Текст книги "Крест и полумесяц (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Слишком заметен для других…

-//-//-

Статья в английской газете «Таймс» за 24 ноября 183… года

«Удивительное событие в варварском крае»

«…Эсквайер Этнони Хантингтон из Дублина, путешествующий по торговым делам по странам Востока, сотрудничает с нашей газетой, пересылая попутными пакетботами свои путевые записки. Нашим читателям в каждом номере мы всякий раз предлагаем некоторые, заинтересовавшие нас, выдержки».

'… В этом варварском крае, где царят свободные нравы, и жители живут подобно зверям, я стал свидетелем удивительного события, которое там назвали Олимпийскими играми. Почти на неделю там прекратились сражения между горскими отрядами и войсками русского царя Николая. Не стреляло ни одно ружье, ни одна пушка.

… Горцы и русские солдаты, которые еще недавно стреляли и резали друг друга, сейчас соревновались в разных упражнениях, что показались мне очень необычными и занимательными. На Играх соревновались в стрельбе из ружей и пистолетов, в гонках на скакунах, в схватках на кулаках, в поднятие каменных валунов. Особенно интересным показалось мне соревнование, названное странным словом «джи-ги-тов-ка».

… Я был поражен, когда увидел то, чем награждали победителей соревнований. Сильнейшему борцу, самому меткому стрелку, лучшему наезднику были вручены золотые кубки, вес которых превышал четыре с половиной фунта. Мне даже удалось подержать один из таких призов. Уверяю вас, господа, это необыкновенное чувство, когда держишь в руках столько чистейшего золота. Это же стоимость целого поместья под самим Лондоном…'.

–//-//-

Игры, названные Кавказскими играми, прошли хорошо. Как бы сейчас сказали, прошли на высшем уровне.

Вельяминов, командующий войсками империи на Кавказской линии, долго не думал, прежде чем дать согласие. Видимо, увидел в этом возможность продлить и дальше стихийным образом установившийся мир на границе. Кому хочется терять своих людей и «получать за это по шапке»? Никому! Вот и он хотел, чтобы это перемирие на границе продержалось, как можно дольше.

Выбрали место близ Тифлиса, чтобы было и не нашим, и не вашим. На широкой равнине, зажатой между горами и лесом, проигранные с окрестных станиц казаки срубили двух, а кое-где и трехярусные трибуны. Поставили три крепких сруба с мощными ставнями и толстыми дверьми, куда, как в «холодную», думали сажать провинившихся в чем-то. Ведь обязательно должна была найтись какая-нибудь паршивая овца, которая или напьется, или передерется с кем-нибудь в кровь, или стырит что-то у товарищей.

Договорились по поводу судей, в число которых поровну вошли горские старейшины и русские офицеры в немолодых годах. Последнее судейское слово, понятным образом, оставалось за двумя командующими – Вельяминовыми и им, имамом Шамилем. Как иначе? Они здесь аки пятиглавый Змей Горыныч: и за ВАДа[1], из МОК[2], и за ГАНОК[3], и за САС[4], и за НОК[5].

Перед самым началом, когда равнина оказалась заполненной сотнями и сотнями людей, Ринат «толкнул» речь:

– Сегодня здесь собрались люди гор и люди равнин, без страха и ненависти глядя друг другу в глаза. Вы, рождённые в крошечных аулах Чечни, и вы, появившиеся на свет в деревушках Новгородчины, отринули вражду, чтобы явить этому миру пример несгибаемого воинского духа, истовой веры в себя и своих братьев…

Он говорил о том, что тут же находило отклик в сердцах настоящих воинов – о воинском братстве, о чести, о ярости боя, о горечи поражения. Вспоминал имена национальных героев, известных своими героическими поступками. Причем, в едином ключе упоминал и горцев, и русских, что, похоже, шокировал и тех, и других.

