355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Русина Волкова » Родился. Мыслил. Умер » Текст книги (страница 7)
Родился. Мыслил. Умер
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 07:45

Текст книги "Родился. Мыслил. Умер"


Автор книги: Русина Волкова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Возвращение было ужасным. Я возненавидела мужа и за то, что он не давал мне романтической любви с розами, шампанским и цимбалами, белым конем, алыми парусами и розовым “Кадиллаком”, и за то, что не получала от него удовлетворения своих чувственных желаний до дрожи и восторга, и за то, что он отправил меня в эту чертову Америку Ширли Макклейн. Все это доводило меня до истерик и неврозов. Дети тоже надоели – выросли уже, пускай свою жизнь устраивают, а не виснут на мне камнем. Я стала выпивать уже по полбутылки виски перед сном, днем думала только о том, где бы мне найти мужика, или доставала привезенный из Америки вибратор, но он не спасал и не был моим партнером ни по выпивке, ни по душевным разговорам.

Со Степой я больше не могла иметь близких отношений, он стал мне противен. Для начала я соблазнила сантехника, который, испугавшись возмездия со стороны ответственного квартиросъемщика и своей жены-диспетчера из ЖЭКа, убежал, застегивая штаны на ходу и больше не приходил на вызовы по засорению унитаза или протечке батареи, приходилось вызывать аварийку. Потом настал черед мастера по ремонту телевизоров, этот приходил несколько раз, потом тоже сгинул, сказав, что мне надо лечиться от “бешенства матки”. Крупной удачей оказался бывший Степин студент, в настоящее время владеющий своим хорошо налаженным бизнесом по ремонту иномарок, а начинавший с пары ларьков со жвачкой у Киевского вокзала. Когда дети были маленькие, а зарплата мужа еще меньше, Степа часто “стрелял” у него деньги в долг, жалостливый паренек зачастил к нам с авоськами продуктов из своего ларька, за которые деньги не брал совсем. У нас уже поправилось финансовое положение в связи со Степиными грантами, парень тоже сменил бизнес на более прибыльный, а деликатесы продолжал возить по-прежнему раз в месяц.

В один такой приезд я практически силой уложила его на семейное ложе, продукты стали привозиться каждую неделю, а я стала обладать этим молодым телом до его полного изнеможения в течение пары-тройки дневных часов, сантехник мог спокойно отдыхать. “Скажи мне, красавчик, чего ты так к Николаю Николаевичу привязался? Зачем нам эти постоянные „ветеранские заказы“? Чем мог так увлечь тебя мой муж, неужели историями о сексуальных извращениях философов? Или ты скрытый гомик, или тайно был влюблен в меня все это время, других объяснений я не могу найти, в „добрых самаритян“ я не верю, где-то здесь должна быть на..бка”, – пристала я как-то к нему с расспросами. Он рассмеялся:

– Николай Николаевич рассказывал вам все эти порноужастики из жизни философов, чтобы девицы не спали и не вязали во время лекций, чем-то он должен был вас увлечь, не философией же? А с нашим курсом все было уже по-другому. Кто тогда начинал заниматься бизнесом, кроме бывших комсомольских вожаков со своими связями да бандитских группировок со своими разборками? Такие, как я, мальчики с мозгами, ранее пытавшиеся “крутиться” спекуляциями джинсами, другими западными товарами, даже валютой, тип начинающего Ромы Абрамовича, кому от папы с мамой, кроме соображаловки, ничего по наследству не досталось. Чего нам не хватало, кроме первичного капитала? Опыта и стройного построения мышления. Ну, умение приходило из практики. А логика и просчет действий? Их надо было развивать. Я пробовал и в школах бизнеса учиться, и на экономический поступил, но все это было пустое, наш бизнес строился на других основах, теория экономики у нас дала сбой, чего до сих пор не понимают во всяких там Гарвардах. А Николай Николаевич учил нас размышлять, думать, решать при помощи мировой философской мысли проблемы существования, учил и классической логике и доведения любой мысли до своего абсурда и полной противоположности. Эта была такая тренировка мозгов, какую бандиты в тюрьме не получали. А уж как найти нужную “крышу”, ни он, ни Гарвард обучить не мог, это было не самым трудным делом. Я хочу сказать тебе, что не чувствую вины за то, что сейчас наставляю ему “рога”, я через тебя чувствую себя к нему ближе, вот такой парадокс получается!”

Все это он мне очень красиво разъяснил, но больше сам продукты в дом заносить не стал, присылал своих “шестерок”. Я опять стала подумывать о сантехнике.

Понятно, что мой новый распорядок дня не оставлял времени для работы, я ушла с полставки и стала почасовиком. На мои лекции ходили только неудачники, я не могла никому помочь с развитием мозгов, сама еле-еле запоминала все эти термины, категории да теории, нередко путая одно с другим. Когда же я попыталась отойти от всех этих теорий и рассказать, кто кого имел в истории философии, даже последние из неудачников покинули поле научной битвы, а меня вызвали в деканат и попросили уйти по-хорошему.

