меня дёргала: «Что случилось?!»

   А я знаю? Мы с Тото ревём и всё... Хотя он, наверное, заливается, потому что весь магазин с собой не утащить.

  ***

   Дома ведьма папе про магазин ничего не рассказала. С порога начала приезд гостей обсуждать. Сунула папе пакеты с продуктами. Он любит готовить, особенно курицу в духовке. Оказывается, Лена с Максом будут гостить у нас два или даже три дня. Ведьма расспрашивала, чего докупить. Битый час с папой трепались, пока мы с Тото в ванную ходили и раскладывали покупки в детской. Тото остался играть с машинкой, а я спустилась в гостиную посмотреть мультики. Ведьма всё говорила, планировала, папа написал ей новый список покупок, а потом уехала в аэропорт. Мы ведь за городом живём, а гости дороги не знают.

   Если честно, после того магазина мне и мультики смотреть не хотелось. Идут и идут себе на большом телевизоре, как давно раскрашенные рисунки в чужой раскраске. Сегодня они не мои. Никогда ещё не бывало, чтобы я не была частью чего-то, как отпущенный шарик из большой связки шаров; и я лечу, удивляюсь, и не знаю, куда лечу и зачем.

   Папа сел со мной на диван.

  – Не нравится мультик?

  – Да не.

  – А чего не смотришь?

  – Просто.

  – Может, проголодалась? Сделать тебе наш особенный бутерброд?

   Двойной бутерброд с ветчиной и сыром и солёными огурцами – не колечками нарезанными, а вдоль огурца – мы с папой сами придумали! Но не хочется.

  – Мы с ведьм... мы с Минервой в торговом центре поели: курочку, мороженку и газировку; и батончики в куртке лежат.

  – Вот значит как... Слушай, Анни, у меня к тебе серьёзное поручение, – сцепил руки папа и повернулся ко мне. – Сегодня вечером приедут мои друзья Лена и Макс, я их со студенчества знаю. Они работают за границей и прилетают всего на пару дней. Я пригласил их пожить у нас. Мы встретим их, поужинаем, а потом вы с Тото ляжете спать, а мы ещё посидим.

  – А нам нельзя посидеть с вами?

  – Нет, мы будем разговаривать про неинтересное. И тебе с Томасом надо ложиться пораньше.

  – Я долго не сплю...

  – Бросай эти эксперименты. Завтра понедельник, отвезу тебя в школу. Тем более, не хочу, чтобы моя дочка выросла заспанной клушей, – улыбнулся папа. Пришлось улыбнуться в ответ.

  – А Минерва тоже будет с вами? Она из ваших друзей?

  – Да, крошка-Мари, – кивнул папа. – Мы с ней очень давно знакомы. Мини работает у нас в городе, но на другой, важной службе. После учёбы в университете мы с ней редко встречались.

  – Из-за мамы?

   Папа вздохнул.

  – Нет, крошка-Мари, из-за жизни, судьбы у нас разошлись. Хотя, когда-то вместе с Максом, Мини и Леной мы были в одной крепкой спайке. Так что встретиться снова – для нас очень важно. Когда они приезжают, мы обычно сидим в каком-нибудь ресторанчике, вспоминаем о своей студенческой молодости, рассказываем, как сегодня дела.

  – Ты на ней женишься? На Минерве?

   Папа строго поглядел на меня, а потом потянулся и обнял, и я прижалась. От папиного свитера пахло одеколоном, который ещё мама дарила. Хорошо, что у Тото есть астма.

  – А ты бы хотела такую маму?

  – Какую такую? Разве бывают другие мамы?

  – Знаешь, бывают. Мини хочет стать вам с Томасом хорошей мамой. Ведь она старается?

  – Старается... но она мне не мама.

  – Она не мама-Хлоя, но хочет станет мамой-Мини. Ладно?

   Я пожала плечами. Разве важно, что я скажу? Лишь прижалась покрепче к твёрдому папе в мягком мамином свитере.

  – Ты скучаешь, пап?

  – Да, крошка, скучаю.

  – Ты не забудешь про маму – с Минервой?

  – Нет, золотце, не забуду.

  – Тебе будет хорошо с ней?

  – Конечно, будет.

  – Ладно... я люблю тебя, папа.

  – И я тебя, крошка-Марианна, и Томаса тоже.

   Мы посидели так, а потом папа зашевелился и пришлось его отпустить.

  – Вот что, поможете мне встретить друзей. Накроем на стол, посидим вместе, потом вы пойдёте наверх. Взрослым можно ночью не спать.