–… Вы первые, кто переступил через свою ненависть и злобу, кто решил победить своего врага не сталью и свинцом, а своей силой, волей и упорством… Всевышний сказал: истинно мужественный человек тот, кто идет против своих страстей. Разве не про вас это сказано? Про тебя, тебя, тебя и тебя. Про вас всех, – гремел сильный голос Рината, обращавшегося к каждому из стоявших на равнине людей. – На вас смотрят и восхищаются великие герои древности: вайнах Идиг, что вместе со своим отрядом целых двенадцать лет держал оборону на горе Тембулоста против монгольских орд; резанец Евпатий Коловрат, тоже сражавшийся с монголами и наводивший на них ужас… Наши предки, боровшиеся против единого врага и громившие его «в хвост и гриву», даже не догадывались, что через шесть сотен лет их предки сойдутся в кровавой битве…

Удивленно переглядывались русские, шептались кавказцы. Никто из них не знал того, о чем рассказывал имам Шамиль. Длящаяся вражда, временами сменявшаяся открытой войной, давно уже стала частью их жизни. Другого они просто не знали.

Конечно, Ринат был совершенно далек от мысли, что его слова тут же кардинально все изменят. Глупо была даже думать об этом. Но его усилия, направленные на замирение, могли стать теми зернами, которые со временем дали бы дали крепкие ростки. Он лишь пытался подтолкнуть мир к… миру.

–… Это состязание войдет в историю. Его будут воспевать самые талантливые акыны, о победителях-батырах сложат хвалебные песни, которые зазвучат в каждой кибитке, в каждой сакле, в каждом доме. Босоногие мальчишки станут бредить вашими победами, юные девы и зрелые матроны будут мокнуть при виде вас. Слышите меня? – не мог Ринат в своей речи обойти и дамскую тему. До каждого должно было дойти, что на участников Игр теперь будут вешаться все особы женского пола. – Вы уже герои…

О безопасности, конечно, подумали. Создали два специальных внушительных отряда по полсотни сабель в каждом, которые патрулировали каждый свой участок. Они должны были специальными палками-дубинками вразумлять тех, кто пытался «буянить». Помимо этого каждый из собравшихся поклялся именем Всевышнего, что не нападет на кого бы то ни было во время Игр. Горцы клялись Аллахом, русские – Христом.

К сожалению, все эти меры не помогли избежать всех неприятностей. Самых разных эксцессов случилось более чем достаточно. Достаточно было вспомнить грандиозную драку почти сотни человек, завязавшейся после соревнования по стрельбе из ружья. Вышедшие в финал станичник из казаков и наиб из одного известного дагестанского тейпа поспорили о первенстве. Один настаивал на том, что его пуля попала точно в отверстие, оставленное пулей соперника. Второй в это не верил. Естественно, выражались они, не стесняясь в выражениях. Крыли друг друга на чем свет стоит. Через минуту словесная схватка перешла в натуральную драку, в которую тут же ввязались товарищи с обеих сторон. Пока разнимали это побоище, столько челюстей свернули, что просто жуть. Руки-ноги поломали, носы посварачивали. Успокоили, все-таки. Зачинщикам по мордам надавали и лишили право участвовать в Играх.

Помимо таких эксцессов, к счастью не успевших перерасти в неуправляемые схватки, случались и довольно курьезные происшествия. Участником одного из таких стал и сам Ринат. А произошло вот что…

– Вот это рубятся. Хм… Зверско бьются, – Ринат обратил внимание на одну из отборочных схваток борцов. На утоптанной, промерзлой почве сошлись в яростном рубилове двое. С одной стороны, на противника наступал крупный медведеобразный блондин с разбитым в кровь лицом. Сплевывая на снег кровь, солдат с хеканьем наносил размашистые удары, от которых едва не гудел воздух. С другой стороны, ни на шаг не отступал горилоподобный горец, обнаженный торс которого был густо заросшим черным курчавым волосом. От неимоверно широких плеч тянулись к русскому длинные сильные руки, готовые сжать так, что хрустнут кости. Он рычал что-то невнятное, выкрикивал какие-то возгласы.