Я решила заняться собой и хоть чем-то помочь здоровью, при этом не отказываясь полностью от алкогольной диеты. Степа не жалел денег на моих парикмахеров, косметологов и наряды, я радовалась жизни: у меня появился потрясающий молодой любовник, только что из чеченского плена с пулевым ранением в голову, в качестве компенсации за голову его другой орган работал без устали. Он был ровесником моих детей, но я не замечала разницы в возрасте, я была “ягодка опять”. Мы ни от кого не скрывались, Степа был в бешенстве, что я устраиваю из дома вертеп, и отправил дочек подальше от распутной матери учиться в Европу. Мне было все равно, как будто это у меня было пулевое ранение в голове.

После грязных разборок я послала Степу куда подальше, он туда и ушел, оставив мне трехкомнатную квартиру и ежемесячный пансион, который продолжался до его смерти. Собственно, так я и узнала, что он умер: позвонила на кафедру, чтобы узнать, где мои алименты за последний месяц, там меня и огорошили. Ну, ничего, с моим прекрасным знанием английского языка я запросто устроилась в гостиничный комплекс “люкс” работать в телефонном сервисе. Работа хорошая, зарплата в валюте, да еще клиенты чаевые подбрасывают. Некоторые предлагали пополнить мой бюджет за кое-какие услуги, но я на это не пошла. Во-первых, у нас в гостинице с этим строго, можно работу потерять, а во-вторых, после своего молодого инвалида, то ли скончавшегося во время очередной плановой операции на мозге в военном госпитале Бурденко, то ли осужденного на большой срок за чье-то убийство, у меня прошло “бешенство кое-чего”, и это “интересное” место стало готовиться к климаксу.

Мой бывший режиссер решил совмещать свое творчество с политикой, разыгрывая мизансцены с реальными героями жизни. Началось все со знаменитого ГКЧП, который мало кто теперь помнит. На подступах к Белому дому он устроил “театр на баррикадах”, где происходящее вокруг моментально переносилось на подмостки в стиле русского ярмарочного балагана с импровизированными частушками и пантомимами, напоминающими перевод “Новостей” для глухонемых. Как всегда, его творчество было талантливо и необычно, а восприятие толпой самого действа обострялось реальным страхом перед возможными военными атаками со стороны гэкачепистов. Еще во время самого страшного первого вечера вокруг Белого дома я пыталась прорваться к танку, чтобы поздороваться с Аллегорией Революции – бывшим сеньором Монтекки, он же Волк в яме, но на меня грубо накричали: “Девушка, куда вы претесь? Вы нам все баррикады поломаете”, и я ушла в глубь толпы, слилась с публикой, бывшая Джульетта оказалась невостребованной в новых социальных условиях. Режиссер был одет в солдатскую шинель с чужого плеча и использовал перешедший на сторону народа танк в качестве своего пульта. В дуло танка был воткнут букет цветов, солдаты братались с симпатичными артистками, это был настоящий “хэппенинг”. Даже после подавления переворота артисты продолжали ходить в своих анархистско-военных нарядах с окровавленными бинтами на головах и рукавах и выступали перед многочисленными митингами в качестве защитников “восьмого подъезда”, то есть полностью вошли в роль.

Родина не забыла Героя Баррикад, режиссер был в очередной раз замечен, на этот раз по-крупному. Наконец-то он был одарен с царского плеча всякими благами – от вещественных – квартира, домик в деревне, иномарка и прочее – до эфемерных в виде долей в нефтяных и коммуникационных компаниях, медиа-холдингах, стал депутатом Госдумы и прочее, прочее, что случается только в волшебных сказках или наяву в нашей сказочной стране. Теперь мой бывший соблазнитель катается как сыр в масле. Джульетта-жена постарела, ее обменяли на двух малолеток, каждая заделала ему по двойне, он стал размножаться путем деления. Зато по жизненному уровню он давно уже переплюнул ту знаменитость, бывшего любовника Ширли, который в свою очередь стал тянуться за нашим бывшим массовиком-затейником, даже нашел в провинции начинающую актерку-жену, лицом похожую на одну из двух пацанок великого и могучего постановщика баррикад. Куда там Шекспиру! Тянется, бедолага, как может, да разве нашего пострела догнать? А я думаю, зря он тогда с Ширли не ужился, у нее хоть и нефтяных скважин нет, зато тоже небось деньги не последние были.

