Текст книги "Ингредиент"

Автор книги: Руслан Мехтиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Ну-у, вообщем, весь день я занимался херней, абсолютно бессмысленной чепухой.

Настолько бессмысленной, что я даже точно не помню, чем именно я и занимался.

Я без удивления обнаруживаю, что что-то не так. Я все еще не научился жить?

Солнце жарит по листовому железу моего подоконника.

Жара в моей каморке невыносима. Потолок этой коморки низкий и тяжелый, проходя по комнате, я невольно пригибаю голову, словно тяжесть нависает сверху и давит на плечи.

В данный момент я сижу втиснувшись между диваном, а у меня на коленях раскрытая книга. Я уже давно ее не читаю. Мой взгляд прикован к белой батарее, на которой мокнут, точнее сушатся шесть носков.

Дым забытой сигареты поднимается прямо или почти прямо, стелется зыбкой пеленой под потолком, размеченными, крохотными трещинами.

Все кажется ненастоящим, меня окружает картонная коробка, которую можно передвинуть. Наверноe.

Я пересел на диван, он слишком короткий, чтобы ночью вытянуться во всю длину, слишком узкий, чтобы свободно повернуться; я смотрю теперь уже почти завороженным взглядом на белую батарею, которая хранит все те же шесть, и никак не меньше, пар замоченных носков.

Кофе перекипел, нахуй, и залил мою плиту. Эх, в следующий раз я заварю чай.

Так и прошло еще несколько неопределенных дней. Наверноe.

Я лентяй, бездельник, поневоле. Так же поневоле я сгораю от жажды действовать, но ничего не делаю, потому что лишен возможности действовать, потому что заключен в тюрьму, потому что у меня нет того без чего нельзя трудится плодотворно, потому что меня довело до всего этого раковое стечение обстоятельств. Наверноe?

Эх-х. Я устал вздыхать. Я лишь могу точно подсчитать свое жалкое имущество, четко подытожить свою первую четверть века. Мне двадцать девять, у меня двадцать семь зубов. Чем дольше я живу, тем больше понимаю, что я ни черта не интегрирован в общество. И что я тут всегда был чужой. Из плохой интеграции в социум вытекает следующее – полная невозможность чего-либо добиться. Потому что помогают только связи. Твои таланты и умения ни при чём. (Oсобенно, когда у тебя и не было ни каких умений и талантов). Поэтому абсолютно неважно, как я буду стараться и оттачивать те или иные скиллы. Все равно результат один и тот же – проигрыш.

Я чувствую себя избранным героем, но только в другую сторону.

О, нет! Ну, да, конечно. Мне уже тридцать. Черт возьми. Это так неприятно.

Чей это взгляд? Какой знакомый взгляд. Этот взгляд. Чей же он?

* * *

Сегодня уже воскресенье, и я снова в этом поганом центре. (Я не помню чем я занимался всю прошлую неделю, но помню что мне было скучно, одиноко, я был голоден, плакал, а еще я бухал)

Кабинет понемногу заполняется людьми, которые плохо справляются с проблемами.

Интересно, а сок сегодня будет? Мне бы не помешало немного витаминов.

Наконец, в комнату заходит Вероника.

Я перестаю набивать брюхо беcплатными круассанами и сажусь на своё место рядом с ней. Все в кабинете о чём-то шепчутся, но мне заранее все равно.

Вероника молча сидела и уставилась в свой телефон. И вновь она затыкает одно своё ухо наушником и включает свой любимый "K-pop".

В кабинете все о чём-то шепчутся. Я же, просто молча, сижу себе. Мне нормально.

Я поздоровался с Вероникой.

Она промолчала в ответ. Как же это в её стиле! Вот же шутница.

Вероника манипулятор, ее молчание каким-то образом влияет на атмосферу в кабинете, пыль и катышки с одежды завихляются у кондиционера и танцуют в косом луче света. Я наблюдал, как Вероника долго копается в своей сумке, из которой она достаёт целую горсть упаковок. Она пристально читала, прищурив глаза. Мелипрамин. Анафранил. Пиразидол. Все это антидепрессанты. Такими препаратами кормят при классической депрессии. Но я вижу ее насквозь: Вероника даже не принимает все эти таблетки, а носит их так на всякий случай, чтобы все видели как ей плохо. Сейчас она воспринимает то, что ей пришлось оказаться в окружении тупых, серых людей, как некое печальное недоразумение, которое надо перетерпеть.

Вдруг: Вероника прервала мой глубокий анализ, начав рассказывать мне об одном нашем знакомом. Точнее о её знакомом, который ходил в нашу группу. Я сделал вид, что якобы видел его, но на самом деле не помню. Я и так почти всех здесь знаю, но с именами у меня всегда было туговато.

– Помнишь в нашу группу ходил Антуан? – тихим голосом промолвила Вероника.

– Антуан? Да-да, помню. (На самом деле я не помню)

– Он повесился вчера, – Вероника сказала это таким бездушным и бесцветным голосом, таким голосом словно говорил робот, который был запрограммирован лишь изъяснятся, но не сочувствовать.

– Это ужасно. Интересно, с чего это он вдруг? – Спросил я. Но на самом деле я солгал, мне вовсе не интересно, мне вообще плевать, наверняка еще больше, чем ей.

– Понятия не имею. Говорят, что в последнее время он странно себя вел. Он писал стихи.

– Стихи? – Я так и знал. Он скрытый гомосексуалист! Теперь все стало на свои места.

– Ага. Он писал стихи, да так, что рассудок помутился. Странно, что он это сделал, ведь он был женат, имел двух детей. Да и у Антуана был диагноз Дисфория. Наверноe.

Мне так хочется закурить, меня буквально одолевает табачная жажда.

Так вот; скажу вам честно, я не особо и удивился. Мне плевать на Антуана!

Когда заключенный пишет стихи на стене своей камеры, то это нормально, здесь нет ничего такого, и когда этот же заключенный вешается в своей камере, здесь тоже нет ничего такого. (Cуицид, это лучшее на что способен человек).

– Эммануэль, может быть вы и начнёте? – Спросил коварный мозгоправ.

– Что? В смысле? Кто? Я что ли? Ну-у, знаете, я вообще-то тут занят немного.

– Да что вы, давайте-давайте, не стесняйтесь, начинайте... – Говорил мозгоправ.

– Нет-нет, док. У меня голова болит, давайте я последним буду. – Ответил Я.

– Вы уверены, Эммануэль? Вы самый странный мой пациент. По жизни, вы шизоид, бездельник, латентный гомосексуалист, карп и кто-то еще. У вас особый случай, я сам точно не могу его определить, у вас что-то вроде "НИГРЕДО"?

Мои бессловесные сигналы презрительно игнорируются, и вот я не выдерживаю.

Меня задело, что он говорит обо мне так, словно на мне можно уже поставить крест.

– Я не странный! Я самый обычный человек. У меня сегодня просто голова болит.

– Послушай. Твои усы?! Ты не хочешь сбрить их? – Прошептала Вероника.

– Нет, не хочу. А что? – (Ну-у, и на кой черт я переспросил, пожалею же потом)

– Они меня раздражают, они похожи на обвисшие макаронины. Или на рыбьи усы, как у карпа. – Вот же сука! Да уж. Я знаю, что мне не стоит злиться на все то, что она говорит. Знаю, но все равно злюсь.

* * *

Вечером мы с Вероникой вернулись в мою съемную квартиру.

– Ты знаешь, мне начинает надоедать эта психoподдержка. Как же это невероятно уныло. Так бесит , – Сказала она, поспешно снимая свои ботинки.

– Мне она никогда не нравилась. Я хожу туда просто потому, что мне это посоветовали. Ну и еще ради сладостей.

– Пойди и сбрей усы, тебе они не идут. Хватит делать вид, что ты француз, это нелепо.

– Не...а. Предложи что-то по лучше.

Как же обидно! Ей лишь бы корейских смазливых парней на блюде подавай.

– Ну, ты и надменный. Ну, что ж, у меня и в правду есть идея лучше. Она нагло завалилась на мой диван, и откуда– то у нее в руке появился пакетик с травой.

– Эй, откуда у тебя это? Ты же знаешь, как я отношусь к этому…

– Хватит быть таким занудным, жизнь и так уныла, так ты еще и пытаешься лишить меня того немного удовольствия, что у меня есть!

– С каких это пор ты стала так часто курить траву?

– С тех самых.

– Это просто вредно для здоровья, да и ты должна, наконец, серьезно задуматься о…

– Не-не-е надо! Просто заткнись.

– То есть как это заткнись?

– Не говори, и все. Оставь меня в блаженном неведении.

– А кто с тобой еще будет говорить о тебе? Чёрт возьми, хоть сделай вид, что тебе не всё равно! Ладно, неважно, но это в последний раз. Я пойду и расстроено сварю кофе.

– Знаешь, что меня бесит больше всего?

– Не знаю. И знать не хочу. И этого достаточно. Интересно, какая усталость наступает раньше та, что от болтовни или та, что от выслушивания?

– Я не рассказывала тебе, как я в прошлом месяце присутствовала на родах моей младшей кузины? Ох, это было ужасно! И зачем я вообще согласилась? Но она меня так упрашивала. А её муж снимал всё на видеокамеру. На кой чёрт такое вообще снимать?! Хорошо, что я хоть обкурилась перед тем как зашла в больницу. По правде говоря, мне всё время казалась, что они всё знают, все врачи вроде бы сразу поняли, что я обкуренная, наверноe. Боже, господи, она так кричала, так громко вопила от нестерпимых мук.

Врач потом сделал кесарево сечение. Всё было в крови! И ещё какой-то жидкости.

Врач в крови! Моя кузина! Даже какого-то чёрта я была в крови! Всё было в крови!

Меня чуть не стошнило, мне стало плохо. И тут! Вопль, крик младенца, он был весь в крови, словно этого ребёнка хотят принести в жертву Сатане.

– Ты слегка перегибаешь, ты просто слишком впечатлительная.

– Ты просто этого не видел! А я видела! Я была там! И что ты думаешь, было дальше? Ничего! Через пару дней её выписали из больницы, а в день ее выписки в больнице собрались все наши родственники с цветами и подарками. Когда моя кузина вышла из больницы с ребёнком на руках, все хлопали и поздравляли. Словно все это было нормально! Все они неосознанные поцы, которые только и следуют какому-то сценарию! Словно в тупом фильме! – продолжила она – Почему все вокруг только и делали фальшивый вид, что якобы ничего вообще не произошло?! Как будто это нормально!

И после всего меня добила моя мать, она заявила мне, что ждёт не дождётся, когда я ржу. И как она мечтает стать бабушкой и нянчить внуков! Тогда у меня, аж, колени подкосились. Скажи, ты бы продал свою почку, за семьдесят пять тысяч долларов? В Сингапуре платное донорство разрешено. Я нашла клинику, не как не могу решиться.

– Тихо! Спокойно. Тихо. Я не хочу слушать эту невменяемую чепуху. Вероника, не выебывайся, я и так не в настроении. Пойду и сварю кофе. Это все что я могу.

Я уверен, что она просто пошутила. Это все, она не всерьёз. Это её очередная игра, некий бунт против гнилого общества. С годами это пройдёт, и она начнёт играть во что-нибудь другое, например, в заботливую и любящую мать.

– Ну ладно, зря я тебе рассказала. Забудь об этом. Давай сменим тему. Я тут читала, неплохую книгу, потом дам тебе почитать. В общем, чтобы постичь единство, сначала нужно постичь двойственность. Понял? Эй, ты куда?!

– Я не хочу больше слушать твою невменяемую ересь!

– Эммануэль, а ты кто по гороскопу?

– Нет! Только не очередной твой заскок! Прекращай! Я иду делать кофе.

– Моя мать только спит и видит, чтобы я родила, она говорит: «Это твой долг как женщины. Что ж ты такая бестолковая?! Дети – это же Счастье». Надоела она мне! Если бы инопланетянин присмотрелся к тому, что мы скармливаем детям в виде фильмов, журналов и газанет, комиксов, а подчас и книг, он бы вообразил, будто наши ценности убийство, насилие, суеверие, легковерность и потребительство. Поэтому я и ненавижу детей. «Ты уже в возрасте, ты должна устроиться». Я уворачиваюсь, как могу, иногда кричу на нее, и мы соримся, она думает только о себе, а моё мнение вообще в расчёт не берет. Эй Эммануэль! Мне без молока.

– Что?! Что ты там бубнишь?! Я нифига не слышу. Сколько сахара тебе положить?!

– Две ложки. И без молока! Слышишь?! Не лей молоко!

– Не лить молоко?! Почему?

– Ну ты же знаешь что у меня аллергия на лактозу!

– Хорошо-хорошо.

На самом деле у мня и нет молока, я просто из вежливости спросил – и какого черта я впервые слышу, что у нее аллергия на лактозу?!

– Знаешь, я тут на днях начала читать Шопенгауэра. Знаешь такого?

– Шопенгауэр? Пианист?! – Крикнул Я из кухни.

– Нет, блин! Какой, чёрт возьми, пианист? Немецкий философ.

– Лучше ответь: «Сколько тебе сахара положить?»

Это странно, чего это её сегодня так прорвало и она не затыкается? Обычно она просто затыкает свои уши наушниками и слушает свою корейскую попсу, смотря в окно меланхоличным взглядом . В общем обычно всё нормально.

– Две ложки! – В голосе ее звучала тихая и полная безразличия горечь.

Я случайно кинул ей три ложки сахара (Ну, ладно, так задумано специально)

Гостевые напитки готовы.

Вероника что-то там всё продолжает трепаться.

Да что она пристала?! Что это она себе позволяет? Я здесь главный, это мой дом!

Как-то раз эта сука доиграется и выведет меня из себя, и я не посмотрю на то, что она девушка и побью ее, разобью ей переносицу. Чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что насилие, это отличный выход, особенно в ситуациях, где нет здравого смысла. Вот сейчас вернусь и поставлю ее на место. Да, так и сделаю! Наверноe?

Я вернулся и поставил две кружки с кофе на столик.

Вся комната была окутана дурманным дымом. Она сидела на диване головой вниз, ногами вверх и вовсю курила свой дряной косяк.

– Как же бесит. Каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно может под нами разверзнуться. В итоге все равно мы все исчезнем! Может это так и надо? Может это и правильно? Что мы все просто исчезнем? С вечной борьбой в себе, борьбой с матерями, отцами, обществом и самими собой, и все нашим миром в нутрии нас? И этот мир исчезнет вместе с нами. Как же бесит! И ты меня бесишь! Не беси меня!

– Что за негатив?! Хватит ныть! Ты сегодня чересчур активная. Послушай свою корейскую попсу и успокойся! (Черт возьми, лучше бы она рассказала мне анекдот!)

– А никто и не ныл! Моя грусть квинтэссенция романтизма. А ты просто замкнутый.

– Ты меня заебала! Наркотики не помогут тебе жить! Это ненормально! И вообще прекращай прикрываться мной. Тебе лишь бы наговорить хуйни и возомнить, что ты какай-то особенная, а другие люди вокруг, просто поцы, непонимающие самих себя.

Тебе нравится ныть, тебе нравится быть жертвой. Показать всем людям – в чём они ошибаются и убедить их в том, что разумно,– это не в твоей власти. Тебе дана власть убеждать только саму себя. Убедилась ли ты в том, в чём хочешь убеждать других?

Так не лучше ли тебе оставить в покое других людей и учить только саму себя? Сама ты знаешь себя больше всех и убедить себя можешь лучше, чем других. – Высказался Я.

Полагаю, что Вероника раздражалась бы куда меньше, если бы не развивала в себе так усердно силу воображения, не припоминала бы без конца прошедшие неприятности, а жила бы безобидным настоящим, слушая свою корейскую попсу.

– Знаешь то, что ты умничаешь, это полнейшая хрень, просто маска. Ты же имитатор!

Ты только дешевые понты кидаешь! Ты делаешь вид, что ты якобы нормальный, но на самом та деле ты депрессивный нытик, мямля! Ты только делаешь вид, что тебе весело или интересно, но на самом деле все это лож! Ты делаешь вид, что ты якобы образованный, начитанный, честный, умный, скромный и прямой человек. Но зачастую, ты используешь свои качества, чтобы манипулировать людьми, унижать их, а когда надо льстишь им. Твои принципы заставляют тебя ненавидеть весь Мир! Ты ненавидишь тех, кто верит, потому что для тебя вера, это признак глупости, ты ненавидишь тех, кто не верит как раз за отсутствие идеалов. Ты ненавидишь болтливых, а молчунов подозреваешь в заговоре. Ты ненавидишь стариков за их конформизм, а молодых за свободу мысли. Ты ненавидишь марихуану, но сам только пьешь алкоголь и куришь табак! И это твое козырное слово «Наверноe» – полнейшая хрень, я уверенна ты, это специально произносишь! Конечно, это иногда в тему, но зачастую все мимо и никуда не лезет! Идиот! Ненавижу тебя! Ты социопат! Как же ты меня бесишь!

– Выговорилась? Полегчало?

– А знаешь что? Да, полегчало. Да, черт возьми, полегчало! – Крикнула Вероника и сделала мелкий глоток кофе.

– Что это?!

– Ты о чём?

– Кофе.

– Кофе? А что с ним?

– Я же миллион раз тебя просила не делать такой сладкий кофе!

– Ну, давай еще из-за сахара с тобой поругаемся! Если я тебя обидел или оскорбил тем, что положил тебе сахар в кофе, пожалуйста, прости меня. Но, я ни в чем не виноват…

– Что?! Нет, бля! Ты виноват! Ты как баба!

– Это я, как баба?!

– Да-да, ты как баба! Я так и знала, что ты пидар!

– Пидар, это твой отец!

Спор перерос в обычное выяснение отношений (или это даже был не спор, а сора или что-то вроде того). Наши странности только раздражают друг друга. Я инстинктивно не шёл на конфликт, я готов ответить: «Хорошо, ты права». ( Но это означало бы, что я посылаю Веронику нафиг, а я ужасно люблю заниматься с ней сексом). Особенно раком, когда она тихо постанывает и симулирует оргазм, положив свою красивую головку на жёлтые шёлковые наволочки на моем диване. У меня нет другого правила поведения, кроме как непринужденно следовать во всем своим прихотям. Знаю-знаю, что мне не стоит слишком откровенничать о собственной личной жизни, но воспоминание о том, какая она в постели, настолько ярко, что его не способны затмить ни её грубость, унылость и склочный характер.

– Тихо! Спокойно! Признаю я виноват. Извини. Но я ни в чем не виноват. Ты сама меня спровоцировала. – Сказал Я.

Я пытаюсь все исправить, я бормочу нежные извинения, но она сурова и неумолима. Она красивая и сладкая только в постели. Из-за этого порочного круга она утратит красоту раньше времени. Вероника называет меня самым последним долбоёбом на свете и ещё кучей обидных словечек, от всего увиденного, и, к сожалению, услышанного меня неожиданно приспичило.

– Знаешь что?! Я пойду, отолью, а ты пока подумай над своим поведением. – Сказал Я.

В санузле, из-за вспышки эмоций, я перенервничал и промазал, из-за чего немного описал ободок. Сейчас вымою руки и поставлю её на место. Я разберусь с ней! Она себя так ведёт, так нагло огрызается со мной, словно я её мальчик для битья. Вернувшись, я уселся рядом с ней на диван.

Вероника сидела на крою кушетки, сложив руки на коленях, а ее наивные дымчато-серые глаза были широко раскрыты и словно застыли в изумлении; ведь она в очередной раз не в своих корейских мечтах, а в моей скверной. Мрачной халупе. Наверноe.

Вероника взяла кружку с кофе отпила глоток, облизнула губы и сказала:

– Вот скажи мне хоть раз: «Ты красивая. То есть, если бы ты меня не знал, ты бы подумал, что я симпатичная девушка?»

– Много сахара не бывает. Жизнь и так горька!

– Отвечай на вопрос! Это же означает, что и ты думаешь что я и в правду уродина!

– И кто так еще думает? Вероника ты вовсе не уродина! Нельзя так о себе говорить.

Ты не уродина. Ты эксклюзив.

– Эксклюзив? Черт возьми, это тоже самое, что и подтвердить, что я уродина!

После этих слов Вероника положила голову мне на плечо и, молча, уставилась на меня. Это в ее стиле.

Так в тишине мы просидели некоторое время. Только слышно как часы отбивают время. Но у меня нет часов. Наверное, это ее наглое сердце нагло стучит в ее маленькой груди. Вдобавок она не решила все испортить:

– Я подмешала кое-что в кофе.

– Я так и знал, что ты хочешь меня убить.

– Это DMT.

– Ты серьезно? DMT, диметилтриптамин?! Проклятый ?! Черт возьми, я же тебе тысячу раз говорил, что я завязал! Ненавижу всю это наркоманскую хуйню!

Может это все из-за ее новенького выдуманного ею же самой диагноза «Ангедония»?

– Да кого волнует, что ты там сам себе бубнил. Ты просто замкнутый! Тебе надо открыть для себя больше возможностей.

– Твою мать! А может мне так нравится! Я не хочу жить так как тебе того хочется!

– Я тоже.

– Прекрати огрызаться, и лучше скажи, что нужно сделать, чтобы это наркота не подействовала!

– Ничего не поможет, скоро тебя накроет!

– Спасибо Вероника, замечательно, черт возьми! (Вот же мразь!)

– Ты просто не хочешь развиваться! Ты не хочешь расширить сознание! Все чего ты хочешь, это сидеть в этой вонючей дыре, задыхаться и ныть какое жизнь дерьмо!

– Знаешь, вот сейчас, ты говоришь, прямо, как наркоманская шалава...

Тут она резко ударила меня ладонью по щеке. (За что? Я просто, сказал правду)

Естественно я ударил ее в ответ (Легонько, тоже ладошкой, чтоб знала кто я).

Но это ее не остановило, а только разозлило еще больше (Я оплошал, это было очевидным). Она вновь ударила меня по лицу, а потом еще раз и сильней, звук хлопка прошел быстро и мимолетно, осталось только горечь и жар на моей щеке, точнее на обеих щеках (Вот же мразь!) Я ударил ее в ответ вновь. Рефлекторно.

– У тебя проблемы! С головой! И с самой собой! – Крикнул Я и схватил ее за плечи, начал трясти и повалил на пол.

Она плюнула мне в лицо, я плюнул в ответ (Чего добивается эта пизда?!)

Мы смотрели друг на друга некоторое время, пока она не укусила меня за губу и притянула меня к себе. Мои руки непроизвольно потянулись к ее груди, там они наткнулись на застежки ее блузки.

Все начало разолгаться на атомы. Видимо DMT уже вступили в дело. Бессмертноe вещество, одни лишь тленные формы. Пол исчез из-под ног. Теперь мы находились в совершенно другом пространстве. Из-за ее спины выползли щупальца, они жестко обвили меня, не давая мне сбежать. Я посмотрел на ее лицо. Это уже была не Вероника, это была некая богиня Амазонок. Ее синие губы распахнулись, и оттуда вылез невероятно длинный язык, он проник ко мне в рот и сцепился с моим языком. По моему телу прошла судорожная рябь. Щупальца все сильнее обвивали мое тело и притаскивали меня все ближе к ней. Я жестко обхватили ее за талию, и мои пальцы жадно впились в ее тонкую кожу, оставляя на ней алую вибрирующую рябь пульсирующего света. Я вошел в нее, и в ее прозрачном теле зажглись тысячи огней, они ослепили меня и я закрыл глаза, схватив ее еще сильнее.

Открыв глаза, я обнаружил, что у меня за спиной появились крылья.

Я взмахнул ими, и мы вознеслись в космос, там мы взорвались, создавая тысячу новых звезд. Я это бросок природы, бросок в неизвестность, может быть в никуда…

«Холодно – начало чего-то знакомого; то есть унизительного»

Проснулся я утром в холодном поту.

Мне снился чертовски странный сон.

Во сне я бежал по темным улицам незнакомого города. За мной гнался гигантский ребенок. Он был очень велик, и на нём были подгузники. Он сносил большие здания, а я убегал в истерике. Cловно он искал именно меня.

Что за идиотский сон?! Удивляет то, что я его вообще запомнил.

Земля под ногами подрагивала от шагов этого гигантского ребёнка. Когда я оглянулся в очередной раз и понял, что из-за угла вот-вот покажется его отвратительная морда, под ноги подвернулся булыжник. Со всего маху я рухнул на мостовую. И проснулся.

Проснувшись, я услышал, как за Вероникой захлопывается входная дверь.

Это ее манера "уходить не попрощавшись" меня бесит! Не доброе утро милый, не кофе в постель, так нехуя блять, все ей похуй, вот же бесчувственная тварь!

Из окна льётся серый свет.

Скомканная простыня в ногах, влажная подушка.

Доброе утро Мир...

Во рту отвратительный привкус, будто я жевал дерьмо.

В ушах всё ещё звучит басистый гул космоса.

Чтобы отвлечься от болей в теле, я начинаю создавать мысленные помехи.

Что может быть лучше, чем выпить с утра? Подняв свой зад, я направляюсь на кухню и открыл холодильник с намерением разобраться со всем сегодняшним дерьмом.

Я кладу в стакан истекающие потом параллелепипеды льда.

Налив светло-коричневую жидкость в чашку, легонько взбалтываю, лёд звонко побрякивает.

Первый же глоток заставляет немного примирится с действительностью. Наверноe.

Черт возьми, эта её поганая привычка уходить, не попрощавшись, начинает раздражать меня все больше и больше, но я подозреваю что, ей просто нравится меня раздражать. Она получает от этого моральное удовольствие, возможно даже физическое.

У меня в квартире остались книги Вероники.

Точнее моя квартира буквально завалена её книжками.

А это что за компакт-диски? "BTS" "SEVENTEEN"? И что-то еще?

Х-х-м. В один из дней все эти компакт-диски я буду использовать как компромат.

Как странно, черт возьми, я уверен, что двигал диван к окну. Так какого черта он вновь у стены? (может я просто забыл, что переставил его или же я вообще не переставлял его?)

Итак где, черт возьми, мои сигареты? Наверноe Вероника их стырила. Вечно она ширится по моим карманам и вещам, чертова проказница.

А это что за ещё какая-то книга? «Карл Густав Юнг / Человек и его символы»

Ну, что за безобразие, поразбрасывала она здесь все! Ну, что за девушка?!

Диски и книгу, я кинул под диван, чтобы не мешали мне.

Итак, что же мне самому почитать? Что-то нормальное.

Я вообще читать люблю, читаю всё подряд. Если сидишь в четырёх стенах, пытаясь сохранить остатки рассудка, чтение становится единственным занятием, способным удержать тебя на плаву. Но, в то же время, чтение– это моё дезертирство, моя повседневная трусость перед жизнью, оправдание моей неспособности к работе, всегдашняя отговорка, ширма, за которой я скрываю свои поражения, свою несостоятельность. (и тут, вот тут, как обычно, на меня напала рефлективная печаль)

Книги ещё одна реальность, в которой я существую (Или единственная?)

Но сколько мне ещё нужно прочитать книг, чтобы очередной раз убедится, что всё в мире страдало и страдает по сей день. И что действительно счастливых людей крайне мало (На самом деле мне, просто, нужны деньги, как и всем остальным).

Черт возьми! Я только что вспомнил очень неприятную вещь (Точнее факт).

У меня закончились деньги и вмести сними желание жить.

Что ж, пора бы подзаработать, я опять на мели Как же это неприятно.

И зачем мне вообще работать, деньги все равно закончатся, да и их не на что и не хватит, разве что только раздать их за аренду и купить покушать, а ну, да, и еще надо отложить на новые штаны.

Вообщем, мой очередной план действия вновь входит в силу.

Мой план, как обычно, состоит из одного пункта и одного подпункта.

План действия: подзаработать денег и уволится.

Под пункт: остаться без плана действия, но с деньгами.

* * *

Спустя пару дней, а если еще точнее, и беспощадней к своей гордости то, спустя неделю; я устроился официантом в один паршивый ресторанчик, но и там меня попросили сбрить усы. Понятия не имею, чем они мешают им?! Я заверил, что позже сбрею их. Конечно же, я солгал, я не собираюсь делать этого! Всё равно, я надолго не задержусь на этой работе. Нужно только успеть получить первую зарплату, в лучшем случае вторую, а потом уволится. Проблема кроется только в одном. В заполнении очередной проклятой анкеты! Я всегда начинаю паниковать при заполнении анкеты. Меня окутывает паника. Глядя в анкету, я начинаю теряться, и даже забывать кто я, какого года рождения, как меня зовут и так далее. На все вопросы в анкете мне хочется написать «НЕТ» или просто поставить крестик.

Может я об этом не упоминал, но я давно постиг искусство языка жестов столовых приборов. К этому делу я подошел с большим энтузиазмом. (Древние Греки оставили нам в наследство прекраснейшее слово нашего языка: «энтузиазм», от «эн тео», что значит «бог, который внутри»). Язык знаков во многих ресторанах заменяет слова. Наверно.

Да к чертям все это! И работу эту тоже к чертям! И меня к чертям!

Все равно я вскоре уволюсь. Не собираюсь здесь торчать и ходить сюда по будням.

Каждый вечер я прихожу после роботы и сажусь на диван, что верно служил мне кроватью. И так постоянно. С утра до вечера я пытаюсь вызвать в себе желание работать.

Я сажусь на диван, откинулся на его мягкие подушки, и начинаю смотреть в белую стену, я словно вижу вибрации, которые исходят от громкой музыки, играющей в соседней квартире.

Если они не сделают тише, то мне придется позвонить в полицию.

Мое внимание привлекли другие вибрации, исходившие из под моей задницы.

Это был мой телефон.

Двигаться было лень, поэтом я просто запустил руку под себя и с большим усилием выдрал телефон из темных недр дивана.

Я посмотрел на экран... – это была Вероника.

Я не взял трубку, просто не хочу.

Всё ровно я увижу её. А сегодня ее не существует.

Наверное, она снова будет рассказывать мне про открытие новых горизонтов, развитие, детерминацию и что-то еще…

Чёрт возьми, она всё ещё звонит! Я не возьму трубку, мне лень (не хочется).

Просто не хочется, я все равно увижу ее в воскресенье. Зачем лишний раз выслушивать весь ее негатив? Чёрт возьми, она всё ещё звонит?!

О, перестала, наконец!

Если она будeт доставать меня: «Почему ты не брал трубку?» – я отвечу, что просто не заметил или был очень занят, в общем, выдумаю, что-нибудь и пореалистичнее. Да пошла она к черту! Почему я постоянно должен отчитываться перед ней?!

* * *

В следующее воскресенье я снова явился в группу.

Где мне сообщили, что Вероника м_е_р_т_в_а.

Это было слишком резко и неожиданно. (Я не могу в это поверить!)

Я не сразу поверил в ее кончину, так как был очень удивлён, можно даже сказать, что я был в шоке. Она все -таки решилась и вскрыла себе вены. По всей видимости, корейские бойз-бенды её не отвлекли от суровой действительности, в которой нет места мечтам. Я уверен в том, что она хотела встречаться с клевым корейским парнем, но жизненные неприятности и тягости доконали её, а точнее убили.

Только в мечтах все мы свободны, а в отельное время нам нужна зарплата.

Корабли мечты терпят крушение об острые камни жизни. Но на моих воображаемых солнечных островах безумия и цинизма, этот кораблик благополучно входит в порт – по этой причине я все еще жив.

Естественно, известие о суициде Вероники расстроило меня, но в данный момент вся трагичность произошедшего еще не полностью наполнила мое сознание.

Тем временем как я сидел в холле и обдумывал о случившееся, ко мне подошел полицейский. Так как Вероника перед смертью звонила на мой телефон, вот и полицейский решил опросить меня.

Возможно, Вероника хотела предупредить меня о том, что собирается сделать, возможно, это был тот самый случай "крика о помощи". Возможно, я мог спасти ее, отговорить от суицида, успокоить в конце конов, а возможно и нет.

Я рассказал, что спал с ней (Чего уж тут таить?) Да и у меня было алиби, я же работал. (Я в шоке – но некому об этом не скажу)

В общем, меня еще допрашивали и задавали какие-то тупые вопросы, потом попросили, чтобы я явился в участок для еще какого-то там тупого допроса, но по собственному желанию. Я сказал, что явлюсь, но это мало вероятно.

Тем временем; я все торчал в холе. Мне стало как-то не по себе, и я зашел в группу.

Мозгоправ все разглагольствовал, я сел на стул. На меня никто не обратил внимания. В этот миг я просто хотел быть с кем-то.

– Это и в правду было! – Крикнул кто-то из группы.

– Ну, все успокойтесь, Мисс Бэгер, все хорошо. Мы с вами друзья, мы все здесь друзья. Не стоит нервничать. Успокойтесь и глубоко дышите. – Говорил мозгоправ уравновешенным, но все же таким же раздражающим и наглым голосом как говорят все мозгоправы.