Текст книги "Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»"

Автор книги: Рудольф фон Риббентроп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Отец:

«(…) Сегодня нет больше никаких сомнений в том, что Англия имела возможность в течение двух последних дней августа устранить кризис, а с ним и угрозу войны, одним-единственным намеком в Варшаве. Тот факт, что британское правительство сознательно не пошло на это, показывает, что Англия была нацелена на войну.

(…) В дни кризиса я, естественно, (…) занял твердую позицию перед своим ведомством и дипломатическим корпусом, потому что это являлось единственным шансом вынудить противника к компромиссу. С неуверенным или двусмысленным поведением министра иностранных дел готовность противоположной стороны заключить мир в этой ситуации ни в коем случае не могла бы быть достигнута»[300]300
  Ribbentrop, J.v.: a. a.O., S. 197–203.


[Закрыть].

В эти сентябрьские дни 1939 года он, разумеется, не мог знать того, о чем он в 1946 году, незадолго до казни, написал в камере нюрнбергской тюрьмы:

«Мы, конечно, еще не знали в то время, что в Лондоне рассчитывали на вышеупомянутую клику влиятельнейших немецких военных и политиков, и, таким образом, надеялись достичь легкой победы над Германией. Отсюда эти круги заговорщиков сыграли решающую роль в развязывании войны. Они торпедировали в последних числах августа все наши усилия прийти к мирному урегулированию и, вероятно, подтолкнули англичан к решению начать войну[301]301
  Ibid. S. 203.


[Закрыть].

Гитлер, вне всякого сомнения, не хотел войны с Польшей. Незабываемым для меня останется глубоко задумчивое настроение отца, когда я прощался с ним, чтобы поступить новобранцем на службу в полк «Германия» в Мюнхене-Фрайманне. Оно происходило не оттого, что он якобы ложно осведомлял Гитлера о готовности Великобритании к войне, наоборот. Он сожалел о том, что оказался прав в своей оценке Англии в начале 1938 года!

Гитлер хотел добиться консолидированной позиции для рейха в Центральной Европе без войны. Это утверждение вполне правдоподобно, если оценивать факты объективно. Стоит еще раз задать вопрос: «Cui bono?» Какую выгоду мог он извлечь из войны? Для Германии в ее отчаянном, бедном ресурсами центральном положении война всегда означала исключительно большой риск. Чтобы завоевать в данном смысле более или менее безопасную позицию, германская политика должна была идти на риски, но при этом делать все, чтобы, по возможности, избежать вооруженной конфронтации. Это, однако, не зависело исключительно от правительства рейха.

Польская проблема с занятием фронта против рейха настолько обострилась, что теперь, после того, как в распоряжении Германии имелась сильнейшая из возможных союзных констелляций, требовала неотложного решения. Дальнейшая задержка, если бы Польша осталась несговорчивой, привела бы к нагромождению значительно более серьезных рисков, не считая того, что, ввиду американской поддержки вооружения Англии и Франции, время теперь работало против рейха. Однако важнейшей точкой зрения для оценки германской политики являлась, как уже часто упоминалось, возможная угроза со стороны Советского Союза[302]302
  Ср. Musial, Bogdan: a. a.O.


[Закрыть]. Гитлер – политик, обладавший предвидением, должен был организовать Восточную Европу под руководством Германии для отражения возможной экспансии Советской России. Он не мог остаться сторонним наблюдателем того, как будут развиваться дела. Достаточно взять в качестве примера: Советский Союз получил бы через массивный нажим в какой бы то ни было форме доступ к румынским нефтяным месторождениям. Рейх был бы отрезан от своего естественного тыла на Балканах, а стало быть, и от единственных доступных ему на сухопутном пути источников нефти. Чехословакия была союзником Советского Союза, который также поддерживал традиционно хорошие отношения с Югославией. Мы увидим, что притязания Москвы, которые Молотов заявил в Берлине в 1940 году Гитлеру и Риббентропу, говорят сами за себя в отношении целей, преследовавшихся Москвой. Заключенный летом 1939 года альянс с Советским Союзом должен был быть использован для решения польского вопроса, с тем чтобы оказалось возможным занять более-менее консолидированную позицию в центре Европы.