Мой одноразовый друг-литератор, потеряв льготы после падения Литературного фонда, с удовольствием расстался со своей уже никчемной старушкой и, как и другие герои моего рассказа, женился на малолетке – сиделке из больницы, не замечая, что занимается плагиатом чужих идей. Может, она тоже похожа на одну из двух жен режиссера, не знаю, не видела, да это и неважно, хотя новая тенденция в моде определенно наметилась. Своей новой подруге жизни он посвящает романтические оды и мадригалы, называя ее то “медработником”, то “сестрой милосердия”: “Она вошла в мою жизнь и заполнила ее целиком. Ни одна интеллектуалка так не чувствовала мои стихи, как она, эта простая и чистая девочка из российской глубинки, годившаяся мне во внучки. Но любовь не знает возраста – когда я глажу ее круглое колено, во мне бьется сердце мальчика. Я готов был бежать за ней на край света, но она сама пришла ко мне и без всякого этого советского ханжества моего поколения отдалась мне, даже не спрашивая о моих чувствах или о моем семейном статусе. Жить со своей женой я больше не мог, не имел права, это было бы предательством всех наших совместных прожитых лет, и я как честный человек вынужден был уйти от нее, не причиняя ей больше горя. Прости и пойми меня, моя любимая подруга прежней жизни. Лечу, я лечу к новой жизни, к новым чувствам!” Вот такой козел оказался, еще одну “звизду” без предрассудков нашел!

Конечно, можно подумать, что все эти мои рассказы о престарелых мужиках, которые одновременно нашли себе соплячек, – это просто злопыхания стареющей дамочки, зависть моя к молодости и красоте, а на самом деле такое в жизни не случается. Случается, случается! Юным девам, рискнувшим ради денег, престижа или еще чего-нибудь связаться с завтрашними паралитиками, я не завидую, им еще долго придется свои сопли на кулак наматывать, пока до понимания жизни дойдут и начнут охотиться за красавцами Ромео со стройными ногами и сильными руками, красивым торсом и другими особенностями молодого тела. Что говорить, сама когда-то такой же идиоткой была. Единственное, в чем я могу сознаться как стареющая дамочка, что мне все эти малолетки на одно лицо, я их путаю – если построить в ряд десять Джульетт, можно поиграть в игру “найди различия”.

Что еще? Академик с хозяйкой постарели и поселились в подмосковном санатории для таких же выживших из ума академиков, о смерти сына, возможно, им и сообщили, но они все равно не смогли приехать его хоронить из-за своего физического состояния. Дочки наши после учебы за границей в Москву не вернулись, там и остались в своем зарубежье, на похороны тоже не приезжали – из-за визовых сложностей или еще почему. Я сблизилась со своей семьей, через столько лет отсутствия стала заезжать к родителям, которые и не спились, и не развелись, так и законсервировались в своем состоянии полураспада. С ними живут и моя сестра с алкашом с завода, и их два пацана. Тесно, ругаются все, но живут крепкой семьей тремя поколениями. Там меня ни Джульеттой, ни Ширли, ни женщиной-философом обзывать не станут, там я та, кто я есть на самом деле – Елена Дмитриевна Мошонкина.

А я возвращаюсь обратно в свой трехкомнатный академический кооператив, где теперь единственная хозяйка. Ко мне в гости заходит сосед-полковник. Я ему рассказываю всякие байки про философов, про Америку, а он мне все про Афганистан да Чечню. “За что я тебя уважаю, Дмитриевна, – не за твои дурацкие рассказики, хотя все же веселее, чем с какой гарнизонной дурой сидеть, – а за то, что напитки правильно разливаешь, да огурчик у тебя всегда „со слезой“. Ну и, конечно, за круглую жопу, любо-дорого посмотреть, как ходишь”. Скажет, да и хлопнет меня игриво пониже спины. Действительно, я заметно раздалась после отказа от активной половой жизни и стала выглядеть для нормальных мужиков значительно привлекательнее, чем когда в Диоре ходила, но тогда нормальных мужиков рядом не было, а теперь мне самой ни Диора, ни других Коко не надо. Жалею ли я, что от мужа покойного ушла? Конечно, нет. Не моя эта жизнь была, чужая, как на сцене все время. Степка, помню, все от Хайдеггера балдел. Ну, так вот, даже этот козел говорил, что человеческое предназначение состоит в том, чтобы быть самим собой, быть верным себе, и что мы должны перестать жить по чужим правилам, создать свой мир, важный и значительный для нас самих, играть по своим правилам, а не входить в несобственный модус экзистенции. Хоть в этом он прав был!

– Ну, давай, Дмитриевна, не тяни – помянем твоего покойного мужа, и того мужика с чеченской пулей в голове, да моих товарищей, пухом им земля!

Прощай, Николай Николаевич Светлов-третий, Степа ты мой!

Жил. Мыслил. Любил? Умер.

© 2001 Журнальный зал в РЖ, «Русский журнал» | Адрес для писем: [email protected]

По всем вопросам обращаться к Татьяне Тихоновой и Сергею Костырко | О проекте


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю