Текст книги "Пустой дом"
Автор книги: Розамунда Пилчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
5
Вирджиния просыпалась постепенно, с непривычным чувством удовлетворения. Она ощущала себя энергичной и собранной – оба этих ощущения были для нее внове, так что Вирджиния позволила себе немного понежиться в постели, смакуя их. Удобно устроившись на невероятно комфортабельной гостевой кровати леди Кейли, подложив под голову подушки, окутанная тончайшими льняными простынями с мережкой и одеялами, легкими словно облачко, она наблюдала за тем, как утреннее солнце зарождающегося летнего дня продевает золотые нити сквозь ажурную крону каштана. Все тяжелое было позади, сложности, которых она опасалась, так или иначе разрешились, а через несколько часов она и дети будут уже в поезде. Она говорила себе, что после вчерашнего вечера ее не напугаешь никакой проблемой, ни одно препятствие больше не казалось ей непреодолимым, ни одна задача слишком запутанной. В своем воображении она осторожно заглянула на несколько недель вперед, попыталась представить, как будет в одиночку справляться с Карой и Николасом, перебрала в уме многочисленные недостатки коттеджа, который так необдуманно арендовала для них, но ее приподнятого настроения это не поколебало. Она ступила на новый путь. С сегодняшнего дня все пойдет по-другому.
Была половина восьмого. Она поднялась, наслаждаясь чудесной погодой, щебетом птиц, доносившимся издалека мягким гулом автомобилей. Вирджиния искупалась, оделась, упаковала свои вещи, застелила постель и сошла вниз.
Няня с детьми обычно завтракали в детской, а леди Кейли завтрак относили на подносе в ее спальню, однако в этом доме с его идеально налаженным хозяйством не забывали ни о ком: в столовой Вирджиния обнаружила кофейник, подогревавшийся на спиртовке, и завтрак, накрытый на одну персону.
Она выпила две чашки обжигающего черного кофе и съела тост с джемом. Потом взяла со столика ключи, отперла входную дверь и вышла на тихую утреннюю улицу. Вирджиния направилась к старомодной бакалейной лавочке, которой покровительствовала леди Кейли. Там она запаслась необходимым продовольствием, которое позволит им продержаться, пока они будут устраиваться в Бозифике. Хлеб, масло, бекон, яйца, кофе, какао, консервированная фасоль (она знала, что Николас ее обожает, но няня была против фасоли), томатный суп и шоколадные бисквиты. Молоко и овощи они закупят на месте, с мясом и рыбой можно пока подождать. Она оплатила покупки, и бакалейщик упаковал их в прочную картонную коробку. Груз был нелегким; держа коробку перед собой обеими руками, она отправилась обратно на Мелтон-гарденз.
Леди Кейли и дети уже были внизу; няня не показывалась. Однако на полу в прихожей, выровненные как по линейке, стояли их маленькие чемоданчики, наверняка идеально уложенные, так что Вирджиния опустила свою коробку с продуктами рядом с ними.
– Доброе утро, мамочка!
– Доброе утро.
Она поцеловала их обоих. Они были чистенькие и аккуратные, готовые к поездке: Кара в голубом хлопковом платьице, а Николас в шортах и полосатой рубашке, с волосами, по которым явно только что прошлись влажной щеткой.
– Что ты сейчас делала? – поинтересовался он.
– Покупала продукты. Когда мы приедем в Пензанс, у нас, скорее всего, не будет времени зайти в магазин. Ужасно было бы остаться совсем без еды.
– Я ничего не знал до самого утра, пока Кара не сказала мне. Даже когда проснулся, еще не знал, что мы поедем на поезде.
– Прости, пожалуйста. Прошлой ночью, когда я пришла обо всем вам рассказать, ты уже спал, и мне не хотелось тебя будить.
– Лучше бы ты меня разбудила! Я ничего не знал до самого завтрака! – Он был очень сердит.
Улыбнувшись сыну, Вирджиния подняла глаза на свекровь. Леди Кейли казалась утомленной, ее лицо было бледнее обычного. В остальном она выглядела как всегда идеально, самообладание снова вернулось к ней. Вирджиния подумала, что она, скорее всего, совсем не спала.
