355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Розалинда Лейкер » Платье от Фортуни » Текст книги (страница 23)
Платье от Фортуни
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 23:22

Текст книги "Платье от Фортуни"


Автор книги: Розалинда Лейкер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

В течение десяти дней, которые каждая роженица, как полагается, должна провести в постели, Жюльетт не выходила из комнаты. В конце концов, с пятидневной задержкой пришла телеграмма от Арианны, немного успокоившая волновавшуюся за детей Жюльетт. С ними все было хорошо, они отлично обосновались в Каза Сан Джорджо.

Тем временем итальянские военно-морские силы укрепили оборону города, на Большом канале можно было увидеть только солдат. Рынок пустовал, а улицы зияли разбитыми витринами магазинов, еще недавно столь многолюдных. Церкви превратились во временные убежища для пяти тысяч беженцев с опустошенных войной земель. Выйдя впервые после родов на площадь Святого Марка, Жюльетт была потрясена печальным зрелищем, представившимся взору. Незадолго до этого в город прибыла огромная партия беженцев. Все они с детьми, огромными тюками, некоторые даже с домашними животными, разместились на площади. У Жюльетт это вызвало печальную ассоциацию с толпами туристов, когда-то заполнявшими площадь и начинавшими с нее осмотр города. Священники, монахини и добровольцы раздавали беженцам паек.

Городские власти Венеции всеми силами старались эвакуировать население из города, используя корабли. Жюльетт и Лена получили паспорта и готовились к отъезду, когда зашла синьора Оттони. Она была в трауре, глаза красны от слез.

– Что-нибудь случилось? – сочувственно спросила Жюльетт, положив руку ей на плечо и проведя в гостиную.

– У меня страшные новости, – синьора Оттони едва могла говорить. – Я чувствовала, что должна рассказать вам об этом. Мой племянник Александр погиб.

– О, дорогая! – с глубоким сочувствием воскликнула Жюльетт.

– Мне сообщил об этом британский консул. Не знаю, каким образом поступила эта информация, скорее всего, от нашего общего знакомого из дипломатических кругов Швейцарии.

– Вам сообщили, где произошла трагедия?

– Нет, известно только, что Александр и два его друга, Анатолий Сушков и Николай Карсавин, были сражены пулеметным огнем противника, когда пытались остановить отступающих солдат. Три молодые прекрасные жизни срезаны, как колосья, – синьора Оттони больше не могла сдержать рыдания.

Жюльетт сидела, оглушенная страшным известием, чувствуя, что ее сердце готово разорваться, затем покачнулась и упала на пол в глубоком обмороке.

Глава 25

Жюльетт уже несколько недель жила с детьми в Каза Сан Джорджо, когда получила сообщение, что случилось с Марко при Капоретто. Кандида Бонини прибежала с телеграммой.

– Синьора, ее только что получили!

Кандида напряженно следила, как молодая женщина дрожащими руками вскрывает конверт. С каким облегчением Жюльетт закрыла глаза и протянула ей телеграмму.

– С моим мужем все в порядке. Он в плену, но жив.

– Я так рада за вас!

Кандида бросилась сообщить добрую весть всем остальным. Ей нравилось, что на вилле снова гости, особенно дети. Они с Антонио очень скучали по собственным детям, которые жили отдельно своими семьями.

К приходу лета с его золотистой дымкой над холмами Тосканы стало казаться, что судьба наконец-то повернулась лицом к союзническим армиям. В России набирала силу революция. Государь, императрица и вся их семья были уничтожены большевиками, до того как Белая армия смогла спасти их.

Битва с большевиками шла с нарастающей ожесточенностью.

Жюльетт оплакивала Николая тайно, но в глубокой печали. Рядом не было никого, с кем она могла бы поделиться горем: даже доктор Морозини отсутствовал – служил военным врачом на передовой. Порою, выходя в лоджию и вглядываясь в сказочный пейзаж, простирающийся перед ней, Жюльетт вспоминала все, что произошло с тех пор, как она впервые приехала на виллу в ожидании первого ребенка. Во второй раз в жизни Жюльетт была вынуждена собрать все силы, чтобы просто продолжать жить. Война изменила все и вся. Разум подсказывал, что она, как и множество женщин по обе стороны конфликта, должны будут строить новую спокойную и счастливую жизнь для возвращающихся с фронта мужей, которых очень изменил кошмар войны. Но женщины тоже изменились. Весь стиль предвоенной жизни ушел в прошлое, оттесненный необходимостью покинуть домашний очаг и заменять мужчин буквально повсюду. Было бы хорошо, если бы результатом войны стало, наконец, равенство полов. Но, скорее всего, возвратившись с фронта, мужчины попытаются восстановить все в том же довоенном виде. А может быть, и похуже…