Впечатленный ожесточением, которое охватило обоих соперников, Ринат пошел ближе. Оба борца уже не боролись, а сражались, стараясь уничтожить друг друга. Осыпали мощными ударами, кидали один другого на землю. Кулаки с чавканьем рвали плоть, во все стороны летели капли крови. Создавалось полное ощущение, что и тот, и другой находились под действием какого-то препарата.

– Б…ь, они же укуренные оба! – наконец, дошло до Рината. Прозрение наступило тогда, когда у одного из борцов пошла изо рта пена, и он с рычанием набросился на своего противника. – Разнимите же их! Мать вашу! Растащите их к черту! Бегом, бегом! Б…ь!

Еле-еле разняли. На одного накинулся с десяток, на второго – столько же. Борцы, как звери рычали. Тянулись друг к другу, ногтями царапали землю.

– Палок обоим! Только так, ваше превосходительство, и никак иначе! – обращался Ринат к Вельяминову, который с удивлением наблюдал за корчащимися борцами. – Чтобы всю дурь из них выйти!

В итоге, выяснилось очень любопытное. И русак, и горец перед боем кое-что приняли: первый, родом из Сибири, – прожевал пару корок сушеных мухоморов, второй, выходец с Порты, – проглотил шарик опия-сырца.

– Мать-то вашу, и здесь с допингом беда! Какой к черту Родченков⁈ Какие информаторы? Мы и сами дураки! Сами справимся!– разорялся Ринат, отобрав у одного из русских солдат увесистую дубинку и начав осыпать борцов ударами. – Уроды, б…ь!

Успокоившись, предложил Вельяминову обоих бросить в «холодную». Пусть два дурака проспятся, придут в сознание. Может дойдет до них, в чем оба провинились.

Командующий русскими войсками на Кавказе с ним согласился. Только прежде дал приказ «всыпать и тому, и другому горячих», то есть шпицрутенов.

–//-//-

Вот и сейчас он засиделся в своем рабочем кабинете Зимнего дворца до самой глубокой ночи. Александровна Федоровна, его супруга, уже три раза изволила посылать за ним, напоминая о позднем времени. Всякий раз личная служанка императрицы возвращалась с одним и тем же ответом – «государственные дела требуют моего присутствия».

Только упорство, нередко переходящее в упрямство, позволяло ему так много работать. Изучая записки и донесения, император нередко оставался за столом десять и более часов к ряду, при этом тщательно изучая каждый документ.

– Весьма любопытная бумага, – Николай Павлович никак не мог оторваться от довольной толстой пачки листов – донесения от Бенкендорфа, начальника Третьего Отделения Его Императорского Величества канцелярии. Глава высшего органа политического сыска очень ответственно подошел к поручению императора и подготовил пространный отчет о неких странных, происходящих в империи, событиях. В пачке было ровно сто двадцать шесть листов, заполненных четким убористым почерком. – Александр Христофорович превосходно поработал.

Не так давно до Николая Павловича стали доходить слухи о неких письмах, которые приходили на адреса известных в империи людей – купцов, ворочающих немалыми капиталами; промышленников, владельцев заводов и производств; стряпчих, занимавшихся громкими делами; ученых и лиц от искусства. Содержание писем, которые удалось обнаружить и доставить под его очи, вызывало у императора то искреннее недоумение, то улыбку, а то и тревожное беспокойство. В одном, на семи листах было написано про самые разные кушанья: как готовить, что класть, с чем есть. В другом письме рассказывалось про чудный способ быстрого строительства – «бетонирование». В третьем, четвертом и других письмах можно было прочесть про новые лекарства, необычные средства передвижения, странные игры.

После первого прочтения у императора осталось очень противоречивое чувство. То ли все это написал настоящий мудрец семи пядей во лбу, то ли таким образом баловались десятка два студиозов-оболтусов. Слишком уж много тут было самых разношерстных сведений из далеких друг от друга сфер жизни. Разве под силу было одному человеку знать так много? Только Господу нашему известно все, но никак не слабому человеку.