– Тебе лучше вызвать такси по телефону, – сказала леди Кейли. – Ты же не хочешь опоздать на поезд. На вокзал лучше приезжать заранее. Номер записан на листке у аппарата.
Сожалея, что не подумала об этом сама, Вирджиния последовала совету свекрови. Часы в прихожей пробили четверть девятого. Через десять минут подъехало такси; можно было отправляться.
– Нужно же попрощаться с няней! – воскликнула Кара.
Вирджиния ответила:
– Конечно. Где она?
– В детской. – Кара бросилась к лестнице, но Вирджиния остановила ее.
– Нет.
Кара замерла и изумленно уставилась на мать, шокированная ее непривычным тоном.
– Но мы же должныс ней попрощаться!
– Конечно. Няня спустится и проводит вас. Я сейчас поднимусь сказать ей, что мы уезжаем. А вы пока собирайтесь.
Она нашла няню в детской, занятую какими-то явно надуманными делами.
– Няня, мы уезжаем.
– Да-да.
– Дети хотят с вами проститься.
Молчание.
Прошлым вечером Вирджиния прониклась жалостью к няне, почувствовала к ней своего рода уважение. Но сейчас ей хотелось одного: взять ее за плечи и трясти до тех пор, пока не отвалится ее глупая голова.
– Это просто смешно. Вы не можете так закончить наши отношения. Спуститесь вниз и попрощайтесь с детьми.
Это был первый прямой приказ, отданный ею няне. Первый, подумала она, и последний. Как и Кара минутой ранее, няня была потрясена. Мгновение она стояла неподвижно, шевеля губами, словно придумывала какую-нибудь отговорку. Вирджиния поймала ее взгляд, но глаз не отвела. Няня ждала, что Вирджиния спасует, но та смотрела ей прямо в лицо, так что няня была вынуждена признать свое поражение. Победа была безоговорочной.
– Конечно, мадам, – сказала няня и последовала за Вирджинией вниз по лестнице в прихожую, где дети повисли у нее на шее, стали обнимать и целовать так, будто она была единственным человеком на свете, которого они любили, а затем, когда демонстрация теплых чувств благополучно завершилась, выбежали за дверь и бросились по тротуару к ожидавшему их такси.
– До свидания, – попрощалась Вирджиния со свекровью. Больше сказать было нечего. Они снова расцеловались, соприкоснувшись щеками и чмокнув воздух.
– До свидания, няня.
Но няня уже возвращалась по лестнице в детскую, сморкаясь в носовой платок. Видны были только ее ноги, шагающие по ступенькам, а в следующее мгновение она ступила на лестничную площадку и скрылась из виду.
Вирджинии не стоило беспокоиться о том, как дети будут вести себя в поезде. Новизна такого путешествия, вместо того чтобы возбудить их, наоборот, заставила притихнуть. Они нечасто куда-нибудь выезжали, а на море не были вообще никогда. В Лондон, в гости к бабушке, они добирались ночным поездом, в который их загружали уже в пижамах, и спали всю дорогу.
Теперь же они смотрели в окно на пробегающие мимо пейзажи так, словно никогда раньше не видели полей, ферм, коров или маленьких городков. Через некоторое время, когда первое очарование рассеялось, Николас открыл подарок, купленный для него Вирджинией в Паддингтоне, и удовлетворенно улыбнулся, увидев небольшой красный трактор.
– В Кирктоне такой есть. У мистера Макгрегора, марки «Мэсси Фергюсон».
Он покрутил колеса и зафыркал, имитируя звук работающего мотора, а потом стал катать игрушку по колючей ткани, которой обивают сиденья вагонов Британской железнодорожной компании.
Кара даже не открыла заранее припасенный комикс. Он так и лежал у нее на коленях, а она неотрывно смотрела в окно, притиснувшись выпуклым лбом к стеклу, внимательно глядя сквозь очки, чтобы ничего не пропустить.
В половине первого они отправились на ланч, и это было еще одно приключение: пробираться по коридорам, торопливо перепрыгивать через сочленения между вагонами, пока они не разошлись в разные стороны. Вагон-ресторан показался им волшебной страной: там стояли столики с маленькими лампочками, а любезный официант как взрослым протянул им меню.
– Что закажет мадам? – спросил он, и у Кары порозовели щеки, а с губ сорвался смущенный смешок, когда она поняла, что официант обращается к ней. Вирджинии пришлось помочь ей с выбором – томатный суп и жареная рыба, – а потом участвовать в решении глобальной проблемы, какое мороженое, белое или розовое, заказать на десерт.
Глядя на их лица, Вирджиния думала: для них сейчас все ново и восхитительно, поэтому и я чувствую то же самое. Даже самые банальные, обыденные вещи будут теперь казаться мне особенными, потому что я стану смотреть на них глазами Кары. А если Николас задаст мне вопрос, на который я не знаю ответа, мне придется поискать его в энциклопедии; я должна буду стать более знающей, эрудированной, научиться поддерживать остроумную беседу.
Мысль показалась ей забавной. Она внезапно рассмеялась, Кара подняла на нее глаза и засмеялась вслед за матерью, не понимая, в чем причина, но радуясь оттого, что они смеются вместе.
– Когда ты впервые ездила на поезде в Корнуолл? – спросила Кара.
– Когда мне было семнадцать. Десять лет назад.
– А в детстве, когда была как я, ты туда не ездила?
– Нет. Меня отправляли к тете, в Сассекс.
Был полдень, и они сидели в купе вдвоем. Николас, памятуя о приключениях по дороге в вагон-ресторан, предпочел остаться в коридоре, где стоял, раскачиваясь вместе с вагоном и пытаясь удержаться на широко расставленных ногах.
– Расскажи мне.
– Про Сассекс?
– Нет. Про то, как ездила в Корнуолл.
– Ну, мы просто собрались и поехали. Вместе с мамой, погостить у Элис и Тома Лингардов. Я только что окончила школу, и вот Элис прислала письмо, в котором приглашала нас к ним, а мама решила, что будет очень кстати съездить отдохнуть.
– Это были летние каникулы?
– Нет, весенние. На Пасху. Нарциссы уже пробивались из земли, а на железнодорожных насыпях вовсю цвели примулы.
– Было тепло?
– Не очень. Но солнечно, и уж, конечно, теплее, чем в Шотландии. В Шотландии у нас никогда не бывает настоящей весны, правда? Сегодня еще зима, а завтра глядь, на деревьях распустились листья и наступило лето. По крайней мере, мне всегда так казалось. В Корнуолле весна тянется гораздо дольше… Вот почему у них растет столько красивых цветов, которые отправляют на продажу в Ковент-Гарден.
– Ты купалась?
– Нет. Море было ледяное.
– А в бассейне у тети Элис?
– Тогда у нее еще не было бассейна.
– А мы будем купаться в бассейне тети Элис?
– Конечно.
– А в море?
– Да, найдем красивый пляж и будем плавать.
– Но я… я не очень хорошо плаваю.
– В морской воде плавать гораздо проще, чем в обычной. Она соленая и в ней легче удержаться на плаву.
– А волны? Они же брызгают в лицо!
– Бывает. Но это очень весело.
Кара обдумала ее слова. Ей не нравилось, когда ей брызгали в лицо. Без очков все вокруг становилось смазанным, а в очках купаться было нельзя.
– Чем еще ты занималась?
– Ну, мы повсюду разъезжали на машине, ходили по магазинам. В хорошую погоду сидели в саду, Элис приглашала друзей на чай и разных знакомых на обед. Иногда я ходила на прогулки. Там много красивых мест. Можно подняться по холму за домом, можно спуститься в Порткеррис. Улочки там очень крутые и узкие – настолько, что по ним еле-еле можно проехать на машине. Там жило множество бродячих котов, а в гавани были пришвартованы рыбацкие лодки и старики сидели на набережной, греясь на солнышке. В прилив темно-синяя вода поднимала лодки, а в отлив отступала, обнажая золотой песок, и они лежали на нем, накренившись набок.
– И не падали?
– Вроде бы, нет.
– Почему?
– Понятия не имею, – ответила Вирджиния.
То был особенный день, ветреный и солнечный, какие порой выдаются в апреле. Наступал прилив – Вирджиния помнила его солоноватый запах, смешанный с дразнящими ароматами смолы и свежей краски.
У причалов вода тихонько колыхалась, гладкая словно стекло, прозрачная и очень глубокая. За волноломом по океану бежали белые барашки, а на другом краю бухты пенились волны, разбиваясь о скалы у подножия маяка, и клочья белоснежной пены взлетали вверх чуть ли не до его крыши.
После пикника в Лэнион прошла уже неделя, и вот Вирджиния снова оказалась предоставлена сама себе. Элис поехала в Пензанс на заседание какого-то комитета, Том Лингард был в Плимуте, миссис Джилкс, кухарка, взяла выходной и, водрузив на голову внушительных размеров шляпу, отбыла проведать жену своего кузена, а миссис Парсонс отправилась с еженедельным визитом к парикмахеру.
– Тебе придется самой себя развлекать, – сказала она Вирджинии за ланчем.
– Я найду чем заняться.
– Что ты собираешься делать?
– Не знаю. Что-нибудь.
Сидя одна в пустом доме и предвкушая свободные часы, которые ей предстояло чем-то заполнить, Вирджиния перебирала открывавшиеся возможности. День был слишком хорош, чтобы терять время понапрасну, так что она вышла из дома и пешком двинулась вперед. Ноги сами привели ее к узкой тропинке, ведущей к скалам и дальше, мимо них, вниз, на белоснежную полоску пляжа. Летом там устанавливали разноцветные навесы и лотки с мороженым, пляж заполняли отдыхающие с пляжными мячами и зонтиками от солнца, но в апреле для них было слишком рано и песок лежал чистый, промытый зимними штормами, а цепочка ее следов, ровная и четкая, напоминала строчку швейной машинки.
На другом краю пляжа начиналась дорога вверх, и вскоре Вирджиния погрузилась в хитросплетения узких улочек, петлявших вокруг выгоревших на солнце домов. Внезапно она набрела на небольшую лестницу, прошла по незнакомой аллейке и наконец, повернув за угол, оказалась у самой гавани. В ослепительном солнечном свете она разглядела выкрашенные в яркие цвета лодки, качающиеся на воде, изумрудным оттенком напоминавшей павлиньи перья. Чайки с криком кружились над головой, на фоне голубого неба их огромные белые крылья напоминали паруса. Повсюду разворачивалась оживленная деятельность, шла традиционная весенняя уборка. Нужно было заново побелить фасады магазинчиков, навести блеск на витрины, свернуть в бухты канаты, выскоблить палубы, починить сети.
На набережной какой-то оптимистически настроенный продавец уже установил сияющую белой краской палатку с заманчивой вывеской: «Фред Хоскингс, Мороженое домашнего изготовления, лучшее в Корнуолле», – и Вирджинии внезапно ужасно захотелось мороженого, так что она пожалела, что не захватила с собой деньги. Здорово было бы сейчас посидеть на солнышке, облизывая мороженое. Чем больше она об этом думала, тем больше ей его хотелось. Вирджиния пошарила по карманам в надежде найти завалившуюся монетку, но те оказались пусты – ни полпенни.
Она присела на швартовую тумбу и с несчастным видом уставилась на рыбацкое суденышко, на палубе которого мальчишка в просоленной ветровке кипятил на спиртовке чайник. Она пыталась заставить себя не думать о мороженом, и тут словно в ответ на ее молитву голос за спиной обратился к ней:
– Привет!
Вирджиния посмотрела через плечо, отбросив с лица длинные темные волосы, и увидела, что он стоит на причале, продуваемом ветром, зажав под мышкой какой-то сверток, в темно-синем свитере с высоким воротом, который делает его похожим на моряка.
Она поднялась на ноги.
– Привет!
– Я так и подумал, что это вы, – сказал Юстас Филипс, – но не был уверен. Что вы здесь делаете?
– Ничего. То есть я пошла на прогулку и остановилась посмотреть на лодки.
– Хороший сегодня день.
– Да.
В его синих глазах плескался смех.
– А где же Элис Лингард?
– Поехала в Пензанс… у нее там заседание комитета.
– Так вы здесь одна?
– Да.
На ней были старенькие голубые кеды, джинсы и белый свитер с узором из кос, и Вирджиния в приступе самоуничижения болезненно ощутила, что этот наряд лишний раз свидетельствует о ее наивности, равно как и неумении поддерживать светскую беседу.
Она взглянула на его сверток.
– А что здесь делаете вы?
– Пришел купить парусину, чтобы закрывать стога. Прошлой ночью был такой ветер, что старый тент порвало в клочья.
– И вы уже возвращаетесь назад?
– Немного погодя. А какие планы у вас?
– Собственно, никаких. Я просто осматриваю город.
– И много уже осмотрели?
– Так далеко я зашла в первый раз.
– Тогда пойдемте, я покажу вам остальное.
Неспешно шагая в ногу, они вернулись ко входу в гавань. Он заметил палатку с мороженым и притормозил, чтобы поздороваться с владельцем.
– Привет, Фред!
Продавец мороженого, в сияющей накрахмаленной куртке напоминавший судью на крикетном матче, обернулся и посмотрел на него. Его коричневое от загара морщинистое лицо, напоминавшее скорлупу грецкого ореха, растянулось в улыбке.
– Привет, Юстас! Как поживаешь?
– Прекрасно! А ты?
– О, неплохо, неплохо. Давненько тебя не было видно. Как идут дела в Лэнион?
– Все в порядке. Работаю. – Юстас склонился над его лотком. – В этом году ты рановато. Кто сейчас будет покупать мороженое?
– Ну, я всегда говорил: какая пташка рано проснулась, та скорее и корм нашла.
Юстас взглянул на Вирджинию.
– Хотите мороженого?
Никогда еще другой человек не угадывал так точно ее желание.
– Не отказалась бы, но у меня нет с собой денег.
Юстас усмехнулся.
– Самое большое, какое у тебя есть, – скомандовал он Фреду и полез в задний карман за кошельком.
Они миновали причал и углубились в сеть мощеных улочек, о существовании которых она даже не подозревала. Ее взгляду открывались маленькие нарядные площади, где стояли дома с желтыми дверями и оконными наличниками, палисадники, в которых на веревках сушилось белье, каменные лестницы, на которых ничейные коты грелись на солнышке и языками вылизывали шерстку. В конце концов они дошли до северного пляжа, открытого всем ветрам, о который разбивались тяжелые нефритовые волны, подсвеченные солнцем, а в воздухе стоял туман от соленых брызг.
– Когда я был еще мальчишкой, – громко произнес Юстас, которого она с трудом слышала за шумом ветра, – то приходил сюда заниматься серфингом. У меня была доска – деревянная, с нарисованной маской, ее сделал для меня мой дядя. Теперь у подростков фирменные доски, из стеклопластика, на них можно кататься круглый год, и зимой, и летом.
– Как им не холодно?
– Они катаются в гидрокостюмах.
Они подошли к волнолому, в стену которого была вделана деревянная скамья, и Юстас, явно решив, что они бродят уже слишком долго, уселся на скамью, опираясь спиной о волнолом, подставил лицо солнцу и вытянул свои длинные ноги.
Вирджиния, доедавшая остатки гигантской порции мороженого, присела с ним рядом. Он смотрел на нее, а когда она проглотила последний кусочек и вытирала липкие пальцы о джинсы, спросил:
– Вам понравилось?
Лицо его было серьезным, но в глазах притаился смех. Тем не менее Вирджинию это не обидело.
– Очень вкусно! Лучшее мороженое в моей жизни. Вам надо было купить себе тоже.
– Я перерос тот возраст, когда можно бродить по улицам, поедая мороженое.
– Я его никогда не перерасту!
– А сколько вам лет?
– Семнадцать, вот-вот исполнится восемнадцать.
– Вы уже закончили школу?
– Да, прошлым летом.
– А что делаете сейчас?
– Ничего.
– Собираетесь поступать в университет?
То, что он счел ее достаточно умной, польстило Вирджинии.
– Ну что вы, нет…
– Чем же вы планируете заняться?
Лучше бы он не спрашивал…
– Думаю осенью поступить на курсы, буду изучать кулинарию, или стенографию, или машинопись, или что-нибудь такое же ужасное. Правда, мама забрала себе в голову, что я должна провести лето в Лондоне, ходить на всякие вечеринки и собрания, знакомиться с людьми, в общем, выйти в свет.
– Кажется, – сказал Юстас, – это называется лондонским «сезоном».
По его тону было ясно, что он одобряет этот обычай не больше, чем сама Вирджиния.
– Прошу, не надо! У меня от одного слова мурашки бегут по телу.
– Трудно поверить, что в наше время кто-то еще придает этому значение.
– Знаю, это глупо. Но такие люди есть. И моя мать входит в их число. Она уже встречалась с другими такими же мамашами, устраивала для них чай. Она даже выбрала мне кавалера для танца, но я буду изо всех сил стараться ее отговорить. Вы можете представить что-нибудь более ужасное, чем танец дебютанток?
– Нет, не могу, но мне не семнадцать и я не девушка. – Вирджиния состроила ему гримасу. – Если вы так сильно не хотите в этом участвовать, то почему бы вам не проявить характер и не сказать матери, чтобы она нашла лучшее применение деньгам, – например, купила вам билет в Австралию и обратно или что-то в этом роде.
– Я уже говорила. Точнее, пыталась. Но вы не знаете мою мать. Она никогда не слушает, что я ей говорю. Она объявила, что мне необходимознакомиться с правильными людьми, получать приглашения на правильные мероприятия и посещать правильные места.
– Попробуйте перетянуть на свою сторону отца.
– У меня нет отца. По крайней мере, я никогда его не видела; они с мамой развелись, когда я была совсем маленькой.
– Ясно, – произнес он и добавил, хотя и без большого воодушевления:
– Не грустите, вполне вероятно, что вам там понравится.
– Я заранее ненавижу каждую минуту этого «сезона»!
– Почему?
– Потому что на вечеринках я не знаю, куда деваться, не могу вымолвить ни слова в незнакомой компании и не представляю, о чем говорить с молодыми людьми.
– Ну, со мной вы прекрасно разговариваете, – ухмыльнулся Юстас.
– Вы совсем другой.
– Как это?
– Вы взрослый. То есть немолодой.
Юстас рассмеялся, и Вирджиния ощутила неловкость.
– Я хочу сказать, вас нельзя назвать молодым человеком, вам же не двадцать один или двадцать два…
Он все еще смеялся. Она нахмурилась.
– А сколько вамлет?
– Двадцать восемь, – сказал он ей. – Должно исполниться двадцать девять.
– Здорово. Хотелось бы мне быть двадцативосьмилетней.
– Тогда, – сказал Юстас, – вас бы здесь не было.
Внезапно похолодало, стало темнеть. Вирджиния начала зябнуть, взглянула на небо и увидела, что солнце скрылось за толстой серой тучей, предвестницей грозового фронта, надвигавшегося с запада.
– Вот и все, – сказал Юстас. – Хорошей погоде конец. К вечеру пойдет дождь.
Он посмотрел на часы.
– Уже почти четыре, пора отправляться домой. Как вы будете добираться?
– Думаю, пешком.
– Я могу вас подвезти.
– Вы на машине?
– У меня «лендровер», припаркован возле церкви.
– Вам не придется делать крюк?
– Нет, я проеду к Лэнион через пустошь.
– Ну, если вы уверены…
Всю дорогу до Уил-хауса Вирджиния молчала. Однако это было естественное, ненатужное молчание, комфортное, как разношенные туфли, не имевшее ничего общего с застенчивостью или отсутствием тем для разговора. Она уже и не помнила, когда чувствовала себя так легко в компании другого человека, – и уж, конечно, никогда не бывало с ней такого в обществе мужчины, тем более почти незнакомого. «Лендровер» был старый, с протертыми запыленными сиденьями. На полу в кабине валялись клочья соломы и витал легкий запах навоза, но Вирджинию это нисколько не оттолкнуло, ибо напомнило о Пенфолде. Она поняла, как сильно ей хотелось туда вернуться. Увидеть при дневном свете ферму и поля, посмотреть на коров. Вирджиния хотела, чтобы ей показали окрестности, провели по дому и пригласили выпить чаю в той чудесной кухне. Чтобы ее приняли как свою.
Они проехали через город и взобрались на холм: на месте величественных особняков, некогда занимавших его склоны, теперь стояли отели со стеклянными фасадами, а старые сады сравняли бульдозерами и устроили на их месте стоянки для машин. К каждому отелю примыкала оранжерея, у дверей росли пальмы, уныло вырисовываясь на фоне серого неба, а на клумбах, разбитых по указанию городских властей, ровными рядами были высажены нарциссы.
Высоко над морем дорога пошла ровнее. Юстас прибавил скорость и сказал:
– Когда вы возвращаетесь в Лондон?
– Не знаю. Наверное, через неделю.
– Хотите еще раз побывать в Пенфолде?
Уже второй раз за день Юстас угадывал ее самое сокровенное желание. Она подумала, уж не ясновидящий ли он.
– Да, с огромным удовольствием.
– Моя мама к вам очень прониклась. Нечасто она видит новые лица. Она будет рада, если вы придете к нам выпить чаю.
– Я обязательно приду.
– Только как вам добраться до Лэнион? – спросил Юстас, внимательно глядя на дорогу.
– Я одолжу у Элис ее машину. Уверена, она разрешит мне ее взять. Я буду ехать очень осторожно.
– А вы умеете водить?
– Конечно. Иначе зачем мне брать машину?
Она улыбнулась. Не потому, что пыталась пошутить – просто внезапно ей стало очень легко на душе.
– Вот что я вам скажу, – произнес Юстас в своей обычной неспешной манере. – Я поговорю с мамой, спрошу, в какой день ей удобнее будет вас принять, и позвоню вам по телефону. Хорошо?
Она представила, как будет дожидаться звонка, как поднимет трубку и через провода услышит его голос. Она крепко обняла себя за плечи, ощущая острую радость.
– Очень хорошо.
– По какому номеру мне звонить?
– Порткеррис, три-два-пять.
– Я запомню.
Они подъехали к дому. Он повернул в белые ворота Уил-хауса, миновал подъездную аллею, окруженную живой изгородью из эскаллонии.
– Приехали. – Он резко затормозил, выбросив гравий из-под колес. – Вот вы и дома, и как раз к чаю.
– Большое спасибо.
Он склонил голову к рулю, улыбаясь ей.
– Не за что.
– Я хочу сказать, спасибо за все. За мороженое и за все остальное.
– Пожалуйста.
Он перегнулся через нее и распахнул дверцу. Вирджиния спрыгнула на гравий, и в этот самый момент входная дверь распахнулась и на пороге появилась миссис Парсонс в изящном шерстяном костюме цвета спелой малины и белой блузке с высоким воротничком, плотно облегающим шею.
– Вирджиния!
Вирджиния обернулась. Мать шла к ним по гравию подъездной аллеи, как всегда безупречная, однако ее темные коротко подстриженные волосы легко развевались на ветру, и сразу было видно, что прическу она сегодня не делала.
– Мама!
– Где ты была? – Улыбка на ее лице была дружелюбной и заинтересованной.
– Я думала, ты у парикмахера!
– Девушка, которая обычно делает мне прическу, слегла в постель с гриппом. Конечно, мне предложили замену, но поскольку до этого я видела ее только подметающей волосы с пола, то благоразумно предпочла отказаться.
Все еще улыбаясь, она перевела взгляд с Вирджинии на Юстаса, сидевшего в машине.
– А кто твой друг?
– О! Это Юстас Филипс.
Юстас наконец решил вылезти из кабины. Он спрыгнул на гравий и, обогнув капот «лендровера», подошел поближе, чтобы его представили. Ненавидя саму себя, Вирджиния взглянула на него глазами матери: мощные широкие плечи под моряцким свитером, загорелое лицо, сильные мозолистые руки…
Миссис Парсонс грациозно шагнула ему навстречу.
– Как поживаете?
– Здравствуйте, – сказал Юстас, вперив в нее немигающий взгляд своих синих глаз. Она было протянула руку для рукопожатия, но Юстас или не заметил ее движения, или предпочел его проигнорировать. Рука миссис Парсонс упала. Ее тон стал еле заметно, на одну сотую градуса, холоднее.
– Где жевы с Вирджинией познакомились?
Вопрос прозвучал совершенно невинно, даже игриво.
Юстас оперся о капот «лендровера», сложив руки на груди.
– Я живу в Лэнион, на ферме, которая называется Пенфолда.
– Ах да, конечно, тот пикник! Наслышана о нем. Как славно, что вы повстречались сегодня.
– Совершенно случайно, – твердо сказал Юстас.
– Но так даже лучше! – Она улыбалась. – Мистер Филипс, мы как раз собирались выпить чаю. Не хотите ли присоединиться?
Юстас покачал головой. Он по-прежнему не сводил глаз с ее лица.
– Я должен подоить семь десятков коров. Думаю, мне пора ехать.
– О, конечно. Я и в мыслях не имела отрывать вас от работы.
Она говорила тоном аристократки, отпускающей садовника, хотя на ее лице все так же сияла улыбка.
– Вам это и не удалось бы, – ответил Юстас и пошел назад к машине.
– До свидания, Вирджиния.
– О! До свидания, – слабым голосом пролепетала Вирджиния. – И спасибо, что довезли меня до дому.
– Я вам позвоню.
– Да, обязательно.
Он еще раз кивнул ей на прощание, а потом завел мотор, включил передачу и, не оборачиваясь, рванул с места, промахнул подъездную аллею и скрылся из виду, оставив Вирджинию и ее мать стоять, глядя ему вслед, в облаке пыли.
– Что ж, – сказала миссис Парсонс; несмотря на улыбку, было видно, что она сильно раздражена.
Вирджиния молчала. Собственно, что тут было говорить.
– Какой очаровательный молодой человек! Я хочу сказать, в этих местах кого только не встретишь… Зачем это он собрался тебе звонить?
Она говорила так, будто знакомство с Юстасом Филипсом было чем-то вроде забавы, общей для них с Вирджинией.
– Он предложил мне приехать в Лэнион, выпить чаю с его матерью.
– Как мило! Ну просто «Холодная ферма»! [4]4
Сатирический роман Стеллы Гиббонс.
[Закрыть]
С неба начал моросить мелкий дождь. Миссис Парсонс взглянула на низкие облака и вздрогнула.
– Сколько можно стоять на ветру? Пойдем, чай на столе.
На следующее утро мать объявила, что простудилась – постояла вчера на ветру – и чувствует себя неважно, поэтому останется дома. Поскольку погода была ужасная, никому не пришло в голову спорить с ней, так что Элис разожгла в гостиной камин, и миссис Парсонс устроилась у жизнерадостно потрескивающего огонька, укутав колени пушистым мохеровым пледом.
– Со мной все будет в полном порядке, – сказала она Вирджинии, – а вы с Элис езжайте и не беспокойтесь обо мне.
– Что ты имеешь в виду? Мы должны ехать? Куда?
– В Фальмут. На ланч в Пендрейне. – Вирджиния недоуменно уставилась на мать. – Дорогая, прошу, не будь такой бестолковой! Миссис Менгениот пригласила нас лет сто назад. Хотела показать свой сад.
– Мне никто ничего не сказал, – ответила Вирджиния, которой вовсе не хотелось ехать. Это займет целый день: дорога до Фальмута и обратно, ланч и осмотр дурацкого сада. Ей хотелось остаться дома и засесть у телефона, дожидаясь звонка от Юстаса.
– Значит, я говорю тебе сейчас. Тебе нужно переодеться. Не можешь же ты ехать на ланч в джинсах. Почему бы тебе не надеть ту чудесную синюю юбку, которую я недавно купила? Или клетчатый килт? Уверена, миссис Менгениот будет очарована, увидев тебя в нем.
Любую другую мать можно было бы попросить ответить на звонок и передать ей сообщение. Но миссис Парсонс Юстаса не одобрила. Она сочла его грубым, неотесанным, а брошенное вскользь упоминание о «Холодной ферме» ясно давало понять, что Юстас ею отвергнут. С того момента как он вырулил со двора, его имя ни разу не было упомянуто, и хотя за ужином прошлым вечером Вирджиния не раз пыталась рассказать Элис и Тому об их неожиданной встрече, мать бесцеремонно вмешивалась в разговор, не стесняясь перебивать ее, и переводила его на более подходящие темы. Переодеваясь, Вирджиния спешно соображала, как ей поступить.
Наконец, наряженная в килт и канареечно-желтый свитер, с тщательно причесанными, блестящими волосами, она забежала в кухню к миссис Джилкс. Миссис Джилкс была ее новым другом. В один дождливый вечер она научила Вирджинию печь ячменные лепешки, одновременно снабдив ее бесценными сведениями о состоянии здоровья и жизненных перипетиях своих многочисленных родственников.
– Здравствуй, Вирджиния!
