Текст книги "Кантор идет по следу"

Автор книги: Рудольф Самош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Кантор от самой клетки льва постоянно чувствовал два основных запаха, они-то и привели его сюда. Запах от пола и мебели перебивал запах женщины, лежавшей в клетке у льва. Собачий инстинкт подсказывал ему, что обладатель неприятного, раздражающего запаха находится где-то поблизости. Этот запах вызывал особый интерес Кантора.

Опередив хозяина, пес спрыгнул на траву. Интересующий его след вел налево, и пес повернул налево, туда, где кончались вагончики и где территория, отведенная цирку, отделена от парка низким заборчиком из штакетника.

Ветки деревьев закрывали свет горящих фонарей и отбрасывали причудливые тени на выкрашенные белой масляной краской стенки вагончиков. Легкий ветерок еле заметно раскачивал деревья.

Кантор шел по следу вдоль изгороди. Чем дальше он шел, тем сильнее становился запах, раздражавший его. Запах этот предвещал опасность, и пес несколько замедлил шаги.

С наружной стороны заборчика возвышалась огромная куча сена. Этим сеном кормили слонов и других травоядных животных, содержавшихся в цирке.

Неожиданно Кантор замер на месте, поднял голову и в тот же миг увидел неподалеку от себя пару горящих зеленоватых глаз.

Инстинктивно пес даже попятился, ища какое-нибудь прикрытие, однако времени для размышлений у него не было: из стога в его сторону метнулась с угрожающим рычанием большая темная тень. Нападение было слишком неожиданным, и отбить его Кантору помогло только умение мгновенно реагировать на сложную обстановку. И тут только он увидел, что его противником является не кто-нибудь, а собака. Кантор тявкнул, призывая этим собрата к примирению, но тот, видимо, не собирался мириться и только угрожающе рычал.

«Значит, мириться не хочет, вызывает меня на бой…» – мелькнуло у Кантора.

Поведение противника свидетельствовало о его агрессивности. Возможно, черный пес – а он был почти черный – защищал собственные владения. Он сделал несколько прыжков, пытаясь зайти Кантору сзади. Заход сзади считался старым и наиболее испытанным приемом для достижения успеха: противник и повернуться к тебе не успеет, как ты, схватив его мертвой хваткой за горло, валишь на землю.

Кантор сердито заворчал, подумав о том, что по отношению к нему такие приемчики применять рискованно.

В этот момент со стороны стога сена раздался человеческий голос. Кантор не разобрал слов, однако понял, что человек науськивает на него свою собаку.

Нападающий в этот момент оказался как раз напротив.

Кантор, сделав энергичный рывок, попытался схватить противника за холку.

– Рекс!.. – сердито прошипел человек.

– Тютю, где ты?! – раздался из-за вагончика голос Чупати.

Кантор три раза громко тявкнул, давая этим понять хозяину, где он находится. То, что хозяин находится неподалеку, придало псу еще больше силы, однако противник оказался намного хитрее, чем можно было предположить. Вынырнув из темноты, черный пес бросился в новую атаку. У Кантора была менее выгодная позиция. Грудью он отбросил черного пса в сторону, но, пролетая мимо, тот все же успел схватить Кантора за заднюю лапу и вырвать из нее довольно большой клок шерсти.

Кантор взвизгнул от боли. Теперь он имел ясное представление о том, что его противник не простой дворовый пес, а хитрый и натренированный враг. С ним вполсилы не справишься. На такого следует нападать первым. Рана на задней лапе настоятельно требовала ответного нападения. Моментально оценив обстановку, Кантор воспользовался тем, что его противник отлетел в сторону, и занял более выгодную позицию, встав таким образом, что копна сена оказалась за спиной. Угрожающе зарычав, он подстрекнул противника на новую атаку, и когда тот, ослепленный злобой, снова бросился на него, Кантор за какую-то долю секунды до столкновения сделал прыжок и перелетел над черным псом. Не встретив преграды, противник с разбегу врезался в копну сена, и, пока он выбирался из нее, Кантор мгновенно схватил его за горло и опрокинул на землю.

Пес захрипел и, судорожно дергаясь, попытался высвободиться из пасти Кантора, который, однако, вовсе и не собирался разжимать челюсти. Этому Кантора научил хозяин. Поскольку такой прием не входил в арсенал врожденных собачьих приемов, черный пес не знал его. Человек научил Кантора таким приемам, и в этой борьбе Кантор выиграл. Черный пес взвыл от боли.

Борьба была прервана появлением человека.

– Тютю! – Чупати зажег карманный фонарик. Яркий луч света выхватил из темноты схватившихся собак. Так мощные юпитеры освещают артистов, играющих на сцене. – Перестань! Пошел вон! – крикнул хозяин, и Кантор послушно повиновался.

Побежденный черный пес жалобно заскулил и скрылся между вагончиками.

Кантор, высунув язык, тяжело дышал. Чупати присел на корточки и осторожно провел рукой по шерсти собаки.

– Пристрелю того проклятого пса, – пробормотал он тихо, а когда коснулся раны на лапе, из которой был вырван клок шерсти, участливо спросил: – Болит?

Кантор встряхнулся и благодарным взглядом уставился на хозяина.

– Хочешь сказать, что рана не опасна? Хорошо, хорошо… Ты храбрый и ловкий песик, – ласково утешал Чупати своего четвероногого друга. – Пойдем дальше, а? Ну, ищи! След!

Кантор кивнул, хотя и не так бодро, как обычно.

– Хорошо, – проговорил Чупати, пристегивая к ошейнику короткий поводок.

Кантор понимал, что случившаяся только что потасовка была самым настоящим боем. И хотя он победил в этом бою, его все-таки сильно потрясла эта схватка, и не столько физически, сколько морально, и только потому, что ему пришлось вступить в борьбу не с кем-нибудь, а с ему подобным существом, то есть с собакой. Единственное, чего Кантор никак не мог понять, заключалось в том, почему человек натравливал на него собаку.

Кантор снова напал на след, который он потерял из-за непредвиденной схватки с черным псом. Взяв след, Кантор сразу же почувствовал, что сил у него прибавилось. Он легко и красиво перемахнул через заборчик и пошел вдоль него.

Когда овчарка обошла стороной стог сена, а затем снова, перепрыгнув через заборчик, приблизилась к нему, Чупати решил, что Кантор, видимо, идет по следу только что побежденной им собаки. Однако из-за стога, к немалому удивлению Чупати, показалась фигура крепко сложенного человека.

– Но… но… Хальт! – крикнул незнакомец, увидев Кантора, и поднял вверх руки.

Спущенный с поводка Кантор прыгнул на незнакомца и рывком повалил его на землю.

– Что вам здесь нужно? – спросил Чупати мужчину.

– Я не венгр… – простонал тот в ответ.

– Тогда встаньте! Тютю, отпусти его. Лос, лос… – И Чупати, за отсутствием нужных немецких слов в своем лексиконе, жестом руки дал незнакомцу понять, что тот должен следовать за ним.

Шатори нервно расхаживал по краю манежа. Глаза его светились гневом. Чупати стоял навытяжку и смущенно теребил поводок Кантора.

Остановившись, Шатори дал выход своему возмущению:

– Что же вы делаете?!

– Начальник, я сейчас вам все объясню. Кантор шел по следу, когда на него неожиданно напала собака, которую науськивал вот этот тип… А потом Кантор свалил его на землю…

– От ваших действий с ума можно сойти! – не мог успокоиться Шатори.

– Откуда мне было знать… – начал оправдываться Чупати и пожал плечами: ну на самом деле, а Кантор откуда мог знать? Иногда и для него бывают такие ситуации…

В цирке выяснилось, что схваченный Кантором незнакомец был дрессировщиком слонов. Ему и принадлежала собака, напавшая на Кантора.

– Отпустить его? – спросил Чупати у начальника.

– Разумеется.

– Пардон… Как бы это вам попроще… – Чупати начал было объяснять задержанному дрессировщику, что произошло недоразумение, но, так и не закончив фразы, сделал жест, понять который можно было только так: убирайся на все четыре стороны.

Дрессировщик, видимо, понял жест Чупати и обрадовался. Он повернулся кругом и хотел уже уйти, но Кантор угрожающе заворчал на него. Дрессировщик сообразил, что пес схватит его, если он сделает хоть один шаг, и испуганно вскрикнул.

– Старшина! – сердито произнес капитан Шатори, бросив беглый взгляд на Чупати. Это звание он получил накануне.

– Назад! – рассердился Чупати на Кантора. – Кто здесь хозяин, ты или я?

– Черт бы вас побрал! – в сердцах пробормотал Шатори, недовольно взглянув на Чупати и Кантора.

После секундного промедления Кантор выполнил приказ хозяина. Неохотно, чуть кося глазами на дрессировщика, он лениво отошел в сторону.

Директор цирка, подойдя к капитану, спросил, можно ли распустить артистов по их вагончикам.

Шатори молча кивнул.

Действия капитана удивили старшину, и он, стараясь не смотреть на Шатори, делая вид, будто внимательно рассматривает носки своих сапог, спросил:

– Что нам теперь делать?

– Что, что… – Шатори безнадежно махнул рукой. – Начнем все с самого начала…

К капитану подошли следователь и эксперт. Последний держал пуговицу, завернутую в бумагу.

– Где вы ее нашли?

– В траве перед вагончиком погибшей.

– Разыскали артиста по имени Петерс?

– Пока еще нет, – ответил следователь.

– Достаньте мне его фото и объявите розыск.

– Начальник… – Чупати шмыгнул носом.

– Перестань! – оборвал старшину капитан, который за многие годы совместной работы привык ко многим привычкам Чупати, но это шмыганье носом всегда раздражало его.

– Слушаюсь… – выдохнул старшина и умолк.

– Перестань шмыгать носом и говори.

– Я хочу сказать, что, дав Кантору понюхать пуговицу, можно попытаться снова пустить его по следу.

– Попытайтесь, – согласился Шатори, а затем, в знак полного примирения взяв старшину под руку, направился в сторону вагончиков.

По дороге Чупати размышлял, есть ли смысл пускать овчарку по прежнему пути.

Присев на корточки, Чупати подозвал собаку к себе.

– Иди сюда, Тютю, нюхай, – проговорил он, поднеся к носу Кантора пуговицу.

К огромному удивлению хозяина, Кантор пошел в совершенно противоположном направлении. Пройдя между колесами двух вагончиков, он дошел до самого шатра цирка, обогнул клетки со зверями, затем неожиданно остановился и начал сердито фыркать.

Шатори и Чупати подбежали к нему.

Капитан включил фонарик и в страхе отступил назад: под клеткой с обезьянами, свернувшись в клубок, лежала огромная змея, положив голову на один из своих витков толщиной в человеческую руку. Зеленые глаза змеи угрожающе сверкали. Обезьянки, забравшись на самую высокую полку, сидели, сжавшись от ужаса в комок, и, зажмурив глаза в узкие щелочки, смотрели на свет фонарика.

Оправившись от испуга, Шатори хриплым голосом прошептал Чупати:

– Беги за директором!

Спустя минуту прибежал запыхавшийся от быстрого бега директор. Увидев змею, он испуганно всплеснул руками и, моментально отпрыгнув на несколько шагов назад, прерывающимся голосом закричал:

– Юрген! Юрген! Скорее сюда!

Из ближайшего вагончика послышался шум, а спустя несколько секунд оттуда выскочил полураздетый молодой человек атлетического телосложения и проворно подбежал к директору.

Увидев змею, которую Шатори осветил фонариком, парень свистнул и, смачно выругавшись, куда-то убежал. Через минуту он появился снова в сопровождении двух мужчин, которые несли клетку с мелкими ячейками. В руках у Юргена оказалась корзинка, сплетенная из стальных нитей, которую он держал на длинной палке.

Все, кроме Юргена, тихонько отошли назад. Шатори жестом подозвал к себе директора и спросил:

– Как сюда попала эта змея?

Директор, все еще не оправившись от страха, начал сбивчиво объяснять, что Лотта в последнее время начала дрессировать этого питона. Правда, до выступлений перед публикой дело еще не дошло, однако дрессировщица уже достигла известных результатов. Аттракцион обещал быть потрясающим: питон обвивал шею дрессировщицы, а затем спокойно брал пищу у нее из рук.

Невнимательно слушая объяснения директора, Шатори старался понять, каким образом змея попала под клетку с обезьянами.

– Как ее теперь оттуда вытащить? – спросил капитан. Директор только неопределенно хмыкнул:

– Я не знаю. Лотта сама ухаживала за питоном, и, кроме нее, он никого к себе не подпускал.

– Но кто-то, так или иначе, должен загнать змею в клетку?

Кантор неожиданно заворчал, заметив в проходе чью-то тень, и бросился туда. Через несколько секунд Кантор уже вел к хозяину здоровенного мужчину, время от времени дергая его за штанину.

– Кто вы такой? – спросил капитан у незнакомца.

– Да ведь это и есть Петерс, – ответил вместо незнакомца директор.

– Силач?

– Да.

– Вот как! Вас не было на манеже, когда наша овчарка обнюхивала всех артистов? – Шатори внимательно взглянул на силача. От него не ускользнуло, что на куртке Петерса не хватает одной пуговицы.

Петерс растерянно переступал с ноги на ногу.

– После спектакля я бегал в лавку, – объяснил он.

– И что вы там купили? – поинтересовался Шатори.

– Ничего не успел, так как лавку уже закрыли.

– У вас, кажется, оборвалась одна пуговица? – Шатори рукой показал на полу куртки.

Мужчина молча опустил глаза.

– Ты что, не слышишь?! – потеряв всякую выдержку, набросился на артиста директор. – Господин инспектор подозревает тебя в убийстве Лотты.

Шатори метнул рассерженный взгляд на директора и сказал:

– Ошибаетесь, господин директор. Пока я никого не подозреваю.

Силач заметил группу людей, пытавшихся загнать змею в клетку.

– Я так и знал, что этим все кончится, – жалобно произнес силач.

– Что именно? – спросил Шатори.

– Это проклятое дело.

– Вы сегодня ссорились с Лоттой?

– Так точно, господин инспектор.

– Но вы не собирались душить ее?

– Нет, что вы!

– Это произошло случайно, да? Вы просто хотели припугнуть ее немного, не так ли? Тот, у кого такие сильные руки, как у вас, едва ли чувствует, как хрупка женская шея.

– Я абсолютно не виновен.

– Очень сожалею, – холодно произнес Шатори, – но вам придется пройти с нами.

– Господин директор!.. Помогите мне…

Директор махнул рукой:

– Если бы я знал, что вы такой, то ни за что на свете не выпустил бы вас на манеж, так что можете на меня не рассчитывать. Закон есть закон.

Капитан, подмигнув Чупати, сказал Петерсу:

– Ведите себя разумно, а то, чего доброго, придется спасать вас от зубов нашей овчарки.

Силач испуганно вздрогнул и, низко опустив голову, пошел за Чупати, сопровождаемый Кантором буквально по пятам.

После более чем двухчасового допроса цирковой силач, чье тело, казалось, состояло из одних мускулов, сник и опал, как гондола воздушного шара, из которого частично выпустили газ.

Отвечая на вопросы, Петерс заканчивал все свои ответы следующими словами:

– Я не убивал ее. Не понимаю… не знаю, кто бы это мог сделать. Я ее любил.

«Любил?» – Шатори машинально повторил про себя это слово и задумался на тем, какой же должна быть страсть человека, чтобы довести его до такого состояния, ч т о он способен убить свою возлюбленную. «Я ее любил. Я ее любил…» – вертелись навязчивые слова в голове капитана. За время допроса он слышал их уже несколько раз. В маленькой комнатке, в которой проводился допрос, было сильно накурено.

Следственная группа работала, не зная отдыха. Специалисты высказывали свое мнение, были заслушаны показания шестнадцати свидетелей.

Дело казалось ясным: в порыве бурной экспрессии силач не рассчитал своих сил и неосторожным движением придушил предмет своей страстной любви. Но такой вывод мог сделать человек, не очень опытный в расследовании подобных дел.

Капитан Шатори, однако, не был таким человеком. Казалось, чего легче: дай знак машинистке, которая сидит тут же, готовая зафиксировать каждое слово свидетельских показаний на бумаге, – и все завертится. Но капитан почему-то медлил, да и как ему было не медлить, когда единственным вещественным доказательством – если это можно так назвать – была оторванная пуговица с куртки силача. Носовой платок, найденный в вагончике погибшей, по настойчивому утверждению Петерса, принадлежал не ему.

Экспертиза установила, что в коробке из-под пудры находился героин, но Петерс заявил, что никаких наркотиков ни разу в жизни не принимал. Внимательный осмотр его тела ничего не дал: не было найдено ни одной точки от укола, которую можно было бы принять за место вспрыскивания наркотика. После этого Петерса, который с полным безразличием дал защелкнуть на своих руках наручники, увели.

«Значит, я где-то допустил просчет, – думал Шатори. – Но где?…»

В какую-то минуту капитан уже решил прекратить на время допрос, чтобы продолжить его на следующий день. Однако через секунду он решил позвонить дежурному по управлению, чтобы прислали нескольких коллег, которые на время подменили бы сотрудников из группы Шатори и устроили силачу «карусель». «Каруселью» в полицейском мире называли непрерывный допрос обвиняемого, когда ему не давали ни минуты передышки и он в конце концов начинал путаться, а затем признавал свою вину.

Шатори позвонил своему начальнику майору Бокору на квартиру, и тот, несмотря на ночное время, обещал приехать…

«Ну приедет майор, а что я ему, собственно, скажу? – ломал голову Шатори. – Признаюсь, что где-то допустил просчет. Но где именно? В чем?…»

Мысли капитана прервал телефонный звонок.

Звонил медицинский эксперт из морга, куда на экспертизу доставили тело задушенной. Вскрытие уже закончилось, и эксперт просил Шатори как можно скорее приехать к нему для важного разговора: результаты вскрытия придали делу новое направление.

Петерса Шатори тоже решил отвезти в больницу.

Приехав туда, Шатори прошел в крохотную комнатушку, отделенную от общего зала, где проводились вскрытия трупов, застекленной стеной. Судебно-медицинский эксперт, выйдя к Шатори, объяснил коротко, но ясно:

– Эта женщина была наркоманка: на левой руке у нее повыше локтя обнаружены следы от четырнадцати булавочных уколов, а в организме в ходе лабораторного исследования зафиксировано наличие еще не успевшего полностью раствориться героина.

– Однако шприца для впрыскивания мы у нее в вагончике не обнаружили, – заметил капитан эксперту.

– Вполне возможно, что укол делала не она сама, а кто-нибудь другой, – высказал предположение эксперт.

– А найденный нами платок? – себе под нос пробормотал Шатори и приказал сотруднику: – Введите подозреваемого…

Через застекленную стену капитан видел, как Петерс со страхом подошел к мраморному столу, на котором лежал труп Лотты, видел, как силач закрыл лицо руками. Капитану почему-то стало жаль артиста, и он невольно подумал: «Может, он и в самом деле по-настоящему любил эту женщину? А может, у него был соперник? Они поссорились, в: тогда… Вполне допустимо, но… Но если носовой платок не принадлежит Петерсу, то чей же он?…»

Капитан сразу же вспомнил о Канторе, в поведении которого, когда тот шел по следу, было столько непонятного. Шатори в душе выругал себя за то, что он, всегда учивший своих подчиненных обращать самое тщательное внимание на поведение служебной собаки во время преследования, на сей раз сам не придал странному поведению животного никакого значения. Возможно, это произошло только потому, что, каждый раз идя по новому следу, пес выводил их на новое место, где якобы должен находиться преступник. Такое поведение овчарки сбило капитана с толку.

Однако ни место, ни время не позволили Шатори углубиться в собственные мысли. Он распорядился, чтобы циркача (он чуть не сказал «подозреваемого», но в самый последний момент почему-то раздумал и назвал его просто «циркачом») сразу же после подписания протокола допроса отвезли в центральную полицию, но посадили бы не в камеру, а в отдельную комнату, где он должен находиться до приезда Шатори. В душе капитан уже не считал Петерса подозреваемым.

Приехав к дежурному по управлению, капитан Шатори попросил дать ему две автомашины и сопровождающих. Пока машины выезжали из гаража, капитан разбудил задремавшего Чупати.

– Бери Кантора, и поехали! – потряс он старшину за плечо.

– Что случилось? Новое ЧП!

– Быстрей, быстрей, потом узнаешь! – торопил старшину капитан.

Через несколько минут они снова оказались у палатки цирка.

В вагончике дрессировщика слонов никого не было. Шатори разозлился, ругая в сердцах самого себя самыми скверными словами.

Полицейские тем временем снова оцепили территорию цирка.

Кантор делал свое дело с достоинством. Понюхав поднесенный к его носу платок, он повел группу прямехонько к вагончику дрессировщика слонов, со ступенек которого, трусливо поджав хвост, при одном только виде Кантора сбежал черный пес.

Чупати не удержался и запустил камнем в собаку, которая осмелилась напасть на его Кантора.

Кантор с благодарностью взглянул на хозяина. Он понимал, что теперь самое главное зависит только от него.

В вагончике дрессировщика Кантор нашел жестяную коробку, в которой хранились три шприца и несколько десятков иголок для инъекций.

Снова вызвали директора цирка.

– Кто живет в этой комнатке? – спросил его Шатори.

– Фриц.

– Фамилия?

– Фриц Кассель.

– А где он сейчас?

– Не знаю… – растерянно ответил директор, поглядывая на толпившихся у вагончика артистов. – Касселя никто не видел? – спросил он у артистов.

Оказалось, что Касселя не видели.

– Его автомашины уже нет, – заметил кто-то из присутствующих.

– Что такое?! – прохрипел Шатори, хватаясь за радиотелефон. Он вызвал дежурного по управлению и попросил его закрыть все переправы, продиктовав приметы Фрица Касселя и сообщив номер его машины.

– Проклятая ночь… – тяжело вздохнул директор.

Шатори решил еще раз собрать всех артистов на манеже, а полицейские тем временем обыщут все вагончики: нет ли наркотиков еще у кого-нибудь?

На сей раз Шатори повезло. Как только он вернулся в управление, ему сообщили, что Кассель задержан вместе с машиной на границе. Капитан с облегчением вздохнул: несмотря на промах, ему явно повезло и преступник задержан.

Через два часа дрессировщик слонов был доставлен в полицию. Арест на границе произвел на него такое впечатление, что, оказавшись в кабинете капитана Шатори, он не стал отпираться и сразу же признался, что это он задушил Лотту.

Правда, по дороге, когда его везли в полицию, он упорно молчал.

Шатори еще до допроса сообщили, что в машине дрессировщика таможенники обнаружили четыре килограмма героина.

На следующее утро, ровно в восемь, Чупати, заспанный, вошел в кабинет Шатори и доложил, что он сварил кофе.

Капитан пребывал в превосходном настроении. Захлопнув папку с материалами об убийстве укротительницы львов, он, довольный, потер руки.

– Дело закончено, – произнес он и начал, фальшивя, насвистывать «Гимн кузнецов».

– Что надумали, начальник? – дипломатично поинтересовался старшина.

– А вот что: нехорошо, когда один человек считает себя умнее других.

– То же самое постоянно твержу и я своему сынишке. Детям нашим подчас кажется, что они умнее своих родителей.

Шатори рассмеялся:

– Но-но! Возможно, он иногда и не очень далек от истины.

– Обидеть меня хотите? – вспылил Чупати.

– Боже упаси… А ведь твой Кантор опять посадил нас в галошу. Мы с тобой искали убийцу не там, где нужно, а пес еще десять часов назад нашел его.

– Как-как?! – удивился Чупати. – А разве убийца не силач?

– Конечно нет. Убийство совершено дрессировщиком слонов. Это он натравил своего пса на Кантора.

– Вот гад!

– Он давал укротительнице наркотики, надеясь с их помощью оторвать Лотту от силача. Он уговаривал ее разорвать контракт и уехать в Америку, а силач, по-видимому, кое о чем начал догадываться. Разразился скандал. Когда после ссоры силач ушел от Лотты, к ней пришел дрессировщик слонов. Чтобы успокоиться, Лотта попросила его дать ей героина. Но дрессировщик не дал. Тогда женщина впала в истерику, он начал ее душить…

– А как же змея? Кто выпустил ее из клетки?

– Он же и выпустил. Увидев, что Лотта мертва, негодяй испугался и выпустил змею, чтобы окружающие подумали, что питон и задушил укротительницу во время репетиции.

Рассказ Шатори был прерван приходом майора Бокора, который смерил старшину суровым взглядом.

– Где овчарка? – спросил майор.

– Кантор слегка ранен.

– Что такое?! – Брови Бокора взлетели вверх. – Вы что, инструкции по собаководству не знаете? В ней черным по белому написано, что любой служащий полиции несет полную ответственность за доверенное ему имущество и служебную собаку. Ваш Кантор стоит двадцать тысяч форинтов. Если выяснится, что пес пострадал из-за вашей халатности, пеняйте на себя. Ясно?!

– Так точно!

– Можете идти!

– Докладываю: кофе готов…

– Меня это не интересует.

– А меня интересует, – тихо проговорил Шатори.

– Вот вы его и пейте, – пробормотал Бокор.

– И вам хватит, товарищ майор.

– Я не люблю кофе, – ответил Бокор и пошел в свой кабинет.

Выпив чашечку кофе, Чупати, которого слова майора не на шутку испугали, пошел к Кантору.

Пес мирно дремал, свернувшись калачиком.

– Не сердись на меня, – поглаживая его по шее, сочувственно произнес старшина. Он внимательно осмотрел рану на ноге Кантора, где запеклась кровь. – Не больно, а? Правда, не очень больно, а? Не бойся, до свадьбы заживет. На службе и не такое бывает…

Старшине вдруг захотелось лечь рядом с Кантором и, положив его голову себе на колени, охранять его сон.

Неподалеку от бокса, в котором жил Кантор, валялся большой чурбан. Чупати принес его к боксу, сел и, прислонившись к стене, задремал. Кантор безмятежно растянулся у ног хозяина. Во сне Чупати тихонько похрапывал, й верному псу, охваченному дремотой, казалось, что лучшей музыки на свете не бывает.

Чупати повсюду расхваливал Кантора. И чем чаще он рассказывал историю о поисках убийцы дрессировщицы львов, тем теплее думал он о любимой овчарке. Постепенно старшина и сам поверил в то, что Кантор необыкновенное существо, о котором ходят мифы. Но что можно рассказать на сухое горло, когда старые знакомые по спортклубу не спеша потягивают легкое винцо!

Однажды Чупати охватило сильное желание поделиться своими восторгами о Канторе, и после обеда он заскочил в клуб, чтобы поговорить да заодно промочить горло стаканчиком вина.

После этого посещения у старшины были неприятности. В клубе он несколько задержался и в управление вернулся с опозданием. Он хотел проскользнуть к себе в комнату незаметно, но судьба распорядилась иначе.

Когда старшина поднимался по лестнице, навстречу ему попался майор Бокор. Избежать этой встречи было уже невозможно. Пропуская майора, Чупати прижался к самой стене. Но Бокор, как назло, возьми да и остановись.

– Ну, как живете? – вежливо поинтересовался Бокор.

– Спа-спасибо, хорошо, – ответил старшина и тихо икнул.

Майор, что-то заподозрив, приблизился к нему вплотную.

– Да вы никак выпили?! – удивился он.

– Докладываю: я не пил… Зуб у меня болит, так я иногда кладу в рот борную конфетку, помогает немного…

– Что вы говорите?! – ехидно усмехнулся майор.

– Я вам правду говорю… Спросите в аптеке на площади, я у них всегда такие конфетки покупаю…

Однако по лицу майора было видно, что он нисколько не поверил Чупати.

– В последнее время вы себе слишком много лишнего позволяете. Придется мне приучить вас к дисциплине. – И, махнув рукой, майор пошел в кабинет.

Свое обещание майор выполнил на следующий день. Утром он приказал капитану Шатори назначить старшину Чупати со служебной собакой Кантором на две недели для несения патрульной службы по городу.

Кантор обожал своего хозяина. Следить за каждым его шагом, за каждым движением было для пса удовольствием. Даже малейшее изменение в настроении Чупати, его не до конца высказанные мысли и чувства доходили до сознания овчарки. Кантор не задумывался над тем, каким образом ему удается безошибочно угадывать настроение старшины, который сидит в своей комнате в большом доме, когда он, Кантор, лежит в конуре-боксе в нескольких сотнях метров от здания.

Кантор понимал, что люди очень похожи друг на друга, но в то же время все они такие разные. Для Кантора люди делились на две большие группы: на тех, от кого хорошо пахло, и на тех, от кого исходил неприятный запах. За многие годы работы с хозяином умный пес усвоил, что старшина, как правило, хорошо относился к приятно пахнущим людям и не любил тех, от кого просто воняло. Однако это наблюдение овчарки оправдывалось не всегда. После долгих наблюдений Кантор пришел к выводу, что у хозяина очень слабый нюх. Бывали случаи, когда Чупати по-дружески разговаривал с человеком, запах которого отнюдь не радовал Кантора. Проходило какое-то время, и Кантор убеждался в правильности своего первого впечатления, так как при новой встрече с тем же человеком хозяин разговаривал резко, неприветливо, а при встрече уже не подавал руки.

Времени для раздумья у Кантора теперь было много, а жизнь его стала на удивление легкой. После традиционной утренней разминки хозяин пристегивал к ошейнику Кантора поводок, причем делал это обычно с ворчанием. Сначала Кантора волновало это ворчание, но скоро пес решил, что не стоит принимать его всерьез.

Когда Чупати, недовольно ворча, открыл перед Кантором дверь бокса в первый раз, пес степенно вышел и уселся прямо перед хозяином.

– Ну, что ты на меня уставился своими невинными глазами? Пошли, черт бы их всех побрал! – выругался старшина.

Однако Кантор даже не пошевелился – так его еще никогда не посылали на работу.

– Ну, пошли, – повторил Чупати и, увидев, что пес не трогается с места, присел перед ним на корточки: – Ты что, не понял меня? Деградировали мы с тобой. – И он дернул Кантора за ухо.

«Шутит он или поиграть решил со мной?» – подумал Кантор и продолжал сидеть, так как по опыту знал, что в такой ситуации хозяин будет разговаривать с ним, а Кантор обожал голос хозяина. Неприятное слово «деградировали» пес слышал в первый раз, оно было какое-то грубое, однако опасности, по мнению Кантора, вовсе не означало.

– Тютю, хоть ты не валяй дурака… Ты что, не понимаешь? Деградировали мы с тобой. Товарищ начальник послал нас патрулировать по улицам. Спрашивается, кто я такой после этого, а?

Кантор заворчал и поднялся с земли.

– Вернее говоря, кто ты такой? И для чего ты существуешь? Словом, оба мы… Да что тут говорить! – И, безнадежно махнув рукой, старшина пошел к воротам.

Кантор целую неделю ломал голову над тем, что именно сердило его хозяина, который каждое утро, когда они выходили с ним на улицу, недовольно ворчал. Сам Кантор не видел особой разницы между предыдущей своей работой и той, которой его заставляли заниматься сейчас: и раньше они ходили по городу, разве что не так часто, но в этом никакой беды добрый пес не видел.

Каждый раз, выходя в город, хозяин добирался до площади Фё и сворачивал в небольшой переулок, в котором находилась проклятая корчма, пропахшая табачным дымом и еще какими-то неприятными запахами.

Войдя в корчму, хозяин покупал большую кружку какой-то желтой воды и, отойдя к окну, не спеша выпивал ее. Очень не нравились Кантору запахи в этой корчме. Особенно неприятно пахло от пола. Хозяин высокий, его голова находится далеко от пола, а вот ему, Кантору, приходится нюхать этот грязный, намазанный соляркой пол и искать след.