355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Руслан Скрынников » Сибирская одиссея Ермака » Текст книги (страница 1)
Сибирская одиссея Ермака
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 00:21

Текст книги "Сибирская одиссея Ермака"


Автор книги: Руслан Скрынников


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Руслан Скрынников
СИБИРСКАЯ ОДИССЕЯ ЕРМАКА

ВВЕДЕНИЕ

Над Иртышом всю ночь бушевала буря. Но даже удары грома, сотрясавшие округу, не могли разбудить смертельно уставших людей. Накануне ерма-ковцы прошли с Иртыша на его приток – реку Вагай, преодолевая сильное течение. Гребцы налегали на весла изо всех сил.

Последний поход атамана Ермака Тимофеевича близился к концу. Накануне днем все небо затянули грозовые тучи. К вечеру хлынул ливень. Люди промокли до нитки. Едва с Вагая флотилия вернулась на Иртыш, атаман велел кормчему искать место для стоянки.

Обогнув Вагайскую луку, казаки попали в давно знакомые им места. Протоки и ров, прорезавшие луку у самого основания, сулили надежное убежище тем, кто вздумал бы переночевать на Вагайском «острове».

Разбивая лагерь, Ермак не подозревал, что всего в нескольких верстах от ^острова» затаилось в засаде войско хана Кучума. Хан давно лелеял план мести казакам, и теперь его час настал. Властитель Сибирского ханства знал: горстка казаков – в его руках.

В кромешной тьме.ханские лазутчики дважды подбирались к спящему лагерю. Но вот пустынный откос протоки ожил. Спотыкаясь и падая, воины сползали в воду, а через некоторое время появлялись на другой стороне протоки.

Им достаточно было считанных минут, чтобы перебить казаков, не ждавших беды. Но память о страшных поражениях вселила в их душу панический страх перед ерма-ковцамн.

Тьма, позволившая татарам вплотную подобраться к казачьим пологам, стала помехой, едва дело дошло до боя. Напиравшая сзади толпа теснила и опрокидывала тех, кто оказался впереди. В свалке нельзя было разобрать, где свой, где чужой.

Разбуженные среди ночи, казаки не думали о сдаче. На ходу отбиваясь от врагов, люди бросились к стругам. Один за другим четыре струга ушли от берега на середину реки, Лишь атаманская ладья оставалась на месте, так и не сдвинувшись с прибрежной мели. Вокруг нее творилось что-то неладное. Татары толпой облепили борта. Под их тяжестью струг дрогнул и едва не перевернулся. Казаки уже не надеялись отбиться и решили дорого продать свою жизнь.

Оттесненный на корму, Ермак крушил саблей всех, кто пытался приблизиться к нему.

Гроза усиливалась. Удары грома следовали один за другим. Вспышка молнии на мгновение выхватила из тьмы кромку берега и одинокий струг среди набегающих пенящихся волн. Уже никого не было подле Ермака. Пали в неравном бою те, кто пытался прикрыть атамана. Изловчившись, татарский воин нанес Ермаку удар копьем. В ночной схватке предводитель казаков был ранен не раз. Последняя рана оказалась смертельной. Ермак тяжело рухнул за борт. Волны с плеском сомкнулись над его головой.

Казакам, уцелезшим после ночного боя, последняя стычка на Иртыше вспоминалась как тяжкий кошмар.


«РОДОСЛОВИЕ»

Много воды утекло, прежде чем некий любитель родной старины взялся за перо, чтобы составить родословную прославленного атамана. На страницы его «Летописи» ложились строка за строкой, одна удивительнее другой.. «О себе же Ермак известие написал, откуды рождение его. Дед его был суздалец посадский человек, жил в лишении, от хлебной скудости сошел в Володимер, именем его звали Афонасей Григорьевич сын Аленин, и ту вое пита двух сынов Родиона да Тимофея, и кормился извозом, и был в найму в подводах у разбойников, на Муромском лесу пойман и сидел в тюрьме, а откуда бежа з женью (с женой) и з дет ми в Юрьевсц Поволской, умре, а дети Родион и Тимофей от скуйости сошли на реку Чусовую в вотчины Строгановы, ему породи детей: у Родиона два сына: Дмит-рей да Мука; у Тимофея дети: Гаврило да Фрол да Васи-лей. И онной Василей был силен и велеречие и остр, ходил у Строгановых на стругах в работе по рекам Каме и Волге, и от той работы принял смелость, и прибрав себе дружину малую и пошел от работы на разбой, и от них звашеся атаманом, прозван Ермаком, сказуется дорожной артельной таган1 по вол(ж)ски – жерновой мелнец рушной».

Рукопись с «родословием» Ермака появилась на свет в очень позднее время. Стиль выдает в авторе грамотея петровского времени. Если бы атаман вздумал когда-нибудь написать историю своих предков, его слог был бы совсем иным.

В петровские времена даже незнатные дворяне спешили сочинить себе длинное родословие, придумывали замысловатый герб. При царе Иване Грозном девять десятых дворян не имели писаной родословной росписи. Даже фамильные прозвища были в то время новшеством. Бояре были первыми, кто усвоил это новшество. Боярин За-харий Кошка оставил детям прозвание Захарьиных-Кошкиных, однако дети Юрия Захарьина стали именоваться Юрьевыми, и лишь потомки боярина Романа Юрьеиа-Кошкина-Захарьина усвоили себе фамилию «Романовы»,

Те, кто принадлежал к простому народу, прозывались именем отца. Отца Ермака звали Тимофей, и потому Ермака при всяком официальном обращении именовали «Ермак Тимофеев сын» или кратко -«Ермак Тимофеев». Если же атамана «здравствовали», поднося чару, или «славили» на пиру, к нему обращались почтительно – «Ермак Тимофеевич». Однако ни один воевода, ни один царский чиновник не допускал даже самой мысли, чтобы назвать так удалого казака. Правом на уважительное отчество пользовались только самые знатные дворяне. Купцы Строгановы были самыми богатыми в стране людьми, но и их называли не иначе, как «Яков Аникеев сын» или «Максим Яковлев сын». В лихую смутную пору царь Василий Шуйский занял у Строгановых слишком много денег. Лишь после этого бывшие торговые мужики превратились в «именитых гостей» с правом на отчество.

Историки и романисты многократно повторили рассказ о том, как Тимофей Аленин «сошел» от нищеты в строгановскую вотчину на Чусовой, где у него и родился знаменитый Ермак. Но все это не более чем наивная сказка.

По чистому недоразумению составитель «родословиям стал рассматривать слово «Ермак» не как имя, а как прозвище, обозначавшее некий предмет: то ли жернов, то ли таган. Он и не догадывался о том, что атаман носил православное имя Ермолай, от которого и произошло сокращенное Ермак. Вместо подлинного имени казак получил в своем легендарном родословии вполне вымышленные имя и фамилию. Возможно, в строгановских вотчинах некогда жил разбойник Василий Аленин, но к историческому Ермаку – Ермолаю Тимофеевичу – он не имел никакого отношения.

Ермак пришел в Сибирь, имея не меньше сорока – пятидесяти лет от роду. А это значит, что он появился на свет за несколько десятилетий до того, как Строгановы начали осваивать земли на Чусовой. Эти земли Строгановы получили от царя Ивана лишь в годы опричнины. Материал для биографии Ермака скуден и отрывочен. Сохранились некоторые сведения о последних годах жизни покорителя Сибири. Но даже они неполны и противоречивы. До похода в Сибирь Ермак прожил долгую жизнь. Как прошла она, где и когда родился прославленный атаман, об этом мы почти ничего не знаем. Путь догадок, предположений, «домысливания» подробностей совсем ненадежен. Но у писателя по существу нет выбора. Ему придется либо отложить перо и навсегда отказаться от попытки составить жизнеописание своего героя, либо написать сугубо гипотетическую историю первых десятилетий его жизни. В этом главное отличие предлагаемой читателю биографии Ермака от жизнеописаний Грозного и Годунова, помещенных выше. Читатель не должен забывать об этом ни на минуту.

Где, в какой семье родился Ермак? Точно ответить на этот вопрос никто не может. Поздний «родословец» Ермака является вымыслом, а потому миф о рождении Ермака Тимофеевича в вотчинах Строгановых надо отбросить раз и навсегда.

Придет время, и многие волости будут оспаривать честь именоваться родиной покорителя Сибири. Из уст в уста передавалось предание о том, что Ермак был уроженцем северной русской деревни, В старинной северной летописи сказано, что славный атаман родился в волости Борок на Северной Двине. Своей достоверностью летопись далеко превосходит упомянутый выше родословец.

Опираясь на летопись, можно заключить, что предки Ермака были крестьянами и из поколения в поколение пахали землю.

Когда родился Ермак? Этот вопрос кажется несложным, коль скоро речь идет о героях нового времени. Но, когда дело касается людей средневековья, он нередко превращается в трудноразрешимую проблему. Не было ни метрик, ни церковных записей о рождении крестьянских детей. Кое-что о прошлом Ермака могли рассказать люди, лично знавшие его. Их слово, оброненное мимоходом, становится решающим доказательством в построении историка.

Никто не знал Ермака лучше, чем его соратники – ветераны «сибирского взятия». На склоне лет те, кого пощадила смерть, жили в Сибири. Некоторые продолжали нести службу в казачьих сотнях. Ветераны любили вспоминать о юных годах, проведенных с Ермаком в далеких волжских станицах. Старый казак Гаврила Иванов божился, что до похода в Сибирь он прослужил в «диком поле» (степи) у Ермака в станице ровно двадцать лет. В челобитной на имя царя другой старый казак, Ильин, также ссылался на свою двадцатилетнюю службу под началом Ермака.

Иванов и Ильин попали в Ермакову станицу не позднее 1565 года и служили под знаменами атамана до самой его гибели в 1585 году. Если Ермак в 60-х годах XVI века носил атаманский чин, то, значит, ему было в то время никак не меньше двадцати-тридцати лет. Он был младшим современником Ивана Грозного, родившегося в 1530 году.

Родители не выбирали имя своим детям, но отправлялись в церковь к дьячку, и тот, заглянув в святцы, называл младенца по имени великомученика или святого. У крестьянина Тимофея из Борка сын родился в день мученика Ермолая, приходившийся на 26 июля. По этой причине мальчик и получил имя Ермолай. Семья Тимофея, как и любая другая крестьянская семья, была многодетной. Маленький Ермолай рос в компании братьев и сестер. Но немногие из них остались в живых. Большая часть народившихся «робяток» умирала в младенчестве или раннем детстве.

Бескрайние непроходимые леса, болотные топи и озера, редкие поселения вдоль речных берегов – таким был русский Север в XVI веке. Придя сюда в незапамятные времена, поселенцы из Новгорода должны были победить лес, чтобы отвоевать землю под жилища и пашню.

Волость Борок, в которой жила семья Ермака, ничем не отличалась от сотен других таких же двинских и вологодских волостей. Местные крестьяне жили небольшими деревнями по одному-два двора. Деревни стояли на большом расстоянии друг от друга. Зимой над ними бушевали метели, и крестьянские избы тонули в непролазных сугробах. Когда наступало короткое северное лето, крестьянин брался за топор и соху и трудился от зари до зари. Ему помогала вся семья, от мала до велика. Труд, требовавший величайшего напряжения человеческих сил, был, конечно же, самым ярким впечатлением детства Ермака, его братьев и сверстников.

Любой крестьянский сын помнил, как, побеждая в себе слабость и страх, учился он подрубать и валить лес, как, надрываясь, корчевал пни на поле и помогал поднимать новь. Спалив сухостой, крестьянская семья лет пять-шесть жила безбедно, снимая урожаи сам-20, порой и сам-30. Затем земля истощалась, ржи с поля собирали все меньше и меньше. И тогда крестьянину приходилось все начинать сначала. В единоборстве с природой он вырывал у леса новый клочок пашни и ставил «починок на лесе». В трудный момент община, или «мир», всегда приходила ему на помощь.

Казалось бы, сама природа Севера, суровая и капризная, оградила крестьян-общинников от покушений со стороны вотчинников-феодалов. Двинские волости платили дань в казну и не знали дворянского произвола. Дух свободы не покидал северных крестьян, а жизнь в трудах и невзгодах приучала их к долготерпению, воспитывала отвагу и выносливость. Эти люди умели любить свою землю.

Не только на Севере, но и по всей России большая часть населения жила в крохотных деревеньках. Села были подобны редким островкам, затерянным среди деревень. Ермак провел детство и отрочество в селе, отличавшемся не только своим многолюдством. Его родной Борок был волостным центром. Мужики со всей округи собирались в сельцо на сходки, решали мирские дела.

Ермолай был селянин. У его «мира» горизонты были пошире, чем у сверстников из малых деревень. Роста Ермолай был среднего – не велик, не мал, волос имел черный, кудрявый. Люди, видевшие его вблизи, скажут, что. малый был «зрачен» и плосколиц. В старинных говорах «зранный» значило «пучеглазый».

В средние века облик крестьян не отличался утонченностью, насколько можно судить по редким сохранившимся гравюрам средневековых мастеров.

Ермак Тимофеев – плосколицый и пучеглазый – не был исключением. Про крестьянских ребяток часто говорили: «Неладно скроен, да крепко сшит;?. Таким был и Ермолай. Природа отличила его, наделив редким запасом жизненных сил, упрямством и отвагой. Плечистый, сильный, подвижный, Ермак был вожаком в компании сверстников с ранних лет.

Ермаковцы запомнили прозвище своего атамана, полученное им в молодости. В далекие времена прозвище в русском обществе имело совсем особое значение. Подверженные суеверию, люди боялись колдовства и дурного глаза, отчего нередко скрывали свое молитвенное имя и называли себя на всю жизнь одним прозвищем. Даже в официальных документах времен Грозного то и дело мелькают Смирные, Третьяки, Малюты… Кличкой человека, как правило, награждала народная молва. Она приклеивалась навек и указывала на достоинство, на изъян либо на какую-нибудь другую характерную черту. Были Умные и Красные, Горбатые, Брюхатые и Сухорукие, Благие и Нюньки, Ерши и Слизни.

Ермак Тимофеев получил довольно точное прозвище – Токмак. Слово «токмач» обозначало увесистый пест либо деревянную ручную бабу, которой трамбовали землю. «Токмачить» значило то же, что «бить», «колотить кулаком». Кулачные бои были одним из самых древних обычаев в русской деревне. Деревня шла на деревню стенкой. Не одни мужчины, но и юноши состязались в силе и ловкости. В таких сельских состязаниях житель Борка и получил свое прозвище. Оно указывало скорее на достоинство, чем на недостаток. В прозвании «Токмак» угадывается намек на несокрушимую физическую силу.

В народе умели ценить силу, особенно если она соединялась с умом.

Когда археологи извлекли из новгородского грунта берестяные свитки, испещренные письменами, редко кто предвидел, к каким удивительным открытиям приведет их находка. Береста поведала людям, что сельское новгородское население знало грамоту с древних времен. Двинские волости испокон веку входили в состав Новгородской земли. Заселяли их новгородские выходцы.

Объединение русских земель в XVI веке сопровождалось экономическим расцветом. Жизнь менялась на глазах. Прежде пустынная Двина превратилась в оживленную торговую дорогу. Богатые мужики из Поморья и из двинских волостей потянулись к промыслу и торгу. Одни строили соляные варницы, другие уходили на просторы Студеного моря, чтобы промыслить моржовую кость и рыбу.

Число грамотеев в двинских волостях умножилось. В селе Борок крестьяне отдавали детей «в науку» местному дьячку. В зажиточных крестьянских семьях хранились как величайшая ценность рукописные сборники. По большей части то были богослужебные книги.