По каналам Красного Креста она переслала сообщение для Марко о рождении Риккардо и некоторое время спустя получила коротенький ответ в несколько дозволенных строк, в котором он выражал свою радость. Жюльетт благодарила Бога, что Марко, возвратившись, найдет дом в целости и сохранности, не пострадавшим от бомбежек и артиллерийских обстрелов. Когда казалось, что исчезла последняя надежда, и над Венецией нависла смертельная опасность, все внезапно изменилось к лучшему. Остатки разгромленных итальянских сил удалось сплотить, на помощь пришли британские и французские войска. Началось успешное наступление союзников. Военно-воздушные силы Италии, так много сделавшие для защиты Венеции от самых опасных бомбардировок, при поддержке союзнической авиации начали наносить врагу удар за ударом.

В ноябре, вскоре после того, как Риккардо исполнился год, Германия признала свое поражение, и война закончилась. Жюльетт не смогла участвовать в торжестве, так как заболела «испанкой». К этому времени эпидемия гриппа охватила всю Европу.

Лежа в тяжелом бреду, она не слышала отдаленного звона церковных колоколов и не знала, что в соседней комнате мечутся в лихорадке Мишель и Сильвана. Ухаживали за больными детьми в основном Лена и Кандида, немного помогала Арианна, Катарина с Риккардо находились в другом крыле дома в надежде, что не заболеют. Уже не практикующий пожилой доктор оставил размеренное существование пенсионера для борьбы с эпидемией. Однажды ночью он мрачно покачал головой.

– Боюсь, синьора Романелли и маленький Мишель не доживут до утра.

– Это всего лишь его мнение, – угрюмо сказала Лена, как только врач ушел. – Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы доказать: он ошибся.

Всю ночь она и Кандида провели у постели больных, вытирая пот со лба Жюльетт и детей. Еще до полуночи Арианну стало пошатывать, она еле держалась на ногах – появились первые симптомы болезни, и ее уложили в кровать. Ночь прошла, предсказание доктора не сбылось. Мишель и Жюльетт были живы. А на следующий день опасность для них миновала, выздоравливала и Сильвана. Но не успела подняться на ноги Арианна, как болезнь свалила Кандиду и Антонио. Несмотря на все усилия врача, к концу недели Кандида умерла. Антонио метался в жару, когда хоронили его жену, потом ему стало легче. Как только он достаточно окреп, Лючетта с мужем забрали отца к себе в Рим.

На долю Жюльетт выпало запирать двери виллы, когда они решили вернуться в Венецию. Ключи передали поверенному в Лукке, который занимался сдачей виллы внаем. Он только что вернулся с фронта и еще не совсем вошел в курс дела.

– Баронесса де Ландель хочет, чтобы я нашел нового управляющего? – спросил он.

– Вполне вероятно, но уже несколько месяцев я не имела от нее известий. Теперь, когда все возвращается к нормальной жизни, вы можете написать ей.

Последнее письмо, полученное от Денизы, было полно жалоб на несправедливость судьбы: ателье Ландель закрыто, сестра по уши в долгах.

* * *

Под покровом снега Венеция казалась бесцветной и нереальной. Фонари мягко мерцали среди падающих хлопьев. Был ранний вечер, а колючий холодный ветер покусывал лицо и руки, когда Жюльетт с детьми и служанками шла по знакомому узкому переулку у стен Палаццо Орфей. Мишель и Сильвана капризничали от усталости после долгого путешествия. Риккардо тоже успел продемонстрировать свой темперамент. Несмотря на тринадцать месяцев от роду, в нем уже начала проявляться воля, и малыш активно выказывал свое недовольство нарушениями дневного режима. Но постепенно тоже утомился собственными капризами и уснул на руках у Жюльетт.

Она с удовольствием поглядывала через плечо на Палаццо Орфей. Генриетта писала, что они с Фортуни наконец-то вступили в законный брак. Процедура бракосочетания была более чем скромной – присутствовали всего два свидетеля. Жюльетт гадала, что же вынудило их на такой шаг, через шестнадцать лет совместной жизни, но, в конце концов, это их решение, его следовало уважать.

Женщины ожидали найти дом холодным и пустым – ведь он пустовал и не отапливался очень долго, но, к их удивлению, окна особняка светились.

– Мадам Генриетта не в первый раз доказала, какая она хорошая хозяйка! – воскликнула Жюльетт. – Но я ведь ничего не сообщала о времени нашего возвращения, и не просила готовить дом к нашему приезду! Как же она узнала?

Жюльетт отдала Риккардо Катарине и открыла дверь своим ключом. Она ожидала, что услышав их шаги, в освещенную прихожую войдет радостная Генриетта, но из гостиной появился Марко. С криком радости Жюльетт бросилась в его объятия.

– О, мой дорогой! – воскликнула она, не открывая глаз от счастья, после того как завершился их первый поцелуй. – Ты вернулся! О, мне следовало ждать твоего возвращения здесь, в нашем доме!

– Дорогая, я вернулся всего неделю назад, – с улыбкой ответил Марко. – И время моего возвращения было совершенно непредсказуемо, – он обернулся, увидел Мишеля, который дергал его за край пиджака, поднял ребенка на руки. – Как ты вырос, мой мальчик!

– Я был в деревне, папа! – Мишель обхватил руками шею Марко. – Никогда не уезжай, пожалуйста!

– Больше никогда не уеду, – Марко наклонился и подхватил на руки Сильвану. Теперь он держал на руках обоих и целовал детей в щеки. Жюльетт взяла Риккардо у Катарины, пока Лена, Арианна и Катарина приветствовали хозяина. Свечи в большом подсвечнике ярко освещали лица Марко и двоих детей, и Жюльетт видела, как сильно он похудел, седину в волосах, которой не было раньше. Старый темно-синий костюм теперь сидел на нем мешковато, хотя перед войной был впору. Его лицо выражало беспредельное счастье, когда он поставил Мишеля и Сильвану на пол и взглянул на ребенка, которого держала Жюльетт. Почти безумный восторг преобразил его черты. Марко протянул руки, и жена положила на них Риккардо.

– Мой сын! – выдохнул он, пристально вглядываясь в личико ребенка.

Мишель подбежал к нему с гневным возгласом:

– Папа, я тоже твой сын!

– Ну, конечно, мой сын! – Марко взъерошил кудри мальчика, но не мог оторваться от ребенка, лежащего на руках.

Жюльетт, заметив внезапную печаль на лице Мишеля, решила чем-нибудь отвлечь его и Сильвану.

– Пойдемте наверх и приберем там, – она взяла Мишеля за руку и пошла по лестнице, оставив Марко, зачарованного лицезрением Риккардо, внизу. Сильвана опередила их и была уже почти на самом верху, с нетерпением ожидая встречи с любимыми куклами.

– Мишель, вспомни, – мягко заметила Жюльетт сыну, – мы уже больше года с Риккардо, а папа увидел его впервые.

– Он назвал его своим сыном, – Мишель печально опустил голову.

– Но ведь Риккардо действительно его сын. Папа и тебя назвал сыном.

– Нет, он назвал меня просто «мой мальчик».

– Но ведь это одно и то же. И потом, ты забываешь, как ему тяжело после месяцев в лагере, где он постоянно голодал. Неужели ты не заметил, как похудел отец? Мы обязаны сделать все, что в наших силах, и помочь ему снова стать счастливым человеком. Ты должен обещать мне, что будешь стараться.

– Да, мама, – мальчик кивнул, но тягостное чувство, владевшее им, не прошло.

Спальни оказались уже хорошо проветренными, а кровати – аккуратно застеленными. Несомненно, это заслуга Генриетты, выполнявшей роль хозяйки с тех пор, как вернулся Марко. Фортуни, Генриетта и Марко до нынешнего вечера обедали все вместе, и когда Лена вошла в теплую, ярко освещенную кухню, то нашла там макароны и соус, приготовленные к ужину.

Ужин накрыли на большом кухонном столе. Марко до этого никогда там не ел, но это была исключительная ситуация. Он открыл бутылку красного вина и наполнил бокалы. У стула Мишеля он остановился и влил немного вина в его стакан.

– Ты был старшим мужчиной в семье все то время, пока я отсутствовал, и заслужил этот бокал.

Мишель засиял от такого внимания, а взрослые рассмеялись мальчишеской гордости. Жюльетт, любовавшаяся сыном, прекрасно понимала – тот сейчас особенно счастлив, что в центре внимания отца он, а не Риккардо.

За ужином обменивались последними новостями. Жюльетт узнала, что Фортуни и Генриетта не болели «испанкой», хотя эпидемия свирепствовала и в Венеции. Не заболела и донья Сесилия, а вот Марию Луизу грипп свалил, и ее состояние было очень тяжелым. Марко внимательно слушал, как они жили на вилле, и был очень опечален, узнав, что «эпоха Бонини» закончилась так трагически. Лишь когда дети, наконец, улеглись спать, Марко и Жюльетт остались наедине в гостиной, у пылающего камина. На столе ее ожидала корреспонденция, и хотя Жюльетт собиралась прочесть письма утром, посвятив вечер и ночь Марко, он сказал, что среди писем одно было от Денизы. Он уже прочел его, ведь послание было адресовано обоим.

– С ней все хорошо? – встревоженно спросила Жюльетт, беря в руки письмо.

– Да, вполне, – сухо ответил Марко.

Из первого же предложения она узнала, что вскоре после закрытия ателье Ландель Дениза вышла замуж за Жака Берне, который заплатил все ее долги.

«Мы оба любим наслаждаться жизнью, – писала Дениза. – Жак нажил значительное состояние на поставках оружия во время этой мерзкой войны, которая, наконец-то, закончилась. Ты даже не можешь вообразить те тяготы, которые мне пришлось пережить. К счастью, теперь все закончилось, и Жак – очень щедрый человек. Какое облегчение навсегда разделаться с необходимостью угождать вздорным клиентам, с этими отвратительными манекенщицами, орущими друг на друга в примерочных, с попытками улаживать неизбежные кризисы и прочими путами, связывавшими меня так долго. Теперь я – клиент, и клиент капризный. Пусть владельцы других ателье отныне угождают моим требованиям!»

Жюльетт дочитала письмо. Даже война не смогла изменить сестру.

– Дениза, наконец, достигла своей главной цели в жизни. Теперь у нее есть деньги, которые она может бросать на ветер.

Пламя камина освещало потемневшее и помрачневшее лицо Марко.

– Больше не будет заказов от ателье Ландель, – уныло сказал он. – Не стало еще одного покупателя.

Жюльетт подошла к нему и положила руку на плечо.

– Попытайся не слишком расстраиваться. Конечно, какое-то время будет трудно, но ведь когда-нибудь все придет в норму.

– Но когда? Скоро ли? – Марко был слишком мрачен и подавлен. – Я провел два дня в офисе, пытаясь проанализировать предвоенные связи фирмы, которые смог бы немедленно восстановить. Здание фирмы пусто, последние раненые и персонал уже покинули его.

– Тебе не стоило ходить туда. Ты еще не совсем в форме.

– Ты права. Я не мог долго оставаться там. Чувствовал, что меня оставляют последние силы.

– Это скоро пройдет.

– Было ужасно видеть, в каком плачевном состоянии здание. Пациенты прямо на фрески прикрепляли открытки и фотографии. В других комнатах стены испорчены гвоздями для полок, они так и висят там до сих пор.

– Я не знала. Мне очень жаль! Марко накрыл ладонью руку жены.

– Не вини себя. Ты поступила правильно, отдав здание для госпиталя. На твоем месте я сделал бы то же самое. Но это еще не все. Запертые двери на верхний этаж взломаны, и все, что хранилось там, похищено. Полиция полагает – ограбление произошло в период самых тяжелых дефицитов, когда люди голодали. Поэтому мне придется все начинать с нуля. Сегодня, в день твоего возвращения, наверное, не стоит говорить об этом, но нам придется некоторое время быть весьма экономными. Арианна сказала за ужином, что завтра собирается вернуться домой. Боюсь, мы будем вынуждены расстаться и с Катариной.

– О нет! У нее же нет другого дома!

– В таком случае, ей придется найти новое место, где хозяева предоставят ей жилье.

– Ну что ж… – Жюльетт понимала, как это расстроит девушку. – Но я позволю ей уйти только туда, где она почувствует себя хорошо.

Марко нахмурился.

– Я же сказал, мы должны расстаться с ней, и как можно скорее.

– Неужели все действительно так плохо?

– Я просто сказал, что мы должны быть экономными.

– Да, конечно. Можешь на меня положиться. Завтра будешь отдыхать, а я займусь наведением порядка в здании фирмы. После помогу тебе с организацией дел. Я многое умела и многому научилась. Думаю, что очень быстро освою машинопись.

Марко обнял жену и отрицательно покачал головой.

– Нет, это мои владения. Твои – здесь, под крышей нашего дома.

И тут Жюльетт все поняла. Какое-то внутреннее чувство, интуиция подсказали, что муж возвратился домой с решением больше не позволять жене выходить из той роли, которую всегда предназначал для нее, и в будущем будет требовать беспрекословного выполнения всех его указаний как главы семьи. Месяцы вынужденного безделья, отчаяния и унижения, проведенные в лагере, дали ему возможность подолгу размышлять над жизнью и теми ошибками, которые, по его мнению, он совершил. Теперь Жюльетт поняла: его решение удалить Катарину объяснялось не только финансовыми трудностями, но и желанием еще крепче привязать жену к дому. Она ожидала, что встретит Марко страдающим от всего, что пришлось пережить, но никак не могла предположить такой озлобленности и раздражения по отношению к ней. Жюльетт видела: задача помочь мужу вернуться к нормальной жизни будет значительно труднее, чем она могла предположить.

К несчастью, вдобавок ко всему, войдя в спальню, Жюльетт обнаружила, что Лена распаковала вещи и бросила дельфийское платье на их супружескую постель, не зная, куда его положить. Марко схватил платье. Шелк медного оттенка отбрасывал огненные отблески.

– Почему оно здесь? – крикнул он, глаза пылали от ярости.

Жюльетт побледнела, испугавшись, что Марко разорвет его.

– Я брала его с собой. Позволь мне убрать платье, – она протянула руку, но кулак Марко сжался еще крепче.

– Ты ведь брала с собой только самое необходимое, и все-таки нашла место для этой тряпки!

– Но платье мало весит…

– А ведь вместо него можно было взять что-нибудь более полезное! – ненависть исказила его черты. – Ну конечно, ты не могла оставить свое сокровище, не так ли? Ты ведь не захватила те платья от Фортуни, которые я подарил тебе!

– У меня была твоя фотография!

– И множество фотографий Карсавина, не так ли?

– Я уничтожила их давным-давно, на вилле, когда согласилась стать твоей женой! У меня нет ни одной его фотографии!

– Тебе следовало бы уничтожить и платье! Но теперь я сам сожгу его! – Марко направился к двери, но ее крик остановил его.

– Нет! – Жюльетт схватилась за голову, пытаясь заглушить подступающие рыдания. – Николай мертв! Он погиб на фронте!

Горе, которое она так долго прятала от окружающих, вырвалось ураганом слез, которые уже невозможно было остановить. Она медленно опустилась на колени, словно груз всего пережитого в одно мгновение свалился на нее, лишив последних сил. Жюльетт сидела, согнувшись под тяжестью страшных рыданий. Марко не двигался и молча смотрел на нее.

Он был в совершенном отчаянии от того, что его нервы и характер привели к взрыву уродливой ярости в первую же ночь после долгой разлуки. Война что-то разрушила в нем, его мучил древний стыд всех выживших воинов, стыд остаться живым, когда так много друзей и знакомых погибли. Воспоминания о бесчисленных трупах в вонючих горных окопах продолжали терзать его, не оставляя ни на мгновение. Только эта женщина, которую он любил, только ее теплота и нежность могли дать надежду на избавление. И теперь ее рыдания делали его муки совершенно невыносимыми.

Марко отбросил платье, поднял жену и прижал к себе. Жюльетт склонила голову на его плечо, продолжая плакать. Марко провел рукой по ее волосам, что-то прошептал и заплакал сам. Он сделал шаг назад, но Жюльетт продолжала стоять, склонив голову, и не пошевелилась, когда Марк раздел ее, а потом уложил в постель. От утомления она уснула почти мгновенно. Марко почти всю ночь провел, лежа без сна и крепко прижимая жену к себе.

Когда Жюльетт проснулась, был уже почти полдень, она была в постели одна. Марко приказал не будить ее. Жюльетт села в постели и сразу же увидела, что дельфийское платье висит на спинке стула. Марко возвращал его и тем самым пытался загладить вину за происшедшее вчера. Но она боялась, что пройдет еще много времени, прежде чем расстроенные нервы позволят Марко смотреть на их отношения здраво и спокойно, прежде чем к нему вернется душевное равновесие.

* * *

Катарина переехала к Арианне на некоторое время. Она нашла работу в отеле, в котором во время войны располагался госпиталь. Теперь он готовился к приему новых посетителей. В других отелях проводилась та же работа по ремонту и обновлению. В отличие от других городов, переживших ужасы войны, Венеция могла рассчитывать на быстрое возвращение популярности у тех, кто любит путешествовать, как только немного спадет страх, вызванный «испанкой». В городе все еще оставалось много жертв эпидемии так же, как и повсюду в Европе, но венецианская история изобиловала эпидемиями, однако, ни одна из них не смогла победить королеву Адриатики.

С площади Святого Марка унесли мешки с песком, и снова город увидел всю ее красоту. Залечивались раны, нанесенные городу бомбардировками. Фортуни открыл свои мастерские, вновь на его ткани начали поступать заказы. Некоторые из крупнейших отелей хотели получить роскошные обивочные материалы в стиле Палаццо Орфей. Бизнес Марко тоже развивался, правда, не так быстро, как у Фортуни. Хотя дальневосточные поставщики с такой же охотой продавали товар, с какой он пытался организовать его ввоз, все цены были значительно выше, чем раньше.

А дома Жюльетт никак не удавалось возвратить жизнь Марко в довоенное русло. Все самые страшные предчувствия сбылись. Она понимала – муж еще любит ее, и пыталась сохранять спокойствие, когда он вел себя совершенно неразумно, но слишком часто это давалось с большим трудом. Иногда казалось, скоро наступит улучшение, и вдруг в одно мгновение его тоска и депрессия возвращались вновь. Марко не мог справиться с этими чувствами, которые поднимались со дна его души внезапно, без предупреждения, вызывая приступы неконтролируемого гнева на всех и все, что находилось вокруг. Не мог он больше скрывать и ту гордость Риккардо, которая полностью концентрировала его внимание на этом ребенке, заставляя забывать о двух других детях. Именно к Риккардо он бежал, приходя домой, подбрасывал ребенка в воздух, хвалил и обращался к мальчику «сынок». По подсказке Жюльетт он так же обращался и к Мишелю, но тот, тем не менее, заметил и другие отличия в отношении отца к нему. Мальчику начинало казаться, что печать отверженности осталась на нем со времени возвращения в Венецию. Сильвана, всегда спокойная и дружелюбная, не осознавала исключительное отношение папы к младшему брату, но Мишель пытался делать все, чтобы вернуть внимание отца. Когда усилия ни к чему не приводили, мальчик начинал подчеркнуто плохо себя вести за столом, пока Марко, всегда находившийся на грани срыва, не взрывался, устраивая жестокую и грубую сцену.

– Попытайся быть более терпеливым с Мишелем, – умоляла Жюльетт всякий раз после того, как плачущего ребенка отправляли в детскую.

– Ему необходима строгая дисциплина, – резко возражал Марко. – Мальчика испортило пребывание на вилле в окружении обожающих женщин.

– Чепуха! Ты сам – источник всех проблем. Ведь ты так очевидно демонстрируешь, что любишь Риккардо больше, чем Мишеля и Сильвану.

– Это твоя очередная выдумка! – Марко был разгневан. – Если бы в твоих словах была хоть доля правды, Сильвана вела бы себя точно так же.

Всякий раз Жюльетт убеждалась, что говорить с Марко на эту тему бесполезно, так же бесполезно, как говорить с каменной стеной. Она пришла к выводу, что в тот момент, когда муж получил письмо с пометкой Красного Креста, сообщавшее, что у него родился сын, перед ним как будто зажегся факел, осветивший дорогу в будущее. И это чувство никогда не оставляло его.

* * *

В апреле Жюльетт с Марко и детьми отправились на празднование дня Святого Марка. Собор, отремонтированный после бомбежек, вновь излучал в солнечных лучах свое божественное золотое сияние, подобно драгоценному камню. Не все произведения искусства и другие сокровища вернулись на свои места. Еще отсутствовала на фасаде четверка бронзовых коней, но всем было известно, что день их возвращения близок. Площадь Святого Марка была заполнена ликующими венецианцами и гостями, начинающими съезжаться в любимый город из многих стран Европы и Америки. Эпидемия «испанки» начала спадать, а вместе с ее отступлением вернулись туристы, молодожены, не представляющие лучшего места для медового месяца. И вновь древние канцонетты гондольеров зазвучали на Большом канале.

Играли маленькие оркестры, повсюду было множество разного рода развлечений. Риккардо, который еще только учился ходить, сидел на плечах Марко. Опускать его на землю среди шумной толпы было небезопасно. К бесконечной радости Мишеля, Марко отыскал для него и Сильваны удобное место, с которого хорошо были видны жонглеры, акробаты и клоуны, а потом купил красный заводной мотоцикл, о котором Мишель давно мечтал. Для его маленькой сестренки отец подобрал очаровательную куклу, а для братика – яркий мячик. Все с огромным удовольствием полакомились мороженым, и Марко позволил Мишелю самому выбрать место обеда всего семейства. После обеда Лена забрала Риккардо домой, остальным была предоставлена полная свобода продолжить развлечения. С наступлением темноты был устроен восхитительный фейерверк.

– Какой чудесный день! – воскликнула Жюльетт с благодарностью, когда радостные и утомленные они возвращались домой. Марко держал Мишеля за руку, и она была бесконечно счастлива, что муж, наконец, внял ее просьбам и увещеваниям.

– Мы опять устроим такой приятный день, когда бронзовые лошади вернутся на фасад собора, – отозвался Марко. – Правда, Мишель?

– Да, папа! – мальчик подпрыгивал от безудержной радости.

Когда детей уложили спать, Жюльетт прошла по комнатам в поисках Марко и обнаружила его в гостиной. Он сидел откинувшись на подушки дивана и держал рюмку коньяка. Ей показалось, что муж выглядит очень усталым. Сев на табурет, Жюльетт положила руки на колени и взглянула на него с улыбкой.

– Дети заснули с новыми игрушками. Они так безумно счастливы. У них был радостный день.

– Мне он тоже понравился. Налей себе коньяку, Жюльетт, и мне тоже.

– Хорошо, – обычно Жюльетт не пила ничего, кроме красного вина, но у нее вдруг возникло впечатление, что Марко хочет, чтобы жена осталась с ним в гостиной. Графин и еще одна рюмка стояли на маленьком столике, а за вином нужно было идти в другую комнату. Жюльетт взяла рюмку из рук Марко и наклонилась, чтобы поцеловать мужа. Она вздрогнула, почувствовав, насколько горяч его лоб. Прикоснувшись к нему рукой, она с тревогой воскликнула:

– Ты нездоров! У тебя жар!

– Да, что-то меня знобит.

– Ну, конечно, ты, наверное, простудился, не удивительно, что выглядишь таким усталым. Не пей коньяк. Ложись в постель, я принесу тебе чай с лимоном и медом.

Марко без возражений повиновался. Жюльетт вошла на кухню, ее охватил жуткий, леденящий душу страх. Хотя количество заболеваний «испанкой» за последнее время сократилось до минимальной цифры – два-три случая в неделю, у Марко были типичные симптомы гриппа.

Ночью пришлось вызвать врача. Страшный жар и лихорадка с каждым днем все больше ослабляли Марко. Сказывалось время, проведенное в лагере и окопах. Когда-то богатырское здоровье было подорвано и не могло сопротивляться болезни. Марко стал последней жертвой «испанки» в Венеции. Мишель был безутешен у гроба отца.

– Но почему это случилось? Папа только начинал снова любить меня!

Жюльетт думала о том, что дала Мишелю отца только для того, чтобы мальчик так скоро его потерял. Она переживала происшедшее очень глубоко и тяжело. В отличие от любви к Николаю, которая была пронизана страстью, вспыхнувшей с первой встречи, чувства к Марко возникли из искренней, чисто женской благодарности за бескорыстную, самоотверженную любовь, за поддержку в самые трудные минуты ее жизни. Каждый из мужчин занимал особое место в ее сердце и памяти. И Николай, и Марко оставались главными мужчинами в ее жизни. Каждый по-своему.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю