Текст книги "Инопланетная невеста по почте (ЛП)"
Автор книги: Руби Диксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Звучит так, будто он повторяет мои слова, и это мило с его стороны.
– Надеюсь, что так. А на вашей планете много вдовцов? Ну, много одиноких мужчин?
Прищурив глаза, он с хмурым видом отряхивает крошки со своей туники.
– А что?
«А что?» Разве не ясно?
– Эээ…, потому что мне придется выйти за кого-то замуж, не забыл?
Эмвор ничего на это не говорит. Он просто уходит, качая головой.
– Мне нужно помыться перед обедом.
Я остаюсь в гостиной одна, удивляясь, почему он столь болезненно реагирует из-за чего-то подобного. Разве он не хочет, чтобы я отвязалась от него и перестала докучать? Ну, раз это так, разве мне не следует спрашивать о местных жителях? Узнать, кому, возможно, нужна жена? Кто не будет возражать против человека? Почему он ведет себя так, словно он оскорблен?
Я вздыхаю про себя и равнодушно откусываю печенье. Возможно, Эмвор считает, что я чересчур назойлива. Он сказал, что возьмет меня с собой на праздник. Там я с кем-нибудь познакомлюсь, а до тех пор я не буду из-за этого переживать. У меня есть несколько дней на отдых, прежде чем мне придется беспокоиться об охоте на мужа. Эмвор говорит, что здесь я в безопасности. Пожалуй, не стоит напрашиваться на неприятности, пока не прижмет.
Глава 7
НИКОЛЬ
Несмотря на теплый день, ночь на удивление холодная, и я так рада, что после ужина Эмвор подходит к плите и разводит огонь.
– Ты слишком хрупкая, чтобы переносить холод, – заявляет он мне, и тогда я уже не в таком восторге от разведенного огня.
– Люди, как ни странно, обладают удивительной выносливостью, – мне не остается ничего, кроме как парировать в ответ. – Будь мы такие слабые и хрупкие, как ты говоришь, никто бы не стал нас похищать. От ужаса мы бы попадали замертво в то самое мгновение, когда увидели б ваши инопланетные лица.
Я вознаграждена невольным, весьма хриплым смешком, и это ломает напряжение между нами.
– Ты играешь в «палочки»? – спрашиваю я через мгновение. – Я нашла набор, когда расставляла вещи.
Эмвор удивленно смотрит на меня.
– Ты что, играешь?
Неужели это удовольствие, что я слышу в его голосе? Я киваю головой, стараясь не показаться слишком нетерпеливой.
– Леандра научила меня. Она обожала играть. Большинство ночей мы часами только и делали, что подбрасывали палочки туда-сюда. Она могла в каждом раунде меня обыграть, но меня это никогда не останавливало.
Медленная улыбка растягивает его губы, и кажется, что из-за этого все его лицо морщится. Мое сердце замирает.
– Я и сам когда-то неплохо играл, – бормочет он. – Правда, не играл с тех пор, как был солдатом.
– Тогда я дам тебе поблажку, – поддразниваю я, вставая на ноги.
– Прямо сейчас? Ну давай! – он кажется веселым, и мое сердце опять замирает.
Я достаю коробку с палочками, в то время как он пододвигает стол к огню и волочит свое сиденье из поленьев напротив единственного кресла, которое он предлагает мне. Я удивлена этим маленьким жестом и задаюсь вопросом, понимает ли он, что это вообще-то истинно рыцарский, явно человеческий поступок. Нет, скорее всего, нет, но я все равно довольна этим. Я радостно ему улыбаюсь, и, как только он начинает по-настоящему улыбаться мне в ответ, я аж на седьмом небе от счастья. Такое ощущение, что мы становимся друзьями, и я в восторге от этого. У меня не было настоящих друзей с тех пор, как умерла Леандра.
Я была так одинока.
А здесь, у огня, рядом с Эмвором, я не чувствую себя такой одинокой, такой брошенной на произвол судьбы и окончательно потерявшейся во Вселенной. Такой до ужаса напуганной. Кажется, будто у меня появился друг, и это самое замечательное чувство в мире. Это дает моей душе почувствовать себя избавленной от печалей и свободной, и мое сердце наполняется радостью.
