Текст книги "Прочитанное или критика литнытика (Вырвать "Собачье сердце!") (СИ)"

Автор книги: Руслан Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Игорь Шкляревский. Золотая Блесна

Все лето – рыболов,

всю осень я грибник,

всю зиму долгую –

читатель толстых книг.

У каждого человека есть такое место на земле,

где он может быть счастливым.

Игорь Шкляревский

Прочитал я «Золотую Блесну», сильно нервничая. Игорь Шкляревский пишет в ней, как совершенно браконьерским способом – блесной на три крючка, ловит с братом и другом сотни килограмм красной рыбы, заготавливает икру и само достояние северных мест – сигов. Не хочу лезть опять в эту книгу, чтобы точно подсчитать количество,  соли употребленной ими на засолку – не меньше сотни килограмм. А что потом? Упоминается Никита Михалков, подаривший автору удилище, сгибающееся под весом мухи, а вот редактор  журнала «Знамя», напечатавший эту повесть, почему-то не упоминается, хотя ясно вижу, как Шкляревский отирает вспотевшее лицо ладонью, изрезанную леской, опустив перед редакторским столом мешок с сигами.

Я длительный геолог, ненавижу таких. В два-три года они опустошают водоемы из одной только жадности. Помню своего приморского коллегу с неводом в сто метров... Когда я ему говорил: – Хватит уже, ведь не съедим столько пеленгасов! А кто съест 3 мешка красноперки? – он отвечал, захлебываясь от жадности: – Лошадей будем кормить! Собаку! Кошек!!!

А Игорь Шкляревский кормил Никиту Михалкова и редакторов, так, видимо, и стал поэтом. Как тут не вспомнишь «Репку».

...Мы приходили на таежную реку, ставили лагерь и уходили за хариусом и ленком. Человек 5 и 5 крючков. Доставало пройти туда-сюда, чтобы река становилась мертвой – ни рыбешки...

А редактор мешок сигов отработал – вставил в самом конце повести лицензию в нагрудном кармане героя, вот только почему они от инспекторов бегали или наводили их на соперников, не объяснил...

Елена Скульская о Вознесенском

Прочитал сейчас осколок мемуаров Елены Скульской под названием "Вопросительная запятая, или Почему Андрей Вознесенский не хотел хранить невинность в борделе" (Знамя,12016). Не люблю читать  филологически напыщенных писательниц и поэтесс, и потому многое воспринялось мною в виде образов, вернее образа: Елена Скульская крутит в руке волшебную чашу, то Вознесенский ее к небесам, то отпуская вдруг и ловя у самого пола. В конце поймать не удалось или не захотелось, но волшебная чаша не разбилась, она вознеслась.

...Нет, наверное, смысла связывать гениальность с благородством. Рядом они ночуют редко, потому что нечистоты более удобрительны, чем хрустальное стекло. Но иногда нечистот не хватает, и вырастают фразы «Как жаль, что было так мало времени», пустые и пошлые, фразы, напоминающие звук разбившейся все же чаши.

Еще я понял, почему американские президенты и университеты так любили зазывать к себе русских поэтов. Конечно, поэзию они понять не могли, но посмотреть на людей, собиравших стадионы слушателей, им очень хотелось...

Психи, сюда! Читаю Слоновью память Антунеша!

– Тебе не надоело катиться вниз, козел вонючий?

«Слоновья память»,

Антониу Лобу Антунеш, ИЛ 72015

Как я понял, роман о психиатре, заболевшем депрессией. Прочитать это может только псих. Манера письма елочно-новогодняя. То есть берется елка – предложение, абзац, роман и на все это навешивается все блестящее, что под руку попадет или покажется в глюке: Юпитер, «Хриплый отзвук умирающего гнева», сгоревшие лампочки, Шарлотта Бронте, мастурбирующий во дворе негр, ключи от квартиры, «газообразные позвоночные из нонконформистского катехизиса Сартра», инфант-сомнамбулы, «газообразная чайка Чехова», «8 тысяч метров океанской грусти, чернота желеобразной воды, где отсутствует всякая живность за исключением одного-двух отвратительных монстров с антеннами на макушке» и вечный вопрос «Как я таким стал?» Уильяма Голдинга на самой верхушке этой бедной ели.

Это какое-то садистское литературное  издевательство!

Продолжение следует.

Сутки спустя:  Нет, здоровому человеку это не счесть, это бесконечное хождение по валунному полю, такому, что и до реки не дойдешь, не поломавшись или шишек не набив. Читайте лучше нашего Горького, нашу «Жизнь Клима Самгина». То же самое, но река это, не помойная канава, собравшая мусор со всего света.

Поэзия Улюкаева

... Словно шапочка на воре

светят миллиарды звезд...

Алексей Улюкаев, бывший министр

экономического развития РФ, поэт

Сложная такая у него поэзия – один поленится прочесть, другой не поймет без складов, третий и не  притронется к продуктам жизнедеятельности кремлебардства. Вот такой он одномоментный с нами валет, плывущий в Амелете  в клястер (кряссер?) с королями  Батюшковым и Грибоедом. Короче все есть, кроме фантомной  руки Сервантеса, отрубленной за кражу царского. Теперь, однако, отрубят и хлынут лярды не рублей, читателей, о чем, собственно, и мечталось бессонными министерскими ночами.

Мне нечем крыть – вся карта бита,

Валеты курят в кулачки.

Самоназвание пиита

Да запотевшие очки.

Полистал «Книгочёт» Захара Прилепина

Полистал «Книгочёт» (пособие по новейшей литературе) известного русского писателя Захара Прилепина (Астрель, 2012). Скажу сразу, золота словесности в этой вещи не намоешь. «Эту книгу я сварил будто кашу из топора» – вот к ней эпиграф, смахивающий на удрученное почесывание затылка; «кошачье золото» же, намытое под стоическим девизом «Ни для без строчки», блещет повсюду. Мыслей немного, может быть, потому главная из них(«Русский язык без почвы не жилец») буквально продублирована в начале и конце книги. Еще резануло имя Хем – так когда-то называли Хемингуэя интеллигентные фарцовщики...

Июнь Ли. Убежище для женщины. Загадка китайской души

     "Она ... все яснее понимала, как опасно быть самой собой. В отличие от матери и бабушки, она уговорила себя стать женщиной с обычной судьбой. Переместившись на новое место, (в иной мир),   она не оставит позади ни вреда, ни секретов, и ничей покой в этом мире не будет нарушен из-за нее".

Это рассказ о женщине-китаянке, ухаживавшей за новорожденными детьми и их матерями только месяц. Только месяц, чтобы они не стали близкими и потому опасными для себя и нее. Она ухаживала за 131-вым ребенком, и никогда не возвращалась, если в семье рождался второй ребенок, и ее звали вновь. Не возвращалась, чтобы не было «истории», которая может ранить и потому ранит. Она никогда не была замужем и не рожала, потому что замужество, даже простое знакомство, как и рождение ребенка, могли нарушить покой в ее мире.

Это рассказ о цепочках зла, рассказ как несчастье,порожденное случайной близостью, рождает неслучайное несчастье.

Эстер где-то там, или Роман Лино и Ларри По

Только что прочитал я роман Элисео Альберто (Иностранная Литература 2015, №1), лучше которого в жизни не читал. Действие происходит в Гаване с 1947 по 2003 год, но нет в нём ни американцев, ни революционеров, ни митингов и речей  Кастро. Есть, правда, «Гранма», газета кубинских коммунистов, но она без всяких задних мыслей используется одним из героев в качестве памперса.  Я бы наверняка воспринял этот роман по-другому, или вовсе не стал читать его, если бы не побывал в старой Гаване, не провел нескольких часов на Малеконе – набережной города, не видел кубинцев, не наблюдал их жизни и развлечений. Они живут бедно, у них мало вещей, ради которых живем мы, и потому они отдают все свое время и души человеческим отношениям, раскрашивая их по разумению или характерам. Нет смысла пересказывать этот роман, потому что он вовсе не роман, а емкость, наполненная тем, что познается, терпится и теребит всю жизнь, тем, что исходит из человека и составляет его. Но несколько фраз из него приведу. Вот они:

– Внутри ночи есть ночь, внутри города есть город, внутри человека есть человек;

– Такая красота дорого обойдется, но она того стоит;

– Вот что значит умереть: никто больше тебя не увидит:

– Если бы я свалил из страны, дядю отвезли бы в морг и ждали бы пока не найдутся родственники; через пару месяцев в морозильной камере его наверняка отправили бы в черном полиэтиленовом мешке в запасники какой-нибудь медицинской кафедры. Вскрыв ему грудную клетку пилой, будущие кардиологи обнаружили бы большое сердце...

Как я говорил, роман этот не роман, ты разворачиваешься в нем, не все понимая, читаешь, предвкушая, как прочитав, возьмешь маленькую отверточку своего ума и начнешь все сначала, начнешь раскручивать непонятое, чтобы сверстать все воедино, ликуя, что время с этой книжкой не прошло даром, но принесло тебе что-то.

На снимке набережная  Малекон и дом, в котором, может быть, жил Лино Катала или Ларри По.

P.S. По книге снят кубино-перуанский фильм; в аннотации говорится, что картина о том, как Маруха, жена Лино Каталы, изменяла ему всю жизнь, а он не догадывался. И после смерти супруги, обнаружив шрамы на запястье (резала вены!) и следы никотина меж ее пальцев, Лино принялся за расследование своей жизни. Может, фильм  так и сделан, но в книге все по-другому.

О смерти театра и к смерти Любимова

К театру у меня всегда было какое-то особенное фу. В молодости мы ходили с друзьями, одевшись с иголочки, и с женами-конфетками в платьях, только что пошитых местными кутюрье. Понаблюдав акт-полтора, шли в буфет, пили шумно шампанское с икрой, потом подавали лошадей в клеточку, и мы  мчались расписывать пульку – это было поинтереснее.

Последний раз я был в театре на Воровского, у актеров (просто  ни разу там не был, потому и пошел). Хорошо помню, как сидел в зале, смотрел «Царскую невесту» и раздраженно думал:

– А что я тут делаю? А что делают эти люди на сцене?

Нет, вру, последний раз было позже, это была «Сфера» в саду Эрмитаж, там была круглая посередине сцена; на ней  резвились актеры, почем зря: со мной была новенькая моя  супруга, и мне было на все плевать, кроме нее.

 И все яснее и яснее театр видится мне  как балаган, цирк, (авто)мастерская. Образ театра для меня – это бессмертный Высоцкий бессмертного Любимова, почему-то раскачивающийся на цепях и дико орущий:

– Пропустите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!

Есть у Маканина одна хорошая вещь, Один и Одна

Там показываются мужчина и женщина, подходящие друг другу по всем  буквально параметрам – так, как сотворенные друг для друга люди. Но они ничего не могут поделать с поглотившими их личными  одиночествами, они никак не могут из них вырваться, не могут их скомкать и выбросить вон , чтобы пойти не одинокими хотя бы по краешку жизни.

Посмотрел вчера фильм The Confession 2011

Посмотрел недавно фильм на английском, но все понял, потому что снят он был по моей идее. Расскажу содержание, иначя, чтоб интереснее было.

Один человек, убийца, пришел в церковь сказать пастору на исповеди, что убил на своем веку множество людей, и тем сделал добро, ведь большинство из убитых были подонками. Еще он сказал, что и сегодня убьет человека, точно убьет, и не сомневайся. Тут меж ними завязался спор о добре и зле. И еще о том, что люди не видят и не слышат друг друга. Пастор стал рукой махать, что нельзя тупо брать оружие и идти на площади и в школы, чтобы люди увидели и услышали если не тебя, то твою винтовку. Убийца был неглупым человеком, и пастор забуксовал, а потом и вообще растекся мысью по древнему своему прошлому, то есть признался, что гадко поступил со своим родненьким сыном, а жена и вовсе покончила самоубийством. И тут, – на тебе! – выясняется, что убийца – есть сын его, и помнит события гораздо жестче. Пастор от собственной правды жизни выпадает полностью в осадок, слезы струятся по его щекам, а сынишка признается, что пришел убить не кого-нибудь, но его, своего папашку, убить за грехи его непомерные. И целит тому в голову сквозь решетку исповедальни. Папочке-пастору очень не хотелось умирать, ему хотелось вместо этого всю жизнь долго мучится от грехов своих и умереть от старости лет в сто, как хотят все люди. А сыночек, как мы уже знаем, был умен, и сделал ход дьявольский. Он сказал папане, что не станет его убивать, но продолжит убивать людей со строгой периодичностью, скажем, раз в месяц. И все эти убийства лягут на совесть папочки, ибо именно он его породил и воспитал...

И пастор от такой перспективы практически умер.

Вот так. Вы можете спросить, а причем тут я? Да притом, что года за три до появления этого фильма, я стал писать и тут и там, что люди на том свете горят не за свои грехи, но за грехи чад своих и рабов,

Да гореть вам в гиене огненной

не за грехи свои,

но за грехи чад и рабов своих.

И об Саддаме Хусейне Абд аль-Маджид ат-Тикрити много писал. Вы что-нибудь знаете о нем? Кроме того, что он травил газами курдов и развязывал кровопролитные войны? А я знаю. Еще не родившись, он лишился отца. Отчим избивал его и насиловал. Мать, боясь лишиться мужа, отводила глаза. Подростку ничего не оставалось делать, как уйти к дяде. Тот, обласкав племянника, сказал: «Мой мальчик! Человек тебя унизил, человек сделал тебя ничтожеством. И ты останешься ничтожеством, пока не убьешь человека. Это позволит тебе подняться и над людьми, и над собой».  И Саддам, еще несовершеннолетний, пошел и убил человека, коммуниста, которого дядя трусливо ненавидел. Так в чем же личный грех этой личности? Маленького ангелочка избили, изнасиловали, охмурили, поставили на преступный путь, и он виноват вплоть до повешения?

Хороший фильм The Confession.  Рад, что человечество хоть как-то меня имеет.

Лучше стал запятая на миллиметр прозрачнее!

Лучше стал на миллиметр, прозрачнее, прочитав роман Миа Коуту  "Божьи яды и чертовы снадобья. Неизлечимые судьбы поселка Мгла"

 Слова в книге – чистейший  народный песок, в нем много можно намыть ограненного дива. Нет, воистину, только в связи со своим  народом, в гуще своего народа, хоть ты белый, а он негр, может родиться что-то доброе, что-то стоящее!

А лицо какое хорошее, правда?

ИЗ ВИКИПЕДИИ:

Миа Коуту, собственно Антониу Эмилиу Лейте Коуту (порт. Mia Couto, Ant;nio Em;lio Leite Couto, 5 июля 1955, Бейра) – мозамбикский писатель.

Сын португальских эмигрантов, переехавших в Африку в начале 1950-х годов. В 1969 опубликовал в печати родного города несколько стихотворений. В 1971 переехал в Мапуту и поступил на медицинский факультет в Университет имени Эдуардо Мондлане. После победы революции гвоздик в Португалии и достижения Мозамбиком независимости Коуту начал работать журналистом, возглавил информационное агентство страны. В 1983 опубликовал первую книгу стихов. Продолжил занятия журналистикой и – параллельно – биологией (прекратил последние в 1985).

Все сюда! Только что дочитал порноповесть!

Только что дочитал порнографическую (!) повесть (ИЛ 2013 №1, Алан Беннетт, "Вторая молодость миссис Доналдсон") и спешу поделиться бурными  впечатлениями.

Одна английская леди 55-ти лет по истечении множества лет брака освобождается от мужниного ворчания, требований соблюдать заведенные им правила, приторного с ним секса по субботам и прочего попрания исконных феминистических свобод. Освобождается и тут же становится зорко зырящей по сторонам симпатичной вдовой. Симпатичной она, как любая современная женщина, определила себя сама, приняв в учет отсутствие климакса, как такового, наличие пышно взбитой прически и шеренги платьев, скрывавших отвисшие груди и попу. Муженек, уже после того, как покинул юдоль земную, сделал ей отменный подарок: бумаги, по которым  миссис Доналдсон, могла бы получать его пенсию, оказались неправильно составленными, и потому  перед ней восстала необходимость что-то делать, чтобы сохранить достигнутый уровень жизни. Необходимость эта реализовалась устройством на работу в мединститут, в котором она должна была изображать те или иные болезни, чтобы студенты их диагностировали. Делала она это так изобретательно и артистично, что степенный профессор, ведший курс, влюбился в женщину как непорочный мальчик, искренне страдая, когда какой-нибудь олух-студент расстегивал пуговки ее кофточки, вместо того, чтобы предложить ей сделать это самой.

Второй статьей дохода нашей дамы стала сдача комнаты студентам,  с чего самые сливки и начались.  С запиской из агентства по изыску жилья, к ней явились Адам и Ева, конечно же, современной сборки. С деньгами у них было туго, и, когда повисла уже пара недель, Адам  пришел к хозяйке и предложил ей вместо платы понаблюдать за тем, как они с Евой трахаются. Героиня романа, не бывшая ханжой, немного пококетничала и согласилась. В спальне нанятые  любовники усадили миссис Доналдсон в партер, то есть на место, с которого ничего не могло ускользнуть от заинтересованных  глаз зрителя. Далее в повести следует натуралистические изображения безудержной плотской любви, при желании их можно обозреть в оригинале. Я не стану их описывать ибо они, эти изображения, напомнили мне чем-то «Гернику» Пикассо и прочие картины эпохи кубизма.

Оказавшись потом в своей пустынной вдовьей спальне, наша героиня испытала нестерпимое желание. Какое? Догадайтесь, женщины! Правильно! Оказавшись в своей пустынной вдовьей спальне, наша героиня испытала нестерпимое желание позвонить подружке и все ей рассказать. Но она удержалась, боясь лицемерного осуждения, не разбавленного в спешке белой завистью, но безжалостно приправленного прогорклой  викторианской моралью…

С момента данного события жизнь нашей героини не изменилась, изменилось лишь наполнение времени от 22-00 до 24-00, в течение которого она  с помощью блюдца пыталась идентифицировать звуки, раздававшиеся из комнаты постояльцев. Иногда ей везло, и перед взором ее оживали соответствующие картинки нетривиального секса, не имевшего к любви ни малейшего отношения, что свойственно, согласно Энгельсу, эпохе развитого капитализма.

Все хорошее проходит, уступая на время место плохому, окончился и вышеописанный жизненный эпизод нашей героини, уступив место тому, чему обязан был уступить. Адам и Ева разъехались в разные стороны, он в Шотландию, она – в Малави, или еще в какую-то Африку. А место их живого присутствия заняли сплетни, несгораемыми искорками засверкавшие в глазах студентов, которым она изображала геморрой и подагру, а также в глазах все более и более влюблявшегося в нее Профессора. Да, Адам и Ева растрепали всю биографию миссис Доналдсон на клочки не больше пакетика из-под презерватива, а  тут еще острый аппендицит, который студенты проморгали.

Однако все плохое рано или поздно проходит, и к нашей леди явилась очередная парочка студентов – сущие Ромео и Джульетта современной сборки, судя по непорочности их взглядов, хорошо знавшие, чем, в случае чего, можно загладить неплатежеспособность. Миссис Доналдсон терпеливо ждала, когда у них закончатся деньги, ждала, прослушивая при помощи блюдечка их комнату, и наконец дождалась и получила свое тет-а-тет, причем вовсе не похожее на то, что видела раньше. Это сцена – апофеоз повести, потом последняя, утрачивая кровообращение, обращается полотенцем, употребленным любовниками  после соития. В конце это полотенце проходит еще раз-другой по склизким местам, приобретая  законченный букет запахов и оттенков, оно ниже, можете нюхнуть, если хочется.

Так вот, на излете повести  Умный Викторианский Профессор  решается все же пригласить возлюбленную на завтрак и делает после овсянки предложение выйти за него замуж. Наша истинная леди решает пококетничать: – мол, подумаю, чего там, – а профессор, лошадь которого понесла, предложил сделать это – то есть подумать – в его спальне. На это миссис Доналдсон ответила, что  она только что перенесла операцию по изменению... аппендикса и потому секс ей пока противопоказан. Лошадь профессора скакала вся в мыле, и потому он провозгласил (цитирую):

– …помимо вагинально-пенисуального контакта, удовольствие можно получить и другими способами, которые не требуют нагрузки на данную группу мышц.

Миссис Доналдсон, видимо, чувствовала жизнь и ее будущее именно данной группой мышц, и потому соврала, что сегодня годовщина смерти ее такого-сякого мужа, и она, в силу своей природной стыдливости,  не хотела бы горевать ее в спальне Профессора.

Упомянутая группа мышц не обманула нашу героиню. Вечером к ней заявился студент Ромео, заявился, чтобы сказать, что Джульетта покинула его совсем,  и потому он приглашает миссис Доналдсон занять ее место.

Направляясь к ложу молодого человека, миссис Доналдсон думала, что, выходя в первый раз замуж, она пошла на серьезные уступки, и теперь уже никаких уступок не будет. Видимо, она имела в виду квартирную плату.

Гарольд Пинтер. Суета сует или эротика фашизма

Мужчина ревнует. Ее зовут РебеккА, значит еврейка. Смолистым сучком в ней сидит впечатление. Фашист – она называет его Гидом (преисподней?) – клал ей руку на шею, прижимал голову к своему паху. Затем подносил кулак, говорил:

– Целуй!

Она целовала сухие костяшки пальцев. Потом гид разжимал руку,  она жадно целовала  нежную его ладонь. Исцеловав, бормотала, чувствуя, как голос вибрирует в его теле:

– Сдави мне горло, сдави!

Он сдавливал нежно, мягко, очень нежно. Он обожал ее, ведь от него у нее  раздвигались ноги.

А перед этим Гид отнял у Ребекки младенца, которого она пыталась пронести  в концлагерь в виде свертка под мышкой, тот заплакал, и она постаралась его забыть.

Нынешний мужчина – Делвин – ревновал от рассказов о Гиде, ему не доводилось брать ее так ухищренно.

Ей виделись люди, гонимые Гидом в море, виделось, как они уходят под воду,а на ней остаются чемоданы вещей.

Поумнел после того, как стал лаской

Читаем фантастический рассказ:

Драги Михайловский. Житель Чаира, который поумнел после того, как стал лаской

Чаир – это квартал в Скопье, Македония. Герой рассказа  первую часть своей жизни, только тем и занимался, что думал о любимой своей  Родине, о ее месте в мире (149-е по территории), живо  переживал историю, в частности, как принимали страну в ЕС,предварительно заставив изменить название государства, название  языка, название птиц и блюд; как, после распада ЕС, принимали в Индию с условием, что все македонцы станут смуглыми, как индийцы, и как по два раза чернили  потом народ  в пооткрывавшихся повсюду клиниках,  как потом дело не выгорело, и стали принимать в Китай, но с условием, что все станут узкоглазыми. А потом житель умер и в следующей жизни стал лаской и познакомился с женщиной-лаской, которой в прежней жизни успели сузить один глаз, но это ее не портило, даже напротив. Кончается рассказ так:

Чаирчанец сидел на ветке, ошарашенный, онемевший и потрясенный. Перед его глазами проносилась вся его первая, смешная, жизнь, потом вторая, вплоть до последнего момента. Ему показалось, что он просидел тут на ветке целую вечность, свернувшись в комок. Он думал. Наконец, по-видимому, осознав свое заблуждение относительно Господа, он повернул голову к небу и сказал:

– О, Боже, прости меня, что я пытался размышлять в глобальном масштабе, что я вмешивался в твои дела и критиковал твои действия. Я был не прав! Воистину, никто не ведает путей твоих и никто, кроме тебя, не знает, что лучше для мира и для людей! Теперь я буду заниматься только своим делом и радоваться жизни, которую ты мне дал, пусть и в образе самого обычного маленького чаирского зверька!

Потом (он) приподнял лапку, притянул испуганную подругу к себе, обнял ее, а под утро они вместе залезли в безопасное дупло в стволе ясеня в чаирском парке. Вскоре он радовался, как ребенок, когда, преодолев неопытность, понял, как ласки занимаются любовью.

Здорово, да? То есть к черту политику, к черту историю с дальними родственниками, к черту осознание действительности для правильности действий, к черту будущее, все к черту, кроме любви в  безопасном дупле в стволе  чаирского ясеня (Чаир по-турецки – это любое отгороженное угодье в горной местности – луг, сад, огород, сенокос). Нет, это «после нас хоть потоп», а потоп в России всегда при текущей жизни.

Эрик Фай, Нагасаки или утюжим лоха

Без любви нет истины.

А.С. Пушкин

Прочитал, вот, французскую литературную котлету, в которой очень много хлеба (40 страниц!), ординарных специй, немного качественного фарша и просто отвратительное послевкусие. Но  текст  и  рефлексии от оного, то есть конца,  меня захватили, так что послушайте. Жил-был один японский мужчина лет так под 56. У него была  недорогая и не очень любимая работа в службе погоды, и каждый день  он возвращался в свой пустой и странно для  Японии обширный дом  с двумя пакетами, а то и тремя пакетами, набитыми радостно-предвкушаемой экологической едой, так что выбрасывать ему приходилось много, благо мусорный бак  рядом. И вот, этот мужчина, естественно, не вполне психически здоровый от животной такой жизни, как-то замечает, что из дома его вроде исчезают предметы (или просто передвигаются), а количество сока в пакете из холодильника вроде спорадически уменьшается. Не вполне себе веря, он  для доказательства, что здоров, усовершенствует обычную линейку, чтоб регулярно измерять количество витаминизированного  сока в упомянутой емкости, и линейка эта  показывает, что сока на следующий вечер стало на целых шесть сантиметров меньше! Этот физический факт огорчил его  сутью кражи и подвиг  в своем следствии на установку веб-камеры аккурат напротив холодильника. С момента этой установки метеорологическая его работа уперлась в ребро, ибо  сотрудники, все как один, принялись отвлекать его от пристального слежения за покинутым бытом, и потому видел он лишь только призрачные промельки, укреплявшие мнение, что тронулся. Но однажды ему, даже на обед ходить переставшему, повезло, – это я так считаю, что повезло, точнее не считаю, а знаю, потому что пририсовал к этой истории, после раздумий, конечно, жизненное окончание. Так вот, ему повезло, и однажды он увидел на своем шпионском мониторе вовсе не признак, а настоящую женщину, проживавшую в его квартире в полное свое удовольствие вплоть до принятия солнечных ванн сквозь распахнутое настежь оконце. Женщина эта была года на два его старше, красивой ее мог бы назвать лишь собственный муж или сын, которых, судя по всему, никогда в природе не существовало, однако никакой неприятности внешность дамы не вызывала, даже напротив. Отправив наблюдение в подсознание, наш герой звонит в полицию, и женщину пагубно арестовывают. После допроса мужчине дают знать, что упомянутая женщина, не достигнув пенсионного возраста, потеряла работу и вместе с ней квартиру, а также средства к существованию, вследствие чего оказалась на улице.  Япония, особенно периферическая – это не Рязань, дверей в ней не запирают, и женщина, отметив в праздности своей описываемого мужчину и особенности его  существования, стала жить вместе с ним, по ходу дела сделав аналогичные ключи. Питалась она из мусорного бака, в который мужчина и соседний ресторан выбрасывали продукты, превысившие срок годности, но иногда ей, в силу женского озорства, хотелось выпить его МУЖЧИНСКОГО сока или скушать его МУЖЧИНСКОГО  данончика. Также она совершенно нагой мылась  в ЕГО ванне и читала ЕГО книги, загибая страницы на сон грядущий. Жила эта по-своему несчастная  мышь в дальней комнатке, где был шкаф с нижним пространством высотой в 60 см, в котором она проводила ночи и выходные дни, и в котором хранила предметы своего обихода.

На суде мужчина ничего не требовал, он только повторял, что НЕ МОЖЕТ БОЛЬШЕ ЖИТЬ В ЭТОМ (украденном?)  ДОМЕ. Женщине дали мало, скоро она вышла и тут же кинулась к нему. Его не было. Вместо него зияла надпись: ДОМ ПРОДАЕТСЯ.

В продажном  агентстве адреса проживания мужчины ей не открыли, но письмо передать согласились. Послание это полная чепуха, типа была в компартии, «это полный песец, я деклассировалась» и т.п. Понятно, автор заблудился и по убожеству западной своей мысли выхода найти не смог по определению.

А по-моему на самом деле было вот так. Она написала ему, что хочет вернуться к нему, то есть в его дом (когда-то в детстве бывший ее домом), и подозревает, что мужчина НЕ МОЖЕТ БОЛЬШЕ ЖИТЬ В ЭТОМ ДОМЕ, потому что  в нем не стало тайны, не стало ее живой души. Умная, как всякая женщина, она предложила ему вернуть прежнее их негласное сосуществование, то есть она, как раньше, станет жить в его шкафу и питаться тем, что он выбросит, ну, и красть по-понемножку ради озорства, будет мыться его обмылками, а взамен он сомнет для растопки свое домашнее одиночество в бумажный комок, и к тому сможет разнообразить свое  рабочее время наблюдением ее солнечных ванн и просто ванн, если установит веб-камеру в соответствующем месте. Мужчина, естественно, согласился, года полтора по-японски подумав, и прожили они остаток жизни долго и счастливо и не только в виртуальном пространстве, но и в теплом супружеском ложе...

Вырвать собачье сердце!

     "Собачье сердце" – одно из самых

      любимых читателями произведений

      Михаила Булгакова. Вас ждёт полный

      рассказ о необыкновенном эксперименте

      гениального доктора.

      Аннотация книги.

       Меня всегда удивляла поистине всенародная любовь к «Собачьему Сердцу» Булгакова. Удивляла и огорчала: ведь смысл произведения прозрачен: из русского народа ничего не сделать! Как бы ты с ним не возился, чего бы не делал, он останется вороватым, напористым хамом. Произведение напечатано за рубежом в 1925 году (в Лондоне и Германии), и было встречено с мстительным восторгом.

      У нас «Собачье Сердце» напечатано в 1987 г. Именно в том году «профессор Филипп Филиппович Ельцин-Преображенский и его ассистент доктор Иван Арнольдович Борменталь-Яковлев» задумали операцию по обратному превращению народа в дворового пса. С тех пор кроваво-черное собачье сердце украшает знамена людей, разворовывающих и унижающих нашу страну. Оно же незримо бьется на лацканах продажных политиков и зажравшихся  олигархов, уверенных, что все они, эти людишки под ногами, есть шелудивые твари и собаки достойные лишь трижды обглоданных костей!

      Теперь о «всенародной» любви к Собачьему сердцу". Причина ее проста, и она в победной мысли: Я – не Шариков! Шариковы – они, эта толпа, это быдло, этот народ!

      А мы все в чем-то шариковы. Мы все начинали с разных стартовых позиций. Одни стартовали в жизнь с Рублевки, другие – из деревни Собакино. Мы все хамы – одни хамят высокомерными взглядами из окон машин миллионной стоимости, другие хамят, защищая свое ничтожное "Я"...

Мураками, Норвежский лес или Дешевая Сосна

Попробуем понять эту книгу и начнем со слов  песни The Beatles – «Норвежский лес» в переводе Евгения Гальцова:

Однажды у меня была девушка,

Или правильнее сказать – я был у нее.

Она показала мне свою квартиру...

Ну разве не здорово –

Норвежское дерево!