  – Скорее бы я стала взрослой...

  – Ох, крошка-Мари, лучше оставайся подольше маленькой.

  – Не-а, тогда меня Тото перерастёт и гордиться будет. Я быстрее него должна вырасти, на четыре года всё-таки старше.

  – Раз так, тогда пойдём, будешь помогать мне по-взрослому. Научу тебя встречать гостей.

   Когда Тото спустился, мы с папой вовсю готовились. В пустой комнате вытащили из шкафа пледы, одеяла, подушки и гостевое постельное бельё (я и не знала, что у нас есть такое!). Тото развешивал гостевые полотенца в ванной. Папа нас похвалил и принёс тапочки. А потом мы пошли насыпать фисташки, арахис и чипсы по вазочкам. Папа разжёг плиту, поставил в духовку курицу, начал резать салат. Мы ему помогали, Тото тёр сыр, а я вынимала красные ягоды из граната.

   Папа много раз созванивался с Минервой и уточнял, что из вещей и продуктов она купила по пути в аэропорт, просил передать гостям на счёт комнаты, называл блюда на ужин.

   Пока курочка запекалась, мы сели с папой искать в интернете какие концерты и выставки у нас в городе в эти дни, а ещё места выбирали красивые, куда можно сходить.

   Минерва нам перезвонила и сказала, что везёт гостей. Мы бегом стол накрыли, тарелки с Тото расставили, а папа принёс бутылки с вином и бокалы. Переодеваться он нам не разрешил: «Встретим гостей по-домашнему». И тут в дверь позвонили. Минерва вперёд себя пакеты втащила, а гости чемоданы на длинной ручке вкатили и сумки большие внесли. Лена с Максом все запыхались, румяные с холода, но довольные и улыбаются.

  – Как у вас вкусно пахнет! – обрадовалась Лена.

  – Кристоф готовит! – Макс через стойку папе руку подал, и они поздоровались, а Лена на каблуках прямо к нам с Тото прошла, развязывая мягкое пальто.

  – А вы Анни и Томас? Какие хорошенькие! Здравствуйте, я тётя Лена... Макс, дай подарки, – протянула она руку. Дядя с круглым животом полез в сумку и достал две коробки с конфетами. Лена конфеты нам подарила.

  – Это вам сладенькое к чаю.

  – Спасибо... – промямлил Тото, а я громко сказала: «Спасибо!». В прозрачных окошечках внутри коробок шоколадные зверята лежат, ёлочки, бантики всякие, есть конфеты и в разноцветной фольге.

  – А это вам на ёлку! – зазвенело что-то за плечом Лены. Макс подал мне колокольчик, только не простой, а глиняный и блестящий, как кружка. Внутри шарик болтался и громко звенел.

  – Спасибо!

  – Ручная работа, – оглянулся на папу Макс, а тот почему-то недовольно повёл головой. Макс расплылся в улыбке. По мне так гости приехали добрые и подарков с собой навезли. Чего их раньше мама к нам не пускала?

   Макса и Лену мы за стол усадили и сами уселись. Минерва и папа суетятся вокруг, расспрашивают, как они долетели, на стол из холодильника салаты и закуски вытаскивают. Из духовки папа принёс горячую курицу, открыл вино. Мы с Тото рядом с папой сидим, нам он отдельно от всех положил, без острых соусов. Папа сказал, что так с нами выучился готовить. Они засмеялись.

   Макс и Лена работают где-то в иностранном банке, или в отделении нашего банка, но за границей: я толком не поняла, что они делают; наверное, деньги считают. Тото громко сказал, что у нас папа работает в мэрии, но они это знали. Потом Макс и Лена долго рассказывали, как в той стране живётся. Лена фотографии на телефоне показывала. А телефон у неё очень крутой: большущий, в модной красной одёжке с блёстками и брелоком-сердечком, весь яркий, переливается, на заставке звёздная ночь и снег падает! Я такого телефона никогда в руках не держала и у других не видела! Минерва на меня хитро смотрела, пока я его со всех сторон щупала и фотки листала.

   А когда мы наелись, то пошли показывать гостям комнату и где у нас ванная с туалетом, и чайник с водой, и аптечка, и где свет включается, и как кондиционер настроить, если замёрзнут. Папа Лене объяснил, когда мы встаём, во сколько мне надо в школу, когда меня забирают, и кто за Тото приглядывает, а потом Максу отдал запасную пару ключей от дома.