– Нужно непременно посмотреть на этих особ… Всенепременнейше, – Николай Павлович уже окончательно уверился, что заинтересовавшие его письма были делом рук большой группы людей. Оставалось теперь выяснить цель этих странных действий. Ведь у каждого поступка есть цель, его оправдывающая, в этом император был особо уверен. – Пусть Александр Христофорович еще потрудится, и разыщет мне этих людей.

В его голове вдруг появилась мысль, от которой его бросило в дрожь. Могло так статься, что письма с таким странным содержимым рассылались неслучайно, а с опасным для государственных устоев умыслом. Ведь зараза либерального свободомыслия, что гуляет по Европам, уже проникла и в его Отечество. Вдруг кто-то желает посеять в умах и головах известных лиц империи ростки беспокойства и неуверенности.

– Нужно обязательно изъять все подобные письма. Пусть Александр Христофорович со своими жандармами озаботится, – император быстро чиркал пером, делая заметки в своем блокноте. Перечень поручений уже был довольно приличен. Главе Третьего Отделения придется изрядно потрудиться, разыскивая и письма и их авторов. – Все поднять на уши. Перво-наперво пусть проверят университеты. В них вся зараза…

Только заботило его еще кое-что, в чем он не хотел признаваться. Даже мысль о том давил с особым усердием. Дело было в том, что некоторые из писем были… Как это сказать правильнее? Очень напоминали пророческие по своему содержанию и полунамекам. Николай Павлович был несколько склонен к мистике, поэтому с особым вниманием относился к такому. Например, в пятом по счеты письме, изъятом у некого Тотлебена, учащегося Санкт-Петербургского инженерного училища, адресату настоятельно советовалось развивать в империи минное дело. Мол, минное искусство в сочетании со знанием фортификации поможет ему в будущем.

Какова может быть цель всего этого? Для чего распространяются письма со столь странным содержанием? За ради шутки⁈ Но и у шутки должна иметься цель, как ни говори. Только не видел за ней император ничего. Не верил, словом, в шутку. Слишком серьезно здесь все выглядело.

К слову, вчера он обращался для консультации к профессорам Академии Наук. Спрашивал у светил российской и мировой науки, просил оценить серьезность содержания писем. Те, ознакомившись лишь с малым числом посланий, повели себя, как весьма не адекватные создания. То принимались пучить щеки и насмешливо хмыкать, то, напротив, махали руками и в восхищении кивали головами. К примеру, прочитав письмо, адресованное врачу Пирогову, они совершенно искренне посмеялись над словами о неких маленьких живых организмах, что вызывают человеческие болезни. Мол, только полный профан и неуч мог написать такое. А вот предложение соединить Белое море и Онежское озеро, имеющее выход к Балтийскому морю, оценили очень серьезно. Хвалили, говоря о стратегическом значении такой постройки – военном и экономическом значении.

Словом, цель писем оставалась для императора тайной за семью печатями. Он бы еще понял, если бы автор был движим жаждой наживы и хотел просто на просто продать некие ценные сведения. Некоторые из писем на взгляд Николая Павловича, действительно, представляли собой особую ценность для империи, за что он сам был бы готов заплатить весьма значительную цену. Здесь же адресаты получали все безвозмездно. Перед ними не ставили никаких условий.

– А ведь еще не все письма доставлены… Одному только Господу известно, что есть в других письмах, – рассуждал император, просматривая свои записи в блокноте. В заметках, сделанных ранее, он уже высказывал такое опасение. Ведь автор мог писать и нечто, представляющее ценность для воинского состояния государства. А вдруг такое попадется в руки врагов империи за рубежом? Они же с радостью воспользуются новым знанием, чтобы нанеси удар по России. – Кто же ты такой? Может провидец? Брат, упокой Господь его душу, предупреждал его, что на Руси есть такие старцы, которые могут прозревать будущее…

Перед глазами, словно наяву, возник образ умершего брата, покойного императора Александра I, предупреждавшего его о грядущих великих победах и великих бедах. Просил позаботиться о российском народе, что вручал ему на царствование. Николай Павлович вздрогнул и мотнул головой, испугавшись чересчур реального видения. Видно, слишком засиделся он за бумагами. Почитай, уже глубокая ночь, а он все сидит.