Будущего землепроходца Ермака отличали не только редкая сила и выносливость, но и огромная любознательность. Крестьянский сын смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Когда в жизни Ермолая настала короткая пора учения, он, казалось бы, схватывал все на лету.

В жизни средневекового общества выдающуюся роль играла церковь. Стремясь подчинить себе духовный мир крестьянина, она задалась целью искоренить народные верования, восходившие к дохристианским, языческим временам. Но народное начало оказалось достаточно сильным, и, несмотря на укоры пастырей, двинские крестьяне продолжали забавляться «бесовскими» игрищами, плясали и пели в рощах, водили хороводы на лугах, забавлялись веселыми скоморошьими представлениями. Пели крестьянки, сгребая сено на скошенном лугу. Пели артельщики с речного струга, пел ямщик на заснеженной дороге.

На Севере продолжала жить древняя культура, восходившая ко временам Киевской Руси. Именно северные сказители спасли от забвения песни о Владимире Красно Солнышко, давно забытые на Киевщине. Уроженец Севера Ермак много раз слышал былины, воспевавшие подвиги русских богатырей на дальних степных границах.

Сказители были желанными гостями в любом селе. Крестьяне встречали их в воротах и вели вместе с гуслярами в горницу. Рокот гуслей заполнял избу, и все кругом замолкало. Взрослые, сидевшие по лавкам вдоль стены, и дети, забившиеся на полати, старались не дышать, чтобы не проронить ни слова.

У каждого времени – свои песни. Древние богатыри в устах северных певцов сами собой превращались в удалых казаков. Татарское иго пало, но прошлое властно напоминало о себе. Что ни год, Русь подвергалась разорительным набегам ордынских мурз. В степи ордынцы возвращались, обремененные добычей и полоном. Те, кому удавалось вернуться'на родину, могли немало рассказать о страданиях православных в басурманском плену. Древние былины перекликались с их рассказами, затрагивая душу и сердце русского человека. Недаром богатыри отправлялись в ордынское поле «переведаться» с врагами. Кто, кроме них, мог освободить страждущих в плену братьев?

Глубоко запала в голову Ермолая песнь о Добрыне:

Одолела удаль Добрынюшку. Врал добра коня он богатырского Да с собою брал палнчку булатную, Ездил целы» день, с утра до вечера, Да но славну по раздолыщу чнету полю. По.отелось-то молодому Добрынюшке Ему съезднти во далече чисто поле, Дай h тым горам ко сорочинекпм, Дан к тым норам да ко именным.

Там в поле налетел на молодого Добрынюшку Змей Горыныч о трех головах. Грянул страшный бой. Победил богатырь чудовище, потоптал он много множество зме-енышев. Отпер норы змеиные и– сказал таковы слова:

Аи же полона да вы расенские! Вы.одите-тко со нор вы со именных, Aii ступанте-тко да по своим местам, По своим местам да по своим домам.– Как пошли-то полона '-пъ расейские Aii со тых со нор дан со ммеиных. У них сделался да то и шум велик.

Не меньше, чем о Добрыне, любил Ермак слушать песни о старом казаке Илье Муромце. Кто знает, не тогда ли родилась в нем мечта о степных просторах, об удалых схватках с ордынской силой!


НА ВОЛЬНЫХ ОКРАИНАХ

Татарское нашествие смело с лица земли славянские поселения в степной полосе между Днепром и Волгой, на Дону и в Приазовье. Но пути в глубь степей не были забыты на Руси. Едва Золотая Орда утратила могущество и стала распадаться, русское население начало возвращаться в донские, приазовские и волжские степи. Медленное, но ощутимое движение происходило на всем пространстве от Киева до Нижнего Новгорода.

Выходцы из Руси небольшими ватажками отправлялись вниз по течению рек на промыслы, с наступлением холодов возвращались домой либо «полевали» в степях. На окраинах находили прибежище прежде всего те, кто искал спасения от тягла, даней и оброков. Немногочисленные русские переселенцы очень часто присоединялись к татарским станицам, население которых по своему облику мало чем отличалось от них самих. То были выходцы из татарских кочевий, беглые «черные люди» и рабы. Самые наименования, усвоенные вольным населением степей – «казак», «есаул», «атаман»,– были бесспорно татарского происхождения.

На первых порах среди казаков преобладали татары, выходцы из разных орд. Послы малолетнего Ивана IV говорили в Орде: «На поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы. крымцы и иные баловни казаки, а и с наших укра-ин казаки, с ними смешавшись, ходят».

Со временем приток населения со славянских территорий изменил лицо вольных станиц. Число выходцев с русских «i/краин» умножалось из года в год. Пограничные воеводы доносили в Москву: «Ныне, государь, казаков на Поле много: и черкас цен, и кы.чн (украинцев) и твоих государевых (людей), вышли, государь, на Поле изо всех украин ъ.

Беглый люд жил в станицах и временных «зимовьях». Затем в местах наибольшего скопления переселенцев появились укрепленные «засеки» и «городки».

Первые казацкие засеки появились на Днепре. Их основали выходцы из Киева, Черкасс и других украинских городов и поселений. Запорожская Сечь стала прочным щитом, прикрывшим Украину от вторжения крымцев.

Вскоре же появились первые зимовья на Дону. Их основали севрюки – жители Северской земли. Ссврюков не смущало близкое соседство турок в Азове. Тщетно крымцы требовали от царя свести с Дона «русь». Иван IV отвечал им, что казаки поселились близ Азова без его ведома, бежав из государевых владений.

С рязанской окраины и верхних притоков Дона, Медведицы и Хопра русское население продвинулось в большую излучину Дона и в Нижнее Поволжье.

Что привело Ермака в волжские казачьи станицы? Что заставило покинуть отчий дом в Борке? Конечно же беда." Жизнь северной деревни была суровой и трудной. Кто изнемогал в борьбе с природой, тот лишался возможности прокормить себя и своих ближних. Своенравная природа не оправдывала даже самых скромных ожиданий земледельца. Летние холода, проливные дожди, ранние заморозки губили плоды крестьянского труда. Недороды вели к голоду. Ермак был мальчиком, когда случился первый в его жизни голод. «Хлеб был дорог на Двине,– записал в то время местный летописец,– и людей померло много с голоду, в одну яму клали по двести и триста человек». Через несколько лет в небе над Бор-ком засияла комета, предвещавшая людям худшие испытания. «Той же зимы,– писал очевидец,– явися звезда хвостатая, и того лета хлеб не дошел». И вновь на погосте за борковской церковью рыли братские могилы и.хоронили в них умерших от голода. Царские писцы, посетившие в те годы двинские волости, нашли в них много покинутых, заколоченных крестьянских изб. Они пытались дознаться у соседей, куда делись владельцы УТИХ изб, я слышали в ответ: «Этот умер в голод и мор, а тот сшол с женою и детьми без вести». Сиротство, голод, беда отрывали крестьян от земли. Кто питался милостыней, сволочась под окны», кто шел в кабалу, запродавал себя в холопы. Самые отважные шли непроторенными путями, в глубь далеких ордынских степей, и находили прибежище в редких казачьих станицах.

К тому времени, как Ермак отправился в поле, первые поселенцы станиц успели прожить там жизнь. Как писали царские послы с нижнего Дона, «на Дону и вблизи Азова живут казаки – все беглые люди, иные казаки тут и постарились, живучи». Рядом со «старыми» появились «молодые» казаки, недавние выходцы из России.

Голландский купец Исаак Масса не раз ездил в Поволжье и наблюдал своими глазами жизнь казачьих станиц. «Казаки эти,– писал он,– из русских племен, по большей же части московиты, да и говорят всего больше по-московски, но между собой употребляют они особый язык, называемый «отверница», а народ этот – в большинстве бежавшие от своих господ холопы».

В станицах «языцы» перемешивались, как в древнем Вавилоне. Тут звучала русская и украинская, татарская и литовская, польская и турецкая, немецкая и карельская речь. Беглецы неплохо понимали друг друга, употребляя особый жаргон. Их говор состоял из слов, заимствованных из разных языков.

Благодаря тому что в станицах русские мирно уживались с татарами, станичникам нетрудно было наладить торговлю с ближайшими ордынскими базарами. Но еще более тесными были их связи с Россией. Казаки постоянно возили рыбу, дичь и другие продукты в ближайшие русские города и возвращались в степь с хлебом.

Турецкие власти и крымская знать не прочь были превратить вольных казаков в своих подданных. Но казаки оказывали вооруженное противодействие таким поползновениям. Кровавые междоусобицы, то и дело происходившие в степных ордах, благоприятствовали им.

Азов был крупнейшим невольничьим рынком в Восточном Причерноморье. Татарские мурзы везли сюда полоняников, захваченных во время постоянных набегов на русские земли.

С давних пор из Азова русских невольников продавали по всему Востоку. Успехи казачества нанесли сильный удар азовской работорговле. Отныне русский «полон», отбитый казаками, стал пополнять степные станицы.

Москва поддерживала «малую» войну вольных казаков против татар. Но как только их действия приводили к дипломатическим осложнениям или наносили ущерб царской казне либо союзникам, власти отказывались нести за них какую бы то ни было ответственность и призывали ордынцев к истреблению «воровских людей». Царские послы разъясняли туркам и татарам, что «воровские» казаки не являются подданными царя и тот сам их казнит при первом удобном случае. Заявления дипломатов нельзя принимать за чистую монету. Правдой в них было лишь то, что московские власти никогда не могли полностью подчинить себе вольные окраины.

В «диком поле» на бескрайних степных просторах беглецы основывали свои станицы чаще всего на речных островах, служивших им надежным укрытием. Легкие речные суда – струги заменяли переселенцам лошадей. Верхом на коне казаку трудно было ускользнуть от подвижных татарских отрядов. Когда казакам приходилось надолго покидать свои станицы и отправляться в походы с царскими воеводами, они почти всегда сражались в пешем строю либо на стругах.

Русское население имело давнюю земледельческую культуру. Покидая пески и суглинки, оно находило в степях чернозем. Переселенцы могли распахать пашню, но никогда не делали этого. Они знали: там, где будут возделанные поля, немедленно появятся феодальные данщи-ки. На русских «украинах» даже государевы крепости не могли спасти крестьянские поля от набегов кочевников. Среди ордынских кочевий казак не имел шансов вырастить и сохранить урожай.

В степях казаки вели жизнь, полную опасностей и тревог. Оттого женщины, если и попадали в казачьи станицы, оставались там недолго. Членами степного братства могли быть одни только мужчины.

«Нагулявшись» в поле, казак возвращался в родные места, женился, заводил детей. Но даже семья не всегда становилась для него прочным якорем. Тех, кто однажды побывал в вольных станицах, трудно было удержать на одном месте.

Нападения ордынцев приучили казаков к войне. Беглый люд был недостаточно вооружен. Но со временем воина дала им необходимое оружие, и тогда казаки нашли дополнительный источник доходов в военной добыче.

Казаки жили, не выпуская из рук оружия. Их разъезды издали следили за передвижением степных орд. При первых же признаках опасности дозорные зажигали костры на буграх и горках. Столб дыма служил сигналом тревоги.

Само существование вольного казачества зависело от отношений между Русью и татарским миром.

В первый момент после крушения Золотой Орды казалось, что татарская сила никогда более не соберется воедино. Однако после того как турки-османы покорили Крымское ханство, возникла опасность соединения татарских княжеств под эгидой Османской империи. Москве удалось на время подчинить своему влиянию Казанское ханство, по затем в Казани водворились крымские Гирей.

Ермак попал на южные окраины, когда вольные казаки уже сделали первые и самые важные шаги в освоении «дикого» ордынского поля. Биография Ермака Тимофеевича стала частицей истории казаков. Он не только пережил эту историю вместе со всем степным братством, но стал одним из подлинных творцов истории русского казачества периода расцвета.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю