Текст книги "Пустой дом"

Автор книги: Розамунда Пилчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Он перебил ее.

– У тебя нет причин отказываться от него, Вирджиния, и ты это прекрасно знаешь. Все это просто чертовы оправдания!

– И за что же я, по-твоему, оправдываюсь?

– За то, что не решаешься воспротивиться воле свекрови или этой вашей няни, или их обеих. За то, что не можешь принять бой, отстоять свои права и растить детей так, как сама считаешь нужным.

Гнев на него застрял у нее в горле тяжелым комом, лишая дара речи. Она почувствовала, как запылали щеки, как по всему телу пробежала дрожь, однако, хотя это не укрылось от его внимания, он продолжал говорить – спокойно произносил все те ужасные вещи, которые она загоняла на задворки своего сознания уже много лет, ибо у нее не хватало мужества взглянуть им в лицо.

– Я думаю, ты ни черта не можешь дать своим детям. Ты палец о палец ради них не ударишь. Ты не привыкла стирать и гладить, за тебя это всегда делал кто-то другой, и сейчас ты не собираешься начинать. Тебе просто неохота утруждаться устройством пикников и чтением книжек перед сном. Твой страх никак не связан с Бозификом. Любой дом окажется для тебя нехорош. Сойдут любые предлоги, лишь бы не признаться себе, что ты, черт побери, просто неспособна позаботиться о собственных детях.

Прежде чем последние слова сорвались с его уст, она вскочила на ноги, вырывая свою ладонь из его руки.

– Это неправда! Ничего подобного! Я хочу, чтобы они были со мной! Я хотела этого с того самого момента, как приехала сюда!

– Так забери их, ты, симулянтка!

Он тоже вскочил, и они выкрикивали оскорбительные слова так, будто их разделяла целая пустыня, а не три фута некошеного газона.

– Именно так я и собираюсь поступить! Именно так, уж поверь мне!

– Поверю, только когда увижу своими глазами!

Она развернулась и бросилась к машине, но тут вспомнила, что забыла сумочку на столе в кухне. В слезах, она побежала назад и ворвалась в дом, спеша забрать ее, прежде чем Юстас снова доберется до нее. Потом вернулась в машину и, яростно газуя, кое-как развернулась на тесном дворе фермы и вырулила на проселок. Мотор взревел, из-под задних колес взметнулись брызги гравия.

– Вирджиния!

Сквозь слезы она разглядела в зеркале заднего вида Юстаса, стоящего на дороге далеко позади. Она вдавила в пол педаль газа и выскочила на главную дорогу, даже не посмотрев, не приближается ли другая машина. К счастью, других машин не было, однако она не сбавляла скорость до самого Порткерриса. Она пронеслась через город, бросила машину в запрещенном месте у самой адвокатской конторы и ринулась внутрь.

На этот раз Вирджиния не стала звонить и дожидаться мисс Леддра, а влетела словно ураган через приемную в кабинет мистера Уильямса, настежь распахнув дверь. Он как раз обсуждал с властной пожилой дамой, приехавшей из Труро, седьмой вариант ее завещания, когда грубое вторжение Вирджинии прервало их переговоры.

И адвокат, и его клиентка застыли в молчании, раскрыв рты. Мистер Уильямс пришел в себя первым и попытался встать на ноги.

– Миссис Кейли!

Но прежде чем он успел вымолвить еще хоть слово, Вирджиния швырнула ключи от Бозифика к нему на стол и выпалила:

– Я его беру. Прямо сейчас. И вселяюсь, как только приедут мои дети.

4

Элис сказала:

– Ты уж прости меня, Вирджиния, но, по-моему, ты делаешь ужасную ошибку. Более того, это классическая ошибка, которую совершают миллионы людей, когда внезапно ощущают себя одинокими. Ты действуешь импульсивно, необдуманно…

– Я все обдумала.

– Но у детей все в порядке, ты же знаешь, они прекрасно ладят с няней и твоей свекровью. Жизнь, которую они ведут, является естественным продолжением их жизни в Кирктоне, и благодаря этому они ощущают себя в безопасности. Их отец умер и, конечно, детей ждут перемены. Но если уж им суждено случиться, пусть это произойдет постепенно, не сразу. Дай Каре и Николасу время привыкнуть к этой мысли.

– Они мои дети!

– Но ты никогда не занималась ими. Никогда не заботилась о них сама, за исключением разве что коротких пауз, когда няня по вашему настоянию отправлялась в отпуск. Ты с ними измучишься, и я не думаю, Вирджиния, что к настоящему моменту ты физически достаточно окрепла, чтобы самой ухаживать за детьми. В конце концов, ты приехала сюда, чтобы оправиться после той ужасной простуды, чтобы прийти в себя, побыть в тишине и покое, отвлечься от того ужаса, который тебе пришлось пережить. Не лишай себя этой возможности. Силы понадобятся тебе, когда придет время вернуться в Кирктон, связать оборванные нити и научиться жить без Энтони.

– Я не собираюсь в Кирктон. Я переезжаю в Бозифик. Я уже внесла арендную плату за первую неделю.

Смирение на лице Элис сменилось раздражением.

– Не будь смешной! Если уж ты непременно решила привезти детей, то забирай их и живи с ними здесь, но, бога ради, позволь няне приехать тоже!

Еще вчера эта мысль наверняка показалась бы Вирджинии соблазнительной. Но сегодня она не хотела и думать об этом.

– Я уже все решила.

– Но почему ты мне ничегоне сказала? Почему не обсудила все со мной?

– Я не знаю. Просто мне показалось, что я должна это сделать сама.

– И где находится твой Бозифик?

– По дороге на Лэнион… Он виден с дороги, там есть нечто вроде башенки…

– Это тот дом, где жил Обри Крейн? Но, Вирджиния, он просто ужасен! Там кругом одни болота и скалы и постоянно свищет ветер. Вы будете полностью отрезаны от мира!

Вирджиния попыталась обратить все в шутку.

– Ты будешь нас навещать. Будешь проверять, не совсем ли я спятила, оказавшись наедине с детьми.

Но Элис не было смешно, и Вирджиния, видя, как та нахмурилась и неодобрительно поджала губы, потрясенно узнала выражение, частенько возникавшее на лице матери. Казалось, будто Элис вдруг перестала быть подругой Вирджинии, пусть и старшей, а перешла на сторону ее родителей и с высоты своей непогрешимости пыталась убедить Вирджинию в том, что ее планы – полная чушь. Собственно, в этом не было ничего неожиданного. Она познакомилась с Ровеной Парсонс за много лет до рождения Вирджинии, а поскольку ей не пришлось растить собственных детей, ее взгляды и убеждения сохранились в прежнем закоснелом виде.

Наконец она сказала:

– Мне вовсе не хочется ставить тебе палки в колеса, ты же понимаешь. Но я знаю тебя всю твою жизнь и не могу сейчас устраниться и наблюдать, как ты делаешь глупости.

– Что такого глупого в том, чтобы провести каникулы с собственными детьми?

– Дело не только в этом, Вирджиния, и ты это знаешь. Если ты увезешь их от леди Кейли и от няни без их согласия, которого тебе вряд ли удастся добиться, ты положишь начало целой череде неприятностей.

При мысли об этом у Вирджинии засосало под ложечкой.

– Я понимаю.

– Няня, скорее всего, поднимет страшный шум и будет грозить увольнением.

– Я знаю.

– Твоя свекровь сделает все, что в ее силах, чтобы остановить тебя.

– И это я знаю тоже.

Элис смотрела на нее, как на незнакомку. Затем, ни с того ни с сего, пожала плечами и усмехнулась, словно умывая руки.

– Одного я никак не пойму: что заставило тебя так поспешно принять решение?

Вирджиния ничего не сказала о встрече с Юстасом Филипсом и теперь не собиралась касаться этой темы.

– Ничего. Ничего особенного.

– Наверное, все дело в морском воздухе, – сказала Элис. – Просто удивительно, что он делает с людьми.

Она подняла с пола упавшую газету и стала аккуратно свертывать ее в трубочку.

– Когда ты едешь в Лондон?

– Завтра.

– А что с леди Кейли?

– Позвоню ей вечером. И еще… Элис, извини меня. И спасибо тебе за то, что была так добра ко мне.

– Я вовсе не была добра. Я тебя раскритиковала, вместо того чтобы поддержать. Наверное, дело в том, что ты все еще кажешься мне совсем юной и беспомощной. Я ощущаю ответственность за тебя.

– Мне двадцать семь. И я вовсе не беспомощна. И вполне могу отвечать за себя сама.

* * *

На телефонный звонок ответила няня.

– Да?

– Это миссис Кейли.

– О, здравствуйте! Вы хотите поговорить с леди Кейли?

– А она дома?

– Минуту, я ее позову.

– Постойте…

– Да?

– Как там дети?

– У них все прекрасно. Мы отлично проводим время. Они только что легли. (Последнюю фразу она добавила быстро, пока Вирджиния не попросила позвать их к телефону.)

– В городе жарко?

– О да! Чудесно. Восхитительная погода. Подождите, я скажу леди Кейли, что вы хотите с ней поговорить.

Вирджиния услышала, как няня кладет трубку рядом с аппаратом, ее шаги через холл, голос вдалеке, зовущий: «Леди Кейли!».

Вирджиния ждала. Имей я склонность злоупотреблять алкоголем, обязательно вооружилась бы сейчас здоровенным стаканом с виски.Однако она никогда не пила. Сердце ее ушло в пятки в ожидании надвигающейся грозы.

Снова шаги – четкие, размеренные, узнаваемые. Трубку подняли со стола.

– Вирджиния.

– Да, это я.

Ситуация осложнялась еще и тем, что Вирджиния никогда толком не знала, как лучше обращаться к свекрови. «Называй меня мамой», – ласково сказала леди Кейли, когда Вирджиния и Энтони поженились, однако по каким-то причинам для Вирджинии это было невозможно. «Леди Кейли» звучало еще хуже. Вирджиния нашла компромисс: она общалась со свекровью посредством открыток или телеграмм и всегда обращалась к ней просто «вы».

– Рада слышать тебя, дорогая. Как ты себя чувствуешь?

– Гораздо лучше…

– А как погода? Кажется, у вас там жара?

– Да, просто невероятная. Послушайте…

– Как поживает Элис?

– У нее тоже все в порядке…

– А наши дорогие детки сегодня купались – Тернеры устроили в саду бассейн и пригласили Кару и Николаса провести у них вторую половину дня. Какая жалость, что они уже легли; почему ты не позвонила раньше?

Вирджиния выдохнула:

– Мне нужно вам кое-что сказать.

– Что же?

Она стиснула трубку так, что костяшки пальцев на руке побелели.

– Я сняла небольшой коттедж неподалеку отсюда. Он стоит прямо у моря, и я подумала, что будет неплохо привезти детей сюда и провести с ними остаток каникул.

Она остановилась, дожидаясь ответной реплики, но ее не последовало.

– Понимаете, погода такая хорошая… я чувствую себя виноватой, что наслаждаюсь ею в одиночку… Я подумала, детям будет полезно подышать морским воздухом, прежде чем вернуться в Шотландию и пойти в школу.

Леди Кейли наконец подала голос:

– Коттедж? Но ты же остановилась у Элис Лингард?

– Да-да. Я и сейчас здесь. Я звоню из Уил-хауса. Но коттедж я все равно сняла.

– Не понимаю.

– Я хочу, чтобы дети приехали и провели остаток каникул со мной. Завтра я приеду за ними на поезде.

– И что это за коттедж?

– Обыкновенный. Летний домик…

– Что ж, если ты так решила. – Вирджиния готова была вздохнуть с облегчением. – Но, боюсь, няня будет недовольна. Нечасто ей выдается возможность побывать в Лондоне, повидаться со старыми друзьями. – Надежда отделаться малой кровью растаяла как дым. Вирджиния снова перешла в наступление.

– Няне не нужно приезжать.

Леди Кейли растерялась.

– Прости, какие-то помехи на линии. Мне показалось, ты говоришь, что няне не нужно приезжать.

– Ей не надо ехать. Я сама буду смотреть за детьми. Для нее все равно нет места. Я хочу сказать, в коттедже нет лишней спальни… и детской тоже… и он находится далеко от города, так что ей тут не понравится.

– Ты хочешь сказать, что забираешьдетей у няни?

– Да.

– Но она страшно расстроится.

– Да, наверное, так и будет, но…

– Вирджиния, – голос у свекрови был расстроенный, потрясенный. – Вирджиния, такие вещи не обсуждают по телефону.

Вирджиния представила, как няня стоит на лестнице, прислушиваясь к репликам леди Кейли.

– Это и не потребуется. Завтра я буду в Лондоне. Около пяти часов. Тогда мы сможем обо всем поговорить.

– Думаю, – сказала леди Кейли, – так всем будет лучше.

И она дала отбой.

На следующее утро Вирджиния на машине доехала до Пензанса, оставила автомобиль на стоянке и села в лондонский поезд. Утро опять выдалось жарким и безоблачным, зарезервировать место заранее она не успела, поэтому снабдила носильщика щедрыми чаевыми и попросила его отыскать для нее свободное купе. К сожалению, ему удалось найти лишь незанятый угол в отделении, битком набитом пассажирами. Ее попутчики возвращались домой после ежегодного отпуска, сварливые и раздражительные от мыслей о предстоящем выходе на работу; любому было бы жаль покидать море и пляжи в такой чудесный летний день.

С ней ехала семья: мать, отец и двое детей. Младший, разметавшись, спал на руках у матери, однако, по мере того как солнце карабкалось вверх по безоблачному небу, а поезд, громыхая по рельсам, продвигался на север, раскаляясь под полуденным солнцем, старший ребенок становился все более невыносимым: капризничал, ныл, сердился, ни секунды не мог усидеть на месте и лез к окну, пачкая грязными подошвами сандалий одежду Вирджинии. В какой-то момент отец, пытаясь успокоить мальчишку, купил ему оранжаду, но стоило открыть бутылку, как поезд тряхнуло и напиток пролился Вирджинии на платье.

Мальчик получил от матери увесистый шлепок и громко взвыл. Проснулся малыш и его плач добавился к вою брата. Отец сказал: «Посмотри, что ты наделал», – и как следует встряхнул старшего за плечи, пока Вирджиния, пытаясь промокнуть жидкость бумажными салфетками, бормотала, что ничего страшного не произошло, ребенок не виноват, что все это не имеет значения.

Устав от крика, старший начал натужно всхлипывать и икать. Мать извлекла откуда-то бутылочку и засунула ее в рот малышу. Он отпил немного молока, затем выплюнул соску, поерзал, усаживаясь, после чего его стошнило.

Вирджиния прикурила сигарету и отвернулась к окну, молясь про себя: «Боже, пусть Николас и Кара никогда не ведут себя так! Пусть наше путешествие в поезде пройдет спокойно, иначе я не выдержу, я просто сойду с ума!»

Лондонский воздух был спертым, душным, гигантскую пещеру Паддингтонского вокзала наполняли оглушительный шум и человеческие толпы, спешащие по своим, никому неведомым делам. В запятнанном, липком платье Вирджиния сошла с поезда и, прямо с чемоданом, направилась через всю платформу к кассе, где подобно секретному агенту, готовящему для себя пути к отступлению, купила билеты и забронировала три места на поезде «Ривьера» на следующее утро. После этого она отправилась на стоянку такси, выстояла длинную очередь и наконец уселась в машину, чтобы ехать домой.

– Будьте добры: тридцать второй дом, Мелтон-гарденз, Кенсингтон.

– Прекрасно. Поехали.

Они миновали Сассекс-гарденз, пересекли парк. На пожелтевших газонах тут и там сидели семьи, устроившиеся на пикник, играли полуголые ребятишки, в тени деревьев обнимались влюбленные парочки. На Бромптон-роуд пестрели цветочные киоски, в витринах были выставлены наряды «для морских круизов», первые ручейки людского потока, бурлившего здесь в час пик, стягивались к станции метро «Найтсбридж».

Такси попетляло по нескольким площадям, располагавшимся позади Кенсингтон-хай-стрит, протиснулось через узенькие улочки, заставленные припаркованными автомобилями, и наконец свернуло к Мелтон-гарденз.

– Вот тот дом, с почтовым ящиком.

Такси остановилось. Вирджиния вышла из машины, поставила чемодан на мостовую и полезла в сумочку за кошельком. Водитель сказал: «Большое спасибо», – и захлопнул форточку, а Вирджиния подхватила свой чемодан и повернулась к дому. В этот самый момент черная входная дверь распахнулась и на пороге показалась ее свекровь, приглашая Вирджинию войти.

Она была высокая, стройная, необычайно ухоженная. Даже в такой жаркий день она выглядела наглаженной и свежей: ни морщинки на льняном платье, ни один волосок не выбивается из прически.

Вирджиния поднялась по ступеням к входной двери.

– И как это вы узнали, что я уже здесь?

– Я стояла у окна в гостиной и видела, как подъехало такси.

Она держалась приветливо, улыбалась, но за этим ощущалась отстраненность, словно у старшей сестры в психиатрической лечебнице, принимающей нового пациента. Они наклонились друг к другу, соприкоснувшись щеками.

– Путешествие оказалось нелегким?

Свекровь закрыла дверь. В прохладной прихожей, выдержанной в светлых тонах, витали ароматы роз и пчелиного воска. На другом конце ступени спускались к раздвижным стеклянным дверям, за которыми были видны сад, старый каштан и детские качели.

– Да, невыносимым. Я вся грязная – мальчишка, ехавший со мной, облил меня апельсиновым соком. – В доме стояла тишина. – А где же дети?

Леди Кейли направилась к лестнице, чтобы подняться наверх, в гостиную.

– Пошли погулять с няней. Я подумала, что так будет лучше. Они скоро вернутся, думаю, где-то через полчаса. Так у нас будет время все утрясти.

Вирджиния молча последовала за ней. Леди Кейли поднялась по ступеням, миновала небольшую лестничную площадку и ступила в гостиную. Вирджиния шла позади; несмотря на одолевавшее ее беспокойство, она, как всегда, поразилась неизменной красоте этой комнаты, идеальным пропорциям вытянутых окон, выходящих на улицу. Окна были открыты, чуть шевелились легкие тюлевые занавески. Напротив висели длинные зеркала, наполнявшие гостиную отраженным светом, в них играли отражения отполированной до блеска старинной мебели, высоких витрин с сине-голубым мейсенским фарфором, и цветов, которыми леди Кейли в изобилии окружала себя.

Они стояли по разные стороны комнаты, от стены до стены покрытой светлым ковром. Леди Кейли сказала: «Почему бы нам не устроиться поудобнее», – и опустилась, не сгибая прямой как линейка спины, в просторное французское кресло.

Вирджиния присела на краешек дивана, стараясь не чувствовать себя служанкой в поисках места, явившейся на собеседование. Она сказала:

– Вообще-то, утрясать здесь нечего.

– Вчера, когда мы говорили по телефону, мне показалось, что я неправильно тебя поняла.

– Нет, вы все поняли правильно. Два дня назад я решила, что хочу, чтобы дети приехали ко мне. Я решила, что смешно одной сидеть в Корнуолле, оставив их в Лондоне, особенно в летние каникулы. Поэтому я пошла к адвокату, и он помог мне найти тот самый коттедж. Я заплатила за аренду и получила ключи. Мы можем переезжать туда хоть сегодня.

– А Элис Лингард об этом знает?

– Конечно. Она предложила пригласить детей в Уил-хаус, но к тому моменту я уже приняла решение и не хотела его менять.

– Но Вирджиния, конечно же,ты не повезешь их туда без няни?

– Повезу.

– Но тебе с ними не справиться!

– Придется постараться.

– То есть ты хочешь сказать, что сама будешь заниматься детьми?

– Именно так.

– А тебе не кажется, что это немного… эгоистично?

–  Эгоистично?

– Да, эгоистично. Ты совсем не думаешь о детях. Ты думаешь только о себе.

– Возможно, я думаю о себе, но и о детях тоже.

– Думай ты о детях, ты не стала бы лишать их няни.

– Вы уже говорили с ней?

– Конечно, я с ней говорила. Мне нужно было поставить ее в известность о том, что ты собираешься сделать. Но я надеялась, что смогу тебя переубедить.

– Что ответила няня?

– Она была немногословна. Но, могу сказать, новость ее очень расстроила.

– Ничего не поделаешь.

– Ты не должна забывать о няне, Вирджиния. Эти дети – вся ее жизнь. Ты не можешь не считаться с ней.

– При всем желании я не могу понять, какое отношение это имеет к няне.

– Самое прямое. Ее касается все, что у нас происходит. Потому что она – член семьи, и была им с тех самых пор, как пришла к нам воспитывать Энтони. Вспомни, как она заботилась о твоих детях, полностью посвятила себя им, отдала вам свою жизнь. А теперь ты говоришь, что она не имеет к ним отношения.

– Но моей няней она не была, – сказала Вирджиния. – Не воспитывала меня, когда я была маленькой. Вы не можете требовать, чтобы я относилась к ней так же, как относитесь вы.

– Ты хочешь сказать, что не испытываешь к ней ни малейшей признательности? После того как она вырастила твоих детей? После восьми лет, которые прожила с вами в Кирктоне? Складывается ощущение, что все эти годы ты меня обманывала. Мне казалось, что у вас с ней полное взаимопонимание.

– Если вам так казалось, то только потому, что я шла у нее на поводу. Я уступала няне во всем, просто чтобы сохранить в семье мир. Потому что, если что-то делалось не по ее указке, она просто замолкала и могла молчать дни напролет, а я была не в силах это выносить.

– Ты хочешь сказать, что не была хозяйкой в собственном доме?

– Именно так. Не была. И если даже я бы набралась мужества, вступила с няней в спор и велела бы ей уйти, Энтони никогда бы этого не допустил. По-моему, он считал, что даже солнце встает и садится исключительно по ее приказу.

При упоминании имени сына леди Кейли слегка побледнела. Плечи ее напряглись, ладони, лежащие на коленях, сцепились еще сильнее. Ледяным тоном она произнесла:

– По-моему, сейчас такие замечания неуместны.

Вирджиния ощутила укол раскаяния.

– Я не то имела в виду. Вы же понимаете! Но сейчас я одна. Совершенно одинока. Дети – единственное, что у меня есть. Возможно, я и правда веду себя как эгоистка, но я нуждаюсь в них! Мне необходимо быть с ними рядом. Я так скучала по ним, скучала с первого дня, как уехала!

На другой стороне улицы остановилась машина, послышались голоса: мужчина спорил, женщина раздраженно отвечала ему. Словно не в силах переносить эти звуки, леди Кейли встала с кресла и подошла закрыть окно.

– Я тоже буду по ним скучать.

Вирджиния подумала, что, будь они близки, она могла бы подойти к свекрови, обнять ее, даруя желанное утешение. Но это было невозможно. Их связывала взаимная симпатия, уважение. Но не дружба и не любовь.

– Я это знаю. Вы были так добры к ним и ко мне. И мне очень жаль.

Леди Кейли отвернулась от окна, вся подтянувшись, снова держа себя в руках.

– Думаю, – сказала она, дергая за шнур звонка, висящего у камина, – чашечка чаю будет нам сейчас очень кстати.

Дети вернулись в половине шестого. Распахнулась и захлопнулась входная дверь, и из прихожей донеслись их голоса. Вирджиния поставила чашку и притаилась. Леди Кейли подождала, пока они пробегут по лестнице мимо гостиной на верхний этаж, в детскую, а потом подошла к двери и открыла ее.

– Кара! Николас!

– Привет, бабушка!

– Кое-кто хочет с вами увидеться.

– Кто?

– Это сюрприз. Идите и посмотрите сами.

Позднее, когда дети вернулись наверх, чтобы принять ванну и съесть свой ужин, после того как сама Вирджиния искупалась и переоделась в чистое прохладное шелковое платье, и прежде чем гонг позвал взрослых к столу, она поднялась в детскую поговорить с няней.

Та была одна: убирала детскую посуду с остатками ужина и наводила порядок в комнате, собираясь погрузиться в ежевечерний просмотр телевизора.

Не то чтобы комната нуждалась в уборке, но няня не могла позволить себе присесть, прежде чем все подушки не будут взбиты и рядком расставлены на диване, игрушки убраны по местам, грязная детская одежда отправлена в стирку, а чистая приготовлена к завтрашнему утру. Она всегда была такой и строго следила за тем, чтобы раз навсегда установленный порядок соблюдался неукоснительно. И выглядела она всегда одинаково: скромно и опрятно. Ей было уже за шестьдесят, но в темных волосах, которые она зачесывала назад и стягивала в пучок, не было и следа седины. Казалось, у нее совсем нет возраста; было ясно, что ее внешность не изменится до глубокой старости, тогда няня в одночасье превратится в дряхлую старуху и быстро умрет.

Когда Вирджиния вошла в комнату, няня бросила на нее короткий взгляд и сразу же резко отвела глаза.

– Добрый вечер!

– Здравствуйте.

Голос ее был ледяным. Вирджиния прикрыла дверь и присела на подлокотник дивана. Когда няня пребывала в подобном настроении, с ней не имело смысла ходить вокруг да около – следовало сразу перейти к делу.

– Мне очень жаль, что так получилось.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Я говорю о своих планах увезти детей. Завтра утром мы уезжаем в Корнуолл. Я уже купила билеты на поезд.

Няня складывала клетчатую скатерть, уголок к уголку, в идеальный квадрат.

– Леди Кейли сказала, что уже предупредила вас.

– Да, она что-то упоминала о вашем безумном замысле… однако я не могла в него поверить и решила, что это мои уши сыграли со мной злую шутку.

– Вы сердитесь, потому что я увожу их, или потому, что не беру вас с собой?

– Я? Сержусь? Вовсе нет, уверяю вас!

– Значит, вы одобряете мой план?

– Ни в коем случае. Однако мое мнение больше не имеет значения – я правильно поняла?

Она убрала скатерть в выдвижной ящик стола и резким движением захлопнула его, неосознанно выдавая еле прикрытый гнев. Однако лицо ее оставалось бесстрастным, а губы чопорно поджатыми.

– Вы же знаете, что ваше мнение для меня важно. Вы столько сделали для детей! Не думайте, пожалуйста, что я вам не признательна. Но они уже не малыши.

– И к чему же вы клоните, позвольте спросить?

– Я просто хочу сказать, что теперь могу позаботиться о них сама.

Няня повернулась к ней. Впервые за этот вечер их взгляды встретились. И пока они смотрели друг другу в глаза, краска ярости медленно заливала сначала ее шею, а потом и лицо до самых волос.

Няня сказала:

– Вы меня увольняете?

– Нет, я не это имела в виду. Впрочем, теперь, когда мы об этом заговорили, я думаю, так будет лучше. Для вас и для всех остальных. Возможно, для вас в первую очередь.

– И почему же для меня так будет лучше? Я всю свою жизнь отдала вашей семье, воспитывала Энтони с самого его рождения, и мне совсем не хотелось ехать в Шотландию и растить ваших детей, не хотелось уезжать из Лондона, но леди Кейли попросила меня, а поскольку речь шла о семье, я поехала, пожертвовав своими интересами, и вот ваша благодарность…

– Няня, – мягко перебила Вирджиния, когда та остановилась, чтобы перевести дыхание, – именно поэтому так будет лучше. По этой самой причине. Разве не пора вам начать все с чистого листа, найти нового младенца, чтобы растить его с пеленок, попасть в другую семью? Знаете как говорят: детская не детская без младенца, а Николасу уже шесть…

– Не думала я, что доживу до такого дня…

– А если вы не хотите новую семью, то почему бы вам не обсудить это с леди Кейли? Возможно, вы придете к какому-то соглашению. Вы прекрасно ладите между собой, вам нравится жить в Лондоне, видеться с друзьями…

– Я не нуждаюсь в ваших советах, благодарю покорно… после того как я отдала вам лучшие годы… вырастила ваших детей… никогда не ожидала никакой благодарности… такого бы не случилось, если бы бедняжка Энтони… если бы Энтони был жив…

Она никак не могла остановиться, а Вирджиния сидела и покорно слушала обвинительную речь в свой адрес. Она говорила себе, что это самое малое, что она может сделать. Все кончено, концы обрублены, она свободна. Больше ничто не имеет значения. Осталось любезно дотерпеть, пока няня закончит, сделать это в знак уважения, как дань от победителя побежденному после кровавой, но достойной схватки.

Позднее она поднялась пожелать детям спокойной ночи. Николас спал, Кара все еще читала. Когда мать вошла в комнату, она медленно подняла глаза, с трудом отрываясь от книги. Вирджиния присела на краешек ее кровати.

– Что ты читаешь?

Кара показала ей обложку.

– «Искатели сокровищ».

– Я помню эту книгу. Где ты ее нашла?

– На книжной полке в детской.

Она аккуратно отметила страницу закладкой, которую собственноручно вышила крестиком, закрыла книгу и отложила ее на тумбочку возле кровати.

– Ты говорила с няней?

– Да.

– Сегодня она целый день была сама не своя.

– Правда?

– Что-то случилось?

Как же тяжело быть такой восприимчивой, такой чувствительной к малейшим переменам настроения других людей, когда тебе всего восемь лет, ты крайне застенчива, не слишком хороша собой да еще носишь очки в круглой стальной оправе, в которых становишься похожа на совенка.

– Ничего не случилось. Просто кое-что изменилось. У меня есть новости.

– Какие?

– Завтра утром я возвращаюсь в Корнуолл на поезде и забираю тебя и Николаса с собой. Ты хочешь поехать?

– То есть… – лицо Кары засияло, – мы едем погостить у тети Элис?

– Нет, мы будем жить в собственном доме. Забавном маленьком домике под названием Бозифик. Сами будем вести хозяйство, готовить…

– А няня с нами не поедет?

– Нет. Няня останется здесь.

Воцарилось долгое молчание. Вирджиния сказала:

– Ты что, против?

– Нет, не против. Но я думала, она поедет тоже. Вот почему она была сама не своя.

– Для няни это нелегко. Вы с Николасом были ей как дети с самого рождения. Но, я думаю, вы уже выросли из няни, как вырастаете из своих платьев и пальто… Вы достаточно взрослые, чтобы самим отвечать за себя.

– То есть няня больше не будет жить с нами?

– Нет, не будет.

– А где же она поселится?

– Возможно, она найдет другого младенца, о котором нужно заботиться. Или останется здесь, с бабушкой.

– Ей нравится в Лондоне, – сказала Кара. – Она мне сама сказала. Гораздо больше, чем в Шотландии.

– Вот видишь!

Несколько секунд Кара обдумывала ее слова. Потом спросила:

– А когда мы едем в Корнуолл?

– Я же сказала. Завтра, на поезде.

– И когда он отбывает? – Ей хотелось знать все подробности.

– Около половины десятого. А до вокзала доберемся на такси.

– А когда мы возвращаемся в Кирктон?

– Думаю, ближе к концу каникул. Когда вам будет пора идти в школу.

Кара молчала. Невозможно было понять, о чем она думает. Вирджиния сказала:

– А сейчас пора спать. Завтра у нас будет длинный день, – она наклонилась, ласковым движением сняла с Кары очки и поцеловала дочку.

Когда она уже шла к двери, Кара вдруг снова заговорила:

– Мамочка!

Вирджиния обернулась.

– Да?

– Ты приехала…

Вирджиния недоуменно нахмурила брови.

– Ты приехала, – повторила Кара. – Я просила написать, а ты взяла и приехала!

Вирджиния припомнила письмо от Кары, ставшее катализатором всех последующих событий, и на ее лице промелькнула улыбка.

– Да, – сказала она. – Приехала. Решила, так будет лучше.

И она вышла из комнаты, готовясь к последнему испытанию: молчаливому ужину в компании леди Кейли.