Текст книги "Платье от Фортуни"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
Глава 24
Из-за беременности Жюльетт больше не могла работать в госпитале. С явным нежеланием она сдала форму и забрала домой личные вещи. Среди них была почтовая открытка, которую подарил один из пациентов. На ней была изображена хорошенькая рыженькая сестра, собирающаяся дать пациенту лекарство, но вместо этого получающая от него поцелуй. На открытке стояла подпись: «Не по рецепту». Жюльетт улыбнулась, взглянув на картинку еще раз, и положила ее вместе с другими вещами. Юноше, подарившему открытку, было всего двадцать лет, когда он погиб во время наступления итальянской армии под Триестом.
Реакция Марко на то, что у нее должен родиться ребенок, была именно такой, как она и ожидала. Он писал, насколько богаче станет их жизнь после появления третьего ребенка. Кроме того, что Марко несомненно гордился отцовством, появление новой жизни среди бескрайнего царства смерти вокруг возрождало в нем надежды на будущее. Что касается Жюльетт, то рождение ребенка до окончания войны казалось весьма неудобным, но раз уж так получилось, она постаралась принять это как неизбежное и была уверена, что полюбит ребенка той же самозабвенной любовью, как любила двух других.
Ей сразу же не понравилось предложение мужа вместе с детьми немедленно выехать на виллу в Тоскану, где она будет окружена таким же вниманием, как и при рождении Мишеля. Марко беспокоило, что они слишком долго живут в городе, который подвергается бомбардировкам. Городские власти тоже выступили с официальной рекомендацией всем жителям города выехать в более безопасное место, так как Венеция с ее крупным Арсеналом и удобным портом представлялась противнику весьма притягательной добычей. Конечно, Жюльетт подчинилась бы желанию мужа и рекомендации властей, но пока не могла покинуть город. Незадолго до этого ее здоровье резко ухудшилось, даже возникла опасность выкидыша.
– Вам нужно оставаться в постели до тех пор, пока я не приду снова, – ответил врач на вопрос, можно ли ей вставать. – И тогда, если все будет хорошо, позволю вам встать, но только при условии, что вы будете несколько раз в день подолгу отдыхать, лежа с поднятыми ногами. Так должно продолжаться до тех пор, пока я не буду абсолютно уверен: вы сможете выносить ребенка. По-моему, вам следовало оставить работу в госпитале раньше, но теперь ничего не поделаешь. Тем не менее, необходимо сделать все, что в наших силах, чтобы роды прошли благополучно.
В письме к Марко Жюльетт постаралась успокоить мужа по поводу бомбардировок, сообщив, что те бывают весьма редко. Итальянские военно-воздушные силы действуют успешно и в своей эффективности не уступают противовоздушной артиллерии. Кроме того, в Венеции был авиатор-ас, которым гордился весь город. В конце письма Жюльетт все-таки пообещала уехать из Венеции сразу же после рождения ребенка. В ответном письме Марко не оспаривал ни ее решения, ни рекомендаций врача, но во всем тоне чувствовалось страстное желание, чтобы на этот раз родился мальчик – его родной сын.
Приятной стороной беременности была возможность проводить больше времени с Мишелем и Сильваной, другие дела теперь значительно меньше отвлекали от семьи. Они с Марко всегда пытались привить детям любовь и интерес к книгам. Теперь Жюльетт получила возможность обучать Мишеля чтению и счету. До этого подобные уроки были крайне редки. Сильвана научилась узнавать все буквы алфавита и составлять свое имя, имена других членов семьи и слово «папа».
С каждым месяцем обстановка накалялась, в войну вступили Соединенные Штаты. С августа по сентябрь в Венеции царило страшное напряжение: шли ожесточенные бои на линии обороны у Сан Габриэля. Когда в конце концов австрийцам все-таки пришлось отступить, в городе началось всеобщее ликование – в очередной раз он был спасен от вторжения неприятеля.
Иногда Жюльетт казалось: даже без непосредственного упоминания о Николае, все газеты были полны ассоциаций с ним и судьбой России. Она с сочувствием прочла сообщение, что императорская семья из соображений личной безопасности отправлена в Сибирь. Среди союзников возникло опасение по поводу того, что Россия может выйти из войны для решения внутренних проблем. В особенности, после сокрушительного поражения, которое русские войска потерпели при Риве. Его причину европейская пресса усматривала в общем недовольстве, царившем в армии, и дезертирстве, достигшем невероятных масштабов.
Был конец октября. Утром Жюльетт неуклюже поднялась с кровати, умылась и оделась. Затем остановилась на мгновение и прислушалась. Откуда-то издалека доносился зловещий звук. Подойдя к окну, она распахнула ставни. Это была артиллерийская канонада.
И раньше, когда ветер дул с севера, доносился едва различимый грохот орудий, подобный ударам далекого грома, но сегодня звук канонады был значительно громче. Война приближалась к Венеции. Жюльетт вошла к детям. Те спокойно спали. Катарина еще не пришла, чтобы разбудить их. Закончив одеваться, Жюльетт спустилась вниз и обнаружила, что Лена и Катарина только что вошли в дом. Катарина поспешно поздоровалась с хозяйкой и бросилась вверх по лестнице в детскую, стыдясь за опоздание.
Жюльетт остановилась у подножия лестницы, испуганная встревоженным выражением лица Лены.
– Что происходит?
– Никто ничего толком не знает, но ходят слухи, что под Капоретто развернулось грандиозное сражение.
– Там Марко! – лицо Жюльетт стало пепельного цвета. – Его перевели туда совсем недавно.
Подойдя к хозяйке, Лена сочувственно запричитала.
– Синьора, присядьте. Я сейчас сделаю кофе. Все будет хорошо, я уверена. Попробуйте немного поесть. Вам не следует забывать о благополучии и здоровье ребенка.
Позже Лена сходила на площадь Святого Марка узнать, не было ли каких-нибудь сообщений. Разговоры о большой битве у Капоретто подтвердились. Все жители города понимали: от исхода битвы зависит многое, если победу одержат австрийцы, им будет открыт прямой путь в Венецию.
– Нужно упаковать самое необходимое и быть готовыми к срочной эвакуации, – сразу же сказала Жюльетт, решив во что бы то ни стало выполнить обещание Марко: уехать с детьми в Тоскану, как только в Венеции станет очень опасно. Конечно, она не испытывала никакого желания отправляться в путь на последних днях беременности, хотя состояние, по заключению доктора, сейчас было вполне удовлетворительным. Однако Жюльетт все просчитала еще раз – у нее был достаточный запас времени, чтобы добраться до виллы до наступления родов.
– Я упакую ваши вещи, синьора, – предложила Лена. – А Катарина – детские.
– Я помогу. Скоро мы наверняка узнаем, на чьей стороне перевес в сражении.
Весь день была слышна артиллерийская стрельба. Из головы Жюльетт не выходил образ Марко. В полдень она вместе с детьми отправилась навестить Генриетту.
– Вы пришли узнать, не сбежали ли мы? – пошутила та. Она налила себе и Жюльетт кофе, а детям дала по яблоку.
– Нет, я понимаю, что это не произойдет ни при каких обстоятельствах. Наоборот, решила сказать тебе, что завтра со всем выводком отправлюсь в Тоскану.
– Ну что ж, очень разумно. Если случится худшее, Венеция не сдастся врагу так просто. И в этом случае здесь будет опасно жить и тебе, и детям.
– Хочу оставить тебе ключ от нашего дома. Если Марко появится, он не сможет попасть в дом, у него ведь нет ключа.
Генриетта кивнула, заверив, что все будет в порядке.
– С радостью сохраню ключ до вашего возвращения. Наш дом – это, без сомнения, первое место, куда придет Марко, чтобы справиться о вас.
Они без лишних слов понимали, что его приезд может состояться только в случае отступления при Капоретто.
Вечером Лена вновь пошла узнать последние новости, затем поспешила домой, чтобы поскорее рассказать хозяйке.
– Всем иностранцам, находящимся в городе, предложено немедленно покинуть его. Только британский консул отказался оставить свой пост!
– Дон Мариано, несомненно, последует его примеру, – прокомментировала новость Жюльетт, подумав, что и Генриетта никогда не покинет своего возлюбленного.
– Для иностранцев снаряжается специальный поезд, им разрешено взять с собой только ручную кладь. Вы ведь француженка, синьора, имеете полное право на место в этом поезде. Я помогу вам приготовиться к отъезду.
Жюльетт не поднялась из кресла, отрицательно покачав головой.
– Это невозможно. Я стала итальянкой, выйдя замуж за итальянца. У меня даже нет французского паспорта. Как уже решено, мы уедем в Тоскану завтра утром с первым же поездом. Ты ведь знаешь, я не прерывала переписки с управляющим и его женой. Они готовы принять нас в любое время.
– Завтра будут сотни желающих покинуть город, тех, кто не успеет сделать это сегодня. Я сбегаю на вокзал и попробую купить билеты. Если возникнут трудности, попытаюсь переговорить с начальником, он мой старый знакомый.
Жюльетт достала кошелек и дала Лене деньги.
– Здесь достаточно, чтобы заплатить за проезд. А по пути на вокзал зайди, пожалуйста, к синьоре Оттони и узнай, не пожелает ли она присоединиться к нам. Вдова также была замужем за итальянцем, поэтому ей не дадут билет на поезд для иностранцев.
– Да-да. Обязательно сделаю. Синьора, могу я попросить вас об одолжении? А что, если с нами поедет Арианна? Она моя племянница, и я была ей как мать с тех пор, как она лишилась родителей.
Жюльетт вынула еще немного денег из кошелька.
– Конечно. Мне следовало бы самой подумать об этом. Катарина может сходить к ней на квартиру и узнать, как она на это смотрит.
– Но я не уверена, что она согласится ехать с нами. Умберто сейчас дома. Его корабль на ремонте, и, возможно, Арианна захочет остаться с ним до его оправления на корабль.
Ночь опустилась на город, когда Лена и Катарина вышли из дома. На узких дорожках вдоль каналов они были особенно осторожны, опасаясь на кого-нибудь наткнуться в темноте. А чтобы этого не случилось, выкрикивали ставший в последнее время таким редким, а когда-то столь знакомый возглас гондольеров: «Scia ohe!» Это стало традицией с первых дней введения обязательного затемнения, когда люди, сталкиваясь в темноте, падали в каналы. Обычным ответом был: «Premich!»
Вскоре они расстались, Катарина направилась в дом Арианны, а Лена зашла к синьоре Оттони. Та выразила благодарность за приглашение, но отказалась ехать, сказав, что остается с госпиталем. У вокзала Лена заметила вооруженную охрану, которая никого не пускала внутрь.
– Вокзал закрыт на ночь, – сказал часовой, когда она попросила пропустить ее к начальнику. – Уходите, синьора. Сейчас как раз разгружают поезд с ранеными. Все очень заняты.
– Я нахожусь здесь именно по этой причине, – бойко соврала Лена, решив во что бы то ни стало прорваться к начальнику станции. – Он послал за мной. Я медицинская сестра.
Это выглядело вполне убедительно. Лена, невысокая, приземистая, крепкая женщина в аккуратной одежде и приличной шляпке. Стража впустила ее, и она поспешила на платформу, где застыла при виде ужасающего зрелища. В тусклом свете фонарей Лена разглядела большое количество носилок, которые выносили из поезда к ждущим неподалеку баржам «Скорой помощи» и «вапоретто». Они перевозили раненых к ближайшей к госпиталю наземной станции. Слышались душераздирающие стоны, некоторые мужчины плакали, и плач их звучал трагически. Часть раненых беспрерывно кашляли, казалось, выплевывая куски легких. Монахини сновали между носилок подобно призракам. На носилках лежали не только солдаты, но и добровольцы из гражданского населения. В этой мрачной толпе находился и начальник вокзала. Раненые прибыли прямо с поля боя, и все были в грязи и крови. Некоторых поддерживали под руки монахини. Раненые были босы, потому что давно потеряли обувь. У многих были забинтованы глаза и даже полностью вся голова.
Лена беспомощно уселась на скамью. Что она могла сделать среди этого безумного хаоса? Кроме того, она боялась помешать. То, что она увидела, рассказало о битве при Капоретто значительно больше, чем любое сообщение. В обычной ситуации вначале раненые поступали в полевые госпитали, но на этот раз страшный вал пострадавших уже затопил все прифронтовые госпитали. Сама Венеция превращалась в полевой госпиталь.
Когда, наконец, перенесли последнего раненого, Лена увидела, что ее старый друг направляется в кабинет. Она вскочила со скамьи и бросилась за ним.
Тот опустился в кресло за столом, положив голову на руки. Услышав, как хлопнула дверь, повернул к посетительнице предельно изнуренное лицо.
– Несчастные ребята, – произнесла Лена дрожащим голосом. – Этот чудовищный кашель!
Он покачал головой при мысли о неописуемой трагедии.
– Ты не догадалась о причине? При Капоретто противник использовал отравляющий газ – иприт.
Лена прижала пальцы к дрожащим губам и опустилась на ближайший стул, на несколько мгновений лишившись дара речи.
– Я не должна допустить, чтобы об этом узнала синьора Романелли. Ее муж участвует в этом сражении.
– Она родила?
– Еще нет. Вот почему мне необходимо как можно скорее вывести ее на виллу неподалеку от Лукки. Там безопасно.
– О, не проси меня о предварительных билетах! – воскликнул он с досадой. – Кто первый приходит к поезду, тот первым и получает билет. Массы людей атакуют меня целыми днями, здесь и дома, все хотят воспользоваться каким-то преимуществом.
Лена подвинула стул ближе и положила руки на стол жестом, не терпящим никаких возражений.
– Роберто, мы старые друзья. Наши покойные матери, да будет им земля пухом, были подругами. Мы вместе играли еще в детстве. А разве я не крестная мать твоей дочери? И ты собираешься отказать мне?
Начальник вокзала взглянул на нее с отчаянием.
– Я не могу сделать невозможное. Когда от нашей станции отъезжал поезд для иностранцев, он был последним составом, по поводу которого я еще мог дать какие-то гарантии. В первую очередь пропускаются санитарные поезда, и, судя по всему, их ожидается большое количество, – он бросил взгляд на настенные часы. – Сейчас прибудет еще один.
Что касается других поездов в ближайшее время, здесь я бессилен что-либо обещать.
– Но ты должен что-нибудь придумать, – настаивала Лена.
Он вздохнул.
– Судя по расписанию, поезд который тебя устроит, отходит завтра вечером в восемь, но многое будет зависеть от вашей удачливости.
– Мне нужны шесть билетов до Лукки, – немедленно потребовала Лена. – Если возникнут задержки, они все равно будут действительны, – взглядом победительницы она наблюдала, как начальник открывает ящик стола, извлекает набор бланков для специальных билетов и заполняет их.
– Пересадка во Флоренции, – добавил он механически, протягивая билеты. Заметив, что Лена открывает кошелек и достает деньги, махнул рукой. – Я не могу гарантировать, что вы доберетесь до места назначения, поэтому оплатите по окончании войны.
– Спасибо, Роберто.
Когда Лена вернулась в дом Романелли, Катарина уже была там. Как и ожидалось, Арианна не хотела покидать Венецию до отплытия корабля мужа. Лена отправила к Арианне Катарину с билетом, чтобы та могла уехать из города, когда пожелает.
Следующий день прошел в хлопотах по сбору вещей. После первого налета на Венецию Жюльетт спрятала наиболее ценный фарфор. Теперь она начала с этой же целью упаковывать серебро. Катарина включила в работу и детей, которые собирали мелкие предметы из столовых приборов. Еду и платье сложили в корзины, дом приобрел вид прибранного и брошенного хозяевами особняка. Откуда-то издалека непрерывно доносились звуки артиллерийской канонады. В полдень появились австрийские аэропланы, но тут же в воздух поднялись три итальянских и в ходе короткого боя уничтожили их под восхищенные возгласы наблюдателей.
После полудня Лена вновь посетила Роберто, чтобы удостовериться – поезд действительно отходит в восемь. Начальник вокзала подтвердил, что состав, вероятно, уйдет по расписанию. Несмотря на преимущество, предоставляемое санитарным поездам, вывозу из Венеции гражданских лиц в возможно более короткий срок также уделялось значительное внимание.
– Неужели последние новости настолько плохи? – со страхом спросила Лена.
Он кивнул, буквально выскочив из кабинета при звуках приближающего санитарного состава. С тяжелым сердцем Лена вернулась домой и увидела Фортуни и Генриетту. Они пришли попрощаться.
Генриетта обняла подругу и с чувством произнесла:
– Нам будет тебя не хватать!
– Мы рассчитываем скоро вернуться, – голос Жюльетт срывался от волнения.
Фортуни поцеловал ее в обе щеки.
– Мне ничего не остается, как только еще раз выразить эту надежду. Но, прошу вас, будьте осторожны, берегите себя!
Больше никто не приходил. Большинство подруг Жюльетт уже покинули город. Наконец наступил вечер, и маленькая группа путешественников покинула дом. Жюльетт печально закрыла за собой дверь.
Стоя у причала в ожидании «вапоретто», который должен был отвезти их на вокзал, Жюльетт внезапно подумала о Николае. Где он сейчас? Не среди ли таких же беженцев и эмигрантов, как они? У большевиков, кажется, появился влиятельный лидер, Ленин. Венецианская газета выходила теперь только на двойном листе, и новости с фронтов оттесняли сообщения из-за рубежа, умещающиеся теперь в крошечные абзацы. О ситуации в России Жюльетт прочла утром. Но тут заговорила Лена и прервала ее мысли.
– Ну вот и «вапоретто», синьора. Вы уверены, что эти вещи не слишком тяжелы для вас?
– Вовсе нет, достаточно легкие, – Жюльетт с готовностью подняла узел. Пароход остановился, и Жюльетт провела детей на борт, затем помогла Лене, которая несла остальные вещи, включая еду. И вдруг неожиданная мысль буквально пронзила ее мозг. Мысль, скорее всего вызванная воспоминанием о Николае. Она забыла упаковать дельфийское платье! Жюльетт сделала решительный шаг назад.
– Скорее, синьора, – крикнула Лена. В ее голосе послышалась тревога.
Жюльетт продолжала отступать.
– Я кое-что забыла. Поезжайте! До поезда много времени. Я вас догоню на вокзале!
Она резко повернулась на каблуках и поспешила домой. Из предосторожности она еще раньше все билеты, кроме своего, отдала Лене на случай, если ее состояние не позволит идти так быстро, как необходимо, или на платформе из-за множества пассажиров они потеряют друг друга. Но почему она раньше не подумала о платье? Наверное, потому, что всю ручную кладь собирала Лена, а сама заботилась только о том, что понадобится новорожденному.
Но это платье нельзя оставлять! Если австрийцы начнут усиленно бомбардировать Венецию, дом может быть разрушен. А если они оккупируют город, начнутся грабежи пустующих особняков. Ни на мгновение не останавливаясь, Жюльетт шла по длинному переулку вдоль Палаццо Орфей, осталось только пересечь площадь. Но каким невероятно огромным расстоянием ей вдруг показался этот короткий путь!
Задыхаясь, она подошла к своему дому и открыла дверь. Электричество было отключено. Чтобы снова включить его, нужно пройти в противоположную часть дома к кухне. Жюльетт предпочла воспользоваться спичками и свечами, остававшимися в передней. При дрожащем свете свечи она стала подниматься по лестнице. На полпути Жюльетт остановилась, чтобы немного передохнуть и отдышаться. В доме царила необычайная тишина, не слышалось даже обычных ночных звуков – поскрипывания мебели и деревянных ступенек лестницы. И все же тишина особняка была полна воспоминаний, почти слышимых, дом не походил на опустевшие здания, из которых все вынесено и владельцы уехали навсегда. Жюльетт казалось, что она слышит шаги Мишеля, крик новорожденной Сильваны, беседу старых друзей, собравшихся за обеденным столом, звон бокалов с вином, гулкий смех Марко и тот звук, который раздался, когда он в гневе ударил ее, и который, как тогда казалось, вечно будет преследовать ее. Кажется, присутствовал даже Николай, образ, неотрывно следующий за ней в течение долгих месяцев после того, как она видела его в последний раз, заставляя долго лежать без сна рядом со спокойно спящим мужем.
Немного отдышавшись, Жюльетт продолжила путь по лестнице. В спальне она взобралась на табуретку и вытащила коробку с платьем из дальнего угла верхней полки шкафа. Сойдя с табуретки, Жюльетт с радостью ощутила прикосновение нежного шелка. Решив не брать коробку, сунула платье в корзину, забросила коробку обратно на полку и закрыла дверцу шкафа.
Жюльетт уже дошла до верхней ступеньки лестницы, когда острая боль кинжалом вдруг пронзила все тело с такой силой, что она едва не упала. Свеча выпала из рук, она успела схватиться за перила и прижаться к ним. Ударившись о стену, свеча погасла. Жюльетт оказалась в полной темноте. Слышался звук катящейся по лестнице корзины.
Постепенно боль прошла, но как только она попыталась сдвинуться с места, новый приступ парализовал ее. Жюльетт понимала, что нужно как-то добраться до телефона внизу, в передней. Начался мучительный спуск по лестнице. Обеими руками она ухватилась за перила, боясь оступиться и упасть, и осторожно ощупывала ногой каждую новую ступеньку прежде, чем сделать шаг. Боль утихла, чтобы через мгновение вернуться с новой силой, крупные капли пота катились по лицу, сползали под одежду. Могло ли это случиться, если бы она не поспешила вернуться за дельфийским платьем? Жюльетт рассчитывала, что до родов осталось еще восемь-девять дней. Но Боже, когда-нибудь она достигнет прихожей? В непроглядной тьме порою казалось, что она спускается в бездонную пропасть.
Остановившись из-за очередного приступа боли, она подумала о детях, уже, наверное, прибывших на вокзал и возбужденных перспективой предстоящего путешествия. По крайней мере, они будут в полной безопасности, пока с ними Лена. Жюльетт была уверена: если она и не приедет на станцию, Лена и Катарина продолжат путь без нее и довезут детей до тосканской виллы. Конечно, Лена страшно рассердится и, без сомнения, решит, что возвращение домой было задумано ее хозяйкой заранее с тем, чтобы остаться одной в Венеции. Жюльетт прекрасно понимала – такой вывод будет выглядеть вполне естественно. В ее поведении было даже что-то театральное, когда, оставив семью и прижимая к себе вещи будущего новорожденного, она бросилась прочь от причала. Такое поведение будет истолковано как способ избежать неприятной сцены прощания с детьми, ведь те не захотели бы уезжать без матери. Лена придет к заключению: ее госпожа последует за ними, как только родится ребенок, и успокоит детей, когда у них пройдет первоначальное возбуждение от путешествия и они начнут спрашивать, где мама.
Но когда Жюльетт действительно сможет приехать, взяв с собой ребенка, который вот-вот родится? Позволят ли обстоятельства, военные действия, даже тогда, когда она достаточно окрепнет, чтобы отправиться в путь? Жюльетт была немного удивлена, что рассудок работает ясно, несмотря на страшную боль, разрывающую тело.
Ну, конечно, она сейчас где-то у самого конца лестницы. У акушерки, принимавшей последние роды, нет телефона, это слишком большая роскошь для большинства жителей Венеции, но достаточно позвонить Генриетте, и та все устроит. Фортуни сам сходит за акушеркой. Конечно, из-за нарастающего потока раненых невозможно найти врача, все заняты в госпиталях.
Рука Жюльетт коснулась резной стойки перил в конце лестницы. С облегчением она сделала шаг с последней ступеньки, но, вместо того чтобы коснуться мраморного пола, ее нога стала на что-то мягкое. В то же мгновение она поняла, это – упавшая корзина, но слишком уверенный шаг уже сделан. Корзина скользнула под ногой и увлекла за собой. Жюльетт вскрикнула и инстинктивно вытянула руки, пытаясь защитить живот при падении на мраморный пол. Упав на бок, почувствовала, как боль пронзила все тело. Сила удара была такова, что она откатилась к столику и ударилась о его ножки.
Несколько минут Жюльетт лежала совершенно беспомощная, слезы катились из-под закрытых век. Часы на стене начали мелодично отбивать восемь, другие часы в разных комнатах на разные голоса вторили им. Поезд отправляется. Ей представилась Лена, выглядывающая из окна вагона в надежде, что госпожа в последнюю минуту передумала и вернулась на вокзал.
Но нет, вернуться не было никакой возможности. Когда боль немного отпустила, Жюльетт приподнялась, прислонилась к столику. На нем стоял телефон, нужно было только дотянуться. Ухватившись одной рукой за край стола, другой нащупала аппарат. Жюльетт подтянула его к краю стола и сняла трубку. Телефон представлял собой элегантную модель с медным орнаментом и цельной трубкой. Жюльетт приложила ее к уху и стала ждать, когда телефонистка спросит, какой номер ей нужен. Но телефон молчал. Жюльетт переждала еще один приступ боли и несколько раз ударила по рычагу. Никто не ответил, в трубке царило молчание. Причина была слишком очевидна: при столь сложной и непредсказуемой ситуации на фронте все телефонные линии работали только на вызовы государственной важности.
Жюльетт снова опустилась на холодный пол и услышала свой собственный душераздирающий вопль, когда зияющая пропасть боли вновь захватила ее и увлекла в безграничную глубокую тьму, из которой уже легко перейти к полному забвению. Но каким-то чудом ей удалось вернуться к восприятию окружающего. Роды начались. Жюльетт знала, что ребенок погибнет, если она потеряет сознание. Это, вероятно, мальчик, ведь только мужчина способен повергнуть и тело, и душу женщины в такую агонию. Мысли перемешивались и путались, они накатывались волнами, словно повторяя ритм схваток и криков. Жюльетт не услышала звука открывающейся двери, в этот момент последним невероятным усилием тела младенец наконец был исторгнут в этот мир, и до нее донесся его вопль, полный страстного желания жить.
Только утром Лена подробно рассказала о случившемся с того момента, когда они расстались у причала. К этому времени Жюльетт уже несколько часов пролежала в постели. Ночью Фортуни сам отнес ее в спальню.
– Скажите мне сначала, есть ли какие-нибудь новости из Капоретто, – спросила Жюльетт, проснувшись и бросив тревожный взгляд в сторону колыбели с новорожденным сыном.
– Я ничего не слышала, – солгала Лена. Было не время повторять рассказ соседки, что итальянская армия наголову разбита под Капоретто и сейчас отступает. Тысячи солдат и офицеров взяты в плен.
– Я заметила, артиллерийская стрельба стала тише. Как ты думаешь, это не может означать, что австрийцы отступили?
– Будем надеяться, что так, – быстро проговорила Лена. – Скажите, синьора, а как вы собираетесь назвать сыночка?
– Муж уже выбрал имя. Он хочет назвать сына Риккардо в честь своего отца.
– Мне нравится. Хорошее, сильное имя.
– Мне тоже нравится. Ты знаешь, единственное, что я помню с прошлой ночи – что Арианна взяла на себя заботу о Мишеле и Сильване.
– Вы были в совершеннейшей панике, подумав, что я отправила детей с Катариной, – Лена забрала поднос с завтраком, вынесла из комнаты и поставила на столик в коридоре, без умолку болтая с госпожой. – Я бы никогда этого не допустила. Поезд был забит до отказа, многим пассажирам пришлось ехать стоя, но Роберто нашел места для нас. И как раз перед отправлением на платформе появилась Арианна, она искала нас, – Лена возвратилась к кровати и поправила одеяло. – Я все еще пыталась найти вас взглядом, и это помогло Арианне: мы заметили друг друга.
– А как же ее муж?
– Его вызвали на корабль раньше, чем он предполагал, и у нее осталось немного времени проводить мужа и успеть на поезд. Я поручила ей заботиться о детях, пока мы с вами не приедем. Я никогда бы не подумала, что все уже закончилось и ребенок родился, когда синьора Негрен открыла своим ключом дверь вашего дома.
– Но что заставило тебя вернуться?
– Внезапно я поняла, что случилось. Вы ничего не забыли! Это был только предлог, на самом деле вы почувствовали первые схватки и не осмелились продолжать путь. Естественно, я подумала, что вы пошли в Палаццо Орфей. Но когда прибежала туда, мадам Негрен стала беспокоиться за вас не меньше, чем я, – Лена была весьма довольна собственной, как ей казалось, проницательностью и способностью угадывать истинные причины поступка госпожи. Жюльетт предпочла оставить ее в неведении по поводу истинной причины своего возвращения.
– Я так обрадовалась, увидев, как вы обе склоняетесь надо мной в свете фонаря.
– О, никогда в жизни я не бегала так быстро! – Лена сделала выразительный жест, воздев руки. – Вновь включить электричество! Найти ножницы и шпагат! Я крикнула мадам Негрен, чтобы она нашла какую-нибудь пеленку завернуть младенца и вытащила из шкафа одеяло для вас. Она бегала почти так же быстро, как я. Как только вас было можно перенести, она сходила в Палаццо и привела дона Мариано. Они оба навестят вас немного позже.
Когда пришли Фортуни и Генриетта, Лена предупредила их еще внизу, что ничего не сказала хозяйке о сокрушительном поражении итальянской армии при Капоретто.
– Честно говоря, у меня просто не хватило духу. Может быть, лучше, если об этом скажете вы, мадам Негрен? Но пусть синьора узнает завтра. Она так изнурена родами.
– Да, вы правы, – согласилась Генриетта. – Единственное, что ей сейчас нужно – отдохнуть и хорошенько выспаться. Я зайду вечером, а завтра утром расскажу ей все новости.
Она стала подниматься по лестнице, за ней следовал Фортуни с бутылкой шампанского, которое принес с собой.
– Пожалуйста, принесите четыре бокала в комнату синьоры Романелли. Я хочу, чтобы вы вместе с нами подняли тост за новорожденного.
Когда Лена несла бокалы на подносе, она с восхищением думала, что даже приближение австрийцев и то, что артиллерия находится теперь всего на расстоянии каких-нибудь пятнадцати миль от города, не повлияло на безупречную внешность Фортуни, начиная от белого шелкового галстука и кончая кожаными туфлями. Он был таким же, как и вчера, когда его без предупреждения подняли с привычного кресла у камина и привели в дом Романелли. Лена нисколько не сомневалась, что он останется таким и в самые страшные минуты австрийской бомбардировки, которая была готова вот-вот начаться. Даже пыль, казалось, не осмеливалась садиться на шляпу с опущенными полями, столь же безупречную, как и он сам, которую он сбросил небрежным жестом, войдя в переднюю.
Несмотря на невероятную усталость, Жюльетт с радостью встретила гостей и поблагодарила за помощь ночью.
– Тебе следует благодарить Лену, – ответила Генриетта, присев на край кровати. – Если бы не она, мне даже страшно подумать, что могло случиться.
– Я навеки твоя должница, – Жюльетт с благодарной улыбкой взглянула на Лену, повергнутую похвалами в совершенное замешательство.
Фортуни предложил тосты за Риккардо, за Марко и за победу. Такая всепоглощающая сила была в его личности и совершенная убежденность в собственных словах, что даже Лена наполовину поверила в то, что ситуация должна измениться к лучшему.