Правда, ему я этого сказать не могу. Он из вспыльчивых, и ему не понравится, если я примусь изливать ему свою душу, в то время как он пытается свести меня с одним из его соседей. Поэтому я просто одариваю его своей самой эффектной дерзкой улыбкой и снимаю крышку с игры.
– Надеюсь, тебе понравится петь петухом.
Он окидывает меня заинтересованным взглядом, излучающим радость. – Что за херня этот «петух»?
– Увидишь, – поддразниваю я ликующе.
ЭМВОР
У Николь острый ум. Я немного удивлен, насколько она хороший игрок в «палочки». Это игра требует применения стратегий и стремительной сообразительности, к тому же никогда не бывает двух одинаковых игр. В прошлом я встречал нескольких, которые были никудышными игроками, а Николь заставляет меня прилагать усилия, чтобы пытаться выигрывать каждый раунд, и некоторые схватки длятся по несколько часов подряд, пока не решаются в самый последний момент, и мы оба остаемся запыхавшимися и хохочущими. Она выигрывает столько же партий, сколько и проигрывает, и ее смех наполняет тихий, холодный вечер.
Она даже заставляет меня разок-другой взрываться от смеха. И мне это нравится. Этим вечером этот дом не похож на место лишь для ночлега. Он похож на настоящий дом. Такое удивительное, приятное ощущение, и я знаю, что виновница в этом именно она. С тех пор, как приехала, она только и делает, что готовит и печет, словно робот, загруженный до максимальных оборотов, но когда я ее за это упрекаю, она отвечает, что просто очень любит готовить и заниматься уборкой. Она не чувствует себя обязанной, ей всего лишь нравится заниматься делами. Так день проходит быстрее.
Понимаю, каково это. Это одна из причин, по которой я занялся сельским хозяйством, когда вышел в отставку. Я поймал себя на том, что у меня масса свободного времени, а делать нечего, поэтому в течение сезона я помогал старому другу семьи на его ферме и нашел, что мне нравится это занятие. Оно суровое и грязное, а порой и неумолимое, но оно не дает влезать в твою голову плохим воспоминаниям. Мне оно нравится, и мне доставляет огромное удовольствие видеть высокие поля, устланные пшеницей, при этом осознавая, что все это вырастил я сам и это прокормит меня и мое поголовье в течение всей долгой зимы на Кассе. Занятые руки способны отвлекать рассудок от тревог и не дать свихнуться.
Ну и, разумеется, потом меня начинает беспокоить, что Николь настолько нервничает, что ей все время приходиться себя отвлекать. Мне кажется, что я, как ни странно, становлюсь ее защитником, только сдается мне, что вряд ли это правильно. Все, о чем я могу думать, это то, что на крыльце моего дома появился Санджурел, обожающий везде совать свой нос и жаждущий на нее взглянуть, и о том собственническом гневе, который меня переполнил. Настоятельный призыв защитить ее от него, спрятать от его назойливых глазенок, было запредельным. А впоследствии, когда я увидел, как сильно ее трясет, мне пришлось сопротивляться желанию схватить ее и прижать к своей груди.
«Может быть, ему пригодится новая невеста».
Ее слова, высказанные ранее, до сих пор горят в глубинах моей души. Она не ошибается в том, что Санджурелу, наверное, не помешала бы новая жена. Но сама мысль о том, что молоденькая, веселая, счастливая Николь вместе с этим старым, всюду сующим свой нос, месаккой? Почему-то меня все это злит. Я представляю, как он наполняет ее чрево младенцем, и мне хочется пробить кулаком стол, что между нами.
И в этом-то и проблема. Меня не должно волновать, подходит ли ей Санджурел. Я знаю, что мужчина-то он весьма неплохой и будет заботиться о ее безопасности. Просто… мне отвратительна даже мысль о Николь в его постели. Николь с ее приятными для глаз, пшенично-золотыми волосами и маленькими углублениями в щеках, которые появляются, когда она широко улыбается.
Меня бесит сама мысль об этом.
Николь чувственно зевает и поплотнее натягивает одно из одеял вокруг своих плеч. Когда она бросает свою последнюю подачу, при дыхании она испускает перед лицом клубы пара, и я понимаю, что, пока мы играли, я дал огню погаснуть. Готов поспорить, что в доме почти так же холодно, как на улице. Вот тебе и ее защитник. Похоже, забота о других у меня получается просто ужасно.
– Замерзла? – спрашиваю я более жестким голосом, чем хотел.
Похоже, ее удивил мой вопрос – а может его резкость – и она трясет головой, хотя при этом натягивает одеяло и плотнее в него заворачивается.
– Все нормально.
Но это далеко не так. Однако вместо того, чтобы с ней спорить, я лишь заявляю:
– Уже поздно, да и огонь погас, так что нам лучше отправляться спать.
Кивая головой, она снова зевает, затем встает на ноги.
– Могу я… оставить себе это одеяло? – она смотрит на меня усталыми глазами. – То, что на постели совсем тонкое.
Мне даже не приходило в голову запастись дополнительными одеялами. У меня всего одно, тонкое, для каждодневного использования, и то, которое у нее сейчас накинуто на плечи, для более холодных ночей, таких, как сегодняшняя.
– Да, конечно, – благодаря этому мне придется спать без ничего, но я не против. Мне проходилось спать в условиях похуже.
Улыбка, которой она меня одаривает, выражает благодарность, и Николь направляется в спальню. Я кладу огромнейшее полено в топку печи, чтобы оно понемногу нагревало, и тепло хватало на всю ночь, после чего стою, в раздумьях уставившись в пол. Прошлой ночью на улице было не так уж и плохо, однако этой ночью будет слишком холодно. Спать в эту ночь без одеяла, не имея под собой никаких удобств, не очень-то привлекает. Я направляюсь в сторону кресла и, сев, потираю рукою лицо. Ничего страшного. Эту ночь могу переночевать и здесь. Совсем скоро человек уедет.
Но, как ни странно, от этой мысли я не чувствую никакого облегчения. Вместо этого меня гложет что-то вроде гнева на самого себя и отчаяние. И чувствую я себя ужасно одиноким. Ну почему она не могла быть месаккой? «Да ладно тебе. Мне вообще-то плевать, что у нее такой странный, бледный оттенок кожи и плоское лицо. Мне многое в ней нравится, вроде цвета ее волос и этих маленьких вмятин в ее щеках. Я нахожу ее привлекательной».
Ну почему она не могла быть более сильной? Неважно, насколько очаровательной я ее нахожу, мне нужен хренов партнер, способный помочь в делах на моей ферме. Не думаю, что хрупкой Николь по силам втащить меня в дом, если я снова свалюсь с крыши хлева.
Она мне совершенно не подходит.
Тем не менее, это еще не значит, что меня не терзает желание от одной мысли о том, чтобы к ней прикоснуться. Но Николь мне не принадлежит, чтобы я мог к ней прикасаться. Нет, если я не намерен оставить ее себе.
Долгое время я смотрю на угли в очаге.
В конечном счете, я слышу какое-то постукивание, которое привлекает мое внимание. Оно доносится из спальни, и когда, встав на ноги, я иду в том направлении, до меня доходит, что это. Даже с другого конца дома я слышу, как стучат ее зубы.
– Николь? – спрашиваю я, направляясь в спальню, словно притянутый за поводок. Мне не стоит туда идти. Мне стоит просто поддерживать огонь и не обращать внимания на то, что она замерзла, и дать теплу, которое рано или поздно нагреется от пламени, обо всем позаботится. Но… я этого не делаю. Я иду в спальню, пытаясь разглядеть сквозь тьму маленькую, сжавшуюся под обоими одеялами в комочек ее фигурку. – С тобой все в порядке?
– Я в п… п… п… порядке, – отвечает она, стуча зубами. – П… просто чуть холоднее, чем я… я п… прив… выкла.
«Поддерживай огонь, идиот, – убеждаю я себя. – Иди, подбрось-ка туда еще парочку поленьев и нагрей дом до удушающей жары. Тебе не стоит к ней прикасаться».
Однако я не прислушиваюсь к этому голосу. Стянув с себя тунику, скинув сапоги и оставшись лишь в трусах, я забираюсь в постель.
– Подвинься.
Николь в моей постели вскидывается и резко садится, а ее растрепанные волосы при этом буйно взметнулись вокруг ее головы.
– Что…
– Ночь холодная, а одеял у меня больше нет, – объясняю я, забравшись в постель к ней. Рядом со мной она кажется такой крошечной, тем не менее, вполне подходящей. Я совсем не удивлен увидеть, что девушка все еще одета в несколько слоев одежды с прошлого вечера. – Будем делиться теплом тела.
– Мы? – голос у Николь дрожит от удивления – а может от стука зубов.
– Да, мы, – заявляю я твердо. Все уже решено. – И ничего больше.
– Ооо!
Из этого одного слога я не никак могу определить, разочарована она или нет. Но, устроившись обратно в постели, спиной ко мне, она больше ничего не говорит. Ее стройное тело дрожит от холода, поэтому я обнимаю ее за талию и притягиваю обратно к себе. Она напрягается, но через мгновение расслабляется и прижимается ко мне. В поисках моего тепла между моими голенями проталкиваются холодные ступни, а сама она пододвигаться еще плотнее. Теперь, когда ее дрожь прекратилась, я расслабляюсь и пытаюсь уснуть.
«Уснуть. Ага, очень смешно!»
Я остро ощущаю ее стройное тело своим, то, как она мне подходит и просто идеально ко мне прижимается. Ее волосы щекочут мой подбородок и пахнут они чистотой и свежестью. Кожей мы с ней не соприкасаемся, но моя рука до сих пор на ее талии, и я чувствую каждый ее вдох, как бешено колотится ее сердце.
Колотится? Она, что нервничает? Возбуждена?
У меня во рту пересыхает.
Было бы не трудно перевернуть ее, приласкать щечки, а потом задрать ее тунику. Обнажить эти ее обворожительно колышущейся груди и всю эту бледную кожу. Коснуться между ее бедер и толкнуться членом в ее влагалище. Наполнить ее моим семенем и подарить моего ребенка, в точности так, как я себе это представлял…
Только тут все другое, начиная с того, что она – человек. Если я сделаю ее своей, это не решит ни одну из моих проблем. Вместо того, чтобы заполучить помощника и пару, у меня тут появился еще один ротик, который мне придется кормить. Я сдерживаю проклятие, которое так и норовит вырваться из моего горла, потому что больше всего на свете я хочу уткнуться лицом в ее мягкую шею и вдохнуть ее аромат, овладеть ее телом. Сделать своей.
Но я не могу. Было бы неправильно взять ее, а несколько дней спустя передать ее кому-то другому. Может, я и гребаный черствый ублюдок, но так поступить с ней я не могу. Это несправедливо.
Так что я остаюсь совершенно неподвижным, прижимая ее к себе достаточно близко, чтобы делиться своим теплом, но не более того. В конце концов, ее колотящееся сердце замедляется, и дыхание становится легким и ровным. Она засыпает в моих объятиях, в тепле и окружена заботой.
И вновь мне хочется, чтобы она была сильнее, потому что тогда я мог бы сделать ее своей.
Глава 8
ЭМВОР
Дни проходят, и все труднее становится закрывать глаза на ее присутствие. Николь вошла в мою жизнь, словно взрыв солнечного света, и ее улыбка греет мне душу всякий раз, когда вижу ее. Оказывается, милая маленькая вмятина в ее щечках называется ямочкой, и я живу ради их появления. Ничто не радует меня сильнее, чем видеть, как Николь широко улыбается и покрывается ямочками. В последнее время она очень много улыбается, и большинство ее улыбок направлены на меня.
У меня сердце сжимается от боли и отчаяния.
По правде говоря, я люблю ее компанию. Она умная, веселая и всегда занята. Она говорит мне, что не любит сидеть сложа руки, и как-то раз, когда идет настолько сильный дождь, что на полях делать нечего, только ждать, пока непогода пройдет, она печет маленькие твердые печеньки и называет их «домино», а затем учит меня ими играть в человеческую игру. Мы играем весь день, пока я не съедаю слишком много печенек, чтобы игра была честной, после этого мы проводим вечер у огня, обсуждаем стратегии игры на палочках, моего злобного быка, или даже то время, которое я провел в войнах. С ней удивительно легко разговаривать, и вот тут я вдруг понимаю, что рассказываю ей, наверное, больше, чем должен.
Николь рассказывает мне о своей жизни в роли «домашнего животного». Так она ее называет. По правде говоря, она была не совсем рабыней, потому что леди Леандра, ее старая хозяйка, достаточно хорошо с ней обращалась. Но в то же время ее не считали разумной. Леандра научит ее кое-чему, к примеру, «палочкам»… а потом – отшлепает ее хорошенько, если посчитает, что ее человек плохо себя ведет. Отчасти я даже начинаю ненавидеть эту старую богатую стерву, даже несмотря на то, что она дорожила Николь настолько, чтобы беспокоиться о ее будущем и спланировать обман с моей невестой.
О, нет, это меня больше не злит. Просто я… расстроен. Крайне разочарован, что Николь практически идеальна, за исключением того, что она хрупкая, и боюсь, что жизнь здесь для нее будет слишком тяжелой.
Однако она любит жизнь на ферме. Любит животных, и я поймал, что она дает имена животным из моего поголовья, хотя это не самая лучшая идея. Я не хочу, чтобы она к ним привязалась, раз им суждено быть забитыми. Тогда она принимается давать имена мышам, живущим в хлеве, заявив мне, что они напоминают ей некое земное существо под названием «кот». В дни, когда погода хорошая, Николь занимается починкой одежды на улице, сидя под палящим солнцем, даже несмотря на то, что ее личико становится ярко-красным. И ей это нравится, заявляет она мне. Леди Леандра не пускала ее на улицу, потому что боялась, что Николь сбежит. Николь шутит, что она не та «кошка», что сидит взаперти, но я не нахожу это смешным. Я все время думаю о ее личике, обращенном к солнцу и наслаждающееся теплом, пока оно не окрасит ее кожу в розовый,… и бесчувственной леди Леандре, которая не выпускала ее для этого на улицу.
Не могу сказать, что во мне есть хоть капля теплых чувств к этой старой стерве.
Несмотря ни на что, дни, проведенные с Николь, непостижимо прекрасны. Она готовит, убирает и, в то время как занимается делами, напевает себе под нос. Я продолжаю говорить ей, чтобы она отдыхала и была моей гостьей, но ей быстро становится скучно, и тогда она принимается печь для меня что-нибудь новенькое. От ее вкусных блюд я понемногу поправляюсь, и я обожаю наши игры в «палочки». Дни замечательные… но ночи мои любимые. Каждую ночь, чтобы делиться теплом и одеялами, мы ложимся в постель вместе. Я остаюсь в нижнем белье, а Николь одета в тунику, но она укладывается спать в моих объятиях, а я прижимаю ее к себе, и мы спим, погруженные в запахи друг друга. По крайней мере, спит она. Я в основном бодрствую, очарованный ощущением ее и нежным запахом ее кожи.
И я представляю, каково было бы, если бы она лежала подо мной абсолютно голой.
День грандиозного мероприятия рассветает ясным, а небо безупречно синее.
И это бесит меня. Меня бесит сама мысль о поездке на то сборище, бесит даже больше, чем обычно. Меня бесит сама мысль о том, чтобы привести туда Николь, чтобы все они пялились на нее, а затем пытаться найти ей хорошего мужа, который не будет относиться к ней так, как леди Леандра. Ей нужен кто-то добрый, но умный. Кто-то, кто будет любить ее так, как она того заслуживает. Только не Санджурел, потому что он любил свою жену, а Николь заслуживает того, чтобы быть первой в чьем-то сердце.
Тем более, от одной мысли о том, что он к ней прикасается, мне так и хочется пообломать Санджурелу руки.
НИКОЛЬ
Наступает день большого мероприятия, и, когда этим утром я просыпаюсь, у меня текут слезы. После многих лет существования в качестве человеческого «домашнего животного» я научилась не хотеть чего-либо, потому что будет только больнее, когда это у тебя отнимают.
Но… о Боже, как я хочу остаться. Я так отчаянно хочу остаться, что сейчас мне хочется вопить и реветь во весь голос. Хочу просыпаться каждый день, как этим утром, – в безопасных объятиях Эмвора, разделяя тепло его тела. Хочу остаться в этом уютном доме. Хочу остаться жить на этой прекрасной ферме, где небо для меня широко открыто и доступно, и я могу гулять по этой земле везде, где захочу, без риска, чтобы на меня пялились и избивали, как нашкодившую собачонку. Но больше всего на свете я хочу остаться с Эмвором. За то короткое время, что мы были вместе, я научилась жаждать его сдержанных улыбок, медленно растягивающих его губы. Жаждать того, как у него начинают блестеть глаза, когда он впервые пробует на вкус мои блюда, а затем, когда он думает, что я не замечаю, тайком подкрадывается, чтобы попробовать и во второй, и в третий раз. Этих искорок у него в глазах, когда мы играем в «палочки». Чувствовать его руку на моей талии, пока мы спим, словно даже тогда он защищает меня от внешнего мира.
Я так сильно хочу быть его женой… но я знаю, что этому не бывать. Он не передумал. Итак, сегодня мы отправляемся на праздник, и он попытается помочь мне найти кого-то, кто согласится взять в жены человека, при этом осознавая, что для остальных я буду олицетворять уродливое причудливое создание. Понимая, что все мои дети, которые у меня будут, будут наполовину людьми и не менее странными. Осознавая, что я «слишком слаба», чтобы помогать на ферме и что кто-то вроде меня будет считаться «контрабандным товаром» до конца своих дней. Эмвор, похоже, считает, что ни у кого здесь с этим проблем не будет. Возможно, он прав, но я все равно буду волноваться. В этот день меняется моя жизнь, а она никогда не была особенно стабильной. Я всегда завишу от чей-то доброй воли.
Так что я выбираюсь из постели и, окинув взглядом окружающую меня уютную маленькую комнату, сдерживаю вздох печали. Эмвор встает, такой же молчаливый, как и я, и направляется на выход, чтобы приступить к утренней работе по хозяйству. Наверное, это разумно. Он говорил, что большинство этих встреч – это мероприятия, продолжающиеся в течение всего дня, и мы должны выехать сразу после завтрака. Это будет путешествием в аэросанях, на дорогу которого уйдет приблизительно один час или около того, а потом – целый день праздного времяпрепровождения в общении и угощениях. На мой взгляд, это что-то похожее на старый добрый человеческий пикник. Эмвор говорит, что обычно он их избегает, но на этот раз, видимо, у него нет выбора, не тогда, когда он хочет от меня избавиться. Я сама никогда не была чрезвычайно социальным созданием. Пожалуй, когда-то давно и была, но после десяти с лишним лет, проведенных в шоу уродцев, ничто я так не хочу, как проводить тихий, спокойный вечер дома. В этом мы с Эмвором идеально подходим друг другу. Я наблюдаю, как он уходит, проходя мимо целой горы выпечки, которую я испекла вчера, готовясь к сегодняшнему дню. Обычно он то тут, то там пытается стащить чего-нибудь попробовать на вкус. Сегодня он совсем не обращает на мою выпечку внимания, и это разбивает мне сердце.
Думаю, мне лучше собираться.
После быстрого умывания я аккуратно укладываю волосы, поскольку знаю, что это – одно из моих главных достоинств. Я взбиваю их в крупные, воздушные волны, которые ниспадают на мои плечи, и заколками закрепляю их на висках. Нет смысла прятаться за волосами – все скоро увидят мое очень даже человеческое лицо. У меня есть изысканная туника с замысловатыми рукавами, на которой настояла Леандра, чтобы я приняла ее как свой свадебный наряд, но до этого момента я ее не вынимала. Я надеваю ее на повседневные штаны, а затем провожу следующие полчаса, трясущимися руками зашнуровывая, завязывая и собирая складки хрупких рукавов. Когда я готова, наношу на губы немного блеска, единственное косметическое средство, которым пользуются месакка женщины, после чего смотрю на свое отражение в зеркале. Я выгляжу, как маленькая зверюшка Леандры, и эта мысль наводит тоску. Я мечтала, что после того, как приеду сюда, стану другим человеком, что смогу начать новую жизнь. Что стану настоящей личностью, а не просто игрушкой.
Однако, похоже, что я качусь в обратном направлении. Какие успехи я бы ни достигла, какой новой личностью я бы ни стала с тех пор, как сошла с того космического корабля, в мгновение ока я опять, как и раньше, становлюсь оставленной в прошлом ручным зверьком Леандры.
«Я должна быть благодарна», – напоминаю я себе. Большинству рабов не дано право выбора. Большинство просто захватываются во время устроенных властями облав и отчуждаются, и в итоге они оказываются в захудалых космодромах, где работают, лежа на спине. Мне повезло.
– Повезло, – напоминаю я себе, когда, надев обувь, направляюсь в гостиную, чтобы собрать еду, которую мы забираем с собой. Тут до меня доходит, что мне наверняка надо упаковать и свои вещи, и снова из моих глаз грозят вот-вот покатиться слезы.
Глава 9
ЭМВОР
Я кормлю животных, пытаясь выключить мои мысли о том, что должно произойти сегодня. Мы поедем на праздник, будем общаться с моими соседями, и я сделаю все возможное, чтобы самому найти мужа для Николь. На этой планете много одиноких мужчин, так как фермерство уж точно не завлекает женщин сюда, на отдаленную Кассу. Я могу вспомнить, как минимум, пять фермеров по соседству, у которых нет жен и которые могут быть заинтересованы…, но ни один из них не кажется подходящим для Николь.
Итак, есть Хусери, но он не любит купаться и, как правило, от него сильно несет. В этом ничего страшного, если на своей ферме живешь один, но я представляю себе лежащую под ним изысканную Николь, и меня аж тошнит от этого. Она не для него.
Тут есть Четах, у которого очень крупная ферма, но в то же время он ужасно скуп. Николь заслуживает кого-то, кто будет ее баловать и позволит ей делать то, что ей нравится, особенно учитывая ту жизнь, которой она жила. Четах одевал бы ее в лохмотьях и возненавидел бы ее выпечку, потому что это израсходовало бы его запасы продуктов. Нет, он не тот, кто ей нужен.
Есть Санджурел, но он уже старый и до сих пор скучает по своей жене. Нет, он не подходит.
Еще есть Аманаст, но… мне не нравится его лицо. И у него странный смех, такое впечатление, будто он рыгает, а не смеется. Нет какой-то конкретной причины, чтобы он не нравился, просто не нравится и все.
Мысленно я разбираю всех оставшихся холостяков, живущих рядом, и не могу найти ни одного, подходящего для нее. Слишком короткий, слишком высокий, слишком старый, слишком молодой, слишком богатый, слишком бедный, слишком упрямый, слишком грубый. Нет никого, кто поистине подходил бы кому-то настолько замечательному, как Николь. Но я должен кого-нибудь для нее найти. Она не вернется в космос и не будет переживать о своем будущем. Хочу, чтобы она чувствовала себя в безопасности.
Не в силах больше тянуть время, я возвращаюсь в дом. Сегодня это должно будет произойти, хочу я того или нет. Я приглаживаю свои вспотевшие волосы. Надо помыться, прежде чем мы уедем, потому что это будет долгий день, и я не хочу, чтобы Николь считала, что я воняю так же дурно, как Хусери. Она…
Любая мысль, пришедшая мне в голову, тут же умирает, а дыхание у меня словно прерывается.
Николь стоит в дверном проеме спальни, и от ее красоты у меня аж дух захватывает. Она одета в длинную тунику, сшитую в традиционном стиле нашей родной планеты, поверх штанов. Рукава – изощренно вычурные, выполненные почти в нелепом стиле, который сейчас так популярен и который я избегаю в своей собственной одежде, но на ней все это выглядит просто потрясающе. Сложность одежды лишь подчеркивает, насколько она хрупкая, а также, насколько она изысканная и красивая. Ткань темно – почти полуночной темноты – синяя, и это заставляет ее кожу выглядеть еще более люминесцентно светлой, а волосы – блестящими. Девушка улыбается мне, ее алый ротик блестит, а великолепные груди идеально очерчены плотно прилегающей материей.
– Как думаешь, эта одежда подойдет? – застенчиво спрашивает она меня. – Я не знаю местных жителей и не знаю, какие здесь правила ношения одежды, но это лучший наряд, который у меня есть.
Мне хочется сказать ей, чтобы она переоделась во что-то более простое. Не потому что другие будут возражать, а потому, что эта одежда вырисовывает контуры ее прекрасной, изящной фигуры и изящный изгиб ее лодыжек. И эти груди. Но Николь нервничает и волнуется, ее руки дрожат, в то время как она разглаживает подол, и последнее, чего я хочу, – сделать все еще хуже.
– Ты выглядишь прекрасно, – говорю я хриплым голосом.
И тогда я награжден ослаблением напряженности в ее плечах и разбивающим мне сердце появлением тех ямочек. Просто несправедливо, что она будет принадлежать кому-то другому.
Мы едем в аэросанях не больше десяти минут, как вдали я замечаю еще одни, направляющихся в нашу сторону. Сани могут проехать практически по любой местности, поэтому я знаю, что нет причин ехать рядом друг с другом, если только не ради любопытства или компании. Предполагаю, что мы вот-вот получим понемногу и того, и другого.
– Кто это? – спрашивает Николь, натягивая шаль на свои плечи и волосы. Я понимаю, что она пытается прикрыть свое лицо. Несомненно. Она боится, что кто-то может прийти за ней.
Я чувствую резкий всплеск защитной реакции по отношении к ней.
– Все будет хорошо, – я обещаю ей, сохраняя мой голос нежным. – Это всего лишь один из излишне пронырливых соседей.
– Ясно, – говорит она дрожащим голосом, и я замечаю, что она не опускает капюшон.
Мы молчим, когда сани приближаются, чтобы ехать бок о бок с нашими. Я не замедляю свою скорость, чтобы приветствовать этот визит. Незачем. С первого взгляда я узнаю, чьи это сани. У Аманаста самые блестящие аэросани по эту сторону галактики. Они яркие, непрактичного красного цвета, которые бросаются в глаза, как воспаленный большой палец, который так и просится почесать.
На ходу он выезжает параллельно с нами и в приветствии прикасается рукой к своим рогам.
– Эмвор! Санджурел сообщил, что ты приедешь на этот праздник, но я ему не поверил. Сказал, что нам никогда не удастся вытащить этого старого хрыча из его пещеры, если только они не станут раздавать больше земельных угодий, – улыбаясь настолько широко, что кажется видны все его зубы, он начинает смеяться свом рыгающим смешком. – Кстати, слышал, к тебе приехала гостья, вот и подумал, мол, поеду лично и познакомлюсь. Кто это с тобой?
Я бросаю взгляд на Николь и вижу, что она, опустив голову, тщательно прячется под капюшоном. Ее руки также спрятаны. Я оглядываюсь обратно на Аманаста и замечаю, что его взгляд сосредоточен на ее груди. Гребаный ублюдок. Ему не следует так похотливо пожирать ее глазами.
– Компания, – это все, что я говорю. Наверное, нужно сказать ему больше, сказать ему, что она в поисках мужа, но у меня не получается, слова застревают в горле.
– Как по мне, так эта компания смахивает на женскую, – заявляет Аманаст, и я прям чувствую, как Николь возле меня дрожит.
Мне следует их друг другу представить. Аманаст молод. Он при деньгах. Мне кажется, он бы неплохо заботился о жене. Не думаю, что его бы заботило, что она человек. Ему, скорее всего, понравилось бы то внимание, которое она к нему привлечет. Но тогда он издает еще один из этих его рыгающих смешков, и я представляю, что эта рыгающая физиономия крутится около Николь, рыгает рядом с ней, пока она спит. Рыгает на нее, взбираясь на нее…
