Текст книги "Сердце женщины"
Автор книги: Розалин Уэст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Слуги вытащили из комнаты чан с водой, а затем Шеймус, взяв открытый наручник, со вздохом проговорил:
– Простите, миледи. Это приказ капитана.
Ирландец казался искренне опечаленным, и Элиза без сопротивления подставила свое запястье. Шеймус закрепил наручник, и вскоре Элиза снова осталась одна.
Она слышала, как кто-то бренчал на пианино в одной из комнат внизу, а из гостиной доносились громкие голоса и смех. Через тонкие стены были слышны также другие звуки – они заставляли ее смущенно краснеть даже в одиночестве. До нее доносились стоны, скрип кровати и хриплые крики.
Элиза была почти уверена, что Жан Люк находился в одной из этих комнат и удовлетворял свою похоть с какой-нибудь женщиной.
Эта мысль больно ранила ее самолюбие. Элиза вспомнила нежные поцелуи и страстные объятия Люка, и ее вдруг охватило желание – ей захотелось снова оказаться в его объятиях.
Время шло, и Элиза все больше нервничала. Мысль о том, что Люк находится в объятиях другой женщины, казалась ей невыносимой. Более того, эта мысль заставляла ее страдать.
Глава 14
Люк сидел в шумной гостиной, пристально глядя на свой стакан. Он пытался не думать об Элизе, однако у него ничего не получалось – эта женщина сводила его с ума.
В отличие от своих матросов капитан Готье избегал проституток Этьена, предпочитая пить довольно приличное вино в одиночестве. Он устроился за столом у дальней стены, откуда мог видеть всю комнату, сам оставаясь в тени. Поначалу приветливый Этьен настойчиво пытался развеять его дурное настроение, но сейчас Люк остался в одиночестве и вынужден был терпеть угрюмые взгляды Шеймуса, сидевшего с девицей на коленях в противоположном конце гостиной.
Люк знал причину недовольства своего второго помощника. Она совпадала с причиной его собственных терзаний.
Элиза Монтгомери.
Она сидела на цепи… и, вероятно, проклинала всех его предков. Подобная мысль должна была бы позабавить его, но ему было не до веселья. Все, что касалось этой женщины, он воспринимал очень серьезно.
Ему ужасно не хотелось держать ее в наручниках, но он не мог рисковать, он даже себе самому не доверял – поэтому и не остался караулить ее. Он почему-то терял разум, когда она находилась рядом с ним, и ничего не мог поделать с собой. Казалось, что отдаление от нее поможет, однако ее образ неотступно преследовал его, тревожа и волнуя. Это было каким-то наваждением. Увы, Элиза Монтгомери нарушала все планы.
Жан Люк Готье был не из тех, кто сходит с однажды выбранного пути, однако Элиза заставила его блуждать кругами, она заронила сомнения в его душу, и он уже не был уверен в том, что имеет право потребовать то, что у него отняли. Но ведь она – всего лишь женщина, не хуже и не лучше любой из тех, что сидели в этой комнате. Если не считать, конечно, того, что выглядела она гораздо привлекательнее. Но если ему нужно только удовлетворить свою страсть, то почему бы не воспользоваться одной из женщин Этьена?
Однако они совершенно его не интересовали. Несколько проституток, отважившихся приблизиться к нему, не вызвали у него ничего, кроме раздражения, несмотря на их старания соблазнить его. Вопреки язвительным слухам Люк обладал здоровой жаждой удовольствий и когда-то соблазнил немало девушек – от служанок до аристократок. Однако после смерти близких в его жизни произошел крутой поворот. Теперь перед ним стояли новые цели, полностью завладевшие его воображением, и потому он игнорировал женское общество. Он поклялся во дворе своего дома, где по грязной земле растекались красные лужи крови, что непременно отомстит. И с того дня он заставлял себя не испытывать никаких милосердных чувств и ни перед кем не раскрывал душу.
Он стал Черной Душой, мрачным призраком, бороздящим моря. И все боялись его, потому что он казался таинственным и непредсказуемым. Им руководила не жадность, не личная преданность и не рабская покорность какому-либо хозяину. Его целей и замыслов никто не знал. Никто, кроме Шеймуса. Лишь пожилому ирландцу было известно, чем руководствовался Жан Люк. Жажда мести не давала ему покоя ни днем, ни ночью, и страшные воспоминания постоянно подхлестывали его…
Увы, предательство Монтгомери отдалило его от поставленной цели. Но мучения, которые он испытал в плену, только усилили его стремление добиться своего. А Элиза Монтгомери являлась ключом к решению поставленной задачи, и он отказывался верить, что полюбил ее.
Это был бы ужасный поворот после всего того, что ему пришлось пережить.
Но если она не затронула его душу, то почему же он тогда колеблется обменивать ее на деньги? Ведь он давно уже замыслил это и прилагал все силы к осуществлению своего плана…
Ему не хотелось расставаться с ней, и возникшее затруднение крайне раздражало его. Из всех женщин, за которыми он мог бы ухаживать и в дальнейшем рассчитывать на совместное будущее, она казалась самой нежелательной кандидатурой. Но он желал именно ее.
Люк осушил еще один стакан вина, но возникшее в животе тепло не шло ни в какое сравнение с тем огнем, который пылал в его сердце.
На стол со стуком опустился стакан – перед Люком уселся Шеймус. Помощник с упреком взглянул на капитана и проворчал:
– Ты выглядел таким несчастным, что я не мог оставить тебя одного. Тебя терзает чувство вины?
Люк закрыл глаза. Он не подозревал, что его чувства столь очевидны.
Шеймус грустно улыбнулся:
– О, об этом не беспокойся. Никто, кроме меня, не мог заметит того, что скрывается за твоим внешним спокойствием.
– Ну, если ты такой проницательный, тогда скажи, что мучит меня?
– Все грехи мира, – со вздохом ответил ирландец.
Люк внутренне ощетинился, хотя внешне не подал виду.
– Ты насмехаешься надо мной?
Шеймус рассмеялся.
– Нет, восхищаюсь тобой. Ты был бы никудышным мужчиной, если бы раскаяние не грызло тебя при мысли об обмене на деньги женщины, которая захватила твое воображение.
Люк не стал возражать и не проявил беспокойства – ведь Шеймус хорошо знал его и видел насквозь. Ирландец же между тем продолжал:
– Парень, ты не можешь одновременно любить женщину и использовать ее в качестве орудия мести.
Люк нахмурился и кивнул:
– Я знаю.
– Ты должен решить, что для тебя важнее – деньги Монтгомери или его дочь.
На словах все выглядело очень просто.
– Деньги мои, и я должен вернуть их. А женщину приходится держать на цепи, чтобы она не сбежала. У меня нет выбора, мой друг.
– Выбор всегда есть, Люк. Всегда. Ты должен жить… как все нормальные люди. Может быть, пришло время отказаться от мрачной клятвы и подумать о своем личном счастье?
Глаза Люка вспыхнули.
– Нет! Ни за что! Как я могу строить свое счастье с ней, если не обрел положения в обществе? Я не могу брать на себя обязательства, которые не в состоянии выполнить. Я не допущу, чтобы те, кого я…
– Любишь? – спросил Шеймус. Люк судорожно сглотнул и проговорил:
– Совершенно верно. Да, я не допущу, чтобы те, кого я люблю, страдали из-за моих пустых обещаний. Никогда. Я не хочу владеть тем, что не способен сохранить и защитить. У меня нет ничего, Шеймус. Ни власти, ни имущества. Сам я могу терпеть это, но я не имею права связывать другого человека со своей неопределенной судьбой. Это было бы слишком… жестоко. – Дрожь в голосе Люка выдавала его чувства.
– Люк, ты не можешь воскресить их. Не можешь изменить то, что случилось. Если бы существовала такая возможность, я пожертвовал бы всем ради этого. Ты ведь знаешь это, не так ли?
Люк опустил глаза и кивнул:
– Да, знаю.
Шеймус тяжко вздохнул и произнес:
– Так что же ты решил?
Люк пожал плечами и пробормотал:
– Разве счастье возможно для меня? Мне остается только вершить правосудие, и оно осуществится, когда Монтгомери будет вынужден вернуть то, что по праву принадлежит мне. – Люк стукнул кулаком по столу, расплескав вино из стаканов.
Допив остатки вина, он снова наполнил свой стакан. Положив руку на плечо друга, Шеймус проговорил:
– Подумай, Люк. Возможно, ты сможешь осуществить свою месть и оставить леди при себе. Может быть, найдешь удовлетворение, отобрав у этого негодяя нечто не менее ценное. Например, дочь вместо выкупа.
Люк пристально посмотрел на пожилого ирландца:
– Неужели ты считаешь, что обольщение… и даже обручение с дочерью Монтгомери будет приемлемой местью? Возможно, это глубоко уязвит его, – но равноценно ли это золоту?
Шеймус пожал плечами.
– И все же подумай, Люк.
«Что ж, весьма соблазнительный вариант, – сказал себе Люк. – Элиза будет принадлежать мне, а Монтгомери наверняка задохнется от злости, узнав об этом. Но удовлетворит ли меня такая месть?»
Однако дело было не только в Монтгомери. Главная проблема – сама Элиза.
Люк покачал головой и пробормотал:
– Она не согласится стать моей, а я не хочу держать женщину на цепи, чтобы она терпела мое присутствие.
– Тогда привяжи ее более крепкими узами. Но как?
Люк продолжал размышлять, неуверенно поднимаясь по лестнице – туда, где томилась его пленница.
В комнате было темно и тихо. Он вдруг подумал, что Элиза каким-то образом сбежала, и его охватила тревога. Затем Люк услышал сонное дыхание, и напряжение спало. Когда глаза привыкли к темноте, он различил Элизу, лежавшую у кровати под покрывалами. «Похоже, и я стал пленником… – промелькнуло у Люка. – Пленником ситуации».
Тяжело вздохнув, он разделся – как всегда, донага. Элиза видела его обнаженным и прежде, так что не стоило скромничать в такой душный вечер. К тому же она спала.
Опустив москитную сетку со всех сторон, Люк вытянулся на постели. Он закрыл глаза, однако образ Элизы не исчез. Ее зеленые глаза были полны слез, когда она склонилась над ним во время его болезни на корабле. А потом перед его мысленным взором возникали ее соблазнительные губы…
Застонав, Люк перевернулся на живот, но это нисколько не помогло, – напротив, желание с каждым мгновением усиливалось. Минуту спустя он снова перевернулся на спину и уставился в балдахин над его головой.
«Привяжи ее более крепкими узами».
Что это значит?
Люк досадовал на Шеймуса за то, что тот заставил его мучиться в догадках.
Ответ пришел неожиданно – словно порыв ветра, ворвавшийся в душную комнату.
Надо соблазнить ее.
Но способна ли Элиза полюбить его? Сможет ли он сделать ей предложение… и каков будет результат? Вероятно, она никогда не согласится выйти замуж за такого человека, как он. Не согласится, даже если полюбит его. И она ни за что не пойдет против воли отца – разве не так?
Люк мучительно вспоминал ее губы. А потом ему вдруг вспомнились слезы из-за того, что она лишилась девственности.
Да, Элиза никогда не примет его. Никогда. Так что нечего и мечтать об этом.
Она проснулась, услышав его шаги. Однако сделала вид, что по-прежнему спит, лишь скосила глаза в его сторону.
Он тяжко вздохнул и начал раздеваться. Затем улегся на кровать.
Элиза принюхалась, но не уловила запаха духов – от капитана пахло только вином, причем очень сильно. «Вероятно, он пьян», – подумала она.
Наконец послышалось тихое похрапывание, и Элиза чуть приподнялась – ей ужасно надоело лежать на дощатом полу. К тому же ей очень досаждали непрестанно жужжащие насекомые, то и дело впивавшиеся в ее руки и шею. А потом она вдруг уловила легкое шуршание – кто-то пробежал по полу.
Крысы! Наверное, их множество в этом заведении.
Элизу передернуло от отвращения. Она решительно поднялась на нога. Затем, стараясь не шуметь, осторожно скользнула под сетку и забралась на постель. Люк развалился посередине, но кровать, к счастью, была довольно широкая. Поскольку она все еще была прикована цепью к задней ножке, ей пришлось лечь головой в противоположном направлении.
Кровать скрипнула, и Элизе показалось, что храп Люка стал немного потише. Решив, что это ей только показалось, она закрыла глаза и вскоре уснула.
Что-то щекотало его ухо. Люк взмахнул рукой и поморщился. Затем чуть приподнялся и наткнулся на… пальцы, ноги…
Люк открыл глаза и обнаружил, что в комнате по-прежнему темно. Повернув голову, он различил розовую женскую ножку, лежавшую рядом с его лицом. От нее исходил восхитительный аромат сирени.
Этот запах мгновенно вернул его к грустным воспоминаниям об огромных букетах, расставленных в разных комнатах. Цветы были сорваны с кустов, окружавших их замок. Белоснежные, пурпурные и бледно-лиловые, они источали восхитительные ароматы…
Люк прижался щекой к изгибу изысканной ножки и вдохнул этот запах – нежный и восхитительный, как сама женщина.
Неужели Элиза?
Люк тотчас же протрезвел и снова приподнялся. Немного помедлив, провел ладонью по лежавшей рядом соблазнительной ножке.
Почему же она легла к нему? Неужели она его не отвергнет?
Казалось, само небо посылало ему этот чудесный дар.
Как мог он отказаться?
Люк почувствовал ее легкое движение, когда прижался губами к изящному изгибу ноги. Ее пальцы сладострастно выгнулись, поощряя его, – по крайней мере, он так воспринял это. Затем он начал целовать эти изящные пальчики. Внезапно по всей ноге пробежала дрожь – и Элиза проснулась.
Люк чуть не отстранился, а потом снова принялся целовать ее ножку. Вскоре он почувствовал, как участилось дыхание Элизы, однако она по-прежнему молчала. Люк медленно провел языком по ее лодыжке, и дыхание Элизы тут же стало еще более прерывистым. Он стал целовать ее колени, и тут же почувствовал, как дрожащие пальцы девушки коснулись его волос. Люк понял, что она не отвергнет его, и прошептал:
– Я не двинусь дальше, пока ты не скажешь «да» или «нет».
Из темноты донеслось:
– Да.
Глава 15
Она проснулась от восхитительного ощущения – кто-то целовал ее ногу; впрочем, Элиза почти сразу же поняла, что это поцелуи Люка. Причем поцелуи эти так возбуждали и доставляли такое удовольствие, что она и не думала протестовать.
Все это могло бы показаться приятным сном, однако она явственно ощущала горячее дыхание Люка и чувствовала, как его крепкие пальцы держат ее ногу. Элиза затрепетала от этих ласк, а потом вдруг ощутила страстное желание – она вся пылала.
Элиза протянула руку и погладила его по волосам. Она никогда ничего не хотела так сильно, как прикосновений этого мужчины. Везде. Все ее тело было охвачено сладкой истомой, и желание с каждым мгновением усиливалось.
– Скажи «да» или «нет», – послышался его шепот.
Она прекрасно поняла, о чем он спрашивал, и почти тотчас же услышала свой собственный голос:
– Да.
Элиза все еще была прикована к ножке кровати и поэтому полагала, что вот-вот Люк освободит ее – чтобы они могли лечь рядом, лицом к лицу.
Однако она ошиблась.
Люк передвинулся ниже и принялся целовать ее бедра. Потом он задрал ее полупрозрачное одеяние, и Элиза затаила дыхание, когда он прижался губами к курчавым волосикам вокруг ее лона.
Но ее замешательство длилось недолго, поскольку Люк почти сразу отстранился. Он лег на спину и, обхватив, бедра Элизы, приподнял ее, так что ее колени оказались у его плеч. Затем он раздвинул ее ноги еще шире, и Элиза невольно вздрогнула, когда пальцы Люка прикоснулись к ее женскому естеству. В следующее мгновение его губы прижались к ее лону, и Элиза громко вскрикнула – наслаждение было столь острым, что, казалось, она вот-вот задохнется. Все ее тело пылало огнем, она боялась, что не выдержит этой сладостной пытки.
Господи, что он делал с ней?
Может быть, он таким образом решил осуществить свою странную месть?
Но тут Люк, наконец, отстранился и осторожно уложил ее на спину. Она вытянулась на постели и, тихонько вздохнув, закрыла глаза.
Он принялся целовать ее груди, и Элиза вновь ощутила, как по телу ее прокатилась горячая волна. Люк же уткнулся лицом в ложбинку меж ее грудей и, лаская их своим теплым дыханием, снова прошептал:
– Да или нет?
Элиза судорожно сглотнула и выдохнула:
– Да…
Она тихонько застонала, когда Люк стал осторожно покусывать ее соски. Потом он на мгновение приподнялся, а затем прильнул губами к ее губам, и поцелуй его был необыкновенно сладостным.
Элиза протянула руки – ей хотелось обнять Люка, но оковы мешали ей.
Тут Люк снова отстранился и снял кожаный ремешок со своей шеи. Вытащив ключ, он открыл наручник, и Элиза тотчас же обвила руками его шею и крепко прижала к себе.
Когда их губы вновь слились в поцелуе, Люк чуть приподнялся, а Элиза в предвкушении блаженства развела в сторону ноги. Но Люк вдруг прервал поцелуй и опять спросил:
– Да или нет?
Охваченная желанием, она сразу же хотела ответить, хотела сказать «да», но Люк молча прижал палец к ее губам, и Элиза поняла: он требовал, чтобы она как следует подумала, прежде чем ответить.
В темноте глаза Люка блестели, как кусочки оникса, большие и черные. В них отражалось страстное желание… и еще что-то. Скорее всего, это был страх. Опасался ли он ее согласия или отказа? Она не знала этого, но видела страх в его глазах; было очевидно, что он напряженно ожидал ее ответа. И вероятно, он заставил ее задуматься, чтобы она, если пожелает, могла отказаться. Губы Элизы шевельнулись, и Люк затаил дыхание.
– Да, – сказала она. – Да, Люк, я хочу этого.
Шумно выдохнув, он впился поцелуем в ее губы, и она с готовностью ответила на его поцелуй. Когда же Элиза провела кончиками пальцев по плечам Люка, из горла его вырвался стон. Он приподнялся на локтях и заглянул ей в глаза. Элиза поняла, что за этим последует, и напряглась в ожидании боли. Но Люк, как оказалось, догадался о ее опасениях…
– O, дорогая, не бойся. – Он снова поцеловал ее и добавил: – Не бойся, я не причиню тебе боли.
И Элиза доверилась ему. Чуть приподнявшись, она поцеловала его в ответ, и Люк, застонав, пробормотал что-то невнятное. В следующее мгновение он осторожно вошел в нее, и она совсем не почувствовала боли.
– Дорогая, хочешь, я буду говорить тебе что-нибудь? – прошептал он, медленно вращая бедрами.
Она обвила руками его шею и ответила:
– Нет-нет, мне не нужны слова.
Люк погрузился в нее еще глубже, и из ее уст вырвалось его имя, вырвалось как мольба.
– По-твоему, я все еще негодяй? Ответь, дорогая…
– Да, возможно, – простонала Элиза. – Негодяй, если таким образом ты осуществляешь свою месть. Но все равно делай это…
Поцеловав ее, он прошептал:
– Ни одна месть не может быть такой сладостной.
Казалось, все годы воздержания он ждал этого момента, ждал эту женщину, чтобы, наконец, освободиться от напряжения. Минуту спустя его тело выгнулось дугой, глаза закрылись и все мышцы напряглись. Затем он несколько раз содрогнулся и расслабился, уткнувшись лицом в шею Элизы.
А она обнимала Люка за шею и поглаживала его по волосам. Когда же он, отдышавшись, принялся покрывать поцелуями ее лицо и шею, Элиза наконец-то осознала, что между ними произошло.
Она добровольно отдалась мужчине, похитившему ее. Причем получала удовольствие от того, что он делал с ней. Она – незамужняя женщина, а он – мужчина, державший ее на цепи.
Какое безумие овладело ими обоими? И кем она стала теперь?
Она стала любовницей пирата.
И сказала ему, что хочет этого. Да, она желала его неистово и страстно… и ни о чем не жалела.
И все же Элиза не могла не думать о возможных последствиях. Упершись руками в плечи Люка, она пробормотала:
– Ты очень тяжелый.
Люк тут же скатился с нее, после чего повернулся к ней спиной и погрузился в дремоту. Но когда она начала подниматься, он проснулся и с улыбкой повернулся к ней. Элиза склонилась над ним и погладила его по волосам. Затем поцеловала в плечо.
– Люк, ты что-то хотел сказать?
– Будь моей, – тихо прошептал он и опять отвернулся.
Передумав вставать, Элиза снова улеглась рядом с Люком. Какие приятные слова он ей сказал. Но ведь эти слова были сказаны женщине, выдававшей себя за Филомену Монтгомери.
А она вовсе не Филомена. Она Элиза Парриш, когда-то порядочная девушка, а теперь – подневольная служанка, цена которой определена документами договора. Когда Люк узнает об этом, он возненавидит ее за обман, возненавидит за то, что она соблазнила его и лишила выкупа, на который он так рассчитывал. Ведь за нее он ничего не получит.
И она лишь усугубляет тяжесть своего положения, продлевая обман.
Но она полюбила его. Полюбила с того момента, когда он полез по обледеневшим канатам спасать мальчика. Зная, кем является Люк, она, тем не менее, восхищалась его храбростью и не воспротивилась его ласкам. И в результате оказалась в ужасной западне – хуже не придумаешь.
Правда, сейчас на ней нет наручников, поскольку Люк забыл их надеть.
Дождавшись, когда Люк уснет, Элиза осторожно соскользнула с кровати и подобрала с пола свое полупрозрачное одеяние. То, что она задумала, было, бесспорно, опасным делом, но еще большая опасность – оставаться здесь, в постели, рядом с мужчиной, которому она отдалась, хотя он не являлся ее мужем. Уж лучше исчезнуть в роли Филомены, иначе он, в конце концов, разоблачит ее.
Смахнув со щек слезы, она нагнулась, чтобы поднять рубашку Люка. Надев ее на всякий случай, Элиза тихо вышла из комнаты и направилась к лестнице.
Когда дверь за ней закрылась, Люк со вздохом перевернулся на спину и уставился в балдахин над головой.
«Привяжи ее более крепкими узами».
Он снова вздохнул. Что ему известно о женском сердце? Он понятия не имел, как завоевать его, тем более – как удержать женщину. Он предоставил Элизе свободу выбора: его любовь или побег. Он не хотел этого делать, но ему необходимо было знать, что она предпочтет. Он надеялся… был почти уверен… Почти.
И вот она дала свой ответ.
Какой же он болван!
Элиза начала осторожно спускаться по лестнице. Она старалась избавиться от мыслей о прошлом и думать только о том, что ждало ее впереди. Надо было каким-то образом вернуться в Сейлем. Возможно, ей удалось бы тайком пробраться на борт одного из кораблей, стоявших на пристанях Нового Орлеана. Но для этого следовало выбраться на волю…
Спустившись с лестницы, Элиза услышала негромкое покашливание и вздрогнула от неожиданности. В следующее мгновение из безлюдной в это время гостиной вышел Реми Левретт.
Элиза прижала руку к груди и попыталась улыбнуться:
– Ох, Реми, ты ужасно напугал меня. Он грустно улыбнулся:
– Прошу прощения, миледи. Капитан просил меня понаблюдать… за тем, что здесь происходит. И я должен немедленно вернуть вас наверх.
Элиза сразу все поняла. Вот почему Люк ни о чем не беспокоился. Вот почему позволил ей выбраться из комнаты. Ни о каком доверии не было и речи. Он заранее выставил охрану, чтобы предотвратить ее побег. И теперь она должна была отправиться наверх и, униженная, предстать перед ним. Как оскорбительно…
Нет, она не сможет такое вынести.
Элиза в отчаянии схватила мальчика за локоть:
– Реми, пожалуйста, позволь мне уйти. Я не заслужила такого обращения. Я не отвечаю за отца и за те преступления, которые он, возможно, совершил. Реми, пожалуйста…
Юнга попытался высвободиться.
– Это зависит не от меня, миледи. Капитан приказал… Элиза всхлипнула и проговорила:
– Реми, пожалуйста, отпусти меня. Ты говорил, что я могу обратиться к тебе, если возникнет какая-нибудь настоятельная потребность. Сейчас мне необходимо уйти отсюда. Твой капитан нечестно воспользовался своим преимуществом, когда я была прикована наручниками к его кровати. – На лице мальчика отразилось замешательство, а Элиза продолжала: – Да-да, Реми, он насильно овладел мною, хотя обещал не трогать меня. Ты ведь не хочешь, чтобы все это было и на твоей совести. Не заставляй меня возвращаться к нему.
Реми был явно потрясен, но, прежде чем Элиза успела воспользоваться этим, с верхней площадки лестницы донеслись аплодисменты. Элиза подняла голову и увидела Люка, на котором были только штаны.
– Браво, мадемуазель. Превосходное исполнение. Сколько слез и обвинений в мой адрес.
У Элизы подогнулись колени и закружилась голова. Лишь благодаря поддержке Реми она не опустилась на пол.
– Возвращайтесь наверх, мадемуазель Монтгомери, – нахмурился Люк, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. – На сегодня достаточно подвергать испытанию преданность несчастного Реми. Если бы вы продолжили свою печальную историю, у меня возникло бы желание перерезать себе глотку, чтобы помочь вам бежать от такого монстра, как я. – Он поманил ее согнутыми пальцами. – Идемте. Слишком поздно, и пора заканчивать эти игры, мадемуазель.
На мгновение у нее возникло отчаянное желание броситься к выходу, однако она поняла, что ей не удастся убежать, и смирилась.
Элиза медленно поднималась по лестнице, стараясь сохранять достоинство, насколько это было возможно. Она прошла мимо капитана, и он даже не сделал попытки прикоснуться к ней. С гордо поднятой головой Элиза вернулась в комнату, ставшую ее тюрьмой. Люк вошел следом за ней и с усмешкой проговорил:
– Великолепное представление вы устроили, мадемуазель. И как далеко вы собирались уйти? Неужели вы думаете, что избежали бы нападения? Поверьте, кто-нибудь непременно захотел бы… попользоваться вами.
Элиза гордо молчала. Она полагала, что нет ничего постыдного в ее попытке сбежать от похитителя. Но ведь Люк не только похититель… Он стал ее любовником. Может быть, она причинила ему боль? Может, он в ярости?
Люк медленно прошелся по комнате. Элиза внимательно наблюдала за ним, но было трудно понять, что у него на уме, – лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым.
– Не притворяйтесь, что вы удивлены, – сказала она, стараясь скрыть свой страх.
– А я вовсе не удивлен.
Снова наступила напряженная тишина. В конце концов, молчание стало невыносимым, и она с вызовом в голосе проговорила:
– Тогда почему же вы воспринимаете мой поступок как оскорбление? Это ведь коммерция, капитан. И вас интересуют только деньги, не так ли? – Она почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы. – Будьте вы прокляты, бессердечный истукан!..
– Я? Бессердечный? А как понимать тогда то маленькое представление, которое вы устроили внизу? Признаюсь, я в восторге от ваших способностей. Но Реми… Он же невинная душа. Он еще не знаком с такими созданиями, как вы. Существует ли ложь, до которой вы не могли бы опуститься? Как вы все извратили, сказав мальчику, будто бы я совершил насилие над вами. Это такая низость, что недостойна даже презрения.
Элиза покраснела от стыда и протянула руку, чтобы Люк надел на нее наручник. Но капитан вдруг крепко сжал ее запястье и сквозь зубы проговорил:
– Ведь я могу причинить тебе боль. Ты этого хочешь?
Элиза в страхе прошептала:
– Не бейте меня…..
Лицо Люка вдруг исказилось – словно от боли. Он показал Элизе свою левую руку и проговорил:
– Вот, видите? Если вы хотите что-то сломать, то у меня осталось еще пять целых пальцев. Однако у меня только одно сердце, и оно, мадемуазель, не в вашей власти.
– Тогда отпусти меня, Люк. Пожалуйста…
– Не могу.
Он рывком привлек ее к своей груди, так что у нее перехватило дыхание. В следующее мгновение его губы прижались к ее губам. Он целовал ее долго и страстно, и Элиза вновь почувствовала, что ее неудержимо влечет к этому мужчине. Руки ее потянулись к ремню на штанах Люка, а он принялся стаскивать с нее рубашку и полупрозрачный халат.
Затем он подхватил Элизу на руки и, снова впившись поцелуем в ее губы, отнес на кровать, под москитную сетку. Она с восторгом приняла его. В эти мгновения ей казалось, что она не смогла бы без него прожить ни минуты.
Потом Элиза уснула в объятиях Люка. А он осторожно поглаживал ее по волосам и смотрел в балдахин у них над головой.
