Текст книги "Старый грубый крест (сборник)"

Автор книги: Руди Рюкер

Соавторы: Терри Биссон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Терри Биссон
Старый грубый крест

Петергоф-сити

«АЕростат»

2023

УДК 821.111(73)-312.9

ББК 84 (7США)-44

Б362

Старый грубый крест

Однажды ночью Баду Уайту приснился сон. Во сне он висел на старом грубом кресте, на таком распяли Иисуса Христа, и двери в Рай широко распахнулись, и улыбающаяся маленькая чернокожая девочка в накрахмаленном белом платье, та самая, которую он изнасиловал и закопал в грязи вперемешку с галькой на берегу реки Камберленд, приветствовала его.

Бад заснул грешником, а проснулся спасённым.

Случилось так, что в то самое утро капеллан находился в камере смертников, консультируя свидетеля Иеговы, который по религиозным соображениям не мог быть казнён путём смертельной инъекции в соответствии с новым Законом о свободе религиозных обрядов (ЗоСРО).

Эшафот или электрический стул? Осуждённому было трудно принять решение, это было, по его словам, без тени иронии, «самое важное решение в моей жизни».

Капеллан посоветовал ему переспать с этим вопросом. У него на уме было совсем другое. Грунтовка на его Шеви-купе 210 модель 1955 практически высохла. Классика есть классика, и он намеревался провести вечер, снова шлифуя её. Он был готов к покраске, но у него ещё не было денег. 1225 долларов за три слоя, нанесённых вручную. На классике не экономят.

Был уже почти полдень. Но по пути назад капеллан проходил мимо камеры Бада, и Бад крикнул ему:

– Простите меня, преподобный.

Капеллан остановился. Перед ним был человек, у которого никогда не было времени ни на религию, ни на её представителей. Всё, что делал Бад, так это смотрел телевизор.

– Чем я могу тебе помочь, Уайт? – спросил капеллан.

Бад рассказал капеллану свой сон.

Капеллан подпёр подбородок тремя кончиками пальцев, словно сливу, и кивал, внимая. В его голове уже формировался план. Он просунул руку сквозь решётку и положил ладонь на пухлое колено Бада.

– Значит, ты сожалеешь о том, что сделал?

– Ещё бы, – сказал Бад. – Особенно теперь, когда я знаю, что Рай есть, и я могу туда попасть.

Он выглядел таким довольным, будто только что обнаружил долларовую купюру в библиотечной книге.

– Я приложу все мои силы, чтобы помочь тебе, – сказал капеллан. – Не хочешь помолиться со мной?

В тот вечер вместо того, чтобы шлифовать свой Шеви, капеллан позвонил бывшему профессору в Школе богословия, у которого когда-то учился.

– Помните лекцию, которую вы читали двенадцать лет назад, – спросил он, – о медицинских загадках Страстей Господних?

– Конечно, – ответил профессор. – Я читаю одну и ту же лекцию каждый год.

– Что, если бы найдётся способ пронаблюдать, как это происходит? – спросил капеллан.

– Нашёлся, – поправил профессор, который также преподавал английский. – Пронаблюдать, как это происходит?

– Ну, вы понимаете, процедура и всё такое, Настоящее распятие. Сколько это будет стоить?

– С точки зрения науки или религии?

– И с той и с другой, или всё вместе, это неважно, – ответил капеллан, который начал задаваться вопросом, когда профессор собирается понять суть.

– Это было бы бесценно, – сказал профессор, – это было бы откровением. Это раз и навсегда разрешило бы споры о том, сколько времени заняло распятие, какова была фактическая причина смерти, какова была последовательность патологических изменений. Это было бы чудесно. Это стоило бы тысячи картинок, ста тысяч слов; стоило бы больше, чем все благочестивые и вульгарные…

– Нет, я имею в виду в долларах, – сказал капеллан.

– Ты совершил чрезвычайно впечатляющее преобразование, – сказал капеллан, когда он встретился с Бадом на следующее утро, в 8:45. – Я хочу, чтобы ты встретился с моим старым профессором.

– Насколько старым?

– Бывшим профессором, – поправился капеллан. – Он профессор религии.

– Профессор религии! – воскликнул Бад, который никогда не подозревал, что такие существуют.

– Из моей старой, моей бывшей школы богословия, – пояснил капеллан.

И Школа Богословия! Это звучало как что-то восхитительное.

После ухода Бада капеллан спустился двумя камерами ниже, чтобы повидаться со свидетелем Иеговы.

– Повешение, – сказал молодой человек, Он, по-видимому, молился всю ночь. – Эшафот и верёвка. Пенька и дерево, кажется, наиболее традиционные.

– Конопля может быть проблемой, – сказал капеллан (как оказалось, дерево тоже было проблемой).

Они помолились вместе и, уходя, капеллан спросил, словно это только что пришло ему в голову:

– А кто из адвокатов рассматривал ваш иск в соответствие с ЗоСРО? Не могли бы вы дать мне номер его телефона?

Оказалось, что он – это она. Адвокат жила в кондоминиуме с видом на реку Камберленд, всего в полумиле от того илистого берега, где была найдена маленькая девочка, убитая Бадом Уайтом.

– Дело заключённого? Я больше не могу позволить себе ничего безвозмездного, – сказала она. Но когда капеллан сказал ей, что профессор профинансирует её посредством гранта, она проявила чуть больший интерес. Когда капеллан рассказал ей о телевидении, она отнеслась к нему с пониманием. В тот вечер они втроём поужинали на террасе ресторана в центре Нэшвилла. Капеллан заказал стейк с картошкой фри. У адвоката был хаш из мини сосисок с халапеньо. Профессор съел крабовые котлеты и получил несварение. Он собирался навестить Бада на следующий день.

Бад Уайт смотрел телевизор, когда охранник привёл своего посетителя, Бад много смотрел телевизор.

– Вы действительно профессор религии? – спросил Бад.

Профессор заверил его, что так оно и есть.

– И я здесь, чтобы выслушать рассказ о твоём сне.

Бад кнопкой отключил звук и рассказал профессору о своём сне.

– Иисус указал на меня, – сказал он.

Профессор кивнул. – Твой сон почти наверняка был знамением, – сказал он.

Бад не удивился. Он слышал о знамениях.

– Единственный верный способ попасть на Небеса – следовать по стопам Нашего Господа, – пояснил профессор.

Бад был сбит с толку. – По стопам? – переспросил он.

– Это просто фигура речи, – сказал профессор, понимая, что ему следует быть более точным, более буквальным в общении с Бадом. – Я имел в виду, идти тем же путём, что и он.

– Идти, – повторил Бад, оглядывая свою узкую камеру. В этом слове было что-то приятное. Но потом Бад вспомнил свой сон. – Это будет больно?

– Я не буду вешать тебе лапшу на уши, – сказал профессор, кладя руку на пухлое колено Бада. – Будет больно, это точно. Но подумай о вознаграждении.

Бад подумал о маленькой чернокожей девочке. Её лицо и волосы были чистыми, но платье было в грязи. Он закрыл глаза и улыбнулся.

– Первый шаг – надо подписать эти бумаги, делающие капеллана и меня твоими духовными наставниками.

– Я не очень хорошо пишу, – сказал Бад.

– Я помогу тебе, – сказал профессор, направляя руку Бада. – А теперь позволь нам с капелланом побеспокоимся о деталях. Но я могу сказать тебе следующее – Школа Богословия Камберлэнда согласилась заплатить за всё.

Богословие. Снова раздался этот восхитительный звук.

Профессор поднялся, чтобы уйти. – У тебя ещё есть вопросы?

– А как насчёт моей матери?

– Я не знал, что у тебя есть мать.

– Я не видел её с тех пор, как был маленьким мальчиком, но она была во сне.

Профессору было трудно представить Бада маленьким мальчиком. Может быть, дело было в бороде.

– Я подумаю, – пообещал он.

– Это возмутительно, – сказал начальник тюрьмы. – Это нелепо. Это невозможно.

– Мы согласны с первыми двумя пунктами, – сказала адвокат, – но не с третьим.

– Он хочет, чтобы его мать присутствовала там? – уточнил начальник тюрьмы.

– Как его духовные наставники, мы можем потребовать этого в соответствии с ЗоСРО, – сказал профессор.

– Неужели вы пойдёте на это? – нахмурился начальник тюрьмы.

Капеллан виновато пожал плечами.

– Мать Иисуса присутствовала же.

Адвокат положила свой атташе-кейс себе на колени. Она расстегнула его, но не открыла.

– Мы не хотели устраивать отдельное заседание по ЗоСРО. Мы хотели бы обсудить всё как коллеги. Даже друзья.

– Друзья?

Они сидели в кабинете начальника тюрьмы, перед огромным, в форме полумесяца, зарешечённым окном.

Адвокат перегнулась через стол и одарила начальника тюрьмы своей самой тёплой (которая была не такой тёплой, как у него, а его улыбка не была тёплой) улыбкой. – Мы не должны быть противниками, – сказала она. – Я просто забочусь об интересах своего клиента. Вы просто подчиняетесь закону страны. Капеллан и профессор здесь просто выполняют свои духовные обязанности, никто из нас не выбрал бы то, что выбрал Бад Уайт. Но кто бы выбрал что-нибудь из этого?

Она махнула рукой, указывая на тюремный двор за окном. Несколько мужчин развалились на ржавых тренажёрах для поднятия тяжестей и курили сигареты. Во дворе по-прежнему разрешалось курить.

– Я бы выбрал, – сказал надзиратель, – на самом деле, я действительно выбрал это. Я бросил юридический на втором курсе и переключился на исправительные учреждения.

– Значит, мы родственные души! – сказала адвокат. – Я бросила Полицейскую академию, чтобы поступить в Юридическую школу.

– Я тоже, – сказал профессор. – Я готовился к рукоположению, когда решил вместо этого получить степень доктора философии по библейской истории.

– Хорошо, хорошо, – сказал начальник тюрьмы, Он встал из-за стола, давая понять, что беседа подошла к концу. – Я не буду спорить с вами по поводу матери, но я не уверен, что мы сможем сделать крест.

– Что это за канал «Дискавери»? – спросила мать Бада. – Неужели никто никогда не слышал об ABC или NBC или даже о Теде Тёрнере? Или хотя бы Fox?

– Их это не заинтересовало, – сказал профессор.

– На самом деле мы рассматривали их именно в таком порядке, – пояснила адвокат.

– Вам следовало сначала прийти ко мне, – сказала мать Бада, добавляя ещё немного водки в свой «Спрайт».

– Она права, – сказал капеллан, он встал поперёк трейлера так, чтобы видеть её платье. – Я предлагаю, чтобы мы выделили ей полную долю.

– Выделить мне? Только попробуйте не выделить! Кто ещё даёт деньги на эту затею?

– Кроме телевидения? – Адвокат задумчиво постучала жёлтым карандашом по своему атташе. – Профессор и капеллан разделят грант как духовные наставники Бада. Я получаю ставку, как обычно, плюс небольшую комиссию за иностранные права. Ну и капеллан получает комиссионные.

– Комиссионные? Да я родила этого ублюдка.

– Там двенадцать с половиной сотен, – сказал капеллан. – Что, скажете, если мы получим две с половиной тысячи и разделим их?

Профессор закатил глаза, но это было только для пущего эффекта. Он уже решил отдать матери Бада ещё один кусок.

– А что насчёт Бада, – спросила она.

– А что Бад может делать с деньгами? – спросил капеллан. – Он, вероятно, просто оставит свою долю вам в любом случае.

– Именно это я и хочу сказать, – сказала мать. – Все остальные здесь получат двойной доход.

– Дуб? В Библии написано «дуб»? – спросил плотник.

– Бад не читал Библию, – сказал адвокат. – Должно быть, он узнал это из телепрограммы.

– Наверное, это единственное дерево, о котором он когда-либо слышал, – сказал капеллан. – По телевизору вряд ли показывают программы «всё о древесине».

– А он не слышал о сосне?

– С исторической точки зрения, – сказал профессор, – это должен быть кипарис.

Они встречались в тюремной лавке, недалеко от двора.

– Кипарис исключаем, – сказал начальник тюрьмы, – разве он не находится под угрозой исчезновения или что-то в этом роде?

– Я думаю, должно быть красное дерево, – сказал профессор.

– Кедр – хороший выбор, – сказал капеллан. – Мать мальчика любит кедр.

– Он не мальчик, – возразил начальник тюрьмы.

– Согласно ЗоСРО, заключённые, приговорённые к смертной казни, имеют право умереть в соответствии со своими религиозными убеждениями, – сказала адвокат, потянувшись за своим атташе-кейсом.

– В таком случае мы должны изнасиловать его и похоронить заживо в грязи, – убеждённо сказал плотник.

– Заткнись, Билли Джо, – велел начальник тюрьмы, Он перевёл взгляд с капеллана на адвоката и профессора. – Как насчёт фанеры?