Располагая информацией, полученной от родителей непосредственно «в то время», я решительно заявляю: с немецкой стороны войну вести не хотели, однако должны были считаться с тем, что при известных условиях будут вынуждены к ней. Необходимо констатировать, что Германия не была оптимально подготовлена к военной конфронтации – это можно принять за дальнейшее доказательство отсутствия у Гитлера намерения воевать. В ситуации рейха, однако, это означает наисерьезнейший упрек Гитлеру[303]303
  См.: Schustereit, Hartmut: Vabanque. Hitlers Angriff auf die Sowjetunion, Herford 1988; также Klein, Burton: a. a.O.


[Закрыть], так как он должен был считаться с тем, что ему придется быть вовлеченным в военные конфликты. Его министр иностранных дел с начала 1938 года неоднократно показывал ему эту опасность. Я еще вернусь к этому.

Сенсационные военные успехи в Польше и на Западе были обязаны своим происхождением ошеломлявшей противника новой стратегии моторизованных соединений, а не качеству немецкого оружия, не говоря уже о планировании и организации немецкой оборонной промышленности. Германское производство вооружений достигло лишь в конце 1944 года – несмотря на воздушные налеты – своего высочайшего уровня – доказательство того, насколько не подготовлен был рейх к военному конфликту и как много было упущено его руководством.

В этом месте – личное воспоминание: зимой 1939/40 года мать, посещая меня в Вюрцбурге, где был расквартирован мой полк, спросила меня, сколько, по-моему, подводных лодок постоянно оперируют в английских водах. Я знал, что отец в свое время при заключении морского соглашения в 1935 году договорился о 35-процентном соотношении между британским и германским флотами. Это соглашение относилось к общему тоннажу, таким образом, в разных классах судов возможны были вариации. Другими словами, было разрешено, например, вместо тяжелых кораблей построить больше подводных лодок, в соответствии с соглашением, до 100 процентов английского тоннажа. Так что я оценил их число приблизительно в 30 лодок, чтобы услышать от матери: две! Числа могут варьироваться, однако ясно, что, очевидно, не уделялось должного внимания тому, чтобы сделать упор в морском вооружении на оружии, обещавшем наибольшие шансы на успех против Великобритании. Эти упущения еще раз опровергают утверждение, что Гитлер хотел «своей войны», планировал ее заранее и целенаправленно «развязал». Тем не менее, война случилась, и ее приходилось вести – вскоре и мне пришлось участвовать в ней.

Таким образом, можно сказать следующее: из-за враждебной политики Запада (Англии, Франции и США), к которой поляки полностью подключились, консолидация немецкой позиции в Восточной Европе должна была быть осуществлена, пока рейх, благодаря договору с Советским Союзом, располагал обеспеченным тылом. С немецкой стороны имелась полная ясность в отношении того, что на прогерманскую политику Советского Союза безгранично и безусловно рассчитывать нельзя.

Рузвельт

По успешном завершении кампаний в Польше и Франции для руководства рейха встал вопрос, с какими стратегическими целями нужно теперь продолжать войну после того, как британское правительство во главе с Черчиллем не выказало готовности вести переговоры по поводу немецких мирных предложений. Однако прежде чем я займусь немецкими размышлениями и планированием продолжения войны, я должен обратиться к державе и ее лидеру, которые, поначалу завуалированно, на первом этапе войны все более открыто и, наконец, в качестве сильнейшей воюющей державы решающим образом определяли глобальную политику: Соединенным Штатам Америки во главе с президентом Рузвельтом.

США решили Первую мировую войну в пользу Антанты и против рейха. Перспектива справедливого мира, провозглашенная в 14 пунктах президента США Вудро Вильсона, побудила правительство рейха сложить оружие. США выступили в Первой мировой войне союзниками англо-французской Антанты, хотя в то время в Германии не было ни Гитлера, ни преследования евреев. Уже президент Вильсон объявил о «конце изоляции»:

«Изоляция Америки подходит к концу не потому, что мы решили заняться мировой политикой, а потому, что мы благодаря лишь творческой силе этого народа и росту нашей мощи превратились в решающий фактор человеческой истории; и после того, как мы стали таким фактором, мы не можем оставаться в изоляции, нравится нам это или нет. Не наш собственный выбор, но исторический процесс возвестил о конце изоляции. (…)»[304]304
  Kunert, Dirk: Ein Weltkrieg wird programmiert, Kiel 1984, S. 31 и S. 309, Fußnote 9, Вильсон цит. по: Dulles, Foster Rhea: America‘s Rise to World Power, 1898‑1954, New York 1955 (1963), S. 115.


[Закрыть]

Американские разочарования в Версале и напряженность, возникшая в результате договора в Европе, привели к становлению изоляционистской позиции в американском общественном мнении. Оказаться вовлеченными в европейские разборки не хотели. США не подписали Версальский договор и остались в стороне от Лиги Наций. Они, тем не менее, были постольку вовлечены в экономическую и политическую ситуацию в Европе, поскольку занимали ключевую позицию в вопросе о репарациях. Долги союзников должны были покрываться за счет немецких репараций. Начавшийся мировой экономический кризис, однако, не способствовал тому, чтобы пробудить готовность американцев к активному участию в международной политике.

Рузвельт, проведя избирательную кампанию под внутриполитически-экономическими лозунгами так называемого «New Deal» (Нового курса), был в 1932 году избран президентом Соединенных Штатов. Еще в 1933 году американский делегат Норман Дэвис заявлял на конференции по разоружению в Женеве:

«Явилось бы ни справедливым, ни разумным, и к тому же такое и не предполагалось, чтобы центральноевропейские державы вечно подвергались особому обращению в вопросе вооружений. В значительно большей степени имеется и имелась соответствующая обязанность на стороне других держав и союзников поэтапно сократить свои вооружения до уровня, определяющегося безусловными нуждами самообороны»[305]305
  Tansill, Ch.: a. a.O., S. 61 и Fußnote 4, Wheeler-Bennett, John: Documents on International Affairs – 1933, London 1934, S. 209.


[Закрыть].

Однако уже 6 мая 1933 года Рузвельт сообщил посетившему его Ялмару Шахту: Соединенные Штаты настаивают на том, что Германия в вопросе вооружений должна сохранять Status quo (статус-кво), и дал Шахту в конце разговора, как доводил до сведения посла США в Лондоне американский госсекретарь 8 мая 1933 года, «как можно более четко» понять, что он видит в «Германии единственное возможное препятствие для договора о разоружении»[306]306
  Цит. по: Kunert, Dirk: a. a.O., S. 138 и Fußnote 3, S. 331, Carl V. Krogmann-Tagebuch, Notiz vom 4. Mai 1933, Memorandum State Department vom 6. Mai 1933, Tagebuchnotiz Jay Pierrepont Moffat vom 12. Mai 1933.


[Закрыть].

Поначалу Рузвельт должен был консолидировать и укрепить свою позицию в качестве вновь избранного президента Соединенных Штатов. Тем не менее, еще в 1933 году он предпринял первые шаги в мировой политике. В ноябре 1933 года Соединенные Штаты признали по всей форме советское правительство. Переговоры велись между Рузвельтом и министром иностранных дел СССР Литвиновым в Вашингтоне. В течение шестнадцати лет Соединенные Штаты отказывали Советскому Союзу в признании. Немецкая политика откровенно определялась оборонительной позицией в отношении Советского Союза. Признание (СССР) Соединенными Штатами в то время не могло означать ничего позитивного для рейха.

Уже в 1936 году Рузвельт в речи перед Конгрессом обрушился на «Have-not»-нации («неимущие» нации): они не выказали «необходимого терпения» для достижения разумных и законных целей путем мирных переговоров или обращения к «отзывчивому чувству справедливости международного сообщества». Понятие «неимущие» – в то время под ним подразумевались, главным образом, Италия и Япония, но также и Германия, естественно, указывалась в этой связи в качестве третьей нации – использовалось и тогдашней немецкой прессой. Помню разговор с родителями в Лондоне, отец считал это выражение неудачным. Представлять себя в качестве «неимущего» означает заниматься самоочернением, намекая на наличие ограниченных материальных ресурсов, с одной стороны, и агрессивности – с другой. В качестве посла в Англии он, однако, не имел никакого влияния на терминологию немецкой прессы. Так же и позднее, будучи министром иностранных дел, он не смог добиться однозначных полномочий в отношении немецкой пропаганды за рубежом. Они представляли собой, очевидно, не без одобрения Гитлера, постоянное яблоко раздора между Министерством иностранных дел и Министерством пропаганды.

Самое позднее со знаменитой «карантинной речи» 5 октября 1937 года Рузвельт уже определился в направлении своей внешней политики против Японии, Италии, а также и против рейха. Агрессивная формулировка звучала одновременно просто: «against Dictators» («против диктаторов»). Вновь лондонское воспоминание – родители констатировали в то время: «Это новая форма пропаганды против Германии», ведь лозунг «against Dictators» был направлен в первую очередь против Германии. Советский Союз был почти полностью исключен, он сначала должен был напасть на Финляндию, прежде чем Рузвельт перед лицом волны возмущения агрессией в Америке публично заявил – или в год выборов 1940-й вынужден был заявить – он представляет из себя такую же «диктатуру, как и любая другая». За Италию, вообще говоря, жестко не брались, надеялись, что смогут оторвать ее от «оси». Об остальных диктатурах или квазидиктатурах в Европе и в мире не говорилось; стоит упомянуть здесь лишь Испанию, Португалию, Италию, Турцию, Польшу, Венгрию, Австрию, Югославию, Китай, Японию и ряд стран Южной и Центральной Америки.

Соединенные Штаты видели в Японии своего противника в Восточной Азии, отсюда политика улучшения отношений с Советским Союзом была понятна, однако Советское государство было диаметрально противоположно принципам «свободы» и «демократии», знаменем, под которым американцы вскоре поведут политические и, в конечном итоге, военные «крестовые походы»[307]307
  Разве не Эйзенхауэр использовал термин «крестовый поход в Европе» в своих мемуарах? Ср. Eisenhower, Dwight D.: Crusade in Europe, New York 1948; нем.: Kreuzzug in Europa, Amsterdam 1948.


[Закрыть]. В то время как в отношении радикальнейшего и жесточайшего диктаторского режима Рузвельт делал ставку на «appeasement» («умиротворение»), Германию и Японию он провоцировал все более круто. Рузвельт нуждался в Японии, чтобы peu à peu (мало-помалу) взрастить тревогу американцев по поводу безопасности их страны. Япония вела экспансию в материковой части Китая и ставила, таким образом, традиционную американскую политику «открытого Китая» под вопрос.

Американская политика должна была, по возможности, предотвратить восточную политику рейха, то есть взаимопонимание с Советским Союзом, получившее известность как «политика Рапалло». Итак, Рузвельт раскрыл объятия Советскому Союзу, хотя между 1933 и 1939 годами и представлялось мало актуальных поводов для такого шага. Выбор Рузвельта в пользу Советского Союза означал установку международно-политических вех первого порядка, в смысле позиции, которую США намеревались в будущем занять в мировой политике.

Две крупных державы решающим образом повлияли в двадцатом веке на политические события в мире. Это были не традиционные «великие державы» Европы, то есть Великобритания, Франция и Германский рейх, но США и Советский Союз, явившиеся ключевыми державами мировой политики.

Обе великие державы пользовались подкупающими идеологиями. Россия провозгласила для будущего «обетованную землю социализма», Соединенные Штаты – усовершенствованную демократию и «антиколониализм». Когда я говорю, что они «пользовались» идеологиями, то это означает, что данные идеологии для руководства обеих держав являлись инструментами не только для мотивации своих масс прилагать усилия для осуществления однозначно империалистических целей (в какой бы форме, будь то экономической или военной, эти цели ни выступали), но и для поиска союзников, прежде всего, в «третьем мире».

Чем, в конечном счете, является «империализм», если отбросить все идеологические или пропагандистские клише? Империализм, в самом широком смысле, это всегда расширение своей сферы влияния до достижения для собственной политической системы наибольших безопасности и процветания (при определенных условиях, за счет других народов) против потенциальных конкурентов державы. «Безопасность» следует понимать в самом широком смысле, нередко она довольно четко сводилась к претензии диктовать свою волю чужим странам. «Безопасность» могла, к примеру, для Англии, согласно возглавлявшему правительство Болдуину, означать сохранение «границы по Рейну». В политической сфере потеря независимой позиции всегда таит в себе опасность вмешательства иностранных держав в определение судьбы общественного строя.

Рузвельт и Сталин осознали, что из войны в Европе или на Дальнем Востоке, в которую дали себя вовлечь традиционные «державы» Европы (Великобритания, Франция, Германия), США и Советский Союз, за счет своих размеров и потенциала, выйдут победителями. Я уже цитировал посла США в Париже и доверенного лица президента Рузвельта Буллита, заявившего в 1939 году, что Соединенные Штаты «в любом случае примут участие в будущей войне, однако не начнут ее, а закончат». США «безусловно, вступят в войну», но только если Англия и Франция первыми начнут драться.

В материальном отношении сильнейшая в мире держава, что США доказали уже в Первой мировой войне, нашла в своем президенте Рузвельте, человеке, почти полностью прикованном к инвалидной коляске, политика, который был готов использовать начавшееся в 1932 году брожение в мировой политике, чтобы доставить Соединенным Штатам положение гегемона в мире. Тем не менее, с его стороны потребовались большие пропагандистские усилия, с тем чтобы переубедить американскую общественность в пользу вмешательства и даже готовности к войне.

Стоит напомнить еще раз время «карантинной речи». Она была произнесена в октябре 1937 года. До того времени Гитлер не предпринял ничего, кроме попыток добиться для рейха равноправия в международном государственном сообществе. Нельзя было даже сказать, что Германия вооружилась сильнее, чем это было бы необходимо для самообороны. А Рузвельт уже знал, почему он не позволил своему сыну воспользоваться приглашением отца нанести визит Гитлеру – потому что этот визит не «вписывался в его политическую концепцию».

Рецессия, в которую США вновь вступили в 1934 году, ответственна, по мнению многих историков, за наращивание внешнеполитической активности Рузвельта с целью отвлечь американский народ от внутренних проблем. Такой способ действий вполне имеет параллели в мировой истории. Раннее определение Рузвельтом внешнеполитических целей и упорство, с которым он следовал своим путем, приведшим, в конечном итоге, к войне, говорят об обратном. Для того чтобы решить экономические проблемы, Рузвельту вовсе не требовалось повести США на войну. «Short of War» («короткая война»), как называлась формула, с которой он, еще до Перл-Харбора, завел сопротивлявшихся американцев де-факто в своего рода военное положение, могла явиться для него вполне достаточной для того, чтобы через поставки в Великобританию и в конце концов после нападения Гитлера на Советский Союз, в Россию, решить экономические проблемы США. Уже в 1937 году он кричащими красками малевал призрак войны, заявляя в «карантинной речи»:

«Пусть никто не воображает, что Америка смогла бы легко отделаться, если на Западное полушарие будет совершено нападение!»

Этим и многими другими предостережениями Рузвельт массированно нагнетал панику. Немцы еще три года спустя не могли, не имея превосходства в воздухе, пойти на риск преодоления в морской десантной операции нескольких километров Ла-Манша между материком и Великобританией. Также и Япония, сравнительно с Германией намного лучше вооруженная на море, не располагала возможностью атаковать американский континент, но ограничилась ударом по американскому флоту, выдвинутому на тысячи километров в Тихий океан, чтобы предотвратить десантные операции американцев в Восточной Азии, которые впоследствии действительно и привели к поражению Японии. Сброс двух атомных бомб в военном отношении больше не требовался, он, однако, ускорил японское поражение и сберег американцам, по официальной версии правительства США, «дальнейшие жертвы». Оно, таким образом, признает само, что вызвало массовую атомную смерть сотен тысяч гражданских лиц, с тем чтобы уклониться от отвечающей нормам действующего военного права борьбы против регулярных японских войск. Так была поставлена буквально «кричащая» точка под десятилетиями пропагандистской болтовни об угрозе «Западному полушарию».

Англосаксам знакомо понятие «selffulfilling prophecy» («накликать беду»), оно имеет в виду прогноз, чье осуществление активно запускается как раз через его оглашение. Черчилль являлся таким пророком, который, внушая, что «Гитлер стремится к войне», сделал все, чтобы привести к войне против Германии. То же самое касается и Рузвельта, которому наконец удалось загнать японцев в угол путем экономического удушения, так, что им остался лишь упреждающий удар[308]308
  Ср., среди прочего: Morgenstern, George: Pearl Harbor 1941, München 1998.


[Закрыть]. То же самое относится и к конспирации против Гитлера: утверждая, что «Гитлер хочет войны», она сделала все для побуждения британцев пойти на риск войны, с тем чтобы самой получить возможность «убрать» Гитлера. Рузвельт был мудрее и, если хотите, коварнее, чем Гитлер. Коварство является вполне законным правом государственного деятеля, занятого «мировой политикой»; Рузвельт решил обратиться к ней в 1933 году, невзирая на ярко выраженное изоляционистское настроение американского народа.

Когда тогдашний французский посол в Вашингтоне, позднее министр иностранных дел, Жорж Бонне попросил американского министра иностранных дел Корделла Халла в марте 1937 года сообщить ему о планах американского правительства в отношении решения «главных международных проблем», Халл ответил, что американское правительство «вполне осведомлено о ряде международных проблем, которые во многих отношениях станут теперь актуальней и опасней». Однако не следует забывать, что «определенные конкретные шаги», которые президент намеревается предпринять для их решения, являются делом исключительно президента и что министр иностранных дел не может предоставить о них ни малейшей информации[309]309
  Запись разговора между министром иностранных дел Корделлом Халлом и послом Франции Жоржем Бонне от 18 марта 1937 года, 500. A 19/70, Mskr., Außenamt, цит. по: Tansill, Charles: Die Hintertür zum Kriege, S. 364 f. и S. 365, Fußnote 1.


[Закрыть].

В то же самое время американский дипломат Норман Дэвис заявил министру иностранных дел Великобритании Идену в ответ на его предложение: США «должны взять на себя инициативу (…)», что у президента «нет желания или намерения вмешиваться в европейскую политическую ситуацию до тех пор, (…) пока Европа решительно не пожелает мира, и до тех пор, пока у англичан отсутствует готовность не отставать от усилий, которые предпринимаются другими для достижения этой цели». Он намекнул, что британское правительство должно предпринять немедленные шаги в направлении тесного «экономического сотрудничества» с США. На реплику Идена, что Чемберлен стремится к нему, Норман Дэвис ответил: он надеется, что с этим не будут тянуть слишком долго, не то «поезд уйдет»[310]310
  Tansill, Ch.: a. a.O., S. 365 и там же, Fußnote 3, Норман Дэвис министру иностранных дел Халлу, Лондон, 10 апреля 1937 года. 740.00/143, Vertraulicher Akt, Mskr., Außenamt.


[Закрыть].

Различаете в «дипломатическом языке» Нормана Дэвиса массивный нажим Рузвельта на Великобританию, с тем чтобы побудить ее активно действовать против рейха, даже отказавшись от своей независимости? Можно увидеть трагическую иронию мировой истории в том, что Великобритании, которая на протяжении веков едва ли не гениально пускала в ход свои «континентальные шпаги» – Австрию, Пруссию и Францию, – чтобы предотвратить гегемонию какой-то одной державы в Европе, теперь, по вине политики Черчилля и его политических друзей, навязывается роль «европейской шпаги» США, чтобы вызвать конфронтацию, в конце которой ей светит утрата империи. Что сталось уже к этому времени с Великобританией? Она предлагает США лидерство, получая в ответ: «Следует поторопиться войти в экономическую зависимость от США, чтобы не упустить нужного времени»! Прослеживая внешнюю политику Рузвельта, устанавливаешь, затаив дыхание, какую глобальную игру вел этот прикованный к инвалидной коляске государственный деятель. Не требовалось бы и высказывания Буллита польскому послу, чтобы распознать ее. Тот категорически заявил, что установка Вашингтона будет определяться исключительно реальными интересами США, а не идеологическими проблемами[311]311
  Polnische Dokumente zur Vorgeschichte des Krieges, Erste Folge 1939, Fasc. 10, Dok. Nr. 9.


[Закрыть]. Если перед Первой мировой войной американцы предоставили японцам полную свободу действий против российской экспансии в Восточной Азии, то теперь Рузвельт систематически, но скрытно и коварно, двигался курсом на конфронтацию с Японией, хорошо зная, что японцы не были популярны в США.

Рузвельт выступал с сильнейшей в области экономики державой в мире. Державой, которую нельзя было достать тогдашними системами вооружения, не говоря уже о том, чтобы нанести ей урон. Но, прежде всего, он был решительно настроен в полной мере использовать эту мощь. Для того чтобы иметь эту возможность, он должен был убедить американский народ в том, что даже и жителям Америки угрожает опасность, – в то время, в отличие от позднейшего ракетно-ядерного века, совершенно фантастическое утверждение.

«Свобода» являлась великим лозунгом на флагах Рузвельта. «Свобода» – понятие, которое могло быть принято всеми народами земли. «Свобода» апеллировала к политическому разуму колониальных народов, желавших сбросить опеку колониальных держав. Отсюда этот американский лозунг был на деле обращен против Англии, Франции, Голландии, Бельгии и Португалии. Позднейшие поколения будут в изумлении стоять перед историческими фактами: великие колониальные державы бросились в объятия Соединенных Штатов Америки в лице «антиколониалиста» Рузвельта, чтобы низвергнуть Германию, имевшую в лице своей ведущей личности идеолога, который как раз и хотел сохранить колониальные империи белой расы. В своем выступлении перед рейхстагом 28 апреля 1939 года Гитлер выразился expressis verbis (ясно, категорически):

«Во всей моей политической деятельности я неизменно представлял идею тесной англо-германской дружбы и сотрудничества. Я нашел в моем движении бесчисленных единомышленников. Возможно, они и присоединились ко мне из-за этой моей установки. Это желание немецко-английской дружбы и сотрудничества смыкается не только с моими чувствами, возникающими из происхождения наших народов, но и с моим пониманием важности существования Британской империи в интересах всего человечества.

Я никогда не дал повод сомневаться в том, что вижу в наличии этой империи неоценимое благо для человеческой культуры и экономики»[312]312
  Domarus, Max: Hitler – Reden und Proklamationen 1932–1945, II. Bd., S. 1158.


[Закрыть].

Difficile est satiram non scribere![313]313
  Трудно не написать сатиру [перевод автора].


[Закрыть] В 1956 году американский Средиземноморский флот преградит путь англо-французским войскам, намеревавшимся вновь занять национализированный Насером Суэцкий канал…

Опытный государственный деятель, как раз не являющийся идеологом, будет остерегаться объявления своих сокровенных намерений. Таким образом, будет сложно научно доказать тезис, что дело, в конечном счете, заключалось для Рузвельта в том, чтобы наследовать Британской империи в качестве гегемона в мире. Он в этом смысле никаких комментариев никогда благоразумно не делал[314]314
  См.: меморандум президента директору Franklin D. Roosevelt Library (библиотеки Франклина Д. Рузвельта), Вашингтон, 16 июля 1943 года, в котором он определяет обращение со своим литературным наследием и заявляет, что хочет отобрать ту часть, которая никогда не должна быть обнародована («… select those which are never to be made public»), Franklin D. Roosevelt Library.


[Закрыть]. Ему едва ли удалось бы вызвать в американском народе решимость воевать, которая требовалась для его политики. Но за права человека, демократию, свободу морей, антиколониализм, за освобождение народов от диктатур, за религиозную свободу, на борьбу с расизмом и т. д. можно было поднять американцев, в особенности имея на своей стороне пропагандистскую машину средств массовой информации.

Целью Рузвельта являлось создать для США господствующее положение в мировом масштабе. Оно глубоко заложено в американской самооценке, видящей в Америке, как это было показано во многих ретроспективных размышлениях по поводу американского возвышения к положению сверхдержавы, единственного во всем мире подлинного борца за демократию, права человека и рыночную экономику. «Novus Ordo Seclorum»[315]315
  «Novus Ordo Seclorum» – намек на пятый стих четвертой эклог поэта Вергилия: Magnus ab integro saeclorum nascitur ordo; в переводе: «Сызнова ныне времен зачинается строй величавый». Чарльз Томсон, создатель государственной печати Соединенных Штатов (впервые опубликована в 1782 году), писал, что эти слова должны подчеркнуть начало новой американской эпохи.


[Закрыть], новый порядок веков, по воле Рузвельта, с 1935 года на каждой долларовой бумажке было заявлено такое притязание – завершив войну, обыскали – понапрасну – все немецкие документы, не найдя ничего в этом роде. Рузвельт выражал его открыто, отправляя ли Чемберлену «план мира во всем мире», требуя ли от Гитлера и Муссолини, чтобы они положили в Вашингтоне письменные обязательства вести себя хорошо, или, вскоре после начала войны, направляя нейтральным странам приглашение на конференцию, которая была призвана установить основы послевоенного порядка. Он действовал неизменно так, как если бы это было его делом определять, как должен выглядеть мировой порядок. Можно ли себе представить, что интенсивные усилия президента по приведению Америки в боевую готовность были предприняты, чтобы спасти мир или Британскую империю от Гитлера? Гитлера, который, кстати, заповедью своей внешней политики сделал именно дружбу с Британской мировой империей?

Уже в Первую мировую войну Британская империя потеряла свое положение в качестве первой сверхдержавы. Лишь благодаря рутине, опыту и многовековой репутации англичане продолжали обладать большим политическим весом. Этот мнимый потенциал соблазнил Польшу положиться на Великобританию в качестве союзника, что означало ее гибель, и побудил Гитлера не расставаться с надеждой, в конечном итоге, все же прийти к сотрудничеству с Великобританией. Гитлер видел будущее империи именно в партнерстве с Германией.

Рузвельт знал о зависимости Англии и, следовательно, и Франции от США, и он разыграл свои карты хладнокровно и «лишь в своих собственных интересах», как выразился Буллит. Черчилль, «наполовину американец» (его мать была американкой), прислуживая президенту, играл ему на руку. Черчилль и, таким образом, Британия уже давно сделались «младшим партнером» Рузвельта. Возможно, Чемберлен все-таки еще пытался проводить свою собственную, британскую политику. Хотел ли он предотвратить повторение большой войны с рейхом или только лишь тянул время – спорный вопрос. Быть может, он желал иметь обе возможности открытыми, с тем чтобы в конечном итоге положиться на третий вариант, а именно с помощью британского объявления войны вызвать в Германии ожидавшийся военный переворот.

Однако политика Запада определялась Рузвельтом. Он решил против Германии и Японии. Находясь в зависимости от общественного мнения в США, он не мог точно определить момент вступления США в войну, но он виртуозно разыгрывал инструменты, постоянно приближавшие его к этой цели. Хотя он был полностью сосредоточен на непопулярной в США Японии, он ни на миг не упускал Европу из виду, и когда Гитлер, под влиянием японского нападения на Перл-Харбор и незадолго до него заявленного намерения Рузвельта в 1943 году предпринять вторжение в Европу, оказал ему любезность, объявив войну США, он установил приоритет европейского театра военных действий. Мы видели, как Рузвельт понуждал британцев к войне, заставив дорого оплатить помощь и, в конечном итоге, переняв положение в мире, в течение трехсот лет принадлежавшее Британской империи.

В этом состояла великая дилемма английской политики. У Великобритании имелось два варианта, а именно: договориться с Германией, скрепя сердце смирившись с тем, что рейх установится в качестве континентального гегемона и европейское равновесие будет сбалансировано между рейхом и Советским Союзом. Или же, и это второй вариант, с единственной целью свергнуть Германский рейх, пристать к США, рискуя при этом распродажей и распадом империи. Кажется, будто Чемберлен осознавал данную альтернативу; к такому заключению позволяют прийти его сдержанность по отношению к США и уклончивое, зачастую двусмысленное маневрирование в вопросе немецких ревизионистских требований.