  – Ну всё, ребята, пора по койкам. Мы ещё посидим, а вы бегом в детскую! – он захлопал в ладоши, словно хотел нас схватить, и мы с Тото к себе побежали. Папа ещё постоял на пороге, пока мы раздевались, а когда залезли под одеяла, сказал: «Спокойной ночи, крошка-Мари и малыш Томас. Спасибо, что помогали мне с гостями, и приятных снов».

   Свет погас, остался гореть один ночник с бахромой. Папа прикрыл дверь и ушёл к гостям вниз. Какое всё-таки длинное воскресенье! Я попробовала закрыть глаза, но Тото ворочался и шуршал, пришлось оглядеться. Большая красная машина стояла в одном ряду с бумажными. Великовата она для Элонии, больше домиков. Мои куклы в коробочке, по мешочкам лежат. Куклу Минервы я из коробки ещё не доставала, пусть до завтра потерпит, потом вытащу, после школы. Взрослые разговаривали под детской. Только и слышалось: бу-бу-бу, женский смех, а ещё одно слово – его говорят, когда чокаются и выпивают.

   Тото на койке привстал и поглядел на меня.

  – Анни, ты не спишь?

   Я на локте привстала.

  – Нет, не сплю. Чего тебе? – также шёпотом отвечаю.

  – Давай конфетами шоколадными поменяемся. У тебя в коробке машинка, а у меня только котики и фигурки.

   Вот ещё. Кому дали, того и коробка. Никогда я с ним не менялась. Но настроение было такое, что само-собой вылетело: «Ладно!». Любил он машинки, а я и против котиков ничего не имею.

  – Спасибо! – улёгся Тото обратно. Видать, думал только о шоколадках. Я тоже легла. А он опять встал и тем же голосом шепчет:

  – Анни, а куда ты колокольчик дела? Тот, который нам подарили?

   И правда, куда?.. Вот, помню, колокольчик в руке, даю посмотреть Тото, но он мне возвращает. Потом мы сели за стол, и колокольчика уже нет. Когда по дому ходили, я тоже без колокольчика была. Конфеты мы в детскую принесли, а колокольчик пропал.

  – Не знаю, потом найдётся.

  – Мы ёлку опять в лесу нарядим?

   С мамой мы ёлку в лесу наряжали, которая растёт через двор; из окон дома видно, как гирлянды на ней переливаются. Мы её шариками украшали и звёздами. У нас коробок с ёлочными игрушками целых шесть штук!.. А когда именно мы украшали ёлку? А дом? В первых числах декабря? Или в конце ноября? В эти дни?..

  – Да, в лесу нарядим... – говорю и больше не отвечаю. Тото подумал, что мне спать хочется, и улёгся на подушки, а мне спать теперь совсем не хотелось. Мы ведь заранее готовились к рождеству и ёлку в лесу наряжали, и в доме украшения весили. Мама сама плела большой пышный венок, папа гирлянды над окнами приколачивал. Над камином для подарков висели четыре красных носка: папин большой, мамин поменьше, мой средненький, а у Тото совсем маленький. В ноябре мы обязательно делали календарь на декабрь – иногда из спичечных коробков клеили (целых двадцать пять штук надо!), или из трубочек от туалетной бумаги. Внутрь коробков или трубочек кладёшь конфеты и заклеиваешь их с обеих сторон. Иногда мы с мамой делали календарь подвесной, где конфеты на ленточках отрываются. День пройдёт и конфетку съешь. И так до рождества по конфетке. У нас с Тото у каждого было по такому сладкому календарю. А в этот год... ничего не было: ни ёлки, ни календаря, ни украшений для дома.

   Слёзы покатились. Я плачу, а Тото не слышит, тайком вытираюсь. Два раза так плакала, пока не загудело в ушах.

  – Тото, ты спишь?

  – Нет, Анни.

  – А ты бы хотел, чтобы мама вернулась?

  – Да.

  – Сильно-сильно хотел?

  – Сильно-сильно.

   Тото также маму любит, как и раньше. А мне показалось, что они с папой забыли.

  – Даже если бы вместо меня или папы?

   Тото подумал.

  – Нет. Вас я тоже люблю.

  – И я люблю тебя, Тото. И вас я бы даже за маму не отдала, – опять плакать хотелось.

  – И Мини?

   Тут я задумалась. Спроси он вчера, так сходу ответила, а теперь...

  – И Мини тоже. Она ведь живая, как мы. Нельзя живых менять на кого-то другого, ради себя.

  – Нельзя...

   Больше мы не разговаривали.

  – Спи, Тото, мне завтра в школу, – я заворочалась в койке, как будто хочу уснуть, а уснуть никак не получается. В первый раз мне очень хотелось уснуть, понимала, что нужно, а не могу. Тото спал – по его сипению слышу, и взрослые не гудят, не смеются. Лежу тихо, смотрю на собранный рюкзак, вспоминаю школу, ведь всегда немножко тревожно, когда о ней думаешь. Потом думаю, как мы с папой готовились, как к нам гости приехали, как сидели и ужинали, как мы дом им показывали, и представляю, что завтра будет, всё думаю-думаю-думаю. В доме что-то не так, и в нашей детской что-то не так, даже мне под одеялом не так, не удобно. Что-то со всеми, и со мной приключилось, изменилось вокруг и внутри меня торкает. Большая стрелка часов сползла на цифру четыре, я тихо встала, чтобы Тото не разбудить. Мне надо к папе сходить и сказать, что я не сплю, и как завтра в школу?..

   Вязаные тёплые тапочки надела, гамаши и кофту, и вышла из детской тихонечко. В коридоре, почти на лестнице, услышала, как на первом этаже скрипит стул, и тётя Лена говорит:

  – Даже не знаю, что тебе посоветовать. Речь не о взрослых. Так, как я бы воспитывала детей, тебе вряд ли понравится.

  – Ты знаешь, она меня «ведьмой» называет – в шутку конечно, Томас как-то проговорился.

   В груди похолодело. Да ведь они обо мне говорят! Я тихонечко спустилась по лестнице и присела на нижней ступеньке. Отсюда хорошо виден стол и спина тёти Лены. В руке она держала бокал. Две зелёных бутылки стояли между ней и Минервой.

  – «Ведьмой»? Заня-ятно. А как по мне, это Хлоя была ведьмой немного. Смотри Кристофа в какую глухомань затащила. И сама вечно дома торчала, затворницей, рукодельничала, да выгуливала в бору детей. А что до девочки, Анни, так ведьма всегда после себя преемницу оставляет.

  – Лена, – недовольно осудила Минерва.

  – Прости-прости, я пьяна! – рассмеялась тётя Лена. – Но смех-смехом, а ты опять в героини полезла. Двое чужих детей, чужой муж, чужой дом. Я бы ни за что не подписалась. Мне и Макса хватает. Как вспомню про эти кредиты...

  – Помогу, Лена, честно.

  – Спасибо. Ты настоящий друг, Ми. За такую как ты Кристоф обеими руками держаться должен. И вообще не должен был отпускать... Да, не отворачивайся, я снова про это!.. Об этом и следует говорить. Вот ты не боишься, подруга, что он тебя снова бросит?

  – Ради кого? – Минерва улыбнулась, как кукла в коробке.

  – Ради детей.

  – Бросит меня ради детей? Нет, Лена, ты...

  – Далеко ушла эта Хлоя? Нет, Мини, Хлоя здесь. Он до сих пор в её свитере ходит, до сих пор про неё говорит – там, снаружи говорит, с Максом.

   Через окно правда было видно, как папа с дядей Максом во дворе в куртках стоят. У обоих изо рта облачка пара. Я покралась через гостиную. У меня очень хорошо получается красться, почти как у мышки. Пусть всё время казалось вот-вот окликнут: «Анни, чего не спишь?». И я скажу тогда, что уснуть не могу и папу ищу.

   На полке в прихожей колокольчик нашёлся. Мне стыдно перед ним стало, что он здесь совсем один стоит, брошенный, и мы с Тото его потеряли. Я взяла колокольчик и зажала ему язычок, чтобы он не зазвонил.

  – Кристоф просто не успел отойти, – говорила в столовой Минерва, пока я куртку стягивала с крючка.

  – Год прошёл, Кристоф не отошёл. Десять пройдёт, Кристоф не отойдёт? Был бы один, давно отошёл бы. Но дети... подруга, он в своих детях души не чает, и в них Хлою видит. Они ведь большие у него: двенадцать и семь. Чтобы Кристофа забрать, тебе нужно время побыть с ним наедине. Отправь детей к своей матери на недельку, пусть познакомятся. А Кристофа переключи на себя. Когда спиногрызы вернутся, ты им станешь матерью больше, чем Хлоя – в глазах Кристофа конечно. Ты говорила, что с Томасом у тебя всё неплохо? Можешь оставь его, а Марианну отправляй к бабушке. Противников разделяй и переманивай их на свою сторону. Тогда и сердце Кристофа к тебе потянется.

  – Ну какая мне Анни противница, Лена? Она ведь ребёнок. Нет, не правильно ты говоришь. Правда, надо дружить, но их внимание переключать на себя, чтобы прошлое позабылось. Тогда и Кристоф будет счастлив.

   Лена замотала пышными волосами.

  – Нет, подруга. Одна ошибка – всего одна, и у них в памяти снова воскреснет Хлоя. Это чужие дети, Мини, ты с ними не сможешь. Своих у тебя не было... Да, не смотри на меня так, я советую, хотя сама без детей, но мне можно, нам их не надо, Максу не до наследников, и так за горло хватают. Речь не обо мне, а про твоё положение. Ты не умеешь с детьми обращаться. Да и с какими детьми! Помнишь, как умерла Хлоя?

   Ручка двери повернулась почти и не щёлкнула, но я как про маму услышала, так и замерла, даже курткой на себе не шуршала.

  – Сердце.

  – Голова, – постучала пальцем по причёске Лена. – Она не лечилась, хотя у неё было двое детей. Оперироваться надо было, если порок. Сейчас всё оперируют, и деньги у мужика были. Испугалась ложиться на стол. И кого такая могла вырастить, а? Тебе ведь с ними придётся расхлёбывать. Детки миленькие, конечно, особенно девочка. Но, знаешь, с ними что-то не так. Как эта Анни на мой телефон смотрела, ты видела? Что-то не хочется мне семью как у Хлои. А тебе?

   Стою и слушаю, что ответит Минерва? Слова барабанят по мне, глухо лупят по толстой куртке: «бум-бум!», будто камни по шкуре слонёнка. Но сейчас кинут алмазы, и те резанут. И они резанули.

  – Конечно не хочу. Меня воспитывали совсем по-другому; и я другая, другие сейчас времена. Я не хочу быть как Хлоя. Хочу быть счастливой с Кристофом. Мне не нравится играть чужую роль, заменять кого-то в глазах его детей.

  – Так не играй, подруга! Будь собой! Сама знаешь, как лучше, и что в конце концов я права. Отправь детей к матери, пусть подружатся, а вы поживёте с Кристофом как настоящая пара.

   Я не знала, что мешаю... Дверь не скрипнула, ноги сами вынесли меня на улицу. А как же Томас? Он им тоже мешает?.. Нет, папа нас ни за что не отошлёт ради Минервы! Если он правда любит. А если я его люблю, то не должна мешать? Получается, он об этом просил?.. И я сказала: «Ладно». Но я же не знала! Не знала, что можно менять одних живых людей на других...

   Папа с дядей Максимом стояли перед машинами, оба в куртках, на дяде Максиме шапка из меха, а у папы синяя вязанная шапка.

  – Ну и послал его в задницу, чё он выделывается? На хрен нужны такие работники, кто по факту не делает. Мне вообще срать на его проблемы, что там у него-как, если он обязался, и проколы одни. Чё, я буду людей из-за него подставлять? Так ладно бы хоть для проформы, понимаешь, отправил бы хоть бумажку какую-нибудь задницу себе подтереть. А то стоит, хрен глазастый, ни стыда, ни совести, и ещё мне предъявы кидает, что я ему не напоминал. Мне чё сейчас, за каждым говно подтирать?

  – Ха, да, у нас поровнее... – смеётся папа, хотя дядя Максим разговаривает очень грубо. И как такое может нравиться?

  – У вас государственная контора, а у нас такой... – и дядя Максим так ругнулся, как даже в кино не ругаются, и отпил из бутылочки пива.

  – Слушай, ну а чего там с задолженностями?

  – Э-э... – поморщился дядя Максим. – У Ленки спрашивай, это же она наворочала. Мы, Крис, сюда решать приехали, совсем настроения нет. Но надо решать, до праздников. Так что не до экскурсий твоих. Хорошо хоть крышу над головой дали, на гостиницу не разоряться. Если всё выгорит, то завтра вечером на самолёт и домой полетим. А если обломится, то на три-четыре дня здесь завязнем. Дальше нет смысла.

  – Макс, я всегда, если что, и Мини тоже.

  – Спасибо, братишка...

   Они замолчали. Падали хлопья снега. Снежинки таяли на моей тёплой куртке. Далеко прогудела машина. Папа с дядей Максимом стояли под фонарём и слушали первую декабрьскую ночь и потягивали из бутылок.