– Я исследовал процедуру от начала до конца, – сказал профессор, – и единственное, что нам не нужно, – это врач.

– Вам не нужен, но нужен нам, – возразил продюсер. – При Кеворкяне[1]1
  Американский врач армянского происхождения, популяризатор эвтаназии. Прозвища – «Доктор Джек», «Доктор Смерть», «Доктор Суицид».


[Закрыть] нам разрешено показывать по телевидению «самоубийство» только в том случае, если рядом находится врач, чтобы предотвратить ненужные страдания.

– Он не похож на врача, – сказал адвокат. – Без обид.

Они сидели в кабинете начальника тюрьмы, под большим зарешечённым окном в форме полумесяца.

– Я не обижаюсь, – сказал доктор. – Я тот, кого называют парахирургом, я могу наложить на вас швы, но не могу разрезать вас.

– В любом случае, это не самоубийство, – сказал начальник тюрьмы. – Это санкционированная государством казнь, совершенно законная. Абсолютно законная.

– И что это за ненужные страдания? – спросил профессор. – При распятии страдания – часть сделки.

– В них весь смысл, – сказал капеллан.

– Что делает их, по определению, не лишними, – согласилась адвокат.

– Последний ужин?[2]2
  Игра слов: last supper – тайная вечеря.


[Закрыть] – спросил надзиратель. – Это не проблема. Всё за наш счёт, бесплатно: только мы называем его последним приёмом пищи.

– Он хочет Surf & Turf[3]3
  Основное блюдо, сочетающее морепродукты и красное мясо. Типичным компонентом морепродуктов являются омары, креветки, кальмары или морские гребешки, любой из которых может быть приготовлен на пару, приготовлен на гриле или запанирован и обжарен. Мясо, как правило, представляет собой стейк из говядины, хотя могут быть использованы и другие. Одним из стандартных сочетаний является хвост омара и филе миньон.


[Закрыть] от Bed Lobster, – сказал капеллан. – И он хочет длинный стол, как на фресках. Должно быть, они показывали фрески по PBS.

– Surf & Turf – это технически два блюда, – сказал начальник тюрьмы. – Длинный стол тоже может стать проблемой. Если только не разместить его в коридоре.

– А как насчёт вина? – спросил профессор.

– Вино определённо будет проблемой, – сказал начальник тюрьмы. – То же что и с дубом.

– Мы пытаемся избежать дополнительных расходов, – сказала адвокат, расстёгивая свой атташе.

– Может быть, Продовольственный канал возьмёт на себя расходы на Surf, – предположила мать. – Или на Turf.

– Продовольственный канал? – спросил начальник тюрьмы. – Когда они успели сюда вписаться?

– Они входят в пул, – пояснил продюсер.

– Бичевание звучит неплохо, – сказал Бад. Слово звучало, как глубокое очищение, – но мне не нравится часть о гвоздях.

– Гвозди – неотъемлемая часть процедуры, – сказал профессор. Он положил руку на пухлое колено Бада и заглянул в его большие, пустые карие глаза. – Наш Господь не ходил по магазинам, Бад. Он не выбирал «хочу это, не хочу то». У него не было выбора, и ты должен принять: всё как должное, Кесарю кесарево и так далее.

– Кесарю? – Бад был сбит с толку.

– И мы устроили Последний Ужин, – сказал капеллан. – Мы все будем там присутствовать. Я, профессор и адвокат. Ещё продюсер, и доктор, и даже плотник.

– Мне нравится плотник, – сказал Бад. – А как насчёт моей матери?

– Она тоже, оказывается, любит лобстеров.

– Я думал, мы сошлись на фанере, – сказал профессор.

– Не получится, – ответил плотник. – Новые экологические правила. Что-то насчёт токсичного клея.

Он собирал вместе два стальных каркаса размером два на четыре.

Адвокат постучала по одному из них самым длинным из своих длинных (а они были очень длинными) ногтей; каркас отозвался глухим звоном.

Профессор был настроен скептически. Металлический крест?

– А как же гвозди? – спросил он.

Плотник, выглядевший довольным собой, вытащил из хозяйственной сумки три деревянных квадрата.

– Блок мясника[4]4
  Блок для разделки мяса – это тяжёлая разделочная доска, обычно ламинированная из твёрдых пород дерева. Традиционно изготовленная из твёрдого клёна, она широко использовалась в мясных лавках и на мясоперерабатывающих заводах, но теперь стала популярной в домашнем использовании.


[Закрыть], – пояснил он. – Просверлены и готовы к установке, Заказали их в Martha Stewart™ Онлайн. И главное – они из кипариса!

– Билли Джо, ты чудо, – сказал начальник тюрьмы.

Бабушка маленькой девочки жила в аккуратном двухэтажном доме на Камберленд-роуд, всего в нескольких кварталах от реки Камберленд.

– Согласно Биллю о правах семей жертв, вы имеете право присутствовать на казни и наблюдать за ней, – сказала адвокат.

– Но я бы не советовал этого делать, – сказал капеллан. – Это будет ужасно и займёт много времени

– Почему это будет ужасно и займёт много времени? – спросила бабушка маленькой девочки.

Профессор объяснил, почему это будет ужасно и займёт много времени.

– Мы придём, – сказал дядя маленькой девочки, охранник в форме торгового центра Камберлэнда, который был последним человеком (за исключением Бада), видевшим её живой.

– В инструкциях говорится, что всё должно быть сделано с продуманной скоростью, – сказал начальник тюрьмы. – Мне кажется, это означает, что мы должны начать пораньше.

Был полдень пятницы. Казнь Бада должна была состояться ровно через двенадцать часов – в полночь.

Начальник тюрьмы, адвокат, священник, профессор, продюсер, доктор и мать Бада были во дворе, наблюдая, как плотник руководил четырьмя добровольцами-заключенными, разгружающими груду камней, взятыми напрокат, чтобы сделать небольшой холм. Их звали Мэтью, Марк, Джоб и Джон. Профессор выбрал их из тюремного списка, но не смог найти Люка. Каждый должен был получить подписку на журнал и толстовку Polartec™ с капюшоном.

– Голгофа была не очень высокой, – сказал профессор. – Это был не столько холм, сколько насыпь, груда щебня. Так что всё в порядке.

– Сколько времени потребуется, чтобы привезти двор в порядок? – поинтересовался начальник тюрьмы.

– Мы обязательно выберемся отсюда к рассвету, – ответил доктор.

– К рассвету! – сказал надзиратель. – Вы же не собираетесь растянуть это на всю ночь, правда?

– Предполагается, что процедура должна быть медленной, – сказала адвокат.

– Она не может быть слишком медленной, – возразил начальник тюрьмы. – У государства есть ориентиры. Обдуманная скорость – один из них.

– Весь смысл этой процедуры в том, что она медленная, – сказал профессор. – На самом деле, мучительная – вполне подходящее определение.

– Я просто прошу вас немного ускорить всё это, – сказал начальник тюрьмы.

– Мы никак не можем ускорить процесс, не нарушая основных прав заявителя, – сказала адвокат, потянувшись за своим атташе-кейсом.

– Как бы то ни было, – сказал начальник тюрьмы, – вы можете дать мне расчётное время окончания?

Адвокат повернулась к профессору:

– А что сказано в Библии?

– Нашему Господу потребовалось три часа, – ответил профессор.

– Хорошо, тогда всё просто, – сказал начальник тюрьмы. – Мы начнём в девять.

– Приготовьте ещё одно место на последнем ужине, – сказала мать Бада. – Я пригласила друга.

– Вы не можете привести друга, – возразил начальник тюрьмы.

– Она моя любовница-лесбиянка, – сказала мать Бада. – И защищена в соответствии с…

Она посмотрела на адвоката, и начальник тюрьмы понял, что вся эта сцена была отрепетирована.

– В соответствии с поправкой 347, касающихся близких партнёров от 1999 года, – сказала адвокат.

– Она никогда не видела, как кто-то умирает, – сказала мать Бада. – Особенно мужчина.

– Я понятия не имел, что ты лесбиянка, – сказал капеллан после того, как начальник тюрьмы ушёл на обход. Это было в те дни, когда начальники всё ещё совершали обход. В голосе капеллана звучало разочарование.

– А я не лесбиянка, – сказала мать Бада, подмигнув, а затем толкнув его локтем. – Мне просто нужно было, чтобы она присутствовала. Она из «Tattler».

– Из этой газетёнки?! – воскликнул профессор.

– Я пыталась дозвониться до «Star» или «Enquirer», но они не отвечали на мои звонки, – сказала мать Бада.

– Это потому, что Бад не знаменитость, – сказал доктор. – Подождите, пока они не начнут казнить знаменитостей, тогда они будут отвечать на ваши звонки.

– Они уже казнят знаменитостей, – сказала мать Бада.

– А как насчёт О Джея?[5]5
  Имеется в виду О Джей Симпсон.


[Закрыть]

– Он вышел, – сказала адвокат.

– Снова?

– Он из бумаги, – сказал охранник.

– На ощупь как обычная ткань, – сказал Бад, натягивая свой оранжевый комбинезон.

– Вина нет? – спросила мать Бада.

– Вина нет, – сказал охранник, выполнявший роль официанта. – И курить тоже нельзя.

Репортёр из «Tattler» затушила сигарету,

– Я не курю! – сказал Бад. Он ухмыльнулся. – И не целуюсь с девушками, которые курят!

– Передайте соус для печёного картофеля, – попросил доктор. – Он полезнее и лучше для вас, чем сливочное масло.

– Передайте масло, – сказал профессор.

– Бада обслужат первым, – сказал капеллан, сидевший по правую руку от Осуждённого. – Бад, ты будешь стейк или лобстера?

– И то, и другое, – ответил Бад.

– Всё замечательно, но пора двигаться, – сказал надзиратель из коридора. – Что-нибудь скажешь напоследок?

Было 9:05

– К чему такая спешка? – спросил Бад, накладывая себе остатки замороженного йогурта. – Я думал, всё не начнётся раньше полуночи.

– Официально так и есть, – сказал охранник, защёлкивая пластиковые кандалы на ногах Бада, – но они попросили нас привести тебя пораньше.

– Всё это может занять несколько часов, – сказал начальник тюрьмы. – Мы решили доставить тебя на крест не позднее десяти.

– Я не убеждён, что мне это нравится, – сказал Бад, держа за спиной руки в наручниках.

– Здесь нет ничего, что могло бы нравиться, – ответил профессор. – Это необходимая мера предосторожности, поскольку при этой процедуре смерть не наступает мгновенно.

– Да? Тогда я думаю, что это хорошо, – сказал Бад, и в его голосе мгновенно прозвучала боль.

Они шли по двое, за исключением матери Бада, по длинному коридору к двери, ведшей в тюремный двор. Начальник тюрьмы и адвокат шли первыми. Бад и охранник были прямо за ними.

У двери стоял мужчина в резиновом костюме, он держал в руках баллон с коротким шлангом и насадкой, похожей на распылитель краски.

– А это кто? – спросил Бад.

– Помните, мы говорили о бичевании, – ответил капеллан, Он и профессор стояли за Бадом. – Вот поэтому они дали тебе бумажный комбинезон.

– Они чувствуют себя не в своей тарелке, – сказал Бад. У него было предчувствие, что вот-вот произойдёт что-то плохое. Он часто испытывал подобные чувства. Обычно они его не подводили.

– Чтобы максимально точно повторить первоначальную процедуру, – сказал профессор, – необходимо провести тщательное предварительное бичевание.

– А где же тогда кнут? – спросил продюсер. Он и плотник были следующими в очереди.

– Это будет химическая порка, – сказал начальник тюрьмы. – В тюрьмах Теннесси хлысты запрещены.

Человек в резиновом костюме поднял маску, показывая, что он доктор. – Этот резервуар заполнен мощным средством для снятия краски, – объяснил он. – Оно травмирует клиента до того, как на него повесят крест.

– Клиент, – презрительно сказал профессор. – Я помню, когда вместо «клиент» говорили «пациент».

Парамедик проигнорировал его и опустил маску.

– В противном случае, – сказал капеллан, положив руку на пухлое плечо Бада, – ты мог бы висеть там несколько дней.

– Не пора ли приступить к делу, ребята, – мрачно сказала мать Бада. Она была единственной, кто шёл один. Репортёр из «Tattler» сказалась больной и уехала.

– Повернись, Бад, – сказал охранник.

Бад обернулся. Охранник отступил в сторону.

Доктор распылил пену на спину и плечи Бада. В первую долю секунды ему не было больно. Затем бумага промокла насквозь и начала дымиться.

Затем Бад закричал.

– Это законно? – спросил продюсер начальника тюрьмы.

– Что-что? – Крики Бада затрудняли восприятие.

Продюсер повторил свой вопрос. Начальник тюрьмы пожал плечами и кивнул в сторону профессора. – Спросите его. Он отвечает с этого момента до фактического МОД, или Момента окончания действия, – сказал он.

– Это законно? – спросил продюсер.

– Что-что?

Продюсер повторил свой вопрос.

– Посмотрите в своей Библии, – сказал профессор с загадочным видом.

– Существует пороговое требование религиозной подлинности, – сказала адвокат. – Иначе ничего этого не было бы.

– Означает ли это, что клиент был крещён? – спросил продюсер. Бад перестал кричать, он катался по полу, что трудно сделать в наручниках, пытаясь восстановить дыхание.

– Конечно, – сказал капеллан, который переместился в конец очереди.

– Конечно, – сказала мать Бада.

– Вы не можете делать это здесь, – сказал начальник тюрьмы из первого ряда.

– Что делать? – в один голос спросили капеллан и мать Бада.

– Вы двое. Это.

Они держались за руки.

– У нас пропал звук, – сказал дядя маленькой девочки, наблюдавший за происходящим из Зала защиты прав жертв по телевидению. Именно он нашёл её, отыскав её маленькую куклу на илистом берегу Камберлэнда.

Бад Уайт перестал кричать. Он катался по полу коридора, пытаясь восстановить дыхание.

– Это неправильно, – сказала бабушка маленькой девочки. Её звали Гекуба. Маленькую девочку назвали в честь её бабушки, которой это имя не нравилось, её бабушка всегда думала, что она, в конце концов, смирится, как часто бывает с детьми с необычными или библейскими именами. Но, увы, этому не суждено было сбыться.

– У нас пропал звук, – сказал дядя маленькой девочки. – Где охранник?

– Такого во сне не было, – простонал Бад. Он бился, как рыба, на холодном бетонном полу.

Доктор и надзиратель помогли ему встать на колени. Затем они передали его четырём добровольцам-заключенным в резиновых перчатках, протащившим его через дверь на тюремный двор.

Остальная часть группы последовала за ним.

– А где крест? – спросила мать Бада.

Одинокая стальная колонна стояла на вершине небольшого холма из щебня.

Плотник показал ей крестовину, которая лежала на земле у подножия холма:

– Мы соберём его по ходу дела, – сказал он

– Уже почти десять, – сказал надзиратель. – Пора приступать.

Капеллан не хотел забивать гвозди.

– Я – духовное лицо, – сказал он, – а разве государство не должно кого-то прислать?

– Они пришлют, – сказал начальник тюрьмы, но её не будет здесь до одиннадцати, обычно она просто ставит капельницу.

– Если повезёт, мы могли бы закончить к этому времени, – сказал плотник.

– Будем надеяться, что нет, – пробормотал себе под нос профессор.

– Бад готов, – сказала мать Бада. – Зачем тянуть? Мой мальчик жаждет попасть на Небеса, не так ли, Бад?

Бад качал головой и стонал. Добровольцы-заключенные помогали ему снять то, что осталось от комбинезона.

– А это что такое? – поинтересовался продюсер.

– Набедренная повязка, – ответил профессор.

– Она тоже бумажная, – сказал начальник тюрьмы.

– По-моему, это больше похоже на подгузник, – сказала мать Бада.

– Вот, – сказал плотник, протягивая доктору строительный пистолет. – Просто нажмите на курок. Но подойдите поближе, вы же не хотите, чтобы гвоздь вылетел и попал в кого-нибудь. В смысле, в кого-нибудь ещё.

– Свою лепту я уже внёс, – сказал доктор, передавая гвоздодёр профессору. – Я здесь, чтобы наблюдать.

– Я тоже, – сказал профессор, передавая его капеллану.

– Возможно, это должен сделать самый близкий человек, – предложил капеллан. Он передал строительный пистолет матери Бада.

– Ни за что, – сказала мать Бада. – Он и так достаточно зол на меня.

Бад дрожал, хотя октябрь в Теннесси редко бывает очень холодным.

– Я ни на кого не держу зла, – сказал он.

Тем не менее, мать Бада передала строительный пистолет начальнику тюрьмы, который вернул его плотнику.

– Я буду у тебя в долгу, Билли Джо, – сказал он.

Бад начал всхлипывать, когда охранник и доктор уложили его на спину поверх металлической перекладины.

– Сделайте погромче, – попросил дядя маленькой девочки, который наблюдал за происходящим из Зала защиты прав жертв.

– Не надо, – сказала бабушка маленькой девочки.

Охранник всё равно усилил звук. Он был единственным, кому разрешалось прикасаться к 44-дюймовому Самсунгу – это была государственная собственность

– Он плачет, потому что металл холодный, а спина у него в ссадинах, – сказал доктор. – От бичевания.

– Звук, словно растворяется стиральный порошок, – сказал дядя. – Выглядит как подгузник.

– Всё это как-то неправильно, – сказала бабушка.

– Не в ладони, – сказал профессор. – Это распространённое заблуждение. В запястья. Целься в маленькое отверстие.

– В какое маленькое отверстие?

– Вон в ту маленькую впадинку.

Бад отвёл взгляд. Он попытался посмотреть в потолок, затем увидел звёзды и понял, что находится снаружи, увидев звёзды впервые за шесть лет. Они выглядели такими же холодными, как и всегда. – Я не помню, чтобы во сне было такое, – сказал он.

– Вот поэтому я здесь, – сказал профессор. – Убедиться, что всё будет аутентично.

– Будет больно, но и должно быть больно, – сказал капеллан. – Попробуй смириться с этим, Бад; постарайся не…

БАМ!

Капеллан не успел договорить, как тело Бада почти комично изогнулось, когда он попытался дотянуться до запястья, которое только что прибили гвоздями к левой разделочной доске. Но четверо добровольцев удержали его правую руку на месте.

– Отвернись, – сказал плотник, обращаясь к Баду.

БАМ!

– Пора поднять его, – сказал профессор начальнику тюрьмы, который кивнул в сторону четырёх заключенных-добровольцев.

Мэтью и Марк подняли поперечину над головой и вставили в прорезь в стойке, с которой свисал Бад Уайт, а Джон и Джоб подтащили ноги Бада, всё ещё скованные вместе, к кипарисовому блоку у основания стойки.

Бад снова закричал. – Я бы не назвал его крикуном, – сказал начальник тюрьмы. – Такое было в Библии? Я имею в виду, крики?

– Откуда мне знать, – ответил профессор, он устал от начальника тюрьмы и его высокомерного отношения.

– Положите одну на другую, – сказал плотник, когда ноги Бада прижали к нижнему блоку.

БАМ!

Прибитый в трёх местах, Бад приподнялся, сделал вдох и снова закричал.

– Почему он улыбается? – спросила мать Бада.

– Вероятно, это просто рефлекс, – ответил капеллан, кладя руку ей на плечо.

– Я не имею в виду Бада, – сказала мать Бада, – я имею в виду профессора.

– Жаль, что они не сделали звук ещё громче, – сказал дядя маленькой девочки.

– Может уже хватит, – проговорила её бабушка.

Она схватила своего младшего сына за руку и вытащила его из Зала защиты прав жертв, протиснувшись мимо продюсера, как раз открывавшего дверь.

– Что с ними? – спросил продюсер охранника. В руках он держал тарелку с бутербродами с сыром пименто. Он надеялся сделать несколько снимков семьи.

– Живот заболел, – ответил охранник.

– Хочешь сэндвич? – спросил продюсер. – Ненавижу, если они пропадают даром.

Бад издавал что-то вроде гудения.

– Будто гусь, – сказала его мать.

– Или автомобиль, – сказал капеллан, он уже показывал ей свой классический, недавно покрашенный автомобиль на тюремной стоянке.

– Сейчас 10:41, – сказал начальник тюрьмы. – Сколько времени это может продолжаться?

– Не менее трёх или более четырёх часов, если всё пойдёт хорошо, – ответил профессор.

Начальник тюрьмы посмотрел на часы. – У нас смена в одиннадцать тридцать. Меньше чем через час.

Часы «Сейко» были подарком его тестя, тоже начальника тюрьмы.

Чтобы дышать, Баду приходилось приподниматься на ноги. Гвозди причиняли боль, мучительную боль, больнее, чем он когда-либо мог себе представить.

Не то, чтобы Бад был силён в воображении.

Но он осознал, что стремление тела дышать не может быть преодолено даже болью.

Когда он приподнимался, то издавал гудящий звук.

Поднятие, гудение, вдох, гудение.

Его голова поворачивалась из стороны в сторону.

– Кажется, он кого-то высматривает, – сказал плотник.

– Ты о ком? – спросил профессор.