Император встал из-за стола и с хрустом потянулся. Затекшее тело тут же отозвалось истомой. Правда, устал. Не железный чай, как говорит супружница. Улыбнувшись, мужчина направился к выходу из кабинета.

– Ваше, императорское величество, – уже у двери его встретил осторожный стук, за которым в кабинет протиснулась сухопарая фигура его бессменного стаст-секретаря, Танеева. – Прошу меня извинить за беспокойство… С Военной Кавказской линии только что доставлен пакет. Чрезвычайно серьезно, ваше императорское величество.

Хозяин кабинета тяжело вздохнул. Понимал, что отдых ему сегодня уже не светит. Лицо Танеева, всегда отличавшегося открытостью чувств, было чересчур серьезным. Значит, дело не терпит промедления.

– Что там у тебя, Александр Сергеевич? – сделав над собой усилие, император еще на какое-то время отогнал от себя усталость. Он был снова готов к работе. – Неужели горцы снова зашевелились? Чай у Вельяминова силенок достаточно, чтобы вновь хорошенько им наподдать. Или чего другое случилось? Давай, – красноречивое молчание статс-секретаря говорило о многом.

Пакет перешел в его руки. С хрустом надорвав его, достал письмо и сразу же углубился в чтение.

– Хм… Даже не знаю, что на это сказать, – задумчиво произнес император после долгого молчания. Он сложи руки за спиной и прошел к окну, за которым уже начало рассветать. Довольно долго находился в таком состоянии, ничего не говоря, ни шевелясь. Застыл в раздумьях. Такое с ним бывало, когда проблема оказывалась весьма непростой и не имеющей однозначного решения. – Какой-то цирк… с конями получается. Чтобы генерал-лейтенант Вельяминов предал интересы империи, не верится, право слово… Скорее я поверю в свое умение мазать картины, – живопись, как известно, он едва ли не презирал. Считал малодостойным занятием. – Только изложенные здесь обстоятельства весьма красноречивы.

Покачав головой, снова поднес к глазам донесение одного из высших сановников, что находился при ставке генерал-лейтенанта Вельяминова и был, по существу, оком императора. Сообщалось о том, что командующий военной кавказской линией нарушил присягу Отечеству, вступив в договоренности с заклятым врагом России имамом Шамилем. Указывалось, как минимум, на их три личные встречи, что выглядело совершенно возмутительным. Как высшее военное лицо на Кавказе могло встречаться с тем, кто сражается против империи?

Николай Павлович на секунду отвлекся, с силой растерев переносицу. Вдруг появилась головная боль, становившаяся все сильнее и сильнее.

В заключении донесения приводился и вовсе возмутительный случай, который ничем иным, как предательством, нельзя было и назвать. Генерал-лейтенант Вельяминов устроил совместно с имамом Шамилем самые настоящие игрища, в которых участвовали и горцы, и русские солдаты. Как такое, вообще, было возможно?

– Dasistfantastisch! – совершенно непроизвольно император перешел на немецкий язык, что было знаком его глубокого изумления. Сказывалось, его обрывочное образование, когда юного великого князя готовили к роли просто военного, а не правителя великой империи. – Они там сошли с ума… Какие еще олимпийские игры? – он даже повернулся к Танееву, словно пытаясь в его лице найти хоть какой-то ответ на свой риторический вопрос. – Александр Сергеевич, что это такое? Надо же Олимпийские игры…

По мере чтения заключительно куска донесения, его удивление становилось все более впечатляющим. Там сообщались такие вещи, которые просто не укладывались в его голове.

[1] ВАД – всемирное антидопинговое агентство

[2] МОК – международный олимпийский комитет

[3] ГАНОК – генеральная ассоциация международных олимпийских комитетов

[4] САС – спортивный арбитражный суд

[5] НОК – национальный олимпийский комитет

Новое путешествие, новые заботы

-//-//-

В этой части самого северного селения Дагестана возвышалась приметная сторожевая башня, сложенная из серого камня. За характерный цвет и расположение на самой окраине аула, словно в ожидании нападения, ее прозвали Волчьей башней. За долгие столетия ее стены повидали многое: и отряды монгольских воинов в необычных мохнатых шапках, и тяжелую персидскую пехоту с диковинными широкими клинками, и османских мамелюков. Но события этого осеннего утра здесь еще не случались.

–… Анвар, любимый, мне страшно, – две фигуры – миниатюрная девичья и высокая мужская, застывшие в объятиях друг у друга у самого края вершины башни, казались единым целым. Ее глаза набухли слезами, нежными пальчики с силой цеплялись в крепкие плечи горца. – Я очень боюсь, мой хороший…

– Не бойся, любимая, – Анвар, высокий широкоплечий горец, упрямо тряхнул гривой черных волос. Наклонился к ней и горячо зашептал в скрытое в волосах нежное ушко. – Не надо бояться… Закрой глаза, любимая… Мы сделаем лишь один шаг… Лейла, всего лишь один шаг… Всевышний с радостью примет наши души. Помнишь, что сказано в Святой книге?

Черные девичьи глаза с надеждой смотрели в лицо своего возлюбленного.

– Мы попадем в рай, Лейла… Возьми мою руку, – он схватил ее пальчики и прижал к своим губам. – Ничего не бойся! Я обязательно найду тебя там. Слышишь меня? Мы вечно будем вместе… И никто, никто не сможет разлучиться нас.

С этими словами Анвар повернулся, и бросил ненавидящий взгляд в сторону земли, где у самого подножия башни друг напротив друга застыли две многочисленные группы людей. Почти все взрослые мужчины двух враждующих родов с дикой злобой смотрели друг на друга, сжимая в руках кинжалы и ружья. А что еще можно было прочитать в их глазах? Ведь длящаяся уже больше ста лет вражда, начавшаяся из-за случайно застреленного чужого барана, крепко накрепко связала кровью два некогда дружных рода. Почти век они убивали друг друга: резали, стреляли, душили и топили…

За ненавистью кровники ничего не видели. Слишком глубоко в их сердцах поселилась злоба. И когда Всевышний подал им знак, они оказались глухи и слепы. Случилось невероятное: юный Анвар влюбился в красавицу Лейлу, а она ответила ему взаимностью. Как и родственникам, им суждено было ненавидеть друг друга. Но между ними родилась любовь, которую не смог принять ни один, ни второй род. Поэтому у них не осталось иного выхода, как уйти к Всевышнему.

– Не бойся, я с тобой, – улыбнулся он, пожирая глазами возлюбленную.

– Не буду бояться, – еле слышно ответила она.

Оба одновременно сделали шаг и поднялись на узкий парапет башни. Обнявшиеся фигуры застыли на самом краю. Казалось, это ангелы, что вот-вот раскинут крылья и воспарят к небесам.

Осталось сделать еще один шаг. Совсем небольшой, с пол локтя. А за краем башни распахнула свою пасть бездна, жадно взиравшая из глубины.

– Не бойся…

– Не боюсь…

Они качнулись, готовясь шагнуть вперед.

Вдруг воздух прорезал громкий крик. Затем раздался еще один крик, в котором сквозило сильное удивление.

Вздрогнувшие Анвар и Лейла посмотрели в небо, где между свинцовыми тучами кружил белый треугольник дельтаплана.

– Это вестник! Смотрите! Вестник! – горцы тыкали пальцами в парящую в небе фигурку. – Вон! Вон! Он что кинул! Смотрите! Летит!

Небольшой сверток был пойман кем-то из горцев. Оказавшееся внутри послание было тут же прочитано.

– В аул едет посланник имама Шамиля! – громко закричал седобородый старик, потрясая свитком. – Его волей с этого дня да не обнажится ни один клинок! Слышите? – это он уже обращался к мужчинам чужого рода, что стояли с другой стороны башни. Те даже и не думали говорить что-то против. Крутой нрав имама Шамиля хорошо знали даже в этих землях, где еще держались старых законов. Все слышали, как мюриды имама поступали с теми, кто не принимал новый закон. – Перемирие…

К вечеру в аул прибыл посланник, тут же принявший заходить в каждый дом и записывать в специальную книгу сведения о семье.

Так началась первая кавказская перепись, случайным образом спасшая двух юных влюбленных…

–//-//-

Исполинская скала, местными прозываемая Ак таув или Белая гора, наползала на перевал, серовато-белой массой нависая над узкой дорогой. Когда-то, давным-давно здесь ходили караваны с драгоценным шелком, душистыми специями. Мрачные камни наполнялись ржанием лошадей, ревом верблюдов и руганью их погонщиков. Ещё с тех времён здесь белели десятки раздавленных и разгрызенных черепов животных, да и людей тоже. Но после сильного землетрясения, случившегося больше семидесяти лет и стершего с лица земли не одно селение в округе, дорога оказалась погребена тысячами тонн камня. С тех пор редкий охотник появлялся в этих местах. Тем более удивительно было встретить здесь людей.

…Двое закутанных в широкополые плащи мужчин с трудом карабкались в гору. Северный ветер с силой бросал им в лицо ледяную и каменную крошку, пытаясь их сбросить со скалы в пропасть.

– Сахиб[1], я, кажется, вижу пещеру, – пытался перекричать ветер шедший первым высокий худой путник, тыча в сторону едва видневшегося в метель темного пятна на горе. Второй повернулся в его сторону и тоже стал вглядываться в ту сторону. Метель становилась все сильнее, и укрытие было бы очень кстати. – Здесь совсем близко.

Темное пятно, и правда, оказалось входом в пещеру. Им двоим, едва хватило там места. В своей заиндевевшей одежде скорчились у самой стены, прижавшись спина к спине.

– У нас ничего не осталось? – кивая на небольшую котомку, тихо спросил тот, кого назвали сахибом.

– Давно уже ничего нет, сахиб, – вывернутая на изнанку котомка стала ему ответом.

Сахиб тяжело вздохнул. В такую погоду, да еще без еды, они могут не пережить следующей ночи. Плохо. Очень плохо. И какого черта, он согласился на это задание. Видно, на этот раз госпожа удача отвернулась от него.

…В «другой жизни» этого человека звали сэр Арчибальд Велингтон II Стюарт, чиновник по особым поручениям, состоящий при Первом лорде Адмиралтейства. Весьма и весьма богатый господин, владеющий роскошным домом в Лондоне и большим поместьем в его предместье. Ему же принадлежал доходный дом, квартиры которого сдавались достойным господам для проживания и встреч. Изрядный доход приносили также земельные владения в новой Англии. Все это приносило ему почти семьсот тысяч фунтов стерлингов годового дохода, просто гигантская сумма по тем временам, ставящая его в ряд богатейших семей соединенного королевства.

Авантюрный склад ума и адреналиновая зависимость делали его человеком, идеально подходящим для организации и проведения весьма деликатных мероприятий в самых разных странах. В интересах британской короны сэр Велингтон II объехал добрую половину мира, успев побывать в трех десятках стран, о некоторых из которых европейцы даже не слышали. Прекрасно владея огнестрельным оружием, великолепно фехтуя и метая ножи, зная больше двадцати языков, он с легкостью устранял неугодные короне фигуры. Казалось, не было такого задание, которое агент не смог бы выполнить. Так думали все в его окружении, и даже сам Арчибальд. Выходит, ошибались.

– Эй⁈ – его зубы выбивали трель, не в силах остановиться. Он все еще никак не мог согреться. – Эй, готти[2], помнишь, какое пекло бывает у Калиманджаро? Настоящее адское пекло. Такой сильной жары я больше нигде не видел.

Готтентот, уже больше пяти лет сопровождавший англичанина, ничего не ответил. Хотя, зачем что-то говорить? Всем было известно, что представители этого племени прекрасно переносили жаркий климат на своей родине и даже внешне поминали высохшую на солнце рыбу. А вот мерзнуть они не любили.

– Потерпи, старина, немного. Выполним это задание, и отправимся обратно. Куплю тебе большое поместье в саванне, построишь здоровенный дом. Наконец, женишься, – англичанин попытался засмеяться, но замерзшие губы издали лишь бульканье. Тогда он коснулся его локтем. Мол, потерпи, дружище. – Возьмешь женщину с охренной кормой. Видел я таких. Вдвоем руками не обхватишь эту задницу. Тебе ведь такие нравятся, готти? Готти, черт тебя дери? Хватит молчать. Я же с тобой разговариваю.

Спина товарища ощущалась куском льда.

– Готти… – англичанин повернулся. Опущенное к груди лицо готтентота цветом напоминало серый камень. – Святая Дева Мария…

Прошептав нечто похожее на молитву, мужчина поднялся. Ему нужно было идти дальше. Цель была уже близка.

– Чертово задание… оно сведет меня в могилу, – бурчал он, выбираясь из пещеры. Метель уже затихла. Ей на смену пришел мороз, пробиравший до самых костей. Думал, что холоднее просто не может быть. Оказалось, может. – Этот проклятый имам со своими секретами… Варварская страна, которая никогда не станет цивилизованной… Ничего-ничего, сапог английского пехотинца ступит и сюда, – замерзающий англичанин уже с трудом различал, где вокруг него была реальность, а где его собственные видения. – Доброй английской сталью, пушками мы наведем здесь порядок. Я лично…

Что он хотел сделать лично, мужчина сказать так и не успел. Поскользнулся на неровном камне и кубарем полетел вниз.

У подножия скалы едва шевелящееся тело уже ждали. Трое угрюмых горцев сноровисто замотали его в толстую лохматую бурку и, перекинув через круп коня, повезли по узкой тропе на юг.

Растрясенный во время перехода по горной тропе, англичанин очнулся тогда, когда они начали спускаться в небольшую долину. Он приподнялся, повернул голову и обмер.

– Что это такое?

Его глазам предстала совершенно фантастичная картина. Лежащая внизу уютная долина, миль семь в ширину и миль двенадцать в длину, была наполнена бесчисленным числом огоньков. Он даже не пытался сосчитать их число. Сотни, тысячи, десятки тысяч маленьких холодных огоньков. Казалось, сюда спустились все светлячки, которые есть на белом свете.

В дальней части долины творилось, и вовсе, необъяснимое. Ночную темноту здесь разрезали толстые снопы света. Как было возможно д такой степени приручить огонь, чтобы он светил таким странным образом? Что за колдовство здесь происходит? С немым вопросом англичанин повернулся в сторону своих конвоиров, что вышагивали с совершенно невозмутимым видом. Для них в этой картине не было ничего чудесного.

Когда же они со скал ступили на землю, что англичанин окончательно впал в ступор. Вдоль тропинки, по которой они шли, стояли прозрачные стеклянные бутыли, в которых в английских тавернах подают добрый эль. Здесь же, каким-то невероятным способом, в бутыль удалось заключить крошечный огонек. Он даже замешкался, чтобы рассмотреть это диво лучше. А если там была всего лишь сальная свечка.

– Не свеча… – прошептал мужчина, чувствуя холодок в груди. Ему вдруг стало не по себе. Какими еще страшными возможностями могли обладать те, кто сумел заключить огонь в стекло? Подумать об этом даже страшно.